Ярослава вышла из подъезда, уверяя себя, что на лавке сидит
      Гриша. Но ничего подобного - парня не было. Он не появился ночью, не пришел утром, не позвонил. И девочки не звонили, значит Лариса тоже не появилась.
      Какой-то непроходящий кошмар, полоса неприятностей.
      Сколько она будет длиться?
 
      На остановке у института стояла Люба и крутилась, выискивая кого-то.
      Суздалева помахала ей рукой:
      - Привет. Кого ждем?
      Девушка была бледна и явно испуганна. Она взяла подругу за руку и без слов увлекла прочь из толпы, но в обратном от учебного заведения направлении.
      - Люб, ты куда? Опоздаем на занятия.
      Девушка села на низкую ограду вокруг церковки и глухо попросила:
      - Сигаретку дай.
      Ярослава поняла, что что-то случилось и у Любы, но сил спросить не нашла. Села рядом, чувствуя себя уже не человеком, каким-то подобием - червяком, причем, раздавленным. Достала сигареты.
      Протянула подруге, закурила сама, впадая в уныние.
      - Ларка нашлась, - еле слышно то ли сказала, то ли всхлипнула девушка. У Ярославы сигаретка из рук выпала. Глаза вспыхнули и, улыбка сама до ушей растянулась:
      - Ларка?! - вскочила. - Ура!!
      - Тихо ты, дура! - прикрикнула на нее. Лицо такое, что можно подумать, Ларису мертвой нашли…
      Суздалева мигом потеряла улыбку, почувствовала дурноту, рванула шарфик с шеи:
      - Только не говори, слышишь, не говори…
      - В больнице она.
      Фу! - Ярослава выдохнула и осела на перила. Дрожащей рукой достала другую сигаретку и жадно затянулась.
      - Господи!… Откуда знаешь? Что с ней? Что случилось?
      - Не знаю. Знаю, что что-то очень плохое. Мать рыдает. Отец говорит, как рубит. Я звонила ее родителям вчера. Вестей не было, их самих не было. А утром… Утром Маринка звонила, конспекты хотела забрать. Сегодня опрос, а они у Ларисы остались… Потом мне перезвонила вся никакая - сказала, что случилось что-то.
      - Машина сбила? Нет. Я бы следы увидела, я бы услышала крики.
      Ничего не было.
      - Надо в больницу ехать. Сейчас Марина подойдет. Света и Инна нас прикроют.
      - Почему в больнице-то?
      - А я знаю?! Что мне сказали - я тебе говорю. Знаю только что родители ее на "скорой" из Смоленска привезли.
      - Откуда? Как она там оказалась?
      - Не знаю!
      - Не кричи, поняла. А Маринка где?
      - Должна подъехать. Блин, меня колотит, Слава. Понять ничего не могу и страшно до одури. Ну, ясно же что не сама она в Смоленск рванула, значит?… Значит?…
      - Ничего не значит, - отрезала. - Не гадай. Съездим, узнаем.
      Вон Марина! Марина!
      Девушка, завидев подруг, подбежала к ним и сходу предложила:
      - Скидываемся и берем такси. Передачу я нарыла, холодильник опустошила, - сунула в руки Ярославе пакет, но даже не посмотрела на нее.
      Девушке нехорошо стало - обвиняет?
      - Что стоим? - и рванула к дороге, руку подняла.
 
      В машине молчали. Люба хмурилась, поглядывая в окно. Марина замкнулась и будто окаменела, а Ярослава чувствовала себя уродом каким-то, прокаженной. Слово сказать боялась, на девочек посмотреть, и Ларису видеть - тоже боялась, а ее родителей - просто до паники.
      И молила - пусть их не будет, пусть не пустят посетителей.
 
      Не повезло.
      Во-первых, их пустили в отделение хоть и одарили недовольными взглядами.
      Во-вторых, Лариса лежала в двенадцатой палате - платной, и рядом с ней были родители.
      Девушки приготовили дежурные улыбки, постучались и толкнули дверь, услышав глухое: "да?" И замерли на пороге, улыбки сползли сами.
