- Слушайте, мужики, а какие-нибудь средства личной самообороны у вас имеются в коллекции?
      Средства нашлись. От изделия ПР-1 (палка резиновая) я отказался обращаться с ним не умею. Газовую систему "Удар" тоже отверг - не было уверенности, что и с нею я совладаю, хотя отзывы о ней слышал хвалебные. А вот деревянная рогатка... В сочетании с металлическими шариками от подшипников она могла стать грозным оружием, если, конечно, вспомню юность в поволжском городке. Я осмотрел индивидуальное бесшумное ручное устройство натяжно-ударного действия, проверил резинку и остался доволен. Каширин отсыпал мне в ладонь горсть шариков трехсантиметрового диаметра. Я сунул оружие в карман и вышел на улицу.
      ***
      БМВ карпенковских братков стояла через улицу - напротив выхода из нашей подворотни. Они дали мне выйти на Зодчего Росси. Едва я повернул к Александрийскому театру, как из салона БМВ выбрались два молодца и направились в мою сторону. Третий сидел за рулем.
      Я вытащил рогатку. Щелкнула резинка. Один амбал споткнулся и сложился пополам - металлический шарик угодил ему в солнечное сплетение.
      Второй не понял, в чем дело, прибавил ходу. Я выстрелил по нему промахнулся. Щелкнул рогаткой еще раз. Снаряд попал в ногу. Наверное, в коленную чашечку, потому что второй мой преследователь рухнул на асфальт, закричав от боли. БМВ уже разворачивалась в мою сторону. Оставшиеся три шарика я выпустил ей по стеклам. Лобовое пошло трещинами...
      Потом я побежал. Последний раз я так бежал в армии на пятикилометровом кроссе в полной выкладке. Тогда я чуть не умер. В этот раз я тоже остался жив.
      Я вылетел на набережную Фонтанки, повернул направо и, задыхаясь, влетел на вахту общежития Большого драматического театра.
      - Вам кого, молодой человек?- благообразная бабулька строго заступила мне дорогу.
      - Я - к Яну Шапнику. Он у себя?
      Ян был на месте. Когда-то мы вместе учились в театральном училище в Ярославле, правда, на разных курсах, но друг друга знали. После третьего курса Шапа, как его обычно звали в училище, перевелся в Питер. А после окончания ЛГИТМиКа попал в БДТ.
      Я проскочил на второй этаж. Мне казалось, что я слышал сзади топот моих преследователей. Но, возможно, это мне только мерещилось.
      Вот и Ян Шапник. Увидел меня, узнал, удивился:
      - Какими судьбами, Соболин?
      - Нужна твоя помощь: поспорил с коллегами, что смогу так перевоплотиться, что они меня ни в жизнь не узнают.
      Не одолжишь паричок, грим и еще кое-что, желательно из дамского гардероба...
      У Шапника нашлось все: и грим, и седой косматый парик, и потрепанный, давно уже потерявший свой природный цвет женский плащ, и стоптанные башмачки типа "здравствуй, старость". Была даже суковатая палка.
      Загвоздка была в одном - мою густую черную бороду было не закрасить никаким гримом.
      - У тебя станок бритвенный есть?- Я разглядывал растительность на собственной физиономии в зеркало - жаль расставаться с тем, что отращивал с таким старанием последние три года.
      - Есть. Вот только горячую воду отключили. Но мы сейчас в кастрюльке согреем.
      - Ножницы тащи.
      Ножницами я обкромсал бороду максимально коротко. Затем пустил в ход бритву - "первое лезвие бреет чисто, второе - еще чище... двадцать четвертое полирует кость". Минут через семь на меня из зеркала смотрела до бесстыдства голая, давно позабытая физиономия.
      Я раскрыл коробку грима и приступил к процессу преображения. С помощью гуммиарабика обзавелся крючковатым носом. Затем наложил общий тон.
