– Понимаете, все дороги в поселок велено срочно перекрывать, – услужливо объяснил капитан. – Я обязан успеть выехать и отвезти ваши данные…

Милиционер запнулся.

– Куда? – поспешил я поинтересоваться.

– На уточнение. – Александр Сергеевич с укором взглянул на болтливого милицейского капитана. – Вам нечего опасаться. Мы больше вашего заинтересованы в полной секретности полученной информации. Если вам неловко надиктовывать на магнитофон в нашем присутствии, мы можем обождать в коридоре.

– Пожалуй, так будет лучше, – согласился я. – Сколько даете на… диктовку?

– Десять минут, не больше.

– Я могу всего и не вспомнить.

– Что вспомните. Остальным займемся завтра.

– А может, все на завтра перенесем, а? Я устал, спать хочу.

– Существуют определенные правила. Не нами они заведены, и не нам их нарушать. Поторопитесь, пожалуйста.

Александр Сергеевич и капитан вышли из комнаты. Я остался один на один с диктофоном. Осмотрелся по сторонам. «Глазок» видеокамеры я заметил не сразу. Он был расположен над окном. Точно посередине оконного проема, под потолком, блеснула маленькая бусинка стекла, вписанная в рисунок обоев. Полный обзор комнаты такой объектив давать не может, фиксирует исключительно пространство возле дверей. Я, имитируя задумчивость, прошелся по комнате. Других подглядывающих устройств не было. Служба безопасности посчитала, что достаточно знать, когда и кто из гостей входит и выходит из номера. Резонно. Нужно будет запомнить на будущее, где в здешних помещениях просматриваемый сектор. Между прочим, мент с Александром Сергеевичем встречали меня, точно вписавшись в зону обзора. Случайно или нет? Думаю, не случайно.

Я включил диктофон и начал рассказывать фантастическую историю о своей жизни. Говорил о том, что я пришелец из космоса, о том, что я киборг, о том, что я потомок царей Атлантиды. Нес откровенный бред, лишь бы что-нибудь говорить, и попутно обдумывал свое положение.

Пришла пора активных действий. Нестерпимо долго я плыл по течению, пришло время брать инициативу в свои руки. Что делать – мне понятно. Весь вопрос в том, как это делать.

Кто я для милицейского капитана и особиста Александра Сергеевича? Крутой мен, вытащивший Папу из более чем непростой передряги и стремительно вошедший в авторитет. Значит, и вести себя нужно как крутой, нагло и уверенно. В конце концов я всего лишь выполняю необходимые формальности. Никому и в голову не может прийти, что бывший бомж, впоследствии мелкий бандит, столь щепетильно оберегает тайну своего настоящего имени.

Я выключил диктофон и громко крикнул:

– Входите! Готово.

Они вошли. Мент забрал у меня диктофон, а Александр Сергеевич извлек из пухлой папки, которую держал до сего момента под мышкой, чистый лист бумаги и коробочку с пропитанным чернилами куском поролона.

– Пальчики, пожалуйста, – попросил Александр Сергеевич. – Все десять. Необходимы четкие отпечатки, прощу вас.

Я послушно оставил отпечатки пальцев и невоспитанно вытер руки о чистое одеяло на широкой кровати.

Рядом с журнальным столиком я давно заметил блестящий металлический чемоданчик типа «дипломат». И вот сейчас Александр Сергеевич поднял «дипломат» с пола, водрузил его на столик, открыл. Листок с отпечатками моих пальцев вместе с диктофоном Александр Сергеевич спрятал внутри, щелкнул замками, набрал шифры, передал чемоданчик в руки капитану.

Милиционер явно искал моей дружбы.

– Не беспокойтесь, – заверил меня капитан. – В чужие руки документы не попадут. Шифр знаем только мы, а если чужой попробует открыть крышку, сработает система самоуничтожения, и все, что внутри, мгновенно сгорит! Ну, до свидания…

Мент протянул мне руку для прощального рукопожатия.

– Ты сейчас на улицу? – спросил я небрежно у капитана.

– Да, меня машина ждет, пора уезжать.

– Вот на улице и попрощаемся. Я тоже выйду, подышать перед сном охота.

Александр Сергеевич и мент озадаченно переглянулись. Распоряжений о том, что я под домашним арестом, не поступало, и в то же время шляться по территории поселка мне вроде бы ни к чему. Самсон при них пожелал мне спокойной ночи.

