Штаб демблока недавно переместился в свежеотремонтированный офис на Пушкинской. Симпатичная секретарша пыталась преградить мне вход в кабинет босса, но дверь открыл сам Бодунов:
      «Машенька, ну что ты, это же пресса».
      Он пропустил меня в кабинет. Я отметил, что Бодунов сменил вечный свитер, джинсы и кроссовки на хороший костюм и дорогие штиблеты. Растут люди.
      Боря Бодунов каких-то десять лет назад был грузчиком в магазине. Пока с пути истинного его не сбил ветер перемен, в полную силу закруживший по стране в конце восьмидесятых. Однажды, идя по Невскому после работы, Боря увидел толпу у Казанского собора. Несколько десятков человек топтались вокруг памятника Кутузову. С постамента мужик размахивал красно-сине-белым триколором, а в центре из толпы кто-то вещал в мегафон. Слышно было плохо, и Борис стал протискиваться ближе к оратору. Он только уловил обрывок фразы про то, что КПСС надо запретить, как стражи порядка начали теснить митингующих. Толпа загудела, но силы были явно не равны. Мужик на постаменте отбивался древком флага от пытавшихся стащить его ментов. Само полотнище, разорванное, уже валялось где-то под ногами. Все произошло очень быстро, и Боря даже не успел оглянуться, как два сержанта заломили ему руки за спину и потащили к машине. Он упирался, бормотал, что просто шел мимо, но это не помогло. Ночь он провел в изоляторе на Захарьевской с десятком таких же задержанных. За ночь он узнал много интересного и заболел политикой. С тех пор он не пропускал ни одного митинга.
      Еще через год Борис забросил карьеру грузчика и пошел по партийной линии…
      — Ты извини, старик, но времени в обрез, поэтому поговорим как-нибудь потом. Даже чая тебе не предлагаю. Через пятнадцать минут заседание штаба, затем политсовет, да тут еще московское начальство понаехало.
      — Руководят и направляют? — посочувствовал я.
      — Куда же мы без них. Там уверены, что лучше знают, как надо проводить выборы. А кроме того, — Бодунов понизил голос и подвинулся ко мне, — Москва дает деньги, но пока точно не решила, через кого они пойдут. Есть много желающих приобщиться к этому процессу.
      — Кто с девушкой ужинает, тот ее и танцует.
      — Ничего смешного. Между прочим, они привезли с собой целую команду специалистов по проведению избирательных кампаний: имиджмейкеров, политтехнологов и прочих шаманов. Вот, кстати, тебе это, наверное, будет интересно. Сейчас познакомлю.
      — Машенька! Бодунов открыл дверь в приемную. — Позови ко мне Захара.
      — Он как раз из московского десанта, — доверительным полушепотом сообщил мне Боря. — Специалист по решению проблем. Отвечает у нас за весь пиар. Помнишь фотографию Ельцина у березки — так это он придумал.
      Кстати, насчет пиара. Я когда слышу это новомодное странное слово, сразу вспоминаю анекдот. Чем отличается крыса от хомячка? Правильно, у хомячка пиар лучше.
      Специалист по решению проблем оказался парнем лет тридцати и весьма внушительных габаритов. Разительный контраст с безукоризненным костюмом-тройкой и элегантными очками в тонкой золотой оправе составляли недельная щетина и отчетливые следы бурного вчерашнего возлияния на широком, не лишенном печати интеллекта лице. Длинные волосы были зачесаны назад и стянуты резинкой на затылке.
      Портрет дополняла серьга в мочке левого уха. Все говорило о том, что это натура творческая и циничная. Я подумал, что, наверное, таким и должен быть настоящий имиджмейкер.
      — Захар, это Николай, очень толковый журналист. Ты как раз хотел с кем-нибудь пообщаться. Короче, разберетесь без меня, — заторопился Бодунов.
      — По кофе? предложил новый знакомый.
      Мы вышли на улицу.
