Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Мастерская человеков

ModernLib.Net / Зозуля Ефим / Мастерская человеков - Чтение (стр. 5)
Автор: Зозуля Ефим
Жанр:

 

 


      - Совершенно верно. Но вы забываете, что нам нужны деньги. Мы еще пока на нелегальном положении. Надо же с кого-нибудь начинать.
      - Так начали бы с каких-нибудь интересных людей. Они же окупятся быстрее. Во всяком случае, у вас есть возможность изучить в человеке то, чего никак не схватишь в жизни. Вы можете человека разобрать не только по косточкам, но и по клеточкам и разузнать, если не все, то многие его свойства. В частности, вот эта проблема авторитетности меня очень интересует. Жаль, что вы меня отправляете. Скажите, пожалуйста, нельзя ли какнибудь остаться у вас?
      Пока говорил гомункулус, Капелов смутно думал, что именно такого человека не хватает Мастерской. Он нисколько в эти мгновения не раскаивался, что переборщил, может быть, с эликсиром интеллектуальности. В самом деле, Латун совершенно не заботился о том, чтобы Мастерская имела мыслящих работников. Сам он неизвестно что собою представлял. Кнупф, Ориноко и Камилл определенно ничего собою не представляли. О себе же Капелов не хотел подумать, чтобы тоже не прийти к малоутешительным выводам. Его раздирали какие-то чувства; сладостные и горькие спазмы часто хватали его за горло и заставляли глаза наполняться слезами; он покрывал бумагу какими-то записями. Но, так или иначе, он всего только недавний служащий чайной фирмы, и в общем подумать как следует о том, что такое человек, в Мастерской было некому. Латун был прав, когда говорил: "Мы-ремесленники". Действительно, он свое открытие сразу повернул в коммерческую сторону и превратил Мастерскую в лавочку.
      Однако что делать с этим заморышем? Оставить его сейчас невозможно. Это во всяком случае. Если Латун узнает о количестве потраченного на него эликсира, он совершит нечто непоправимое.
      - Вот что, - сказал Капелов, подойдя к своему созданию и похлопывая его по плечу. - Я, откровенно говоря, рад, что создал вас. Даже горжусь. Правда, я еще не знаю, что вы собою представляете. Ваши рассуждения пока странноваты. Но не в этом дело. Латун учил меня не считать человека сейчас же после создания законченным. Он должен еще, так сказать, просохнуть, отстояться, тут могут быть еще всякие химические процессы, которые могут произвести существенные изменения, но, во всяком случае, мне. кажется, что в вашем лице мне удалось создать нечто такое, что нам пригодится. Если хотите жить - храните тайну, что я вас сделал. Это -вопервых. Во-вторых, сейчас уходите, найдите себе какоенибудь занятие. Мы на днях переезжаем в новое помещение, принятые заказы выполним, на вырученные деньги приобретем новые материалы, все эти эмульсии и эликсиры, старик перестанет сходить с ума от скупости, и я постараюсь так или иначе свести вас с ним и - если будет возможно - устроить у нас в Мастерской. Хорошо? Откровенно говоря, меня тяготит одиночество, а с вами, мне кажется, и поговорить можно, и, кроме того, ведь я вас создал! Вы мой первенец. Это кое к чему обязывает меня, а также, надеюсь, и вас. Не правда ли? Первенец Капелова кивнул головой и вышел.
      - Придумайте себе какое-нибудь имя и фамилию,- крикнул ему вдогонку Капелов.
      Глава одиннадцатая
      От желания - еще недавно им всецело владевшего - сделать самостоятельно жениха для девушки Капелов отказался. Это было слишком рискованно. Получалось совсем не то, что нужно. Каждая работа оказывалась совершенно неожиданной, нисколько не соответствующей плану. Великое счастье, что он разделался с чудовищем, еще большее счастье, что во втором случае катастрофа не повторилась. Но, так или иначе, заказ не выполнен, а материалов истрачено много. У Капелова не было никакой уверенности, что и в третий раз не получится нечто еще более неожиданное. Материалов было очень мало. Он и так не знал, как покрыть недостачу. Он допил в эликсир еще воды... Что из этого выйдет, он не представлял себе и даже боялся думать...