      За основу я выбрал серо-желто-зеленый цвет (вспомнилась старуха, которую как-то наблюдал на Васильевском острове - у нее был как раз такой, почти мертвецкий цвет лица). Затушевал свои густые брови, так что теперь они представлялись клочковатыми седыми кустиками, оттенил щеки и глаза так, чтобы они запали поглубже, изменил яркость и форму губ, провел в нужных местах старушечьи морщины. С помощью заколок-невидимок укрепил на голове кудлатый парик. Наконец все было готово - пожилая испитая бомжовка глядела на меня из зеркала.
      - Ты что, так в джинсах и пойдешь?- ехидно поинтересовался Шапник, внимательно следивший за моим преображением.
      Н-да, даже у самых гениальных актеров бывают проколы. Но и тут запасливый Ян пришел на помощь - протянул мне дамские колготки. Не лайкровые, плотностью пятнадцать или сорок дэн, а хлопчатобумажные, плотные, с рисунком в затейливый рубчик - такие лет тридцать назад носила моя бабушка.
      Джинсы я все-таки снимать не стал.
      Колготки попытался натянуть поверх.
      Получилось. Переобулся в старческие ботики, надел плащ, постаравшись поглубже спрятать кисти в рукава, почти по глаза повязал косынку, выпустив из-под нее несколько лохматых седых прядей. На спине у меня вырос горб, одно плечо громоздилось выше другого.
      Опершись на клюку, прошаркал в угол, подцепил пустой пакет с ручками. Прокашлялся.
      - Шта, милок, бабушке на хлебушек бутылочек пустых не дашь?
      - Не ожидал такого перевоплощения...- похвалил меня Ян.- Возьми - у меня тут пара бутылок завалялась.
      Я воспользовался его предложением и сунул бутылки в пакет...
      ***
      Мои преследователи действительно топтались неподалеку от входа в общежитие БДТ. Но старуха не привлекла их внимания. Я свернул в Апраксин двор - лучшего места, чтобы затеряться в Питере, нет. Главное было не расслабляться, чтобы не выдать себя неожиданным для старухи движением или слишком резвой реакцией. Шаркая и высматривая по дороге пустые бутылки, я добрался до Агентства. Был уже седьмой час вечера. Улица Зодчего Росси была пустынна многочисленные обычно автомобили к этому времени разъехались, а потому две припаркованные неподалеку от входа в нашу подворотню машины невольно обращали на себя внимание. Очень похоже, что и эти пасут меня. Я поразился желанию господ Карпенко дать мне личную аудиенцию. Впрочем, можно и предоставить им такую возможность. Только игра будет идти по моим правилам!
      Ближайший телефон-автомат был на Садовой. Все так же неторопливо я свернул на площадь Островского, затем в переулок Крылова. Даже постовые у расположенных там двух отделов милиции не обратили на меня особого внимания. Из автомата позвонил Резакову на трубу.
      - Вадик, это я, Соболин. Ты еще хочешь засадить Карпенко за решетку?
      - Да, но...
      - Они все еще у себя, в "Лаки чене"?
      - По моим данным, да.
      - За сколько ты с группой захвата сможешь туда добраться?
      - Полчаса, минимум.
      - Скажи, для этого твоего следователя будет достаточным поводом для возбуждения дела и ареста факт расправы с журналистом?
      - Что ты задумал?..
      - Значит, полчаса? Смотри не опоздай, а то расправа кончится плохо... Для журналиста.
      Если Резаков со своими рубоповцами успеет вовремя, все срастется. Если нет...
      Времени у меня оставалось только-только, чтобы добраться до "Лаки чена", пробраться внутрь и раззадорить господ Карпенко.
      В образе старой нищенки я проник во двор респектабельного ночного клуба. Задворки, впрочем, оказались не столь блестящи, как фасад. Вот и та помойка, в которую засовывали Маришку. За бачками я и избавился от старушечьего образа.
      Колготки, плащ, косынку и парик сунул в пакет. Ботики снимать не стал мои туфли остались у Шапника.
      С гримом возникли проблемы: я измазал носовой платок, но до конца оттереть краску так и не смог. Я глянул на свое отражение в оконном стекле похож на трубочиста, вылезшего из дымохода. Да и волосы после парика стояли дыбом. Припрятав пакет с Яниным барахлом, я направился к служебному входу клуба. До предполагаемого приезда рубоповцев оставалось десять минут.
      Уложиться бы...
      - Вы к кому, молодой человек?- Охранник на входе заступил мне дорогу.
      - К Виктору и Станиславу Карпенко.
      - Вам назначено?
      - Полагаю, они мечтают меня видеть. Я - Владимир Соболин, журналист.
      Охранник недоверчиво взглянул на мою растрепанную шевелюру и перемазанное лицо, но снял трубку и набрал номер. Назвав мою фамилию и выслушав ответ, он переменился в лице.
      - Велено пропустить. Я провожу...- Он схватил меня за локоть и повел по коридорам "Лаки чена".
      - Сюда.- Мы остановились перед обитой мягкой кожей дверью.
      Он остался снаружи, а я вошел внутрь, с трудом унимая дрожь. Офис как офис: несколько мягких кресел, журнальный столик с чашками и кофеваркой, бар, рабочий стол с компьютером.
      Оба брата были здесь - не знал бы, что они с моими коллегами натворили, никогда бы не подумал, что они на такое способны: дядьки как дядьки. Средних лет, с залысинами, в очках, щечки пухлые, костюмы дорогие...
      Если они и не ожидали моего визита, то не очень-то это показывали. Один - кажется, Виктор - курил сигарету. Рассматривал меня внимательно.
      - Ну здравствуй, сучонок!- произнес наконец один из них.- Что, струхнул? Нагадил, а потом и сам обгадился?
      Памперсы-то захватил?
      - Вах, баюс, баюс, баюс...- Отчаянный страх можно было прикрыть лишь нарочитым хамством.- У вас у самих-то, господа хорошие, памперсы имеются?
      Станислав полиловел от ярости, рванулся ко мне и вцепился в воротник жилетки. Хрясь. Удар кулака пришелся точно в нос. Кровь закапала на жилетку, футболку...
      - Сука!- Станислав оттолкнулся от меня и стал брезгливо вытирать запачканную кровью ладонь носовым платком.
      Надо было вести сцену к финалу, тем более что, по моим расчетам, рубоповцы должны были появиться с минуты на минуту. Я издал сдавленный жалобный сип, согнулся в три погибели, схватился за сердце. Рожу при этом я скорчил максимально страдальческую.
      - Станислав, что с этим придурком?
      - Сердце! Воды...- Я захрипел и скорчился еще больше.
      - Дай ему воды, а то еще загнется, не приведи Господи...
      Станислав плеснул из графина воды в высокий стеклянный бокал. На донышко. Жадина! Протянул стакан мне.
      Я сделал глоток. Пора! Я грохнул со всего маху бокалом по углу стола. Разлетелись осколки, но донышко с торчащими острыми краями уцелело.
      Братья растерянно попятились от меня. Они всерьез опасались, что я могу кинуться на них.
      - Что, испугались?- Я усмехнулся.
      Оттянул ворот футболки и располосовал ее "розочкой" почти до пупа. Теперь будет больно: вонзил стекло себе в грудь.
      Неглубоко, я же не сумасшедший. Прочертил кровавую полосу поперек. Затем еще одну ниже. Кровь потекла по груди.
      Все поплыло. Я еще видел, как Станислава вывернуло от зрелища прямо на кожаное кресло. Из коридора донесся топот. Пора. Я отбросил остаток стакана под ноги Станиславу - на ней кроме моих отпечатков пальцев были и его пусть теперь докажет, что это не он меня так разрисовал.
      Я начал сползать на пол.
      Дверь распахнулась, в кабинет ворвались здоровенные лбы в камуфляже собровцы, следом Резаков с Лагутиным.
      - Лежать, суки! РУБОП!- И сплошной мат: в РУБОПе ребята работают резкие, да к тому же на Карпенко у них накопилось.
      И тут я потерял наконец сознание.
      Не люблю вечер пятницы, обязательно какая-нибудь гадость случается...
