Глава 1

Сирота на краю Империи

В 1930-е годы на бульваре Фельдмана (нынешний Приморский бульвар) в Одессе, на старинном постаменте памятника французскому графу и губернатору Новороссии Арману-Эмманюэль-Софи-Септимени де Винеро дю Плесси де Шеннон де Фронак де Ришелье, особо пламенные революционные товарищи планировали поставить новую конную статую «атамана Ада» – товарища Григория Ивановича Котовского. По счастливому для Одессы стечению обстоятельств Дюк де Ришелье остался хранителем знаменитой Потемкинской лестницы, а памятники Котовскому обустроили в таких далеких от Одессы местах, как Кишинев и Бирзула… С 1920 по 1941 год одесский Приморский бульвар носил имя Саши Фельдмана – красного комиссара при «короле бандитов» Одессы Мишке Япончике, но после войны бульвар стал деполитизованным – Приморским.

В «красной» Одессе чудом сохранились памятники «царскому сатрапу» губернатору Воронцову и «международному контрреволюционеру» губернатору Ришелье, но и Котовский отчеканился в памяти народной – один из самых населенных районов города до сих пор носит имя Котовского. И символично, что район этот приобрел славу бандитского: имя обязывает… Еще бы, ведь «пламенный революционер» пятнадцать лет был настоящим бандитом и только семь лет революционером! Есть у кого поучиться и на кого равняться…

Григорий Котовский долгие годы был символом победившей революции, «пламенным» архетипом. Мертвому Котовскому многое прощалось, даже его «нестандартность» и эпатажность. Наверное, этим мертвый герой нравился советским людям. В Котовского играли, под Котовского стриглись, о Котовском слагали песни и стихи.

Эта мало известная сейчас песня о Котовском одесского «классического» поэта Эдуарда Багрицкого была написана в год смерти героя Гражданской как часть поэмы «Дума про Опанаса». Знаменитый командирский взгляд не сразу был развит Котовским. Сначала было детство…

Ни одна из революционных биографий не была так мифологизирована, как биография «благородного разбойника» и лихого кавалериста Котовского. Его короткая жизнь – сплошная сказка «Бессарабского леса», в сумраке которой более или менее просматриваются только последние пять лет жизни героя. Старались эту сказку писать многие: бойкие, падкие до сенсаций дореволюционные «желтые» журналисты, эмигрантские литераторы и ветераны Гражданской, обремененные своими воспоминаниями, советские историки и многочисленные писатели-публицисты, взахлеб нагромождающие всевозможные небылицы… Реального Григория Котовского так и не опознали, и оставшиеся в Кишиневе и Котовске забытые памятники герою уже не вызывают никаких особых эмоций у жителей этих городов.

Родился Григорий Иванович Котовский 12 июля 1881 года в местечке Ганчешты (Ханчешты) Кишиневского уезда Бессарабии, на краю огромной и тогда процветающей Российской империи. Год был знаковый – год убийства революционерами-террористами императора Александра Второго – Освободителя, год еврейских погромов, прокатившихся по югу империи.

Родился будущий герой Гражданской в семье механика винокуренного завода (завод этот принадлежал родовитому бессарабскому князю Манук-Бею). С разницей в 11 месяцев – 15 мая 1882 года – в грузинском городке Гори появился на свет еще один революционер-авантюрист, «благородный разбойник» и налетчик, пламенный большевик Симон Аршакович Тер-Петросян, более известный под партийной кличкой Камо. Котовский и Камо были сделаны из одного теста, и история отмерила им обоим чуть больше сорока.

Интересно, что свою биографию Григорий Котовский постоянно фальсифицирует (как, впрочем, и большая часть «пламенных революционеров» начала ХХ века). То по «забывчивости» указывает разные годы рождения (серьезно омолаживая себя), в основном заявляя, что родился он не в 1881 году, а в 1887-м или 1888-м, то утверждает, что происходит «из дворян» (в советских энциклопедиях читаем – «из рабочих»).

Григорий Котовский утверждал, что его отец, Иван Николаевич Котовский, был не православным балтским мещанином, как всегда указывал в документах, а сыном потомственного дворянина, полковника, имевшего много боевых наград и служившего под началом генерал-фельдмаршала Михаила Воронцова. Он поддерживал легенду о том, что его дед был уволен из армии, с должности командира полка, за сочувствие Польскому восстанию 1863–1864 годов. Легенда, пущенная в жизнь, чудесным образом обрастала подробностями, и вот уже православный имперский полковник поддерживает «красное» левое крыло восставших, которое возглавляли Ярослав Домбровский и Зыгмунт Сераковский.

Григорий Иванович рассказывал, что после смерти опального полковника его дети, Петр и Иван, лишились большого имения в Каменец-Подольской губернии (недалеко от Винницы), что было несколько раз заложено, что Петр и Иван перебрались в Балту и, покинув дворянство, приписались к сословию мещан. Но исследователи родословной Григория Ивановича так и не смогли найти следы мифического полковника-«полонофила» и объяснить невиданный для 60 – 70-х годов ХIХ века поступок – добровольный переход из потомственных аристократов в мещане. На Подолии имелся дворянский род Котовских (украинского происхождения), но и крестьянских, и мещанских семей с подобной фамилией были десятки. Ведь бесфамильные подольские крестьяне в конце XVIII века очень часто брали себе фамилии своих панов.

Крайний эгоцентрист и «нарцисс», Котовский, всю жизнь не мог смириться с тем, что отец его происходил «из мещан города Балты», а не из «графьев». Даже после Октябрьской революции, когда принадлежность к дворянству только вредила карьере и была «опасной для жизни», Котовский указывал в анкетах, что происходил из дворян, а дед его был «полковником Каменец-Подольской губернии». Сын Григория Котовского утверждал: «По линии своего отца Григорий Котовский происходил из старинного польского аристократического рода, владевшего имением в Каменец-Подольской губернии. Его дед за связи с участниками польского национального движения был досрочно уволен в отставку».

О факте же фальсифицированного «омоложения» Григория Ивановича на 6–7 лет, то есть о том, что Котовский родился в 1881 году, стало широко известно только после его смерти в 1925 году. Даже в строгих анкетах для вступления в коммунистическую партию Котовский указывал мнимый «молодой» возраст, по-видимому, для того, чтобы скрыть тайны своей бурной юности. А национальность он называл и вообще несуществующую – «бессарабец», хотя с Бессарабией был связан только местом рождения. Национальность «бессарабец» (никогда не использовавшийся для указания национального происхождения географический термин), пожалуй, имел только один человек в истории – сам Григорий Котовский.

Ни отец, ни мать Григория Котовского ни к молдаванам, ни к румынам, ни к «бессарабам» себя не относили. Отец его, Иван Николаевич, был, очевидно, украинцем, возможно, давно обрусевшим поляком, мать, Акулина Романовна, – простой русской женщиной. В большой семье Котовских было шестеро детей, Григорий был четвертым ребенком.

Приоткрывая завесу над своим малоизвестным детством, Григорий Котовский вспоминал, что «…был слабым мальчиком, нервным и впечатлительным. Страдая детскими страхами, часто ночью, сорвавшись с постели, бежал к матери (Акулине Романовне), бледный и перепуганный, и ложился с ней. Пяти лет упал с крыши и с тех пор стал заикой. В ранних годах потерял мать…»

После падения с крыши и смерти матери Гриша Котовский стал страдать эпилепсией, расстройствами психики, навязчивыми страхами. Заботу о воспитании Гриши (как и всех младших детей) взяли на себя его крестная мать – София Шалль, молодая вдова, дочь инженера, бельгийского подданного, который работал по соседству и был другом отца мальчика, и крестный отец – помещик и князь Григорий Иванович Манук-Бей (именно в честь князя чета Котовских назвала сына Григорием).

В 1895 году от чахотки умирает отец Гриши. Григорий Котовский пишет, что отец умер «в бедности». Это еще одна очередная ложь. Семья Котовских жила в относительном достатке, имела собственный дом. Во время годичной болезни Ивана Котовского князь Манук-Бей выплачивал больному полное жалование и оплачивал все визиты врачей. По протекции и на средства владельца поместья «Ганчешты» Григория Ивановича Манук-Бея, крестного Гриши, сирота поступил в 1895 году в Кишиневское реальное училище, пособие на учение было даровано Манук-Беем и одной из сестер Котовских.

Гриша, оказавшись без присмотра в таком крупном городе, как Кишинев, стал прогуливать занятия, хулиганить и через три месяца был со скандалом изгнан из училища. Соученик Котовского, Чаманский, ставший полицейским, вспоминает, что Гришу ребята называли Березой – так в деревнях зовут смелых, драчливых парней с повадками лидеров. После изгнания из реального училища Манук-Бей устраивает непутевого Гришу в Кокорозенское сельскохозяйственное училище и оплачивает весь учебный пенсион.

