После слов утешения выяснилось, что надо срочно сходить в журнальный фонд Публичной библиотеки, чтобы подобрать материал для справки Повзло.
      С радостью! Но, когда вышла из офиса, поняла, что ни в какую библиотеку идти не могу, и единственное, чего хочется, - это укрыться где-нибудь, а то разревусь прямо на улице. Как робот, глядя только под ноги, пошла по Садовой, потом по Гороховой. Очнулась перед Мойкой, и почему-то потянуло в родной тараканник (так мы называли буфет в двадцатом корпусе истфака родного пединститута).
      Там, в буфете, за мой столик подсел Майк. Боже мой! Встретить любовника пятилетней давности в день разрыва с мужем - это слишком!
      Я невольно вспомнила старый неприличный анекдот (вообще-то я не люблю нецензурных выражений, но у меня есть два любимых анекдота с ненормативной лексикой). Женщина вызвала к себе по объявлению о сексуальных услугах мужчину. Приготовила легкий ужин, ждет. Элегантный тип пришел, и сразу за стол - анекдоты травит, байки рассказывает. А к делу не переходит, только ест и треплется. Ей это надоело, и дама говорит: "Ну давайте же..." Тут он грустнеет лицом: "Ах, эта диспетчер опять все перепутала, я ведь бухарь-собеседник, а вам нужен ебарь-надомник!"
      Так вот, этот Майк - как раз из второй категории. Атлет, красавец, породистый жеребец с импульсивностью подростка. Факультет физвоспитания и образ жизни сделали свое: я слышала, он записался в телохранители, не куда-нибудь, а в известную охранную фирму "Ягуар".
      Сейчас он выглядел как настоящий бандит, хотя на лице и сохранились последствия кровосмешения носительницы голубой крови и отставного военного.
      Майк сказал, что в тараканник забрел случайно, - осталась привычка со студенческих времен, когда его первая жена училась на одном со мной факультете.
      Я рассказала ему о своей проблеме (а почему не рассказать - точек пересечения в обществе у нас нет и не будет). После скучных предложений обсудить это в другой обстановке Майк вдруг изложил показавшуюся поначалу интересной идею:
      - Если хочешь, я проверю, с кем твой муж трахается. Проверю качественно, он ничего не узнает.
      Но мысль о всезнании, которое отравит все, что может остаться от четырех совместно прожитых с Соболиным лет, отрезвила. Я отказалась.
      - Ну а если помада - случайность, а усталость - натурального происхождения, что ты тогда будешь делать? - Майк посерьезнел.
      Я допила кофе и согласилась на его предложение. Майк спросил имя мужа и домашний адрес. В ответ на мои заверения, что я оплачу работу, он покрутил пальцем у виска.
      Придя домой, я завалилась спать, предварительно предупредив супруга о необходимости забрать ребенка из яслей. Сутки прошли без разговоров и объяснений.
      ***
      Следующие дни зловеще начинались с моих необычно ранних уходов на работу. Соболин к разговору не стремился, я не решалась его начать.
      Неожиданно появившийся Майк решительно изменил настроение. Причем в худшую сторону. Я ловила тачку, чтобы успеть забрать ребенка из яслей, когда он вырос у меня перед носом.
      - Крепись, Анька, - произнес он и с неловкостью соучастника протянул мне две небольшие кассеты. - Только ты смотри, осторожней с тем, что увидишь...
      - Зачем же две,- почувствовав себя плохо, пробормотала я.
      - Короче, разберись сама. А так, если что надо, обращайся...
      - Спасибо, я пойду, - прошептала я.
      Забрала Антошку из группы, дома попробовала поиграть с ним - ничего не выходило, мысли были только о полученных от Майка записях. Наконец, уложив сына спать, я достала из холодильника давно уже стоявшую там початую бутылку "Абсолюта".
      "Ну что ж, приступим", - сказала себе я, подключая видеокамеру для просмотра кассет этого формата. В принципе, я уже поняла, что на них, но мазохизм - штука тонкая и не всегда понятная...
