- И что же думает Йорн? - как бы размышляя вслух, спросил Эгиль.
      - Йорн называет йотландского конунга воплощением Одина-Бельверка, аса-висельника, предателя воинов.
      Лицо Веса не изменилось, когда гонец из Аггерсборга, едва не падая с ног от усталости, вывалил свои новости: франки захватили Съяланд, крупнейший из вольных островов между Йотландом и Страной Свеев. Несколько кораблей отправилось на север, к Ойстрисфьорду и владениям Харфарга. Дружины зеландских ярлов перебиты, ратники и хольды их сражались храбро. Немало неприятельских воинов привели они к порогу пиршественной залы Отца. Если бондам и удастся собрать ополчение, ему не выстоять против франков. Поведал об этом бежавший с острова вольноотпущенник, гонец презрительно выплюнул это слово - нидинг!
      Странные, призывающие к себе Одина, воины с юга хозяйничают на Гаутланде, но неприветливый, полный самого непокорного, беглого и свободолюбивого люда остров нелегко прибрать к рукам. Нет никаких вестей о том, что стало с отрядом Варши, возможно, собранные им люди еще скрываются на болотах вдоль Гаут-Эльва. И это еще были не все дурные вести: несколько франкских отрядов совершили набеги и на побережье Йотланда, хотя их славно потрепали ратники Аггерсборга, а корабли их пожгли. Но и на острове, и высадившись на побережье, франки преследуют всех, кто когда-либо был связан с Кругом Скальдов, безжалостно выслеживают их, как диких зверей.
      Вес кивнул. Не с удовлетворением ли, подумалось Бранру, среди прочих скальдов пришедшему на совет.
      ...и долгий перечень погибших или пропавших без вести: воинов, хольдов с различных островов, бондов и гаутов, сотоварищей по морским походам.
      Бранр услышал слабый стон Лысого Грима - перечень все не кончался и не кончался: пусть не все павшие на островах верили в претворяющую силу стиха или рун, пусть верили они не в Одина и Тора, Брагги и Фрейра, а клялись они именем Ран или Финна, но все же были они не чужими... Славные воины, слава героям...
      Вес продолжал сидеть на своем треногом табурете, пальцы поглаживали безжалостные каменные лица на жезле из точила.
      Он ведь знал, пронзила вдруг Бранра странная и страшная догадка.
      А если знал, то почему, почему месяц назад уговаривал он Оттара и Старого Грима самим отправиться на Съяланд? А если знал, если предвидел, что может такое случиться, то ведь это своих же дружинников послал он на остров, когда стало ясно, что Гаутланд в осаде? Послал одну из лучших дружин?
      Но почему только одну? А клевета на Тровина? О старом скальде много всякого болтали у лагерных костров. В Круг Грим оказался допущен уже после того, как о Молчальнике перестали поминать. Армия же судачила о предательстве... Точно таком же, в каком пару дней назад обвинили Карри.
      Уберегите меня боги, думал тем временем Эгиль скальд Одина, от того, чтобы и на меня он взглянул тем же задумчивым расчетливым взглядом: он кажется даже довольным, воистину вошла в него сила Отца Ратей.
      Гонец умолк. Иссяк наконец рассказ о битвах, схватках, о гибели ратников. Рассказан и принесенный беглецом с Зеланда слух об ужасных мучениях, уготованных тем, кто на беду свою остался в живых.
      Конунг Вестмунд жестом отослал гонца, потом повернулся к кругу ближайших советников: Эгиль и Бранр - от детей Брагги, Хакон-ярл и Хальвдан Змееглаз - от гостящих в Фюркате дружин, и Оспак - от бондов, Карли-управитель примостился за спиной конунга с вечными деревянными дощечками и ножом.
      - Вы слышали вести, - начал он. - Как, по-вашему, следует нам поступить?
      - Идти им навстречу. Набеги врага разбередили страну, если позволить им продолжаться, наши собственные неурядицы привлекут прочих стервятников, медленно проговорил Эгиль. - Не говоря уже о том, что мы не знаем, верен ли слух о том, что Вильяльм собирается идти на земли Харфарга. Разумнее было бы предположить, что он дождется подмоги и двинет свои отряды на нас. Нам следовало бы сражаться с ним и преподать урок тем, кто идет за ним следом с юга.
