Глава XI

Дедал сел на холодный пол и в отчаянии обхватил голову руками. В тесной комнате пахло сыростью и гнилью. Мухи не давали никакого покоя. Они десятками кружили под потолком, лезли в глаза, нос, больно кусали спину. От их жужжания можно было сойти с ума. Они были настоящим бедствием, наказанием. Днем и ночью они жадно впивались в тело, залезали под одежду, копошились в волосах. От постоянного чесания у всех на руках, ногах животе появились незаживающие язвы. Из-за нездорового воздуха и высокой температуры, они начинали гнить, издавая зловоние. Это было похоже на медленную смерть. Похороненные заживо…

– Отец, я уже решил, – упрямо повторил Икар и рукой отмахнулся от назойливой мухи, кружившей у него прямо перед носом.

– Я так больше не могу. Я не верю, что нас отсюда выпустят. Ты если хочешь – можешь верить. Если мы не убежим, то сгнием здесь, как собаки. Как ты этого не понимаешь!? Павел ты согласен со мной?

Павел, лежавший с закрытыми глазами в углу на куче сырой соломы, пошевелился, почесал предплечье и усталым голосом ответил:

– Я даже не знаю. Где гарантия, что нас не убьют при побеге? Это еще более быстрая смерть.

А что, если кто-нибудь пронюхал о наших планах и предаст нас?

Икар нетерпеливо покачал головой и перебил Павла:

– Никто ничего не знает. И не узнает! Об этом знаем только мы трое – я, отец и ты. Если бы кто-нибудь что-нибудь услышал, то нас давно бы уже обыскали и бросили в яму на съедение червям. Тем более, зачем кому-то нас предавать, мы ведь никому ничего плохого не сделали? К нам наоборот относятся с уважением. Так что ты согласен?

Павел ничего не ответил, лишь приподнялся и сел рядом с Дедалом. Он думал. Что лучше? Рискнуть жизнью и попытаться бежать или терпеливо ждать дня, когда их помилуют и отпустят на все четыре стороны? Скоро ли придет этот день? И придет ли он вообще?

Его размышления прервал скрежет открывающейся двери. Надсмотрщики молча внесли кувшин с водой и три куска черствого, покрытого плесенью, хлеба. Окинув узников равнодушным взглядом, один из тюремщиков быстро обошел каморку по периметру, порылся в куче лохмотьев на полу, ничего подозрительного не нашел и, буркнув что-то своему коллеге, вышел из камеры. Второй, зажав нос и, брезгливо косясь на своих подопечных, прошел к дальней стене камеры и забрал пустой кувшин, оставшийся со вчерашнего вечера, и выскочил вслед за своим напарником.

Икар облегченно вздохнул. Теперь, когда план побега был уже готов, ему казалось, что малейшее подозрение – и все! Конец! После стольких дней работы, переживаний, страха, он бы не смог выдержать, если бы все пропало впустую. Он бы убил себя! Четыре долгих месяца он правдами и неправдами собирал перышко за перышком, переговаривался посредством перестукиваний с другими узниками тюрьмы. Обманом выпросил у надсмотрщика моток крепких веревочек для скрепления перьев. Прикармливал нескольких голубей крошками от хлеба, сам иногда, оставаясь голодным. Голуби слетались отовсюду и садились на окно, ожидая угощения. Икар просовывал руку сквозь металлическую решетку и щедро крошил хлеб на окне. Один раз его старания увенчались успехом. Ему удалось поймать голубя, и он свернул ему шею, ощипал доверчивую птицу и таким образом получил небольшую кучку отличных перьев для крыльев. Чаще же, голуби при малейшем подозрении взмывали ввысь, и Икар разочарованно смотрел им вслед и думал о том, что возможно пройдут дни или даже недели, прежде чем голуби опять почувствуют доверие к нему и прилетят снова. А так ему удавалось, в лучшем случае, выдернуть одно-два пера из птицы, но он, все равно, очень радовался, когда у него в руках оказывались хоть какие-то плоды его трудов. И вот теперь, после стольких мучений и лишений, нужно было принять окончательное решение – побег или неволя? Икар сделал свой выбор, но ему не хотелось бежать в одиночку. Ему нужен был помощник. А такого пока не было. Отец очень болен. Каждую ночь его мучают приступы кашля, и он харкает кровью. Он очень слаб. Он бы мог, но не сейчас. Ему не хватит сил. А если бы и хватило… Нет! Его сломали. Сломали его: веру в справедливость, веру в свободу, вообще, веру в людей! Он сдался! Старик умирает. Лучше смерть на свободе, чем в тюрьме, но…

Икар устал уговаривать и просить. Может Павел все же согласится? Он должен! Он все понимает! Он не откажется.

Павел поднялся на ноги, прошелся по камере, разминая суставы, затем подошел вплотную к Икару и спросил:

– Ты вправду все рассчитал? Ты не ошибаешься? Мы точно не разобьемся?

Икар посмотрел Павлу в глаза и ответил:

– Я же тебе столько раз объяснял – мы не разобьемся! Вот посмотри …

Тут Икар выбрал подходящую соломинку и стал чертить на грязном полу какие-то линии. Они, то пересекались, то шли параллельно друг другу, то расходились в стороны.

– Вот это – земля. Это – расстояние до нашего окна. Эта линия обозначает начало неба, это – направление ветра. По моим расчетам, мы должны вон за тем холмом, который виден из окна. Все просто. Неужели ты не веришь?