      Съемка была сделана через окно. По интерьеру я узнала место действия квартиру "друга нашей семьи" (точнее было сказать, подруги нашей семьи - с Ларисой Смирновой меня познакомил муж. Она работала следователем по особо важным делам в прокуратуре).
      ...Черное нижнее белье, фигура - ничего особенного. Боже, да она старуха! Лет на десять старше меня...
      "Ну-ну, ножку выше, - ах, мы так не умеем", - с необычной для себя злобой комментировала я, потягивая из бокала отвратительный напиток и пьянея с каждым глотком.
      Потом это зрелище мне надоело.
      И я решила посмотреть вторую кассету, но подойти к аппаратуре по прямой уже не получилось.
      "Быстро же ты, Аня, назюзюкалась", - сказала я себе и все-таки включила вторую запись. Героиней второй кассеты была та же шикарная брюнетка с жестким взглядом - но уже в форме подполковника. Она садилась в какой-то "форд". В следующем кадре Лариса уже стояла на улице - по-моему, это была автостоянка или парковка, потому что кругом было много машин, - с каким-то седовласым мужиком. Слышно было не очень хорошо.
      Но кое-что я разобрала. Речь шла о судебном процессе. Лариса просила седовласого мужика изменить меру пресечения какому-то сидящему уже шестой месяц в "Крестах" Егорову.
      Седовласый говорил, что сделать это будет непросто. Лариса отвечала, что в случае положительного решения вопроса ребята Егорова помогут седовласому в решении его финансовых проблем. В конце концов седовласый сказал: "Хорошо".
      На этом запись заканчивалась.
      Я подошла к стеллажу, на котором Соболин хранил свои папки с досье на бандитов и сотрудников правоохранительных органов. Алексей Егоров сидел в "Крестах" и подозревался в организации покушения на депутата ЗакСа и организации убийств еще двух человек.
      Районный суд недавно отказал адвокатам Егорова, которые ходатайствовали об изменении меры пресечения своему подзащитному. Они просили выпустить его на свободу под подписку о невыезде. Теперь адвокаты обратились с кассационной жалобой в городской суд.
      Фотографию седовласого я нашла в папке "Суд". Мужчина с кассеты оказался судьей Василием Яковлевичем Горячевым...
      ***
      Неожиданно прозвучал телефонный звонок. Пошатываясь от выпитого, я дошла до телефона:
      - Да...
      - Владимира Александровича, - потребовал женский голос из трубки.
      - Кто его спрашивает? - не менее наглым тоном спросила я.
      - Лариса Смирнова.
      Такого ответа я не ожидала. Возможно, будь я трезвой, я не повела бы себя так даже после просмотра кассет.
      Однако в тот момент я не нашла ничего более оригинального, как, хмыкнув: "Передай привет Василию Яковлевичу", бросить трубку.
      Потом я завалилась спать и проснулась лишь за полчаса до начала работы.
      ***
      Около десяти на рабочем столе зазвонил телефон. В ответ на стандартные призывы откликнуться в трубке раздался незнакомый мужской голос.
      - Соболина?
      - Да.
      - Через полтора часа в "Садко" на Невском. Надо поговорить, сука. Только не приди!.. Я не только зеленый беретик надену, я ему башку сверну...
      Отбой я расслышала с опозданием.
      Про зеленый беретик я сегодня утром напоминала Антошкиной воспитательнице в яслях, чтобы на прогулку не забыла ему надеть, ушки продуть может...
      Ватные руки положили трубку, ватные ноги подняли со стула. "За что? За что мне такое?" - спрашивала я себя, пока шла к кабинету мужа, - хотелось срочно поделиться.
      Никого. В приемной перепуганная моим видом секретарша подтвердила, что Соболин пока не появлялся.
      Стала лихорадочно набирать телефон заведующей садиком, чтобы выяснить, где сын. На десятом гудке трубку взяли.
      Все оказалось в порядке, сын лепил из пластилина кота, который ходит по цепи крутом. Медсестра не поленилась и сходила проверить. Уже легче.
