Вампиры из-за своей Жажды вынуждены ежемесячно выходить в большой мир, жить там по два-три дня, притворяясь незнанниками. Поэтому они обладают почти всеми навыками, необходимыми для Троедворья. Нам практически ничему не нужно их учить. Но все остальные стихийники для основицы непригодны. Может быть, мы бы и сумели их адаптировать, но у нас нет ни времени, ни денег оцивилизовывать нычанских дикарей. К тому же внешне хелефайи, гномы и гоблины очень сильно отличаются от человеков. А к трансформации и волшебству личины они, в отличие от наших стихийников, не способны физически. Придётся делать для них подсилки маскировки, а такие большие расходы волшбы, хоть магической, хоть стихийной, мы себе позволить не можем.
      Я внимательно рассматривала Люцина. Он не врал, хотя многого и не договаривал.
      Директор толкнул ко мне по столешнице голубую папку.
      — Это досье на стихийников. Информации мало, только то, что удалось выудить из нычек Пражании и Багдадии. В этих потайницах всего лишь по одной общине хелефайев, гномов и гоблинов.
      — Я вообще не знала, что они там есть.
      — Все три нычки в глубинных областях, а троедворцы туда ни разу не ездили. Для отдыха и развлечений нам вполне хватает столицы и пригородных пансионатов.
      По Генеральному кодексу столица потайницы должна примыкать к щели на основицу. А глубинные области Багдадии и Пражании троедворцев действительно никогда не интересовали. Надо было успеть за два-три дня отпуска как можно полнее насладиться столичными развлечениями или отоспаться в тишине и покое пригородного пансионата, окружённого густыми садами и парками, искупаться и позагорать на берегу маленького тёплого озерка.
      — По Уставу командору положен телохранитель, — сказал Люцин. — Лучше всего взять вампира.
      — Вероника Лемке! — тут же подобрала я кандидатуру.
      — Хорса, я высоко ценю твою преданность друзьям, но Кадровый устав неумолим — алдиров в Совет Равновесия не принимают. Вот станет Лемке хотя бы нимлаткой, сразу же заберу из Белодворья.
      Я не ответила. Вероника именно поэтому, будучи лагвяной, продолжала оставаться чернокрылкой — не наигралась ещё со Светом, не хотела уходить в Совет Равновесия.
      — Твоим телохранителем будет Роберт Кох, — сказал Люцин.
      — Исключено. Он уже волхв, я — нулевичка. Майор никогда не согласится быть телохранителем какого-то лейтенантишки, тем более, что в своё время я отказала Коху в имянаречении. Теперь не только он, но и все равновесные вампиры стараются держаться от меня подальше.
      Люцин тяжко вздохнул.
      — Ты очень умная девочка, Нина, но иногда чушь говоришь прямо-таки невероятную. Ты ведь знаешь закон крови. Стань ты назывательницей хотя бы для одного вампира, твоя кровь стала бы запретной для всей общины, если не для всего их племени. Но ты отказалась от неприкосновенности ради того, чтобы остаться донором. Источником Жизни. Это щедрый дар. Даже слишком. Вампиры не понимают причин такой неслыханной щедрости и боятся своего непонимания, а значит и тебя. Но стать твоим телохранителем любой посчитал бы наградой и честью. Тем более Роберт Кох, который уже был связан с тобой узами крови. Кстати, поэтому я Коха и выбрал. Он обязанности телохранителя выполнит лучше, чем кто бы то ни было.
      Я поёжилась. Всё это верно, однако я предпочла бы получить в телохранители стаю голодных упырей, чем Роберта.
      — Люцин Хамидович, если вы твёрдо намерены навязать мне общество Коха, давайте ментальный оберег.
      Люцин глянул на меня с удивлением.
      — Кох и без того никогда не прикоснётся к твоей менталке.
      — Знаю. Но всё равно дайте оберег.
      Люцин достал из ящика стола короткую и тоненькую как ниточка золотую цепочку. Я надела, застегнула воротник блузки.
