Глава 2

Дамуазо

Рено, знакомый лишь с весьма скромным городком Шаторенаром, не отличавшимся ни размерами, ни роскошью, полюбовался по дороге Сансом, его пятью старинными аббатствами и новым великолепным собором, где десять лет тому назад король Людовик обвенчался с Маргаритой Прованской. Но ждал Рено только Парижа. Парижу не было равных. Рено его ждал, как чуда.

А пока его радовали луга, пашни и солнечная погода, которая, став мягче после Санса, обещала скорую и щедрую весну. Леса, рощи, фруктовые деревья в садах уже не чернели голыми стволами, а покрылись легкой зеленой дымкой. Пастбища в долинах светились нежной травой, склоны гордились тщательно обработанными виноградниками. Чем ближе путники подъезжали к столице, тем чаще попадались им навстречу зажиточные и процветающие городки, деревни и аббатства. По мере продвижения вперед – на путешествие у маленького отряда ушло без малого четверо суток с ночевками в монастырях, принадлежащих их же ордену – одну ночь, например, они провели в монастыре в Дормеле, – в них крепло убеждение, что французское королевство живет в покое и мире под управлением мудрого государя. И когда перед их глазами показалась столица, Рено издал восхищенное восклицание, залюбовавшись мощной крепостной стеной из белого камня, которой Филипп Август окружил свой город. Брат Адам поведал юному спутнику, что в стенах проделано целых двадцать ворот и что круглые сторожевые башни надежно охраняют город.

Белая прочная лента крепко держала в объятиях букет колоколен, башен и башенок, что тянулись вверх над красными островерхими крышами с ажурными щипцами. Сена, которая делила город на две части, выглядела как муаровая лента. В глубине, на холме виднелись мельницы, чьи крылья весело вертелись, словно подгоняемые шумом и гамом многочисленных строек, криками разносчиков, скрипом телег и повозок, цоканьем лошадиных копыт, звоном колоколов, словом, жизнью большого города, занятого повседневной работой.

Наши путники въехали в ворота Сен-Жак по подвесному мосту между двумя круглыми башнями с бойницами и начали продвигаться по довольно широкой улице, которая вела к реке мимо величественного монастыря братьев-якобинцев. Рено поразило, что ехали они не по привычным рытвинам, твердым в сухую погоду и вязким в сырую, а по гладким каменным плитам.

– До чего же красиво! – воскликнул он. – Неужели весь Париж вымощен камнем?

– К сожалению, нет, – вздохнул брат Адам. – Король Филипп Август, дедушка теперешнего нашего короля, Его Величества Людовика по счету девятого, намеревался замостить весь город, но времени у него не хватило. Только две самые большие дороги, что перекрещиваются у Сены, покрыты камнем. Одна ведет от ворот Сен-Жак, которые находятся на юге, к воротам аббатства Святого Дионисия, которые находятся на севере, а другая – с востока на запад, от ворот Сент-Оноре к воротам Сен-Антуан. И это можно считать великим свершением, ведь и жизни королей, как и всех прочих смертных, положен свой предел… Сын Филиппа Людовик VIII Лев занимался не мощением улиц. Он много воевал, да и царствовал всего три года. Наш государь не унаследовал его воинственного пыла, и мы восхищаемся им за другие деяния. Сейчас мы с вами едем по кварталу, где обучаются школяры, и, должен сказать, не всегда наукам. А вот за тем мостом, который называется Малый мост, виден остров Ситэ. Там находится дворец короля, все присутственные места, королевский сад, королевские башни, а на другом конце – великолепный собор с двумя прямоугольными колокольнями из белого камня, которые так и сияют на солнце, – это собор Парижской Богоматери. Строительство его закончили всего шесть лет тому назад, и теперь мы можем любоваться этим чудом. Три его портала и верхняя галерея украшены золотой росписью.

