Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Хонор Харрингтон - Война Хонор

ModernLib.Net / Вебер Дэвид Марк / Война Хонор - Чтение (стр. 13)
Автор: Вебер Дэвид Марк
Жанр:
Серия: Хонор Харрингтон

 

 


      Дуэльный кодекс – и, видимо, к счастью, – так же освобождал журналистов от возможного вызова на основании опубликованного репортажа или комментария. Пожалуй, она могла бы изобрести другой повод для дуэли, но вынужденно согласилась с Вильямом: в результате все станет только хуже. Кроме того, Хейес явно не забыл, что случилось с Павлом Юнгом. Ничто во вселенной не заставило бы его оказаться в таком положении, чтобы Хонор могла вызвать его на дуэль.
      Таким образом, у них не осталось ни единого способа остановить поток слухов и сопутствующих едких умозаключений правительственных комментаторов и их сторонников.
      Журналисты, симпатизирующие центристам, – зачастую не менее предвзятые, чем любой либерал или консерватор, – в отчаянии пытались парировать удары. Но атаки шли непрерывно, с разных сторон, их умело координировали, и разрозненные защитники один за другим умолкали. А кое-кто из людей, от которых можно было ожидать, что они встанут на защиту леди Харрингтон и графа Белой Гавани, попросту не пытались сделать ничего серьезного, и она знала, что Вильям запоминает, кому принадлежат эти молчащие голоса. Не для того, чтобы впоследствии наказать их за слишком слабую поддержку, а потому, что их молчанию могла найтись веская причина. Многие десятилетия ходили упорные слухи о графах Северной Пустоши и их способности манипулировать в равной степени союзниками и оппонентами, с толком используя секреты, содержащиеся в собранных досье. Александер собирался выяснить, нет ли у тех, кто сохранял такое выгодное для Стефана Юнга молчание, уязвимых мест, которые могут быть использованы и в будущем.
      Тем не менее, в конечном счете, все усилия центристов – и даже открытая поддержка самой королевы – не привели ни к какому заметному результату. Слишком умело были направлены смертоносные стрелы. Хонор знала, что они с Хэмишем продолжают пользоваться популярностью среди мантикорских избирателей, но она знала и то, что позиции их обоих стали намного менее прочными. Их не могли заставить покинуть Палату Лордов, но буря общественной критики, вызванная предполагаемой супружеской изменой, отражалась на их товарищах по партии в Палате Общин. Центристы теряли доверие избирателей. Их лидеры превратились из полезных союзников в помеху. И, что самое важное, из-за Хэмиша и Хонор их партия теряла опору в палате, где это было особенно важно, в палате, которую Высокий Хребет и его союзники еще не контролировали.
      Но как бы ни было плохо графу Белой Гавани, Хонор приходилось ещё хуже. Видя его неисчерпаемую энергию, трудно было поверить в то, что Хэмишу Александеру исполнилось сто три стандартных года – почти на пятьдесят лет больше, чем ей. Впрочем, в обществе, где практиковался пролонг, где продолжительность жизни доходила до трех стандартных веков, такая разница в возрасте значила очень мало. Но Хэмиш принадлежал к самому первому поколению мантикорских реципиентов пролонга. Большинство реципиентов пролонга первого и второго поколения, по крайней мере до начального периода зрелости, росли в окружении родителей, бабушек, дедушек, дядей и тёть, не получивших пролонга. Глубинное отношение сверстников Хэмиша к проблеме возраста и, особенно, к значимости разницы в возрасте сформировалось в обществе, которое еще не привыкло к тому, как долго могут жить люди – и они сами в том числе.