      Тогда, быть может, они остерегутся нападать на нас.
      Вес упрямо поджал губы:
      - А ты что скажешь, Хальвдан?
      - У нас есть за кого отомстить! - рявкнул Змееглаз. - Франки говорят, что мы, дескать, язычники. Да, мы не христиане, чтобы прощать нашим врагам. Я - за то, чтобы выступить.
      - Но конунг - я. Решение за мной.
      Медленно склонились головы.
      - И я скажу: мы выясним, каковы наши враги, каковы их сила и слабость, и лишь потом нанесем им удар. Пусть они придут к нам.
      - И оставим наших товарищей без отмщения? - взвыл Хальвдан.
      - Отчего же, я готов выслать несколько дружин.
      - Нескольких недостаточно, - не выдержав, мрачно вмешался Бранр. - Не забывай, конунг, что я недавно вернулся с Гаутланда. Рьявенкрик почти что разрушен, а сам остров постепенно превращается в гнездо врага. Едва ли Варша способен нанести ему серьезный урон. И я скажу еще: Эгиль-скальд прав, за Вильяльмом придут другие, он только лишь ждет прихода их кораблей. Я видел этих франков. Пусть мои слова противоречат клятве Круга, но если мы не накажем страшной смертью этих, остальные сочтут нас слабыми.
      Вес же повторял свое решение снова и снова, уговаривал, соглашался выслать больше дружин, перетянул на свою сторону Хальвдана и Хакона, обещал послабления бондам. Выторговал себе неделю, за ней еще одну, якобы чтобы дождаться дальнейших новостей.
      - Пошли за вином, Карли, - обратился к управителю Вес, очевидно, желая снять воцарившееся в палате напряжение. - Выпьем во славу Одина и ушедших к нему, почтив их чем-то лучшим, чем простое пиво.
      - Вина нет, мой господин, - неспешно отозвался управитель. - Четыре недели уже не было кораблей с юга. Быть может, ветер им неблагоприятен.
      Не говоря пи слова, Бранр поднялся со скамьи и перешел к окну, где, глядя в небо, стоял Лысый Грим. По залитому утренним солнцем небосводу ветер неспешно гнал перистые облачка, горизонт был чист.
      - В такую погоду я мог бы проплыть от устья Рейна в Сканней и в старом корыте, - вполголоса сказал он старику. - Ветер ему не тот! Не в ветре дело.
      Старик взглядом призвал его к молчанию. "Возможно, за время моего отсутствия Лысый Грим тоже догадался о чем-то", - с облегчением подумал Хамарскальд.
      - И кто, как не я, - неожиданно заговорил Вес, - предлагал послать на побережье или самого Оттара Черного, которого защитили бы его старость, волшба и дар, или тех, кто наименее ценен для нас?
      Ответом на эти слова была удивленная мертвая тишина.
      - Дружины отправятся завтра же и с ними те из скальдов, которых выберет Круг. Пусть они передадут зеландцам, что мы окажем им всю помощь, какая будет в наших силах.
      Вес снова задумчиво поглаживал каменные лица. Еще до своего отъезда на Гаутланд, Бранр заметил, что делает конунг это всегда, когда рассчитывает что-то или собирается солгать во имя какой-то лишь ему ведомой цели.
      Не верь ему Оттар, безмолвно выкрикнул Бранр. Ему нельзя верить.
      XII
      ПОВИВАЛЬНАЯ РУНА HE НЕСЕТ УРОЖАЙ. ГОД СОБОЙ ЗНАМЕНУЯ
      Под знаком распахнутых крыльев
      "эйри"-орла эта руна
      вращения цикл завершает.
      Подносимое скальду вино
      есть не ноша Грани, но мед
      единения и сопричастности силе
      повелителя молний и Сив златовласой,
      за ними светлого дана настанет черед.
      Силой эрилия к рунам воззвав, помни:
      не пожав посеянного плодов, не начать новый круг.
      Так рождаются асы.
