Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Знак Ворона (Черный Ворон - 8)

ModernLib.Net / Отечественная проза / Вересов Дмитрий / Знак Ворона (Черный Ворон - 8) - Чтение (стр. 5)
Автор: Вересов Дмитрий
Жанр: Отечественная проза

 

 


      Она искала глазами Колина, чтобы он пришел ей на помощь и избавил на время от необходимости общаться с бесконечной вереницей новых знакомых. Но Фитцсиммонс был так увлечен разговором с каким-то напыщенным толстяком, что не замечал красноречивых Таниных взглядов.
      Бал у губернатора Калифорнии был одним из главных событий года. Здесь, словно в гигантской кастрюле, собирались все сливки. Приглашения на бал получали избранные из избранных: виднейшие политики, самые богатые бизнесмены, писатели, чьи книги расходились по миру рекордными тиражами, музыканты, чьи пластинки били рекорды продаваемости. Модельеры и дизайнеры, по прихоти которых все вышеперечисленные брились налысо или красили шевелюру в фиолетовый цвет, надевали брюки, в которых невозможно сделать ни шагу и шляпы, не проходящие в дверной проем.
      И, разумеется, почетными гостями дядюшки Джулио, равно как и всех губернаторствовавших до него дядюшек Джонов, Джеков и Джимов, всегда были киношники. Потому что вечеринка эта была событием, предшествовавшим "Оскару". Именно здесь, а не в зрительных залах решался главный вопрос года: чье имя будет вписано в заветный листочек и вложено в заветный, конвертик. Получить приглашение, отпечатанное на гербовой бумаге губернатора Калифорнии, означало, что на красной дорожке славы для тебя включили зеленый свет. И чтобы приехать первым надлежало взять хороший разгон. То есть заручиться нужной поддержкой. А всех, кто нужен, можно было найти именно здесь, на балу, где собирался весь свет и цвет.
      Появление на губернаторском вечере нового лица, ничем пока себя не прославившего, было исключено. На девяносто девять процентов. Один процент оставался для сенсаций, которые нужны, ибо без них любое, даже самое помпезное событие вскоре теряет свою привлекательность и переходит в разряд заурядных. Поэтому с некоей периодичностью такие сенсации происходили. Молодой патлатый певец или едва оперившийся желторотый политик неожиданно для себя оказывался в золотом списке. Это значит, что в назначенный час его принесут в жертву, отдадут на растерзание алчущим свежатинки акулам пера. И пройдя через горнило сплетен и домыслов, будучи сотню раз раздетым до последней нитки и растерзанным, он вскоре явится миру преображенным, он станет суперзвездой, взмоет к небесам, которые еще вчера казались ему такими недоступными. И будет сверху вниз глядеть на кусающих локти от зависти бывших друзей и подружек. В следующем году новобранец появлялся на балу уже в числе признанных VIP-персон. И вместе с другими небожителями с превосходством и состраданием взирал на очередного жертвенного агнца, ведомого на священное заклание.
      Но сенсации, каковы бы они ни были, не могут происходить регулярно. Иначе они, опять же, перестанут быть сенсациями. В этом сезоне журналистов решили оставить без сладкого. Впрочем, представители второй древнейшей профессии за тысячи лет своего существования века навострились добывать и обжаривать пищу в любых условиях. А предлагаемые были далеко не самыми худшими: добрая сотня знаменитостей под одной крышей. Устраивайся поудобнее и выжидай, кто поссорится, кто напьется, кто кому состроит глазки. Да это ладно! Достаточно увидеть, кто с кем под руку зайдет в просторный мраморный холл. В том году Том Круз был с Пенелопой Крувз, а нынче заявился с Памелой Кривз. Если умело преподнести - скандал неизбежен. Впрочем, давайте подождем, с кем же заявится Крувз. А вот и она! Хороша, чертовка. Хотя нос малость длинноват. Зато какие ножки точеные. А у Кривз-то, признаться, конечности под стать фамилии. Но нас сейчас интересует Крувз: кого это наша носатая прима взяла под руку? Вот это да! Вот это наш ответ Чемберлену! Старина Джим Кенри. Позвольте, а где же его верная боевая подруга супермодель Клава Рубероид? Хорошо подкованный представитель желтой прессы из такого подручного материала мог изготовить бомбу огромного разрывного действия, а то и не одну.