      Было еще одно существенное обстоятельство. Ранние, менее совершенные версии пролонга останавливали физический процесс старения на более поздней стадии – по крайней мере в косметическом смысле. Поэтому, как и у большинства реципиентов пролонга первого поколения, черные волосы Хэмиша были щедро усыпаны серебром. Морщины и «гусиные лапки» недвусмысленно старили его лицо. В допролонговом обществе его можно было бы принять за энергичного мужчину лет сорока пяти или пятидесяти с небольшим. Но Хонор получила пролонг третьегопоколения. Ее физический возраст соответствовал неполным тридцати, и для многих зрителей, следивших за развитием сюжета, она смотрелась как «молоденькая». Как Иезавель . Для них «предательство» графом леди Белой Гавани после стольких лет нерушимой верности объяснялось только тем, что она соблазняла его и неотступно преследовала.
      Оставалось радоваться одному: ей удалось уговорить обоих родителей спокойно отсидеться на Грейсоне. Кое-кому пришлось бы очень плохо, если бы её отец находился сейчас в Звездном Королевстве, ибо Альфред Харрингтон был вежливым и мягким человеком, но Хонор прекрасно знала, от кого унаследовала свой взрывной характер. Мало кто видел, как её отец выходит из себя; и не все видевшие выжили. Впрочем, это было ещё в те времена, когда он служил в военном флоте, и сам он почти никогда не говорил об этом даже с ней.
      А с мамой было бы еще хуже. Намногохуже. На Беовульфе, в том мире, где родилась Алисон Чоу Харрингтон, общество хохотало бы как безумное над идиотской идеей о том, что чьи-то сердечные дела могут волновать кого-то еще, кроме непосредственно задействованных сторон. Суть брачных обетов Александеров на весах общественного мнения Беовульфа имела бы свой вес, но беовульфианцы заключили бы, со здоровым рационализмом, что если оные задействованные стороны – всезадействованные стороны – решили видоизменить свои обеты, то это их личное дело. В любом случае, сама мысль о том, что личная жизнь способна повлиять на политическую, была для них смехотворна.
      В этом смысле Алисон Харрингтон, несмотря на то что уже почти целый стандартный век была гражданкой Звездного Королевства, во многом оставалась истинной уроженкой Беовульфа. И матерью Хонор. Её последние письма излучали такую раскаленную добела ярость, что Хонор каждый раз вздрагивала, когда представляла себе, как развернулась бы Алисон на каком-нибудь там «В огонь». И не дай Бог им с Региной Клозель оказаться в одной комнате. Её мать была миниатюрной женщиной, но древесные коты тоже невелики.
 

* * *

 
      Последняя мысль вернула Хонор к действительности. Она подняла глаза на королеву и вздохнула.
      – Я не знаю, Елизавета, – сказала она.
      Голос прозвучал глухо и выдал её. Плечи её опустились, она устало потерла глаза правой рукой.
      – Я просто больше не знаю, чтоможет нам помочь. Возможно, отъезд на Грейсон – это ошибка, но я знаю наверняка только одно: каждый день, который я провожу здесь, появляясь на заседаниях Палаты Лордов, кажется, делает ситуацию только хуже.
      – Это моя вина, – грустно ответила Елизавета. – Мне следовало управляться лучше. Вилли пытался меня уговаривать, но я была слишком зла, слишком обижена, чтобы слушать. Вбить в мою голову немного здравого смысла был способен только Аллен Саммерваль, а он умер.
      – Елизавета… – начала Хонор, но королева покачала головой.
      – Мне следовало сдерживаться, – сказала она. – Действовать разумно, пока не найдется способ расколоть их. А я объявила им войну. Естественно, они только сплотились!
      – Что надо было делать, а что не надо – это сейчас уже не важно, – мягко сказала Хонор. – Лично я не думаю, что у нас были реальные шансы вбить между ними клин. Особенно, когда над ними нависла угроза появления сан-мартинских пэров.
      – Значит, я должна была идти на крайние меры, – с горечью произнесла Елизавета. – Я должна была сказать: «к черту конституционный кризис» и не утвердить Высокого Хребта премьер-министром. Пусть бы попробовали порулить без поддержки Короны!