      Наконец он сказал Латуну;
      - Господин Латун, я приготовил все материалы. Следовало бы сделать жениха для девушки.
      И, выражая полную лояльность, соединенную с умеренной инициативой, он добавил:
      - Я купил справочник, сборник биографий разных писателей. Мы сможем, если вам будет угодно, воспользоваться некоторыми чертами...
      - Ну что там - чертами! - недовольно проворчал Латун. - Писателей мы будем делать в свое время - тогда разберемся в чертах. Подробно и как следует. А теперь сделаем кого-нибудь подешевле - по образцу тех, кого мы наметили на концерте.
      Капелов не возражал. Латун был раздражен, завязался бы опять озлобленный спор. Да и не все ли ему равно, в конце концов? Пусть будет кто угодно. Вряд ли девушка будет очень уж разочарована.
      - Ну ладно, - как всегда, в последнюю минуту уступил Латун. - Сделаем по второму образцу и впрыснем в него чуть-чуть литературных сонов...
      - А из чего они составляются?
      - Это различно. Весьма различно. Прежде всего, конечно, эликсир интеллектуальности, но его я не дам. Дудки! Обойдемся. Я знаю примеры, что многие достигали славы и хорошо зарабатывали и без этого. Ну, разве одну-две капли, не больше. Затем уксус, соляная кислота, вот эта черная жижа. Я еще сам хорошенько не знаю, из чего она состоит, но она хорошо развивает зависть; зависть маленькому писателю совершенно необходима, ведь он живет ею, питается ею, как хлебом; ну еще там чего-нибудь...
      - А таланта?
      - Таланта? Честное слово - лишнее. Ничего это ему не даст. Это обуза. Загрызут. Лучше сделаем ему седалищный позвонок покрепче, а также ноги. Пусть сидит и пишет, ходит по редакциям. Без крепких ног писателю не прокормиться. Вот и все.
      - А что он будет писать?
      Латун преувеличенно изумился и пожал плечами.
      - Вы вечно задаете свои удивительные вопросы! А откуда я могу это знать! Будет что-то писать или не писать - какое мне дело! Как будто важно, что они там пишут. Если попадет в моду - будут читать, и все будет казаться интересным, а не попадет в моду - все равно не будут читать.
      - Господин Латун. Вы говорили, что нам нужен человек для составления каталога - этакой широкой галереи типов современности. Может быть, раз мы уже все равно потратим материалы, не используем ли для этой цели этого писателя? Мы и деньги за него получим от заказчицы, а потом используем...
      - О нет! Для этого нужен настоящий глаз, опыт, ум, совсем другой материал! С какой стати мы будем тратиться неизвестно на что! Нет! Такого мы найдем, а этого давайте сделаем поскорее и избавимся.
      Они принялись за работу.
      Работа была несложная. Не зная того, что Капелов уже создал двух людей и у него был опыт, Латун похвалил его за понимание дела и несомненные способности.
      Ободренный похвалами, он работал еще ловчее и точнее, но, когда дошло до смачивания мозга эликсиром интеллектуальности, когда Капелов увидел этот большой красивый мозг, который должен был ороситься всего только одной-двумя каплями к тому же не полноценного эликсира, а дважды разбавленного в свое время водой, он не выдержал...
      И природная добросовестность, и доброжелательность, и простое опасение, что они создадут идиота, заставили его решиться на обман.
      Когда Латун отвернулся, он собрался влить побольше капель чудесного эликсира, но это ему не удалось. Латун не вовремя оглянулся, бросил укреплять сухожилия на ногах, сказав: "Хватит, для кабаков и редакций достаточно", и, приблизившись к Капелову, четко отсчитал:
      - Ну лейте: одна капля, две и-стоп! Теперь осторожно поставьте на место эликсир и давайте череп.