      — Где здесь у вас можно посидеть? — Я пожал плечами. С чем-чем, а с этим теперь проблем нет. На Невском десятки неплохих кафешек. — Поехали в «Садко», — сам опередил Захар и показал на припаркованную «бээмвуху» с шофером. На всякий случай, скорее по привычке, я запомнил номер — К924КЛ.
      Можно и в «Садко». Правда, там кофе по пять баксов. Ну да ладно. Пускай Скрипка оплачивает мне оперативные расходы. Он, конечно, удавится, но никуда не денется. Овес нынче дорог…
      — Скучно у вас. — Захар устроился в кресле, выложив на стол сотовый телефон и сигареты. — Скучно и сыро. Серый гранит и болотная атмосфера.
      Я оглянулся — вокруг было тепло, сухо и даже вполне уютно. За окном — весна, и даже прохожие, радуясь первым теплым дням, вроде бы выглядели веселее, чем обычно.
      — Угораздило же Петра город в таком месте построить да еще столицей объявить, — продолжал Захар знакомую московскую песню, закуривая сигарету.
      «Сейчас он скажет о том, что все мы завидуем Москве», — подумал я.
      — Все вы завидуете Москве, добиваетесь столичных регалий, но остаетесь провинцией. Знаешь, в чем отличие петербургского менталитета от московского? Вы тут живете как вещь в себе, ворчите и кичитесь своей культурой, а в Москве тем временем делают деньги.
      И политика у вас такая же провинциальная. Нет размаха. Поэтому все, кто мог, уже перебрались в Москву. И смотри, ни один из них не вернулся.
      Трубка на столе исполнила мелодию Моцарта. «Алло, — ответил Захар. — Я в „Садко“. Подходи через полчаса. Что с пресс-конференцией демблока на завтра? Нужен скандал. Объясни, что они должны говорить о коррупции и заявить, что их поддерживает Москва. Остальное — не их собачье дело. До связи».
      — Все приходится контролировать самому, — сокрушенно покачал головой Захар, бросив трубку на стол.
      Я, как мог, изобразил понимание и сочувствие. Разговор начинал мне порядком надоедать.
      — Знаешь, мы, пожалуй, готовы отдать вам еще десяток-другой наших видных горожан, — предложил я, выливая сливки в чашку с кофе.
      — А вот этого не надо. И так у нас Белый дом уже называют Ленинградским вокзалом.
      — Ничего, братан, придется потерпеть, мы люди простые, провинция.
      — Ладно, проехали. — Захар понял, что перегнул со своими понтами. — Давай ближе к делу. — Захар подозвал официанта, заказал полтинник коньяку и предложил мне. Пришлось объяснить, что у нас на работе сухой закон. — Ты говорил, что твоя контора занимается расследованиями и сбором информации. Есть выгодный заказ. Нужны досье на всех кандидатов.
      — Ты не совсем правильно понял.
      Мы не торгуем компроматом.
      — А я не говорю о компромате. Его мы найдем сами. Тут уже очередь выстроилась из желающих что-нибудь «слить» за умеренную таксу. Только что прибегала подруга жены губера — заявила, что все про всех знает, но говорить боится, потому, что за ней следят и прослушивают. По-моему, это клиника. Нам нужны объективные досье по всем открытым источникам. Так сказать, взгляд со стороны.
      — Это не вопрос. — Все складывается как нельзя кстати. Всего два часа назад я озадачил этой темой Спозаранника, а Обнорский, видимо, не будет возражать, если мы поделимся своими материалами с Захаром.
      — Слушай, а как вы будете определяться с двумя кандидатами-демократами? Они ведь сами между собой не договорятся.
      — Не думаю. Здесь уж мы постараемся. Синькову придется поддержать Кабанова. К тому же у него возникли проблемы с деньгами на избирательную кампанию, и, думаю, никто ему не поможет. Ну а если будет упираться, придется объяснить, что он не прав.
      — То есть…
      — Да нет, только мирными способами.
      Захар не успел договорить, потому что к нашему столику стремительно подошел некий молодой человек. Он кивнул мне, затем вопросительно посмотрел на Захара.