Павел покачал головой и с сожалением ответил:

– Я поверю тебе только тогда, когда мы с тобой будем стоять на земле. Сейчас же ты можешь рассказывать что угодно. Я верю только в то, что у нас с тобой очень большие шансы разбиться в лепешку о плиты тюремного двора. Ты разве не согласен со мной?

Икар опустил глаза и тихо ответил:

– Да, ты, конечно же, как всегда прав. Но если мы не рискнем – мы все равно умрем здесь рано или поздно. Умрем в муках. Посмотри на моего отца, ты этого хочешь!?

Павлу не хотелось смотреть на старика. Он подошел к окну и, глядя в него, бросил через плечо:

– Хорошо, я согласен. Но при одном условии – первым прыгнешь ты!

Икар встрепенулся и радостно воскликнул:

– Для того чтобы ты поверил я готов прыгнуть хоть два раза!

Павел не разделил его радости, а лишь улыбнувшись, заметил:

– Если я увижу, что ты летишь, я тоже прыгну. Два раза рисковать своей жизнью ради одной моей не стоит.

Затем он вернулся к Икару и обнял его за плечи:

– Если то, что мы задумали, удастся – я твой должник на всю оставшуюся жизнь. Но честно скажу одно – я твой должник на всю оставшуюся жизнь. Но честно скажу одно – я очень боюсь. Это очень высоко. Если мы упадем, то наверняка разобьемся насмерть. Шансы выжить – равны нулю.

Икар ничего не ответил. Он и сам это понимал. Но он уже принял решение, и отступать не хотел. Он не трус! И он хозяин своему слову! Сказал – сделал! Назад дороги нет!

– Сынок, пока еще не поздно, одумайся! – послышался голос Дедала. Он уже устал отговаривать сына от сумасбродной идеи, но сам в глубине души понимал – все бесполезно. Люди – не птицы. Боги не дали нам крыльев, значит, не положено нам летать. Ты прогневишь Богов. Это невозможно! Ты погибнешь!

Тут старик заплакал и стал утирать слезы на своем лице, размазывая грязь на щеках и под глазами. Его плечи тряслись и Павлу, вдруг, так стало жаль этого доброго, безобидного старика, что он подошел к нему, сел рядом и тихонько сказал:

– Не плачь, все будет хорошо. Мы выберемся. Мы обязательно взлетим. Не плачь!

Дедал постепенно успокоился и, спустя некоторое время, спросил у Икара:

– Когда вы хотите бежать?

– Сегодня, отец! Когда солнце начнет заходить за горы. Сегодня! Ветер попутный …

Дедал обречено кивнул головой и обратился к Павлу:

– А ты, Павел? Ты тоже решил? Подумай хорошенько. Ты не такой, как мой сын. Он никогда меня не слушал, но ты… Ты умней!

Павел, уже принявший решение, быстро ответил:

– Да, Дедал. Я решил.

Дедал встал на ноги и обратился к ним обоим:

– Тогда дети, я благословляю вас. Видимо, мне суждено умереть в этом проклятом месте одному. Попытайтесь, у вас должно получиться. Вперед!

С этими словами Дедал нагнулся, поднял одну из плит, которыми был вымощен пол в камере, и извлек из-под нее старую рваную тунику, в которую были замотаны две пары крыльев. Развернув сверток, Дедал передал крылья Икару и Павлу и уселся на свое место.

Крылья были особенные, длиной, чуть более, человеческой руки. Они представляли собой несколько рядов разноцветных, скрепленных между собой веревкой и хлебом, голубиных перьев. Конструкция крыльев казалась такой ненадежной и хрупкой, что любая мысль об их использовании в качестве подъемного приспособления, теряла свое значение и казалась абсурдной. Но, тем не менее, они были готовы. Впервые в истории человечества, люди решили посягнуть на святое. На небо! На власть над небом. И это пугало даже больше, чем страх над смертью.

Для удобства, под каждым из крыльев были привязаны по две параллельных веревки для крепления на руках. Как на щите. Ничего не было упущено. Ни одной мелочи. Права на ошибку просто не было!

Наконец, час прощания настал. Для того, чтобы побег стал возможным, в течение последних двух недель, Икар терпеливо, сантиметр за сантиметром расшатывал прутья решетки. В один прекрасный день отверстие для побега было готово! Установив расшатанные прутья так, чтобы не было видно, что их трогали, Икар теперь только ждал, когда можно будет воспользоваться плодами столь трудной работы.

Пора! Медлить нельзя! Стража не должна больше сегодня прийти, но всякое может быть…

Первым надел на руки крылья Икар. Он немного постоял, опустив их вдоль тела, затем взмахнул ними несколько раз и гордо сказал:

– Легкие… легкие и очень удобные. Как у птиц!

Дедал сочувственно покачал головой из стороны в сторону и неуверенно спросил:

– А ты точно знаешь, что они тебя удержат? С виду они такие ненадежные…

Икар посмотрел на него и твердо ответил:

– Да, отец! Удержат. Верь мне!

Затем крылья надел и Павел. Да, очень легкие. Воздушные. К горлу подступил комок. Леденящий ужас медленно расползался по его телу. По спине побежали мурашки. Это же безумие! Мы погибнем! Мы обязательно разобьемся! Павел посмотрел на Икара, и их взгляды встретились. Он тоже очень боится! Но не показывает этого. Ему тоже страшно. Икар отвел глаза в сторону и, как бы сам себя одобряя, сказал:

– Если у нас получится, это будет величайший побег всех времен и народов. Мы прославимся! О нас будут ходить легенды…

Павел криво усмехнулся и, не разделяя мнимой смелости Икара, спросил:

– Ну, что? Пора?

Икар кивнул головой и подошел к Дедалу: