Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Семейная реликвия - Тайник Великого князя

ModernLib.Net / Детективы / Зевелова Елена / Тайник Великого князя - Чтение (стр. 7)
Автор: Зевелова Елена
Жанр: Детективы
Серия: Семейная реликвия

 

 


Не раз рассказывал мне он о легендарном разведчике Кузнецове, с которым вместе в одном партизанском отряде были. Об известном вам Шелепине, в то время комсомольском вожаке, который всех их и направил по комсомольской линии в формировавшийся тогда НКВД отдельный мотострелковый батальон особого назначения, типа спецназа, действовавший в тылу врага, которым руководил из Москвы сам Судоплатов. Знаете такого? Наверняка нет. И я бы не знал, если б Митропольский не рассказал, что именно этот человек организовал ликвидацию Льва Троцкого. Недавно он же поведал, например, мне, когда мы с ним в гостинице жили в Мюнхене, что один из его друзей-омсбоновцев, выдающийся художник Борис Курлик, с которым они довольно часто встречаются, даже отобразил некоторые эпизоды, связанные с участием столичных студентов-добровольцев в обороне Москвы, в своих знаменитых полотнах. К сожалению, говорил Леня, этого художника не очень-то жалуют на родине, потом он еще и крепко пьющий, да бабник большой, еще и беспартийный, что большой минус для его карьеры и творчества. Хотя, судя по характеристике, настоящий мужик. Поэтому Леня все размышлял, как бы помочь этому Курлику встать на ноги, а то, не ровен час, и семья рухнет, и сам пропадет. Меня даже просил посодействовать, используя мой авторитет в нашей республике.
      Разговор спортсменов в маленьком кабачке на стадионе «Пахтакор» продолжался еще довольно долго. Спорили, смеялись, комментировали последние достижения свои и своих соперников, обсуждали выдающиеся достижения в других видах спорта, да и многие события последнего времени в стране и мире. Разошлись только к вечеру, предварительно зайдя по дороге домой в кафе «Ветерок» на крыше ЦУМа в самом центре города и смолотив там не по одному куску жирного торта «Сказка» с несколькими чашками кофе каждый. Молотометатели всегда любили вкусно и сытно поесть и придавали этому немалое значение. Дальше спортсмены сборной страны побрели гурьбой в гостиницу «Ташкент», где они разместились, а ребята, кто трамваем, кто автобусом, разъехались по домам, веселые и довольные интересной и приятной во всех смыслах встречей.
      Через несколько дней сборная страны улетела в Москву. А весь Ташкент потрясла трагическая весть: в своем особняке в Рабочем городке неизвестным преступником, забравшимся в дом через распахнутое настежь окно, был зверски зарезан посреди ночи ножом в сердце всесильный директор мясокомбината Таджибай Пулатов — Герой Соцтруда, богатейший человек республики. Убийцы ничего не взяли и даже не тронули в его доме. Все как было, так и осталось на своих местах. Обнаружила бездыханное тело Таджибая Пулатовича в пять утра в его кабинете в кресле за письменным столом его жена Гульнора-апа, когда занесла ему в это время, как всегда, стакан кислого молока. Ни отпечатков пальцев, ни каких-либо следов борьбы следователи, занимавшиеся расследованием этого дерзкого преступления, не нашли. Рана на теле Пулатова, по версии следствия, свидетельствовала о том, что сильный смертельный удар был нанесен профессионально, причем необычно широким лезвием узбекского ножа с глубокой лункой для крови. Оперативники еще утверждали, что это дело рук человека невысокого роста, обладающего недюжинной физической силой. Судя по всему, Пулатов знал или узнал этого человека и в момент нанесения удара не успел даже вскрикнуть. Однако по расширенным от ужаса зрачкам покойного и сохранившей выражение ужаса маске его лица, как посчитали некоторые криминалисты, он очень испугался своего убийцы. Смерть Пулатова, как сообщили судмедэксперты, наступила мгновенно, так что мучиться ему не пришлось ни секунды. Орудие убийства на месте преступления, вопреки всем правилам, обнаружено не было.