      — Это мой помощник, — пояснил Захар. — Будем считать, что договорились? Тогда запиши мою «трубу».
      Помощник успел выложить на стол ворох каких-то бумаг. Сверху я заметил макет листовки с фотографией Кабанова.
      — С телевидением и газетами я договорился, — доложил он шефу. — Все будут. Телевизионщики оборзели — «Новый канал» запросил полторы «тонны» за сюжет…
 

***

 
      Я попрощался, несмотря на слова Захара «контора платит», положил на стол пару сотенных купюр и вышел на Невский. Весеннее солнце уже по-настоящему припекало, и некоторые смелые представительницы прекрасной половины уже рискнули перейти на почти летнюю форму одежды, демонстрируя стройные ножки, стосковавшиеся за зиму по алчному вниманию. Одни ножки я даже проводил долгим взглядом, до тех пор, пока они не скрылись за углом.
      Нет, мы не будем поддаваться сиюминутной слабости. Кстати, о слабостях.
      Девушка Марина из канцелярского меня определенно заинтриговала. Можно и наведаться. Правда, к девушке нужно идти с автографом классика, а его у меня вроде как нет. Но это не проблема. Что мешает взять книжку, нацарапать на титуле: «На память от автора», поставить загогулину, а в скобочках приписать:
      «А. Обнорский».
      Я намеревался повернуть к Дому книги, но от коварных замыслов меня отвлек назойливый звонок радиотелефона из кармана куртки. Обнорский спросил, где меня носит. Я сказал, что скоро буду, и направился в Агентство, благо от «Садко» до нашей конторы всего десять минут пешком. Еще я позвонил Шаху и попросил через знакомых гаишников пробить машину, на которой разъезжает Захар. Отдадим ему вместе с досье, чтобы жизнь медом не казалась.
      Да, надо бы переговорить с Синьковым. Судя по всему, у него есть какие-то проблемы, а когда у людей проблемы, они при грамотном подходе могут оказаться разговорчивыми. Насколько я знаю, Синьков из числа шестидесятников, и даже в демблоке принадлежит к числу романтиков, до сих пор проповедующих приоритет общечеловеческих ценностей и прав человека. По нашим временам — белая ворона. Его более прагматичные однопартийцы давно осознали, что из этого не сколотишь ни политический, ни более осязаемый капитал. Права человека — не слишком ходовой товар, а политика — тот же бизнес, причем отнюдь не малый. И если на общечеловеческие ценности плохой спрос, то почему бы не торговать, скажем, правом собственности или лоббированием выгодных контрактов? Лозунг «Грабь награбленное!» безусловно плох.
      Один раз уже пограбили, и ничего путного из этого не вышло. Но с другой стороны, предложение списать все шалости последнего десятилетия тоже весьма сомнительно. Ведь если кому-то списывают заводик стоимостью сто миллионов баксов, доставшийся в результате преступных махинаций, то, по этой логике, должны простить и вора, грабанувшего, допустим, дом владельца этого заводика. А иначе списание получается каким-то односторонним.
 

***

 
      — Обнорский уже пять раз тебя спрашивал. — доложила Ксюша, как только я переступил порог конторы.
      Бросив куртку на вешалку, я посмотрел на себя в зеркало. Надо бы побриться, но опять забыл. Да и подстричься, пожалуй, пора. В зеркале у себя за спиной я увидел Аню Соболину. С недавних пор мы избегали общаться друг с другом. Интересно, что она сейчас чувствует?
      — Николай…
      Я повернулся к Соболиной.
      — Шаховский убежал, не дождавшись тебя, и просил передать это. — Она протянула мне страницу текста.
      — С меня причитается. — Взяв бумажку, я открыл дверь в кабинет Обнорского.
      Я обрисовал шефу общую обстановку, рассказал о встрече с Захаром и странной истории с Вавиловым.
      Обнорский доклад одобрил:
      — Контакт с твоим имиджмейкером, пожалуй, не помешает. Будем в курсе событий. Пусть Глеб срочно готовит досье.
