– Ну конечно. Этот хорек имеет виды на всех нас. Но в таком случае, – ее улыбка превратилась в волчий оскал, – у меня тоже есть виды на него. У Джанту очень слабое здоровье, а он даже не подозревает об этом. И не догадается, пока не подойдет время его следующей операции по замене тела.
      У Ганхара затряслись поджилки. Даже с применением имперских технологий операции по пересадке мозга оставались трудными и рискованными, определенного процента несчастных случаев избежать было невозможно. Ганхар всегда думал, что Ану решает, чья операция окажется неудачной, но не предполагал, что Инанна может делать это по своему усмотрению.
      – Но, – продолжала Инанна, – нам все-таки придется решить, что с ним делать до тех пор. Если бы он как-нибудь покинул пределы анклава, то, возможно, попал бы в катастрофу. Это был бы подходящий способ избавиться от него, Киринал итебя, не так ли? Ты отвечаешь за внешние боевые операции… он твой злейший соперник… Кто удивился бы, что все так произошло?
      – У тебя странный способ убеждать «союзника» в своей искренности, – осторожно заметил Ганхар.
      – Я лишь доказываю, что могу говорить с тобой честно, Ганхар. Разве моя открытость не ободряет тебя?
      – Не особенно.
      – Ну, вероятно это мудро с твоей стороны. Вот моя позиция: ты действительно гораздо умнее Джанту – менее скользкий и более сообразительный. Именно поэтому я думаю, что твои планы убить Ану и меня не предполагают немедленного исполнения задуманного. – Она весело улыбнулась собственным словам. – Но если ты исчезнешь из уравнения, то у Джанту хватит глупости, чтобы решить реализовать свои планы немедленно. У него ничего не получится, но он ведь не знает об этом, и в конце концов все может закончиться рукопашной. Если это произойдет, то Ану или я можем оказаться в числе пострадавших, а мне бы этого не хотелось.
      – Почему бы не сказать об этом Ану?
      – Ты слишком предсказуем, Ганхар, в своей способности меня разочаровывать. Ты должно быть сам безумен, если считаешь, что я, врач, не вижу очевидного. Ану – сумасшедший. Если хочешь знать, его болезнь называется «прогрессирующая паранойя, осложненная манией величия». Он сейчас на одной из начальных стадий, но болезнь развивается неумолимо. И раз уж мы сейчас настолько откровенны, то надо признать, что в ситуациях, подобных нынешней, паранойя может спасти жизнь.
      Я, вероятно, единственный человек, которому он доверяет, и главным образом потому, что я никогда не была замечена в наших маленьких интрижках, поскольку очень тщательно это скрывала. Но если я предупрежу Ану о Джанту, то он подумает: а не мутим ли мы с тобой воду на пару? Ану, как известно, не склонен к полумерам и просто-напросто уничтожит всех троих. Такой вариант меня тоже не устраивает.
      – Ты могла бы…
      – Осторожно, Ганхар! – Она наклонилась к нему. Ее глаза превратились в два черных опала, а тихий-тихий голос стал похож на змеиное шипение: – Очень, оченьосторожно выбирай, что мне предложить. Конечно я могла бы. Помимо всего прочего, я – его лечащий врач. Но я никогда этого не сделаю. Запомни это.
      – Я… понимаю, – сказал Ганхар, облизывая губы.
      – Сомневаюсь.
      Ее взгляд смягчился, и это, почему-то, еще сильнее испугало Ганхара. Инанна покачала головой.
      – Сомневаюсь. Но это не важно. Важно то, что у тебя, по крайней мере сейчас, есть союзник против Джанту. Я сделаю все, что смогу, чтобы во время совещаний отвести огонь от тебя, и буду поддерживать тебя против Джанту и, возможно, даже тогда, когда ты будешь прекословить ему.Я буду это делать, хоть и не всегда открыто. И когда мы начнем восстанавливать сеть военных баз и тренировочных лагерей, я хочу, чтобы ты был под рукой и возглавил этот процесс.
      – Ты имеешь в виду, что хочешь, чтобы я был под рукой потому, что нехочешь, чтобы этот процесс возглавлял Джанту? – спросил Ганхар, глядя ей прямо в глаза.
      – Ну конечно. Разве это не одно и тоже?
      Это было совершенно не одно и тоже, однако Ганхар предпочел не заострять на этом внимание. Некоторое время Инанна внимательно изучала его, как будто хотела прочитать его мысли, а затем кивнула.
      – Я вижу, что твой маленький мозг заработал в нужном направлении, – сухо заметила она. – Это хорошо. Как союзник союзнику советую тебе подготовить какой-нибудь убедительный план для Ану, четкий и впечатляющий по своим масштабам. План на самом деле не обязан добитьсячего-либо существенного, сам понимаешь, однако немного жестокости будет весьма кстати. Ану это понравится. Ответный удар, любой вид противодействия всегда успокаивает людей, страдающих манией величия.
      – Я… – Ганхар внезапно замолчал и глубоко вздохнул. – Инанна, ты не можешь не понимать, какую информацию только что передала мне. Я не собираюсь предлагать тебе заговор против Ану. Ты права, я не понимаю почему ты так относишься к нему, но принимаю это. Но разве тебя не беспокоит то, что я могу сделать при помощи данных, которые ты мне сейчас предоставила?
      – Конечно нет, Ганхар. – Она откинулась в кресле, добродушно улыбаясь. – Я только что пустила псу под хвост все твои планы и расчеты, но ты же смышленый малыш. Через несколько десятков лет до тебя дойдет, что я бы не сделала подобного шага, не приняв заранее мер предосторожности. И это ценно уже само по себе, как ты думаешь? Я хочу сказать, что знание, что я убью тебя в ту же секунду, когда ты станешь угрозой для Ану или меня, должно решительно повлиять на ход твоих мыслей, не так ли?
      – Полагаю, можно сказать и так.
      – Значит придя сюда я не потратила время зря, верно?
      Она поднялась, потянулась, намеренно дразня его совершенством форм нынешнего тела, и направилась к выходу. Затем остановилась и оглянулась, кокетливо глядя на него через плечо.
      – А! Чуть не забыла. Я же хотела предупредить тебя насчет Баганты.
      Ганхар вздрогнул. Что там еще с Багантой? Она – его главный помощник, второй человек в команде после того, как он занял место Киринал. Баганта – одна из немногих, кому он доверяет. Поток этих мыслей отразился на его лице, и Инанна покачала головой:
      – Ох уж эти мужчины! Ты ведь даже не подозревал, что она любовница Джанту?
      Его остолбенение чрезвычайно развеселило ее.
      – Ты уверена? – спросил Ганхар.
      – Ну конечно. Джанту контролирует все системы внутренней безопасности, но яконтролирую всю биотехнику, а это гораздо лучшая шпионская система, чем все что есть у него. Возьми это себе на заметку. Думаю, тебе лучше устроить ей какую-нибудь неприятность. Несчастный случай был бы весьма кстати. Ничего такого, что бросило бы на тебя тень подозрения, достаточно чтобы она просто попала в лазарет.
      Белозубая улыбка Инанны вызвала у Ганхара в памяти образ земной пираньи.
      – Я… понял тебя, – ответил он.
      – Хорошо, – отозвалась она и выплыла из его комнаты.
      Проход закрылся, и Ганхар невидящим взглядом уставился на карту. Потрясающе. Он только что приобрел сильного союзника… Почему же ему стало еще хуже, чем прежде?

* * *

      Абу аль-Назир, который вот уже два года не мог думать о самом себе как об Эндрю Азнани, сидел в хвостовой части катера и зевал. За последние шесть месяцев он достаточно нагляделся на имперские технологии, чтобы удивляться им, и решил, что пусть уж присутствующие здесь имперцы видят это.
      На самом деле его любопытству не было предела, ибо в отличие от большинства землян, работавших на нергальцев, он никогда не видел «Нергала» и ни разу не встречался ни с одним из его имперцев. Именно это, в сочетании с семитским происхождением, делало его идеальным кандидатом на предназначенную роль. Он был из их числа и в то же время не из них, и, как бы глубоко ни копали южане его фамильную историю, они не нашли бы ни связи с экипажем «Нергала», ни кровного родства, ни помощи или содействия со стороны его предков.
      Это также означало, что он вырос не зная правды, и потрясение, которое он испытал узнав ее, стало вторым самым сильным переживанием в его жизни. Оно также дало ему шанс отомстить и выстроить из обломков своей жизни новый фундамент, на что он уже перестал надеяться.
      Он снова зевнул, вспоминая тот вечер, когда мир для него перевернулся. Он чувствовал, что что-то должно произойти, хотя его самые сумасбродные ожидания оказались по-детски наивными в сравнении с реальностью. Полковники ОВСН, как правило, не приглашают младших сержантов из многоуважаемой восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии на встречу в лесу в Северной Каролине посреди ночи. Даже если вышеупомянутый сержант подал заявку на участие в антитеррористической программе ОВСН. Если, конечно, его заявление не было принято и результатом не должно было стать нечто очень, очень необычное.
      Его заявление не было принято, и в ОВСН его официально вообще не рассматривали. Полковник МакМахан убрал этот файл из всех компьютеров, потому что у него было особое предложение для сержанта Азнани. Особое предложение, ради которого сержант Азнани должен был умереть.
      Полковник, следовало признать, прекрасно разбирался в людях. Мать, отец и младшая сестра юного Азнани прогуливались по одной из центральных улиц Нью-Джерси, когда взорвалась смертоносная бомба «Черной Мекки». Когда сержант понял, в чем заключается предложение полковника МакМахана, то согласился немедленно.
      «Неудачный» прыжок с парашютом был исполнен мастерски, и в результате вся информация об Азнани была удалена из всех действующих баз данных. Начались его настоящие тренировки. К ОВСН это не имело никакого отношения, но Азнани понял это только через некоторое время. Он также не понимал, что изматывающая тренировочная программа была итоговой проверкой, оценивающей как его способности, так и характер. Не понимал до тех пор, пока люди, завербовавшие его, не рассказали ему обо всем.
      Если бы это был кто-нибудь другой, не Гектор МакМахан, то Эндрю не поверил бы, несмотря на продемонстрированные ему чудеса техники. Но когда сержант Азнани понял, кто на самом деле его завербовал и почему, и что гибель его семьи – это только три из миллионов убийств, совершенных на протяжении столетий, он был готов к выполнению задания. Поэтому, когда в ОВСН начали операцию «Одиссей», то человек, бывший некогда Эндрю Азнани, внедрился в ряды террористов, о чем никто, кроме Гектора МакМахана, не знал.
      Катер пошел на посадку, и Абу аль-Назир, заместитель командующего боевыми операциями «Черной Мекки», приготовился приветствовать заклятых друзей.