Кокорозенское сельскохозяйственное училище было создано в 1893 году губернским земством и содержалось на средства бессарабских помещиков. Выпускники училища были мастера на все руки, могли заложить виноградник и вырастить саженцы плодовых деревьев, готовить вино и сыр, консервировать фрукты и подковать лошадь, наладить сноповязалку и разводить домашних животных. Но и гуманитарные дисциплины не были забыты… А самым любознательным ученикам управляющий училищем И. Киркоров разрешал брать книги из собственной библиотеки. Григорий особенно «налегал» на агрономию и немецкий язык, и у него был для этого серьезный стимул. Его благодетель, Манук-Бей, обещал Грише после успешного окончания училища направить его на «дообучение» в Германию, на Высшие сельскохозяйственные курсы.

Вспоминая годы учебы, Григорий Котовский писал, что в училище он «проявлял черты той бурной, свободолюбивой натуры, которая позднее развернулась во всю ширь… не давая покоя школьным наставникам». Проще можно было сказать – был хулиганом. Григорий Иванович утверждал, что был «уволен из реального училища за плохое поведение». В действительности он закончил Кокорозенское училище в 1900 году.

В некоторых «научных» книгах о Григории Котовском указывалось, очевидно с его слов, что он закончил училище в 1904 году (в возрасте 23 лет, когда в 21 год он должен был быть призван в армию!). Что хотел скрыть Григорий Котовский? Возможно, первые уголовные дела и аресты. Или создать себе «революционный стаж»? В автобиографии он писал, что в училище в 1903 году знакомится с кружком социал-демократов, за что впервые попадает в тюрьму. Но в 1903 году Григорий Иванович не учился в училище, а попал в тюрьму по уголовному делу. К тому же никаких данных об участии Котовского в революционном движении в Молдове в те годы (1903–1904) историки, как ни старались, так и не смогли найти.

Зато известно, что в 1900 году Григорий Котовский как практикант работал помощником управляющего в имении «Валя-Карбуна» у молодого помещика М. Скоповского (в других документах – Скоковского) в Бендерском уезде Бессарабии. Практикант Григорий Котовский был выгнан из имения уже через два месяца своей «практики» за обольщение жены помещика. По-видимому, эта история в дальнейшем стала основой легенды о ревнивом муже, что пытался уморить Котовского и бросил его в тюрьму. Забавно, что некоторые историки объясняли «отставку» Григория его несогласием «эксплуатировать батраков».

В том же году молодой практикант оказывается в помощниках управляющего большого имения Максимовка Одесского уезда помещика Якунина. Но уже в октябре он был выгнан из Максимовки за похищение 200 рублей хозяйских денег, так и не закончив своей шестимесячной практики. Захватив деньги и инсценировав кражу со взломом, девятнадцатилетний Котовский направился в Одессу, манящую соблазнами. Он растратил все деньги в Одессе и был не только с позором выгнан из имения, но и не получил документов об окончании училища.

Его радужные надежды на продолжение учебы в Германии не оправдались из-за отсутствия документов о прохождении практики, из-за испортившийся репутации и неожиданной смерти Манук-Бея в 1902 году.

Тогда же Котовский снова нанимается помощником управляющего к помещику Скоповскому, который к этому времени развелся с женой. На этот раз, узнав, что ему грозит скорый призыв в армию, Григорий присваивает 77 рублей, полученные от продажи помещичьих свиней, и ударяется в бега. Во время «разборок» со Скоповским помещик нагайкой отхлестал Котовского, а помещичьи холуи жестоко избили юношу. По словам самого Котовского, его, избитого и связанного, бросают в февральской степи. Но документы говорят о другом… Помещик не наказал беглеца физически, так как не мог его поймать. Скоповский подал на бежавшего с деньгами Котовского в суд, однако полиция полгода так и не могла найти беглеца.

В это время (март – апрель 1902 года) Котовский пытается устроиться управляющим к помещику Семиградову. Но помещик соглашается предоставить ему работу только при наличии рекомендательных писем от предыдущих нанимателей. И Григорий Котовский подделывает документы о своей «образцовой» работе у помещика Якунина. «Низкий» слог и полная безграмотность этого документа заставили Семиградова усомниться в авторстве и перепроверить подлинность рекомендации. Связавшись с Якуниным, Семиградов узнал, что симпатичный молодой агроном – вор и мошенник.

За подлог Григорий Котовский получил четыре месяца тюрьмы. Отсидев этот срок, Котовский недолго был на свободе. В октябре 1902 года его арестовывают по делу о растрате денег Скоповского. Помещик представил следствию бумагу, в которой подсудимый сознался в содеянном.

Котовский был посажен в «грабительский коридор» кишиневской тюрьмы, где, по его словам, содержались «сливки преступного мира». В камере Григорий заболел «нервной горячкой» и попал в тюремный лазарет. Вскоре он освобождается до суда из-под стражи «по болезни». Григорий Котовский возненавидел своих обидчиков, поняв, что опороченное имя закрыло ему путь в «приличное общество». Позже, в 1916 году, в «исповеди» на суде он объяснял свое «падение» тяжелым детством и неспособностью общества «подать руку оступившимся». Только оступался Григорий Котовский десятки раз…

Практически во всех публикациях, посвященных Григорию Ивановичу, присутствует романтическая история о Грише и молодой жене богатого помещика князя Кантакузино. В этой истории вновь «не сходятся» ни даты, ни события, и вся она – не что иное, как плод воспаленного воображения автора «краткой революционной автобиографии».

Котовский вспоминал, что в 1904 году поступил «практикантом по сельскому хозяйству» в экономию Кантакузино, где «крестьяне работали на помещика по 20 часов в день». Он был там практически надсмотрщиком, однако утверждал, что «с трудом выносил режим… тесными нитями связался с батрацкой голытьбой». К «революционному выступлению», по собственным словам Котовского, его подвигли следующие события. Князь, узнав, что его жена «увлеклась молодым практикантом», замахнулся на Гришу плеткой. За это Григорий «решает отомстить той среде, в которой вырос, и сжигает имение князя». Очень пафосная история, почерпнутая, очевидно, Григорием из популярных тогда бульварных романчиков «о разбойниках». Гриша в то время бредил карьерой успешного разбойника. Жена Григория Ивановича рассказывала, что Котовский в разговоре с ней однажды обмолвился: «Моим героем с юности был Дубровский».

На самом-то деле Григорий работал в это время лесным объездчиком в селе Молешты у помещика Авербуха, а в дальнейшем – рабочим на пивоваренном заводе Раппа. 22 ноября 1903 года Котовский опять очутился в тюремной камере. На этот раз он угодил по уголовному делу на нары на два месяца.

Глава 2

«Атаман Адский»

Период с начала 1904 года по февраль 1906 года – это время, когда Григорий Котовский становится признанным лидером бандитского мира. В январе 1904 года началась Русско-японская война, и вновь отказавшийся на свободе Григорий решает прятаться от мобилизации в Одессе, Киеве и Харькове. В этих городах он в одиночку или в составе эсеровских террористических групп принимает участие в налетах-экспроприациях. Осенью 1904 года Котовский связывается с кишиневской эсеровской группой, что занималась террором и вымогательствами. Котовский достает поддельные документы на имя Михаила Тарутина – мещанина непризывного возраста.

Вскоре в Кишиневе Котовский был арестован только за уклонение от призыва. «…Балтское уездное полицейское управление, рассмотрев переписку о задержанном в г. Кишиневе балтском мещанине Григории Ивановиче Котовском, нашло, что Котовский подлежал отбытию воинской повинности в 1902 году, но к исполнению таковой до сих пор не являлся, скрываясь в разных местах, а потому постановило: названного Григория Котовского, в целях воспрепятствования дальнейшего уклонения от исполнения воинской повинности, содержать под стражей при полиции, впредь до открытия заседания Балтского воинского присутствия 3 февраля 1905 года, о чем ему объявить, а копию сего постановления препроводить товарищу прокурора по Балтскому участку».

Об участии его в налетах и грабежах полиция тогда не догадывалась. Несмотря на судимости, Котовский был просто отправлен в армию, в 19-й Костромской пехотный полк. Этот полк находился тогда в Житомире на доукомплектации. Но на Русско-японскую войну Котовский не спешил и 31 мая пятого года бежал из полка, воспользовавшись тем, что его положили на лечение в лазарет.

Житомирские эсеры (а может быть, уголовники) снабдили его фальшивыми документами и деньгами на дорогу в Одессу. Кстати, о своем дезертирстве в военное время Григорий Котовский в советское время не вспоминал, ведь представлялся «лихим рубакой» без страха и упрека, а свою жизнь в 1904–1905 годы он называл периодом «бунтовщичества».