      – Это бы шло вразрез со всеми существующими конституционными прецедентами, – парировала Хонор. В самообвинениях королева тоже не знала меры и нуждалась в защите от самой себя.
      – Ну и что? Прецедент можно подправить. Или заменить другим!
      – В разгар войны? – возразила Хонор.
      – Войны, которую мы выигрывали… пока я не допустила, чтобы эти сволочные ублюдкиприняли «перемирие» Сен-Жюста! – огрызнулась королева.
      – Прекрати, Елизавета! – Хонор посмотрела на свою повелительницу почти сердито. – Задним умом все сильны, и ты не исключение, но сейчас твои гадания ничего не изменят. Ты была как капитан в разгар сражения. Он должен решить, что ему делать сию секунду,под обстрелом ракет и лазеров. Потом, когда все кончится, любой может сесть у компьютера и проанализировать, что именно следовало сделать с учетом всех обстоятельств. Но ему-то нужно было принимать решение тогда,имея на руках только то, что он знал и предчувствовал во время боя, и когда никто не знал, чем всё закончится. И уж конечно ты не могла заподозрить, что правительство Высокого Хребта использует мирные переговоры для того, чтобы увернуться от выборов! Конечно, ты могла бы заставить их раскрыть свои карты. Но ты не умеешь ни предсказывать будущее, ни читать мысли. Альтернативой в тот момент был полный паралич власти, а окончание войны – далеко не очевидным. Поэтому ты решила не рисковать. И только потом Высокий Хребет загнал нас всех в ловушку этими своими бесконечными мирными переговорами. Никто не говорил, что он, Декруа и Новый Киев не разбираются в пружинах внутренней политики – особенно подлой её разновидности.
      – Не говорил, – наконец согласилась Елизавета и вздохнула. – Жаль, что Конституция не дает мне власти распустить парламент и самой объявить новые выборы.
      – И мне жаль. Но раз не дает, значит сделать этого ты не можешь. Что возвращает нас к моим проблемам. В отличие от тебя, Высокий Хребет может объявить новые выборы когда только пожелает. И он постарается использовать Хэмиша и меня до тех пор, пока это кровавое пиршество не склонит в его сторону результаты опросов общественного мнения. А вот тогда – придет его время.
      – Может быть, ты права, – сдалась Елизавета, явно против воли. – Но даже если ты действительно права, Хонор, я не думаю, что отъезд домой на Грейсон хоть что-то исправит. Во-первых, это будет выглядеть так, будто они тебя вышвырнули. И, во-вторых, внутренняя политика Мантикоры – это ведь не все, о чем нам приходится беспокоиться, не так ли?
      – Так. – Хонор опустила голову, ибо на этот раз королева была абсолютно права.
      Нравы Звездного Королевства были по сути своей весьма либеральны, и «преступление» Хонор и Хэмиша в глазах мантикорцев состояло в том, что любой намек на интрижку между ними нарушал святость клятвы, которую граф Белой Гавани давал при совершении таинства брака. Другие религии и верования практиковали менее строгие версии брака, и каждая из них считалась в глазах общества столь же юридически законной и морально приемлемой, как и все остальные. Как ни странно, из-за этого предполагаемое преступление Хэмиша становилось более тяжким: он добровольно связал себя с женой совершенно определенными, глубоко личными обязательствами, при том что его не побуждали к этому никакие внешние требования, ни социальные, ни юридические. Если бы сейчас он отдал свою любовь другой женщине это означало бы, что он уклоняется от ответственности, которую ранее принял на себя по собственной воле. Это уже было очень плохо. А на Грейсоне, где – по крайней мере, до самого последнего времени – существовал единый религиозный и социальный кодекс и патриархальный институт брака, все воспринималось гораздо хуже.