      Периодически, сидя где-нибудь в гостях за дружеским столом, приходилось отвечать на вопросы: "А вам не угрожали, в вашем агентстве, наверное, такие материалы?", "А вы за ребенка не боитесь, сейчас иногда пишут о таких случаях?"
      Всегда отшучивалась, потому что казалось, что невозможно это...
      Переговорить бы с кем-нибудь, но не с бабой.
      С сигаретой в дрожащих пальцах, со струящимися по щекам слезами, я стояла у окна в коридоре.
      Надо бежать за сыном. Решено.
      В этот момент за спиной раздались шаги Повзло. Чтобы понять, что со мной непорядок, ему хватило увидеть мою физиономию.
      Выслушав мой сбивчивый рассказ, он стал усердно тереть лоб:
      - Почему звонили тебе, ведь ты не только не светилась ни с кем, ты же... или нет?
      Тихо сидела за компьютером, дежурила, - подтвердила я. - Слушай, я за Антошкой сейчас сбегаю, тут рядом...
      - Нет, сиди. Вспоминай.
      Плюхнулась без сопротивления в кресло, попробовала шевелить мозгами. Ничего не помню, ничего не знаю.
      А потом вспомнила все, что произошло накануне вечером. Вспомнила и поняла, что звонок может быть связан только со Смирновой, точнее, с просмотренной накануне кассетой. Больше не с чем.
      - Я пойду, - опять попыталась подняться я.
      - Одну секунду, я уже... Алло, Андрей? Это Повзло. Срочно приезжай на работу... Что, совсем никак?.. Здесь...
      Тут мне пришло в голову, что я могу опоздать. Обнорский, конечно, поможет, но пока они болтают, с сыном может случиться все что угодно. Я выскочила из кабинета, на бегу вдевая в рукава непослушные, словно бревна, руки. Еще эта сумка... Вылетев на лестничную площадку, спотыкаюсь и, уже в полете, чувствую, что меня вдруг кто-то хватает за плечи.
      Оказалось, это на работу спешил "бывший бандит" или - если короче "ББ", так мы за глаза называли Витю Шаховского. Я попыталась освободиться, однако он, не отпуская меня, спокойно улыбнулся:
      - Пойдем, поговорим.
      - Я спешу.
      - Подвезу, если надо.
      Я уже залезала на заднее сиденье его "Нивы", когда в последний момент к машине подлетел Повзло. Поздоровавшись с ББ, он протянул мне платок и сам стал все объяснять Шаховскому. Еще не остывший автомобиль спокойно развернулся и, набрав скорость, вылетел на Садовую.
      - Ясли-то напротив цирка, на углу Фонтанки? - словно не услышав ничего особенного, спокойно спросил Шаховский, одновременно набирая на мобильном номер.
      - Михалыч, - сказал кому-то в телефон ББ, - ты на тачке? Можешь через три минуты быть на Фонтанке, напротив цирка?
      В салоне было слышно, как некий Михалыч матерится.
      - Ну лады. Встань напротив, не светись. Из машины выйди, но улицу не переходи... - ББ положил трубу.
      - Все под контролем, - сообщил он мне, - Михалыч рядом, повезло... Он, кстати, опер... Тебя я высажу чуть раньше, сам подъеду прямо к входу. Ты идешь внутрь, берешь сына. Не торопясь, слышишь? Потом стоишь внутри и ждешь. Если что не так, не ори, сразу беги в группу или на кухню, в общем, к людям. Все поняла?
      Я кивнула.
      Б высадил меня на мосту, я на дубовых ногах попыталась бежать.
      Когда я влетела в группу, там никого не было. В коридоре, пахнувшем детской больницей, на меня наткнулась медсестра.
      - Что с вами, вам помочь?
      - Где? где? - рычала я сквозь сопли, тыча пальцем в сторону пустой раздевалки.
      - Гуляют они, - растерянно пробормотала она.
      Но, выбежав во двор, я никого не увидела.
      - Они в Михайловский сад пошли, - в форточку крикнула медсестра.
