Предисловие

Увы, но… даже невооруженным глазом видно, по какую сторону баррикад я нахожусь в затяжном конфликте отцов и детей. И это несмотря на то, что я еще неплохо держусь на ногах, а недавно посетила косметолога с целью радикального омоложения. Думаю, косметолог хотел при помощи ядов и химикалий содрать напластования озабоченности правилами хорошего тона и соответствия общепринятым понятиям. И докопаться до беспечной улыбки. И это ему почти удалось: последний раз я так выглядела, когда после девятого класса ездила в колхоз, а меня там побили девчонки на местной дискотеке, потому что я танцевала с их голубоглазым баскетболистом.

Увы, но… мои дети не знают, что такое «колхоз» и что такое «дискотека». Зато они, в отличие от меня, знают, что телефон нужен не для того, чтобы звонить, а для того, чтобы играть на нем музыку и выходить в Интернет. И это позволяет им свысока поглядывать за баррикады! Наверное, нам совсем не о чем было бы поговорить, если бы не моя озабоченность завтрашним днем. Из-за нее я не слышу ответов на свои вопросы и могу раз пять подряд спросить: «Ну и как прошел конкурс рисунков, то есть, прости, граффити?» Думаю, когда я совсем окопаюсь по эту сторону баррикад и впаду в маразм, наши разговоры приобретут бесконечно-заинтересованный характер.

Но не могу же я молчать несколько десятков лет, до того как наступит беспечное время старческого ничегоневедения? Мне же надо заполнить эту паузу взаимообогащающими разговорами и поучительными примерами! В конце концов, я владею вымирающими знаниями, как сделать из двух спичечных коробков и проволоки телефон и как заставить светиться лампочку, воткнутую в апельсин! И еще я владею утраченным искусством изготовления парохода из бумаги!

И пока меня было не слышно тем, кто воткнул в уши наушники от телефона, я это все записала. И зарисовала для наглядности. Потому что я хотела быть полезной и понятой по ту сторону баррикад.

А еще я, наверное, хотела создать другой мир для тех, кто благодаря мне попал в этот. И я решила содрать с имеющегося мира напластования общепринятых представлений. И поселила в этом мире существ, которые не знают правил хорошего тона, не знают, что «лошади кушают овес и сено, а Волга впадает в Каспийское море». Ну, короче, не знают того, чего не проверили лично. И смотрят на все незамыленным взглядом. И изобретают все заново: свет и темноту, колесо и корабль. И эти существа, которых я слепила из каких-то ненужных в привычном мире огрызков, из пыли, из наивности и неведения, стали приобретать объем и характеры, потому что изобрели страх, предательство, преданность, любовь, дружбу и даже богов.

Один безнадежно взрослый человек, окопавшийся в глубоких тылах «отцов», сказал: «Ну ничего себе, эти существа не знают, что такое вилка, но умеют делать рогатку!»

Ну уж извините: в конце концов, есть вечные ценности!

А этот человек вдруг говорит: «Это бесполезные ценности».

Я голову даю на отсечение, что у каждого по нашу сторону баррикад когда-то в карманах хранились каштаны, стеклянные шарики, пульки и пуговицы из перламутра. А теперь по нашу сторону баррикад запросто могут прочитать газету до последней страницы и даже не сделать из нее шапки от солнца! Да что там шапки – элементарного самолетика, чтобы запустить его из окна офиса!

Полезность и общепринятость – это стратегия стана отцов. И победа этой стратегии сомнительна. А самолетик из газеты – это хотя бы путь к перемирию.

Я лично больше не хочу отсиживаться за баррикадами. Я пока окопаюсь на нейтральной территории, у меня такая есть – это чулан, в котором я поселила вымирающие искусства и науки и сказочных существ. И пусть этот чулан маленький, но в нем помещается целый мир. Как в навороченном телефоне моих детей.