С мая 1905 года для Котовского начались времена «уголовного подполья». За дезертирство ему тогда «светила» каторга. В «Исповеди» 1916 года Григорий указывает, что первый грабеж он совершил под влиянием революции летом 1905 года. Оказывается, революция была виновата в том, что он стал бандитом. Хотя с какой стороны посмотреть… Григорий увидел, что революционные события, ослабляя порядок и власть, оставляют безнаказанными самые гнусные поступки. А иногда даже возводят их в ранг «революционной доблести». И это ему нравилось. Он приветствовал революцию, что советовала «экспроприировать экспроприаторов».

Итак, бандитская карьера Котовского началась с участия в мелких налетах на квартиры, магазины, помещичьи усадьбы. Но в своей автобиографии он пишет о другом: «…Я с первого момента моей сознательной жизни, не имея тогда еще никакого понятия о большевиках, меньшевиках и вообще революционерах, был стихийным коммунистом…» Он не имел понятия о большевиках, меньшевиках в 1905-м, когда о них говорили на каждом шагу. Странное признание, что говорит больше об аполитичности молодого Котовского.

В августе 1905 года «стихийный коммунист» входит в группу налетчиков-эксистов эсера Дорончана. Но уже с ноября 1905-го Котовский действует самостоятельно как атаман отряда в 7 – 10 боевиков (З. Гроссу, П. Демянишин, И. Головко, И. Пушкарев и другие). Очевидно, налетчики-эксисты Котовского называли себя анархистами-коммунистами-террористами, так как с этого времени Котовский заявляет, что он анархист-коммунист или анархист-индивидуалист*.

Отряд налетчиков Гриши Котовского – «атамана Адского» – базировался в Бардарском лесу, который находился у родных Ганчешт и Кишинева. Образцом для подражания атаман избрал легендарного молдавского разбойника ХIХ века Васыля Чумака. Уже 1 декабря 1905 года на большой дороге между Кишиневом и Оргеевом отряд Котовского конфискует деньги и ценности у дворянина Дудниченко, затем у купца Когана. Через двенадцать дней Котовский со своей группой в Бардарском лесу конфискует деньги у ганчештских купцов, а 22 декабря на дороге на Кишинев экспроприировал деньги у шестерых помещиков и купцов. Всего в декабре 1905 года (время наибольшей разрухи в Российском государстве, локальных вооруженных восстаний в городах и селах) «котовцы» провели двенадцать нападений на купцов, царских чиновников, помещиков (в том числе на кишиневскую квартиру Семиградова).

В декабре 1905 года, когда Котовский грабил на больших дорогах, в соседнем городке Комрат восстали крестьяне и ремесленники. Они обезоружили и арестовали представителей местных органов власти и десять дней обороняли «Комратскую республику трудящихся». Но отряд Котовского и не думал помогать революционерам, хотя находился в нескольких десятках километров от центра этих событий. У Котовского были иные цели и задачи… Хотя рассказывают, что Котовский называл свою группу «черноморцами», якобы проводя какие-то аналогии с восстанием на броненосце «Потемкин».

С января 1906 года в банде Котовского уже 15–18 хорошо вооруженных человек, многие из которых действуют на конях. Оружие было захвачено у исправника, который вез винтовки в Оргеев в отделение полиции.

Штаб-квартира банды переместилась в Иванчевский лес на околицах Кишинева. Для Бессарабии это было крупное бандитское формирование, что могло соперничать с самой влиятельной там бандой Бужора, насчитывавшей до сорока бандитов.

Январь следующего года был также не по-зимнему «жарким». Начался он нападением первого января на купца Гершковича в Ганчештах. Однако сын купца выбежал из дома и поднял крик, на который сбежались полиция и соседи. Отстреливаясь, «котовцы» едва смогли унести ноги. 6–7 января банда совершила 11 вооруженных ограблений. Всего с 1 января по 16 февраля 1906 года было совершено 28 ограблений. Случалось, что за один день ограблению подвергались три квартиры или четыре экипажа. Известно нападение Котовского на имение своего бывшего благодетеля, которым владел, после смерти Манук-Бея, помещик Назаров. В начале 1906 года за поимку уголовного авторитета Котовского полиция объявила премию в две тысячи рублей.

Газеты «Бессарабская жизнь», «Бессарабец», «Друг» смаковали налеты Котовского, изображая его как атамана бандитской шайки, что отличалась крайней смелостью и строгой дисциплиной. Уже тогда, в 1905–1906 годах, «ковалась» легенда о «благородном разбойнике» Котовском.

Советские историки «смаковали» революционные заслуги Григория Ивановича тех лет: эпизод нападения на полицейский конвой и освобождение двадцати крестьян, что были арестованы за аграрные беспорядки, нападение на полицейского исправника, который вез 30 винтовок, и бой 6 января 1906 года с тридцатью стражниками в Оргиевском лесу. Все эти эпизоды, по-видимому, имели место, но они не меняют бандитской природы «повстанцев-котовцев» и их «атамана Адского», или «атамана Ада», как величал себя Григорий Котовский. Котовскому как воздух нужна была нестабильная ситуация в Бессарабии, поддержка определенных элементов села, оружие для своей банды. К тому же он стремился к популярности!

Котовский был артистичен и самолюбив. Он распространял о себе легенды, слухи, небылицы. Во время своих налетов Григорий Котовский частенько устрашающе кричал: «Я – Котовский!» Это эгоцентричное «Я – Котовский!» отозвалось ему на следствии, и уже не требовалось доказывать участия Григория Котовского в конкретном недоказанном налете. Зато о грозном разбойнике Котовском знали многие в Бессарабской и Херсонской губерниях!

После освобождения арестованных крестьян Котовский оставляет расписку старшему патрульной команды: «Освободил арестованных Григорий Котовский». Во время налета на поместье Крупенского Григорий захватил только подарок эмира Бухарского – роскошный персидский ковер и палку с золотой отделкой. (Каким образом эти вещи он думал поделить среди бедняков? Кстати, палку Котовский подарил полицейскому приставу.)

В ответ на заявление Крупенского, что тот изловит неуловимого «атамана Ада», Котовский оставил в изголовье спящего помещика записку: «Не хвались, идучи на рать, а хвались, идучи с рати». Это был человек самовлюбленный и циничный, склонный к позерству и театральным жестам.

Существует легенда (описанная писателем Романом Гулем) о том, что отряд конных стражников под руководством Зильберга налетел на шайку Котовского. В результате стычки не Котовский, а Зильберг попал в плен. Но Котовский сделал эффектный жест: он не только отпустил Зильберга с миром, но подарил ему якобы серебряную палку с золотым набалдашником, захваченную у Семиградова. Но тут скорее не анекдотический случай или позерство, а сотрудничество с полицией и дача ей взятки.

18 февраля 1906 года Григорий Котовский был опознан и арестован на одной из «малин» (конспиративных квартир) в Кишиневе на улице Куприяновской. Эта квартира давно находилась под постоянным наблюдением полиции. И как только Котовский появился в этой квартире, дом оцепили, но выждали, пока Котовский выйдет на улицу. В тот же день были арестованы и другие члены отряда: Прокопий Демянишин и Игнатий Пушкарев.

В кишиневской тюрьме Кот (как его называли сокамерники) стал признанным блатным авторитетом. Считается, что тогда Котовский вступил в конфликт с уголовными «авторитетами», так называемыми «иванами». Он прекратил в тюрьме издевательства и грабежи арестантов, поборы со стороны «иванов» и «бродяг». Против Котовского интриговал огромный верзила – главарь уголовников-«иванов» Загари. Несколько раз он пытался убить Котовского, но тот демонстрировал «браунинг», переданный ему с воли. Однажды Загари уже занес над спящим Котовским нож, но помощь сокамерников подоспела вовремя. В завязавшейся драке погибло несколько человек, в том числе и сам Загари. Котовский менял порядки обитателей тюрьмы, расправлялся с неугодными. Но, возможно, это еще одна легенда, созданная самим Григорием Ивановичем (документально не подтвержденная) для того, чтобы оправдать свою уголовную отсидку.

Известно, что Котовский в тюрьме активно занимался зарядкой и в выпускаемом политзаключенными рукописном журнале «Голота» была даже помещена карикатура на Котовского – он делает физзарядку, а кандалы лежат на полу рядом.

После Гражданской войны, и особенно после трагической гибели Котовского, начал создаваться «мифический» образ героя. Его похождениям необходимо было придать политическую окраску и вообще накрепко связать его с партией большевиков. Считается, что Котовский в Кишиневской тюрьме «сблизился» с Андреем Галацаном, которого товарищи называли президентом Комратской республики, и Михаилом Сибировым.

Так, один из политических заключенных, С. Сибиряков, который сидел с Григорием Ивановичем в Кишиневской тюрьме, поведал читателям, что Котовский организовывал по указаниям политзаключенных протесты против тюремной администрации, обструкции, голодовки, причем размах их был столь велик, что начальство тюрьмы сдавалось, обещало удовлетворить требования заключенных и лично просило Котовского успокоить тюрьму! Если это было и так, то эти воспоминания только подтверждают огромный авторитет Котовского в уголовном мире. Но, возможно, все это только целенаправленная заказуха, ведь документально подобные эпизоды не были подтверждены. Как ни прочесывали историки советские архивы!

