В России хотя бы разгул постмодернизма и всякой, как Гольдштейн выразился, шизоидной развлекухи с приколом. Все-таки пытаются как-то освоить творчески свой пиздец. 19.11. Бессонница не унимается. Который месяц. Просыпаюсь среди ночи и... не сплю уже до первых петухов. Перевозбужден. На работе срываюсь. Конфликты. Сегодня суббота. Солнышко. Открыл глаза. Нервный напряг отпускает. Луг красных маков Климта на белой стене залит солнцем. Жизнерадостная картина моей жизнерадостной жены. Золотистые волосы на черной комбинашке с бретельками, красные коготки, кожа еще атласна, только на руках вены вспухли... Распахнул одеяло - полотенце торчит между ног, резкий запах засохшей спермы. Вчера "паати" у М. Опять с Ш. повздорил, невыносима эта вера в прогресс и в родную партию Труда - его проводника. Задохнувшись от возмущения моими "картинками" развала государства ("мы сильны как никогда!"), обозвал меня Жириновским. А что, говорю, он милый. Дерганный такой, нелепый. Ну, тут Ш. аж винтом пошел, так что жена его увела, а мне от моей досталось за провокацию. Протянул руку и вытащил "Лимонов против Жириновского", она у меня в углу начатых и брошенных, вместе с Шапира, "Исповедью еврея" Мелехова, "Портретом еврея" Парамонова и всякой недочитанной хуйней. Листанул и опять отбросил. Протокольные воспоминания о партийных дрязгах, как-то даже Лимонову и негоже. Впрочем, возможно я его переоцениваю. А Жириновский - гениальный стебала в натуре. А еще, когда я видел их презренную радость по поводу подписания мира с бедуинским королем, вдруг подумал, что народ этот чудовищно наивен, и, что странно, в этом его необычайная, буквально зверская, животная сила. Цепкость. Живучесть. Мы презренны, как жизнь, и, как жизнь, непобедимы. Мы? Они? Вот они готовы отдать Голаны, часть родины, чтобы получить возможность, как выразился их лихой президент, "полакомится хумусом на дамасском базаре", или переночевать в вонючем Рабат-Амоне. И конечно не выйдет у них ничего с государством, но какая силища в этой нахрапистой беззаботности, в этом бескомпромиссном оптимизме, какой могучий наивняк, корень жизни... Я будто почуял биение этого глупого, могучего сердца. Уж не знаю, апология сие или панегирик... О евреях в последнее время все в третьем лице думаю, "они" (а ведь так в первые годы гордился своей "принадлежностью"). Иной раз проснешься под утро и давай планы покушения на Рабина с Арафатом строить... И еще вчера - у всех радостные ухмылки, у левой профессуры особо: в Газе, наконец, начали стрелять друг в друга. Мол, до чего глубоко наше родное правительство все продумало, теперь им не до нас будет. Тарковский все искал оправдание этому миру. Апофатическая личность. Даже спасатели человечества, чью суровую школу жизни пришлось пройти, не отучили его от тяжеловесных манер инфантильного славянского мессианизма. От фильма к фильму действие подменяется разговором, свидетельство призывом, замысел прячется в вымученную метафору ("комната" в "Сталкере"), пророчество превращается в проповедь, проповедь - в занудь. Герой становится театрально мрачен, вызывающе аскетичен, и живет уже только тоска, ностальгия по миру, как Храму, апокалипсический ужас перед грядущим разрушением. И поэтому повсюду у него - капающая вода, символ разрушения, которая точит камень Храма. Вот и я тоже, все-то спастись хочу. И вину не понятно за что чувствую... В последних фильмах у него много китайских аллюзий, Лао-цзы цитирует в "Сталкере", в "Ностальгии" музыку китайскую какой-то генерал заводит в пустой гостинице. Русских всегда пугал Запад и манил Восток. Измученному идеей спасения чудятся горние выси безмятежной созерцательности. В сущности "русская идея" состоит в том, что русским свойственно заниматься поиском "русской идеи", то есть искать смысл предназначения целого народа, оправдание его существования, мессианское такое томление, никакому другому народу не свойственное, даже евреям, которые Мессию своего ожидают довольно дисциплинированно, в тоске не корчась и в оправдании своей избранности не нуждаясь. (Чем Мессию ожидать, лучше просто жиду дать, как Дана сострить изволила.) Немцы тоже народ с претензиями, на руководящую роль в мире, но на роль простую, этакого класса высшего чиновничества. А эта русская "соборность" - есть тупик "русской идеи". Невозможно совместить "свободу" и "братство". Свобода распускает братство, а братство - сковывает свободу. 