Ну что ж, ребята, поглядим, хватит ли у вас духу перечить фавориту Императора.

– Пошли, чего встали? Я человек новый, могу заплутать в коридорах. Кстати, закурить у вас есть?

Мент поспешил угостить меня сигаретой, и мы наконец вышли в коридор.

– Ну, веди, Сусанин, – я приобнял мента за плечи. – А зажигалка есть у тебя?

На улицу мы вышли вдвоем – я и капитан. Александр Сергеевич сначала отстал немного, затем как бы невзначай, будто бы так и надо, свернул в одно из коридорных ответвлений. Я не питал иллюзий, что ему срочно понадобилось уединиться в туалете. Стучать на меня побежал, служака хренов. Ну и пусть! Что он скажет? «Стальной пошел на улицу покурить»? И что с того? Мало ли какие причуды могут обнаружиться у фаворита. Папа спит, его по поводу моего перекура тревожить не посмеют. Попробуют связаться с Самсоном? Он, помнится, проверяет сейчас патрули. Допустим, свяжутся, ну, обматерит он перестраховщиков, дальше что? Максимум неприятностей, которые мне грозят, – это негласная слежка. Но пока суд да дело, пока будут связываться, разговаривать, решать, что делать и делать ли вообще, я буду уже далеко…

Всю дорогу я старательно заговаривал менту зубы. Бубнил в ухо о том, что мне понравилось, как он сегодня утром вел себя во время перестрелки, и что за это ему полагается премия, о которой я не забуду переговорить с Папой.

Я вел себя, как и положено крутому. Мало обращал внимания на собеседника, абсолютно игнорировал все, что происходило вокруг.

Между тем мы вышли на улицу. Фонари, венчающие изящные никелированные столбики, не горели. Окна большинства домов зашторены. Режим светомаскировки меня обнадежил, я панибратски похлопал капитана по плечу и вызвался проводить его до машины. Мент не решился мне отказать, заметил только, смущаясь, что он опаздывает, и мы ускорили шаг.

По пути нам попалась группа молодцеватых юношей призывного возраста с автоматами наперевес. Шли они быстро, молча и на нас внимания не обратили, а я все говорил и говорил не переставая, прерывался лишь для того, чтобы затянуться сигаретой. Так мы дошли до машины. Черная «Волга» ожидала возле распахнутых ворот, за рулем скучал шофер, шлагбаум впереди на КПП был опущен.

– …Пришли, кажется, – продолжаю я словоизлияния, не давая милиционеру ни одного шанса вклиниться в мой пространный, бесконечный монолог, – сейчас поедем! Давай я дверцу открою. Садись сзади, и я рядышком…

Наступил ключевой момент моей авантюры. Со стороны должно казаться, что мы с самого начала собирались вместе сесть в машину. Любая заминка может стать для меня роковой.

С ювелирной точностью бью капитана в точку дзинзо, расположенную в области почек. При ударе использую лишь силу кисти. Локоть и плечо правой руки, которой я панибратски обхватил «друга» за талию, остаются неподвижными.

Хвала Будде! Наконец-то я могу замолчать. Беспрестанно молоть чушь мне уже порядком надоело. А вот капитан и рад бы подать голос, да не может – голосовые связки сковала судорога, в глазах муть, в голове хаос. Мне понятно его состояние. Однажды дедушка наказал меня за излишнюю вертлявость во время поединка ударом в точку дзинзо, и я на всю жизнь запомнил, что это такое. Больше я никогда без крайней необходимости не поворачивался к противнику спиной. Научили.

У милиционера подгибаются колени. Плотнее прихватываю его правой рукой, нагибаюсь вместе с ним, свободной рукой открываю заднюю дверцу автомашины. Помогая себе бедром, усаживаю обмякшего милиционера на заднее сиденье, влезаю следом, несколько развязно командую шоферу:

– Поехали, братишка, мы сели!

– Почему вдвоем?

– Не твоего ума дело, ехай давай!

– Ты, что ли, этот новенький, который Папу спас?

– Ну я, какие проблемы?

– Едем, нет проблем.