      Согласно утверждениям одного из старых работников республиканского сыска, приглашенного для консультаций в расследовании этого громкого дела, рана была нанесена ножом, которые за последние несколько десятилетий вряд ли производились в республике. Скорей всего, по словам бывалого, опытного оперативника, орудие убийства было чуть ли не исторического происхождения. Такие ножи, тем более с таким широким лезвием, глубокой лункой для крови и заточенные не хуже опасной бритвы, сообщил он следствию, изготавливали по спецзаказам выдающиеся ремесленники-художники, скорей всего в эмирской Бухаре и ханской Хиве. Как правило, они украшались золотом и драгоценными камнями и считались царскими подарками. Да и сталь, использовавшаяся для таких ножей, была или дамасская, или шустовская. Но на версию старого сыскаря внимания никто не обратил, подумав, что в силу возраста он просто давно впал в маразм.
      Наряду с этой потрясшей горожан вестью по Ташкенту поползли различные связанные со зверским убийством слухи и домыслы, распространяемые в основном в среде интеллигенции родственниками и близкими самого Пулатова. Одни «с полным знанием дела» рассказывали своим знакомым, что главной причиной убийства послужили большие деньги, якобы вырученные с помощью бандитов от продажи мяса, «уведенного» с мясокомбината и реализованного на рынках города. Потом заговорили о том, что будто бы Пулатов не вернул взятые на это дело из воровского «общака» средства. Утверждали даже, что один из шефов «крейсера Ворюг», как в народе назвали возведенное из стекла и бетона в районе Старого города здание всемогущей компании «Узбекберляшу», где располагался главный офис Пулатова, не отдал крупные «бабки», причитающиеся за многие совместные делишки и дела, его «крыше», состоявшей из высокопоставленных работников местных органов и воровских авторитетов.
      Согласно другой версии, активно распространявшейся народной молвой, трагедия в доме Пулатовых произошла вследствие кровной мести некоего старого приятеля Таджибая по его бурной молодости, сестру которого Пулатов якобы изнасиловал и бросил, отказавшись жениться, а семью полностью разорил. Самого же товарища юности, подавшего громкий голос протеста, как утверждали злые языки, убиенный директор мясокомбината с помощью связей отца и своих собственных сумел на многие годы упрятать за решетку где-то в центре России. Выйдя через многие годы на свободу по амнистии, тот решил рассчитаться за себя и свою семью сполна.
      Третьи же, как будто бы вхожие в дом Героя Соцтруда, предполагали и говорили своим знакомым о том, что причина жестокой трагедии кроется в предках самого Таджибая Пулатовича Пулатова, влиятельных то ли баях, то ли киргизских манапах, входивших в свое время во влиятельные басмаческие круги Туркестана. Ради серьезных денег, положения и званий, которые они получили в награду от власти Советов, они якобы переметнулись в лагерь красных и сдали им вместе с тайниками оружия и деньгами местонахождение зарубежных басмаческих лагерей и чуть ли не тайники с запрятанным золотом эмира Бухары, сумевшего уйти за кордон от конницы Фрунзе. Эти люди как раз и утверждали: все, что во многом способствовало головокружительной карьере папаши Пулатова и самого Таджибая, и стало причиной внезапной насильственной кончины их могущественного и влиятельного главы рода.
      Спустя неделю Глодов совершенно случайно узнал и другую, потрясшую его не менее, а, может, и гораздо более, чем смерть Пулатова, криминальную новость, заставившую его просто сжаться в комок. После этой вести Слава даже перестал шляться по общежитиям, встречаться с девчонками и участвовать в коллективных вечеринках и прогулках в город. Он даже вообще стал стараться не выходить из дома, все больше посвящал себя занятиям, подготовке к экзаменам, ну и, конечно, тренировкам на стадионе «Пахтакор». Эту ошеломившую его до глубины души весть, которую никто в городе, кроме совсем уж узких кругов, не обсуждал и даже не узнал, сообщил ему бывший школьный товарищ, студент пятого курса журфака ТашГУ Толик Скоробогатов, довольно часто печатавшийся в газетах «Вечерний Ташкент» и «Правда Востока». Трагическое известие Скоробогатов, неплохо знакомый с некоторыми криминальными авторитетами города, поведал Вячеславу, когда они встретились неожиданно прямо возле ворот театрального института и решили съесть мороженое, посидев на скамеечке во дворе вуза.