20.11. Сорвался и позвонил Д.. С гнусными намерениями. Она плохо себя чувствует. В постели. "Гостей, - говорю, - не принимаешь?" Подумала. - Нет.., - не уверенно, - я совсем не в форме. Давай в другой раз. - Ладно. Поболтали о житейском. - Ладно, - говорю, - рад был послушать твой голосок. - Я тоже. А вообще... И тут ее прорвало, настоящее признание в любви. Что она часто обо мне думает, и что я всегда с ней, и что ей тепло от мысли, что я где-то рядом, и что... - ...в общем, не проходит. Думала уже столько времени прошло, а... не проходит... Что-то... глубоко так сидит... - И у меня тоже, - говорю. - Не проходит. И не вру. 24.11. Позвонил вчера Миша. - Ну, - бодренько спрашиваю, - как делишки? - Да плохо, Наум. - Что... - Да болею я... - Ну ты как-то... лечишься? - Да нет, просто мучаюсь. Потом: - Так вот получается, что как ты уезжаешь, я заболеваю... И в конце: - Ты мне звони время от времени, ладно? Это меня хоть немного возвращает к реальности... Рабин в интервью в Америке выразил недовольство народом, мол, потерял стойкость. Перед лицом террора. "Во время Войны за Независимость бомбили Тель-Авив и погибло 35 человек, но это не подорвало духовный иммунитет народа, а сейчас: тут пырнут кого-то, там пырнут, - а народ уже нервничает." Устроил нам разгул террора, а мы должны проявлять стойкость. Не стойкость в бою, не дай Бог, а чтоб под ножом не суетились. От баранов, ведомых на бойню, требуют сохранять хладнокровие. Чем не юденрат. И на ушко тебе шепчут: "Ничего не поделаешь, Америка требует!" Банда капо. 27.11. С ночи льет дождь не переставая. Позвонил утром А., как договорились, но она на работе. Думал позвонить Д., может подскочить и трахнуть, но позвонил жене, чтоб пораньше приехала, надо младшего в консерваторию отвезти, а она: - Ты мой кто? Щас тебя всего исщипаю! В ушко укушу! Так я Д. и не позвонил. Вчера были у профессора Розенкранца, а позавчера - у профессора Гильденштерна. Опять пророчил им гибель, обжираясь деликатесами. Зомбарт:"Значительная часть тех еврейских особенностей, которые доставляют нам, неевреям, особенно неприятное ощущение, обязана своим возникновением и развитием жажде ассимиляции, приспособления и тесного сближения. Бестактность, разлагающее направление духа - это настоящие "гнусные" недостатки ассимиляционно настроенного еврея." "Гордый еврей - это великое приобретение для человечества в эпоху, когда все мужественные добродетели так низко ценятся!" (Это он про сионистов.) "Как обнищал бы мир, если бы в нем остались одни только американцы-зубоскалы..." Вот это по делу: "Даже гордые евреи, преданные телом и душой идее сохранения и усиления еврейства, в большинстве своем состоят из посредственных людей. А от посредственного человека нельзя ожидать продолжительного напряжения высокого идеализма..." Увы, увы. Мое давнишнее заблуждение (антисемиты внушили): еврей не может быть посредственностью. Стремление к ассимиляции - стремление посредственности освободиться от тяжкой ноши "избранности", от "напряжения высокого идеализма". 