      — Незачем обижать хорошего людя, — пояснила я. — А так и мне спокойней, и Роберт оберег не увидит.
      — Не понимаю. Нина, ты ведь человечица, и до реформы в твоих мозгах не копался только ленивый. Да и после — пробить нулевичную защиту без труда может любой колдунишка. Однако ты не боишься ментальной силы не то что равновесных чаротворцев, но и дворовых, считай — врагов. И при этом защищаешься от собственного телохранителя-волхва. Почему?
      Я промолчала, потому что и сама толком не знала ответа. Роберт был первым в Троедворье, кому я поверила. И первым, кто обманул доверие. Я нисколько его не осуждала, в той ситуации Роберт поступил совершенно правильно — ему нужно было точно знать, с кем он вынужден иметь дело. Но беда в том, что того же самого можно было достичь и по-другому, не обманывая, не нарушая ментальную неприкосновенность. Я понимала Роберта, но простить так и не смогла.
      — Нина, — тихо сказал Люцин, — я не выбирал Коха. Всего лишь приказал повелителю общины, чтобы прислал кого-нибудь из новичков, желательно девушку. Телохранитель командора не более чем пустая формальность, серьёзный волшебник тут ни к чему, хватило бы и колдуна. Но пришёл Кох и вытребовал, вымолил это назначение. Если ты и можешь кому доверять, то Коху.
      — Я знаю, Люцин Хамидович. Но… Но в своих отношениях мы разберёмся сами.
      Люцин ткнул пальцем в кнопку селектора. Вошёл Роберт, кивнул в знак приветствия, встал позади меня. Я почувствовала, как он стиснул спинку кресла — заметил-таки оберег.
      Глупо получилось. Надо было надеть открыто, и сказать, что это против посла.
      — Вам теперь положен отдельный кабинет, командор, — хмуро сказал Люцин. — Комната 17–34. Свободны.
      Мы с Робертом вышли в коридор.
      — Время обеда, — сказал он. — Если хотите, командор, я отвезу вас домой или в какое-нибудь незнанническое кафе.
      — Спасибо, Роберт. После всех сегодняшних новостей незнанническое кафе — это замечательно. Хотя бы немного отдохнуть от Троедворья.
      Роберт нахмурился, резко плеснул крыльями и спросил:
      — Почему вы никогда не обращаетесь ко мне по истинному имени?
      — Потому что вы никогда мне его не называли.
      — Вы мастер имён.
      — Роберт, это не даёт мне права посягать на ваши личные тайны. Истинное имя без разрешения владельца я считывала только во время серьёзных конфликтов в порядке самозащиты и лишь два раза. Нельзя самовольно брать то, что тебе не принадлежит.
      — Да, командор, — ответил Роберт. Голос у него едва заметно дрогнул. — Я подожду вас у машины, командор. В седьмом гараже.
      Он стремительно сбежал по лестнице и скрылся в боковом коридоре — только крылья мелькнули.
      — Почему ты всегда с ним так жестока? — спросил Люцин. Я обернулась.
      — С каких пор элементарная вежливость стала жестокостью, директор Совета Равновесия Люцин?
      Он мрачно зыркнул в ответ, немного посопел и сказал:
      — Кох мой названник. Это не то чтобы к чему-то обязывает, но Роберт мне не безразличен. Его боль задевает и меня. Он хороший парень, Хорса. Узы крови для вампира значат очень многое, тем более — разорванные. Нина, постарайся быть с Робертом немного помягче. Хотя бы не отталкивай так решительно и жёстко. Не обижай.
      Люцин вернулся в кабинет. Я поплелась в гараж. Между мной и Робертом накопилось слишком много недоговоренностей. Но озвучить их я боюсь не меньше, чем он, потому что к обычным людским взаимоотношением каким-то совершенно непонятным образом приплетается троедворская политика. Одно упоминание о ней вызывает у меня тяжёлую тягучую тоску и ощущение, что если я прикоснусь к этой сфере, то разрушится моя пусть и не особенно приятная, но устоявшаяся и привычная жизнь.