      На сей раз самый аппетитный пирог для прожорливых сплетнеядных испекла хитрюга Алабама Джонс. Зная журналистскую кухню как свои пять пальцев, она просчитала все со стопроцентной точностью. Колин Фитцсиммонс и Татьяна Розен, которых бульварные издания сотню раз клали в постель к кому угодно, но только не друг к другу, появляются на балу вместе. Но никакой пошлости, упаси Боже! Никаких поцелуйчиков перед объективами, никаких откровенных взглядов. Хотя сыграть в любовников для двух талантливых актеров не составило бы труда. Но это было бы слишком просто, чересчур тривиально. И к тому же лишило бы мастеров пера, или тех, что считают себя таковыми, возможности заняться любимым делом - досочинить неоконченную историю, дописать начатый сценарий. Ради такой возможности они пожертвуют и длинноносой Крувз и кривоногой Кривз. Разгадать чужую загадку, что может быть приятнее? Я все про вас знаю, от меня шила в мешке не утаишь! Я всегда догадывался, что все именно так и обстоит, только ждал подтверждения.
      Загадку следовало сделать притягательной на двести процентов. Перфектная женщина, Татьяна Розен, должна была в этот вечер превзойти саму себя, оказаться супер-пупер перфектной. Она должна стать королевой бала.
      Королевский наряд Татьяна выбирала вместе с Алабамой. Несмотря на свою верность любимым джинсам, девушка оказалась в курсе модных тенденций вечернего гардероба. Кроме того, у нее был отменный вкус. Впрочем, как и у Тани. Поэтому споров не возникло. Из сотни предложенных вариантов обе, не сговариваясь, выбрали один. Дав отставку Ив Сен-Барану и Полю Хотье, они остановились на черном платье от Москитно. Длинное облегающее платье с эффектным разрезом. Никаких лишних деталей. Идеальный покрой и красивейшая фактура ткани были самодостаточны. На шею - изящное колье из белого золота с бриллиантами, в уши - две алмазных слезинки. Такие сверкающие, словно их проронила сама Афродита. И, наконец, царственной особе необходима мантия. К счастью, времена, когда любителей натурального меха закидывали тухлыми яйцами и гнилыми помидорами, канули в прошлое. Красавице в шубке из рыси больше не надо рысью удирать от вооруженной овощами шайки активистов гринписовцев. Венера в мехах вновь стала символом женской красоты и сексуальности.
      Татьяна украсила плечи нежным, невесомым мехом шиншиллы самым дорогим из мехов. На то она и королева.
      Все эти приготовления к балу, вся эта суета так вскружила Татьяне голову, что она начала испытывать странное волнение, как студентка перед экзаменом или Наташа Ростова перед первым выходом в свет. Колину, когда они сели в лимузин, даже пришлось ее успокаивать. Лучший для этого способ - переключить внимание человека на что-то другое.
      - А я для тебя, Таня, приготовил сюрприз.
      - Какой?
      - Не скажу. Потерпи, ты его увидишь на месте. Это будет кое-кто, по кому ты очень соскучилась.
      "Пашка!", - пронеслось у нее в голове. "Вот это было бы здорово! Какая бы она была счастливая, если бы увидела, как он, во фрачном костюме и накрахмаленной рубашке, подходит к ней и галантно раскланивается. А потом спрашивает Колина: "Вы позволите ангажировать вашу спутницу на танец?". И Колин улыбается: "Разумеется". И они с Пашей кружатся под завораживающие звуки венского вальса. Потом танцуют чувственный фокстрот, затем раздаются волнующие кровь аккорды страстного танго... Он ангажировал ее не на один танец, а на всю жизнь...". Татьяна с трудом отогнала от себя чудесное видение. Ведь то, что она себе представляла, совершенно невозможно. Павел в тюрьме, там, где балом правят суровые надзиратели, а вместо музыки - лязг железа и звук запираемых замков. Он осужден, осужден на долгие годы. По позорной, грязной статье... Но кто же будет на вечеринке? Что за сюрприз? Может, Леня Рафалович?