      В ужас повергло Славу сообщение о том, что в квартире своих родителей ударом узбекского ножа в самое сердце несколько дней назад был убит известный в городе бандитский авторитет Шурка Смагин. Убийство, по словам Толика, было совершено днем, когда родителей Шурки не было дома, и в квартире он оставался один. Особых подробностей он не знал. Знал только со слов своих знакомых, что смерть Смагина наступила мгновенно от сильного, скорее всего, профессионального удара и, судя по заключениям медэкспертов, он даже не успел вскрикнуть. Предполагалось также, что своего палача Шурка знал довольно близко или, скорей всего, узнал его, а может, и сам привел в дом. Но в квартире его родителей ничего не тронули. Еще ему сказали знающие люди, что хотя родителям Смагина соседи и друзья все эти дни выражают «искренние» соболезнования, но, в общем-то, с его, хоть и трагическим, уходом многие люди в городе облегченно вздохнули. Что же касается следствия по его делу, то оно, по мнению этих людей, будет вестись чисто формально и результатов никаких не даст. Своими бесчисленными выходками, бесконечными участиями в погромах и разбоях в городе Смагин до того надоел местным органам МВД, что хоть и такой страшный, но для них это был выход из запутанной криминальной ситуации, связанной с его пребыванием на воле.
      Глодов просто содрогнулся от этого известия и еще от сообщенного вскользь Скоробогатовым факта о том, что орудием убийства Смагина, совершенного с особой жестокостью, скорей всего, был нож исторического происхождения с шириной лезвия чуть ли не в пол-ладони, судя по заточке и лунке для крови, дамасской или шустовской стали…
      А когда утром следующего дня Вячеслав Глодов и другие спортсмены из секции метателей молота пришли на тренировку на стадион «Пахтакор», они никак не могли попасть на склад спортинвентаря. Прождали так битый час, пока не подошел сам Наркас Мулладжанов и еще двое метателей. Дверь склада была заперта снаружи на внушительный амбарный замок, да еще и на ключ внутреннего замка. Бессменного хранителя спортивных снарядов молотометателей старого сторожа Урман-ака, всегда бывшего на месте в это время, как ветром сдуло. Прождав некоторое время, дверь на склад по просьбе тренера вскрыли вахтеры из центрального административного здания стадиона, у которых на все случаи жизни имелись дубликаты ключей от всех замков. Когда же негодующие спортсмены большой оравой вместе со своим тренером, ругающим всеми возможными и невозможными словами бедного старика Урмана, вошли внутрь прохладного деревянного складского помещения, то в отдаленной комнате обнаружили его холодный труп. Урман-ака повесился на металлической струне, одним концом закрепленной на привинченном довольно высоко, почти у потолка, мощном крюке для тяжелых спортивных снарядов. Судя по сообщению милиционеров, вызванных администрацией стадиона, смерть старого кладовщика наступила еще вечером предыдущего дня, так что окаменелое тело его ребята-метатели с трудом смогли снять и даже помогли медикам погрузить на носилки «скорой помощи». Металлический трос же снять не смогли даже они, настолько глубоко он впился в шею, что любое непрофессиональное действие в этом направлении могло оставить мертвого Урман-ака еще и без головы. Был он все в той же, потерявшей от времени вид, узбекской тюбетейке, в своем любимом старом замызганном и потертом за долгие годы халате, надетом на худосочное голое тело, и остроконечных калошах на босу ногу с красным байковым подбоем внутри.