      Однако теперь я командор Совета Равновесия Троедворья и политикой придётся заняться вплотную. Что означает скорое выяснение отношений с Робертом. Но эту пытку можно отстрочить, хотя бы на несколько дней спрятаться от неизбежной боли за стеной должностных обязанностей.
      Нужно обдумать и другое — Люцин ничего не ответил на вопрос о Фонде крови. В сочетании с тем, что Олег говорил о Девятке, и с тем, что Люцин из всех альянсовцев и лигийцев принимает только вампиров, проклятую Великими Решателями расу, интересный расклад получается. Люцин хочет освободиться от остатков власти Девятки, и на всякий случай собирает в Троедворье тех, кто гарантированно поддержит его в противостоянии. Но Решатели тоже не дураки, потому и запрещают открывать фонд, который позволил бы Люцину взять под единоличный контроль одну из самых мощных боевых сил волшебного мира. Выяснить бы ещё, как они заставляют Люцина подчиняться.

* * *

      Столица Альянса именуется Рем и находится в Римской потайнице, которая называется Ремния. Там бытует легенда, что Ромул вовсе не убивал Рема. Братья бросили жребий, кому какими землями править. Тупому простокровке Ромулу досталась никчёмная основица, а мудрому оборотню Рему — благодатные потайницы.
      Прибывал ремнийский посол на закате.
      Странный способ обозначать время, как будто в Альянсе нет часов.
      К тому же прибывает он не самолётом, а телепортом. Прорва волшбы псу под хвост. Ладно ещё, все магические издержки за счёт Альянса. Точка встречи — парк Ермака, площадка со знаменитым Гром-камнем, золотисто-коричневым коническим метеоритом двух метров в высоту и двух в диаметре основания.
      Вечер выдался безветренным и тихим, оттепель держалась уже неделю, снег заметно подтаял.
      Ко мне подошла Ольга Петровна, магиня-обратница, большуха Серодворья. Роберт тут же встал слева от меня так, чтобы оказаться между нами, но при этом не мешать разговору. Сумеречная чаротворица едва заметно усмехнулась. Выглядит она года на двадцать два, высокая, стройная, роскошнейшие рыжие кудри до самых колен, огромные зелёные глаза, соблазнительный маленький вишнёво-алый рот. Длинное и лёгкое светло-коричневое пальто с меховой отделкой подчёркивает кошачью грацию и гибкость движений, элегантная шляпка выгодно оттеняет нежность лица и сияние волос, вышитые бисером высокие сапожки добавляют стройности и без того идеально красивым ногам. Облик сумеречной — умело сделанный образ витринной красотки, богатой жены, которая сама собой не представляет ровным счётом ничего и годиться только на то, чтобы служить вывеской чужих достижений. Маска хорошая, но большуху выдает твёрдый и волевой рисунок губ, а ещё сильнее — взгляд: спокойный, уверенный и слегка ироничный. Во время инфернальных чеэсок эта светская дама работает в самых критических точках прорыва наравне с аварийщиками, по пояс в грязи и выбросах искривлённой магии.
      — Моё истинное имя Ниола, — представилась сумеречная. — Люцин предупредил, что вы крайне редко снисходите до того, чтобы узнать его самостоятельно, мастер имён.
      Я пожала плечом и сказала:
      — Опаздывает посол.
      — Солнце ещё не село, — кивнула Ниола на мутный тёмно-багровый диск, полускрывшийся за деревьями.
      — Судя по закату, опять похолодает, — заметила я.
      — Дня через два метель будет, — ответила Ниола. — И крепкие морозы.
      Стоявший рядом со мной Роберт убедился, что серодворка не опасна и слегка расслабился.
      — Вы заметно прибавили в мастерстве, Роберт Гельмутович, — сказала Ниола. — И всего лишь за полтора года.
      — Благодарю, — до стылости вежливо ответил Роберт.
      — Крепко же я вас недооценивала, — призналась Ниола. — Такие ошибки бывают редко, но тем они досаднее. Одно отрадно — Люцину вы тоже не достались, верно?