      Больше всего в грейсонцах Хонор удивляла сейчас не бурная реакция, а ничтожное число поверивших обвинениям. Она искренне ожидала, что большинство населения, особенно памятуя её связь с Полом, будет готово поверить в самое худшее и безоговорочно осудить. Но она ошиблась, и ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, почему так получилось.
      Граф Белой Гавани по праву пользовался на Грейсоне огромным уважением общества, но это почти не сыграло роли. Все дело было в Хонор. Они её знали, они ей верили. Да, вот так вот просто. Они помнили, что она никогда не скрывала, что они с Полом были любовниками, никогда не пыталась притвориться кем-то, кем она не являлась. Даже те, кто по-прежнему ненавидел её по религиозным соображениям, знали, что она никогда не стала бы отрицать истину. И потому, услышав ложь, легко отличили её от правды.
      А в результате назревала чудовищная катастрофа. Грейсонцы были сердиты не на Хонор, потому что знали, что все обвинения – ложь. Они обозлились на Мантикору – за то, что это государство не сумело предотвратить гнусную кампанию. Они воспринимали её как публичное оскорбление и унижение женщины, которая дважды спасла их мир от завоевания и по крайней мере один раз от ядерной бомбардировки религиозными фанатиками. Хонор всегда было изрядно неловко от безудержных восхвалений грейсонцев. Ей казалось, что их почти религиозное почитание кощунственно по отношению к другим людям, погибшим в битвах у звезды Ельцина. Но происходящее ей не приснилось бы и в самых жестоких ночных кошмарах.
      Отношение Грейсона к Звездному Королевству за последние три стандартных года опасно изменилось. Прежние благодарность, восхищение и уважение к Королевскому Флоту Мантикоры, к центристам и – в особенности – к самой королеве Елизавете были по-прежнему огромны. Но в обществе вызревала глубокая, неистовая ненависть, направленная на действующее правительство. Высокомерная манера, с которой кабинет Высокого Хребта своевольно и в одностороннем порядке принял предложение Оскара Сен-Жюста о перемирии, когда безусловная победа была уже у Альянса в кармане, вызвала всеобщее негодование. Это решение многими расценивалось как предательство по отношению ко всем союзникам Звездного Королевства, и в особенности к Грейсону, который внес в войну несоизмеримо больший вклад и понес несоизмеримо большие потери, чем все остальные партнеры по Альянсу.
      Последующие действия барона Высокого Хребта не смягчили этой реакции. Грейсонцам, как и самим хевенитам, было очевидно, что Высокий Хребет и Декруа ввязались в бесконечные переговоры отнюдь не из соображений доброй воли. Интерпретации их мотивов могли быть разными, но их двуличие было очевидно для всех союзников. Барон нисколько не улучшил ситуацию, продолжив в том же духе: он просто объявлял свои решения тем, кто, как предполагалось, были для него партнерами по договору. Даже не делал вид, что собирается советоваться и согласовать свои действия с остальными. Отчасти, как полагала Хонор, подобная недальновидность была вызвана его крайней сосредоточенностью на чисто внутренних проблемах, но она также служила наглядным отражением его характера. Он считал мантикорских йоменов и простолюдинов существами, стоящими бесконечно ниже него самого, а уж иностранныепростолюдины по определению были недостойны того, чтобы тратить на них драгоценное время.
      Бенджамин IX и его Совет, как и большинство грейсонских Ключей признавали, что в Звездном Королевстве установился уникальный и опасный баланс политической власти. Они понимали что происходит; они привыкли к собственным сложным внутренним политическим баталиям. Но даже вооруженные опытом и знаниями, они с большим трудом обуздывали свой гнев, перенаправляя его со Звездного Королевства в целом на барона Высокого Хребта и его приятелей персонально. А вот Палате Поселенцев, которая избиралась,– и уж тем более подавляющему большинству обычных грейсонцев, которые не обладали не только соответствующим опытом, но и информацией о сложностях, слишком хорошо знакомых Бенджамину, – дела не было до таких тонкостей.