      - А кроме того, - продолжал Вес, обращаясь к Бранру. Оба они неспешно шли от палат конунга к домам, расположенным у самого вала. Вскоре, вынырнув из проулка, к ним присоединился Гвикка Ирландец. - Я хотел бы показать тебе вот это.
      Усмехнувшись, Вес повернулся и махнул куда-то в сторону почти незаметного склона, ведущего к баракам, где жили рабы-трэлы и вольноотпущенники. Из небольшой ложбины за ближайшими домами послышался скрежет и шум многих пар ног. Секира Бранра, до того мирно покоившаяся в наплечной петле, молниеносно оказалась у него в руках, взгляд устремился к воротам в поисках нападавших, хотя он прекрасно знал, что их там просто не может быть, стража давно бы уже подняла тревогу.
      В проходе между домами показалась колонна людей, выстроенных по четверо в ряд, все они были одеты в кожаные куртки с нашитыми на них металлическими пластинами. За правым плечом у каждого висел лук, за левым - кожаный колчан. "Неужели англы", - с удивлением подумал Бранр, присматриваясь к этим низкорослым ратникам.
      Когда колонна подошла поближе, он, узнав даже некоторые лица, понял, что здесь было больше ирландцев, чем англов - добыча, отбитая кораблями Вестмунда у возвращавшейся из набега на западные земли флотилии Горма Старого. Конунг южного Йотланда ежегодно отправлял на запад корабли в надежде разбить у берегов Эрины хозяйничающие там норвежские дружины и самому завладеть тем зеленым краем. И каждый год вместо долгожданных стягов ирландских ярлов длинные корабли Горма привозили живой товар, что было хоть и не столь славно, но не в пример более выгодно.
      Прошлой осенью драккары Вестмунда, намного более легкие и маневренные, чем тяжело груженные и потрепанные долгим плаванием корабли старого конунга, разгромили возвращающийся с добычей флот. Таким образом, в Фюркарт попало несколько сотен ирландцев, сменивших большую часть обслуги лагеря. Правда, до отъезда Бранра им доверяли лишь земляные работы да уход за скотом.
      За первой колонной из-за домов появилась вторая, в которой тоже англы смешались с ирландцами. Распознать же их возможно разве что по цвету волос, а ростом, решил для себя скальд Тюра, ни один не дотягивает на настоящего воина. На языке ратников Фюрката назвать приятеля здоровяком было немалым комплиментом, и Бранр мог бы придумать полтора десятка эпитетов для человека невысокого роста, и все это были оскорбления.
      Не веря своим глазам, Бранр ошеломленно уставился на этих людей. У него даже мелькнула мысль, а стоит ли доверять рабам оружие, даже если конунг пообещал им свободу.
      Неожиданно из второй колонны раздался ужасающий, режущий уши вой, будто визжала сотня одновременно закалываемых поросят.
      - Это еще что такое? - вздрогнул от неожиданности Вес.
      С трудом оторвав взгляд от конунговых недомерков, Бранр увидел, как прячет в ладонь усмешку незаметно подошедший к ним Грим. Бранр не мог бы сказать, как давно сын Эгиля стоит за их спинами.
      Мимо них, раздувая щеки, проходил отряд волынщиков.
      - Это еще что такое? - недоуменно повторил Вестмунд, ни к кому, в сущности, не обращаясь.
      - Видишь ли, конунг, - впервые за все время подал голос Грим, - я решил, что твои новые дружинники скучают. А Глен из Эрины проговорился, что в их стране существует престранный инструмент.
      Бранр перевел взгляд с Грима на Гвикку, который изумленно смотрел на сына Эгиля. Похоже, ирландец впервые увидел в нем равного себе, а не просто сумасшедшего берсерка, которых, как было известно скальду Тюра, как никого другого боялись и ненавидели в его зеленой Эрине.
      - По счастью, оказалось, что Глен даже может изготовить его прямо здесь, на месте. Я предложил им поиграть, чтобы разогнать скуку.
      Вес уставился на скальда в безмолвной ярости, потом перевел взгляд на массивную фигуру воина моря - беглого раба, обзаведшегося собственной дружиной и кораблями! - который, судя по прозвищу, родом был из той же страны, и сдержал готовый вырваться у него гневный ответ. Прислушавшись, конунг вновь недоуменно перевел взгляд на свои новые отряды.