      Когда карета «скорой помощи» с сиреной отъехала от стадиона, а ребята вместе с милиционерами обсуждали случившееся, шумно разговаривая перед дверью склада на улице, Глодов, сделав вид, что забыл что-то в помещении из своих вещей, заскочил в ту комнату, где он застал Урмана со Смагиным, когда тот передал от неизвестного старику ту самую «черную метку», с которой все и началось. Сунул руку в гору хаотично набросанных здесь старых спортивных снарядов, грудой лежащих на дальней полке. Место это он запомнил точно и даже во сне нашел бы его. Но там, к его удивлению, ничего не было.
      В дальнейшем узнал он из рассказов не раз приходивших после этого случая поговорить с метателями оперативников местного отделения милиции, что фамилия Урман-ака, оказывается, была Исмаилов. И то, что до известного национально-государственного размежевания Туркестана 1924 года старого кладовщика звали не иначе как Исмаил-бей. Сопоставив все последние трагические «случайности», произошедшие в городе, с тем, что он видел и слышал на складе у Урман-ака, когда они вместе с метателями сборной страны пили пиво в кафе на стадионе, Глодов пришел к страшным для себя открытиям. Но, прежде всего, он решил окончательно и бесповоротно больше никогда и никому об этом не рассказывать и даже никогда не вспоминать. Вычеркнуть все из памяти. Стереть навсегда.
      Единственно, о чем он вспомнил только, причем сразу же после того, как они с ребятами вышли возбужденные увиденным на складе Урман-ака на улицу, громко обсуждая трагическое происшествие и размышляя каждый по-своему о его возможных причинах, а тренер Наркас побежал вызывать «скорую» и милицию, это были слова, сказанные старым Урманом бандиту Смагину. Они снились ему после этого довольно долго, чуть ли не каждую ночь, а иной раз приходили на память и днем и никак не могли отцепиться. «Запомни, брат, — сказал тогда Урман-ака, с сильным акцентом и подчеркнуто выделяя каждое слово, — гюрза всегда жалит смертельно!»
      Придя вечером домой, он не поленился, не лег как обычно смотреть сериал по телевизору, а достал с книжной полки в кабинете отца том «Большой советской энциклопедии» пятидесятых годов. Открыл его на букву «Г» и прочел емкое, лаконичное содержание интересующего его определения. «Гюрза — ядовитая змея семейства гадюк. Длина до 1,5 метра. В Северной Африке и Юго-Западной Азии; в СССР — в Закавказье и на юге Средней Азии. Укус может быть смертелен для человека». На этом, однако, Вячеслав не успокоился. Он позвонил своему товарищу — студенту мединститута Владимиру Богданову, подрабатывавшему врачом в баскетбольной команде и писавшему диплом как раз по проблемам использования змеиных ядов в лечебно-профилактических целях, и решил проверить у него данные, которые почерпнул только что из БСЭ.
      — Понимаешь, старина, эта змея отличается от своих сородичей еще и тем, что она никогда не предупреждает предполагаемую жертву о своем нападении, — сходу ответил на его вопрос Богданов. — Она бросается на нее внезапно и жалит всегда насмерть. В энциклопедии насчет смертельного укуса сказано довольно осторожно, но я-то знаю, что влечет за собой нападение на человека гюрзы. Страшная змея, поверь моему опыту. Она даже внешне ужасна. Лучше с ней не встречаться. Даже самая ядовитая кобра, и та раздувает свой воротник перед броском, да еще и шипит громко. А эта — нет. Стоит ее как-то побеспокоить, например пройти рядом с ее убежищем, как немедленно последует смертельный бросок. У нас таких целый питомник, расположенный на острове посреди Амударьи, да и на Сырдарье такой есть тоже. Подплывешь, бывало, на лодке, а там длиннющие, жирные хвосты сверху с обрыва висят, греются, заразы, на солнышке. Жутко выглядит. Мы, работая с ними, в скафандры специальные, как космонавты, одеваемся. А потом, заходя в помещение лаборатории, где у них яд берут для медицинских целей, спецконтроль проходим: не дай бог, какая-нибудь маленькая гюрза в складки заберется, тогда конец. Вот так-то, старина. Не пойму только, зачем тебе это все. Ты что, решил профессию сменить, что ли? Или торгануть змеиным ядом намерен, скажем, за рубеж? Сейчас это модно и безумно выгодно, хотя преследуется по закону. Яд их, в крохотных дозах, конечно, эффективен при лечении многих болезней, используется активно в фармакологии для приготовления различных лекарств, растираний и т. д. и т. п. Считай, что это — национальное достояние. Так что не советую такой торговлей заниматься. Это со всех сторон для любителя опасно. Лучше продолжай изучать театроведение, искусствоведение и другие дисциплины, в которых ты дока. Выгодней, спокойней и не грозит ни жизни, ни здоровью, понял? Делай лучше свое дело и не лезь ни в какую коммерцию, чревато, — заподозрив товарища в предпринимательстве, подчеркнул он.