      - Ты смог сделать приглашение для Леонида?
      - Потерпи, скоро все узнаешь, - Фитцсиммонс решил до поры не раскрывать карты или не признаваться в том, что она уже открыла их, вопреки его желанию.
      Алабама просчитала все со стопроцентной точностью. Колин и Татьяна прибыли почти одновременно с красавцем Майком Ругласом, шедшим под руку с Наоми Камбал. Экстравагантная парочка удивленно озиралась: куда подевались журналисты, ради которых их продюсеры два месяца вели переговоры и оговаривали детали этого появления на публике. Стоило ли надевать на обнаженное тело чернокожей красавицы Наоми вызывающе прозрачное платье, если на эту натуру не польстился ни один завалящий фотокорреспондент? Все фото- и телекамеры были нацелены в другую сторону. Туда, где Колин Фитцсиммонс знакомил свою царственную спутницу с режиссером Робертом Передрягесом.
      Никогда еще Татьяна не видела вокруг себя столько именитых персон сразу: на кого ни кивни, окажется или мультимиллиардер, или суперстар.
      - Колин, а кто это в шляпе с черным платком на лице - одни глаза видны, словно у грабителя-налетчика?
      - Ну ты даешь, это же Джек Майклсон! Он теперь на людях практически не появляется: перед каждым выходом в свет ему приходится буквально собирать себя по частям. Я не шучу! Во всяком случае, что нос у него накладной, я знаю точно. Мне один знакомый гример рассказывал, он работал с Майклсоном на съемках клипа.
      - Надо же! А эта тощая дамочка, с толстым слоем грима на черепе?
      - Ну, Татьяна, ты самых знаменитых в мире персон не узнаешь. Так нельзя! А фильм "Теловредитель" помнишь? Кто там главную женскую роль играл?
      - Уитни Хвостон. Но она ведь красавица, а это просто какой-то ходячий скелет!
      - Тише!.. Наркотики, моя дорогая. В больших количествах они способны творить чудеса, но, к сожалению, чудеса не со знаком плюс.
      Официанты разносили на подносах французское шампанское. Основная часть мероприятия не могла начаться, пока не прибудет хозяин торжества. Впрочем, те, кто присутствовал на балу не в первый раз, знали: дядя Джулио всегда появляется одним из последних. Он не любит ждать и предпочитает, чтобы это делали другие. Все давно привыкли прощать ему этот маленький каприз. Чем бы губернатор ни тешился, лишь бы позвал в гости еще разок.
      А шишки мирового масштаба продолжали входить в освещенный тысячью свечей зал, сыпались как из рога изобилия. Думала ли Таня восьмидесятых, гражданка нерушимого Советского Союза, что когда-нибудь попадет в одну тусовку с теми, кого она видела на экране телевизора. Даже мечтать о таком казалось верхом безумия. Казалось, что все эти телегерои живут где-то на другой планете, в ином, ирреальном мире. А теперь она, Татьяна Ларина-Розен, стоит с ними рядом. И они подходят, протягивают руку, подносят ее ладонь к губам. Как удивительна жизнь! Как непредсказуема!
      На балу Колину представлялся случай поговорить с самыми важными людьми.
      С самыми архиважными, с теми, кто еще в период Великой американской депрессии начинал крышевать голливудскую киноиндустрию, а теперь, в сотни и еще в сотни раз преумножив вложенный капитал, решали идеологические вопросы общей голливудской политики.
      Колина подвели к Уильяму Петти-младшему. Забавно, но младшему было уже шестьдесят пять или шестьдесят восемь...
      - В вашем фильме вложены некоторые средства покойного лорда Морвена? - спросил Петти-младший.