      И теперь те самые люди, которые вызвали общее негодование всего Грейсона, лицемерно и публично оскорбляли величайшую героиню звезды Ельцина, которая к тому же была вторым по рангу офицером их флота, Защитником Протектора, вторым человеком в истории, который был удостоен Звезды Грейсона дважды, а такжеодного из восьмидесяти двух землевладельцев.
      А еще она была женщиной. Даже сейчас сохранившиеся несмотря на влияние Альянса ограничения грейсонского социального кодекса абсолютно исключали публичное оскорбление женщины. Любой женщины. И особенно – этой женщины.
      Это означало, что тактика, которая одним махом сбросила Хонор со счетов внутренней мантикорской политики, на Грейсоне произвела в точности противоположный эффект. Общество поддерживало её куда более энергично, чем раньше, – но это было рассвирепевшее общество. Бушующее море все нарастающей ярости превращало Хонор в символ, грозивший полным крушением союза, который Бенджамин и так уже удерживал из последних сил.
      Ей некуда было идти. Она ничего не могла сделать на Мантикоре. Само её присутствие здесь в сочетании с решимостью правительства придерживаться прежней тактики только разжигало скандал и раздувало пламя гнева на Грейсоне. Но стоит ей бежать на Грейсон, грейсонцы, без сомнения, решат (и не без основания), что её изгнали из Звездного Королевства. Уже нанесенный ущерб многократно возрастет, и её появление на Грейсоне всколыхнет и обострит все раненые чувства, поскольку Хонор постоянно будет на виду…
      Она сделала глубокий горестный вдох и покачала головой.
      – Да, – повторила она своей королеве, – внутренняя политика Мантикоры – это далеко не все, о чем нам приходится беспокоиться.
 

* * *

 
      – Мне не нравится то, что происходит в Силезии. – Сэр Эдвард Яначек покачался на стуле, разглядывая двух мужчин, сидевших перед его роскошным письменным столом, которым он заменил прежний, поменьше и поскромнее,служивший раньше баронессе Морнкрик.
      Адмирал Фрэнсис Юргенсен, Второй Космос-лорд Адмиралтейства, маленький опрятный человечек, в безупречном, как всегда, мундире, застыл с широко раскрытыми простодушными глазами. Адмирал сэр Саймон Чакрабарти был намного выше и шире в плечах. Почти такой же темнокожий, как Елизавета Винтон, в остальном он сильно напоминал сэра Томаса Капарелли – по крайней мере, физически и на первый взгляд. Однако сходство было иллюзорным. Чакрабарти удалось достичь своего весьма высокого ранга, не выиграв ни одного сражения. Последний раз он участвовал в боевых действиях как лейтенант-коммандер Чакрабарти, старший помощник капитана тяжелого крейсера «Непобедимый», который сражался против силезских пиратов более тридцати пяти стандартных лет назад. С тех пор Чакрабарти занимался главным образом администрированием, лишь ненадолго отвлекшись для службы в Бюро Вооружений.
      Многим казалось странным назначение подобного человека на пост Первого Космос-лорда, но, как полагал Яначек, в настоящий момент флоту требовались не седые ветераны, заигравшиеся в войну, а высококлассные администраторы. При сегодняшнем технологическом превосходстве Мантикоры выиграть сражение сможет любой, но человек, разбирающийся во всех хитросплетениях административных решений и тонкостях бюджета, чтобы уметь сочетать требования безопасности с необходимостью сокращать флот, – вот это редкость. Чакрабарти его полностью устраивал – не говоря уже о его уникальных политических связях. У него в зятьях ходил Адам Дамакос, член парламента от либералов, руководивший Комитетом по делам Флота Палаты Общин, а сам он доводился двоюродным братом Акахито Фицпатрику, герцогу Серых Вод, одному из ближайших сподвижников барона Высокого Хребта в Ассоциации консерваторов. Какие еще нужны рекомендации? Идеальная кандидатура! И, по крайней мере, он был выбран самим Яначеком, а не навязан ему столь настойчиво, как этот идиот Хаусман, получивший должность Второго Лорда Адмиралтейства!