В мае 1906 года Григорий попытался организовать (или просто участвовать) побег семнадцати уголовных и анархистов из тюрьмы. Беглецы уже обезоружили трех надзирателей, забрали ключи от ворот, но решили выпустить уголовных. В тюрьме началась паника, несколько уголовников воспользовались суматохой раньше времени, влезли на тюремную стену и спрыгнули на улицу. Побег был обнаружен, охранники подняли стрельбу… Прибывшая рота солдат и конных стражников водворила 13 беглецов (в том числе Котовского) в камеры. После этого Григорий еще дважды пытался бежать, но безуспешно.

«Одиночный режим… с прогулкой 15 минут в сутки и полной изоляцией от живого мира. На моих глазах, – писал Котовский, – люди от этого режима гибли десятками, и только… решение во что бы то ни стало быть на свободе, жажда борьбы, ежедневная тренировка в виде гимнастики спасли меня от гибели».

Полицейские сводки воспроизводят «портрет» уголовника: рост 174 сантиметра (два аршина семь вершков – был он вовсе не «богатырского, двухметрового, роста», как писали многие апологеты), плотного телосложения, физически очень развит, несколько сутуловат, имеет «боязливую» походку, во время ходьбы покачивается…

Котовский был обладателем круглой головы, карих глаз, маленьких усов (может быть, без бороды). Волосы на его голове были редкими и черными, лоб «украшали» залысины, под глазами виднелись странные маленькие черные точки – татуировка блатного авторитета, «пахана». От этих наколок Котовский старался избавиться после революции, выжигая и вытравливая их. В полицейских сводках указывалось, что Котовский левша и обыкновенно, имея два пистолета, начинает стрелять с левой руки.

Современники и полицейские сводки указывают на огромную силу Григория. С детства он начал заниматься поднятием тяжестей, боксом, борьбой. В камере занимался гимнастикой. В жизни, а особенно в тюрьмах, это ему очень пригодилось. Сила ему давала независимость, власть, устрашала врагов и жертвы. Котовский той поры – это стальные кулаки, бешеный нрав и тяга к всевозможным утехам.

Роман Гуль писал: «В Котовском была своеобразная смесь терроризма, уголовщины и любви к напряженности струн жизни вообще. Котовский страстно любил жизнь – женщин, музыку, спорт, рысаков. Хоть и жил часто в лесу, в холоде, под дождем. Но когда инкогнито появлялся в городах, всегда – в роли богатого, элегантно одетого барина, жил там тогда широко, барской жизнью, которую любил. В одну из таких поездок в Кишинев Котовский, выдавая себя за херсонского помещика, вписал несколько сильных страниц в криминальный роман своей жизни. Этот господин был прирожденным «шармером», он умел очаровывать людей». Но для таких гастролей Котовскому нужны были огромные деньги.

В городах он появлялся всегда под личиной богатого, элегантного аристократа, выдавал себя за помещика, коммерсанта, представителя фирмы, управляющего, представителя по заготовке продуктов для армии… Котовский производил впечатление интеллигентного, обходительного человека, легко вызывал симпатии многих. Он любил посещать театры, любил хвастать своим зверским аппетитом (ел яичницу из 25 яиц!), его слабостью были породистые кони, азартные игры и женщины. Кроме русского Григорий Котовский владел молдавским, еврейским языками, немного немецким.

Бессистемное чтение легкой «героической» литературы типа «Тарзана», «Пинкертона» и «Благородного Разбойника» возбудило в нем не только тягу к пышным, ходульным фразам, но и преклонение перед физической силой, и веру в силу денег, в случай и удачу. Это позже, в семнадцатом, он будет рассказывать о том, что все «отобранное у богатых раздавал бедным», только этих бедных никто никогда не видел. Хотя вполне возможно, что для создания имиджа «народного мстителя», «бессарабского Робин Гуда» Котовский раздавал какие-то мелкие деньги местным крестьянам. Но «благотворительность» не была самоцелью разбойника.

За первые полгода своих разбойничьих похождений Григорий, очевидно, накопил большую сумму, которая очень пригодилось ему для организации побегов из тюрьмы.

31 августа 1906 года, закованный в кандалы, он сумел выбраться из одиночной камеры для особо опасных преступников кишиневской тюрьмы, постоянно охраняемой часовым. Как же он самостоятельно взломал дверь камеры, незамеченным прошел тюремный коридор, попал на тюремный чердак и, сломав железную решетку, спустится с чердака тюремной башни во внутренний двор тюрьмы по веревке, предусмотрительно сделанной из разрезанного одеяла и простыни? Тридцать метров отделяло чердак от земли! Из второго двора Котовский прошел через ворота, у которых был расположен пост надзирателей, во двор мастерских, откуда при помощи доски, приставленной к ограде, перелез через нее на улицу и оказался в ожидавшей его пролетке. Ее заботливо подогнали его «соратники». Столь мастерски исполненный побег не оставляет сомнения в том, что охрана и, возможно, начальство были подкуплены деньгами, которые «были уже розданы беднякам».

Жандармерия и полиция, шпики и провокаторы были немедленно подняты на ноги. В Кишиневе, Киеве, Одессе, Унгенах, Могилеве-Подольском – везде велся активный поиск. У домов сестер Котовского в Ганчештах были выставлены секреты.

Котовский же прятался в Кишиневе в доме № 20 по улице Гончарной у Михаила Романова. Но недолго гулял Гриша улицами Кишинева. Уже 5 сентября 1906 года пристав кишиневского городского участка Хаджи-Коли с тремя сыщиками ловит Котовского на одной из улиц Кишинева.

Биографы Котовского считают, что Хаджи-Коли удалось подкупить эсера Еремчия и тот указал лишь район города, где скрывался Котовский. Хаджи-Коли лично проверял полицейские засады в этом районе… и в одну из таких проверок он лично наткнулся на Тиобашевской улице на проходящего улицей Гришу Котовского. Котовский бросился вверх по улице, а за ним устремились полицейские. Тогда Котовскому удается убежать, несмотря на две полицейские пули, застрявшие в ноге. Раненый Котовский успел скрыться в квартире своих знакомых – Прусаковых. Те оказали ему помощь, перебинтовали рану, приютили на несколько дней. Потом Котовский вернулся на квартиру («малину») к Михаилу Романову. Провокатор Еремчий сообщил в полицию точный адрес, и дом Романова оцепили полицейские. Наконец, 24 сентября 1906 года, вездесущий пристав Хаджи-Коли, который «специализировался» на поимке Котовского, хватает разбойника у его «конспиративной квартиры». Котовский тогда выпрыгнул из окна во двор соседнего дома и даже перепрыгнул через забор, но наскочил на засаду и снова был ранен.

Очутившись в камере, Котовский вновь готовит побег. В его постоянно охраняемой камере во время обыска обнаруживают револьвер, нож и длинную веревку! Вскоре Котовский вновь попытался бежать вместе с заключенными-анархистами. Анархистам грозила смертная казнь за нападение на кишиневскую контору банкира Белоцерковского. Подкоп начали из камеры политзаключенных в «Крестовой» башне, однако нашелся провокатор, и двухмесячный труд оказался напрасным.

Суд над Котовским начался 13 апреля 1907 года. Рядом с руководителем отряда оказались его боевые товарищи Демянишин, Пушкарев. Судебное решение поразило многих относительно мягким приговором – десять лет каторги: тогда и за более мелкие преступления казнили. Защитники Котовского убеждали суд в том, что часть награбленного Котовский раздавал бедным, но доказать этого не могли. Сам Котовский на суде заявлял, что занимался не грабежами, а «борьбой за права бедных» и «борьбой против тирании».

Высшие судебные инстанции были не согласны с мягким приговором и провели повторное рассмотрение дела. Следствие выявило, что банду Котовского «прикрывали» высокие полицейские чины, что полицейские снабжали «котовцев» оружием и сбывали награбленное «котовцами».

Для организации побега из тюрьмы Котовскому необходимо было протянуть время до суда, ведь суд обязательно приговорил бы его к каторге. А его подельники могли устроить побег только в Кишиневе. Тогда Котовский, чтобы затянуть следствие (или по каким-то иным причинам), решает «сдать» своих покровителей из полиции. Котовский заявлял, что попросту подкупил продажных полицейских и филеров. Так, секретный агент Новацкий, состоявший непосредственно при губернаторе и получавший по 50 рублей за каждого арестованного по его доносу «опасного преступника», столько же брал и с Котовского «за услуги».

Не вызывает сомнений тот факт, что Котовского «вели» определенные полицейские чины, что позволяло ему долгое время уходить от преследования и бегать из Кишиневского тюремного замка.