* * *

      – Если не считать того, что внутрь анклава нам удалось внедрить только одного человека, кажется все идет хорошо, – произнес Гектор МакМахан.
      Джилтани проследовала за ним в кают-компанию, кивнула Колину и, выбрав себе кресло, уселась в него со своей обычной кошачьей грацией.
      – Пока, – согласился Колин. – Каких действий следует ожидать от них дальше?
      – Трудно сказать, – признался Гектор. – Они укрыли большую часть своих людей в анклаве и логично предположить, что они будут выжидать. С другой стороны, каждый раз, когда в наших операциях участвует кто-либо из имперцев, мы даем им шанс выследить нас, поэтому они, скорее всего, оставят нам в жертву несколько «тельцов». Нам придется принять эту жертву и нанести удары, я уже привел боевой план в действие. Все развивается по графику, но, в то же самое время, многое зависит от удачи и согласованности действий.
      – Почему всякий раз, когда ты произносишь слова «логично» и «удача», мне становится не по себе?
      – Потому, что нам всем известно, что от южан можно ожидать совершенно диких ответных мер и, в то же самое время, мы вынуждены действовать именно так, чтобы эти меры спровоцировать.
      – Прав Гектор, Колин, – заметила Джилтани. – Ясно, что безумен Ану, но как измерить можем мы безумия масштабы? Да, полагаю, что приспешники его такие же безумцы как и он, ибо иначе свергли бы они его давным-давно. А если так, то глуп тот, кто захочет с точностью предвидеть замыслы безумцев.
      – Понятно. Но разве мы не пытаемся сделать именно это?
      – Верно. Ибо мы должны это делать, если хотим победы. Безумен ли Ану, в своем ли уме, невелик его выбор. Если Гектор верно понял ход их мыслей… Если ошибемся мы, то найдем гибель свою. Правда, не очень я боюсь этого, ведь Гектор хитер как лис. Мы все работаем под его руководством, воодушевленные его идеей, и маловероятно, что замысел наш провалится.
      – Я краснею, – сердито сказал МакМахан. – Не забывай, что внутрь анклава попал всего лишь один человек, и, даже если основной план сработает превосходно, мы все равно можем понести значительные потери.
      – Воистину, ты очень умен, мой Гектор, даже для ребенка, – улыбнулась Джилтани и взъерошила волосы своего дальнего племянника. Гектор, забыв свою привычную сдержанность, широко ей улыбнулся. – А разве не так было всегда? Опасность сопровождает всякое стоящее дело. Но ум мой беспокоит не основной план, а детали его.
      – Как так? – спросил Колин.
      – То от слишком многих факторов зависит, чтоб сказать. Иначе не было б оно сюрпризом. Ведь ты сам военный, Колин. Каков первый закон войны?
      – Закон Мерфи, – мрачно ответил Колин.
      – Точно. Мы обезопасили наше положение как смогли, но факт остается фактом – мы ставим, как выразился бы Гор, всего лишь на пару Нинхурзаг–Рамман и одну отдельную карту – нашего человека в «Черной Мекке». Мы не знаем карт Ану, но если он решит не раскрывать их, или просто станет пропускать ходы в течение нескольких лет, то все усилия наши будут впустую.
      – Ради бога, избавь меня от покерных параллелей!
      – Извини, но они очень подходят. Единственным важным фактором является психическое состояние Ану. Если к нему неожиданно вернется рассудок и он решит не обращать на нас внимания до тех пор, пока мы сами не затихнем, мы проиграем. Нам надо постоянно дергать его, нанося достаточно болезненные удары, но делать это так, чтобы не вызывать у него лишних подозрений. Мы должны причинить ему достаточно ущерба, чтобы он был вынужден начать восстановительные работы, но в то же время мы должны остановиться, причем таким образом, чтобы он был уверен, что в силах начать восстановление прямо сейчас. А это значит, что нам надо нанести удар по крайней мере по нескольким из его «тельцов» после того, как все важные для него сотрудники окажутся под укрытием анклава, а затем постепенно, появляясь все реже и реже, свести на нет наши нападения.
      – Ну, – Колин старался говорить одновременно уверенно и осторожно, – кому, как не вам двоим по силам эта задача.
      – Что ж, спасибо, – ответил Гектор, а Джилтани кивнула.