С Малого моста, по которому вскоре двинулись их лошади, виден был не весь собор, а только две башни-близнеца, вздымавшиеся к небу. Рено смотрел вокруг и не переставал удивляться. Когда дорога свернула к королевскому дворцу, он был потрясен еще больше, заметив огромное количество народа, суетившегося за оградой, – не иначе там шло большое строительство. Так, во всяком случае, ему показалось. И снова брат Адам просветил его:

– Король возводит часовню, великолепнее которой не будет на свете, потому что в ней будет храниться терновый венец и другие святыни, принадлежавшие Господу нашему Иисусу Христу и сопровождавшие его во время крестного пути. Наш король выкупил их в Венеции.

– Выкупил? – не поверил своим ушам Рено. – Разве можно покупать и продавать святыни?

– И не такое случается! Бедный король Бодуэн II, о котором брат Тибо вам уже рассказывал, так нуждался в деньгах, что заложил святыни венецианскому ростовщику-еврею Никола Керини. Король Людовик выкупил их, и теперь они во Франции. Это случилось пять лет назад, и Людовик встречал их в Сансе, а потом нес их вместе с братьями в Париж.

– Но подлинного Креста Спасителя среди них не было! – воскликнул Рено.

– А я разве что-то об этом сказал? – покачал головой брат Адам. – Среди святынь была разве что небольшая щепка от святого древа, но ничего похожего на тот… в чью тайну вы теперь посвящены…

Рено почувствовал, что будет лучше, если они сменят тему.

– Судя по тому, что говорил сир Тибо, император сейчас у себя в Константинополе.

– Уже нет. Он был там, но уехал. Скорее всего он у Его Святейшества папы.

– А почему он так много путешествует?

– Потому что всегда нуждается в деньгах. Думаю, он самый нищий государь на свете.

– Император Константинопольский? А я-то думал, что богаче его никого на свете нет!

– Времена царствования великолепных Комнинов, увы, прошли. С тех пор как дож Венеции воспользовался Четвертым крестовым походом и завладел государством, именовавшимся Византийской империей, дела его пошли намного хуже. Ваш родственник, Бодуэн де Куртене, который в настоящее время занимает императорский престол, вынужден в поисках денег постоянно прибегать к крайним средствам. Он даже намеревался продать свои родовые земли, но король запретил ему, и тогда он вынужден был сделать своей наследницей свою юную супругу Марию, дочь Жана де Бриенна. А деньги он получил, заложив свой маркизат Намюр нашему королю. Несчастный император ведет нескончаемую войну с двумя мятежными партиями греков, которых ограбил дож и которые хотят вернуть себе Константинополь. Думаю, Бодуэн не замедлит вскоре опять пожаловать во Францию в надежде на радушную встречу, добрый совет и… конечно же, денежную помощь.

– Нет большего удовольствия, чем беседовать с вами! – воскликнул Рено. – Мне кажется, вам известно все!

– Я долго жил, много видел и много чего узнал, – улыбнулся брат Адам. – К тому же орден хочет быть в курсе всего, что происходит между королевством Иерусалимским, где находится его главный дом, и остальными странами. А что там за потасовка?

При въезде на мост, который вел с острова Ситэ на правый берег Сены, затеяли драку два носильщика, и судя по затрещинам, которые они отвешивали друг другу к великой радости зевак, всегда охочих до подобных зрелищ, основания для драки у них были весьма серьезные. Зевак вокруг драчунов становилось все больше, но дело было не слишком серьезным, так что дворцовая стража не спешила вмешиваться, сообразив, что тамплиеры, торжественно следующие по направлению к мосту, быстренько наведут порядок. И правда: толпа сразу же расступилась, пропуская рыцарей-монахов. А забияки, поклонившись тамплиерам с величайшим почтением, отправились выяснять отношения на набережную. Отряд тамплиеров вступил на мост – прочный деревянный настил, опиравшийся на мощные опоры, по обеим сторонам которого выстроились мельницы.

Не столько драка, сколько вежливость драчунов весьма позабавила Рено.

– Чего-чего, а этого я от них не ожидал, – признался он.

– Меня их поклон удивил меньше, чем вас, – улыбнулся брат Адам. – Не знаю, влияние ли это короля Людовика, которого многие уже называют святым, но с тех пор, как он царствует, парижане, похоже, дали себе зарок стать самыми вежливыми людьми на свете.