      — Я равновесник, — всё с той же отстраняющее ледяной вежливостью ответил Роберт. — Директор стал моим назывателем.
      Ниола хмыкнула.
      — Вынужден был стать вашим назывателем, — уточнила она. — Но истинное имя вы получили из другого источника. Люцин не более чем порученец.
      Светло-голубые глаза вампира полыхнули багровым пламенем. Дыхание у Ниолы и Роберта участилось, разговор идёт на менталице и, судя по закаменевшим лицам, очень острый и жёсткий. Прослушать его я не смогу, ментальную броню волхва и чаротворицы нулевичке не одолеть, но вмешаться надо хотя бы потому, что силы у спорщиков заведомо неравны. Я взяла Роберта под руку, обеими ладонями закрыла его кисть.
      Ниола на мгновенье оторопела и тут же рассмеялась.
      — Не волнуйтесь, Хорса Витальевна, я не собираюсь покушаться на жизнь или здоровье Коха. Но завидую — со столь отважной защитницей можно не бояться никого и ничего. Мне о таких телохранителях приходится только мечтать.
      Пальцы Роберта дрогнули, слова сумеречной его обидели и очень сильно. Придумать достойный по оскорбительности ответ я не успела — над Гром-камнем сверкнула радужная вспышка.
      — Телепорт пристреливают, — недоумённо сказал Люцин. — Зачем, когда в кроми есть маячки наведения?
      Тёмный и светлый большаки понимали не больше директора. Ниола глянула на своих замов. Те неопределённо развели руками.
      Полыхнула вторая вспышка, полуметром левее. Затем третья, ещё на полтора метра влево. После вспышки в воздухе осталась золотистая звёздочка, начала стремительно расти, принимала очертания прямоугольника. Роберт мягко высвободил руку, отодвинул меня себе за спину. Ниола шагнула в боевую стойку.
      — Не думаю, что это опасно, — сказала она, — но всё же… — взмахом руки сумеречная большуха поставила прозрачный магический щит перед своими замами. Вторым щитом закрыла нас троих.
      — Если эти уроды спровоцируют прорыв… — мрачно процедил Люцин.
      Светящийся прямоугольник отвердел, превратился в висящий в метре над асфальтом просторный дверной проём из белого мрамора. С порога полилась очищенная магия — маленький серебристый водопадик. Спустя мгновение он превратился в беломраморную лестницу с вычурными золотистыми перилами. По лестнице прокатилась алая ковровая дорожка. Свет в дверном проёме померк и стал виден кусочек коридора. В коридоре стоял посол. Я только и смогла, что ахнуть — выглядел он более чем экзотично.
      Лицо самое обыкновенное — заурядно симпатичный брюнет с тёмно-зелёными глазами, зато наряд всех вогнал в оторопь. На голове чёрная широкополая шляпа с высокой остроконечной тульей, вся расшита серебряными восьмиконечными «звёздами магов» и лагвянскими знаками. Из-под полей на плечи падают длинные, тщательно завитые локоны, кончик каждого украшен заколкой с маленьким блестящим хрустальным шариком. Одет посол в коричневый сюртук и бежевые панталоны пушкинских времён, на плечи наброшена долгополая средневековая мантия-распашонка с длинными широченными рукавами. Зелёная, бархатная, с большим отложным воротником, расшита вязью золотистых цветов и подбита светлыми мехом с коротким ворсом, у горла скреплена изумрудной брошью в золотой оправе. Обут посол в зелёные туфли времён Людовика XIV — на высоких широких каблуках, с пышными белыми бантами, перехваченными пряжками с изумрудами.
      Я глянула на посла магическим и срединным зрением. Действительно лагвян-маг, прямник, только волшеопорник почему-то радужный, как у неука, который ещё ни разу не соприкасался ни с одной из первооснов. Послу тридцать один год, бытовое имя Дитрих фон Грюнштайн, истинного не наречено, чакры неактивированы, и, самое странное, нет ауральных татуировок. Ладно, боевые отсутствуют, для гражданского специалиста мирной страны это нормально, но опознавательные, вспомогательные и защитные должны быть. К тому же у госслужащего столь высокого ранга нет «спящего солнца» — это вообще нонсенс. Я посмотрела на Ниолу с Робертом. Они созерцали посла с той же озадаченностью.