      – Мне это совсем не нравится, – продолжал он. – Что там себе думают анди?
      Он в упор посмотрел на Юргенсена, и адмирал пожал плечами.
      – Информация, которую нам удалось собрать к данному моменту, всё еще довольно противоречива, – сказал он. – В отсутствии любых официальных разъяснений – или требований – от их министра иностранных дел, все, что мы можем делать, – это гадать.
      – Это я понимаю, Фрэнсис – Яначек говорил спокойно, но глаза его сузились. – С другой стороны, вы – глава Разведуправления Флота. Разве это не означает, что вам вроде как по должности полагается гадать о таких вещах?
      – Да, полагается, – спокойно ответил Юргенсен. – Я просто хотел официально заявить, что наши аналитики почти не обладают надежной информацией, которая позволила бы нам делать категорические выводы о намерениях андерманцев.
      Он невозмутимо смотрел на Первого Лорда с уверенностью, которую вселяла десятилетиями пестуемая привычка следить за тем, чтобы зад был надежно прикрыт, прежде чем высунуть голову. Вот и сейчас он подождал, пока Яначек кивнет, признавая его правоту.
      – Сделав такую оговорку, – продолжил он, – можно сказать, что анди, похоже, занимаются систематической передислокацией войск с намерением окружить станцию «Сайдмор» с севера и северо-востока, заняв позицию между станцией и остальной частью конфедерации. У нас пока нет никаких свидетельств того, что император Густав планирует против нас какие-то операции, хотя подобную возможность никогда нельзя полностью сбрасывать со счетов. Однако более вероятным представляется, что в его намерения – по крайней мере сейчас – главным образом входит демонстрация силы.
      – Демонстрация силы с какой целью? – спросил Чакрабарти.
      – Об этом идет много споров, – сказал ему Юргенсен. – Большинство в настоящий момент склоняется к тому, что анди, вероятно, довольно скоро обратятся к нам по дипломатическим каналам, выдвинув территориальные претензии на Силезию.
      – Ублюдки, – непротокольно среагировал Яначек и скорчил гримасу. – И все же, мне кажется, в этом что-то есть. Они, сколько я себя помню, точат на Силезию зубы. Не удивлюсь, если эти оппортунистические сукины дети решили, что пришло время отрезать лакомый кусочек.
      – Исторически, мы вполне четко определили свою позицию по этому вопросу, – заметил Чакрабарти и, склонив голову, посмотрел на Первого Лорда.
      – И эта позиция не изменилась – пока, – ответил Яначек.
      – А изменится? – с непривычной прямотой спросил Чакрабарти.
      Пришла очередь Яначека пожать плечами.
      – Я не знаю, – признался он. – Это решение надо принимать на уровне кабинета министров. Однако в настоящий момент при отсутствии каких бы то ни было иных указаний наша политика остается неизменной. Правительство её величества, – он использовал этот оборот без тени иронии, – не готово согласиться на захват территории Андерманской Империей или кем-то еще, без учета интересов действующего правительства Силезской конфедерации.
      – В таком случае, – прагматично сказал Чакрабарти, – нам, пожалуй, стоит усилить Сайдмор, чтобы уравновесить «демонстрацию силы» Фрэнсиса.
      – Это не моядемонстрация силы, Саймон, – мягко поправил Юргенсен.
      – Не важно, – отмахнулся Чакрабарти. – Чья бы это ни была демонстрация силы, нам всё равно необходимо рассмотреть вопрос о развертывании у Сайдмора по меньшей мере еще пары эскадр кораблей стены.