Приятно, когда тебя узнают незнакомые люди в нужный момент и в нужном месте. Где шоферюга мог меня видеть? Наверное, во время нашего с Папой победоносного возвращения, когда толпа счастливых подданных выбежала встречать воскресшего владыку и нового оруженосца.

Проехав метров двадцать, машина притормозила у шлагбаума.

– Открывай давай, не спи! – крикнул шофер охране на КПП.

– Почему втроем? – Из будки охраны вышел мужик с перебинтованной головой, осветил салон карманным фонариком. – А-а-а… это ты…

– Привет! Узнал? – обрадовался я. – Голова не болит? Извини, земляк, по-другому нельзя было, я за Папу отвечал. Да убери ты свой фонарь! Не жги глаза! И палку давай поднимай, некогда нам!

Меня боялись и уважали. Ушибленный мужик опрометью бросился обратно в будку, запустил подъемный механизм, и, как только шлагбаум приподнялся, шофер до отказа вдавил педаль газа в пол. Отъезд был плановый, и внешние патрули ничем себя не проявили. «Волга» попрыгала по ухабам, благополучно добралась до благоустроенной асфальтовой дороги и помчалась в сторону Москвы.

Как и мент чуть ранее, шофер искал моего дружеского расположения и спешил воспользоваться удачным моментом.

Он незатейливо рекламировал свою пропахшую бензином персону, беззастенчиво хвастался, травил шоферские байки и прозрачно намекал, что лучшей кандидатуры, чем он, на освободившееся после утреннего инцидента со стрельбой место личного водителя Папы мне ни за что не отыскать.

Шофер так увлекся саморекламой, что не заметил странного состояния милицейского капитана. А менту пора бы и очухаться. Двадцать минут уже без сознания.

– Командир, тормозни у обочины, мне отлить надо… Машина послушно остановилась. Я выбрался на еще теплый асфальт. Ни впереди, ни сзади автотранспорта не видно. Ночь, тишина, и только мотор «Волги» исправно урчит под черным капотом.

– Командир! – позвал я. – А ну вылазь, глянь, чего у тебя с задним бампером делается…

– Чего там случилось? – Шофер спешно вылез, обошел машину. – Ничего не вижу…

Я прихватил шофера сзади за шею. Адепты рукопашного боя называют подобный прием «крестьянским захватом». Одна рука сдавливает шею спереди, предплечье другой давит на затылок. Яремная вена – исключительно уязвимая анатомическая деталь. Если ее «перекрыть», через три секунды наступает обморок, через пять – смерть.

Я досчитал в уме до трех, ослабил захват. На дороге шофера оставлять нельзя. Придется поработать грузчиком. Кряхтя от натуги, отволок тяжелое тело на десять шагов в глубь леса. Усадил шофера спиной к дереву, вытащил у него из брюк ремень, крепко привязал аса дорожных перекрестков к толстому березовому стволу. На обратном пути к машине я прикинул в уме, сколько времени понадобится водителю-карьеристу для освобождения от пут. Получалось, что свободу он обретет не раньше полудня. Это меня устраивало.

На улице похолодало, но в салоне «Волги» по-прежнему жарко и душно. Прежде всего обыскиваю милиционера. Приватизирую табельный «Макаров» и бумажник с пачкой долларов, перелистываю паспорт. Меня интересует, по какому адресу прописан капитан. Найдя и запомнив адрес, аккуратно кладу паспорт обратно во внутренний карман форменного кителя. Деньги и пистолет оставляю себе. Перебираюсь за баранку, включаю дальний свет и не спеша еду. Ехал я медленно, искал, куда бы свернуть, где можно спрятаться вместе с машиной, чтобы застраховаться от ненужных дорожных встреч.

Проехав со скоростью велосипедиста два километра, я заметил наконец уходящую вбок лесную дорожку – вполне объезженную и проходимую для легкового автомобиля.

Свернул, проехал еще километр и остановился, выключил фары, заглушил мотор.

Когда я вытаскивал из машины милиционера, он застонал.

– А что случилось? – спросил капитан, открывая глаза.

Он еще плохо ворочал языком, говорил невнятно. Но ничего, процесс пошел, скоро окончательно придет в себя.

– Капитан! Меня помнишь?

– Да, ты Стальной… А что случилось, а?

– Случилось то, чего ты боялся всю жизнь. Стальной – мой оперативный псевдоним, на самом деле я полковник милиции.

– Шутишь?..