      Капелов, растерянный и удрученный, повиновался.
      Латун быстро составил кости, подпилил слегка лобную, сказав: "Пусть будет побольше, для вида-все-таки писатель", и приказал:
      - Скорее шлем. Надо кончать.
      Капелов принес все тот же шлем - другого не было, - и Латун ловко натянул его на еще мягкие от долгого кипячения в особом составе кости.
      Удрученное состояние Капелова усилилось. Он чувствовал себя как человек, опоздавший на похороны друга. Нужно сказать прочувственную речь, все, все высказать о друге над свежей могилой, но все разошлись, никого у могилы нет. Кладбище пусто, темнеет и идет дождь.
      Он посмотрел на Латуна, как лунатик, посторонним взглядом, и Латун спросил:
      - В чем дело? Что это вы? Болит что-нибудь?
      Капелов махнул рукой.
      - Нет. Ничего не болит.
      - Когда придет девушка?
      - Завтра.
      - Ну, ладно. Завтра и оживим его. Как вы думаете, не протухнет?
      - Пожалуй, может случиться. В комнате тепло, заморозить не удастся. Эх, ледник бы...
      - В новом помещении будет большой ледник. Прямо огромный. Нам не нужно будет каждый заказишко выполнять отдельно. Оптом будем работать, если будут заказывать чепуху. Если посложнее кого-нибудь - тогда другое дело. Но если так, обычное, - будем делать сразу нескольких. И дешевле будет. Массовое исполнение всегда дешевле.
      - Ну, а пока? Что мы сделаем с этим? Он, пожалуй, до завтра протухнет.
      - Что ж, оживим. Пусть посидит тут, за ширмой.
      - А он не уйдет? - спросил Капелов исключительно для того, чтобы понравиться Латуну своей заботливостью, предусмотрительностью и преданностью интересам Мастерской.
      - Конечно, может уйти. Но ведь он будет голый.
      - Неудобно... Он подымет шум, скандал... Притом голым его нельзя держать... Все-таки холодно... Он, вероятно, потребует одежду и кофе, что ли... Им всем холодно, им хочется согреться...
      - А откуда вы все это знаете? - внимательно взглянул на него Латун.
      - Мне так кажется... вообще... Да это же понятно... Дайте мне, пожалуйста, деньги, я сбегаю куплю ему одежду, костюм какой-нибудь... Не можем же мы, помимо всего прочего, отдать его заказчице голым...
      - Костюм? Еще на костюм тратиться! Ну, купите ему там чего-нибудь подешевле... Блузу какую-нибудь, рубашку с пояском...
      - Это уже не модно... Писатели уже не носят рубашек с поясками... Они одеваются по-европейски, не носят длинных волос...
      Латун вспылил:
      - Еще по моде его одевать! Да ну его к черту! Я сказал-купите подешевле что-либо,-и все! "Не модно"! "Не модно"! Еще тратиться на него зря! "Не модно"!
      Когда жениха оживили и он, действительно, поеживаясь от холода, как и тот, заморыш, быстро оделся в купленное Капеловым белье, костюм и обувь, Латун с прозаически озабоченным лицом поставил за ширмой на маленький столик чернильницу, перо, положил несколько листов бумаги и сказал:
      - Ну, садитесь писать.
      Вновь сделанный человек покорно сел и застрочил что-то с удивительной скоростью.
      Латун посмотрел в щелочку и сказал шепотом Капелову:
      - Все в порядке. Глаза, положим, не как василечки и не как звездочки, но зарабатывать будет.
      Глава двенадцатая
      Девушка пришла, забрала своего жениха, и ничего особенного при этом не случилось. Когда людям надо сойтись, все происходит чрезвычайно просто.
      Они познакомились. Он откашлялся, оживился и заговорил с ней, как обыкновенно молодой человек заговаривает с девушкой. Конечно, он ей сказал несколько приятных вещей. Она искоса несколько раз взглянула на него. Потом и прямо несколько раз.