      - Да, сэр, - почти по-военному ответил Колин, искоса поглядывая, как Татьяна выполняет элемент аргентинского танго, в просторечии именуемый "дорожкой", и грациозно фиксирует обязательные резкие повороты головы.
      - Эти средства, вероятно, и пошли на приобретение скандального русского авианосца? - спросил Петти.
      - Крейсера, сэр, - поправил Колин.
      - Неважно, важно то, что нам бы хотелось сделать что-либо приятное в память о нашем покойном друге лорде Морвене, - сказал Петти, - мы бы хотели посодействовать тому, чтобы кино, отчасти снятое на деньги нашего друга, было бы отмечено общественностью именно в той части, в какой оно было профинансировано...
      - Сэр? - Колин вопросительно наклонил голову.
      - Видите ли, - продолжал Петти-младший, - дать фильму о русских как о героях - главные призы американского киноискусства было бы неверно с политической точки зрения...
      Колин нервно сглотнул. Он понимал, что для него сейчас наступил момент истины. Именно эти калифорнийские нефтяные воротилы, главным среди которых и был Петти-младший, - решали вопросы идеологических и политических перспектив американского киноискусства.
      Они рассматривали кинобизнес как дорогую игрушку. Как футбольный клуб, который приносит не только деньги, но и гордость, как гордость от обладания красивым автомобилем или красивой женщиной.
      - Целесообразно было бы дать вашему фильму приз за лучшие спецэффекты, имея в виду эти скандальные и дорогие плавучие железки, - сказал Петти уже с трудом. У него начиналась одышка. И прежде, чем стоящий рядом с Петти секретарь объявил бы аудиенцию законченной, Колину хотелось услышать еще что-нибудь утешительное. Ведь он надеялся на большее.
      - Вы же понимаете, господин Фитцсиммонс, в Голливуде крутятся не только деньги лорда Морвена, светлая ему память, так что целесообразно было бы ограничиться двумя призами: уже названным и еще за лучшую женскую роль...
      Секретарь дал понять, что время, отпущенное Колину на общение с Петти-младшим, истекло.
      Петти дружески похлопал Колина по плечу и на прощание сказал с астматическим придыханием:
      - Идите, дорогой Фитцсиммонс, танцуйте, лапайте девчонок за ягодицы, пока и ноги танцуют, да и все остальное функционирует, а мне вот пора домой на укол и в постельку - баиньки, а вы пока молоды - наслаждайтесь жизнью!
      Два "Оскара"! Значит, ему дадут два "Оскара"...
      Ему...
      Колину Фитцсиммонсу.
      Жаль, эх как жаль, что не за лучшую режиссуру и не за лучшую мужскую роль...
      Но все равно - фильм-то его!
      Надо ли сказать Татьяне? Нет, по этике этого делать нельзя.
      Петти - тот, конечно, дипломат, он ведь ничего напрямую не сказал, все формулировки звучали, как справедливо было бы... Или целесообразно было бы...
      И юридически к его словам, даже попади они в газеты, придраться было бы никак нельзя. Подумаешь, высказал свое мнение!
      С этой минуты для Колина уже не было той постановочной интриги, которой так славится церемония присуждения главного приза американской киноакадемии.
      Сидя в первых рядах овеянного славой зала, когда разряженные в пух и прах оскароносцы прошлых лет примутся разыгрывать игру в конвертики с фамилиями номинантов, он - Колин Фитцсиммонс - будет сидеть на своем стуле ни капли не переживая.
      Он уже будет точно знать.
      Потому что слово Петти - это слово калифорнийского закона. Как слово шестизарядного мистера Смит-энд-Вессона в те давние далекие годы освоения Западных земель.
      Колин взял с подноса бокал шампанского.
      Таня танцевала теперь что-то тягуче медленное.
      На сцене, сопровождаемый симфоническим оркестром, пел двойник Элвиса Пресли.
      Love me tender
      Love me sweet
      Love me where I go
      All my dreams will be complete
      And I love You so
      Таня танцевала с Леонидом.