28.11. Я на самом деле реалист. Даже немного социалистический. И не против я индивидуализма. Просто шкурничество не по нутру. Ответ на "вызов" сегодняшнего мира - тотальный текст. Путь, указанный Розановым. Вообще-то Библия и есть требуемый тотальный текст. Но что б написать такое, надо верить. В силу слова. Когда все осмеивается, и традиция идет на подножный корм резонерам, только чтобы остаться серьезным требуется убежденность и мужество, ведь так легко притвориться умником, посмеиваясь над любой привязанностью. Прочитал статью Иосифа в "Началах" (?1). Слишком торопливая, слишком много в себя включает, пытается "объяснить мир", будто последняя. Понятно по-человечески, но непростительно "по тексту", текст не прощает недоработанности. Местами - блеск (скажем, об Иванове), но все вместе разрывается, мысль скачет, как конн нэудэржимий... Заявленная тема: анализ эстетических идей Соловьева, Иванова и Лосева, велика сама по себе, и анализ хорош, на нем бы остановиться, а тут еще соотнесение с собственной философской системой. А вообще читал с увлечением, уже подготовленный нашими беседами в Москве, дискуссией в письмах, люблю приключения мысли. Вот и Иванов:"Красота вся станет жизнь, а жизнь - красотой." Далась им эта красота. Все думаю: вот нежится по утрам одна, ждет тебя со страхом, так прийди, устрой декадентский пир сладострастия и предательства, упреков и признаний! Чем ты смущен? Силой собственной похоти? Или ее слабостью? Что тебе, художнику, рабу Диониса, мешает нарушить, преступить, вкусить? (Потянуло на демоническое, как Кузмин бы выразился.) Впрочем, все это - искушения одиночества, а не сладострастия. Опять лакать яд тщеты. Однако ж раньше-то я не раз поддавался. Да и меня энергичней атаковали. А теперь мы с Д. как разбойник и самурай из "Рас°мона" Куросавы, махнем друг на друга саблями - и врассыпную со страху... Добродетель ? обратная функция гормональной активности. Поскольку мужчине в большей степени свойственна "тоска индивидуации", а женщина, конечно же, ближе к "роду", то подход к взаимодействию полов у них разный, мужчина видит в этом акт искусства, катарсического снятия напряженки индивидуации в играх слияния с родом, а женщине нужна "любовь", как "теургический проект", ей нужно спасение не понарошку, через искусство и катарсис, а по-настоящему, через обрядово-синкретический акт любви, следствием которого должна продлиться жизнь рода. "Спасти" женщину может только вера, обряд, жертва. Мужчина тяготеет к искусству, женщина - к магии. Мужчина "спускается" в половом акте (если не сказать "опускается", термин "опущенный" у уголовников), а женщина - поднимается. Все-таки позвонил. Звонок - еще не обрядово-синкретический акт. Дело скорее всего кончится занудственным чаепитием с перечнем забот о детях, а когда муж из дальних странствий вернется, пойдут смелые приглашения на вечеринки, вороватые взгляды, лукавые нашептывания, отчаянные случайные прикосновения... Однако никто не ответил. Значит выздоровела. Вчера нашего рава под Хевроном убили. Додик и Сережа, московская университетская гвардия, учились у него, Сережа в результате хазар бетшува (призвал себя к ответу, перед Богом, разумеется), теперь отец шестерых детей, мал-мала, я ему сто лет не звонил, с тех пор как "Возрождение" наше отложили на другой эон или меон, не силен я в греческом, раньше в гости к ним в Хеврон ездил, с равом мы теологические споры вели. Он был настоящим фанатом, со слезами ласкал хевронские камни. Тогда мне это не нравилось, а теперь все чаще кажется, что Sola fide... Позвонил Додику. "Наум?! Вот здорово, что позвонил! А, да, сегодня похоронили... Да... Все это нестерпимо..." Обещал что выберусь к ним, обязательно. То, что евреи не реагируют на избиения, даже когда их отстреливают или, как рыбу, бомбами глушат в своей стране, вызывает желание взрывать их и убивать все в больших и больших количествах - интересно, когда ж они все-таки разозлятся. Думаю, что подобное же садистское любопытство возникало и у исполнителей геноцида, вообще непротивление неестественно, психологический феномен, и вызывает почти научное любопытство, а инструмент