      На кровати лежала нечто отдаленное и смутно похожее на знакомую им Ларису. Лицо сине -серое, синяки под глазами, губы в красных трещинах, пустой взгляд в потолок. Руки безвольно лежащие поверх простыни были похожи на анатомическое пособие верхних конечностей для студентов медиков.
      - Девочки? - выдавила улыбку мама Лысовой. Склонилась над дочерью. - Ларочка, к тебе подруги пришли, - проворковала очень тихо, почти жалобно.
      Ярослава невольно попятилась, ей показалось, что приблизься и костлявая рука подруги, со всего маху ударит ее по лицу.
      Лариса безжизненно посмотрела на подруг и вновь уставилась в потолок. Девушки несмело прошли в палату, а Ярослава не смогла - ком в горле встал, хотелось закричать и заплакать. Она шагнула назад и рванула по коридору на выход, не видя дороги из-за слез.
      Осела на скамейку у главного входа, сжалась, пытаясь успокоиться.
      Закурила. Слезы капали и капали, совесть ела и ела - виновата. А разобраться - в чем? Но ведь виновата хотя бы в том, что вместо того, чтобы тревогу при исчезновении подруги объявить, ударилась в любовное рандеву, напрочь забыв о Ларисе. По сути, бросила. Факт.
      Уйти совсем бы из больницы - но не могла, ведь это значило сбежать, значило, что она вновь бросает. Остаться? По-человечески, так вовсе в палату вернуться, а не сидеть на скамейке в ожидании неизвестно чего. Но страшно - обвинят, найдут в ней крайнюю.
      Что же там было, что случилось, куда пропала Лариса и как оказалась в Смоленске?
      Может прав Гриша, нет вины Славы? Ну, что она действительно, могла сделать? Как могла знать, что за своим Vog Лариса уйдет на край света?
      Она подкурила вторую сигаретку от первой и почувствовала чей-то взгляд. По спине холодок пошел.
      Огляделась и ничего настораживающего не заметила. Показалось?
      Станешь тут мнительной!
      Господи, да что же могло случиться?!
      Почему у Ларисы такой вид, будто сушили ее как белье на веревке?
      Почему губы в крови, почему синяки под глазами и лицо осунувшиеся, словно Лысова месяц голодала? Что могло превратить ее в /это/?
      Машина сбила? Были бы переломы, гипс там, бинты виднелись бы.
      Избили? Похоже. Но какого черта она в Смоленске оказалась?!
      В раздумьях, загадках и разгадках ушло не меньше часа и почти вся пачка сигарет.
 
      Марина села слева, молча забрала сигареты и закурила. Следом
      Люба. Так и молчали, глядя куда угодно, только не друг на друга. Что
      - то скользкое, опасное было в этой тишине и молчании. Как финал, конец прошлому, когда позади неизвестно что, а впереди ничего.
      - Что с ней? - решилась нарушить тишину Ярослава.
      - Пипец, - тихо ответила Люба, глядя перед собой.
      - А подробности?
      - Надо было остаться и узнать! - зло бросила Марина и носом шмыгнула.
      - Изнасиловали ее, - выдохнула девушка.
      - Что? - может, ослышалась?
      - Что слышала! Трахали до смерти! А ты в это время пончики ела!
      Ярослава зажмурилась: "Господи, если ты есть, сделай так, чтоб все это было неправдой. Чтоб это был сон и я проснулась. И все было как прежде".
      - Ну, что ты на нее? Кто знал-то? Ужас в другом, Марина.
      Получается, что среди белого дня, прямо у института какие-то упыри могут хватать и увозить людей. И никто не застрахован.
      - Застрахованы. Если вдвоем! Если одна за другую, а не так, что одна в кусты, а вторая!…
      Ярослава вскочила и рванула прочь.
      - Беги, беги!! Твое любимое занятие!!
      Суздалева остановилась и пошла обратно, встала над подругой:
      - В чем ты меня винишь? Ну, в чем?! Что я сделала?! Что ты мне нервы мотаешь?! Тебе плохо, а мне?! А если б ты на моем месте оказалась?! Ты ясновидящая что ли?!
      - Я бы сразу всех подняла, а не на "харлее" каталась!! Ты ночь по собственной воле с рокером своим забавлялась, а Ларису насиловали! Тебе хорошо было, а ей вон как! - махнула в сторону больничного корпуса рукой. - Знаешь, что нам ее мама рассказала?!