      Боже, как далеко. Я не дойду...
      В парке царила идиллия - старики в спортивных костюмах, разминаясь, размахивали руками, а за ними, в песочнице, ковырялась группа.
      - Антошка!
      На мой вопль обернулись все. Сына среди детей не было.
      ***
      Я сидела на диване в кабинете Обнорского и не знала, что делать. Вокруг ходили, курили, спорили. У меня же в голове было два вопроса: сообщать в милицию или идти в прокуратуру и говорить со Смирновой?
      ББ рассказывал, что Михалыч, тот опер, которому он звонил с дороги, времени зря не терял. Он разговорил молоденькую воспитательницу, ошалевшую от моего вопля, когда я обнаружила отсутствие сына.
      Светлана Ивановна, воспитательница моего сына, рассказала Михалычу благообразному и немолодому дядечке, - что женщина, забравшая моего сына, была такая интеллигентная, представилась моей тетей. Михалыч сообщил ББ и номера старой иномарки, запомнившиеся девушке только потому, что 28-74 - это день и год ее рождения. Но по базе ГИБДД пробить ничего не удалось, машина, наверное, была не местная.
      В общем, все мы зашли в тупик.
      Наконец Обнорский не выдержал и встряхнул меня:
      - Рассказывай.
      - Я не могу. Пусть все выйдут.
      В опустевшем кабинете я выложила Обнорскому все. И про слежку за мужем, и про содержание второй кассеты. От неожиданности он сидел совсем обалдевший.
      - Понял, - наконец произнес он. - С ребенком, я уверен, пока все в порядке. Бери Шаховского, поезжай домой за кассетой. А мы придумаем что-нибудь.
      С этой минуты репутация Соболина мне стала абсолютно безразлична, я только боялась опоздать на назначенную встречу.
      ***
      То, что встретиться с теми уродами придется, я уже поняла. Единственное, чего я боялась, что одна предстоящего разговора могу и не выдержать.
      Решили, что ББ отвезет нас с Обнорским к "Садко", а сам посидит в машине с кассетой.
      - В центре города, на Невском ничего не произойдет, слышишь. Разговаривать будем только там, ни в какие машины не садиться. Отъехать, поговорить - этого нам не надо... Разговаривать буду я. Держись! - говорил мне Обнорский как можно теплее. И верно, я в принципе была невменяема.
      Уже виден пятизвездочный отель, где и расположен ресторан под названием "Садко".
      - Еще немного, и разберемся, - спокойно произнес Андрей.
      ***
      Только когда я встретилась со взглядами сидевших за столиком возле дверей, я поняла, что радоваться нечему.
      К нам повернулись два молодых типа: черные кожаные куртки, волосатые запястья и маслянистые взгляды, одинаковая мимика. Третий сидел спиной. Я растерялась, но Обнорский подтолкнул меня в центр зала, к свободному столику.
      - Во-первых, там есть где сесть, во-вторых, они подойдут, - объяснил он, заметив панику в моих глазах.
      И действительно, к нашему столику подошел тот, что сидел спиной дорого одетый, в очках с тонкой золотой оправой. "Если бы не обстоятельства нашей встречи, поверила бы, что интеллигент", - подумала я, пока он присаживался за наш столик.
      С минуту он молча нас рассматривал, а потом, обратившись ко мне, изрек:
      Мне нужна кассета. Ты мне вот сюда ее принесешь, - и ткнул пальцем в стол.
      - При чем здесь ребенок? - прикурив, взмахнул зажигалкой Обнорский.
      Дальше разговаривал с ним Обнорский, а я просто сидела как кукла, у которой лились слезы.
      - Ребенка менять будем не здесь, - для того чтобы я поняла, что Андрей обращается ко мне, ему при шлось тронуть меня за плечо.
      ***
      Через два с лишним часа ожидания на железнодорожной платформе Лисьего Носа из прибывшей из города электрички вышли те, что были в ресторане. Сына с ними не было.
      Рядом со мной стояли Обнорский и Повзло.