Находясь в тюремной камере, Котовский пишет о том, что продажные полицейские чины, и в частности помощник пристава 3-го участка Зильберг, помогали ему за большие взятки бежать из тюрьмы. Зильберг постоянно сообщал Котовскому о намечавшихся полицейских засадах и облавах.

В то же время Котовский наотрез отказался давать показания без очных ставок. Скорее всего он хотел вернуться в Кишинев, где были его вездесущие дружки, и попытаться снова бежать. Зимой 1910 года под усиленным конвоем его переправляют в кишиневскую тюрьму, где уже собраны двадцать свидетелей. Свидетели подтверждали, что Зильберг брал деньги и вещи, реквизированные группой Котовского у помещиков. Может, он был тем «бедняком», которого искали адвокаты, чтобы придать сентиментальность и романтизм особе Котовского? Активным обвинителем Зильберга выступил и пристав Хаджи-Коли. Значит, были контакты «котовцев» с полицией.

Сам Зильберг заявлял: «Я доказал бы фактами, что Хаджи-Коли не только старался раздуть в преступниках чувство злобы против меня непозволительными разоблачениями моих служебных действий против них, но и подкупал их…» Зильберг утверждал, что Хаджи-Коли подкупил Анну Пушкареву, хозяйку «малины», дав ей швейную машину и пообещав еще 90 рублей, если она будет тверда в своем ложном сговоре. Подговорил якобы Хаджи-Коли и еще одну хозяйку «малины» – Людмер, чтобы и она удостоверила знакомство Зильберга с Котовским в период деятельности его шайки. Через провокатора М. Гольдмана Зильберг устроил Котовскому в Кишиневе конспиративную квартиру. Но сам Котовский этого не отрицал. Да и Зильберг не отрицал того, что часто встречался с Григорием Котовским, когда тот был на воле, но что делал это якобы в интересах сыска с ведома и по распоряжению своего начальства – полицмейстера Рейхарда, товарища прокурора Фрейнета, губернатора Харузина.

Зильберг доказывал, что Хаджи-Коли потребовал от агента Пини Меламуда показать на следствии, что не Котовский, а Зильберг был главою разбойничьей шайки и доставлял шайке оружие. Меламуд на следствии подтвердил это. При обыске у Зильберга были найдены уникальные вещи, которые захватывали «котовцы» во время своих налетов. Зильберг, помощник пристава и околоточный надзиратель сели на скамью подсудимых. Зильберг получил всего 4 года каторги. И хотя дело слушалось при закрытых дверях, процесс получил большую огласку. История «бессарабского Карла Моора» предстала шумным скандалом в аппарате полиции. Звезда Котовского после обнародования его связей с полицией временно померкла. На «благородного разбойника» он явно не тянул.

Зададимся вопросом: кем же был Котовский, встречаясь с полицейскими чинами по распоряжению полицмейстера? Именно тогда полиция установила связи Котовского с террористическими группами местных социалистов-революционеров. Вот кто был опаснее власть имущим, чем разбойничек «Адский». К тому же Григорий Иванович на следствии добровольно называл тех заключенных, с которыми намеревался устроить побег.

Но Котовскому не помогло сотрудничество со следствием. При повторном рассмотрении дела Котовский получил двенадцать лет каторги.

После завершения суда над Зильбергом Котовского препроводили в Смоленский тюремный централ… Он побывал в одиночке Николаевской каторжной тюрьмы, «посетил» орловскую тюрьму. Так он маялся в ожидании отправки на каторгу до декабря 1910 года… Находясь в заключении, Котовский обычно водил дружбу с анархистами и пытался стать «неформальным» лидером «братвы». Считается, что он отменил так называемый налог «на камеру» в пользу тюремной уголовной верхушки. Его борьба за лидерство однажды вылилась в кровавую стычку между заключенными, в которой Котовский чуть не погиб, а его противник – рецидивист и лидер тюрьмы – распрощался с жизнью.

Потом – кандалы на руки и ноги и путь в Сибирь. Пересыльная Александровская центральная каторжная тюрьма собирала в Сибири каторжную «братву» со всей империи. Каторжане работали на ткацких станках и ремесленничали, но кто не справлялся с «уроком», получал карцер. Котовский вспоминал, что готовил фантастический побег из пересыльной тьрьмы. Он думал разоружить тюремную охрану и конвойную команду и, вооружившись и переодевшись в охрану, инсценировать отправку большого псевдоарестантского этапа в Одессу…

До января 1911 года Григорий Котовский, находясь в тюрьмах, фактически не привлекался к каторжным работам. В феврале 1911 года он попадает на настоящую каторгу в Казаковскую каторжную тюрьму (Нерчинский уезд Забайкальской губернии), заключенные которой добывали золотоносную руду. Первые несколько лет на сибирской каторге Котовский пытался добиться сокращения срока. Он заслужил доверие у тюремной администрации своим трудолюбием и сговорчивостью с «администрацией» (со слов самого Котовского в «Исповеди»). Его даже назначили бригадиром на постройке Амурской железной дороги, куда в мае 1912 года перевели из шахты.

В сибирской каторге в Горном Зеретуе Котовский вышел победителем в столкновении с «тюремным авторитетом» Ванькой-Козлятником. («Козлятниками» до революции называли опытных воров, обучавших воровству малолеток.) Он ратовал за создание тюремного общака политических и уголовных, что должен был пополняться за счет помощи не только от родных и знакомых, но и партийных касс.

В 1913 году в честь празнования трехсотлетия династии Романовых по амнистии были освобождены десятки тысяч осужденных. Котовский с трепетом ждал «царской милости», пытался во всем помогать администрации. Ведь освобождение для него намечалось только в 1920 году. Но Котовский, как опасный бандит, под амнистию не попал, хотя очень надеялся на это. Узнав, что амнистия на него не распространяется, он впал в депрессию, а потом решился на побег.

Ему удалось совершить побег 27 февраля 1913 года. В своей «советской» автобиографии Григорий Котовский писал, что «…при побеге убил двух конвоиров, охранявших шахту». И вновь полный вымысел. Не убивал он никого, да и в шахте тогда не работал. Побег совершал, когда был расконвоированным бригадиром строителей железной дороги.

Ему хотелось казаться героем, вызывать восхищение… Но материалы следствия по делу Котовского 1916 года говорят о том, что никого он так и не «обидел» при побеге, а просто «скрылся с работ».

Не было у Котовского недели бегства по зимней тайге, где через сутки он бы замерз или сбился с пути. К тому же зимой его следы на снегу стали бы лучшим указателем для погони. В советской мифологии считалось, что Котовский шел по заснеженной тайге около семидесяти километров и едва не замерз, но все же вышел к Благовещенску. Красивый рассказ Котовского о «таежных страданиях» при бегстве с рудников был очередным вымыслом. Он просто бросился в лес, который окружал строящуюся дорогу, и побежал лесом вдоль дороги. А потом скрывался в домике путевого обходчика, который приютил беглого и, выдав его за родственника, посадил на поезд. Где же взял путевой обходчик документы для Котовского? Можно предположить, что они были припасены заранее громадной структурой, что опутала всю империю, – «воровским миром», и куплены были на деньги «общака».

По подложному паспорту на имя некого Рудковского Григорий Котовский некоторое время работал грузчиком на Волге, кочегаром на мельнице в Балашове, чернорабочим, кучером, молотобойцом. В Сызрани его кто-то опознал, и по доносу Котовского арестовали. Но и из местной тюрьмы он легко бежал.

Глава 3

Новые похождения «Адской банды»

Уже осенью 1913 года Котовский возвращается в Бессарабию. К концу года он собрал вооруженную банду в семь человек, а в 1915 году в его вооруженном отряде «котовцев» было уже 16 человек. Сам атаман скрывался по подложным документам на имя Гушана или на имя Рудковского. Жил Котовский тогда в Кишиневе на «малине» вора Кициса на Титовской улице или в дешевом трактире «Лондон», который сами бандиты именовали не иначе как «трущоба».

Котовский тайно посещает малую родину – Ганчешты, где еще проживают его сестры – Софья и Елена. В Кишиневском театре Котовского узнал бывший директор Кокорозенского сельскохозяйственного училища. «В антракте, – вспоминал И. Киркоров, – ко мне подошел господин в цилиндре с окладистой черной бородой. «Иосиф Григорьевич, – говорит мне тихо, – я ваш ученик Гриша». Я обомлел. Сколько смелости и изобретательности».

Некоторое время после возвращения Котовский работал кочегаром на кирпично-черепичном заводе и агрономом, но трудовая жизнь была ему в тягость. Его манили опасности и «приключения»…

В банде «котовцев» выделяются рецидивисты: Николай Радышевский, Шефер, Василий Кириллов (Байстрюк), Иосиф Руф, Арон Кицис Элик Шофер, Иван Гамарник, Мордко Эрго, Загари, Дурунчан; беглые солдаты Михаил Афанасьев и Федот Перекупко. В «одесском отделении банды» были рецидивисты: братья Самуил и Иосиф Гефтман, братья Наум и Мойше Авербух, Михаил Ивченко, Исаак Ротгейзер.