      - Ой, не надо, Мариночка, - схватила ее за руку Люба, умоляя.
      - Зачем?
      - Пусть знает, сколько стоило ее счастье подруге! Ее как могли!
      На теле места живого нет! И ни один, а группой! Она сдвинулась!
      Говорить не может, мычит и плачет! Ее несколько дней имели, а потом наркотой накачали и выкинули у помойки! Там еще бомжи подсуетились!
      Весь букет - здравствуй! А институт - прощай! И Дима, и нормальное будущее! Нет ничего! Сходили в кафе с верной подругой!
      Ярослава уши зажала, отступила и побежала, куда глаза глядят, с единственным желанием удавиться.
      Словно в солидарность с Мариной, с неба грянул дождь, забил по голове и плечам девушки, не оставляя ей и доли надежды на спасение от чувства вины.
 
      Лешинский решил развлечься. Переоделся в "спецовку" - джинсы не первой свежести, рубашку, неприметную куртку. Сел за руль старенькой
      "ауди" и направился в город покататься.
      Он кружил по улицам, стоял в пробках, поглядывая на людей, водителей, и улыбался. Ему нравилось быть неприметным, нравилось спокойно воспринимать пробки и слушать, как ругаются, нервно гудят водители слева и справа, спеша по своим очень важным делам.
      Нравилось, что небо заволокло тучами, нравилось, что в машине немного пахнет соляркой и пылью. Это все было настоящим, не выдуманным и, он прикасался к этому тоже по-настоящему, без посредников, напрямую. Ощущал себя частью толпы, что говорят
      "безлика" лишь те, кто не бывает в ней или спешит по жизни. Нет, толпа, как человек, имеет индивидуальность. Свое настроение, свой смысл, свою манеру. У нее разные лица, разные взгляды и цели.
      Если внимательней присмотреться, в ней легко отличить праздношатающегося от спешащего и озабоченного делами, летящего на свидание и бегущего на работу. Толпа не только сливает разное в одно, она еще сличает, заводит и обличает. В ней нет фальши и это главная ценность.
      Алекс ехал не спеша, поглядывая на прохожих, ждал, когда кто-нибудь проголосует, и он, "подбросит" пассажира, приобщится к его жизни, обычной, нормальной, такой неприятной для обывателя, такой суетной. Они всегда недовольны своей жизнью - это он уже заметил и принял. Иначе не бывает. Иерархия общества, иерархия социума - была есть и будет. Одни лезут "наверх" и мечтают о кренделях небесных, думают, что живут в самом "низу" поэтому плохо, серо, уныло, но стоит вылезти, все тут же изменится. Ерунда, он-то точно знал - полная ерунда. Другие мечтают, как Леший хоть на день спуститься "вниз" - пожить вот так серо и уныло, на деле полнокровно, цельно, ярко. И тоже - ерунда. Потому что спроси Алекса
      - остался бы он здесь, он бы сказал "нет".
      На каждом месте, в каждой нише, на каждой ступени социальной лестницы есть свои плюсы и минусы, и счастлив тот, кто умеет их использовать по назначению и своему усмотрению.
      В этом плане Лешинский считал себя счастливым, а остальное всего лишь приложением к своей жизни, как перегар к дыханию алкаголика. Он прекрасно понимал, что спустись он насовсем, очень быстро вернется обратно, поднимется, как взлетит - иначе не умеет. Так устроен, так устроена жизнь. Ее не обойдешь.
      Грянувший дождь смыл прохожих с улиц и Алекс понял, что вряд ли найдет "попутчика". Он решил остановиться и пообедать. Забегаловки типа Кафе -Хаус его тоже забавляли. Лощеные, сверкающие, усиленно маскирующиеся как иная маска на лице человека, под элитное заведение, оставались всего лишь плебейскими и очень дурными копиями действительно хороших мест отдыха. Все дело в сервисе, а не антураже. Можно украсить зал ресторана, пригласив дизайнера интерьеров европейского класса, но впусти в обслуживающий персонал пару украинок и молдаванок, тетю из очень средней Азии и все пойдет насмарку. Знающий посетитель просто не поймет "прикола". И заглянув раз, больше не появится.