      Но история с Вавиловым Андрея не вдохновила. Он сказал, что мы вряд ли сможем из этого что-то выжать. Даже сказал, что это какая-то ерунда. Впрочем, пообещал обязательно использовать ее в одном из своих новых романов, работе над которыми шеф посвящал все свободное время. Но я заставил шефа поставить подпись на его последней книге. Автограф Обнорского Марине я все-таки обещал.
 

***

 
      Электронный будильник пищал злобно и требовательно. Ровно семь. Эта гадина всегда пищит в это время. Я натянул одеяло на голову, но это не помогло.
      В семь вставала Ольга. Готовила завтрак, поднимала Аленку и собирала ее в школу. Потом они вместе будили меня, и я отводил Алену в школу. Оля ложилась спать, дрыхла еще час, а затем ехала на работу.
      Теперь меня будить некому. Кроме будильника, который пищит по привычке. Полгода назад, когда я снова пришел домой почти в полночь, Ольга в очередной раз заявила, что устала меня ждать, и ушла спать на диван. Еще она сказала, что я загубил ее молодые годы. Я подумал, что к утру это пройдет — все же двенадцать лет вместе, но утром она сама отвела Аленку в школу и сообщила, что они уезжают к ее родителям. Я молчал, потому что говорить мне было нечего.
      Мы говорили об этом сто раз. У меня действительно такая дурацкая работа.
      Они уехали. С Аленкой мы встречались по воскресеньям и гуляли по городу.
      Будильник продолжал звонить. Я вылез из-под одеяла, нажал кнопку и снова нырнул в постель. «Он будет спать ровно два часа. Через два часа он проснется и поедет в ставку», — засыпая, подумал я.
      В утреннем выпуске новостей показали подробный сюжет о приближающихся выборах. «Кампания носит крайне жесткий характер», — говорил ведущий. В качестве примера рассказывалось о нападении на агитатора Кабанова. Сам Кабанов призвал правоохранительные органы навести порядок в городе и сказал, что отправляется в Москву, где будет просить поддержки у президента. Я допил чай, выключил телевизор и собрался на работу. Но меня остановил звонок сотового телефона. Зараза, никаких денег на него не напасешься.
      — Ну что, посмотрел? — Это был Шаховский.
      — Ты о чем?
      — Соболина должна была передать тебе…
      Кстати, да. Я вспомнил, что вчера в приемной Аня дала мне какую-то бумагу от Шаха. По-моему, я сунул ее в карман.
      — Старик, она передала, но я так замотался, что, честно говоря, забыл.
      — Короче, ты просил посмотреть какую-то «тачку». БМВ-730 девяносто шестого года. Записана за бабушкой — божьим одуванчиком семидесяти трех лет. Сама, как понимаешь, она за рулем не ездит и машину в глаза не видела — дала кому-то на день паспорт за сто рублей. Но нарушал правила на этой машине до последнего времени гражданин Осокин. Этот Осокин — директор фирмы «Юг», входящей в одноименный концерн. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю.
      Я, конечно, понимал. «Юг» является частью империи Лома. Лом, он же Ломакин Михаил Иванович, очень обижался, когда его называли лидером ОПГ, и считался одним из самых влиятельных бизнесменов нашего тихого городка. Вот и получается, что братва помогает демблоку. Хотя любимая песня всех кандидатов — все на борьбу с криминалом. Впрочем, чему удивляться: одним нужны деньги, другим — свои люди во власти. Обычный бартер. А деньги не пахнут.
      — Ладно, Витек, это надо переварить. Увидимся в конторе. — Я выключил трубу.
 

***

 
      Спозаранник всегда отличался высокой штабной культурой. Поэтому я не удивился, когда он торжественно вручил мне толстую папку-скоросшиватель с указателем «Кандидаты в губернаторы» на корешке и надписью «Уровень секретности 1» на обложке. Вообще-то Глеб, несмотря на скверный характер, хороший мужик. Говорят, что в нерабочей обстановке он не такой деловой и может даже улыбаться девушкам, которые обычно его боятся. А секреты — любимая фенечка Спозаранника. Правда, по-моему, никто не видел его документов со степенью секретности выше единицы.