      – Хм. – Яначек медленно рисовал пальцем круги на столешнице и, нахмурившись, рассматривал, что у него получается. – Я понимаю ход твоих мыслей, Саймон, но найти такой тоннаж будет нелегко.
      Чакрабарти несколько секунд молчал, затем решил не поднимать вопрос о том, что найти необходимые корабли было бы намного легче, если бы правительство только что не приняло решение во множестве пустить их на слом. Несмотря на свою бюрократическую карьеру, он слишком долго служил военным офицером, чтобы не сознавать горькую иронию ситуации. Кроме того, несмотря на военную форму, он был слишком опытным политиком, чтобы заговорить о своих наблюдениях вслух.
      – Легко или нет, сэр Эдвард, – сказал он вместо этого, и его голос стал лишь чуточку более официальным, – если мы обязаны продолжать нашу текущую политику и убедить анди не искать приключений, надо усилить Сайдмор. Не обязательно использовать наши новые подвесочные супердредноуты, но развернуть какие-то силы, которые не покажутся им чисто символическими, мы должны. Иначе мы фактически продемонстрируем, что не готовы принять бой.
      Яначек поднял глаза, и Первый Космос-лорд спокойно встретил его взгляд. Затем прокашлялся Юргенсен.
      – Вообще-то, – осторожно сказал он, – может оказаться разумнее отправить всё-таки несколько СД(п).
      – Вот как? – Чакрабарти посмотрел на Первого Космос-лорда и нахмурился.
      – Именно, – подтвердил Юргенсен. – Последние две недели я изучал разведданные по андерманцам и обнаружил несколько… тревожных сообщений.
      – Тревожных сообщений о чем, Фрэнсис? – с нажимом спросил Яначек.
      – Они недостаточно конкретны, – ответил Юргенсен. – По этой причине их и не довели до вашего сведения, Эдвард. Я знаю, что вы предпочитаете проверенную информацию неопределенным рассуждениям, поэтому мы собирались сначала получить подтверждение. Однако при сложившихся обстоятельствах, на мой взгляд, даже при отсутствии подтверждения мы должны принять эти данные во внимание, чтобы решить, какое именно подкрепление требуется Сайдмору.
      – Это будет гораздо легче сделать, если вы расскажет нам о сути дела, – заметил Чакрабарти.
      – К концу дня я представлю докладную записку, – пообещал Юргенсен. – Но если в общих чертах, то мы получили некоторые сигналы – ни один из них, как я уже отметил, не подтвержден – о том, что анди, возможно, недавно начали развертывание каких-то собственных новых систем вооружений. К сожалению, мы не располагаем достаточными подробностями о том, какого рода техника имеется ввиду.
      – И вы не сочли нужным довести до нашего сведения эту информацию? – зловеще осведомился Яначек.
      – До позапрошлой недели я даже не подозревал о её существовании, – сказал Юргенсен. – А до настоящей встречи возможность привлечения дополнительных сил для сдерживания анди не обсуждалась. С учетом прежних обстоятельств мне казалось, что уместнее попытаться тем или иным образом подтвердить или опровергнуть такую информацию, прежде чем доводить её до вашего сведения.
      Несколько секунд Яначек угрюмо смотрел на него, затем пожал плечами.
      – В любом случае, мы мало что могли сделать, пока у вас не было полной уверенности, – согласился он, и Юргенсен спокойно кивнул. – Но не могу сказать, что вы меня порадовали, – продолжил Первый Лорд. – До войны техника анди была не хуже нашей; если с тех пор они сделали шаг вперед, нам, возможно, придется серьезно пересмотреть уровень сил размещаемых в Силезии. Премьер-министру это не понравится – не прошло и четырех месяцев, как мы сообщили парламенту, что проводим дальнейшие сокращения кораблей стены.
      Юргенсен и Чакрабарти с достоинством покивали, уверенные в том, что они ничего подобного не предлагали, что бы там ни говорили гражданские лорды адмиралтейства. Разумеется, ни один из них не протестовал против сокращений, но это совсем не то, что быть ответственным за них.