      Он был не таким, как ей хотелось. Но в общем он ей понравился. Что же делать! Идеал одно, жизнь другое. Он был, в общем, очень мил. Конечно, он сказал ей, что у нее фотогеничное лицо, что у не.е несомненные данные для киноактрисы... Какую женщину это не взмывает?
      Она расцвела от этого комплимента. Затем он ей, конечно, обещал разгадать ее характер по линиям на ладони. В промежутках они поговорили о погоде, о театре. Она с великим женским простодушием оповещала его о своих вкусах.
      Так, беседуя, они ушли.
      Капелов смотрел на них и слушал, как они говорили, с открытым ртом. Ему нравилось это. В том, как они беседовали, была какая-то поэзия. Что-то его трогало. Горло еще не сжимали спазмы, но могли сжать. Он хотел чем-то помочь девушке. Он чувствовал в этом потребность. Но не знал, что ей сказать. Он вышел в коридор за Латуном и спросил его:
      - Господин Латун! Господин Латун! Она спрашивает, как ей держаться?
      Она не спрашивала, но нужно было соврать - иначе старик не ответил бы.
      - Что такое? - послышался голос. - И тут не дают покоя!
      - Она спрашивает, как ей держаться с ним? - повторил Капелов.
      - Пусть будет нездешняя, - сказал Латун. - Пусть он говорит ей что угодно и делает с ней что хочет, а она пускай как бы отсутствует, как будто это ее не касается, пусть она будет нездешняя... Пусть она не выражает страсти, пусть как бы отсутствует. Это красит женщину и привлекает мужчин.
      Капелов подошел к девушке, отозвал ее в угол и таинственно объяснил ей это. Она кивнула головой и поблагодарила.
      - Почин сделан, - сказал Латун. - Теперь надо приняться за другие заказы. Но вот беда: патента нет. Каждую минуту можно ожидать, что к нам ввалится полиция. Увидит верстак, куски мяса, ведро крови и все остальное боже мой, что будет! Из нас сделают дешевейшую сенсацию! Идиоты будут полгода кричать о раскрытии шайки утонченных убийц - черт знает какая чепуха поднимется! Нас законопатят в тюрьму и сделают героями сенсационного процесса, а потом публично зарежут, как баранов!..
      Капелов, который не был любителем скандалов и шумихи, сказал, предупредив, что это не предложение, а он только думает вслух:
      - Может быть, это будет не так плохо. На суде мы докажем, что мы не убийцы, а, наоборот, создатели людей. Что мы открываем новую эру в истории человечества. Скажем, что мы обращались в комитет по делам открытий и изобретений, но эти тупицы ничего не понимают, устраивают бессмысленную, но типичную для всех таких комитетов во всем мире волокиту, и поэтому мы приступили к работе нелегально. Реклама будет мировая. Никакими деньгами и никакими публикациями мы не Достигнем такой известности. И когда нас признают, мы будем окружены таким почетом и поставлены в такие прекрасные условия, что...
      Латун внимательно слушал, но вдруг, как всегда, вспылил:
      - Чепуха! Полнейшая чепуха. В этой невежественнейшей стране, где еще происходят погромы и всякая мерзость, вы надеетесь на справедливость и вдумчивое отношение?! Нас уничтожат, как колдунов в средние века. Что вы, в самом деле! Еще сравнительно совсем недавно в России устроили мировой процесс, основанный на идиотском обвинении какого-то несчастного еврея, что он пил христианскую кровь... Подумайте, какая чепуха!
      Но на основании этого увеличивали число телеграфных кабелей, так как имевшихся было недостаточно, - так много было телеграмм! Что вы, не знаете еще, как люди глупы и подлы? Нас так обвинят и так запутают, что уже ничто не сможет спасти! Пожалуйста! Дураков нет! Не хочу никаких фокусов! Я сегодня же опять пойду в комитет по делам открытий и изобретений и поговорю с самим председателем.