Пролог

На свете есть самое скучное место – чулан. В этот чулан большие взрослые люди сносят все самое ненужное: старый диван с вылезшей пружиной, весы, табуретки, зонтики, чайники, старую обувь и прочий хлам. То есть сначала это ненужное кажется им совершенно необходимым. Они мечтают о нем, когда у них его нет, рассказывают, как прекрасно заживут, когда у них будет это прекрасное. Находят это в магазине, привозят домой, страшно негодуют, если кто-нибудь сажает на это пятна или царапает. А потом взрослые привыкают к этому необходимому, им становится необходимым что-то другое, а это делается лишним и мешает на каждом шагу. И вот! Когда-то самые лучшие вещи взрослые начинают потихоньку вытеснять. Взрослые называют чулан «последний приют», потому что после чулана взрослым уже ничего не останется, как вынести весь хлам на свалку или сжечь на большом костре, где они сжигают старую листву или траву.

Так в «последнем приюте» поселился бабушкин буфет. Когда-то он ей очень нравился, но это было до появления первых священных книг, а значит, история не имеет письменных источников о той далекой и несомненно счастливой поре жизни буфета. Но хранится предание, что в те времена буфет был резной, у него были стеклянные дверцы наверху, а ниже – прекрасная столешница, ящики и еще две дверцы, надежные, как ворота. То есть почему «были»? И резьба, и причудливые стеклянные дверцы, и ящички – все осталось! Но бабушке привезли прекрасный шкаф из ИКЕА (об этом свидетельствует письменный документ из службы доставки), и стеклянные дверцы перестали казаться такими уж красивыми…

Еще в чулане пылятся старые часы с кукушкой. Они вполне себе тикают. А кукушка вполне себе кукует. Но папа сказал, что это не часы, а мещанство какое-то. И еще здесь, в чулане, живет огромный розовый абажур с оборками и подзорами. Но однажды папа узнал слово «пошлость». Папа узнал это слово от мамы, когда та впервые появилась на пороге. Но пострадала почему-то не мама, а абажур. Его сослали в темный чулан, где он от горя опустился, померк и оброс паутиной. Сапоги резиновые дырявые, машинка «Зингер» ножная – ну кому она нужна? Военный бинокль тоже никому не нужен – войны-то нет. Проигрыватель для виниловых пластинок – это прошлый век. А радиоприемник – это вообще! Практически доисторическая вещь. Его бабушка слушала, пока ей не подарили проигрыватель. Теперь радиоприемник сообщает новости банкам с вареньем и бутылкам с наливками, которые поблескивают боками с чуланных полок. Новости вместе с банками слушает спиннинг. Он практически новый, но папа купил его сгоряча – так ни разу не сходил на рыбалку. Теперь они обитают в «последнем приюте». Их заперли на ключ и оставили одних.

Так считает папа. А он практически никогда не ошибается. Ну, за редким исключением. И это как раз такой случай. Винить его, конечно, нельзя. Потому что он очень большой, а оттуда, с высоты его роста и познаний о мире, мало что видно интересного.

Если бы папа пригляделся, он обязательно заметил бы Механюка. Потому что Механюк обитает как раз на уровне глаз папы. Но папа бы не поверил своим глазам. Так что хватит о папе. О нем все и так уже написано в священных книгах, которые притаились в ящиках буфета.

Давайте о Механюке. Никто не знает, почему его так зовут. Может, потому что он всегда в кроличьей шапке. А может, потому что он выдумщик и изобретатель. Механюк живет в часах с кукушкой. А часы с кукушкой стоят на бабушкином буфете. Каждое утро Механюк вылетает на спине кукушки из специальной дверцы и орет:

– Доброе утро!

Пока кукушка не нырнет обратно, Механюк разглядывает «весь мир» сверху. «Весь мир» – это и есть «последний приют», только Механюк не знает этого грустного названия. Он, как и все остальные обитатели «всего мира», считает его современным и вечным. И если бы они узнали, что ждет их «весь мир» весной, они бы грохнулись в обморок. Ну некоторые – это точно!

Например, Канючка Буфетная. Она самая близкая соседка Механюка. Он после завтрака с кукушкой хватается за часовую гирю и спускается на столешницу, пролетает мимо окон Канючки и опять кричит:

– Какое прекрасное утро!

Но Канючка не верит. Она живет на буфетной полке за стеклянной резной дверцей. Канючка спит в хрустальной креманке. Канючка услаждает свой слух игрой на бокалах, скользя по их кромкам в бликах радужного света, льющегося сквозь резное стекло.