      — Досье. — Глеб был подчеркнуто официален, давая понять, что его загрузили никчемной работой, оторвав от важных дел, но он, как человек исполнительный и дисциплинированный, задание выполнил, хотя прекрасно понимает, что все задания начальства полнейшая чушь.
      — Мы ознакомимся, и вас вызовут. — Я тоже умею быть официальным, хотя удается мне это не очень хорошо.
      На самом деле Спозаранник молодец. В папке я нашел ключевые сведения по основным кандидатам. Паспортные данные, ближайшие родственники, бизнес, недвижимость, автомобили.
      Любопытно. Откуда, например, у Дьяконова целых три квартиры, да еще по одной на жене и дочери. А сын нашего вице-губернатора, оказывается, руководит фирмой, через которую осуществляются поставки мазута в город. Это у них, наверное, семейный подряд. Благотворитель-каратист и вовсе привлекался за вымогательство, но дело, как водится, до суда не дожило. «Он вышел чистым и ни в чем не виноватым».
      Обычная история. Интересно, есть ли эти сведения у избирательной комиссии. Впрочем, это их проблемы. Материал вполне потянет на неплохую статейку. И, пожалуй, можно встречаться с имиджмейкером. Про его машину мы расскажем ему на словах. В качестве спонсорской помощи. Может быть.
      Я набрал телефон Захара.
      — У меня здесь запара, но подъезжай! — Он продиктовал адрес на Мойке.
      Штаб представлял собой большой зал с десятком столов. На каждом — компьютер и телефон. Техника, судя по всему, абсолютно новая, потому что у стены штабелем были сложены картонные коробки. В углу стояли три телевизора с видеомагнитофонами. Несколько рабочих прокладывали телефонный кабель и подсоединяли к линиям аппараты. Захар вышел из закутка, отгороженного от основного зала стеклянной перегородкой, и махнул рукой. За перегородкой оказался небольшой кабинет для совещаний с овальным столом темного дерева в центре и мягкими креслами вокруг.
      — Посиди минуту, я сейчас. — Захар вышел в-зал.
      Я огляделся. На стене висела большая подробная карта города, поделенная на участки. На каждом написано по фамилии, но несколько клеток оставались свободными. Не иначе как схема работы полевых бригад.
      Это наш основной штаб. — Захар прикрыл дверь и уселся в кресле во главе стола. — Здесь проходят ежедневные оперативки. С завтрашнего дня сажаем сюда журналистов будут строчить статьи и листовки. Кстати, у тебя нет знакомых журналюг, желающих подзаработать?
      — Надо подумать, может быть, и есть. Что платишь?
      — Тридцать «бакинских» в день можем гарантировать.
      — Неплохо. И что делать?
      — Только писать. Площади в газетах уже закуплены. Кроме того, начинаем выпускать газету, где будем мочить всех подряд, кроме Кабанова. «Боже мой». Хорошее название?
      — Черт его знает. — Я пожал плечами. — Какое-то слишком клерикальное.
      Это же не церковный вестник.
      — Ладно, показывай, чего принес.
      Я пододвинул к Захару папку, и он принялся с интересом листать материалы. В дверь постучали. На пороге появилась симпатичная длинноногая девушка.
      — Захар, к тебе пришел Синьков.
      — Я сейчас. — Он кивнул барышне. — Видишь, некогда поговорить. Хотя жаль. Здесь есть весьма любопытные детали. Давай пересечемся через пару дней. Я посмотрю внимательно, может быть, потребуются какие-то дополнения.
      Захар закрыл папку.
      — Сколько?
      Момент был щекотливый. Конечно, можно назвать хорошую сумму, и это было бы абсолютно по-честному. Тем более что деньги нашей конторе очень не помешают. Но я решил сыграть в другую игру.
      — Предлагаю бартер.
      — Это как?
      — Мало ли нам что понадобится.
      Случаи разные бывают…
      — Элементарно. Давай так и договоримся.