Советские историки к этому списку добавляют каторжанина Игнатия Пушкарева и сына матроса с мятежного крейсера «Очаков» Федора Стригунова.

Первые налеты Котовский совершил на старого обидчика, помещика Назарова из Ганчешт (нынешнего хозяина замка и земли умершего Манук-Бея), Бандерское казначейство и кассу винокуренного завода. Бросается в глаза особая неприязнь к Назарову. Очевидно, Манук-Бей что-то обещал семье Котовских, но новый хозяин завода в Ганчештах оказался не таким покладистым, как его предшественник.

15 апреля 1914 года «Бессарабская жизнь» писала о том, как ганчештский становой пристав, узнав, что в Ганчештском лесу скрывается Котовский, в ночь на 14 апреля провел облаву в лесу. В облаве кроме всего состава стражников участвовало большое количество собранных из соседних сел и деревень крестьян. Она продолжалась несколько часов, но задержать ни одного из «котовцев» не удалось.

В начале августа 1914 года Российская империя вступила в Первую мировую войну, мужское население мобилизовывалось, границы закрывались. В газетах тогда появился приказ главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерал-адъютанта Иванова о введении в Бессарабии и ряде других губерний военного положения. Это означало усиление полицейского режима с неограниченной властью главнокомандующего, введение военно-полевых судов и ужесточение наказаний за преступления. За бандитские вооруженные нападения Котовского и его подельников ждала уже не каторга, а виселица или расстрел.

Для своей легализации Котовский приобрел «белый билет», освобождающий его от армии. Он устроился в крупное поместье помощником машиниста молотилки. В свободное от работы время Котовский готовил очередной налет. Позже он нанимается на поденную работу к землевладельцу Краусту. Но изнурительная работа изматывает силы и лишает возможности руководить бандой, и Котовский бросает ее. В 1915-м он полностью переходит на нелегальное положение.

В 1942 году румынским властям в оккупированной Одессе случайно попался на глаза протокол полицейского допроса помощником начальника уголовного сыска Одессы Дон-Донцовым участника банды Котовского – Михаила Ивченко (документ датирован 8 февраля 1916 года). Протокол проливает свет на неизвестные страницы биографии героя революции.

Сам бандит Ивченко – тридцатитрехлетний мещанин Елизаветграда (Кировограда) – участвовал с Котовским в 14 налетах. Просидев два с половиной года в тюрьме Одессы за устройство побега дезертиров, Ивченко обосновался в Тирасполе, где его нашел товарищ по нарам Арон Кицис.

Вообще, шайка Котовского в большинстве своем комплектовалась из рецидивистов, что сидели с Котовским в Кишиневской тюрьме (Арон Кицис, Иосиф Руф и др.). Ивченко рассказал о многих вооруженных налетах Котовского. Вот некоторые из них: 24 сентября 1915 года ограбление присяжного поверенного Гольдштейна на две тысячи рублей (члены банды получают по 275 рублей, а Котовский – 650, остальные деньги расходуют на покупку коней и брички, на раздачу денег крестьянам уже не хватило); ровно через месяц – ограбление хлебопромышленника Штейнберга (взято только сто рублей, зато по дороге с «дела» был ограблен случайный прохожий еще на 140 рублей; «котовцы» получили всего по 35 рублей); 20 ноября нападение на коммерсанта Финкельштейна (забрано 300 рублей, шуба, женские украшения), 20 декабря – ограбление квартир владельца часового магазина Гродбука и мирового судьи Черкеса (взяли 350 рублей и драгоценности) и квартиры Сокальского (взяли 500 рублей).

Особой «славой» покрыл себя Николай Радышевский, грабитель с пятилетним стажем: после ареста Котовского он продолжал его «дело» в Херсонской, Таврической, Киевской, Подольской губерниях. Особенно «гремела» шайка Радышевского в Умани ограблениями поместий и магазинов.

Другой «котовец» – Михаил Берелев – подался с частью банды в Ананьевский уезд Херсонской губернии, где «сеял» страх среди окрестных крестьян. Он убил промышленника Нусинова, лесника Прокопа, сторожа Жалко. Банда занималась конокрадством и грабежами. Берелев, в отличие от «атамана Ада», был склонен к «излишнему кровопусканию». После своего ареста и приговора к повешению он просил повесить его «вместе с Гришей». Но Берелева повесили одного и раньше Григория Котовского…

Банда Котовского, как отмечалось в сводке полицмейстеру, действовала обычно по одному сценарию. В налетах на квартиры принимало участие 5–7 человек в черных матерчатых масках с прорезями для глаз. Бандиты являлись вечером и занимали свои места, действовали по указанию главаря. Сам Котовский постоянно курсировал по трассе Кишинев – Тирасполь – Одесса.

Уголовная статистика свидетельствует, что Котовский еще в 1913 году успел совершить пять грабежей в Бессарабии и в Одессе (в Кишиневе ограблены Черкес и Сокальский). В 1914 году он стал грабить в Кишиневе, Тирасполе, Бендерах, Балте (всего до десяти вооруженных налетов). В 1915-м – начале 1916 года «котовцы» совершили более двадцати налетов, в том числе три в Одессе… Тогда Котовский мечтал «лично собрать 70 тысяч рублей и махнуть навсегда в Румынию».

Губернатор Бессарабии обращается за помощью при поимке Котовского к военным властям. Узнав о начале «тотальной охоты», Котовский временно переводит свою банду в Тирасполь и Одессу. «Одесский листок» даже утверждал, что полиция Южного края теперь занята только поисками Котовского. В то время как «атамана Адского» ищут в Тирасполе, Бендерах, Кишиневе, Ганчештах, он преспокойно поселяется в Одессе в гостинице «Бессарабия».

В сентябре 1915 года Котовский и его «хлопцы» совершили налет на одесскую квартиру крупного скотопромышленника Гольштадта. Вынув револьвер, Котовский предложил купцу внести в «фонд обездоленных на покупку молока десять тысяч рублей, так как многие одесские старушки и младенцы не имеют средств на покупку молока». Арон Гольштадт предложил «на молоко» 500 рублей, «котовцы» усомнились, что в таком богатом доме находится столь малая сумма. Из сейфа и карманов Гольштадта и его гостя, барона Штайберга, было изъято налетчиками 8838 рублей «на молоко». Юмористом был Григорий Иванович… В 1915 году за такие деньги можно было напоить молоком всю Одессу, но ни в газетах того времени, ни в «устном народном творчестве» мы не встретим сюжета о том, как атаман налетчиков Котовский, «атаман Адский», «напоил молоком жаждущих». Скорее всего «котовцы» проели и пропили эти деньги в ресторанах и трактирах.

«Котовцы» ограбили в Одессе владельца магазина готового платья Когана на три тысячи рублей, банкира Финкельштейна – на пять тысяч рублей… На проезжей дороге у Кишинева «котовцы» ограбили четырех евреев на сумму 1070 рублей.

1916 год – пик «воровской популярности» Григория Ивановича. Газета «Одесская почта» помещает статью под названием «Легендарный разбойник». Котовского называют «бессарабским Зелем-Ханом» (Зелем-Хан – легендарный абрек – разбойник Северного Кавказа начала ХХ века), «новым Пугачевым или Карлом Моором», «бандитом-романтиком». Он становится героем «желтой» прессы, «лубочным разбойником», народным Дубровским, о приключениях которого он мечтал в детстве. Причем героем «справедливым», избегающем убивать своих жертв во время налетов, грабившим только богатых. В то же время Григорий Иванович, возможно, чтил традиции «воровского мира», которые запрещали пролитие крови.

Сам Котовский определенно добивался популярности своими «широкими жестами». Несмотря на то что его подручные выходили на «дело» в масках, Котовский маску не надевал, а иногда даже представлялся своей жертве. Интересно, если жертва просила Котовского «не забирать все» или «оставить что-то на хлеб», «атаман Ада» охотно оставлял жертве некоторую сумму. Так, ограбленному Гольштейну оставили 300 рублей, гувернантке Финкельштейна были возвращены дешевые серьги. Слезные просьбы жены ограбленного Черкеса тронули душу атамана, который оставляет женщине большую часть драгоценностей. Самому Черкесу были возвращены забранные во время налета бумаги, после того как грабители поняли их «бесценность».

2 января 1916 года «котовцы» напали на квартиру купца Якова Блюмберга. Под угрозой револьверов пять человек в черных масках предложили тому «дать на революцию 20 тысяч рублей». Воспользовавшись тем, что бандиты были заняты обыском, жена купца разбила окно вазой и начала звать на помощь. В панике «котовцы» открыли стрельбу, ранив жену и дочь купца, шальная пуля прострелила и правую руку бандита Байстрюка. Грабители бежали, ограничившись сорванными с женщин кольцом с бриллиантом и золотой брошью.