      ***
      Лежать на спине, глядя, как по беленому потолку скачут солнечные зайчики, может быть, и забавно, если делать это полчаса, максимум - час. Когда в таком положении, да еще с саднящими и горящими под плотными повязками порезами, проводишь вторые сутки - хочется волком от тоски выть.
      Нет, скучать мне не давали: после того как меня, слегка подштопанного и по самые уши напичканного обезболивающими, Резаков отвез домой, у меня перебывало пол-Агентства. Первым заявился Шаховский. Да не один, а с доктором.
      Тот еще раз осмотрел мои телесные повреждения, оставил кучу склянок со снадобьями и мазями, полтора десятка упаковок разноцветных таблеток. Витька оставался у меня до утра субботы - никогда не предполагал в нем таланта замечательной сиделки. Утром нагрянули, сменив его, Зудинцев с Кашириным, притащили яблок и винограда. После них впорхнула Завгородняя, вся в облаке полупрозрачных нарядов и дорогих духов, чмокнула меня в лоб и оставила после себя плитку горького шоколада.
      Спозаранник долго выспрашивал меня о подробностях обстановки офиса братьев Карпенко, а потом, загадочно подмигнув, извлек из "дипломата" полуторалитровую пластиковую бутылку из-под "Пепси".
      Это "Негру де Перукар" - лучшее молдавское вино. Сама королева Елизавета его в Молдове покупает для своего стола. Здесь такого не купишь. Пей на здоровье.
      Я не отпустил Глеба, пока мы не приговорили половину бутыли.
      Остальное мы допили с Валей Горностаевой и Лешей Скрипкой.
      - Знаешь, Володя, у меня был один приятель,- рассказывал одну из своих бесконечных историй Алексей,- так он, чтобы привлечь внимание любимой девушки, подговорил своих приятелей разыграть сцену нападения на нее. Они все сделали очень натурально: обступили ее у порога дома, стали цинично приставать.
      И тут он появляется. Раз, раз - всех раскидал. В общем, все было разыграно как по нотам. А тут, как назло, наряд милиции - всех в кутузку и упекли. Долго потом доказывали, что это была шутка...
      Под вечер своим визитом почтил Обнорский. Он долго разглядывал меня, угрюмо молчал. А потом сказал все, что думает обо мне, моих умственных способностях, дурацком характере, нарушении всех возможных норм дисциплины и субординации...
      Я молчал и глядел в потолок.
      - Ты меня не слушаешь!..
      - Не знай я некоторых деталей твоей собственной биографии, Андрей Викторович, подписался бы под каждым твоим словом. А если ты считаешь, что мне не место в Агентстве, готов подписать заявление об уходе.
      Он рот разинул от такой наглости.
      Помолчал.
      - Н-да, Володя, нам тебя будет не хватать... Две недели,- он положил на кровать конверт,- считай себя с понедельника в отпуске. Будет лучше, если вы втроем, с Анютой и сыном, проведете его подальше от Питера. Считай, что здесь твои отпускные.
      В конверте была внушительная сумма.
      Жена с сыном приехали под самый вечер.
      - Солнце мое,- сказал я Анюте,- мне так не хватало тебя эти две недели.
      Собирайся. Едем в Прагу...
      ДЕЛО О ДВУХ УХАЖЕРАХ
      Рассказывает Светлана Завгородняя
      "До прихода в Агентство журналистских расследований пять лет работала фотомоделью и манекенщицей. Сверхкоммуникабельна, обладает бесценными возможностями для добывания оперативной информации. Натура творческая, поэтому часто увлеченность Светланы той или иной темой сказывается на ее дисциплине..."
      Из служебной характеристики
      Да, одета я сегодня была действительно не для пресс-конференции в главке... Так-то вроде все очень в порядке: беленькая блузочка, темненькая юбочка,- но при ближайшем рассмотрении меня коллеги и сотрудники главка почему-то начинают терять нить беседы, путать фамилии, звания и статьи Уголовного кодекса. Дело в том, что мой любимый не признает на мне никаких колготок (только чулки!) и никакого нижнего белья, особенно бюстгальтера. И сегодня у меня не было выбора, сегодня днем Аркаша прилетал из длительной заграничной командировки.