      Дважды объяснять возможность смертельной опасности при встрече с этой разновидностью гадюки Глодову было не нужно. Он и так после слов Богданова все понял прекрасно и сделал для себя ошеломляющий вывод, что следующей жертвой убийцы почему-то обязательно должен стать он. Поэтому Вячеслав загрустил, с головой ушел в институтские предметы, особенно полюбив искусствоведение. Даже ухитрился пересдать те экзамены, по которым в его зачетке за предыдущие годы, насыщенные в основном спортивными тренировками, стоял «уд». А на следующий год, используя возможности, представившиеся студентам многих вузов Ташкента после разрушительного землетрясения, достав по блату справку от городских властей о том, что их квартира сильно пострадала от разбушевавшейся подземной стихии и восстановлению не подлежит, а также взяв соответствующие рекомендации студенческого добровольного спортивного общества «Буревестник», куда он предусмотрительно перешел из «Спартака», в котором ранее числился, перевелся курсом ниже на исторический факультет МГУ. Год потребовался Вячеславу, чтобы успешно досдать недостающие экзамены. Помогло ему и то, что к моменту перевода в столицу в его зачетке стояли только отличные оценки. И то, что спортивные достижения студента вполне годились для влиятельной кафедры физкультуры университета, сразу вписавшей Глодова в состав своей сборной команды.
      Однако, успешно сдав недостающие экзамены и зачеты, он прекратил заниматься спортом, не ходил больше никогда на стадион, заметно набрал в весе, превысив с лихвой сотню килограммов, обрюзг, зато все свободное от занятий время посвящал картинам, выставкам, книгам, ленинке, историчке, в которых просиживал часами, изучая фолианты прошлого. Такое усердие за довольно короткий срок помогло ему приобрести определенный вес в искусствоведческой среде столицы. У него появились новые интересы, новые друзья. С ташкентскими знакомыми Вячеслав общался теперь не очень охотно и крайне редко. Их с лихвой заменили новые знакомые и друзья, в основном одногодки, которых он приобрел, будучи весьма общительным, в МГУ. Среди них его особым уважением пользовался студент пятого курса факультета журналистики, не чуждый, как и он, спорту Олег Потапов и его постоянная подруга — «комсомольская богиня» Ольга Усольцева, вскоре ставшая Потаповой, которая к тому же оказалась землячкой Глодова. Определенные товарищеские и деловые отношения связывали его и со светилом истфаковского искусствоведения Андреем Курликом и многими другими ребятами. В то же время, в ташкентском понимании, настоящей мужской дружбой их отношения назвать было нельзя. Да, в общем-то, Вячеслав в ней больше и не нуждался. В конце пятого курса он женился на своей сокурснице — искусствоведше, жгучей сексапильной брюнетке с выдающимися формами Эмме Прицкер, которая к тому же оказалась дочерью от первого брака известного маршала Советского Союза. Любви особой у них не было, зато брак их оказался достаточно счастливым. Вскоре у них родился сын, которого по обоюдному согласию они назвали Степан. Сам же Вячеслав спустя годы стал довольно известным специалистом по западноевропейскому искусству. К его услугам прибегали многие клиенты в стране и за рубежом, и потому к моменту горбачевской перестройки он уже жил совсем безбедно и, можно сказать, счастливо. С товарищами по факультету поддерживал в основном телефонные контакты, хотя иногда и встречался по случаю в ресторанах или на светских тусовках где-нибудь поближе к Рублевке. О том, что он когда-то видел и слышал на стадионе «Пахтакор» в Узбекистане жарким июньским днем, Вячеслав старался даже не вспоминать. Хотя иногда, особенно темными и холодными