      Впрочем, данные заведения приносят хорошую прибыль, заманивая и обслуживая молодежь, обывателей средней руки, и того довольно. Для них и созданы.
      Алекс вылез из машины, припарковав ее с края тротуара, закрыл, и, нахохлившись от попадающего за ворот дождя, развернулся к Кафе-Хаус.
      И то ли сбил сам, то ли его сбила девушка. Она шла как таран, и даже не заметила, что оттолкнула прохожего.
      В первый момент мужчина не узнал ее. Посмотрел в след мокрой фигурке и спокойно спросил, не надеясь на ответ:
      - Девушка, извиниться не хотите?
      На удивление она остановилась. Постояла и повернулась:
      - Вы мне?
      Алекс молчал. Смотрел в пустые, больные глаза и думал, что дурак.
      Судьба сама снова и снова к чему-то сводит его с этой девчонкой, а он только сейчас это понял. Он только готовился, составлял план, а судьба не стала ждать - столкнула просто и нелепо, без всяких планов.
      Зачем?
      Лицо девушки было серым, сама мокрая, жалкая, такая, про которых говорят "на краю". Ярослава явно испытала потрясение, явно была не в себе, в ступоре ли, шоке - он не знал, но одно понял ясно - она в том состоянии, в котором не то что, прохожих - поезда не замечают.
      - Вам плохо?
      - Что?
      - Простите, мне кажется, вам нехорошо.
      Ярослава смотрела на мужчину и не видела его, не слышала. Она вообще ничего не соображала и будто умерла.
      Постояла и пошла дальше.
      - Постойте! - шагнул к ней Лешинский и взял за руку. Девушка с недоумением смотрела на его пальцы, потом перевела взгляд на мужчину:
      - Что вам надо?
      - Мне? Ничего. Но, по-моему, очень нужно вам.
      - Мне ничего не нужно, - ответила лениво.
      - Вы не в себе. Что-то случилось? Я могу помочь?
      Суздалева долго молчала, не столько переваривая вопрос, сколько пытаясь очнуться, выйти из оцепенения.
      - Оставьте меня в покое, - попросила, глядя как дождь бьет по асфальту и брызги летят в стороны.
      - Не могу.
      Ярослава хмуро посмотрела на него: кто он такой? Что ему надо?
      Стряхнула руку и пошла. Но сделала лишь пару шагов - мужчина преградил ей дорогу:
      - Предлагаю зайти в кафе, переждать дождь и прийти в себя.
      - Вы кто?
      - Человек.
      - Тогда отойдите в сторону.
      Голос был безжизненным и странным образом волновал Александра.
      Нет - тревожил.
      - Не могу, - заверил тихо. - Я вижу, вы не в порядке, у вас явно что-то случилось. Если я вас отпущу, вы в таком состоянии легко можете попасть под машину, не заметив ее, наплевав на себя. А как же я?
      - Что - вы?
      - Как я? Ведь я видел, что вы неадекватны и не задержал. Значит это моя вина, если вы попадете под машину, и мне придется с этим жить. Я не хочу. Вот вы бы захотели?
      - Нет, - прошептала Ярослава и подставила лицо дождю, чтобы он смыл невольные слезы, что выступили от слов мужчины. Она прекрасно понимала его, потому что сама, по сути, оказалась в том же положении.
      - Тогда идемте скорее в кафе, а то еще простудитесь. Вы совсем мокрая, - взял ее за руку как-то особенно - просто, невзначай, и не оттолкнешь, не вырвешься - неудобно, неприлично.
      Мужчина не смотрел на нее - спешил забежать под крышу и избавить себя и девушку от дождя, холода и сырости. Ничего больше. Наверное, поэтому Ярослава дала себя увлечь в кафе.
      - Ну, вот и хорошо, - поежился, потер ладони, войдя в теплое помещение. - Давайте сядем у окна? - предложил, проходя, помог сесть и потянул за ворот куртки. - Снимайте. Повесим на спинку стула и она чуть-чуть подсохнет пока кушаем и пьем чай.