      Обнорский отдал им кассету. Они тут же проверили ее на принесенной с собой видеокамере. Затем сказали:
      "Если вы сделали с этой кассеты копию и попытаетесь что-нибудь с ней сделать, ребенка больше не увидите..."
      Потом мы все вместе отправились в ближайший парк. Там на скамейке сидела какая-то девушка, возле нее, спиной к нам, стоял Антошка и радостно о чем-то говорил.
      ***
      Домой я ехать категорически отказалась, поэтому все отправились на радостях к Повзло выпить и обсудить сегодняшние события. По моей просьбе Соболина с собой не взяли. Ему вообще никто ничего не рассказывал, в суть происходившего были посвящены лишь два человека, еще трое помогали, ни о чем не спрашивая.
      Я все время говорила о том, что сына, на всякий случай, надо увезти подальше. Меня охватила такая паника, что мужики решили: лучше сделать по-моему, чем потом расхлебывать то, что я наворочаю. К родителям в Ленобласть везти нельзя, слишком просто, да у мамы и так больное сердце, ей вообще ничего нельзя говорить.
      Я решила, не откладывая, уж если мужа у меня теперь нет, к Соболину на квартиру не возвращаться ни за что.
      В Металл острое, где я когда-то работала учительницей в сельской школе, у меня остался человек, на которого можно было рассчитывать. Это Инна, которая после моего замужества и разрыва с двести семьдесят третьей школой, где мы работали вместе, осталась моей подругой. Созванивались мы редко, еще реже виделись, но я заранее была уверена, что она приютит сына.
      Я уже набирала номер, когда чья-то рука нажала на рычаг.
      - Этого делать не надо, - сказал Повзло, стоявший у меня за спиной.
      - Мне пока нянька не нужна.
      - Я знаю, кому нужна, кому нет, - спокойно сообщил он, - договорим на улице, одевай сына.
      Я молча подчинилась. Последнее время замечаю за собой резкие перепады настроения - от дикой злобы до овечьего послушания.
      ***
      Было решено ехать в Металлострой на общественном транспорте, не предупреждая Инну о приезде. В практически пустом вагоне метро Антошка увлекся купленным в ларьке "Киндер-сюрпризом", а я спросила Повзло, помня об угрозах похитителей:
      - Мы ведь не будем эту информацию о Смирновой использовать? А то ведь они Антошку...
      - Ни о чем не беспокойся, - ответил Николай. - Мы просто будем иметь это в виду.
      ...Инка приняла нас радостно. Антошка мирно заснул в кровати ее дочери. Было решено на какое-то время отдать его в садик к знакомой воспитательнице. Инна пообещала за сыном смотреть и на улице лишний раз с ним не показываться.
      - Инка, - наконец выдохнула я, когда Повзло вышел покурить на балкон, я с Соболиным больше жить не буду...
      ***
      Примерно через пару недель после разговора в "Садко" меня вызвал к себе в кабинет Обнорский. Шеф нередко откровенничал за закрытыми дверями своего недавно отремонтированного кабинета, но я, как правило, не присутствовала при этих мужских разговорах, и потому удивилась тону, с которым он заговорил со мной.
      Оказалось, гуру (так мы Обнорского называем за глаза) накануне был на пресс-конференции в Доме журналистов, где госпожа Смирнова рассказывала представителям СМИ о борьбе, которую ведет прокуратура и она лично с организованной преступностью в городе.
      ***
      Труп Майка нашли через некоторое время в придорожных кустах по дороге на Репино. Две пули -в голову и в грудь, на руках - следы от веревок. Он лежал в кабине ржавого грузовика, брошенного в кустах несколько лет назад.
      В сводке ГУВД значилось просто: обнаружен труп мужчины с двумя слепыми огнестрельными ранениями, на вид 25-30 лет. При досмотре обнаружено удостоверение сотрудника частной охранной фирмы "Ягуар" на имя Михаила Зверева.