исследования - жестокость. Прям мечтаю каждый день перед сном, чтоб взорвали что-нибудь, желательно в Рамат-Авиве, или Красной Хайфе, где-нибудь в районе полковничьих коттеджей. Но эти хамасники туго свое дело знают: руководство и истеблишмент не трогают, не перетягивают струну, расчетливо на себя тянут, им главное народ деморализировать, а с начальством деморализованного народа потом договориться, а если хотят иногда что-то "объяснить" руководству по ходу их внутреннего диалога, то делают это, правил игры не нарушая, по-джентельменски, "точечным" ударом, как убрали из засады генерала разведки, который ихнюю братию, видно, чересчур успешно отлавливал. А в утреннем автобусе в Тель-Авиве ну кто ездит? - простонародье: пенсионеры, френки*, олим хадашим*. Не велика убыль. Со всех сторон только и слышишь:"А что делать?", "А какова альтернатива?" Прыгнули в пропасть, а тех, кто со страху завизжал, ехидно спрашивают: "Ну, так а что ви предлагаете?" Или, со снисходительным смешком:"Ну что, убивать их, выселять, да?" Конечно легче быть убитым и выселенным. Кибуцник по ТВ: "Если правительство (читай: родная партия) решит, что мое поселение не нужно, значит оно не нужно, значит будем эвакуироваться." Терем эрев навин, терем эрев навин... Поймем ли мы, пока еще не вечер... 30.11. Вчера по русскому ТВ был день Кончаловского. Когда-то мне понравились его американские фильмы "Поезд свободы" и особенно "Любовники Марии", очень русские, ностальгические. А тут он выступал в программе "Час пик", жаловался на русские туалеты общественные, утверждая, что это основной показатель уровня цивилизации, потом "Курочку рябу" показывали, где этой теме тоже внимание уделено, а потом всенародно "курочку" обсуждали, правдиво или не правдиво. Андрон, обычно хмуроватый и желчный, на этот раз был радостно возбужден, играл с курочкой, которая по залу носилась, чувствовалось, что мечта превзойти славу брата, наконец, начинает сбываться. Весь фильм ради этого, ради общественной дискуссии. Как хочется русскому художнику быть властителем дум! И от этого все норовит "в лоб заехать". Это тебе не танцующая курица Вернера Герцога в "Строшеке". 22.11. Наум, извини, что я тут заткнулся - честное слово, раз пять порывался за перо, но отходил. Жизнь слишком суматошная. Не знаю, слышал ли ты, но нашу станцию Клинтон придушил, а остатки должны в будущем году перевезти в Прагу. Возможно, мы окажемся там во второй половине будущего года, хотя пока нет уверенности. Мы там с женой уже побывали в частном порядке - город поразителдьной красоты, так что если будете опять в Европе, заглядывайте. Что касается моей поездки в Израиль, то это как с письмом - тоже раз пять собирался. Попробую ухитриться весной, хотя и без гарантий, если денег наскребу. Сейчас приходится считать каждую копейку, потому что будущее туманно. Спасибо за книжку. Не буду настаивать, что у тебя получился шедевр - ты ведь знаешь мою доброту, я собственных стишков не жалую. Но вообще мне твои стихи, начиная с прошлой книги, стали нравиться больше, жизнь в Израиле в каком-то смысле пошла тебе на пользу. Что касается моей писанины, то кусок был опубликован в "Знамени", по-моему еще в конце позапрошлого года. Ожидается еще обрывок в "Октябре", но не могу сказать в точности, когда. Это если "Октябрь" еще просуществует, а то ведь страна погружается в непроходимое говно. Я после нашей встречи был там еще два или три раза, больше ни за что не хочется. С Андреем я последнее время вижусь не часто. У него родился ребенок, человек занятой, трудящийся. Да и я тоже. Привет Римме. Пиши, не пропадай. Авось еще свидимся до полного мира на Ближнем Востоке. А. Ц. Здравствуй, Леша! Поздравляю тебя и всю твою семью с Рождеством и с Новым годом! Здоровья и побольше радостных дней в новом году. Рад был твоему письму, хотелось бы вообще встретиться, пообщаться, так