      Рассчитывать на полную откровенность имиджмейкера не приходится.
      Работа не позволяет. Они ведь, отчасти, как врачи-венерологи. Часто знают о клиентах такое, что другим знать совершенно необязательно. С другой стороны, такой контакт не помешает, а если взять деньги, то отношения будут совсем другими.
      Выходя, я увидел Синькова, которого знал только визуально. Я сел в машину и уже собирался ехать, но вдруг подумал, что не мешает дождаться Синькова. В конце концов, стоит самому разобраться, что у них происходит.
      Он появился через полчаса и не спеша пошел в сторону Невского. Я выскочил из машины.
      — Юрий Олегович!
      У меня не было никакого плана, и я просто сказал, что работаю в агентстве «Золотая пуля» и хочу поговорить о выборах. Он не возражал. Мы стояли на набережной над черной водой, по которой лениво плыли серые льдины с накопившимся за зиму мусором.
      — Что ж, давайте поговорим. Но только не под запись и не для печати.
      — Говорят, вы можете отказаться от участия в выборах.
      — Они ставят меня в такое положение!
      — В смысле?
      — Неужели вы не понимаете?! — горячился Синьков. — Эти выборы большой бизнес. Все давно куплено и продано. На хорошую избирательную кампанию нужен хотя бы миллион долларов. Естественно, у демблока таких денег нет. Но они есть в Москве, у тех, кто заинтересован поставить губернатором своего человека. Кто платит, тот и заказывает музыку. Они решили поставить на Кабанова. Мне же предложено не мешать. Иначе обещают устроить веселую жизнь и конец политической карьеры как нарушителю конвенции.
      — А на что тогда вы рассчитывали, когда принимали решение участвовать в этой кампании?
      — У меня была договоренность о небольшом финансировании. Не так много, но все-таки сотня тысяч.
      — и?…
      — Несколько дней назад человек, который обещал деньги, погиб в автомобильной катастрофе. Это очень странная история…
      — Его фамилия, случайно, не Вавилов? — вырвалось у меня.
      По— моему, Синьков вздрогнул и посмотрел на меня как-то подозрительно.
 

***

 
      Первое, что я услышал, вернувшись в контору, — жаркий спор Шаховского с горячим грузинским парнем Зурабом Гвичией.
      — Светка — девочка что надо… — мечтательно говорил Виктор. Недаром ходят слухи, что он неравнодушен к Завгородней.
      Э, дарагой, да там смотрэть нэ на что. — Зураб был явно не в духе. А скорее всего, Светочка просто не ответила ему взаимностью.
      — Это где смотреть не на что? Ты фильтруй базар, — начал заводиться Шах, но, увидев меня, оставил Зураба в покое.
      — Какие новости?
      — Новости будут. Есть мнение, что происшествие с Вавиловым — не банальное несчастье. По крайней мере, его гибель оказалась кое-кому очень на руку. Идем к Обнорскому, надо посоветоваться.
      Я пересказал встречу с Синьковым.
      — Они были давними знакомыми, и для Вавилова политика стала чем-то вроде хобби. Во всяком случае, деньги он зарабатывал на другом, а кандидату в губернаторы вызвался помочь сам — решил посмотреть, что из этого выйдет.
      — Что же мы имеем? — подводил итог Обнорский, который уже не считал, что история с Вавиловым нам неинтересна. — Вавилов собирался финансировать Синькова, но погиб, и не исключено, что ему помогли. Но так или иначе, это оказалось очень кстати для демблока, потому что позволило избежать внутрипартийных разборок и дробления голосов на выборах. А твой Захар разъезжает на тачке Осокина, который близок к Лому. — При этих словах Андрей посмотрел на меня, а затем перевел взгляд на Шаха.
      — Послушай, ты говорил, что на прошлых выборах «Феникс» поддерживал каких-то кандидатов. Не мешает понять, кто они такие. В смысле кто за ними стоял. Может, будет какая-то зацепка.
 

***

 
      Там была славная компания.
      Один судим за разбой, другой — за мошенничество в особо крупных размерах.