      Четыре месяца без любимого; темная тоскливая питерская зима в одиночестве, холодная постель, ожидание звонка. Ночью мне снились его нежные руки, запах его одеколона. Я то считала дни до его приезда, то снимала со стены календарь, чтобы не видеть тоскливой череды бесконечных цифр. Впервые в жизни я понимала, что отсутствие этого человека - это отсутствие жизненно важной части меня самой.
      Сочувствующие взгляды подруг и вздохи мамы: "Поехала бы ты куда-нибудь, что ли?" Впрочем, Пенелопа из меня вышла никудышная. Когда в конце января в феврале я уже полезла на стены, подруга моя Василиса, великий психолог, сказала мне:
      - Ну, мать, надо как-то сублимировать...
      Очевидно, она имела в виду что-то другое, но в тот же день я взяла в оборот Соболина.
      С Соболиным у меня давно была какая-то неясность. Вообще, это не мой тип. Внешне, да и внутренне. И потом, я привыкла к близким отношениям с мужчинами, как бы это помягче сказать... другого социального слоя. И мои страшно милые, нежно любимые коллеги к этому слою не принадлежали и принадлежать не могли никогда. Собственно, это не мешало мне их любить, но вот о серьезных отношениях думать было просто смешно: мне вовсе не хотелось разделить судьбу Анюты Соболиной с ее сумками, стирками, мужниными изменами, работой до ночи, красными от усталости глазами.
      Но, с другой стороны, в Володьке (как и, в разной степени, во всех наших ребятах) есть что-то такое, что не давало мне пройти мимо, а может быть, и уйти из Агентства. Этим-то не могут похвастаться мои вполне успешные ухажеры: это простота и ясность жизненных позиций. И какая-то странная для меня радость жизни в самом центре ее мерзостей: сам процесс жизни, работа, проблемы, запарки доставляют им неописуемое удовольствие "так жить".
      А если учесть, что Володька как бывший актер (или бывшим актером быть невозможно, как бывшим кагэбэшником?) себя подать умеет, я смотрела на него с самого начала моей работы с восхищением. Я просто не могла пропустить такого мужчину в своей жизни! Правда, что с ним делать в жизни, я тоже не знала...
      Ну если в плане жизненных позиций и высоких идей у нас все в порядке, то по части личной жизни у наших сотрудников - полный провал. Все Агентство полгода с интересом наблюдало, как чета Соболиных и Коля Повзло хороводами по Агентству ходят. Гуляет Коля по Агентству и на каждом углу во всеуслышание объявляет, что надо-де ему кое-что в интернете посмотреть и, видимо, придется ему Анну Соболину попросить. Вот и все Агентство в курсе: пошел Повзло к Соболиной по важному делу. "Иди, Коленька, конечно, спроси у Анюты",- скажет добрая Агеева и встанет под Анькиной дверью с сигаретой наперевес, чтобы никто не помешал их совместной работе. А тут по коридору летит Соболин и кричит, например: "Где Повзло, к нему с телевидения приехали!" Марина Борисовна плечами пожимает, и все остальные, как дураки, тоже пожимают плечами, потому что все (и Соболин в том числе) знают, где Повзло, но сказать стесняются. И тут открывается дверь и выходит Повзло. Взъерошенный, глаза обалдевшие. "К тебе приехали".- "Спасибо, Володя"."Анют, обедать будешь?" - "Спасибо, Вова, я не хочу есть". Смотреть на все это было смешно и грустно.
      Володька был уставший, одинокий... как я. И я почувствовала, что просто не могу, как хочу быть с ним. Весь рабочий день я смотрела на него из-за компьютера и думала, как это устроить, а вечером, когда уже почти никого не было, пригласила его поужинать. Ну не предлагать же ему сразу разделить со мной диван в офисе?
      Ужинали мы недалеко от работы, в трактире, говорили о всяких глупостях попросту, как-то легко пили, как-то незаметно стали хихикать над глупыми анекдотами, а потом печалиться о нескладной личной жизни, но время шло, и я понимала: сейчас расплатимся, встанем, Соболин проводит меня до метро по-дружески и... и все. И тогда я заявила, что хочу водки.