      - Да ведь все они играют один и тот же мотив!
      Мелодия и впрямь была единой, и не только мелодия. Казалось, сами собой из самих этих несносных воя и гудения складывались какие-то невнятные стихи:
      Весть на мунд-вест
      Весь змею.вред!
      Он все силился найти смысл в тех словах, какие ему удалось разобрать, и не мог:
      Весть на мунд-вест
      Весь змею в-ред.
      Дичь какая-то... Или нет? Не чудится ли ему собственное испоганенное, перевернутое имя в этом "мунд-вест"? А "змей" и "вред"?
      Ред - Редрик - Змей!
      И главное - кто еще способен увидеть в дурацкой забаве рабов этот скрытый, страшный смысл ?
      Он вдруг сообразил, что рука у него начинает неметь от боли, каменные бороды, носы вдавливались, впивались в сжимающие жезл пальцы.
      Случайность или предательство?
      - А это, что, тоже твоя выдумка, Грим, скальд Локи? - заставил себя улыбнуться конунг Вестмунд.
      - Нет, - с самым невинным видом ответил Грим. - Мотив придумали они сами.
      А может, лишь он один слышал те дурные, страшные слова? Вес всем своим существом уцепился за эту призрачную надежду.
      - Глен сказал, это... - ненавистный скальд прокаркал что-то совершенно невообразимое. - Если я верно это произношу, - и, рассмеявшись, повернулся к Гвикке.
      - Хуже некуда, - хмыкнул в бороду ирландец, но вышло это как-то заговорщицки.
      - А значит это "Все змеи ушли из Эмайн", - как ни в чем не бывало продолжал Грим.
      Бранр, услышав это, отвернулся, чтобы скрыть разбиравший его смех: если не к самой мелодии, то уж к ее названию точно приложил руку сын Эгиля.
      Просторная горница была залита светом из точно ориентированных по сторонам света широких окон, с воткнутых по углам ее копий свисали гроздья тисовых ягод. Яркий светлячок, будто символ целительных яблок в начале лета. К полудню здесь собрались почти все члены Круга детей Брагги, что были тогда в Фюркате: Лысый Грим - скальд Одина, Торольв и Гранмар - скальды Тора, Амунди Стринда - скальд целительницы Идунн, пришли и другие: Гундбранд Шишка, навигатор, умеющий пролагать путь по звездам, и корабел Ивар Белый - скальды Ньерда, аса морей, Хальвдан Летописец, скальд Тюра. Скальдрек, толмач, и Бранр Хамарскальд скальды Хеймдаля, и скальд светлого Фрейя Ванланди, и многие другие. Не хватало лишь отправившихся к устью Фюрката навстречу Гутхорму Домари Эгиля и его сына Грима.
      Кроме посвященных, на скамьях Круга сидели еще два человека: гаутрек Карри Рану из рода Асгаута и пленник, беглый раб, а впоследствии форинг вольной морской дружины Гвикка Ирландец.
      Лавки от стен горницы были отодвинуты, образуя круг, внутри которого подле жаровни с огнем Локи меж половиц держалось серебряное копье Одина. Каждый из скальдов, глядя на них, думал, что мало кому под силу взять на себя тяготы Одинова копья, а что до скальда Локи, то он был лишь один, и многие, как это не раз бывало на их собраниях последних лет, радовались про себя его отсутствию.
      - Настало время, - обведя взглядом собравшихся, заговорил Ванланди, решить, что мы делаем дальше.
      Ответом ему были безмолвные кивки в знак согласия - эти люди редко говорили без нужды.
      - Всем нам известно, что конец истории не Асгарда, а нашего мира, хельмскринглы, круга земного не предопределен. Но Убби из Каупанга было видение о том мире, который возможен. Видение о мире, где бог христиан встанет надо всеми. Где на тысячу лет люди будут отданы во власть его жрецов. А в конце, в конце этих тысячи лет, хельмскринглу ждут пожары и голод. Об этом поведано нам в прорицании древних. И на протяжении всего этого тысячелетия бороться эти жрецы единого бога станут за то, чтобы сохранять людей такими, как они есть. Станут говорить им о том, что следует позабыть о мире этом и обратить свои помыслы к миру грядущему.