      И Латун отправился опять в комитет.
      Он намеренно не позвал с собой никого из тройки ни Кнупфа, ни Камилла, ни Ориноко. Ориноко был обижен и не показывался, а Кнупф и Камилл энергично подготовляли переезд в новое помещение. Камилл особенно увлекся этим делом.
      Латун был рад, что они заняты. Они с первой минуты враждебно настроились к этому комитету и мешали ему правильно вести переговоры. Он именно и решил воспользоваться их отсутствием, чтобы пойти самому, но так как он сам не любил ходить и привык во всем, даже в мелочах, советоваться с кем-нибудь, он взял с собою Капелова.
      Они пришли в комитет по делам открытий и изобретений рано, задолго до начала официального приема. Но посетителей уже было много. Они сидели на тех же длинных скамьях, на каких Латун их видел в первый раз, и точно так же держали на коленях проекты, макеты и всевозможные материалы, демонстрирующие их изобретения. По количеству их было больше, чем в прошлый раз, но характер проволочных и иных конструкций, которые они держали на коленях, был примерно тот же. Впрочем, один держал на плече длиннейшую трубу, которая не могла находиться в вертикальном положении мешал потолок, - и, подпираемая плечом изобретателя, она занимала всю приемную по диагонали. От нечего делать Латун и Капелов спросили нескольких изобретателей об их изобретениях. Двое отказались отвечать, а один даже в грубой форме.
      - Что за вопросы! - пожал он плечами. - Кто сообщает деловые тайны?!
      Но это не было тайной. Другие изобретатели исподтишка сообщили Латуну, что изобретение его обещает быть весьма рентабельным, и он боится конкуренции.
      - Но, - добавили они, - он не знает, что тут же сидят пять конкурентов с такими же изобретениями.
      Изобретение заключалось в подвязках, к которым прикреплены крохотные электрические лампочки и батарейки.
      - Это, - объяснил он, - приятная принадлежность для изысканных любовниц, которые в темной комнате смогут создавать для лиц, любящих свет, подходящие световые эффекты.
      Подвязка, состоящая из разноцветных кусочков целлулоида, могла механически передвигаться, и свет от фонарика был, таким образом, многоцветный...
      Один из конкурентов, который сидел тут же с нестерпимо самодовольным выражением лица, намеревался перещеголять всех тем, что у него подвязки могли еще звонить, выпускать небольшой каскад искр - нечто вроде маленького фейерверка, что обещало быть особенно красивым в темной комнате и напоминать милое детство с елкой в родительской обстановке...
      Кроме того, подвязки могли выбрасывать из особого отделения маленький клочок бумаги, представляющий собою точный и проверенный счет за все доставленные удовольствия...
      По коридору расхаживал в чрезвычайно грустном настроении высокий желчный изобретатель и с черной скукой и неприкрытой мукой зависти оглядывал автора замечательных подвязок. Его изобретение было значительно скромнее; он придумал ремешок с тихим мелодичным звоночком, который девушки в танцульках прикрепляли к щиколотке во время танцев и общественных увеселений. В Берлине уже на многих балах практиковалось это, между тем патент ему еще не был выдан. Кроме того, это изобретение так несложно, что преследование за подделки будет совершенно безрезультатно. Оно ни к чему не приведет. Это его чрезвычайно огорчало.
      Выражение лиц у большинства изобретателей было отчаявшееся и алчное, как у золотоискателей. Кроме того, они были еще искажены, так сказать, местным озлоблением: их мытарили, как вообще повсюду мытарят изобретателей.
      Некоторые громко протестовали, а седенький ласковый старичок, стоявший с небольшим чемоданчиком в руках у входа, мягким голосом произносил такие гнусные и неприличные ругательства, что многим становилось неловко. Было действительно немного жутко слушать, как из такого маленького ротика, окаймленного совершенно седой бородой и белыми старческими усами, выходило столько извращенных названий, которые должны были участвовать в разрешении вопроса о наказуемости администрации за бюрократизм.