что если удастся выбраться к нам весной - замечательно. Ну а ты, когда в Прагу переберешься, не потеряйся. Вообще-то у меня в Праге даже какие-то дальние родственники есть, приглашали в свое время, а поскольку город и вправду красивый и для русского слуха ( а также и для еврейского) не чужой, то рано или поздно я туда загляну. Ну а стихи (о своих говорю), они что ж, конечно не шедевр, да не в этом уже и дело-то, уж не призов ради все это, и не ради спасения души даж, а просто бормочешь что-то, по привычке?, себе самому, а то иногда и приятелю, или подруге. Даже и не по привычке "писать", а по привычке делиться, рассказывать о себе, ну, конечно - кому интересно. Если уж совсем никому неинтересно - это обидно, но если хоть у кого-то интерес этот остался, или от прочтения появился - и слава Богу. И "нетребовательность" сия не от скромности, а от глубокой горечи (возрастное?), что вот идут-грядут на нас орды варваров, то самое племя молодое-незнакомое, которое и знать-то не хочется, и как бы с жизнью уходит и все то, что мы вместе "надышали" в этом мире, а потому так и цепляешься еще за разговор, за письмо, за оброненную мысль, за напетую песню... Это ощущение, что мы "последние" - удел всех поколений, или чаще все-таки живет надежда на преемственность? Однако я увлекся "философией". Но ты и без нее уже давно понял, что я люблю писать письма, а для этого нужно их получать, и это я тоже очень люблю, так что не скупись приятелям на подарки, пиши, на небесах зачтется. Привет домашним. Наум 22.11. 1.12. По Лосеву "искусство - продукт удушения трансцедентных ценностей" и "выражает мироощущение либерально-буржуазного, самодовлеющего, капризного, деспотического, изолированного субъекта." А подлинное творчество - есть усовершенствование самого себя. 3.12. Гулял по Шенкин. Погода солнечная, празднично. 5.12. Газа превращается в маленький Ливан. Они что, не понимают, что там и атомную бомбу сварганят? 9.12. На работе началась травля. Наслали инспектора. Он нашел, что мой урок оставляет желать лучшего. Придет еще. Злюсь. Ездил в четверг в Иерусалим, в библиотеку Форума. Попиздели о русских журналах. 10.12. Читая Слонима "Три любви Достоевского", подумал, что и меня всегда тянуло к одиноким, а стало быть несчастным, даже ущербным, и я не раз в юности воображал себе "встречу" с женщиной умной, знатной и ущербной, скажем немолодой... Эти видения были довольно настойчивыми, и я объяснял их то своей мужской неуверенностью, ищущей "добычу полегче", то острым желанием доставить радость "отверженному" (а я и себя таким ощущал, так что тут было желание помочь "сестрице по разуму"), но, если вспомнить явный элемент сладострастия в этих мечтах о хромоножках, то можно заключить, что садо-мазохистская основа здесь была, и это смыкается с моей странной агрессивностью, ночными мечтаниями о гигантских взрывах, о пожарах и химчистках "грязных" кварталов и городов). Однако женщины, с которыми меня сводила судьба, изъянами уязвлены не были... Вдруг вспомнил платформу "Измайловского парка", реденький хиловатый лесок вокруг, какой-то ветеран газетку на лавке читает... Я - Синнахериб, царь Ассирии, премудрый пастырь, хранитель истины, совершенный герой, могучий мужчина, узда, смиряющая строптивых, от Верхнего моря, где закат солнца, до Нижнего моря, где восход солнца, склонил я черноголовых к стопам моим, цари четырех стран устрашились боя со мной, покинули крепости, как летучие мыши свои пещеры и улетели одиноко в места неведомые... Шузубу-халдей, арамей беглый, кровопийца лишенный мужской силы, Вавилон поднял, Шумер и Аккад, и Элам неблагоразумный, открыли они сокровищницу Эсагилы, золото и серебро бога Бела и богини Царпанит вынесли, вывели войско, как саранчу весной, пыль от ног их закрыла небо, как гроза в зимние холода, я же взмолился Ашшуру и он пришел мне на помощь. Опьянился