– Но эти двое обменивались между собой отнюдь не любезностями…

– Вражда тоже должна найти себе выход… И потом, я же не сказал, что парижане стали святыми!

В конце Большого моста высилась мрачная и неприветливая крепость, древняя и суровая, именовалась она Шатле и служила одновременно и жилищем прево, и тюрьмой. Пожалуй, Шатле была единственным темным зданием в этом светлом и праздничном городе, где все вокруг или строилось, или казалось только что построенным. А вот и еще одна крепость. Охраняя левый берег Сены, высоченный донжон с тремя рядами крепостных стен с боевыми башнями выглядел очень грозно, зубцы его, казалось, ощерились против самого неба.

– Лувр! – сообщил командор. – Филипп Август – да, да, снова он – хотел с помощью этой крепости защитить Париж от англичан, которые владеют землями в Нормандии, а она не так уж далеко от Парижа. Теперь вы видите, что короли у нас – не какие-нибудь мелкие сеньоры!

Миновав мост и мельницы, работавшие с оглушительным шумом, путешественники оказались в самой оживленной части города. Здесь теснились вперемежку особняки, домишки, мастерские и лавки, не говоря уж о большом рынке, который прозвали Чревом Парижа. Повернув направо, шестеро всадников выехали на Гревскую площадь, где совершались публичные казни и куда выходил фасад красивого здания, известного под названием Бюргерский зал – в нем располагалась гильдия самых богатых купцов, присвоивших себе право перевозить товары по Сене, Уазе, Марне и Йонне. За ним виднелась церковь Святого Жерве и больница Святого Анастасия, где монахи-августинцы лечили неимущих. Неподалеку от больницы располагалось и подворье тамплиеров – высокий дом на берегу Сены[5]. Рено оглядел его с неподдельным изумлением.

– Неужели здесь располагаются рыцари-храмовники? Оно куда меньше, чем ваш монастырь, мессир.

– Поэтому в ближайшее время у нас будет другая, гораздо более просторная обитель. Четыре года назад орден купил неподалеку отсюда приличный кусок земли, где чего только не было: и болота, и пески, и непролазный лес, но за это время его обработали и подготовили для строительства. Вскоре мы там возведем красивый замок с крепкими стенами, башнями и могучим донжоном, где сокровища ордена будут в большей безопасности, чем сейчас. Парижане – народ горячий, тут может всякое случиться. Замок будет достойным местом для главного монастыря тамплиеров во Франции. А пока нам довольно и этого.

Ненасытно любопытный Рено очень хотел бы узнать, что имел в виду брат Адам, говоря о сокровищах ордена, – его богатства или святыни, привезенные из Святой земли? Но он вовремя удержался, почувствовав, что ему все равно не ответят. К тому же брат Адам привлек его внимание к новехонькому, вернее, даже еще недостроенному особняку, что красовался рядом с больницей Святого Анастасия:

– Обратите внимание – парижское жилище барона де Куси. Вы там будете завтра, если все сложится удачно.

– Иными словами, если он примет меня на службу? А… если не примет?

– Я буду крайне удивлен.

Молодой человек немного успокоился. Королевская столица заворожила его, и он очень хотел бы здесь остаться. Очаровали его не роскошь, не богатство, а жизнь, которая кипела вокруг. Закружиться в этом водовороте было бы… было бы… так захватывающе! Да, именно захватывающе, он нашел правильное слово!

Удивительно ли, что в эту ночь Рено не сомкнул глаз, лежа в келье обители тамплиеров, где сто лет тому назад Томас Беккет обрел убежище, спасаясь от гнева английского короля Генриха II? Рено размышлял. В случае, если барон де Куси откажется принять его на службу, он не видел для себя иного выхода, кроме вступления в ряды ордена тамплиеров, – но этого ему не слишком-то хотелось после того, как он встретился с Парижем. А что, если странный император, о котором рассказывал брат Адам, уже приехал в столицу? И, может быть, можно поступить на службу к нему? Но если Бодуэн и в самом деле так беден, то вряд ли у него возникнет желание отягощать себя каким-то там дальним родственником. А оказаться нищим в свите нищих? Нет, такое будущее тоже сулило мало хорошего…

Чего только не передумал Рено за долгую ночь. И немного угомонился только тогда, когда вспомнил, что пока еще с ним рядом брат Адам, а он не из тех, кто способен бросить его на произвол судьбы. Судя по обращению, брат Адам пользовался большим уважением в ордене. Интересно, его просто уважают или он обладает большой властью? В парижской обители брата Адама встретили так, словно сам великий магистр прибыл из Иерусалима во Францию, и Рено сообразил, что для подобного почета только лишь почтенного возраста маловато.