      Повесил ее куртку, что она дала снять, тоже самое проделал со своей, уселся и получив книжечку меню, улыбнулся девушке:
      - Вы что любите: кофе, чай?
      Она пожала плечами. И подумав, чего бы хотела, сказала:
      - Сигареты.
      - Курите? - он не осуждал, не любопытничал, а будто отдавал дань вежливости.
      - Много. Мечтаю умереть от лошадиной дозы никотина.
      Мужчина выгнул брови и уткнулся в меню:
      - Предпочтения в пище?
      - Никаких.
      - Прекрасно, - захлопнул книжечку и подозвал официантку. - Девушка? Нам пепельницу, сигареты - легкие, любые. Кофе со сливками, чай, лучше черный, классический. Два салата из языка, малину со сливками, мороженое, фруктовое ассорти и… пожалуй, все.
      - Я не буду, - сказала Ярослава.
      - Хорошо, посидите со мной. Не люблю обедать в одиночестве, - выдал смущенную улыбку. Улыбался он почти как Григорий - задорно, располагающе, и девушка не нашла сил противиться.
      - Я буду чай.
      - Замечательно.
      - Что? - нахмурилась. Странный тип - все-то ему хорошо, прекрасно и замечательно.
      - Все, - пожал плечами улыбаясь. - Дождь, город, это кафе, люди, запах ванили и свежесваренного кофе. Чувствуете? Этот аромат ни с чем не сравним. Он уникален и тем прекрасен. И этот день. Наша встреча, эта минута, час. Они тоже уникальны, потому что не повторяться. И тем прекрасны. Ну, разве все это не замечательно?
      - Вы оптимист?
      - А вы пессимистка?
      С чего он решил разговорить ее? Прощупать, понять - ясно, непонятно - отчего он не заставлял себя это делать. Интерес?
      Пожалуй. В этой особе было нечто любопытное, это он еще на экране заметил в первый раз. А сейчас, встретившись "вживую", естественно захотел взять от встречи все по максимуму. Но не торопясь. Возможно, девушка сможет завлечь его не на час, а на день или, кто его знает - на месяц. Ничего нельзя сказать определенно, пока дичь не видна.
      - Вы кто? - попыталась понять Ярослава.
      - Ах, мы же не представились: Александр. Вас зовут?
      - Ярослава.
      - Ярослава? Удивительное имя, - сыграл долю восхищения и удивления.
      - Обычное. Правда, чаще зовут Славой, сокращают Ярославу.
      - Привычка. Меня тоже "сокращают", - улыбнулся. - Алексом зовут. А еще "Лешим".
      - Почему? - девушка немного ожила - удивилась.
      - По фамилии - Лешинский.
      Она слабо улыбнулась и, мужчина поздравил себя - это уже успех, маленький шажок к внутреннему миру девушки, к ее тайнам и секретам, к тому, что скрыто как клад Стеньки Разина, но есть у всех - к самой душе, истинной натуре человека.
      Принесли заказанное. Алекс подвинул девушке салат и малину:
      - Попробуйте, неплохо.
      - Я не смогу оплатить.
      - Кто-то просит оплату?
      - Вы занимаетесь благотворительностью?
      - Нет, - пожал плечами, выказывая удивление. - Почему?
      - Почему решили платить за незнакомку?
      - Ну, во-первых уже "знакомку", во-вторых, я крайне консервативно воспитан и не считаю, что это плохо. Мое воспитание предполагает определенные нормы поведения. Если мужчина приглашает девушку в кафе, то естественным образом оплачивает обед. Иные отношения, пардон, моветон. И Бога ради, не смущайтесь, я могу себе позволить чашку кофе и сливки с малиной для вымокшей девочки.
      Он сказал это так искренне и тепло, что у Ярославы в глазах защипало. Что-то изменилось в ней за эти дни, а может часы, настолько, что нормальное проявление человечности, благожелательности они восприняла очень остро, как подарок свыше, незаслуженную награду, о которой тосковала, но которую не надеялась получить.
      - Что с вами? - забеспокоился Алекс. Блеснувшие в ее глазах слезы были для него неожиданностью и ставили в тупик. Он сталкивался с фальшивыми рыданиями и истериками, вымогательством через подобные сцены, но вот так, от простого слова удариться в слезы и жалко улыбаться, смущаться и ничего не просить - это было непонятно для него.