      Они, именно они сегодня именинники, подумал Колин. И почему-то вдруг заревновал, глядя на улыбающуюся друг другу пару.
      Татьяна Захаржевская-Морвен
      Морвен-хаус. Англия. Лондон.
      Вермонт. США
      Петти-младший пафосно вскинул голову, как в те годы, когда начинающим адвокатом, служа в фирме своего отца, он, бывало, вскидывал голову, желая произвести благоприятное впечатление на судей и коллег-адвокатов. В те далекие теперь времена, только что окончив Гарвард, юный, совсем еще желторотый адвокат Поль Петти тяготился славой и богатством отца. Ему - Петти-младшему по присущей едва вылупившимся выпускникам университета инфантильной эгоцентристской убежденности казалось, что он гений и сам всего добьется в этой жизни. Нужно только, чтобы заметили его гениальность, абстрагируясь от возмутительно юной мордашки...
      Поэтому свои речи в суде, исполненные почерпнутого из фильмов с Кларком Гейблом пафоса, он непременно начинал со страстного обращения к аудитории и непременно вскидывал голову, дабы публика заметила его глаза, исполненные ума и решимости выиграть любое порученное ему дело. Голова вскидывалась еще и для того, чтобы молодые женщины не замечали его двойного подбородочка, намечавшегося еще в то время, когда ему было двадцать пять...
      А теперь... спустя почти пятьдесят лет привычки юности оставались прежними. И уже не двойной, а пятерной в складках ошейник из кожи и сала дрожал и зыбко колыхался при каждом движении Петти-младшего. А голову все равно вскидывал, начиная свое обычное:
      - Господа! Господа, я полагаю, что мы готовы теперь приступить к обсуждению самой щепетильной и самой тонкой части нашей сегодняшней повестки...
      Аудитория, представленная самыми посвященными в самые сокровенные тайны планеты, шуршащими бумажками молчанием выразила свое согласие.
      - Господа, дело в высшей степени щепетильное, но на то мы все и юристы в большинстве своем, чтобы благополучно разрешать самые тонкие дела.
      Петти лукавил, далеко не все из собравшихся здесь членов Капитула, были юристами. Макмиллан, к примеру, заканчивал математический факультет, и Петти отлично помнил, как на вечеринках в кампусе Гарвардского университета длинноногий красавец Макмиллан - чемпион факультета по академической гребле, всегда окруженный толпой самых красивых девчонок, - не без деланной аррогантности любил подчеркнуть, де, они - математики во всем и всегда дадут сто очков вперед никчемным зубрилкам с юридического. Потому как математика с философией - праматери всех естественных наук, и математика - это исполненное внутренней красоты стройное здание, где искусством логики можно, даже не зная какого-то этажа, вывести и восстановить неизвестное по экстраполяции из известного... а юриспруденция - бестолковое заучивание одними идиотами тех правил и параграфов, что выдумали другие идиоты, и если там чего не вызубришь, то логически никогда не выведешь невыученного, потому как юриспруденция не подчиняется законам формальной логики...
      И восторженные девчонки, эксайтированные более ростом и статью Макмиллана, нежели его умными речами, бойко смеялись его шуткам, поблескивая глазками и кидая взгляды... Петти все помнил! Хоть и пятьдесят лет уже прошло.
      И Макмиллан уж не тот!
      Два инсульта перенес...
      Но Петти никогда не пропускал случая подчеркнуть, что они юристы - друг дружку всегда поймут, безо всяких математических экстраполяции...
      - ...Короче, господа, суть вопроса можно выразить следующим образом, - на каждой ключевой фразе продолжая вскидывать голову, говорил Петти, - мы должны до минимума снизить риски несанкционированного влияния на главный субъект управления...
      - Витиевато излагаете, Петти, - встрял Макмиллан с иронической улыбкой, - нам, не юристам, объясняйте как-нибудь попроще, мы ж, математики, - люди умственно ограниченные, и ваш забубенный формализм нас, и без того дураков, приводит в состояние окончательного отупения, - "снизить риски несанкционированного управления на субъект" - это вы в смысле женить нашу Бетриббсу, что ли?