я яростью, одел доспехи, украшение битвы, и взошел на колесницу высокую. Как связанных жирных волов я пронзил их, словно жертвенных баранов я их перерезал, дорогие им жизни их обрубил я, как нити ковра ткущегося, кровь их текла, словно половодье в сезон дождей, золотые колеса моей колесницы погружались в кровь их как в реку, разбрызгивая утробу и нечистоты. Я отрезал им бороды, обесчестив, я отрубил их руки, как зрелые огурцы, и кольца и пояса я забрал их, и не останавливал избиения, шатры свои они бросили, ради спасения жизней своих топтали раненых, как у пойманного птенца голубя трепетали сердца их, они мочу горячую испускали и кал оставили в своих колесницах. После разговора о русских журналах зашли в забегаловку на Мерказухе, пустую к ночи, Верник достал початый коньяк, завернутый в газетку, говорили о Сорокине, Верник признался, что не дочитал, не осилил "Сердца четырех", а Гольдштейну роман понравился, высказались о власти "структур" и структуре власти, потом Морев перескочил на мемуары Комаровского и Кузмина, я рассказал о фильме "Бруклин, последняя остановка", который меня увлек темой бунта. На обратном пути отвез Гольдштейна, очень смущался, ну просто не хотел отвозиться, видно сильно побаивается данайцев, как девица, привыкшая видеть в каждой услуге мужчины непрошенный аванс за грядущий зиюн*. Сегодня святая троица получает премию Нобеля. Премия мира - утешение за бесславие. Нужна новая эпоха рабства. Чернь обнаглела, тоскуя по подвалам. Вчера с утра поехали вдвоем грибы собирать. Погода солнечная, полно маслят. Обед у родни. Олимы. ИТеэРы. Юбеляру 70. Еще крепок. Перечень заслуг в мирное и военное время. Какие посты занимал, какое значение имел. Старушки-подружки читали посвящения в стихах. После нескольких рюмок, разбившись на кучки, талдычили о политике, о том, как их тут недооценили, и о собственной глупости, что не поняли в какую восточную, провинциальную, бескультурную, бестолковую и безалаберную страну их "тянут". 12.12. У Слонима: "... самое обидное для мужчины - знать, что для любимой он попросту один из многих и что она ничего не прочла на челе его. Очень многое в последующей жизни Достоеского объясняется этой обидой: ее редко прощают даже обыкновенные таланты." Вчера звонил профессор К., приглашал на сходку - русскую партию создают. "Юлик придет". Что-то мне совсем расхотелось играть в эти игры. На что ему и намекнул. А он почему-то обиделся... 16.12. Случайно встретил А. Всплеснула руками:"Так что ж ты не позвонил? Я день тогда освободила..." Я что-то промычал про неважное самочувствие. И вот опять мучаюсь: звонить - не звонить. Один солдатик, проезжая Рамаллу, не туда заехал, его забросали камнями, чуть не растерзали, повезло, случился рядом патруль. Первые страницы газет украсили фотографии его окровавленного, обезумевшего от страха лица и сакральную радость дикарей с камнями и ножами вокруг - пир ненависти. В официальном коммюнике армии солдат был морально осужден за то, что не пустил в ход оружие, даже обещали под суд за это отдать, когда из больницы выйдет. Сначала морально обезоружат нацию, и ее армию, а потом обвиняют ее в трусости. А если бы он стал стрелять и перебил бы человек 20, какой хай поднялся бы о резне, о погроме (может это была провокация, вокруг было полно фоторепортеров), и его наверняка осудили бы как нового Гольдштейна. Но наш доблестный воин на провокацию не поддался. Всегда легче, чем убить, быть убитым. 17.12. Дождит. Ночью русские начали войну в Чечне. Я так же радовался, когда Саддамушка лихо Кувейт захватил: ну, вляпались. Сама-то война плевая, Грозный быстро возьмут, но партизанщина. Буча может завариться немалая. Если встанет Россия грудями на басурман, то и мы бы свой навар поимели, конечно не с бейлиными и пересами. Прибалты уже дрожат, Европа напряглась. Так-то дразнить медведей, теперь держись! Люблю безобразия! И в России "Шалом ахшав" /"мира немедля"/. Какой-то "демократ", книжек обчитавшись, под стать нашим болтунам, выразился: "Никакие политические идеи не могут оправдать гибели даже одного невинного человека". В том числе и идея свободы? Иль там демократии? Да и в каком смысле "невинного"? 