зимними вечерами, когда он любил прогуляться пешочком по улице после лекций, которые читал в родном МГУ, ему, правда, казалось, что чьи-то колючие водянистые глаза внимательно глядят ему в спину, что кто-то идет за ним по пятам и даже подслушивает время от времени его телефонные разговоры. В таком случае он непременно выпивал за ужином в кругу семьи ровно три рюмки действовавшего на него лучше снотворного шотландского вискаря «Джонни Вокер», смотрел в обязательном порядке десятичасовую информационную программу НТВ «Сегодня», после чего спал сном младенца до самого утра, даже не переворачиваясь ни разу на другой бок.
      — Очень, конечно, интересно, но зачем ты мне все это рассказал? — спросил его Олег, когда они сидели вместе с Вячеславом в популярном итальянском ресторане «Анджело» и не торопясь доедали содержимое внушительных горшочков с мидиями, сваренными в сырном соусе, обильно запивая свою незатейливую трапезу белым сухим вином. — Ты хочешь, чтобы я сейчас, спустя годы, раскрутил эту историю? Или что?
      — Упаси меня Господь, — ответил как-то лениво, выдавливая из себя одно слово за другим, Глодов. — Мне это совсем не нужно, да и нет в том никакого смысла. Во-первых, понимаешь, кроме тебя мне не с кем было поделиться, даже спустя столько лет. Среди моих знакомых, кроме тебя, у меня нет таких, кто бы всю эту историю внимательно выслушал и дал мне совет. Потом я знаю, что если тебе что-то рассказал, то дальше тебя это не пойдет, могила, и точка. Одни будут смеяться, другие размножат, растрезвонят по всем знакомым. Мне это вовсе не нужно, понимаешь? Ни звон не нужен, ни бесконечные вопросы и расспросы знакомых людей. Но главное не в этом, как ты, видимо, догадался. А в том, что вчера здесь же, в ресторане, я сидел вон за тем столиком с одним своим крупным клиентом, которого знаю еще по Ташкенту, Хайрулло Незаметдиновым. Мы сильно набрались, что, как ты знаешь, не в моих правилах, но тут речь шла о крутой сделке. Так вот, мы собрались было на выход, когда к нашему столику подошел невысокого роста и довольно крепкого телосложения мужчина в белом пиджаке и черных с блестками брюках. Лет ему, наверное, намного больше, чем он выглядит. А на вид так пятьдесят пять, может, ближе к шестидесяти. Ухоженный, гладкий, морщин почти нет. Волосы черные, кудрявые, с легкой сединой, которая его только красит. Лицо довольно напряженное, внимательное, чересчур серьезное. Глаза не улыбаются совсем, когда он улыбается уголками своих довольно противных узких губ. Манеры у него развязные, но не до такой степени, как у некоторых «новых русских», появившихся из самой глубинки. Сам он какой-то странно белесый. Взгляд скользящий, даже скользкий. Глаза жесткие, колючие, но очень внимательные. Издалека он кажется мужиком достаточно привлекательным, а при ближайшем рассмотрении производит просто отталкивающее впечатление. Энергичный, довольно шустрый. Он с виду приветливо поздоровался за руку с Хайрулло и достаточно небрежно со мной и чересчур пристально посмотрел мне в глаза, как будто бы узнал меня. А потом ушел в дальний конец ресторана и сел за столик с какой-то великовозрастной полногрудой женщиной. Больше я его не видел. Однако спросил у Хайрулло, когда мы прощались: кто это такой? Так представляешь, Олег, когда я уже садился в машину, он сказал мне почти шепотом, что это известный в очень узких кругах авторитет из Узбекистана, давно живущий за рубежом, то ли в Греции, то ли на Кипре, Хайрулло не знал. Но известен он с давних времен по кличке Старая Гюрза. Вот в чем дело, понял? Таким я себе его всегда и представлял, только намного моложе. Вот почему я и вспомнил эту историю, старик. Теперь ясно?