      - В самую точку, Макмиллан, попали! - отпарировал Петти. - И тем самым снизить вероятность попадания этой персоны под влияния, связанные с сексуальной зависимостью...
      - Э-э-э как вас несет... Вы, Петти, видать, много выступали с речами по бракоразводным процессам, - с той же иронической усмешкой продолжал Макмиллан, - вы здесь проще говорите, мол, баба может втюриться, голову потерять, ну и фаворит или его спонсоры может оказать влияние...
      - Именно это я и имел в виду, господа, - подтвердил Петти, именно это, тем более, что мы имеем такую систему оперативного управления Орденом в промежутки между заседаниями Капитула, что в руках Главного Тиранозавра сосредоточена немалая исполнительная власть, за стабильностью и безопасностью которой мы обязаны...
      - Приглядывать, - подсказал Макмиллан.
      - Именно... именно приглядывать...
      - Система управления Орденом была установлена отцами-основателями, светлая им память, - подал голос Джейкоб Цорес.
      - Светлая им память, - эхом подхватили собравшиеся.
      - И не нам подвергать систему ревизии, - продолжал Цорес, однако приложить максимум усилий к стабилизации системы, страхуя ее от внешних воздействий, мы просто обязаны...
      - И вы, Цорес, тоже как Петти, за нагромождением слов, как под фиговым листом, стыдливо прячете срамную простоту помыслов женить нашу Бетриббсу-тиранозавршу и влиять на нее через контролируемого нами мужа, - выпалил Макмиллан.
      - Да, все правильно, Макмиллан, но ведь это в наших общих интересах, - вскинув голову, воскликнул Петти.
      - И можно было бы даже подумать, что вам, Макмиллан, хотелось бы, чтобы прогрессисты вроде Гейла Блитса раньше нас расчухали опасность и взяли бы леди Морвен под свой контроль, вставил Цорес.
      - Если уже не опередили нас и не взяли, - воскликнул Петти.
      - Мне не безразлично, кто и как будет влиять на решения, принимаемые леди Морвен, - ответил Макмиллан, - но мне со всей очевидностью ясно, что господин Цорес уже имеет кандидата в женихи нашей Бетриббсе, и уж он-то, в смысле господин Цорес, мыслит себя именно тем регентом, кто будет держать руку на главных рычагах...
      - Поэтому мы и собрались, чтобы договориться об условиях контроля за властью, - сказал Петти-младший, уже не вскидывая головы, а, наоборот, опуская голову на грудь, так что все пять подбородков его вздулись в один сплошной жировой шарф вокруг необъятной шеи.
      - Что ж, будем сговариваться, - сказал Макмиллан примирительно.
      - Будем оговаривать кондиции, - подтвердил Петти.
      Петти, кстати, помнил, помнил, как и положено хорошему адвокату во время затяжного процесса, что Цорес тоже не юрист по своему образованию и вообще учился не в Гарварде, и не в Англии с ее аристократическими Кембриджем и Оксфордом, но еще перед Второй мировой, до оккупации немцами Парижа, окончил курс "Эколь экономик"... И потом едва ноги унес от немцев, спрятавшись в Швейцарии у своего дяди - по линии баронов Ротшильдов.
      - Здесь может выйти затруднение, - сказал Петти, - леди Морвен может отказаться выйти за иудея.
      - Мой сын католик... Выкрещенный католик, если угодно.
      И если угодно, он выкрестится в буддисты или в коммунисты... если это будет выгодно Ордену, - сказал Цорес.
      - Без меня меня женили, - по-русски прошептала Татьяна, когда Петти с Макмилланом, прибыв в Морвен-хаус, передали ей текст меморандума.
      - Мадам, давайте говорить начистоту, - начал Макмиллан, - вы дама более чем просто умная, вы наделены, безусловно, неординарными интеллектуальными способностями, поэтому мы и апеллируем не к женским струнам и химерам эмоционального свойства, а к разуму...
      - И в то же время начинаете с пошлых комплиментов, отпарировала Леди Морвен.