      Как будто исход Рагнарек - битвы богов и людей с великанами - уже предрешен. - Ванланди с каменно-суровым лицом оглядел Круг скальдов. - Казалось бы, именно об этом и говорится в прорицании вельвы. И все же каждому из нас являлись в видениях погибшие в битвах, чтобы сказать, что ушли они не пировать и биться под стенами Вальгаллы, а в свой черед охранять Вечный ясень и Фенрира Волка. С незапамятных времен наши родичи знали, что в день последней битвы погибнут асы. Но время течет, и меняются люди. Не значит ли это, что меняться могут и асы?
      И вновь согласные кивки собравшихся.
      - Не стоит ли предположить, что Один призывает к себе все больше воинов, пополняя дружину?
      - Зачем? - прервал его Скальдрек, скальд Хеймдаля. - Неужели охраняя Стержень мира и Фенрира, пополняя дружину, Всеотец рассчитывает победить?
      - Сколь бы ни было велико Одиново воинство, все оно поляжет на поле Вигрид, - согласился с ним Ивар Белый.
      - Оглянитесь вокруг! - возразил Ванланди. - Возможно ли, что слова из пророчества о Гибели Богов, те, где говорится, что:
      Братья начнут биться друг с другом,
      родичи близкие в распрях погибнут;
      тягостно в мире, великий блуд,
      век мечей и секир, треснут щиты,
      век бурь и волков до гибели мира;
      щадить человек человека не станет.
      - Каждое из поколений, - уже спокойнее продолжал он, - полагало, что оно живет в тот самый "век волков и секир". Однако сейчас нам угрожают воины с крестом на груди, но призывающие к себе Всеотца.
      Не значит ли это, что "братья начнут биться друг с другом"?
      - Прежде всего необходимо выяснить, кто именно защищает эти рати волшбой. - Вдохновенные речи скальда Фрейра вновь были прерваны. На этот раз раздался голос Гранмара. - И как, если неизвестно, можем ли мы полагаться на дары Всеотца, если ас асов обернулся к нам Бельверком? Я говорю о рунах.
      Повисло молчание.
      - Грим Квельдульв, - произнес наконец витавшее в воздухе имя Скальдрек. Но кто знает, чего от него ждать?
      - Бессмысленны речи о ненадежности Грима, важнее другое - на что он способен. Сознаюсь, в Том мире сам я видел сына Эгиля лишь однажды, видел его в ту ночь и еще один из нас. - Ванланди повернулся к целителю.
      - Я пробовал на себе в тот день новый отвар, - сокрушенно признался Стринда, - но истинность моего знания подтвердить может и Ванланди, который тоже был там. - Целитель обернулся к скальду Фрейя, на что тот кивком предложил ему продолжить. - В ту ночь, своего посвящения, когда Грим завис меж двух миров...
      "Неужели он скажет, что они действительно видели Грима волком", испугалась Карри.
      - Нет, это было на острове у жестокого конунга, - улыбнулся целитель, и Карри Рану в который раз подумала, что, что бы ни говорили скальды, но скорее всего они умеют читать мысли собеседника. - Мы видели его Велундом, властителем альвов.
      Велунда пленил конунг Нидуд. Властителю альвов подрезали сухожилия и оставили на острове Стиварстед, чтобы он ковал там драгоценности Нидуда. Но Велунд заманил к себе в кузню сыновей конунга, убил их, сделал чаши из их черепов, глаза вправил в кольца, а из зубов сделал пряжки, а потом подарил эти украшения конунгу. Он заманил в кузню и дочь Нидуда и взял, одурманив пивом.
      - Зачем? Если он все равно остался узником? - удивился Гвикка. - Если он все равно не мог бежать?
      - Что ж, ты можешь и не знать всех многих наших легенд. - Однако в голосе Ванланди прозвучало неподдельное удивление. - Велунд бежал. Улетел в небо на железных крыльях, какие тайком выковал в своей кузне, улетел, громко смеясь над теми, кто считал его увечным.