      — С тобой все ясно. Выбрось всю эту историческую шелуху из головы. Спокойно иди домой. И больше не занимай себя подобной белибердой. Вот мой тебе совет. Даже если это и есть тот самый Гюрза, в наше время он уже давно не герой твоей повести. А теперь пора домой. Теперь я понял, наконец, почему ты так настойчиво приглашал меня сегодня поужинать именно в этом ресторане, хотя он считается довольно дорогим. По этой самой причине, так ведь? Ну ладно, спасибо, что не забываешь старых друзей, встретимся еще в самое ближайшее время, идет? А кличку эту я, кстати, когда-то в давние времена слышал. Скорей всего, когда приезжал в командировку в Ташкент. Посмотрю свои старые записные книжки, проверю. Потом тебе обязательно позвоню. Это будет, конечно, не сегодня, а через пару-тройку дней. Так и порешим. А дальше покумекаем, как быть и что делать. Все, Слава, мне пора.
      На этом они расстались. По дороге домой Олег еще раз вспомнил рассказ Глодова со всеми подробностями и на самом деле, как и обещал несколько дней назад тестю, решил прошерстить свои старые записные книжки поближе к воскресенью, чтобы можно было читать записи, не торопясь и не ограничивая себя временными рамками, хоть до утра, что совершенно невозможно, если торопишься к девяти на работу.
      «Гюрза, гюрза, гюрза… На сто процентов убежден, что слышал эту противную и страшную кликуху. Но в связи с чем и когда, хоть убей, не помню. Не связано ли это с Великим князем Николаем Константиновичем Романовым? Возможно, ниточки ведут аж туда. Хотя стоп. Глодов упомянул мимоходом Вогеза. Вот это уже теплее. Ладно, почитаю, разберусь», — решил он, подъезжая к своему дому на юго-западе.

Глава четвертая НАХОДКА ШТУКАТУРА ХОДЖАЕВА

      Олег получил приглашение на торжественную церемонию в Патриаршие палаты Московского Кремля недели две назад и серьезно готовился к этому важному мероприятию. Во-первых, на нем должны были присутствовать, судя по информации в печати, самые важные чиновники и даже высшее руководство государства. Во-вторых, ему самому такие события, связанные с отечественной историей и ее современным продолжением, всегда нравились. А уж это, на которое его пригласил старый приятель и друг их семьи Дмитрий Десятов, учившийся когда-то даже в аспирантуре под руководством его тестя, историк от Бога, профессионал высшей пробы, всю свою сознательную жизнь проработавший в Кремле и знавший там каждый камень, он игнорировать просто не мог ни в коем случае. К тому же, судя по списку приглашенных и регламенту церемонии, все должно было быть чрезвычайно интересно и познавательно во всех смыслах. Немало приятных неожиданностей и даже предложений он ожидал и от заключительного фуршета, на котором Десятов, которого в их доме всегда ласково звали Викторович, обещал его познакомить со многими видными историками страны — архивистами, геральдистами и представителями других достаточно редких направлений в изучении наследия Клио.
      Вечером, поговорив по телефону с Десятовым и пообещав ему не опаздывать, Олег тут же, не откладывая на утро, повесил на кресло свой черный в двухцветную полоску костюм, нагладил черную фирменную рубашку и приготовил желто-черный галстук «Босс». В таком виде он выглядел современно и строго, как раз вполне подходяще для такого торжественного мероприятия.