      Потом мы шли действительно к метро, было темно и очень скользко, поэтому я висела на Володе. Метро приближалось неминуемо. И тут я сказала, что мне очень надо в Агентство. Очень-очень. И мы побрели к Агентству. Ну если Соболин не догадывался - зачем, то я сильно преувеличивала умственные способности моих коллег.
      Меня понесло уже в коридоре. Было темно, только где-то синим светом горел экран телевизора. Я схватила его, прижалась к нему, пытаясь сквозь мою шубу и его куртку зажечь его, забормотала что-то, что должно было хоть как-то смягчить мой сексуальный напор. Володя ответил так, как отвечают мужчины,- он сжал меня до хруста и задышал как марафонец.
      Мы ввалились в темный, пустой репортерский отдел - Соболин уже целовал меня, коля бородой и срывая шубу нам под ноги. Меня трясло, стоять мы уже не могли и неминуемо клонились к дивану.
      Такого со мной не было никогда. Я знала, что такого со мной больше никогда и ни с кем не случится. Гори все ясным огнем!
      Вот сейчас...
      Я даже не поняла, что случилось.
      Вспыхнул свет, в дверном проеме появился и заорал страшным голосом некто бритый в кожаной куртке, и Соболин разжал руки. Я с воплем ухнула вниз, на распластанную шубу, и почему-то подумала, что сейчас будут стрелять. Кажется, я недолго была в обмороке. "Обнорский?" - пронеслось у меня в голове, когда я услышала голоса. Я почему-то подумала, что очень хорошо, что Соболин не успел снять джинсы...
      Это что еще за дом свиданий! Пошла вон!!!- заорал действительно Андрей Викторович.
      Я отреагировала не сразу, потому что не сразу смогла отождествить знакомый зычный голос и то, что явилось перед моими глазами: лысый бандит в очках с золотой оправой и с неуловимо знакомыми чертами лица. Господи, и "молнию" на платье заело, надо же было ее так рвануть в порыве страсти!
      Завгородняя, завтра на работу к девяти!- заорал Обнорский.
      Я выскочила из кабинета, волоча за собой бедную шубку и пытаясь одернуть платье, обвившееся винтом вокруг тела.
      А Соболин остался в кабинете.
      Не знаю, что шеф там ему сказал, но в течение следующих нескольких дней Обнорский провел воспитательные беседы со всеми участниками этой запутанной семейно-служебной драмы: с Володькой, Анной и Повзло. Только меня шеф проигнорировал: на следующий день только окинул меня мрачным взглядом и сказал что-то невнятно про ноги и мозги.
      Вот так я чуть не изменила любимому со своим непосредственным начальником, можно сказать, на рабочем месте.
      Так вот, сегодня, в день пресс-конференции в главке на тему "Итоги работы участковых инспекторов за первый квартал текущего года", Аркаша наконец прилетал из Канады. Конечно, коллеги мои (особенно женского пола) отнеслись с пониманием к этому моменту, но отменить поход на пресс-конференцию с неизбежным написанием отчета по оной в ленту новостей никто не мог. Соболин и не подумал дать мне отгул. Но я летела в Большой дом как на крыльях, и ничто не могло бы испортить мне настроение в этот пасмурный день конца февраля. Ни тягостная конференция, ни бравые доклады об увеличении числа намордников (интересно, на ком?) и уменьшении числа лиц БОМЖиЗ (интересно, куда они делись?), ни статистика, которая напрочь опровергала вышесказанное, ни обстоятельная лекция о беспризорниках.
      Я механически черкала в блокнотике ручкой, не к месту улыбалась и представляла себе, что будет через несколько часов в аэропорту... а потом у Аркаши дома... а потом в каком-нибудь ресторане, а потом снова в Аркашиной спальне при свете свечей и тихих звуках саксофона. Уф... Нет, надо собраться. Где тут пресс-релиз? Ага, отлично, в нем все ясно и понятно.