      — Вот помойка-то, — сказала Ниола и убрала щиты, — со времён багдадской встречи почти полтора столетия прошло, а у них ничего не изменилось.
      Роберт недовольно повёл плечом — уроженца Альянса задели слова троедворки.
      Нас посол разглядывал с неменьшим удивлением, растерянно смотрел на машины, на рацию в руках командира охранной бригады, на электрические фонари парка. Выдавил приветливую улыбку и сошёл по ступенькам. Люцин вежливо поклонился. Поклонились мы. Грюнштайн вернул поклон и произнёс все положенные для встречи на высшем уровне любезности. По-русски он говорил чисто, но слегка напряжённо, слишком тщательно и правильно произносил слова, в точности как диктор в учебных записях. Люцин ответил послу в том же тоне. Церемониал встречи обретал привычную протокольность. Сейчас закончится обмен велеречивостями, Грюнштайна деликатно запихнут в машину с тёмными стёклами, чтобы его экзотичность какой-нибудь незнаннический пепеэсник не углядел, и увезут в равновесную резиденцию.
      Посол достал из-за полы мантии резную деревянную палочку сантиметров тридцати в длину, похожую на учительскую указку, вычертил в воздухе замысловатую фигуру, сказал что-то неразборчивое — и на площадке распустились фантастические цветы, запорхали бабочки. Надо полагать, в Альянсе это заменяет фразу «Приятно с вами познакомиться».
      Со стороны оцепления донеслась матерщина — ладно телепорт, его бессмысленные роскошества списали на дипломатические издержки, но столь никчёмная трата магии возмутила и оскорбила. Посол неуверенно оглянулся, понял, что допустил какой-то непростительный промах, и росчерком палочки ликвидировал палисадник.
      — Нам пора в резиденцию, высокочтимый Грюнштайн, — сказал Люцин. — Не нужно привлекать внимания незнанников. Ещё немного и сюда соберётся полгорода.
      — Да, конечно, — кивнул Грюнштайн. — Если можно, подождём ещё минуту, высокочтимый директор Люцин. Должны доставить мои вещи.
      Из телепорта вышли два парня в мушкетёрской форме, вынесли большой, окованный железом сундук. Шлёпнули его у подножия лестницы, со страхом оглянулись на автомобили, скользнули изумлёнными взглядами по нашей одежде и рванули обратно в коридор так, словно за ними стая упырей гналась. Дверной проём закрылся световой завесой, телепорт стал истаивать и рассыпался ярким сполохом разноцветных негорючих искр.
      Два чернодворца из оцепления засунули посольский сундук в фургончик. Люцин повёл Грюнштайна к машине. К этому времени посол в своих лёгких ботиночках и осенней накидушке успел основательно промёрзнуть и от холода начал соображать.
      — Ваша резиденция находится на основице, директор Люцин?
      — Да, — ответил тот, — как и дворовые. Верховный предстоятель заверил меня, что вы превосходно владеете навыками жизни на основице.
      — Вас не обманули, — торопливо ответил посол, — я регулярно бывал на основице, когда навещал родителей и понимаю, насколько неподобающе выгляжу. Но в Альянсе даже предположить не могли, что Троедворье так сильно растворено в простеньском мире. Внешне вы ничем не отличаетесь от… — посол запнулся.
      — От обезьянокровых, — закончил за него Люцин. — Впредь советую быть осмотрительней в выражениях. Здесь слишком много вооружённых людей, которые привыкли сначала стрелять, и лишь после думать.
      Смысл предупреждения Грюнштайн не понял. Ниола презрительно фыркнула:
      — Альянс и через двести лет будет заповедником для идиотов. Один толковый людь был — Люцин, и тот к нам удрал, едва восемнадцать исполнилось.