      - Как вам не стыдно, - упрекнул его Капелов. - У вас внуки, могли бы уже не думать о таких глупостях, а заниматься вместо этого более серьезным делом. Между тем вы произносите такие слова, точно у вас не белая борода, а вата. Будьте добры прекратить безобразие!
      Старичок, нисколько не смутившись, стал называть другие органы и части тела, тоже связанные с нижней его половиной, а Капелову мирным тоном объяснил, что он плюет на его замечания, и добавил, подняв указательный палец, что просит его запомнить это.
      Латун, возмущенный, хотел было вступиться за Капелова, но тут открылась дверь, вышел сам председатель комитета и почтительно пригласил именно этого старичка.
      Изобретатели завистливо и сумрачно смотрели на эту сценку, но никто не удивился ей.
      - Он далеко пойдет, - вздохнул один. - Если его машинка пройдет - он будет обеспечен как следует. Это верное дело!
      Латун и Капелов, естественно, поинтересовались, какую же машинку изобрел этот столь почтенный на вид и так виртуозно ругающийся старец. Осведомленные изобретатели - тут уже были завсегдатаи, знающие все и вся, собирались любезно рассказать, что они знали машинка была совсем не сложная, - но дверь опять отворилась, выскочил один из главных секретарей комитета и довольно запальчиво стал кричать на служителя:
      - Где же безработные?! Ведь вам же было сказано еще вчера, чтобы были приглашены двое безработных! Служитель сказал:
      - Они здесь. Давно ждут!
      - Где?
      - Да вот. Эти двое.
      Действительно, на скамье дремали двое безработных.
      От крика они проснулись и, поправляя на ходу, один мятый бедный пиджачок, а другой - что-то, бывшее когда-то галстуком, пошли куда нужно было.
      В пролет открытой двери был виден прекрасно сервированный cтол. Это, конечно, удивило и Латуна и Капелова. Они еще раньше заметили, что в кабинет председателя лакеи проносили разные блюда и предметы сервировки.
      Дверь за безработными закрылась, и осведомленный посетитель сказал:
      - Это, видите ли, простая вещь. Это машинка для переваривания пищи. Вы, конечно, знаете, что только от примерно пяти вещей не могут освободиться богатые люди и передать их менее обеспеченным элементам: переваривать пищу за них, рожать детей за них, болеть за них, думать за них, когда есть неприятности, и, наконец, умирать за них... Об этом еще писал в свое время Лафарг, если не ошибаюсь.
      Это был молодой, но уже достаточно потертый беспрерывной нуждой человек. Что-то жалкое было в его глазах и во всем облике, но все же он говорил о богатых уважительно, со строгим выражением губ, сдвинув брови, и, говоря, был озабочен - как в самом деле сделать так, чтобы избавить имущих от этих неприятных процессов...
      - Впрочем... - спохватился он, - нет, нет, думать можно поручить другим - думать могут бедные, среди которых есть и образованные, и ученые, и так далее. Это стоит совсем недорого, сущие гроши. Умирать-тоже плевое дело: люди нанимаются, чтобы идти, например, на войну или на другие опасные для жизни предприятия, совсем задешево. Это тоже стоит гроши. Но вот первые три процесса... Это сложнее. Богачи едят такие прекрасные блюда, такие тонкие...
      Бедняга облизнулся, как ребенок. Латуну и Капелову жалко стало несчастного - у него даже глаза засветились по-детски.
      Он продолжал:
      - Богачи едят деликатесы, нежнейшие сорта мяса, фруктов, рыб, овощей. Для них приготовляется нежнейшее, благоуханнейшее печение... Химики-повара, художники своего дела, приготовляют изысканные соусы, которые непередаваемы по вкусу... Все это запивается тончайшими винами... Ведь это же удовольствие, да? Удовольствие? Наслаждение?
      - Удовольствие, - ответил мрачный человек со сложной картонной конструкцией на руках, неподвижно сидевший у стены.