24.12. Отправил все письма и поздравления с Новым годом. Договорился с А. увидеться в среду. Старший вчера праздновал с приятелями свое 25-летие. А мы уехали к Г., поели, поболтали с ним о политике, он считает, что с Арафатом очень ловко провернули дело, втянули его в коллаборационизм и деваться ему некуда. А нам есть куда? Г. в профсоюзе инженеров серьезную карьеру сделал. Потом пошли на фильм с Гарисоном Фордом про борьбу с колумбийской мафией и предательскую сущность политиков, фильм для американских детей, потому что израильские дети дружно смеялись, когда благородный Гарисон Форд делает американскому президенту втык за аморалку. А своим политикам верят. Один учитель мне недавно говорит: но ведь генерал такой-то не боится отдать Голаны, он что хуже тебя понимает? А если, говорю ему, твой генерал - продажная шкура, и за джобик после армии родную маму продаст? Он говорит: тебя страшно слушать, и рукой отмахнулся. Утром в лес ездили, грибов полно, Кл°па с восторгом носится по хвойному ковру, совокупление по-собачьи, быстрое, жадное, Кл°па рядом, высунув язык, наблюдает. "Это мы были мерзкие животные?.., - жена мяукает. А вечером опять изнасиловала. Прочитал статью Мандельштама "О природе слова". Об "органической поэтике", об "эллинизме" русского языка, очень метко о Белом и Розанове, но никак нельзя согласиться, что Розанов "оказался ненужным и бесполезным писателем", справедливо боднул Брюсова, отхлестал теософию, расправился с "дурной бесконечностью эволюционной теории" и с "ее вульгарным прихвостнем - теорией прогресса". Порадовал тем, что "ум не есть совокупность знаний, а есть хватка, метод", и тем, что "Европа без филологии - даже не Америка; это цивилизованная Сахара, проклятая Богом, мерзость запустения". (Далась всем эта Америка. Общее место - презирать ее.) Но в главном статья не удалась, ее цель была выяснить, в чем единство русской литературы, о связующем принципе, но заявить, что "таким критерием единства может быть признан только "язык", это подмена одной дурной бесконечности - другой бесконечностью, дурной не менее, хотя и более модной. Интересно найти некий стержневой миф, если он есть... А еще взялся за Карлейля, о героях. И экзамены надо готовить... Сейчас поедем в лес жрать, опять стал жрать много и сразу прибавил в весе, и зуд внутренний, беспокойство раздражающее. В Ливане еще двух солдат убили, русские в Чечне закопались, ну и - тут как тут - миролюбы, чеченцев жалеют, права человека, нельзя бомбить мирное население, а вот правду о войне, о хитросплетениях личных и групповых интересов, из-за которых гибнут сотни людей, никто не напишет, страшно, за правду и замочить могут. Вечером к М. поедем, пожрем, в шахматы поиграем, музыку послушаем, живем, блин, мельтешим... 25.12. Отправил письма. Заказали с мамой букет дяде Самуилу, через моря и океаны, ему 80. Потом поехал на Алленби, по книжным. Зашел к Сове, Сова пяток книжек взял, а расплатился огромным томом писем Владимира Соловьева, вроде ни к чему, но взял, что с него еще взять, дела небось не шибко идут. Еще интересную брошюрку о символике в искусстве выклянчил. Сова, как всегда, шутковал-балагурил, и вдруг таинственно вывел меня в тупичок и завел такие речи: вот, мол, русские не хотят голосовать за богатых, за там всяких щаранских, а вот он со многими общается и понял, что за такого как он будут голосовать, что пора заняться политикой, что прочитал Геббельса и Жириновского, очень полезно, и понял - нужно обещать по-больше: налоги - нахуй, службу нахуй сократить, резервистскую - нахуй отменить, террор - в пизду, под корень и т.