      - Ничего, извините, - отвернулась девушка и поспешно схватилась за сигареты. - У меня выдались тяжелые дни. Вы тут не причем, дело во мне. Извините.
      - Нет, нет, мне хотелось бы понять, что с вами. У вас что-то случилось, какое-то горе. Я могу помочь?
      - Чем? - усмехнулась горько, шмыгнув носом. Слезы, будь они прокляты, душили ее и она боялась разрыдаться к своему стыду и смущению доброго Саши.
      - Ой, смотрите, заяц! - указал на окно рукой мужчина.
      - Кто? - глянула. - Где?
      - Нигде, - засмеялся и приложил ладонь к груди. - Извините. Я хотел вас отвлечь. Кажется, получилось.
      Ярослава невольно улыбнулась, качнув головой:
      - Вы странный. Вы случайно не психотерапевт?
      - Психолог, - солгал смело.
      - Серьезно?
      - Абсолютно.
      - Где работаете?
      "А где?"
      - Неподалеку, - нашелся.
      - Много нуждающихся?
      - Вы бы только знали, - сообщил доверительно.
      - Помогаете?
      - Не жалуются.
      - Хороший специалист?
      Алекс замялся, изображая скромность:
      - Трудно судить о себе самом. Но нареканий и претензий нет, значит неплох.
      Девушка внимательно, доверчиво смотрела на него и, мужчина сам верил в то, что говорил - вот она правда, смотрит вполне осмысленно, а всего каких-то пять минут была далеко и неизвестно где. Значит он действительно психолог, и точно - хороший.
      Ярослава схватилась за кофе, как утопающий за соломинку:
      - Скромный. Симпатичный, веселый оптимист. Щедрый, человечный…
      - Это все я, - засмеялся Леший. Ему все больше нравилась девушка, все больше увлекала выбранная абсолютно случайно себе самому роль. Действительно, в благородного рыцаря он еще не играл. А роль - весьма. - Вы тоже психолог? Здравствуйте, коллега! - поклонился картинно, но легко и без насмешки.
      Ярослава улыбнулась, затушила сигарету и хлебнула кофе.
      Странно, но ей стало чуть легче, чуть спокойнее. Наверное, всего лишь не хватало непринужденного, ни к чему не обязывающего общения, тепла и понимания.
      - Я студентка. Знаете, слышала, что незнакомым людям проще исповедоваться. Никогда не верила в это, а с вами поверила и поняла почему.
      - Не обязывает. Встретились - разбежались и нет опасности наступить на те "грабли" что передали, как вымпел собеседнику.
      - Примерно.
      - О, тут нужно быть предельно осторожной, - принялся за салат.
      - Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Сегодняшний незнакомец может оказаться завтра очень близким человеком, и наоборот: близкий сегодня, завтра может оказаться настолько далеким и чужим завтра, что вы диву даваться станете… Пробуйте салат - весьма. Рекомендую.
      - Аппетита нет.
      - Кушайте без аппетита. Желудку все равно, ему нужно работать, как любому механизму, а для механизмов нужна смазка.
      Ярослава улыбнулась и взялась за ложку. Вскоре сама не заметила, как креманка опустела.
      - Совсем другое дело. Но, кофе остыл. Закажем горячее?
      - Нет, меня устраивает теплое.
      - А меня нет, - щедро улыбнулся ей в лицо, и, подозвав официантку, отдал чашку и попросил принести горячее кофе. Пока та ходила, налил себе чай. - Так что вы изучаете, милая студентка?
      - Историю.
      - Ах? Прекрасно. Галлы, Этруски, Урарту и Великий Шумер.
      Занимательно. А расстроились вы, получив незачет по экономике
      Древнего Египта?
      Улыбка не сползала с его губ и смягчала любой вопрос, переворачивая его подтекст.
      Ярослава растерялась:
      - Смеетесь?
      - Нет. Сам, в бытность свою, получив неуд, весьма огорчался.
      Однако было это настолько редко, что думается мне, получал бы чаще - привык и не воспринимал так остро.
