Меньше чем через месяц после того, как туристы так счастливо ускользнули от мавров, все они благополучно высадились на берегах Темзы.
      Томпсон в эту минуту испытал истинное удовлетворение. Он избавился от Пипербома. Кроткий голландец, впечатлений которого никто никогда не знал, оставил своего администратора, как только очутился на лондонской мостовой. С чемоданом в руке, он исчез в первой же улице, унося с собою свою тайну. Следуя его примеру, рассеялись и другие туристы, возвратившись к своим делам или к своим развлечениям.
      Преподобный Кулей нашел неприкосновенной свою паству, которая уже оплакивала его.
      Капитан Пип с Артемоном, мистер Бишоп, мистер Флайшип и другие моряки высадились на сушу лишь для того, чтобы вскоре снова уплыть в беспредельное море, а мистер Ростбиф и мистер Сандвич не замедлили опять поступить на пароход в качестве буфетной прислуги.
      Однако перед расставанием капитан Пип получил благодарность бывших на «Симью» туристов. Последние не хотели покинуть своего командира, не выразив ему признательности за все то, чем они были обязаны ему благодаря его хладнокровию и энергии. Крайне смущенный, капитан стал чувствительно коситься, клянясь, что Артемон мог бы действовать точно так же. Тем не менее он несколько отказался от своей сдержанности, прощаясь с Робером. Он пожал ему руку с такой горячностью, которая лучше всяких длинных речей показывала, в каком почете был у него прежний переводчик с «Симью», и Робер был глубоко тронут живой симпатией такого хорошего судьи в делах чести и смелости.
      Что касается семьи Хамильтон, то к ней вернулась вся ее прежняя спесь, лишь только она увидела себя в полной безопасности. Не сказав на прощанье ни слова ни одному из людей, которых уравнивающий всех случай на минуту приобщил к их аристократическому положению, сэр Джордж Хамильтон, леди Эванджелина и мисс Маргарет поспешили направиться в свой комфортабельный дом, где Тигга попросили занять место, на что он, по-видимому, охотно согласился. Судьба его ясно определилась.
      Семья же Блокхеда, напротив, оставалась в том же составе, в котором пустилась в путешествие: ни один представитель мужского пола в брачном возрасте не занял места в увозившей их вместе с их багажом коляске.
      Призываемый во Францию необходимостью дать объяснения по поводу самовольного продления отпуска, Рожер де Сорг уехал из Лондона в тот же день.
      Устроив свои служебные дела, он выхлопотал себе новый отпуск, благодаря веским доводам, которыми он поддержал свое прошение. Можно ли, в самом деле, отказать в отпуске человеку, который женится? Свадьба была решена в немногих словах между мисс Долли и им, как нечто вполне естественное, не требовавшее никакого дальнейшего рассмотрения.
      Церемония состоялась третьего сентября. В тот же день Алиса Линдсей сменила свою фамилию на фамилию маркиза Робера де Грамона.
      С тех пор эти две счастливых пары не знают больше таких историй. Мирно протекает их жизнь, и завтрашний день приносит им столько же счастья, сколько и вчерашний.
      Маркиза де Грамон и графиня де Сорг приобрели два отеля в Париже, в аллее Булонского леса. Тут они воспитывают своих детей, оставаясь добрыми подругами и любящими сестрами.
      Часто переживают они в воспоминаниях события, предшествовавшие их браку, и часто говорят о них, оставаясь наедине. В них они черпают новые доводы, чтобы любить мужей, которых себе избрали. Во время этих воспоминаний всплывают иногда имена их товарищей по путешествию и злоключениям. Нельзя совершенно забыть тех, вместе с которыми приходилось страдать, и, действительно, с некоторыми из них они сохранили даже дружественные отношения.
      Четыре года спустя после окончания путешествия, организованного агентством Томпсон и K°, двое из этих лиц позвонились одновременно, в час обеда, у подъезда отеля маркизы де Грамон.
      – Клянусь честью, рад вас видеть, господин Сондерс! – воскликнул один из посетителей.