      - К чему твоя история, Стринда? - впервые за все это время заговорила дочь Раны Мудрого.
      - Все здесь умеют творить заклятия, используя дар Одина, но не опасно ли использовать этот дар? Кто знает, подвластны ли руны, впервые вырезавшему их Хрофту, или силе, к которой люди обращаются посредством рун, подвластны и асы? Однако властитель светлых альвов обладал особым даром, и получил он его не от Высокого. Не важно, какой бы из своих сторон ни оборачивался ас асов к взывающим к нему - Вс-отцом или асом висельником. Дар Велунда - дар открывать в мире вещном, то что сокрыто от прочих...
      Дар увидеть легкость и гибкость в металле, создавая железные крылья, или мягкость студня глаз, чтобы оправить его в золото.
      Возможно, этот дар Грима позволит нам отыскать то или того, что силами рунной, нашей же волшбы, ведет против нас рати. Грим способен видеть больше и дальше, чем прочие люди. Видеть то и там, что не дано разглядеть другим...
      - Правда, когда не пьян или не впадает в ярость, - не удержался от ехидного замечания Скальдрек.
      - И это верно, - сумрачно согласился Оттар Черный. - Но с Каупанга пришли дурные вести. К побережью Страны Свеев не раз уже подходили вражеские корабли, хотя пока Дружины и хольды Стейнвера-ярла успешно отражали их нападения. Выбравшиеся с Гаутланда, рассказывают, что франкский конунг Вильяльм по прозвищу Длинный Меч завладел всем островом и выжидает чего-то.
      Мне думается, что сын ушедшего походом на юг, Хрольва, сына Ренгвальда-ярла, ждет подкрепления, а пока выбирает, двинуться ли ему на север, на земли Харфарга и Свейна, или на юг, на Йотланд.
      Франков немало, но не впервой - встречать нам их в бою. Гораздо опаснее то, что защищает на этот раз воинов Вильяльма. Ключ же к этому, как сказали сегодня руны, на Гаутланде. И мне кажется, содержат его виса или записи, если длиннобородый ас Брагги подсказал Молчальнику оставить что-то при себе.
      - Что ж, - подвел итог Ивар Белый, - если записи были, и Молчальник посылал своего мальчишку к Квельдульву, то он один и может разыскать их.
      - Потому я и завел речь о даре Велунда, - подтвердил Ванланди.
      - Возможно, пришло время поговорить с самим Гримом, - раздумчиво произнес Оттар Черный. - Думаю, по его возвращении это стоит сделать мне. Быть может, говорить со мной ему будет легче, чем со своими родичами.
      - Некоторые вещи забыть невозможно. - Грим не отрываясь смотрел на руны на клинке Гранмара. - Помню, я был тогда совсем мальчишкой, дед чертил руны угольком на березовой дощечке, на лечебных палочках. Помню, как возникают из пламени их очертания на закаливаемом мече. Это всегда очаровывало, притягивало меня. Я мог часами сидеть и следить, как рука деда выводит эти знаки - творит волшбу. И еще я помню, как прибежал к Тровину, рассказать, что увидел вдруг цепочки вязаных рун в переплетении ветвей, и как он посоветовал мне поговорить со Стриндой. Помнишь, как я уговаривал сперва его, потом тебя пойти со мной?
      Оттар кивнул.
      - Он тогда только-только выдернул мне зуб... Как же я его тогда боялся! Грим невесело рассмеялся. Помолчал немного, потом продолжил: - Последние годы...
      Слова давались ему с трудом, но Оттар Черный не потому слыл самым мудрым среди скальдов, чтобы прерывать начатое, а уж тем более подбирать за другого слова.
      - После отречения я решил, что мне не остается ничего, кроме меча и боя. Берсеркам покровительствует Один, думал я, - этого никто не в силах у меня отнять. Гаутланд - не самое дурное из тех мест, где я бывал. Жаль только, не было доброй дружины, что отправлялась бы в Миклагард, хотелось бы взглянуть и на южные страны.
      - Но руны ты на Гаутланде резать не стал, - мягко вернул его к прежней теме Оттар.