      – Так какими же подробностями вы располагаете?– спросил после паузы Чакрабарти.
      – Да в сущности, почти никакими, – признался Юргенсен. – Один сайдморский аналитик утверждает, что при визуальном изучении одного из новых линейных крейсеров класса «Тор» Андерманского императорского флота обнаружил меньше портов ракетных установок, чем полагается кораблю этого класса. Что в точности это может означать, мы пока не имеем представления, его заявление пока даже не получило подтверждения при помощи независимого анализа визуальных данных. Исходную видеозапись сейчас переправляют сюда, но мы увидим её только недели через две. Кроме того, у нас имеются два рапорта от капитанов торговых судов. Они предполагают, что анди удалось добиться по крайней мере некоторого усовершенствования инерциальных компенсаторов. Данные весьма неполны, но оба капитана сообщают, что видели, как андерманские корабли ускорялись намного быстрее, чем должны были.
      – Капитаны торговых судов! – фыркнул Чакрабарти, но Юргенсен покачал головой.
      – Такой же была и моя первая реакция, Саймон, и отчасти поэтому я хотел сначала получить подтверждение, а потом сообщать эту информацию. Но один из этих торговых капитанов – адмирал на половинном жаловании.
      – Что? – Взгляд Яначека стал острым. – Какой еще адмирал?
      – Некто адмирал Бахфиш, – ответил Юргенсен.
      – А, этот! – фыркнул Яначек. – Я вспомнил. Бестолочь, который едва не потерял свой корабль!
      – Пожалуй, не лучшая характеристика для послужного списка, – согласился Юргенсен. – Но он опытный человек, более тридцати стандартных лет был кадровым военным, до того как… э-э… оставил службу на Флоте.
      Яначек снова фыркнул, хотя на этот раз и с меньшей самоуверенностью. Чакрабарти, напротив, неожиданно стал задумчив, а Юргенсен дернул плечом.
      – Есть еще пять-шесть сообщений, большинство от независимых связей наших военных атташе в империи. Они указывают, что анди экспериментируют с оружием большей дальности. Вдобавок мы уже не первый год знаем, что они разрабатывают собственные ракетные подвески. Чего мы не знаем, и способа получить подтверждение чему ни в положительном, ни в отрицательном смысле я пока не нашел, это заложили ли они уже собственные СД(п).
      – Найдите способ подтвердить это, любым способом, – в голосе Яначека прорезалось раздражение.
      В своих оценках необходимого уровня боеготовности он исходил из сохранения монополии Королевского флота Мантикоры на супердредноуты нового типа. В его докладах кабинету министров даже не рассматривалась возможность того, что андерманцы могут уже начинать строительство собственных СД(п).
      «Нет никаких оснований предавать это гласности, – сказал он себе, мысленно оправдываясь. – Нам надо беспокоиться о хевах, а не об анди. А если что – пусть себе забирают хоть всю конфедерацию, по крайней мере, на время. Кроме того, Фрэнсис мне тогда ни слова об этом не говорил».
      – Тем временем, – продолжил он, снова поворачиваясь к Чакрабарти, – мне нужны от вас конкретные предложения по составу подкреплений, которые нам необходимо доставить к Сайдмору.
      – Исходя из худших предположений? – уточнил Первый Космос-лорд.
      Яначек покачал головой.
      – Не из самых худших. Не следует пугать самих себя и предпринимать радикальные меры, пока нет официальных подтверждений разведки. Будем исходить из необходимости увеличить их силы, но давайте не увлекаться.
      – Это тоже слишком неопределенно, Эд, – отметил Чакрабарти.
      Яначек неодобрительно насупился.
      – Я только хочу быть уверен, что ясно понимаю, чего вы хотите, прежде чем что-то предлагать, – настаивал адмирал.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63