      Оба выдвигались от либеральной партии, но не прошли. «Феникс» оказывал им материальную поддержку. Так что твой Вавилов, видимо, был дружен с братанами. Я даже звонил его жене, но она вроде бы не в теме, да и не до того ей сейчас. — Всякий раз, когда Витек нападал на след, в нем просыпался настоящий охотничий азарт, и он проявлял инициативу. — Все очень просто. Захар знаком с Ломом. Люди Лома убирают Вавилова по просьбе Захара. Синьков, который хотел вести свою игру, остается не у дел. А покойный наверняка хотел приумножить свой капитал, вкладывая бабки в политиков. Сам знаешь, что самый хороший бизнес — близость к власти.
      Все это Шах излагал утром следующего дня, сидя у меня на кухне. Он позвонил ни свет ни заря, и по всему чувствовалось, что Виктор пребывает в полнейшем ажиотаже и до встречи в конторе точно не дотерпит. Причем, пришел он не один, а с Завгородней, которая сидела рядышком и критически смотрела на гору грязной посуды в раковине, делая вид, что наш разговор ее совершенно не интересует.
      Не иначе как они с Шахом трудились вместе в ночную смену.
      — Версия любопытная, осталось все это доказать. — Я с трудом собрался с мыслями, потому что по утрам всегда соображаю с огромным трудом.
      — Есть идея: давай наведаемся в «Феникс». Так сказать, разведка боем.
      Поговорим с руководством — глядишь, что-то выплывет.
      А что: кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро.
      — Ты на колесах?
      Шах покрутил на пальце ключи от машины.
      — И даже знаю дорогу. Светик, поедешь с нами? Ты ведь говорила, что мечтаешь о настоящей работе. — Он обнял Завгороднюю.
      Я подумал, что женщина на корабле приносит несчастье, но махнул рукой.
 

***

 
      Мы долго плутали по разбитым дорогам в промзоне среди длинных рядов гаражей, заброшенных сараев и скелетов недостроенных цехов, пока не заметили выведенное крупными буквами масляной краской «Феникс» на покосившемся заборе в каком-то пятнадцатом проезде. Офис «Феникса» — новый белый ангар под красной черепичной крышей — выделялся среди окрестного пейзажа, как золотая коронка в беззубом рту. Шах остановил машину у ворот.
      Что делать дальше, было не совсем ясно, потому что у нас не было абсолютно никакого плана.
      — Смотрите! — Завгородняя показала на выезжающий из ворот длинный серебристый лимузин. — Это «линкольн»
      Лома.
      — А ты откуда знаешь? — чуть ли не хором спросили мы с Шахом.
      — Номер «666» — его хобби. Мне говорил об этом мой френд. — Света осталась вполне довольна эффектом, который произвела на нас.
      — Ну что ж, тогда пойдем в гости, — предложил я.
      Мы вылезли из машины и подошли к воротам. Навстречу вышел здоровяк в черной кожаной куртке. Увидев Шаха, он вдруг расплылся в улыбке.
      — Витек! Вот так встреча! — Парень расставил руки и чуть ли не лез обниматься к Шаховскому.
      Мы со Светкой ничего не понимали, да и сам Шах, пожалуй, был удивлен не меньше нашего.
      — Слушай, а мне пацаны говорили, что ты куда-то пропал.
      — Да нет, я…
      Но тот не давал ему сказать и слова.
      — Ну как ты, где, чем занимаешься?
      — Кручусь помаленьку, — не очень уверенно ответил Виктор.
      — А к нам с чем пожаловал?
      — А ты теперь здесь?
      — Ну да, коммерческий директор. — Здоровяк похлопал себя по груди и поднял вверх указательный палец.
      — Димон, мы вообще-то к Вавилову, по делу, — импровизировал Шаховский.
      — К Вавилову? — Димон явно огорчился. — Так он же того…
      — Что «того»? — изобразил недоумение Шах. — Мы же договаривались встретиться. А когда будет?