На следующее утро после мессы Рено с колотящимся сердцем вошел следом за братом Адамом в парадные ворота особняка барона де Куси. К особняку вела яблоневая аллея, и Рено, шагая по ней и любуясь прекрасным зданием, забыл о своем волнении. Выстроенный из прекрасного белого камня, украшенный розетками над окнами, особняк мог быть дворцом какого-нибудь принца. Под стать внешнему виду было и внутреннее убранство особняка – настенные ковры, резная мебель из темного дуба, горки с великолепной серебряной посудой и хрустальными кубками, оправленными в золото. Плоские шелковые и бархатные подушки покрывали табуреты, выстроившиеся по обе стороны от камина, украшенного гербом де Куси, а в камине пламенели ароматные смолистые дрова из сосны и бука. Красивые черное-красные плитки пола были посыпаны сухой травой. На небольшом возвышении стояла кафедра из черного дерева под балдахином, а рядом с ней стол, покрытый пурпуровым бархатом, за столом сидел и что-то писал богато одетый мужчина. Зрелище удивительное! Родовитые сеньоры брезговали обычно пользоваться пером и чернилами, поручая это дело писцам. Но на этот раз писарь при виде гостей отложил перо в сторону и направился им навстречу, раскрыв объятия:

– Брат Адам! Какая радость принимать вас у себя, радость, которая выпадает мне так редко! Мы так давно с вами не виделись!

– В мои годы не путешествуют, барон Рауль. А время течет так быстро! – отвечал командор, усаживаясь в кресло, к которому подвел его хозяин. Рено скромно остался стоять за спинкой кресла. И воспользовался своим положением, чтобы как следует рассмотреть того, кому скоро ему предстоит служить.

Барон был невысок, худощав, хорошо сложен; его красивое лицо отметили несколько выразительных морщинок, говоривших о натуре страстной и впечатлительной. На вид ему было лет тридцать. В то время как брат Адам рекомендовал своего юного спутника, темные глаза барона внимательно рассматривали Рено и стали еще внимательнее после того, как барон услышал его «родословную».

– Один из Куртене, воевавших на Святой земле, ставший затем тамплиером… и очень знатная дама, если я правильно понял?

– Королевской крови, сир Рауль. Однако вам придется удовольствоваться этим, так как о ней я больше вам ничего не скажу.

– Разумеется, по-другому и быть не может. При такой родовитости незаконное рождение никто не может поставить в упрек. Имеет значение только кровь, текущая в жилах. Я буду счастлив взять молодого человека к себе на службу. Тем более что сейчас мы находимся в немалом затруднении. Дамуазо, который служил моей супруге, госпоже Филиппе, недавно скончался… при очень скверных обстоятельствах. Она так потрясена этим и находится в таком горе, что не хочет и слышать ни о ком другом. Она отвергает всех, кого бы я ни предложил. Но может статься, вы ей понравитесь.

– Дамуазо? Кто такой дамуазо? – осмелился вступить в беседу Рено, который не знал такого звания, но оно ему не слишком понравилось, показавшись слишком женственным.

Барон улыбнулся и благожелательно объяснил:

– Дамуазо – это молодой дворянин, сирота, у которого нет феода и который еще не посвящен в рыцари, но ожидает посвящения. Молодой дворянин с землями и вассалами носит титул башелье. Вы… удовлетворены?

Покраснев до корней волос, Рено ограничился вежливым поклоном, зато брат Адам задал новый вопрос. Он знал, кого называют дамуазо, но хотел узнать, отчего он умер.