      ДЕЛО О ГЛИНЯНЫХ БУДДАХ
      Рассказывает Владимир Соболин
      "...Инициативен. Не ленив. На рабочем месте бывает редко. Выполняет большой объем работы.
      ...Существуют претензии к точности и достоверности поставляемой им информации.
      Однако изменить стиль и методы работы Соболина пока не удалось. Считает, что главное достоинство настоящего репортера (к каковым он себя относит) - оперативность, а достоверность должна достигаться в результате проверки принесенных им фактов. Кто будет осуществлять эту проверку, не уточняет.
      Под предлогом большой загруженности постоянно опаздывает на совещания, планерки и летучки, проводимые в агентстве.
      ...Как профессиональный - в прошлом - актер, является основным организатором всех культурных мероприятий агентства. По мнению сотрудников, особенно ему удается роль Деда Мороза (видимо, сказывается многолетняя практика).
      Любит цитировать Шекспира, хотя, по нашим данным, в его пьесах никогда не играл.
      ...Женат. Жена Соболина также работает в агентстве".
      Из служебной характеристики
      Из сонного кошмара меня рывком выбросило в серое петербургское утро. Анюта шевельнулась рядом, но не проснулась. На письменном столе пищал пейджер. Я нажал кнопку. Пищать перестало, на экране высветилось:
      "Срочно позвони мне на трубу. Повзло. 7.10".
      С кухни я набирал номер второго по значимости руководителя нашего агентства - Николая Повзло.
      - Это Соболин, - сказал я, когда он снял трубку. - Что там случилось: арестовали кого или грохнули?
      - Ты у нас человек искусства - слышал что-нибудь про такую художницу: Лану Вересовскую?
      Какие художницы в семь утра? Никого я в это время суток не помню...
      - Ну, она дочь Вересовского, - продолжал Повзло. - Да ты спишь, что ли?
      Тут до меня дошло, какого именно Вересовского имеет в виду Николай.
      Того самого, московского - Виктора Семеновича, который был простым младшим научным сотрудником советского НИИ и за восемь лет сделался одним из богатейших людей России. Мало того, поговаривали, что он фактически заправляет теперешней кремлевской политикой. В Москве его зовут в соответствии с модой на сокращения просто: ВСВ. Но про то, что у него есть дочь и эта дочь - художница, я не знал.
      - Коля, я же театральный актер, а не маляр, - сказал я Повзло, - это же совершенно разные тусовки, да я, собственно, и не был никогда вхож в бомонд. А чего с ней случилось, с этой Ланой?
      - Она прилетает сегодня в Питер, привозит сюда свою инсталляцию. Будет выставлять ее в "Дыре".
      - В какой дыре,- спросонья я бываю не слишком сообразительным.
      Повзло это уже успел узнать за три года нашего с ним знакомства, а потому не стал обзывать меня идиотом, а объяснил, что "Дыра" - это такая галерея современного искусства, где периодически проходят всякие инсталляции, перфомансы и прочие выставки.
      Место это пользуется популярностью у петербургских художников, куаферов, модельеров и музыкантов, и - дурной славой у питерской милиции: то наркотики, то драки, то скандал с битьем посуды. А что поделаешь: люди искусства - народ горячий, с тонкой нервной организацией. Это я знаю по собственному опыту.
      Когда Повзло закончил свои пояснения, я вяло поинтересовался, чего он в связи с приездом Вересовской - от меня хочет.
      Выяснилось, что зачем-то мне следовало с ней встретиться и сделать интервью: об искусстве и о папе Вересовском.
      - Она прилетает в тринадцать двадцать. Постарайся встретиться с нею сегодня, - сказал мне на прощание Повзло.
      ***
      Пассажиры рейса "Москва-Петербург" - вылет из аэропорта "Шереметьево" в 12.20 - толпились у стойки регистрации рейса. На летное поле вырулил грузовик и подкатил к распахнутому багажному люку самолета. Из грузовика в самолет начали перегружать громоздкие продолговатые ящики с пометками "Не кантовать", "Не переворачивать", "Осторожно, стекло".