      Грим резко вздернул голову, чтобы в упор взглянуть на скальда...
      - Не стал, слово есть слово. А знаешь ли ты, что такое в каждой косточке чувствовать силу, чуять ее под ногами, во взмахе клинка, в шуме моря? На Гаутланде шум моря слышится по всему острову.
      - И ты никогда не думал изменить свое решение?
      Голос Оттара прозвучал вдруг очень смутно, будто доносился сквозь плотную пелену.
      А он... он снова летел сквозь мокрую тьму... Нет, не летел, несся, чувствуя, как хлещут по бокам отсыревшие под ночным дождем ветки, чувствуя бесшабашную радостную силу в мощных лапах. Вот и берег.
      Хресвельг поднимал крылья, Хресвельг поднимал ветер, что гнал сейчас по небу рваные облака. Из прорех напуганно глядел с неба бледнолицый сын Мундильфари.
      Чуя, что недолог срок этой всепоглощающей свободы и вольного ветра, волк поднял голову и воззвал к блеклому. И будто отвечая ему, грянуло воем с небесного свода эхо.
      От подножия холма поднимались к вершине темные фигуры.
      - Эй, Волк, - донесся до него звонкой голос человека, кормившего его.
      Волк не откликнулся, а фигуры подошли ближе.
      - Эй, Волк, - не унимался знакомый голос. - Поиграешь с нами?
      Волк молчал.
      - Ты же силен и могуч, - продолжал голос. - Никто из нас не смог бы порвать тех цепей, что разметал по звеньям ты. Давай посмотрим, а сможешь ли ты разорвать простую ленточку?
      - Простую? - оскалил клыки зверь. - Что у вас, асов, бывает простым?
      - Ладно, не простая это лента, - согласился голос, а фигуры придвинулись еще ближе. - Шесть сутей соединены в ней: шум кошачьих шагов, женская борода, корни гор, медвежьи жилы, рыбье дыхание и волчья слюна. "Глеппнир!" - озарило волка.
      - Боишься - Темные фигуры окружили его со всех сторон, заслоняя блеск речной воды. - Не веришь нам? А хочешь... - Голос помедлил как будто в нерешительности, но продолжал: - Я знаю, что ты вырвешься, и в доказательство готов вложить в пасть тебе руку. Идет?
      Волк сумрачно кивнул. Они не уйдут. Они никогда не уходят, не получив своего. Ловкие руки умело опутали невесомой шелковистой лентой лапы, за ними спину. С отвращением открыв пасть, зверь легонько прихватил клыками мякоть ладони, чувствуя мерзкий запах страха. Неужели есть чего страшиться богу битвы? Снова обман?
      Темные фигуры отошли и замерли в ожидании. Волк крепче уперся в землю, приготовился. Рука в пасти дрогнула. Когти волка вонзились в землю...
      - Он - мой! Отдайте- его мне! - раздался за спинами хриплый насмешливый тенор.
      Но не успели фигуры обернуться или хотя бы дать ответ вновь пришедшему, как волк подобрался, изготовился к прыжку и...
      Простаки!
      Путы из страны черных альвов разлетелись на все эти шесть перечисленных Тюром сутей.
      "Дурачье!" - усмехнулся про себя волк, выплевывая омерзительную на вкус, потную от страха и совершенно невредимую руку кормившего его.
      А над ним все хрипел, насмехался голос:
      - Волк этот из рода моего! Он - мой! Мой!
      И тот же тенор хохотал у него в ушах, когда, очнувшись на утро после посвящения, он увидел склонившиеся над ним лица отца и деда, и потрясенное лицо скальда Фрейра Ванланди, который не нашел в себе сил хотя бы словом приветствовать нового скальда.
      Скальда Локи.
      И тот же язвительный тенор издевался над ним, над заклятиями и рунами, над силой клинка и властью стиха, когда он, Грим, сын Эгиля, вынимал свой меч из убитого им в бешеной ярости, берсеркерской ярости, Одиновой ярости, Виглейка, скальда аса Тюра.
      - И ты никогда не думал изменить свое решение?