      – Мистер Бекер не менее доволен встретиться с капитаном Пипом, – поправил другой посетитель, дружески протягивая руку бравому капитану покойного «Симью».
      Это был день семейного собрания у маркизы де Грамон. Рожер и Долли де Сорг заняли места за столом, за который сели также капитан Пип и Бекер.
      Так как оба они знали историю дома хозяина и его прекрасной жены, то не были удивлены роскошью, окружавшей прежнего переводчика агентства «Томпсон и K°». Впрочем, они слишком много видели на своем веку, чтобы легко удивляться, и капитан Пип, знавший толк в людях, считал хозяина дома достойным всех милостей счастья.
      Очевидно, не в первый раз садился моряк за этот гостеприимный стол. В его манере держаться не было никакого смущения, напротив, замечалась открытая свобода, подобающая истинным друзьям.
      За стулом капитана важно восседал Артемон. Это место принадлежало ему по праву, и никто не мог бы удалить его оттуда.
      Впрочем, об этом никто и не помышлял, и капитан не стеснялся передавать ему кое-какие лакомые кусочки, которые Артемон принимал с достоинством.
      Артемон постарел, но сердце его оставалось молодым. Глаза его были такими же умными и такими же живыми, когда смотрели в глаза своего хозяина, сообщения которого он принимал, по-прежнему двигая своими длинными ушами, с видом глубокого интереса. Он тоже хорошо знал дом, куда был приглашен в этот день. Ласкаемый хозяйкой, не забывавшей спасителя своего мужа, уважаемый слугами, он ценил такое отношение к нему и поэтому энергично одобрил своего господина и друга, когда тот сообщил ему свой проект совершить поездку в Париж.
      – Из каких стран, капитан, занесло вас теперь к нам? – спросил Робер за столом.
      – Из Нью-Йорка, – ответил капитан. – Я получил место в пароходстве Кюнарда и соскучился от монотонности вечных переездов между Англией и Америкой. Это чертовски противно, сударь!
      – На днях вы повстречаете нас там, – продолжал Робер. – Алиса и Долли пожелали опять отправиться в море, хотя оно сыграло с нами немало скверных шуток. Теперь для них строится на одной из гаврских верфей яхта в тысячу тонн. И я даже хотел по этому случаю спросить вас, не можете ли вы указать нам верного человека в качестве капитана.
      – Я только одного знаю, – просто отвечал старый моряк. – Это некто Пип, совсем не плохой капитан, как говорят. Этот Пип нашел возможность жениться, не взяв жены. Вместе с ним надо будет забрать и его пса… Бедное животное уже старо и не надолго хватит его. Вот уже пятнадцать лет, как оно скитается по белу свету, а это преклонный возраст для собаки, – прибавил он, послав Артемону взгляд, полный меланхолической нежности.
      – Как, капитан! Вы согласились бы?.. – удивился Робер.
      – Согласен ли я!.. – воскликнул капитан. – Довольно с меня пассажирских пароходов. Это слишком громоздкие махины. И затем, вечно ходить из Ливерпуля в Нью-Йорк и из Нью-Йорка в Ливерпуль – это сударь, такая перипетия!
      – Значит, решено! – произнесли вместе Робер и Рожер.
      – Да, – заявил капитан, – Артемон найдет свой инвалидный дом у вас на… Кстати, вы уже окрестили вашу будущую яхту?
      – В память: «Симью», мы с сестрой назвали ее «Monette» (Чайка), – сказала Долли.
      – Хорошая мысль! – иронически одобрил Бекер. – Я вижу уже, как вы снова направляетесь в Томбукту!
      – Мы постараемся избежать такой напасти, – ответил капитан. – А кстати, по поводу «Симью», угадайте, кого я повстречал в Лондоне не дальше как вчера?
      – Томпсона! – хором вскрикнули сидевшие за столом.
      – Именно! Томпсона. Прекрасен, как день, изящен, суетится, как раньше. У него, значит, имелась еще другая сумка, которой шейх не открыл? Или же вы не привели в исполнение своих угроз? – спросил капитан, поворачиваясь к Бекеру.