Но стоит ей открыть дверцу, как становится страшно! И никакой крик «Прекрасное утро!» не убедит ее в обратном. Ведь если ее переубедить, она перестанет плакать! А этого ей делать никак нельзя: она обожает, когда с ней все носятся, утешают ее и любят. А носиться, утешать и любить Канючку есть кому! Ведь она – единственная Канючка в этом буфете!

Ниже Канючки, прямо под буфетной столешницей, в выдвижном ящике живет Трезор Кладовкин. Это самое состоятельное существо во «всем мире». Потому что в выдвижном ящике хранятся несметные сокровища, предназначения которых никому не известны, отчего они становятся совершенно бесценными. Там хранится сундук с колючками (бабушка когда-то бросила в ящик коробочку с кнопками и забыла). Там несметное количество статуй – фарфоровая балерина, пластмассовая кошка, мальчик с трубой, старичок с трубкой, пастушок с барашком, собачка, пингвин и Венера Безрукая. Ключи, ситечко, ложки, бусы, медальон (в который Кладовкин вставил портрет Канючки). А также там хранятся три священные книги. Одна – про великана и усмиренного дракона (руководство по пользованию ножной машинкой «Зингер»), а вторая – про крошечных людей, которые виснут на веревках и крутятся на колесах (буклет «Посетите наш парк культуры и отдыха»). И еще есть самая интересная книжка, но прочитать ее никто не может: она написана на волшебном непонятном языке (это папины прописи, оставшиеся с тех времен, когда он еще был не таким безнадежно взрослым).

Кроме того, у Кладовкина есть собственный транспорт – это пресс-папье, украшенное сверху конем. Пресс-папье – вещь весомая. Оно очень тяжелое, потому что конь – каслинского литья. И чтобы загнать личный транспорт в гараж (а это старая хлебница, примостившаяся на столешнице), Кладовкин прямо выбивается из сил! Кладовкин очень, очень гордится своим добром и хотел бы похвастать им перед Канючкой.

А еще в «последнем приюте» живет Топ Дорожкин. У него нет ни домика, ни сокровищ. Потому что он – романтик и путешественник, он все время куда-то спешит и что-то открывает. У него, как у всякого путешественника, есть только спальный мешок – старый шерстяной носок. И еще у него есть верный дрессированный друг – бельевая прищепка, которую он водит на поводке. По ночам Прищепка чутко сторожит сон Топа Дорожкина, крепко держа в зубах его спальный мешок.

Качается Топ Дорожкин в своем спальном мешке над краем буфетной столешницы, только нос наружу торчит и любопытные глазки первооткрывателя посверкивают в темноте.

– Эх! Какой же огромный и прекрасный мир! – радостно вздыхает Топ.

Прищепка молча кивает: она не имеет права ответить хозяину, раскроешь пасть – и рухнет он вместе с походным носком в пропасть.

– Ну конечно, ты права, – продолжает Дорожкин, – прекрасный и немного страшный. И много в нем загадочного и необъяснимого.

И Дорожкин, и Прищепка прислушиваются.

Скрипят старые табуретки, гудит прохудившийся пионерский горн, вздыхает ветер в щелях, свистит во сне забитым носом Осень-Плакса, свернувшаяся до поры за веником, шелестит Темнота и шипит злобная Страшилка, притаившаяся под самым куполом «всего мира».

– Но ведь если бы не было так страшно и загадочно, было бы неинтересно его открывать, правда? – обращается Топ к Прищепке.

Та согласно виляет хвостиком-пружинкой.

Глава 1. Как выманить Канючку Буфетную на конную прогулку

Утром первым просыпается Механюк в своих часах с кукушкой. Еще бы: часы стучат, кукушка кричит. Механюк пробирается между шестеренками, пружинками и валиками часового механизма, седлает свою верную кукушку и вылетает на ней в окошко.

– Прекрасный день начинается! – кричит он.

А кукушка орет что есть мочи:

– Ку-ку!!!

– Птички вовсю поют! – кричит Механюк.

Кукушка подтверждает:

– Ку-ку!

Механюк спрыгивает на часовую гирю и спускается на столешницу буфета. Гиря улетает наверх, а Механюк с грохотом приземляется рядом с хлебницей. Из хлебницы, страшно кряхтя и упираясь, Трезор Кладовкин выталкивает своего чугунного коня.