      Снова голос Оттара, а поверх него хохот. Хохот хаоса, погнавший его прочь от рун, прочь из Круга.
      - Нет, - подавив в мыслях этот безумный хохот, покачал решительно головой Грим.
      Прочь от рун, прочь от их волшбы, которая неведомым образом меняет само его тело, заставляя скальда Локи принять иные, нечеловечьи сущность и обличье. Прочь от рунных заклятий, заставляющих его по ночам убегать в леса. Прочь от слухов, что неведомо как и откуда поползли после его посвящения: дескать, новый скальд к ночи теряет человеческий облик, оборачивается волком. Прочь от косых испуганных взглядов, прочь от замкнутых лиц, прочь от намертво прилипшего прозвища: Квельдульв.
      Грим усилием воли заставил себя вернуться на скамью возле кузни Гранмара, к разговору со скальдом стража богов Оттаром Черным.
      - Что сказал бы ты сам, попробуй я вернуться, нарушив клятву?
      Оттар молча кивнул, признавая правоту слов младшего.
      - Мало радости - признаваться в столь постыдном чувстве, но, пожалуй, мне хотелось бы, чтобы ты знал это. Силу одних лишь знаков, эриля в себе, я мог еще побороть, хоть это и стоило немалого труда. Но в последнюю зиму не было ни дня, когда я не испытывал бы жгучей зависти ко всем вам.
      - Зависти? - искренне удивился Оттар.
      - Зависти, - пересилив себя, повторил Грим. - Зависти к тому, как легко и свободно творите вы висы. Я поставил себе, что мне остается лишь нид, но забавно, не правда ли, для Гаутланда, где вне крепости нет закона - нид запрещен. Ходят слухи, что даже Торлейв, зимовавший на острове, спасаясь от гнева Хакона Могучего, вынужден был скрывать свое имя: на Гаутланде, как и по всей Норвегии, не сильно жалуют скальдов. И когда, добираясь к Варше, я случайно выехал к усадьбе Молчальника, сколь радостна ни была наша встреча, она лишь добавила боли.
      В ответ Оттар лишь удивленно поднял брови, понимая, что внуку Эгиля необходимо наконец выговориться.
      - Тровин оставил Круг, но не оставил рун. Его вису о Скульде, рьявенкрикском годи, повторяли по всем харчевням.
      - Теперь ты вернулся. Бранр говорил, что это твоя сила проломила защиту врага под стенами Рьявенкрика.
      - Вернулся. - Грим с яростью вонзил нож в лавку. - Но это ничего не изменило. - Голос его охрип. - Тогда не я управлял рунами, а руны потянули меня. Для того чтобы снова стать в Круг, недостаточно пересечь пролив, должно быть что-то еще...
      Внимание его привлек гомон голосов, который по мере приближения рассыпался на отдельные выкрики. Следом за ним вскочил Оттар, прихватив с соседней лавки меч.
      У самого берега, там, где в него упирался крепостной вал, сгрудились с десяток норвежцев из дружины Хальвдана Змееглаза и пара дюжин черноголовых ирландцев. Гриму подумалось, что издали эта толпа напоминает единое существо, странно раскорячившееся на земле и то и дело, будто конечности, выбрасывающее отдельные фигуры.
      Возле вала разгоралась ссора, которая, судя по тону голосов, готова была вот-вот перейти в схватку. Увидев среди темных голов знакомый профиль Глена, Грим обернулся к старому скальду:
      - Пойду разберусь, что там, - на ходу бросил он.
      Оттар благодарно кивнул.
      Подойдя ближе, Грим обнаружил, что норвежские ратники настроены скорее поразвлечься, чем драться. Оттеснив ирландцев к самому заливу, они стояли плотным строем, плечо к плечу, но сами в драку вступать не собирались, кричал лишь один из них. Однако судя по тому, как отбрехивались в ответ на оскорбления норвежца вчерашние трэлы, Грим сообразил, что не хватает лишь самой малости, чтобы свара переросла в серьезную потасовку, а тогда бывалые викинги играючи как скот - перережут плохо вооруженных ирландцев. Глен пререкался с воином много выше и плотнее себя, и их перепалка становилась все более грубой и отвратительной.