– Почему «шутишь»? Что, думаешь, все в ментуре такие, как ты, – суки продажные?

Мы беседовали в полной темноте. Только звезды над головой и серп месяца. Коррумпированный страж правопорядка лежал на травке, приходил в себя после обморока, я сидел рядом на корточках.

– Стальной, я не понял…

– А тебе и не нужно ничего понимать. Будешь делать то, что я прикажу, – останешься жить, иначе… Я несильно ударил его ладошкой по носу.

– Ты чего?.. – Мент попытался сесть. Я не разрешил, еще раз шлепнул ладошкой по носу, чуть сильнее.

– Лежать, мразь! Сейчас ты откроешь «дипломат». Да так, чтобы внутри ничего не попортилось. Усек?

Я встал, повернулся к капитану спиной, собираясь извлечь из машины блестящий хитрый чемоданчик.

Нападения я ожидал. Более того, я его провоцировал. Мент вполне пришел в сознание и не мог не воспользоваться моментом. Как только я отвернулся, капитан вскочил на ноги и схватил меня сзади за шею.

Полчаса назад я «усыпил» разговорчивого шофера с помощью «крестьянского захвата», и сейчас меня душат тем же приемом. Забавно.

Бью каблуком дорогого черного полуботинка по носку милицейских допотопных штиблет. Капитан сдавленно кричит. Когда ломаются пальцы на ноге – это очень больно, сразу обо всем забываешь. Захват на шее ослаб. Бью локтем назад, по ребрам. Когда ломаются ребра – это еще больнее, чем сломанные пальцы. Милиционер падает, катается по земле, подвывая от боли.

Достаю с заднего сиденья «дипломат», усаживаюсь на корточки рядом с милиционером, коротко командую:

– Открывай чемодан и помни о смерти.

Милиционер неловко возится трясущимися руками с замком чемоданчика, набирает шифр. Мягкий щелчок – крышка открылась.

Достаю листок со своими отпечатками пальцев, комкаю его в руке, протягиваю мятую бумагу капитану.

– Ешь!

Он послушно берет с руки бумажный шарик и пытается жевать, а я пока перематываю кассету в диктофоне на начало. Сломался мент! Смирился с действительностью. Ему сейчас на все наплевать, сознание охватила предательская апатия, безразличие ко всему происходящему.

– Слушай внимательно, капитан! Сейчас ты быстро, четко и складно расскажешь, где прячешь деньги, полученные от Папы за доблестный труд.

В глазах блеснула искорка надежды. Продавшийся мафии капитан милиции увидел во мне «своего». Ему сейчас совсем не важно, почему я убежал от Папы, главное, ясно, что мне надо – деньги.

– У меня жена, дочь… – окрепшим голосом произнес капитан.

– Деньги дома, значит, прячешь? Отлично. Расскажешь все честно – семью не трону, обещаю.

Он заговорил. Свой адрес назвал неправильно, соврал. Отлично! А то я уже начал бояться – что мне делать, если мент вдруг назовет, где действительно припрятана его заначка? Не врываться же к нему в квартиру с чулком на голове в самом деле! Между тем мент врал дальше. Шестьдесят тысяч долларов лежат якобы под паркетной доской в комнате у дочки. Интересно, занизил он сумму своих сбережений или нет? И еще ужасно интересно, сколько Папа платит чиновнику в погонах, который «пробивает» по милицейской базе отпечатки пальцев? И на кой черт им понадобилось, чтобы я наговорил на диктофон свою автобиографию? Вполне хватило бы и отпечатков пальцев. Потом можно спокойно «в домашней обстановке» сравнить мою историю жизни с теми сведениями, что хранятся в милицейском компьютере. Непонятно. Множество вопросов без ответов. Правда, вопросов чисто «академических». Некогда мне сегодня разгадывать чужие загадки, я слишком занят собой.

Милиционер замолчал. Вопросительно уставился на меня.

– Отлично, мент! Теперь назови свой номер телефона.

Он назвал.

– А теперь я включу магнитофон, и ты наговоришь на кассету следующий текст: «Дорогая, слушай не перебивая. Сейчас к нам домой приедет один человек, скажет, что от меня, ты его пусти, он пройдет в комнату дочки и…» Ну? Понял, чего говорить? Вместо слова «дорогая» назовешь жену, как ты ее обычно называешь. Уловил суть?