      - И - представьте себе! - они ограничены даже в этом! Подумайте, они достигли богатства, у них могут быть миллионы, но даже и миллионы не могут дать им возможность продлить удовольствие, и, кроме того, они должны переваривать все съеденное - точно так же, как это делают все! Поразительно! Они должны освобождаться от этого тоже, как все, и еще вдобавок жиреть, портить себе фигуру, внешность, превращаться в конце концов в объект для насмешек... Что же это такое? Получается, что богатство не дает возможности даже покушать как следует?! Затем, второе - роды... То же самое... Что приходится перенести бедной женщине! И, кроме того, это тоже портит фигуру! Подумайте только! И когда, опять-таки, у нее миллионы долларов... Миллионы долларов!
      Он закрыл глаза и повторил с пафосом, продолжая:
      - Миллионы долларов!.. И - ничего! Нельзя никому поручить эту черную, грязную и опасную работу... Никому! Ни за какие деньги! Кормить, как известно, может другая, это чепуха, молоко человеческое стоит гроши, нанять кормилицу пустое дело, но нанять роженицу, которая бы вместо вас родила...
      Он опять закрыл глаза, подумал с минуту, возвышенно переживая трагизм ограниченности любого богатства, и перешел к будням:
      - Так вот, этот старичок изобрел машинку для переваривания пищи... В самом деле, на кой черт нужны изобретатели, если они ничего не могут придумать для того, чтобы человек, имея деньги, имел возможность хотя бы покушать... Деньги! Деньги! Весь мир работает, все стремятся к богатству, лучшие годы, и силы, и способности тратятся в борьбе за благосостояние, за обеспечение, за капитал! Большинство гибнет в этой борьбе. Те же счастливцы, которым удается дорваться до него, - подумайте только! - не могут даже поесть в свое удовольствие... .
      - Ну, так в чем же состоит изобретение старичка?
      - Он изобрел, как я вам уже сказал, машинку для переваривания пищи. Она состоит из нежного слизистого мешочка с двойным дном, снабженным особой губчатой тканью, способной производить механический эндевмосс, то есть она, эта ткань, высасывает из массы переваренной пищи нужные человеку полезные соки, идущие непосредственно в кровь. Эти соки хранятся в двойном дне мешка.
      Использованная же масса пищи остается в главном мешке, который вместе с ним выбрасывается. Весь прибор легко вставляется в любой пищевод. Благодаря эластичнейшему составу своих стенок, хорошо пропитанных слизью, он легко вставляется в пищевод едящего. Когда он наполняется пищей, он так же легко вынимается и вставляется в пищевод того, кто будет переваривать пищу... К сожалению, тут нужен живой человек. Делались опыты с инкубаторами, но из этого ничего не вышло. Второй, нижний мешочек, составляющий двойное дно первого, высасывая с верхнего лучшие соки, нижней своей частью, тоже состоящей из особой ткани, составляющей секрет изобретателя, одновременно черпает из желудка необходимый для переваривания желудочный сок, пользуется до некоторой степени сокращениями желудочных мышц. Кроме того, он пользуется температурой тела, лучше всего способствующей всем необходимым процессам по перевариванию пищи... Вот, в грубых чертах, к чему сводятся функции этого замечательного изобретения. Мешочек наполняется, - если его обладатель ест и пьет со средней быстротой, разнообразя трапезу интересной беседой, - примерно в час и вмещает в себя немногим больше кило... К этому времени мешочек без всякого труда и без неприятных ощущений извлекается из пищевода, и лакей передает его переваривателям, сидящим в специальной комнате. При помощи обыкновенного глотательного движения мешок проходит в пищевод - конечно, с некоторыми трудностями, потому что он наполнен пищей, но не намного труднее зонда, который опускают больным в желудок, когда нужно исследовать желудочный сок. Конечно, для того, чтобы не были слышны возможные при этой процедуре неприятные звуки, комната переваривателей должна находиться подальше от столовой, в которой трапеза продолжается. Мешочки эти стоят гроши. Едящие и пьющие запасаются, разумеется, новыми. Через час они опять передаются переваривателям. И, кто знает, как приятен процесс принятия, раскусывания, разжевывания и проглатывания вкусной и изысканной пищи, тот, конечно, понимает, что каждый участник обеда или ужина должен иметь несколько переваривателей. Впрочем, не больше четырех или пяти, так как все-таки зубы и челюсти обедающего утомляются, ну и, кроме того, не следует злоупотреблять вкусовыми наслаждениями... Перевариватели работают несколько часов. Затем мешки извлекаются из их пищеводов, верхняя часть, как содержащая ненужное, выбрасывается, а нижняя, заполненная нежнейшим, похожим на изумительное молоко соком, передается владельцу, который его с удовольствием выпивает уже для прямого следования в кровь...