      Только одно на всем свете могло мне испортить настроение. Это встреча с Тимуром Тимуровичем Иратовым. Я прогнала эту мысль от себя, но когда после окончания конференции я, в окружении восхищенных сотрудников ГУВД и СМИ, стала спускаться по лестнице, он уже был там. Он стоял на площадке ниже этажом, и дружная компания коллег несла меня прямо к нему в руки. Я чуть не споткнулась, повернула было назад, но сзади подпирала группа курсантов, и мне пришлось спуститься прямо к галантно протянутой руке Тимур Тимурыча.
      Здравствуйте, Светочка. Что-то давно вы ко мне не заглядывали,- ласково сказал он, слегка пожимая мою руку.
      Глаза его, холодные, серые, смотрели прямо в вырез моей блузки. Бесстрастно и цепко.
      ***
      Это началось около полугода назад.
      Мы познакомились на фуршете в честь очередного профессионального милицейского праздника в ГУВД. Иратов, начальник одного из убойных отделов, был галантен и блистал остроумием. Иметь такой источник - мечта любого криминального репортера, и я с удовольствием позволила Тимур Тимурычу считать наши отношения "дружбой". Что и сказать, информацию я от него получала качественную, горяченькую, с пылу с жару.
      Иногда даже Соболин руки разводил, а Обнорский несколько раз мрачно заметил, что "за удовольствия надо платить".
      Прозорливому нашему шефу я тогда не поверила, но где-то через пару месяцев нашего сотрудничества Тимурыч стал все чаще и настойчивее предлагать познакомиться поближе и приглашать то на дачу, то "к друзьям". Приглашения были так настойчивы и откровенны, что вызывали и негодование, и страх. От моих отказов в его глазах появлялось это страшное выражение холодной злобы и насмешки, словно он видел меня насквозь, и читал мой страх, смешанный с брезгливостью, и знал свою власть надо мной.
      Примерно в это же время до меня стали доходить слухи о том, что Иратов пользуется в ГУВД властью почти фантастической и многих в главке держит в страхе. В выборе средств достижения своих целей он не церемонится, жесток, всегда спокоен и ироничен, корректен и неуловим... Серый кардинал. Сильные связи, и не только в Питере. Страшный человек. Я стала реже бывать у него: начались телефонные звонки, "случайные встречи", даже визиты в Агентство. Потом Иратов "наказал" меня, не рассказав об одном шумном убийстве, и мне пришлось искать другие источники. Источники молчали, как партизаны на допросе. Во всем ведомстве я могла теперь получать информацию только от Иратова. Это была ловушка. И я попала в нее.
      ***
      - Вы прелестно выглядите сегодня,- сказал Иратов, не отводя взгляда от моей груди. Я чувствовала, как краснею. Мне было противно и страшно.
      - Спасибо, ~ сказала я,- сегодня приезжает мой жених.- Я старалась говорить твердо и даже с вызовом.
      - Жених?- усмехнулся Тимур Тимурыч, переводя взгляд мне в глаза.
      "Жаба, мерзкая жаба",- подумала я, пытаясь сохранить самообладание. Но Тимурыч неожиданно улыбнулся обаятельно и открыто, немного по-мальчишески, радостно:
      - Светочка, я вас поздравляю! Значит, вы торопитесь? Как жаль! А я-то, старик, надеялся вас порадовать. Знаете, буквально сегодня утром доложили героиновое убийство, крупная партия.
      Я буквально подпрыгнула на месте.
      Такой случай бывает раз в полгода: отличный материал, с хорошими перспективами, из первых рук... Но я колебалась.
      Посмотрела на часы. Все мои коллеги уже ушли, я стояла на лестнице одна с Иратовым.
      - Надолго не задержу, Светочка.
      Пойдемте ко мне в кабинет, успеете к жениху.
      Он мягко, но цепко, по-кошачьи, взял меня под локоть, и мы пошли обратно, вверх по лестнице. Всю дорогу до кабинета он говорил мне о всяких малозначительных происшествиях по городу и не отпускал ни на секунду моей руки.