      Бригада грузчиков, возившихся с этими ящиками, отличалась от обычных шереметьевских не только чистыми спецовками, - ящики не швырялись с матерком в самолетное нутро. В багажном отсеке их размещали с предосторожностями, достойными фарфора коронованных особ. Наконец хлопоты вокруг VIP-груза подошли к концу.
      Культурные грузчики укатили на трейлере.
      - Похоже, Петр Сергеевич, все прошло удачно, - обратился к своему собеседнику шатен лет тридцати пяти, наблюдавший сквозь стекло из кресла шереметьевского кафетерия за погрузкой ящиков на борт самолета МоскваПетербург.
      - Не судите поспешно, - ответил его собеседник, плотный господин лет пятидесяти с крупным носом, пронизанным склеротическими сосудами, - груз даже до Пулково не долетел, не то что до получателя.
      Мужчины, прихлебывая кофе, продолжали смотреть на летное поле.
      К самолету неторопливо двигались автобусы с пассажирами. Затем к трапу самолета подъехал бежевый "мерседес". Из него вышла женщина в светлом пальто.
      - Вот она, - более молодой мужчина отставил чашку с кофе, - как думаете, Петр Сергеевич, не залезет художница в посылку?
      - Ну а залезет? Увидит глиняных болванчиков. И все. А в Питере о посылке позаботятся.
      ***
      Молодую женщину, которую везли от зала VIР к самолету на "мерседесе", обсуждали не только в аэропортовском кафе. Еще двое мужчин вели в то же время беседу в одном из кабинетов на Лубянке. Окно кабинета выходило не на опустевшую после свержения железного Феликса площадь, а в зеленый внутренний дворик.
      - Решение о назначении ВСВ секретарем Совета Безопасности принято вчера вечером, - сказал хозяин кабинета.
      - Да, просчитать реакцию Хозяина становится все сложнее, констатировал гость. - Нет смысла что-то делать, когда результат невозможно спрогнозировать.
      - Попытаться все же стоит, - заметил хозяин. - Пора нашему выскочке сделать маленький окорот.
      Попробовать можно. Дочка вот его в Ленинград собралась с выставкой. Художники - они ведь народ ненадежный, увлечения всякие нездоровые: нетрадиционный секс, алкоголь, наркотики...
      ***
      К тому моменту, когда самолет с Вересовской еще только готовился оторваться от взлетной полосы столичного аэропорта, я уже успел подготовиться к предстоящей встрече с "надеждой московской школы неоакадемизма" (так писали о Лане на страницах "МК").
      Оставив Анюту досматривать сладкие утренние сны - ей до начала рабочего дня еще предстояло отвести сына Антона в ясли, - я на клочке бумаги накорябал записку, мол, "срочное задание от шефов, требуют меня на расправу". Антошка пошевелился в своей кроватке, когда я уже одетый стоял на пороге. Вернулся и уделил крохе дозу отцовской любви.
      В контору я пришел необычно рано. Но не мне было суждено оказаться в то утро первым - за стальной дверью кабинета расследователей уже бубнили голоса. Я заглянул в щелочку. Это Глеб Спозаранник заступил на боевой пост. Его посетитель сидел ко мне спиной, но по тому, как он часто промокал платком плотную шею над обрезом темно-синего пиджака, чувствовалось, что беседа принимает малоприятный для него оборот.
      Так говорите, Владимир Сергеевич, что не представляете, каким образом были подписаны эти документы?
      Придется освежить вашу память... - И Глеб принялся выкладывать из верхнего ящика своего стола самые действенные инструменты своего журналистского мастерства: паяльник, щипцы для колки сахара, плоскогубцы...
      Я на цыпочках отошел от двери расследователей. Не стоит влезать в творческую кухню коллег.
      Предстояло решить, кто поможет мне подобраться к недосягаемой мадемуазель Вересовской. К ее сердцу и кошельку... Впрочем, это шутка.
      Вряд ли помогут в этом начальники пресс-служб расплодившихся правоохранительных органов. Да и оперативники РУОПа или УУРа не отправятся по собственной воле созерцать неоакадемизм в действии...