      – И не говорите об этом, – сказал последний, сразу впадая в скверное настроение. – Этот Томпсон настоящий дьявол, он в гроб меня вгонит! Свои угрозы, я, конечно, сдержал. Да и еще десятка два других пассажиров засыпали этого штукаря процессами, которые мы выиграли по всей линии. Томпсон, не будучи в состоянии платить, был объявлен банкротом; он принужден был закрыть свою лавочку, и имя его вычеркнули из списка агентств по устройству путешествий. Но удовлетворение мое не было полным. Каждый день я встречаю этого господина. Он ничего не делает, насколько мне известно, и, однако, имеет такой вид, точно купается в богатстве. Он посмеивается надо мной, этакая бестия! Я убежден что он припрятал кое-что, надув меня.
      Во время речи Бекера обе сестры переглядывались, улыбаясь.
      – Будьте покойны, любезный господин Бекер, – сказала наконец Алиса. – Томпсон разорен в пух и прах и уже не в состоянии когда-либо составить вам конкуренцию.
      – Чем же, однако, живет он? – недоверчиво допрашивал Бекер.
      – Как знать! – ответила Долли с усмешкой. – Быть может, пособием, выданным ему одним из признательных пассажиров.
      – Ну, вот так пассажир, – рассмеялся Бекер, – хотел бы я знать, кто бы это мог быть!
      – Спросите у Алисы! – намекнула Долли.
      – Спросите у Долли! – отозвалась Алиса.
      – Вы!.. – вскрикнул Бекер в крайнем удивлении. – Это, стало быть, вы!.. Какие соображения могли быть у вас, чтобы прийти на помощь такому субъекту? Мало ли издевался он над вами и над другими? Не нарушил ли он самым обидным образом свои обещания? Ведь он чуть было не погубил нас, чуть не утопил, чуть не раздавил на острове Св. Михаила, благодаря ему лихорадка трясла нас на Сантьяго, солнце жгло и мавры расстреливали в Африке. Право же, хотел бы я знать, чем мы еще ему обязаны?
      – Счастьем, – ответили обе сестры вместе.
      – Если бы его путешествие было лучше организовано, то разве я была бы графиней де Сорг? – спросила Долли, смеясь в лицо Рожеру, который энергично кивнул головой.
      – А я – маркизой де Грамон? – прибавила Алиса, посылая Роберу ласковый взгляд, на который тот ответил ей взглядом, полным любви и обожания.
      Бекер не нашелся что возразить. Тем не менее, несмотря на приведенные доводы, он оставался недоволен, – это было ясно видно по его лицу. Он нелегко прощал своим друзьям то, что они вследствие сентиментальной доброты смягчали мщение, которое он желал бы применить в более полном виде.
      – Ох уж эти женщины, – пробормотал он наконец сквозь зубы.
      Еще с минуту хранил он молчание, жуя невнятные слова. Очевидно, он, как говорится, не мог проглотить новость, которую только что узнал.
      – Нечего сказать, – воскликнул он, – странное приключение! Что скажете вы на это, капитан?
      Капитан, застигнутый этим вопросом врасплох, смутился. Глаза его, под влиянием волнения, заходили. Он стал слегка коситься в сторону.
      Одна привычка вызвала другую, а другая – третью. Покосившись, капитан нежно помял кончик своего носа; потом он удовлетворил эту вторую свою манию, но третья навязывалась в свой черед, и он отвернулся, с тем, чтобы ловко сплюнуть в море… Но море было немножко далеко, и густой ковер выставлял вместо него свои яркие цветы на палевом фоне. При виде этого капитан смешался и потерял всякое представление о вещах. Вместо того чтобы ответить Бекеру, он счел разумным сообщить свои чувства единственному в своем роде Артемону.
      – Клянусь памятью матери, сударь, тут дьявольская перипетия, – с претенциозным тоном обратился он к собаке, которая, по-видимому, совершенно согласилась с хозяином, одобрительно поведя ушами.