      Собрался он довольно быстро. Наспех перекусил тремя тоненькими блинчиками с красной икрой и чашкой кофе. Потом разбудил жену и, сказав ей, что сегодня будет поздно, помчался вначале на работу, а уж оттуда, к полудню, в Кремль.
      — Ты только не забудь, если представится такая возможность, спросить и о Спасе. Кто знает, возможно, какие-то дополнительные данные, для нас очень важные, можно будет узнать и там? Во всяком случае, не забывай об этом и не увлекайся разговорами на фуршете, а то точно все на свете забудешь. А еще лучше посоветуйся с Десятовым, он-то уж точно что-нибудь да знает об этом, — успела сказать Ольга, протирая глаза и закрывая за Олегом входную дверь.
      — Будь спок, я-то уж не забуду, — ответил скороговоркой Олег и махнул на прощание жене уже чуть ли не от лифта.
      Мероприятие в Кремле организовала к этому времени ставшая довольно широко известной и популярной в стране и за рубежом Гильдия поставщиков Кремля, к которой Десятов имел некоторое отношение и в силу своей исторической специальности, и как энтузиаст, всегда с большим интересом относившийся к возрождению вековых традиций. Вместе с другими исследователями и знатоками он несколько лет назад вошел в инициативную группу патриотов из самых разных сфер деятельности, которым была небезразлична судьба Отечества. Благодаря их усилиям и начала возрождаться традиция поддержки российских производителей и поставщиков товаров и услуг — ее итогом и стало создание этой гильдии. Их стараниями она стала, по сути, правопреемницей и даже продолжательницей существовавшего когда-то в императорской России объединения «Поставщиков Двора Его Величества», брэнд которого со временем ничуть не потерял своей мировой цены. Дело в том, что входившие в объединение предприятия и фирмы не только получали в те годы уникальное право изображать на своих фирменных этикетках, упаковках, визитках, лейблах, вывесках и прочей атрибутике стилизованный государственный герб России — двуглавого орла со скипетром и державой, но и получали выгодные государственные заказы, а также поддержку в ведении всех экономических дел, в том числе и вне пределов России. Эту-то замечательную традицию и решили возродить объединившиеся в гильдию кремлевские энтузиасты, в рядах которых Десятов, хотя и отошел от этого дела в силу занимаемой им важной государственной должности, играл далеко не последнюю роль. Во всяком случае продолжал живо интересоваться их деятельностью и при случае всегда помогал товарищам, занявшимся далеко не безуспешным и даже процветающим на ниве всевозможных экономических реформ государственно-коммерческим делом. А о несомненных успехах дела и свидетельствовала торжественная нынешняя церемония в Патриарших палатах Московского Кремля, на которую пригласили Олега. Она как раз и была посвящена третьей годовщине создания гильдии.
      Церемония потрясла даже видавшего виды Олега своей помпезностью и респектабельностью. Прапорщики из охраны Кремля, переодетые в парадные одежды времен императорской России, в напудренных париках и стилизованных башмаках с огромными пряжками смотрелись в таком одеянии весьма внушительно. А уж на фоне блещущего красотой и богатством интерьера кремлевских палат внушали, как и задумывал Николай Первый, построивший Большой Кремлевский дворец в качестве парадной резиденции Императора России в Первопрестольной, мощь и величие Третьего Рима.
      В таком же ключе были выдержаны и высокопарные, напыщенные речи участников и организаторов торжественного мероприятия. Затем от имени Совета Федерации участникам были вручены возрожденные два века спустя почетные знаки званий гильдии. А вслед за этим стали торжественно зачитывать поздравления первым номинантам этих званий. Их прислали и Председатель Совета Федерации, и заместители Председателя Правительства РФ, и руководство Федеральной службы по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека, незадолго до этого запретившей, заботясь о здоровье россиян, продавать грузинские вина и минералку «Боржоми», и многие другие, как принято говорить, официальные лица.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17