Он все понял. Мы оба прекрасно знали, что с мобильного телефона, который лежал в бардачке «Волги», отсюда до названного милиционером адреса не дозвониться – далеко. Раз я прошу наговорить текст на диктофон – значит, я собираюсь уехать один. А раз я собираюсь уехать один, следовательно, милиционера я в живых не оставлю.

– Не убивай меня. Стальной!

– Не буду, не бойся. На черта мне вешать на себя мертвого мента? Кто поверит, что ты обычный бандит в погонах? И так Папа будет меня искать, не хватало еще, чтобы меня мильтоны искали.

Я говорил искренне. Убивать капитана я не собирался, но совсем по другим мотивам. Мне было важно, чтобы мент смог рассказать заинтересованным лицам про то, как Стальной пытался его выпотрошить. Мне было жизненно необходимо донести до заинтересованных лиц четкую и стройную историю моего побега.

Почему я убежал? Дураку ясно – я не хотел обнародовать свою биографию. Почему крутой бандюга, шутя идущий на мокрое и к тому же вошедший в авторитет, не хочет светиться? Причин может быть сотни. Огромный простор для фантазии. Например, я мог сидеть за изнасилование, и меня опустили на зоне. Папа не потерпит рядом с собой петуха, не пожелает стать объектом для сальных шуток. Петуха просто-напросто зарежут по-тихому, и делу конец. Петушок это понял и поспешил улететь. Можно придумать и другие, более замысловатые причины: я двоюродный брат Мурзика, я внедренный в криминальную среду агент ФСБ, я разоблаченный и разыскиваемый иностранный шпион, я болен СПИДом… и так далее и тому подобное. В любом случае последовательность моих поступков должна быть очевидна для бандитов – испугался, бежал, попытался «облегчить» мента на шестьдесят косых в «зелени». Не получилось, лег на дно.

Простая и понятная схема. А что я не бандит и даже не офицер одной из спецслужб, что я ни по ту, ни по другую сторону баррикад, никому и в голову не придет. Конечно, Папа распорядится о моем розыске. Из принципа и дабы другим неповадно было. Репутацию Властелина необходимо постоянно поддерживать. Остальному криминально-мафиозному миру я неинтересен. Ну сбежал и сбежал, черт с ним, с психом, отморозком и темнилой, без него как-то спокойнее жить. Таким образом, на моем многотрудном пути к долгожданной свободе и безвестности останется лишь одно-единственное препятствие – пресловутый Папа с его непомерными амбициями и диктаторскими замашками. Серьезное препятствие, но преодолимое.

Возможно, я перемудрил и уходить в тень нужно было много раньше. Но, как говорится, что ни делается, все к лучшему. Совсем скоро я надену маску «маленького человека» – неловкого, не приспособленного к жизни недотепы. Я стану полной противоположностью крутому разбойнику по кличке Стальной Кулак, а этот мент, который сейчас смотрит на меня снизу вверх слезящимися глазами, пройдет рядом, толкнет плечом и не заметит. Ну а пока я крут, нужно соответствовать типажу.

– Давай, мент, говори, чего приказано, не зли меня! – Я сунул диктофон под нос капитану. – Будешь тянуть – точно убью!

Я боялся, что он начнет каяться, объяснять, почему назвал неправильный домашний адрес, и поэтому последнюю реплику произнес максимально жестко.

Милиционер начал говорить. Я еле успел нажать кнопку записи. К жене он обратился ласково: «Томчик мой родной» – всхлипнул и попросил принять «блондина среднего роста и нашего возраста» по первому разряду и «сделать все, что он попросит».

– А если я попрошу ее сделать минет? – спросил я, пряча диктофон в карман брюк. – Сделает?

Мент молчал. Он ожидал смерти, он не верил, что я вот так просто сяду в машину и уеду.

Когда я устроился в шоферском кресле и завел мотор, капитана затрясло. Чего он боится? Того, что я раздавлю его колесами? Я дал задний ход.

– Не-ет! Не надо-о! – истошно заорал милиционер.

Я умудрился развернуть автомобиль на узком пространстве между деревьями, орущий бандит в милицейском кителе остался позади. Уезжая, я еще долго слышал его вопли. Надеюсь, он не потеряет рассудок, но форменные брюки запачкает, это точно!