      Мы сели по машинам. Роберт с ослиным упрямством втиснулся между мной и Ниолой. Командир охранной бригады дал отмашку и кавалькада понеслась прочь из города, к «Золотому кубку».
      — Так странно, — сказала я. — Волшебная палочка, телепорт протянули вместо кроми на основицу. И вы заметили, Ниола Петровна, Грюнштайн ни разу не переключал режимы восприятия? И ментальное поле не сканировал.
      Сумеречная большуха ответила неопределённым жестом:
      — Вампиры-новички говорят, что все навыки подготовительного курса — работа с кромью и нигденией, изменение режимов восприятия и прочее — в Лиге и Альянсе преподают только высшим волшебникам.
      — Теперь понятно, — сказала я, — почему у Грюнштайна волшеопорник не активирован. Магией там управляют при помощи многофункционального талисмана, а не первоосновами, как у нас. Если волшеопорник, будь он наружным или внутренним, позволяет воздействовать на первоосновы, а само волшебство делается уже ими как инструментом, то у Грюнштайна инструментом является палочка, и соприкасаться с первоосновами необходимости нет.
      — Я считала рассказы об этом вампирским юмором, — ответила Ниола, — и не верила, но, оказывается, переселенцы говорили правду.
      — Наш народ всегда говорит правду, — холодно заметил Роберт.
      Ниола глянула на него с сомнением.
      — Роберт Гельмутович, но это же абсурд — как можно научить высшему волшебству людей, которые не владеют базовыми навыками? Вот вы сумеете объяснить тригонометрические формулы тем, кто не знает арифметических действий? Я двести восемнадцать лет преподавала волшебство, но не представляю, что делать со студентом, пусть даже первой ступени обучения, который не умеет ходить по кроми и зажигать «сумеречную розу». Отправить в подготовительную группу — это единственное разумное решение.
      Я зажгла на ладони букет из огней всех трёх первооснов, соединила в «звезду Хаоса» и распылила серебристым туманом нигдении. Одно из немногих волшебств, которыми владеют даже нулевики.
      — В принципе, — сказала я, — многофункциональным талисманом можно выполнить любое волшебство, причём работать им сможет и нулевик. Но тогда устройство волшебной палочки должно быть настолько сложным, что лишь управлять таким прибором надо будет учиться не меньше семи лет. А потом ещё придётся потратить минимум два с половиной года на обучение собственно волшебству.
      — Всё так и есть, командор, — ответил Роберт. — Сначала дети семь лет учатся в школе, затем пять в университете. Не все, конечно, а только те, кто хорошо научился управлять палочкой. Дальше всё как обычно — ранговые экзамены, звания и должности. Затем волшебники, достигшие кудесничьего уровня мастерства, обучаются высшему волшебству — работе с первоосновами и Хаосом.
      — Но ведь вампиры… — начала было я.
      — Мы — другие! — яростно и грубо оборвал меня Роберт. — Наше познание волшебства начинается с прикосновения к Хаосу. Посвящения первоосновам в общинах нет, поэтому мы не могли пользоваться ими в той мере, как троедворские волшебники, но очень быстро научились всему необходимому. И даже больше того.
      — Знаю, Роберт, — как могла спокойно и мягко сказала я. — Не нужно на меня кричать. В магических талантах вампиров я никогда не сомневалась. Проверьте это ментозондом. — Я сняла оберег, убрала в сумочку.
      Роберт глянул на меня с испугом, виновато опустил голову.
      — Нет, — быстро сказал он. — Простите меня.
      Голос у него заметно дрогнул, губы побледнели.
      — Многофункциональный талисман — опасная вещь, — сказала Ниола, разрядив своим замечанием ситуацию. — Можно на полсвиста без рук остаться. Я бы ни одного ребёнка и близко к такому прибору не подпустила. Да и взрослого тоже.
      — Вовсе нет, Наитуманнейшая, — ответил Роберт. — Волшебная палочка совершенно безопасна. При работе с волшеопорником риск несоизмеримо выше. Если вы попробуете вытянуть на нём слишком сложное для вашего уровня волшебство, то поток магии разорвёт опорник, а это минимум серьёзная травма, если не мгновенная смерть без надежды на озомбачку. С палочкой всё окончится всего лишь маленьким фейерверком негорючих искр.