д., что у него родня 70 лет в Израиле, недавно на семейном торжестве была племянница Герцога и сам Папу, знаешь Папу? с гостиницами? что народ нихуя не знает, тут у нас на Аленби бюро помощи рабочим, никто нихуя об этом не знает, а там есть баба, ну совсем припизднутая, говорит, что Елин, ну знаешь Елина? министр внутренних дел России, поклялся ее извести, что ФеЭсКа и ФеБеЭр за ней следят.., я от него все отодвигаюсь, а он напирает, рыбьим супом от бороды несет, пуговицы крутит, я-то поначалу думал, что он стебается, как обычно, варежку раззявил из вежливости, а его вишь куда повело. Еле ноги унес. Да, а по дороге, в автобусе, встретил Жору, так он мне тоже всю дорогу вдохновенно мозги ебал что Рабин - клинический случай, Перес - сука, как бы их подзорвать не знаешь? у них блядей вертолеты есть на всякий случай, на американский авианосец удрать, а мы куда денемся? что от Рафуля он ушел, Рафуль полный мудак, что России скоро конец, что вся мафия там - евреи, и скоро им крышка, что "Маарив" он больше не читает, потому что они наглые суки и т.д. Напротив нас сидела сорокалетняя русская блядь с перебитым носом, ажурными черными чулками и декольте по пояс, день был солнечный, на редкость теплый. Карлейль:"Почитание героя - есть трансцендентное удивление перед величием... В груди человека нет чувства более благородного, чем удивление перед тем, кто выше его. Религия держится на нем... Почитание героя, удивление, исходящее из самого сердца и повергающее человека ниц, горячая, беспредельная покорность перед идеально-благородным, богоподобным человеком - не таково ли именно зерно самого христианства?" Назвал Христа "величайшим из всех героев". И дальше:"Я хорошо знаю, что в настоящее время почитание героев признается культом отжившим, окончательно прекратившим свое существование. Наш век есть век отрицающий самою желательность их. Покажите нашим критикам великого человека, например Лютера, и они начнут с так называемого "объяснения"; они не преклонятся перед ним, а примутся измерять его... Он был "продуктом своего времени", скажут они. Время вызвало его... Время вызвало? Увы, мы знали времена, довольно громко призывавшие своего великого человека, но не обретавшие его! Время, призывавшее его изо всех сил, должно было погрузиться в забвение, потому что он не пришел, когда его звали." В Ерушалаиме араб взорвал себя на автобусной остановке, но не удачно, всего с десяток раненых. Анита Шапира (опять взялся) цитирует Голумба:"Эти действия (атаки на арабские деревни под водительством Вингейта в 1938 - ом) нам не подходят, потому что мы таким образом испортим наши отношения с арабскими соседями." То, что они нас убивают - это не портит наших отношений. Ничего не изменилось. Не иначе как с Божьей помощью и ради какой-то Его коварной цели это государство возникло. Горький сетовал в "Несвоевременных", или это от Чаадаева еще?, что Россия существует только для того, чтоб время от времени преподносить человечеству какой-нибудь жестокий урок. Кажись и мы для того же. 29.12. Ездили с А. к Дани. Камин горел. За верандой шумело море - погода портилась. Ели креветки. Жирные. Воодушевлена новой ролью. Делилась любовью к театру. А я поучал, что театр - искусство толпы. Потом гуляли вдоль мола, целовались. На сердце повеселело, будто ловко созорничал. Ж., математик из Черновиц, сноб, читает на переменках Куприна, любит объяснять тайны мира женскими циклами и прочими половыми проблемами, при этом доверительно и чересчур приближаясь, так что котлетами домашними изо рта несет, кручу морду в сторону, криво улыбаясь, дыхание задерживаю, а он с другой стороны заходит, травит котлетной вонью, тошнит, бледнею, хочу удрать, а он - за пуговицу, и, изогнувшись, все в глаза, в глаза норовит заглянуть, которые у меня мечутся, как пьяная белка в клетке.