      — Да он совсем того. Умер, значит. — Коммерческий директор поведал о гибели в ДТП своего босса. — Странная история, — подытожил он.
      — Надо же, — сокрушался Витек. — Только чего странного? Обычное ДТП.
      — Не знаю, не знаю, — покачал головой Дима. — Как раз накануне они сильно ругались с Карпушиным из-за денег.
      — Из-за каких денег? — не выдержал я, вспомнив информацию из нашего досье: Карпушин значился соучредителем «Феникса».
      — Я только слышан разговор из-за двери. Степаныч обещал большие день-. га на выборы какому-то кандидату, а у Карпушина в этой теме свои интересы. У него какие-то дела с Ломом и его людьми, которые тоже участвуют в выборах. Он, кстати, только что здесь был. Вот Карп и говорил Вавилову, чтобы он не лез в эти дела, а Степаныч уперся…
      Мы с Шахом переглянулись. Вот и ответ на наши вопросы. По крайней мере, очевидный мотив.
      — Дим, а Карпушин здесь?
      — Конечно, он же теперь директор.
      — Мальчики, мой выход, — шепнула нам Завгородняя, когда секретарша в приемной заявила, что директор никого не принимает.
      Светка решительно направилась к двери в кабинет и дернула ее на себя.
      Ни мы, ни секретарша даже не успели среагировать.
      — Господин директор, нехорошо обижать прессу, — начала с порога Завгородняя.
      Это был беспроигрышный ход. Сраженный наповал Карпушин сидел, открыв рот, и вслед за Светой мы просочились в кабинет. Следом влетела разъяренная секретарша, но босс лишь махнул ей рукой.
      — Чем обязан? — наконец нашелся Карпушин. На вид ему было около сорока, и, похоже, он еще не до конца освоился в новой должности. Ему явно мешали костюм и галстук на могучей шее, а на среднем пальце левой руки блестела массивная печатка, наводившая на размышления о перипетиях жизненного пути директора.
      — Мы из «Золотой пули», слышали о такой? — Завгородняя вплотную приблизилась к столу. И, не давая опомниться Карпушину, продолжила:
      — Готовим статью о гибели Вавилова.
      — И что же вы собираетесь писать?
      Я наступил Завгородней на ногу, но было поздно. «Остапа понесло».
      — Вероятно, он погиб из-за денег на выборы! — выпалила Светик.
      Карпушин дернул на себе узел галстука и привстал, упираясь руками в стол. Это был уже не тот растерянный господин, обалдевший под Светкиным натиском.
      — Мой вам совет: не ищите забот на свои задницы. — Он говорил это медленно и уверенно, и лично у меня возникло вполне естественное желание прислушаться к совету доброго человека. Завгородняя тоже поняла, что переиграла, и слегка отступила назад.
      — Ну, нам пора. До новых увлекательных встреч. — Шах подхватил меня и Свету под руки и потащил к выходу.
      — Дура! — выдохнул он, когда, выскочив за забор, мы плюхнулись в машину.
      Светка жалобно пропищала что-то невнятное.
      Мы с Шахом закурили.
      — Ладно, не обижай барышню. — Я хлопнул его по спине. — Главное — результат. Доказательств, правда, у нас нет, но можно изложить версии, не называя конкретных имен. Вавилов хотел поиграть в политику, но его убрали компаньоны, которым тоже понадобились деньги на выборы. Тактически это оказалось на руку демблоку. Едем в контору.
      Мы проехали всего метров двести, когда Шах, посмотрев в зеркало заднего вида, забеспокоился и прибавил газу.
      — По-моему, нас не хотят отпускать.
      Я оглянулся и увидел нагоняющий нас КамАЗ. Мы неслись по узкой неасфальтированной дороге. Видавшая виды «шестерка» то взлетала на ухабах, то ныряла в глубокие лужи. На одной из ям мы оставили глушак. По обеим сторонам тянулся бетонный забор, и расстояние между нами и грузовиком стремительно сокращалось. Я чувствовал, что мы не выиграем это ралли, и мне показалось, что Шах тоже подумал об этом.