      Я прикоснулась к своему нулевичному волшеопорнику. Попытка работать с колдунским дала крепкий электрошок.
      — Зато у них очень маленькая скорость волшебства, — утешил меня Роберт. — Пока лагвян Грюнштайн выставит щит, любой наш колдун успеет убить его раза четыре. В Альянсе никогда не возникало необходимости в сверхскоростях и мгновенной трансформации одного заклинания или заклятия в совершенно другое, как делают у нас, чтобы обмануть или опередить противника. Боевое волшебство у них слабенькое, зато превосходно развито бытовое, которого в Троедворье вообще нет.
      — И на фига оно тут спёрлось? — зло буркнула Ниола. — Только магию зря тратить. Техника и дешевле, и надёжнее.
      — Да, Наитуманнейшая, — неуверенно ответил Роберт. — Наверное, вы правы. Я слишком давно не пользовался никаким из бытовых волшебств, чтобы спорить.
      То, что Ниола бытовым волшебством не пользовалась вообще никогда, в расчёт не принималось.
      — Если бы ни эта глупейшая разобщённость, — сказала я, — Троедворье могло бы закупать в Лиге и Альянсе бытовые талисманы с готовым магическим зарядом. Они там стоят дёшево, зато очень дорого ценятся шкуры упырей троедворской выделки. За последние месяцы эти дряни так порасплодились, что уже и к резиденциям с голодухи подходить не боятся.
      Ниола хмыкнула.
      — Идея, Хорса Витальевна, замечательная. Поскольку вы командор Совета Равновесия, я официально прошу вас обсудить её с послом Альянса. Заодно подумайте, где людей брать для охоты и кожевенных дел. Не знаю, как Пресветлый со Всетемнейшим, но у меня жёсткая нехватка кадров для боевых операций и служб обеспечения первого, то есть самого жизненно необходимого, уровня. Про второй и третий я вообще молчу.
      — Альянс и предлагает новых людей, — ответила я.
      — Пусть предстоятель засунет таких людей себе в … — Ниола еле удержала бранное слово. — У меня нет ни времени, ни желания обучать их пользоваться унитазом и холодильником. Нина, ты главное пойми — в потайницах глухое средневековье, а в нычках вообще заря Новой эры. Ты же видела посла! Видела мидовскую охрану — Д'Артаньяны недосдохшие. И там все такие — не знают каким концом штепсель в розетку засовывать. Люцин не зря твердил предстоятелю, что посол должен уметь жить на основице. А прислали такое чучело, что смотреть тягостно.
      Я неуверенно пожала плечом. Машины въехали на служебный двор «Кубка».

* * *

      Жить на основице Грюнштайн действительно умеет. И волшебник, не смотря на свою дурацкую палочку, толковый. Но соединить магический и технический миры в единое целое у него не получается. В Троедворье он уже неделю, но до сих пор теряется, когда видит эльфов за компьютером или волшебную противоугонку на машине.
      Вот и сейчас он с некоторым испугом посматривает на домового, вразумляющего по телефону бестолковое чадо, которое никак не может освоить алгебраическую формулу, потому что лень внимательно прочитать учебник.
      Одет посол в элегантный зеленовато-серый офисный костюм, классические ботинки в тон, волосы стянуты в хвостик, палочка спрятана во внутренний карман, так что вид у Грюнштайна вполне приличный, можно выводить в люди.
      — Нина Витальевна, — сказал он, — вы обещали показать мне Шамбалу.
      — Сейчас поедем, — я протянула послу российский паспорт с его фотографией и билет на самолёт.
      Посол глянул на него с опаской.
      — В каком смысле «поедем»? — не понял он.
      — В транспортном. До аэропорта на машине, дальше самолётом, из ташкентского аэропорта в город опять на машине. Вы когда-нибудь на самолёте летали?
      — Да.