      - Садитесь, Светочка.- Иратов усадил меня в кресло напротив себя, из рабочего стола извлек фляжку с коньяком и две серебряные стопочки.
      - Очень хороший, дагестанский, привезли неделю назад наши ребятки.
      Пейте, Светочка.
      - Благодарю, Тимур Тимурович.
      Я все-таки на работе. Так что же случилось?
      - Да, как жаль, что такая красивая девушка все время думает о работе.Иратов поднял стопку, пристально на меня глядя, и, увидев, что я не последовала его примеру, резко поставил ее на стол.- Давайте поговорим о вас.
      - Обо мне?- Я встала и накинула сумку на плечо.- Вы извините, Тимур Тимурович, если у вас ничего нет про убийство, я лучше побегу.
      - Сядьте! Звучало как приказ.
      Меня словно ударили под коленки, и я рухнула обратно в кресло, с ужасом глядя на побелевшего Иратова.- Сегодня утром гражданка Улаева М.Д., уроженка Таджикистана, 1965 года рождения, вошла в ванную однокомнатной квартиры, которую их семья снимала по адресу улица Никитиных, дом 15, и обнаружила своего мужа, Улаева Т. Г., 1960 года рождения, лежащим в ванне, с многочисленными ножевыми ранениями грудной клетки, перерезанной шеей, без признаков жизни. Сотрудниками органов милиции в квартире обнаружен мешок с тремя килограммами героина. Предполагается, что убийство Улаева произошло на почве раздела сфер влияния в оптовой наркоторговле. Вы довольны?
      - Ух, спасибо, Тимур Тимурович,- пробурчала я, дописывая в блокнот последние слова. Материал и впрямь был отличным.
      - Ну теперь мы можем поговорить о вас?
      - Тимур Тимурович, мне надо бежать. Я опаздываю.
      - Значит, наше свидание опять откладывается?
      Я глубоко вдохнула, набираясь мужества, и ответила:
      - Отменяется, Тимур Тимурович.
      Тимурыч улыбнулся одними губами: морщинки вокруг глаз были веселые, смешливые, а сами глаза остались непроницаемы.
      - А вы не пожалеете об этом, Светочка?- Он продолжал улыбаться, только не надо было смотреть ему в глаза, только не смотреть ему в глаза...
      - Всего доброго, Тимур Тимурович.
      Я выскочила из его кабинета пулей, почти побежала по коридору, пронеслась по лестнице, схватила пальто и отдышалась только на улице. Господи, какая гадость. Ладно, хоть материал стоящий. Интересно, было ли что-нибудь в том дагестанском коньяке? Запросто могло быть.
      ***
      В Агентстве я кинулась к компьютеру, чтобы отписать пресс-конференцию и рассказ Тимурыча.
      - Что-то сегодня Завгородняя скромна не по годам!- сказал Шаховский, подходя сзади ко мне. Я колотила по клавишам в надежде нагнать хоть пару драгоценных минут. Самолет уже должен был заходить на посадку. Шаховский подошел и затих.
      - Светлана, что за матримониальные слухи расползаются по Агентству?спросил Соболин, подходя с другой стороны, и тоже замолк. Я обернулась. Шах безмолвно пялился на вырез блузки. Соболин напряженно смотрел на экран компьютера.
      - Откуда это?- спросил он, почесывая бороду.
      Всем мил Соболин, но привычки у него...
      - Иратов сегодня рассказал,- ответила я, застегивая верхнюю пуговку блузки. Шах с облегчением вздохнул и отправился курить. Соболин все еще смотрел на текст.
      - На прошлой неделе это было, Валентина отписала. Нам ребята из наркоотдела слили. И не 60-го года рождения, а 61-го,- сказал он поучительно.- Ходила бы на работу - знала бы.
      Иратов, сукин сын! Поймал на тухлую, прошлой недели информацию!
      И Соболин хорош, только и знает, как на меня докладные строчить, Гамлет хренов! Мстит, что ли, за несостоявшуюся любовь? Я выкинула информашку про Улаева, быстро подкрасилась перед зеркалом и, надевая пальто на ходу, выскочила из Агентства.