* * *

      Приземистая женщина с оливково-смуглой кожей спокойно сидела в катере, но ее глаза горели и с интересом следили за происходящим вокруг. Рядом находились как земляне, так и имперцы, и сложнее всего было показать достаточную заинтересованность в них.
      Нинхурзаг никогда не думала о себе как об актрисе, но сейчас ей приходилось играть роль. А если так, то сам факт выживания являлся положительной рецензией на спектакль ее жизни.
      Она жила в анклаве очень недолго и не возвращалась сюда более века, поэтому определенная доля интереса была естественной. К тому же земляне, которых везли в анклав, должно быть, очень важные фигуры, что опять-таки вызывает уместное любопытство. Фокус заключался в том, чтобы продемонстрировать свое любопытство так, чтобы никто не догадался, что она знает: по крайней мере один из землян – не тот, за кого себя выдает. В ее инструкциях не упоминались помощники-земляне, но если бы их не было в принципе, то эти инструкции не имели бы смысла, ведь для выполнения задания необходим курьер. Если бы роль курьера была отведена имперцу, то она сама могла бы с ней справиться.
      В то же самое время она знала, что находится под подозрением как человек, никогда не входивший в состав ближайшего окружения Ану, поэтому немного волнения было также кстати. Однако если она будет проявлять слишком сильное беспокойство, это тоже вызовет подозрения. Ее действия и реакции должны показывать, что ей известно о подозрениях, но она слишком запугана, чтобы подтвердить их.
      Последнее являлось для нее самым трудным. Ее ужас от того, что Ану и Инанна сотворили со своими товарищами и несчастными, беспомощными людьми этой планеты, давно превратился в холодную, беспощадную ярость, и Нинхурзаг бесила необходимость сдерживать свои истинные чувства. Когда она узнала, что Гор и остальные члены экипажа «Нергала» скрылись от Ану и решили бороться против него, ее первым порывом было бежать к ним, но северяне убедили ее, что она принесет больше пользы делу, если останется внутри организации Ану. Без сомнения, их решение отчасти было продиктовано осторожностью, ибо они не доверяли ей полностью и хотели обезопасить себя от возможного внедрения шпиона в собственные ряды. Все это было неизбежно, и у нее оставалась единственная возможность: скрыться, исчезнуть и ничего не делать, чтобы ни одна из сторон ее не нашла.
      Но она не могла ничего не делать и поэтому стала не пользующимся полным доверием агентом «Нергала», отдавая себе отчет, как страшно она рискует. Нинхурзаг очень-очень долго жила в постоянном страхе, однако не страх руководил ее действиями и поступками. Ими руководило другое чувство – ненависть.
      Неожиданная активность северян удивила ее не меньше, чем остальных сторонников Ану, но в сочетании с инструкциями, полученными от Джилтани, все приобретало жуткий, возбуждающий смысл. Может существовать только одна причина, почему враги Ану хотят заполучить код доступа в анклав.
      Нинхурзаг старалась не гадать, как нергальцы собираются вытащить информацию из анклава, но природа наградила ее энергичным складом ума, а основные составляющие плана были очевидны. Такое безрассудство потрясло Нинхурзаг, но, хотя дело казалось ей безнадежным, она была готова.
      Катер зашел на посадку и Нинхурзаг почувствовала, как напряглись ее имплантанты, готовые похитить ключ от крепости Ану для его врагов.

Глава 17