Следующий грабеж, 13 января, у одесского врача Бродовского подробно смакуется газетой «Одесская почта». Этот налет принес бандитам только 40 рублей и золотые часы. Убедившись, что наводчики дали ложную информацию, Котовский успокоил пострадавшего: «Нам дали неверные сведения. Кто это сделал – поплатится жизнью. Я лично убью того, кто навел нас на трудящегося доктора! Мы стараемся не трогать людей, живущих своим трудом. Тем более что вы будете нас лечить». Но в то же время «котовцы» забрали у бедной фельдшерицы три рубля «трудовых денег». Больше «трофеев» давали разбойные нападения на купцов и богатых крестьян на бессарабских дорогах.

20 января в Балте банда ограбила содержателя ссудной кассы Акивисона (около 200 рублей и на 2000 рублей драгоценностей). В конце февраля 1916 года Котовский перенес свою «деятельность» в Винницу. Всего в начале 1916 года «котовцы» захватили трофеев на общую сумму в 1030 рублей.

«Котовцы» совершили нападение на арестантский вагон, что стоял на запасных путях станции Бендеры. В вагоне ждали своей отправки в Одесскую тюрьму разнообразные уголовные заключенные: «долгосрочники», «вечники» и «смертники». Вагон этот должен быть прицеплен к утреннему поезду Унгены – Одесса. До прихода поезда оставалось около часа, когда к арестантскому вагону подошел железнодорожник, передавший начальнику караула приказ коменданта станции явиться к нему. После того как начальник караула ушел на станцию, к вагону подошел конвой с новой партией арестованных. Конвой возглавлял Котовский в форме офицера. Он потребовал принять арестованных, но, как только открылась дверь вагона, туда ворвались «котовцы», игравшие роль и конвойных, и арестованных. Караул был разоружен, а около 60 уголовников получили свободу. Всех арестованных развезли на подводах по тайным «малинам». Несколько освобожденных остались в банде Котовского.

После ареста в Одессе «котовца» Арона Кициса атаману стало ясно, что «одесский филиал» его банды провален. Котовский решает легализовать большую часть банды: снабдить «белыми билетами», новыми паспортами, заставить найти работу. Сам он, покинув Одессу, в начале июня 1916 года устраивается помощником управляющего (надсмотрщиком над сельскохозяйственными работниками) на хуторе Кайнары. Он устраивается к помещику Стаматову в Бендерский уезд, имея при себе паспорт на имя мещанина Ивана Ромашкана (Рошкована) – белобилетника, что не подлежал призыву в войска по причине хромоты. В справке указывалось, что правая нога Рошкована короче левой на пять сантиметров. Так что Котовскому нужно было учиться хромать и подкладывать бумагу в сапоги.

Став управляющим имения, Котовский принял на работу в имение шесть своих подельников, кого рабочим, кого конюхом или кучером.

В своей биографии Григорий Иванович напишет о жизни в 1916 году: «Веду агитаторскую и пропагандистскую работу среди рабочих, которые состояли из пленных австро-венгерцев, солдат русской старой армии больших возрастов и деревенской бедноты окружающих сел, которых работает в этом имении свыше трех тысяч человек, а также между частями саперов, рывших окопы на территории имения». Это уже полный бред. Какая агитаторская и пропагандистская работа? Котовский не был членом ни одной из партий, да и солдаты-саперы, рывшие окопы в 200 километрах от линии фронта, также внушают сомнения.

Газетные полосы запестрели сообщениями о новых налетах Котовского. «Голос Кишинева» писал, что «после долгого перерыва атаман разбойничьей шайки Григорий Котовский снова появился у нас и принялся за вооруженные грабежи». 28 мая 1916 года на большой дороге у Кишинева в Бардарском лесу Котовский напал на двух еврейских купцов – Левита и Кимельфельда и обобрал их до нитки. Последний грабеж состоялся 17 июня того же года – когда были ограблены богатые купцы Гершенгольд и Ницканер на Ганчештской дороге.

Кишиневский полицмейстер С. Славинский разослал предупреждения, что лица, скрывающие Котовского, как соучастники его преступной деятельности будут немедленно переданы военно-полевому суду. Тому же, кто поможет задержать Котовского, полицмейстер обещал щедрую награду – 2000 рублей. 23 июня сообщение о вознаграждении за поимку Котовского и его фотографию поместила и газета «Голос Кишинева».

Глава 4

Кандальный звон

Генерал-губернатор Херсонской губернии бросил на поимку «котовцев» крупные силы полиции. Ведь продолжалась мировая война, рядом проходил Румынский фронт, а «разбойничьи шайки» подрывали надежность тыла. Снова во всех населенных пунктах появились листовки с предложением награды в 2000 рублей за указание места, где скрывается Котовский. С февраля 1916 года начались «провалы» членов банды. Первыми были арестованы Ивченко, Афанасьев и известный лидер преступного мира Исаак Рутгайзер. При выезде из Тирасполя повозку, в которой ехали эти преступники, нагнала полиция, завязалась перестрелка, и бандиты были захвачены. Помощник начальника одесского сыска полковник Дон-Донцов задержал 12 «котовцев», но сам атаман смог скрыться…

В Кишиневское полицейское управление поступил донос о том, кто скрывается под личиной управляющего поместьем Ивана Николаевича Ромашкана, проживающего в Бендерском уезде на хуторе имения «Кайнары». Котовский утверждал, что был «продан властям за 10 тысяч рублей» провокатором, но провокатор получил только тысячу рублей.

У Бессарабского вице-губернатора Арсеньева было получено разрешение на арест Котовского.

25 июня сформированный отряд полицейских во главе с кишиневским полицмейстером Зайцевым (иногда ошибочно указывают фамилию Славинский), приставом 3-го участка Гембарским и исправником Хаджи-Коли (который уже три раза арестовывал знаменитого главаря банды, отстраненный от должности в связи с делом Зильберга в 1908 году и избежавший суда лишь благодаря шурину, товарищу министра юстиции Люце, был восстановлен в полиции на должности уездного исправника) на машине тайно выехал в Бендерский уезд. О готовящемся аресте осведомлены были очень немногие в полиции, остальным же участникам операции сказали о цели столь спешной поездки лишь тогда, когда отряд прибыл в имение помещика Недова, соседа Стаматова. Эти предосторожности указывают на то, что у Котовского, по-видимому, оставалась агентура в полицейском управлении.

Хутор был окружен тридцатью полицейскими и жандармами. Полицейские, переодетые в крестьян, устроили засаду на Котовского в экономии. Но Котовский почувствовал, что под личиной крестьян прячутся полицейские, и галопом пытался ускакать на коне из экономии. На своем пути он наткнулся на конный отряд полицейских. Преследователи гнались за Котовским 12 верст… Поняв, что он окружен, а конь под ним обессилен, Котовский пытался спрятаться в высоких ячменных полях. Но полицейские решили прочесать поле. Когда они уже были близко, Котовский встал с поднятыми руками. Но по безоружному атаману они сделали два выстрела. Стрелял Зайцев из нагана. Котовский упал, обливаясь кровью, но рана в грудь оказалась несмертельной. На Котовского надели наручники и кандалы, а уж после этого перебинтовали.

Выяснялось, что за полгода до своего ареста Котовский, чтобы легализоваться, нанялся надсмотрщиком в имение, но часто отлучался с хутора на несколько недель. В эти «отпуска» он и руководил налетами своей банды. При обыске комнаты в имении, где проживал Котовский, был найден «браунинг» с единственным патроном в стволе, рядом лежала записка: «Сия пуля при трудном положении принадлежала для меня лично. Людей я не стрелял и стрелять не буду. Гр. Котовский».

В аресте Котовского принимал участие его товарищ по учебе, ставший помощником пристава, Петр Чеманский. Интересно, что через двадцать четыре года, когда войска Красной Армии вошли в Бессарабию, старика Чеманского судил Военный трибунал и приговорил к расстрелу за участие в аресте Котовского.

Сопровождали арестованного Котовского до Кишинева полицмейстер, Хаджи-Коли, Чеманский, пристав 3-го участка титулярный советник Гембарский и околоточный надзиратель Садовский.

«Одесские новости» в статье «Задержание Котовского» уверяли: «Чем дальше, тем больше выясняется своеобразная личность этого человека. Приходится признать, что название «легендарный» им вполне заслужено. Котовский как бы бравировал своей беззаветной удалью, своей изумительной неустрашимостью… В то время как его имя было на устах местной полиции, Котовский, живя по подложному паспорту, разгуливал по Кишиневу, просиживал часами на веранде местного кафе «Рабина», занимал номера в самой фешенебельной гостинице, посещал театры и увеселительные заведения, часто сталкивался как раз с теми чинами полиции, которые его знали, но не узнавали».