      - Зачем расстраиваться из-за того, что полностью в твоих руках?
      - Вот как? - отвел взгляд.
      Ответ ему понравился, он говорил о многом и радовал хотя бы тем, что девушка, несмотря на молодость, способна была поставить его в тупик непредсказуемостью и зрелостью суждений.
      - Пять.
      - Что?
      - Пять баллов за ответ. Вы абсолютно правы. Но напрашивается вывод: если вы не огорчаетесь тому, что сами привнесли в свою жизнь, значит, огорчились тому, что вошло неожиданно само или было привнесено вашим окружением.
      Ярослава подумала и сказала:
      - Да. Видите ли, одна моя подруга… две. Одна попала в неприятное положение, другая в ужасное, и первая виновата в том, что случилось со второй. Вернее, тут неясно кто в чем виноват. Вроде никто и ни в чем, а вроде полностью виновата.
      - Стоп, стоп, - выставил ладонь. - Простите, Ярослава, но я запутался. Вернемся? У вас есть две подруги, так?
      - У меня их больше…Но так, да.
      - Да. Одна попала в неприятность, другая считает себя в том виновной.
      - Нет.. Да. В общем - одни ее считают виновной, другие нет.
      - А она сама?
      - Она не знает.
      - То есть?
      "Интересно. Неужели эта девочка решила взвалить на себя вину за произошедшее с ее подругой? Уж не той ли светловолосой, что Расмус заказал? Та уже нашлась? Где, давно ли?"
      - Они вместе пошли в кафе. Одна отошла и пропала, и другие начали винить вторую в том, что пропала первая. И она сама считает, что в обвинениях есть доля правды и правоты. Она очень сильно виновата… Но с другой стороны - чтобы она сделала?
      - Вы не пытались начать рассуждение именно с этого вопроса?
      Жизнь не приносит нам лишь праздники и радость, в ней полно случайностей, очень неприятных событий. Кого в том винить?
      - Но вы же обвинили себя в том, что я могла попасть под машину.
      - Это не вина. Это долг человека. Я видел, что вам плохо и с высоты своего опыта понимал, чем может кончиться. И предпринял попытку предотвратить несчастье.
      - Но его могло не быть.
      - Правильно. Но я этого не знал наверняка и сделал, что посчитал нужным. Я выполнял свой человеческий долг и выполнил. Если бы не получилось… Конечно мучился вопросами, но.. забыл. Да, так устроена человеческая память, она не хранит много - запоминает лишь самое яркое.
      - То есть, вы бы не считали себя виноватым, если бы я не пошла в кафе, а просто ушла?
      Алекс помялся и качнул головой:
      - Нет. Я сделал что мог, дальше дело человека и его кураторов -
      Высшей инстанции - Бога, ангела или его прототипа.
      - Хотите сказать, что они решают за человека?
      - Да, если хотите. Фатум - судьба. У каждого она своя. Может, мне было дано остановить вас, а вам было дано усугубить свои неприятности. Вашей подруге пройти, через то, что прошла. Нам только кажется, что кто-то в чем-то виноват, на самом деле, и это мое глубокое убеждение, в жизни срабатывает система закономерности.
      Можно долго обдумывать свой тот или иной шаг, поступок, винить себя за него или не винить, но вернись - случится тоже самое, потому как, запрограммировано для высшей цели, о которой вы можете и не узнать, прожив всю жизнь. Может именно для чувства вины какая-то ситуация и моделируется фатумом. Да, именно судьбой, а не людьми. Мы пешки на ее доске.
      - В чем-то вы правы, но, как это объяснить себе и другим?
      "Зачем?"
      - Хотите выглядеть пристойно в глазах так называемой общественности или в своих глазах?
      Ярослава вздохнула:
      - Желательно и там, и там. Только не запихивая поглубже свою вину, а осознавая ее степень или полное отсутствие.
      - Хотите найти оправдание?
      - Скорее понимание.
      - Виновны, в принципе, или нет? Сложный вопрос. Начнем с того, что вина понятие субъективное. Это инструмент воздействия на человека. Тут нужно смотреть с другой стороны. Даже Христа обвиняли, но был ли он виновен? То-то. Но понятно, вопрос это индивидуальный.