      — Вот и отлично. — Я позвонила в гараж, сказала, чтобы подавали машину. Роберт поднялся со своего кресла в углу кабинета, встал у двери.
      — По преданиям, — сказал Грюнштайн, — Шамбала расположена в горной долине к северу от реки Сырдарьи.
      — Если ехать из Дели, — ответила я, — или из Пекина, так и есть.
      Добраться до Шамбалы нетрудно, из Камнедельска в Ташкент и обратно прямые авиарейсы четыре раза в сутки, но послу такая доступность легендарной потайницы показалась обидной. Он стал похож на маленького ребёнка, который узнал в Деде Морозе и Снегурочке актёров.
      Погода паршивая, но рейсы пока не отменили, до Ташкента мы долетели без задержек. В Камнедельске злая февральская метель швыряет снег в лицо, а здесь уже весна — на деревьях появились крохотные листочки, показалась первая травка, так что я отпустила машину — послу захотелось пройтись пешком, посмотреть город. Теперь можно и в Шамбалу. Мы с Робертом показали Грюнштайну нужную улицу.
      — Это здесь, — сказала я. — Переключайтесь на срединное зрение.
      Менять режимы восприятия Грюнштайн научился, но получается у альянсовца пока очень плохо и медленно.
      Посол увидел ворота и сдавленно охнул. Я глянула на него с любопытством — было бы чему удивляться. Обычные бронированные раздвижные ворота с интеркомом в косяке, как и в любой военной части. Хотя призрачный, словно сотканный из тумана воротный каркас с дверьми, торчащий посреди улицы, выглядит действительно странновато.
      Я сотворила магическую перчатку, ткнула пальцем в кнопку звонка. Перчатка рассыпалась прашней — у нулевиков никогда не получается вытянуть концовку волшебств. Я вытерла руку о джинсы.
      — Кто? — неприветливо буркнули из интеркома.
      Я назвала код допуска. Полутораминутная пауза, пока дежурные сверяются со списком кодов, и призрачные ворота обретают материальность, а в правой створке распахивается маленькая калитка. Мы входим на КПП.
      Пропускники одинаковы в любой точке земного шара. Двое вооружённых солдат у ворот. Длинная неширокая комната перегорожена стеной из пуленепробиваемого стекла с узкой дверью-вертушкой. В первой половине комнаты две обычные двери в помещения для личного досмотра и десяток пластиковых кресел для очередников у противоположной стены. За перегородкой — кабинка дежурного, комната охраны и пара бойцов у ворот в потайницу.
      Мы с Робертом сдаём оружие — Шамбала считается нейтральной зоной. Последняя проверка аур и документов, — и мы в самой знаменитой потайнице волшебного мира. Но ничего интересного здесь нет. На шестьдесят тысяч квадратных километров только один город, Калапа, и тот размером с камнедельский микрорайон. Всех достопримечательностей — дворовые резиденции да единственная на всё Троедворье каторжная тюрьма, где заключённые перерабатывают сырую магию в очищенную.
      Мы стоим на смотровой площадке на вершине горы, вся Калапа видна как на ладони. Крохотный городишко величиной с ту же ладонь. Разделён на три сектора — Тьмы, Сумрака и Света. В каждом секторе высокая и узкая башня дворовой резиденции. На площади в центре города высится башня Совета Равновесия, такая же длинная и узкая как и дворовые. Прочие здания в основном казённые, трёх— и пятиэтажные — НИИ, КБ, мини-фабрики талисманов. Есть немного одноэтажных жилых домиков-коттеджей.
      — Их слишком мало, — замечает Грюнштайн. — Такое количество учреждений требует гораздо больше работников, чем могут поместиться в этих домиках.
      — В Калапе, высокочтимый посол, живут только приезжие вахтовики, — ответила я, — как учёные, так и вспомогательный персонал. Местные предпочитают Ташкент. Даже дехкане.
      — Кто?
      — Так здесь называют крестьян-земледельцев.
      — Да знаю я! — сказал Грюнштайн. — Но разве дехкане живут не рядом со своими наделами?