9 июля 1916 года Григория Котовского, закованного в специально сделанные для него кандалы, вместе с группой заключенных перевели из кишиневской тюрьмы в одесскую. Первым делом Котовский написал письма знакомым адвокатам с достаточно громкими именами – В. Шишко и В. Лузгину – с просьбой взять на себя его защиту на предстоящем суде. На эту просьбу откликнулся только Лузгин, дав официальное согласие защищать Котовского.

В октябре 1916 года начался суд над «атаманом Ада». Зная, что ему неминуемо грозит казнь, Котовский полностью раскаялся в своей пространной «исповеди» на суде. В свое оправдание он заявил, что часть захваченных денег он отдавал бедным и в Красный Крест, на помощь раненным на войне. Никаких доказательств этих благородных деяний не предъявил.

Котовский оправдывался тем, что он не только не убивал людей, но и никогда из оружия не стрелял, а носил его ради форса, потому что «уважал человека, его человеческое достоинство… не совершая никаких физических насилий потому, что всегда с любовью относился к человеческой жизни». Просил Григорий отправить его «штрафником» на фронт, где он «с радостью погибнет за царя»…

Суду и следствию нужны были не факты, детали нападений, а фамилии тех бандитов, которые еще не арестованы, адреса, куда передавались деньги и ценности. Котовский утверждал, что деньги направлялись в Красный Крест для помощи раненым, раздавались беднякам. Что сказал Котовский на следствии, мы никогда не узнаем. Но ни молчание, ни сотрудничество со следствием ему уже не могли помочь. Советские историки уверяли, что Котовский даже в камере «смертника» готовил новый побег. Но он был невозможен, да и сам Котовский принял тактику полного раскаяния.

В середине октября 1916 года Котовский был приговорен к повешению Одесским военно-окружным судом: «…подсудимого Григория Котовского, уже лишенного всех прав состояния, подвергнуть смертной казни через повешение…»

Но власти почему-то не спешили исполнить приговор. Сорок пять суток Григорий Котовский просидел в камере «смертников», ожидая повешения. А тем временем он забросал царскую канцелярию прошениями о помиловании и одновременно отослал в местную администрацию просьбу заменить повешение расстрелом.

Преступникам чрезвычайно везло в Российской империи. Еще один «благородный разбойник» – Камо – Тер-Петросян – четыре раза был приговорен к смертной казни через повешение и жив остался! По амнистии в связи с празднованием в империи 300-летия царствования дома Романовых смертную казнь Камо заменили двадцатилетней каторгой (1913), которая через четыре года закончилась освобождением и лаврами героя революции.

Любопытно, что за разбойника Григория Котовского хлопотали популярный тогда командующий Юго-Западным фронтом генерал Брусилов* (который по долгу службы должен был утверждать смертные приговоры) и его жена Надежда Брусилова-Желиховская. Котовский, зная, что мадам Брусилова занимается благотворительностью и опекает осужденных, пишет ей письмо, умоляя спасти его. «Письмо длинное, подробное и очень хорошо написанное, – вспоминала Н.В. Брусилова. – На рассвете он должен был быть повешен. Письмо было написано за несколько дней ранее, но никак не могло быть передано… Читая это письмо, первый раз в жизни я отдала себе отчет, что от меня зависят жизнь и смерть человека».

Письмо во многом повторяло «Исповедь» Котовского. Он раскаивался, перекладывал вину на обстоятельства и плохую компанию, сожалел, умолял… Теперь он осознал гибельность разбоя и революции, теперь он за царя и хочет смыть позор кровью… Вот строчки из этого письма: «…поставленный своими преступлениями перед лицом позорной смерти, потрясенный сознанием, что, уходя из этой жизни, оставляю после себя такой ужасный нравственный багаж, такую позорную память, и испытывая страстную, жгучую потребность и жажду исправить и загладить содеянное зло… чувствуя в себе силы, которые помогут мне снова возродиться и стать снова в полном и абсолютном смысле честным человеком и полезным для своего Великого Отечества, которое я так всегда горячо, страстно и беззаветно любил, я осмеливаюсь обратиться к Вашему Превосходительству и коленопреклоненно умоляю заступиться за меня и спасти мне жизнь».

В письме он так именует себя: «…не злодей, не прирожденный опасный преступник, а случайно павший человек». Письмо к Брусиловой спасло жизнь обреченному. Госпожа Брусилова была очень впечатлительна и сердобольна. Мадам Брусилова позвонила командующему Одесским военным округом генералу М. Эбелову (будет расстрелян большевиками в июле 1919 года), прокурору Одессы и попросила их отложить казнь Котовского, чтобы иметь время написать мужу. По настоянию жены генерал Брусилов (герой Брусиловского прорыва) сначала просил губернатора и прокурора отложить казнь, а впоследствии своим приказом заменил казнь пожизненной каторгой. Как только Февральская революция позволила Котовскому покинуть тюрьму, он нанес визит Н. Брусиловой и поблагодарил за свое «чудесное» спасение, заявив, что теперь «будет жить для других».

В начале декабря 1916 года Котовскому объявили о милости и сохранении ему жизни, перевели в камеру «вечников». В тюрьме он встретил своих подельников из отряда: Стригунова, Афанасьев, братьев Гефтман, Ивченко, Кициса.

Грянула Февральская революция 1917 года. Ворота тюрем распахнулись для идейных революционеров. Даже анархисты-террористы и бомбисты-эсеры были выпущены на свободу и встречались народом как «буревестники революции». Каторжанин Нестор Махно, несмотря на статью терроризм и вымогательство, обрел свободу и вернулся на Родину как герой.

Но Котовского новая революционная власть Временного правительства не выпускала на волю. Причем первое решение новой власти касательно судьбы мнимого «революционера» и пересмотра приговора было довольно суровым. Вместо пожизненной каторги он «получал» 12 лет каторги с запрещением заниматься общественно-политической деятельностью.

Никаких доказательств длительного участия Котовского в революционных организациях не было обнаружено, как не нашлось и доказательств «благотворительной» деятельности разбойника и раздач «молока», «хлеба» или денег беднякам. Революционные власти продолжали считать его только банальным разбойником, хотя часть одесских газет всячески расхваливала «подвиги» Котовского и требовала его освобождения.

В хор радетелей за Котовского включился и местный одесский писатель Александр Федоров, который лично просил министра юстиции освободить арестанта «с перегоревшей в раскаянии душой». «Если Вы, господин Министр, – писал Федоров, – склонны верить некоторой зоркости писателя, двадцать пять лет изучавшего человеческие сердца, вы не ошибетесь, если в это благословенное время даруете Котовскому просимую милость». Ошибся Федоров и в своем герое, и в благословенном времени…

8 марта 1917 года в одесской тюрьме вспыхнул бунт заключенных. Во время бунта неожиданно отличился заключенный Котовский, призывавший уголовников прекратить бунт. Он надеялся, что такой поступок ему зачтется. Уголовники попытались, используя революционный момент, бежать, но, как только они перелезали через стену, их тут же хватали казаки и снова водворяли за решетку. Котовский объяснил заключенным тщетность их попыток.

Григорий Иванович предложил охранять ворота силами самих заключенных из бывших солдат, снять со всех кандалы, двери камер днем держать открытыми, разрешая свободное передвижение в пределах тюрьмы, контроль за поступлением продуктов и их использованием по назначению возложить на заключенных, разрешить свидания заключенных с родственниками, все камеры обеспечить матрацами и одеялами, наладить отопление всех камер… Переговоры с начальником тюрьмы поручили группе каторжан во главе с Котовским.

Результатом этого бунта стали новые тюремные «революционные» порядки. Газеты тогда сообщали: «Все камеры открыты. Внутри ограды нет ни одного надзирателя. Введено полное самоуправление заключенных. Во главе тюрьмы – Котовский и помощник присяжного поверенного Звонкин. (В действительности Котовский был членом тюремного комитета. – Прим. авт.) Котовский любезно водит по тюрьме экскурсии».

Так возникла «тюремная республика» во главе с Котовским. Шумиха, поднятая в одесских газетах, привлекла внимание одесситов к тюрьме. К ней потянулись любопытные, и Котовский охотно стал водить их как экскурсионные группы по тюремным корпусам. Показывал темные крохотные карцеры, перевоспитание уголовных преступников. Прокурору Желуднику, выступившему против «тюремной республики», Григорий Иванович дает отповедь в письме, которое было опубликовано в одесской газете «Власть народа».

В конце марта 1917 года газеты сообщали, что Котовский был на время отпущен из тюрьмы и явился к начальнику Одесского военного округа генералу Марксу с предложением о своем освобождении. Котовский убеждал генерала, что может принести большую пользу «новому режиму» как организатор «революционной милиции» (!). Он заявил, что знает всех преступников Одессы и может помочь в их аресте или перевоспитании. Таким образом, Котовский признавал себя частью «преступной среды» и уголовным авторитетом.