      - Ловко, - сказал Капелов, с интересом выслушавший объяснения любезного посетителя.
      Латун тоже мотнул головой и сказал Капелову:
      - Надо будет заняться нам приготовлением переваривателей, то есть лиц с расширенным пищеводом. Вряд ли приятно проглатывать тугой мешок, хоть и эластичный, но все-таки в кило весом...
      И, заразившись торговым, конкурентским, ажиотажным и стяжательским духом, царившим здесь, Латун добавил :
      - Посмотрим, как он обойдется без меня! Для того чтобы его изобретение имело применение, надо расширить пищевод у переваривателей. Иначе ничего не выйдет! Кто пойдет на такие муки!
      Один из голодных изобретателей, стоявший неподалеку, слышавший рассказ об изобретении старика и слышавший конец реплики Латуна, убежденно возразил:
      - Кто пойдет на такие муки?! А кто идет на другие, еще большие муки? Тот, кто хочет иметь кусок хлеба!
      - Да, но как расширять отверстие пищевода... - сказал Капелов.
      Тот запальчиво продолжал:
      - Отверстие?! Мало ли какие отверстия люди не расширяют в себе, когда нет другого выхода! Глупости! Ведь кровь продают! Кровь! Это посерьезнее расширения отверстий. Теперь лечат переливанием крови от здорового человека больному. Знаете, вероятно, что есть четыре категории человеческой крови. И вот, когда нужна свежая кровь...
      Латун переглянулся с Капеловым. В первый раз Капелов заметил в его глазах нечто отдаленно напоминающее улыбку.
      - Так вот, стакан крови безработного стоит всегонавсего 60-70 марок, 300-350 франков...
      Из кабинета председателя комитета по делам открытий и изобретений вдруг послышались рыгающие ужасные звуки, явственно похожие на те, которые издает человек, когда ему суют в горяо посторонний предмет.
      - Это делают опыт...-сказал тот, кто был осведомлен о замечательном изобретении.
      - Однако примут ли нас сегодня? - вздохнул Латун.
      Изобретатели стали постепенно расходиться, осторожно унося свои конструкции. Из кабинета продолжали доноситься ужасные звуки - уже издаваемые не вошедшими безработными, а другими, тоже нанятыми для переваривания чужой пищи. Им вставляли мешки, заполненные председателем комитета, изобретателем и несколькими экспертами.
      Слышался веселый смех, пьяные возгласы - опыт протекал с большим оживлением. Лакеи приносили BCG новые блюда и вина.
      Наконец совершенно пьяный секретарь комитета вышел и заплетающимся языком объявил, что приема сегодня не будет.
      - Будьте прокляты, - сказал Латун на улице.
      Скоты! Придем сюда завтра. Такой чепухой они занимаются, а мое величайшее открытие - подумайте только делание человека - это их не интересует... И я должен зависеть от таких свиней, от таких мелких крохоборов, обжор, ничтожеств!.. Нет справедливости на земле!
      Глава тринадцатая
      Энергия - великая штука. Люди даже не понимают, как она движет ими, как заставляет проделывать сложнейшие вещи, которым они сами потом удивляются.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16