      - Пошлых? Вы находите похвалу вашей сообразительности пошлыми комплиментами? - изумился Макмиллан. - Но разве лучше было бы мне начать с восхищения вашим внешним видом и нарядами? Мадам!
      - Бросьте, Макмиллан, все наши отношения настолько заформализованы, что порой я сама себе кажусь существом не живым, а некой механической тварью, железной куклой, которую посадили на трон, дабы она исполняла определенные па, когда часики внутри зубчиком пружину отпустят и органчик заиграет, это, как видели, в средневековых часах, в Праге, когда в полдень все святые выезжают из замка и двигают руками, делают дансе и даже рты раскрывают...
      - Вот-вот, - закивал Макмиллан, - вы совершенно правильно ухватили суть вещей, разве что прибегнув к образу, к ассоциации, но суть выразили совершенно ясно, суть в том, что власть, сконцентрированная в одних руках, она формальна, то есть конкретика власти выражается в формальных отправлениях каких-то конкретных действий...
      - Например, официального появления королевы перед подданными, со всеми символами: короной, горностаевой мантией, скипетром в руках, - закивала Леди Морвен.
      - Именно, именно, - подтвердил Макмиллан, - именно, дорогая Бетриббс, вы ухватили самую суть, и мы хотели бы развить тему...
      - Вы полагаете, что я в чем-то нарушила наши соглашения и настала пора вручить мне черную метку? Так?
      - Если начистоту, - встрял Петти, - и это хорошо, что разговор у нас пошел начистоту, мы опасаемся, что такой момент может наступить, и так как мы не заинтересованы в крайних мерах, особенно после произошедшей в этом году смены руководителя Капитула, то мы бы хотели договориться...
      - А с моим супругом вы не договорились? - спросила Татьяна, глядя Петти прямо в глаза.
      - Мы должны соблюдать некие правила и условности, - заметил Макмиллан.
      - То есть, предупреждая меня о том, что в случае конфликтной ситуации вы меня убьете, вы в то же самое время хотите, чтобы мы соблюдали формальности в жизненно важном разговоре? - спросила Татьяна, чувствуя что лицо ее наливается кровью.
      - До каких бы то ни было кардинальных и радикальных действий и до применения крайних средств еще очень далеко, милая Бетриббс, - поспешил успокоить ее Петти, - в нашей практике почти не было случаев, когда бы стороны не договорились.
      - Почти, - хмыкнула Татьяна, - а Кеннеди? А Улаф Пальме? А мой покойный муж, наконец?
      - Вам не надо волноваться, дорогая Бетриббс, - вступил Макмиллан, - мой друг-адвокат правильно говорит: любой коллапс и обрушение системы - это следствие непрофессионализма... Рубить гордиевы узлы - не проявление мужской лихости, но - наоборот проявление слабости интеллекта, компромисс - вот истинное торжество разума и гармонии, диктуемое математикой!
      - И вы предлагаете мне компромисс? - спросила Татьяна. - В чем же он?
      - Мы предлагаем вам еще больше заформализовать наши отношения, дорогая леди Морвен, - снова заговорил Петти, - мы предлагаем вам некие новые условия сохранения вами власти в Капитуле, при наших кондициях, гарантирующих нам уверенность в вас...
      - Конкретно, в чем конкретно будут выражаться кондиции вашего регентства? - скороговоркой, нетерпеливо спросила Татьяна.
      - Вы выйдете замуж за человека из нашего круга, и мы совершим обряд по правилам Ордена иллюминатов со всеми исходящими последствиями, но ваш супруг будет только наследовать...
      - И вы полагаете, что это компромисс! - перебила Татьяна. И после недавнего подобного обряда, который был совершен со мной и моим покойным мужем, и после его гибели вы полагаете, что подобная акция прибавит мне уверенности в моем благополучии? Какой, однако, цинизм, господа!
      - Вы не выслушали до конца, дорогая Бетриббс, - мягко возразил Татьяне Макмиллан, - формальности брака с близким нам человеком прибавят уверенности нашей стороне, но мы предусмотрели в кондициях конкордата и ваш профит, госпожа...