      А вот этот человек, наверное, способен помочь. Я вытянул из записной книжки одну из визиток. "Бек Антон Михайлович, адвокат Санкт-Петербургской городской коллегии адвокатов".
      Адвокат оказался дома. Мало того, мой звонок вытащил его из постели, где он, как я понял, пребывал не в одиночестве, поскольку короткая наша беседа протекала под аккомпанемент дамских смешков.
      - О, Владимир! Бек сразу вспомнил меня. - Какие проблемы?
      Звезды журналистики жаждут адвокатской или судейской крови? Или личная консультация потребовалась?
      Пришлось пояснить, что звоню я по делу, мало связанному с юриспруденцией, да и с криминалом вообще.
      - Тут, Антон Михайлович, вопрос искусства...
      Собеседник оживился. Среди юристов Антон Михайлович слыл личностью экстравагантной и был настоящим эстетом, - автор двух поэтических сборников, приятель многих городских художников, непременный участник скандальных выставок и концертов. Он занимался адвокатурой, по его словам, для обеспечения финансовой независимости и совершенно искренне считал себя поэтом и любимцем женщин. Достаточно хорошим адвокатом это ему быть, впрочем, не мешало. Конечно, он слышал о приезде Ланы Вересовской.
      - Господи, Владимир! Да в чем проблемы? Не знаю пока, где Лана остановится, но вечером она обязательно будет на Пушкинской, десять. Хотите, познакомлю?
      - Конечно, хочу.
      - Кстати, Владимир, - продолжил Бек, - вы знаете о новых назначениях в Москве?
      - Не понял...
      - Да включите телевизор! Вересовский указом президента назначен секретарем Совета Безопасности.
      Мы договорились с Беком встретиться в пять вечера в кафе на Литовском, а оттуда уже двигаться в сторону Пушкинской.
      Я включил телевизор. НТВ подтвердило новость о назначении Вересовского. Усатый Киселев уже обсуждал тему с аналитиками-политологами. Затем показали кадры кремлевской церемонии: дряхлеющий президент жал руку назначенцу. Виктор Семенович (нос с горбинкой, легкая сутулость, кучерявые прядки на лысеющем темени) напоминал хорька, наконец-то допущенного в курятник. Если Лана удалась внешностью в папашу, я ей не завидую.
      Скрипнула дверь кабинета. На пороге стоял Спозаранник.
      - В городе спокойно? спросил он.
      Я выдержал паузу, как учили меня в театральном, и ответил:
      - Телефон дежурной части ГУВД, Глеб Егорович, - ноль два.
      - Вольдемар, вам когда-нибудь говорили, что вы похожи на Алена Делона? - главный расследователь конторы потер переносицу.
      Я отрицательно помотал головой.
      - И правильно, вы на него совсем не похожи, - Спозаранник скрылся за дверями.
      Затем в дверь просунулась круглая, как шар, голова нашего хозяйственного гения Леши Скрипки (если бы я встретил его где-нибудь на Апрашке, решил бы - чистый рэкетир).
      Скрипка оглядел наш кабинет.
      - Володя, ну что у вас за бардак вечно? Неужели трудно помыть за собой чашки? - Он кивнул на расставленные по столам грязные кружки, оставшиеся после вчерашнего чае- и кофепития.
      Я обреченно пожал плечами - ну кто виноват, что все агентство пьет чай именно в нашем кабинете? Во-первых, он самый большой. А во-вторых, когда Света Завгородняя на рабочем месте, сюда тут же стекается все мужское поголовье нашей конторы. А в-третьих, кружку за собой один Спозаранник убирает - есть все-таки в нем что-то положительное.
      Бросив печальный взгляд на немытые кружки, я отправился в архивно-аналитический отдел к Марине Борисовне Агеевой.
      - Просьба у меня к вам, Марина Борисовна, - сказал я. - Не могли бы вы мне за пару часов найти все, что у нас есть по Вересовскому и по его дочери Лане.