      - Мой профит? - переспросила Татьяна.
      - Да, ваш профит, который будет выражаться в следующих статьях и параграфах, изложенных во второй части протокола, приложенной к меморандуму, - сказал Петти.
      - А на словах? - спросила Татьяна, совершенно овладев собой.
      - А на словах, - ответил Петти, - а на словах это может звучать так: вы представляете всю полноту исполнительной власти, как и было прежде до сегодняшнего дня, и принимаете для себя решение, с кем быть... А брак... А брак с сыном Джейкоба - только акт, подтверждающий ваш выбор...
      - И это все? - спросила Татьяна...
      - Нет, это только первая часть кондиций, вторая экономическая, и здесь вам лучше ее объяснит наш математик, Петти, ухмыльнувшись, кивнул на Макмиллана.
      - Те проценты, которые вы с вашим новым супругом станете получать со всех сделок, одобренных Капитулом, вы будете делить на ваши уже персональные счета в соотношении один к полутора, так что ваша, большая часть, которая теперь и отныне станет определяющей компонентой гарантий стабильности наших отношений, она - эта экономическая составляющая - и станет уравновешивающим эквивалентом в системе нашего соглашения.
      - Я поняла, - почти перебила его Татьяна, - деньги компенсируют мои страхи и эмоции...
      - И послужат лучшей гарантией, потому как деньги суть универсальное мерило и вечный эквивалент всему на земле...
      - Бат мани кэнт бай ми лав, аминь - завершила Татьяна, о'кей, господа, я подумаю, надеюсь, до того, как организовать мне авиакатастрофу, вы дадите мне две недели на размышление?
      - Одну неделю, Бетриббс, только одну...
      - Итак, у нас всего только одна неделя, - сказала Татьяна, едва войдя в охотничий домик в Вермонте.
      - Они тебя хотят выдать замуж? - спросил Дубойс, прочитав бумаги.
      - А ты не ревнуешь? - в свою очередь спросила Татьяна.
      - Знаешь, если ты не хочешь, мы найдем способ, - начал было Дубойс.
      Но Татьяна, вдруг развеселившись, оборвала его:
      - Свадьбы - не будет! - воскликнула она. - Такой смешной фильм у нас в России был популярен когда-то, и назывался он "Кавказская пленница", там герой - Шурик - так и говорил: "Свадьбы не будет! Я ее украл, я ее и верну..." - И Татьяна вдруг поцеловала Дубойса в губы... - И... и давай выпьем чего-нибудь, шампанского, например, а?
      * * *
      Гребински заговорщицки подмигнул Макгвайеру, когда они вместе поднимались на лифте на десятый этаж.
      - Будет интересная рыбалка, друг, - сказал он условную фразу и слегка подтолкнул своего коллегу локтем в бок, выражая тем самым высочайший всплеск эмоций.
      Вход на десятый этаж осуществлялся по правилам высшей степени защиты. Сюда возносился только один лифт из двенадцати, работающих в здании. Остальные следовали мимо заблокированного этажа, и сотрудники Главного управления, проезжая закрытый этаж, в шутку напевали припев из последнего хита Элтона Джона: "This train don't stop there anymore..."
      Но для Гребински и Макгвайера этот поезд здесь останавливался. Надо было только засунуть свои электронные идентификационные карточки и подставить под тонкий световой лучик - радужную сетчатку своего собственного глаза...
      - Рыбалка будет интересной, - повторил Гребински, на пороге приемной Хэмфри Ли Берча.
      Бесполая секретарша кивнула им, и два начальника департаментов без задержки прошли в кабинет директора ФБР.
      Полгода минуло, как Хэмфри Ли Берч занял эти апартаменты, но на столе его не прибавилось ни одной из тех "silly little things", что отличают обычно менеджеров из простых смертных. Только фотография юного Хэмфри Ли с Эдвардом Гувером висела на прежнем месте, как бы символизируя дух новой стабильности, воцарившейся здесь.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17