– Какие новости? – спрашивает Кладовкин у Механюка.

– Новости ужасные, – сообщает Механюк печальным шепотом (это чтобы, если кто не знает, что они ужасные, не пугался зря).

Они вместе прислушиваются. Откуда-то сверху разносится сначала шипение, а потом каркающий голос. Голос передает самые жуткие известия:

– …золотое яичко разбилось… (шипение) и тут волк съел Красную Шапочку… (шипение) а карета превратилась в тыкву.

Механюк плотнее надвигает на уши шапку, чтобы не знать правды. А Трезор Кладовкин опять принимается толкать коня из гаража: новости новостями, но жить-то надо!

Конь этот приделан к качалке. Поэтому двигается только вверх-вниз, а вперед – с трудом. Трезор Кладовкин жалуется Механюку:

– Вроде лошадь благородная, а упрямая, как осел.

Кладовкин выталкивает коня пастись на столешнице, чтобы он был в хорошей форме. То есть был готов покатать прекрасную Канючку. Потому что об этом Трезор Кладовкин мечтает больше всего на свете.

– Не осел он, а качалка. Качалки – для девчонок, – критически рассуждает Топ Дорожкин.

Он сегодня в своем спальном мешке спал на ручке хлебницы, и получается, что его верный друг Прищепка охраняла не только самого Топа, но и девчачьего коня.

– И покатаю! – упрямо говорит Трезор Кладовкин.

А конь кивает: вверх-вниз.

Все втроем (а еще конь и Прищепка) вопросительно смотрят на стеклянную дверцу буфета, за которой живет Канючка.

– Прекрасное утро! – кричат Трезор, Механюк и Дорожкин, увидев в щелке ее носик. – Самое время для прогулок!

– Ну уж нетушки! Там страшно! – капризно отвечает прекрасная Канючка.

Вообще-то в чем-то Канючка права: страшновато жить в таком ужасном, огромном, полном неожиданностей мире. В темном, пыльном поднебесье притаилась страшная Страшилка и пугает всех страшным голосом. В дальнем углу сидит Темнота Непроглядная, по ночам везде шорохи и скрипы, а иногда страшный тень-зверь скребется когтями в двери.

– Это когда от тебя смотришь – страшно, а у нас вокруг все спокойно и весело! Иди к нам! – зовут трусливую Канючку Механюк, Кладовкин и Топ.

Но Канючка не унимается:

– Если бы вы от меня посмотрели, то увидели бы, как высоко. А прыгать мне не от вас, а от себя!

Канючка вся трясется от страха, а потом и рыдать начинает:

– С-страшно-о!

Механюк резво вскакивает на гирю, взмывает вверх и кричит:

– Я тебя на обратной дороге подхвачу, спустимся с ветерком! Я так все время делаю, смотри! – И он со свистом прыгает вниз на другой гире, стремглав пролетая мимо приоткрытой дверцы Канючки.

– Ой, я тебя не увидела, слишком быстро! – жалобно говорит Канючка.

Механюк проделывает трюк трижды, от постоянного дерганья гири кукушка кричит как сумасшедшая. На третий раз Канючка наконец замечает проносящегося Механюка и заливается слезами пуще прежнего:

– Ой, как быстро! Мне будет страшно!

Каждый из друзей придумывает, как бы сделать не страшно. Кладовкин спускается к себе в ящик, жадно перебирает сокровища и возвращается пыльный, но довольный. Выкатывает металлическое яйцо с дырочками (когда-то дедушка разливал чай через ситечко, а когда стали покупать чай в пакетиках, ситечко перекочевало в ящик буфета и вместе с буфетом – в чулан).

– Вот! Возьми на время! – любовно поглаживая сияющее яйцо, говорит Кладовкин. – Или, если хочешь… навсегда!!!

Эх, зря Кладовкин сказал это дурацкое последнее слово! У него руки затряслись и голос осип. Уж не ангина ли начинается? От горя.

– Ты спрячешься в яйцо, а Механюк тебя подхватит вместе с ним. В нем ты не увидишь, как высоко и страшно. Потому что в нем вообще ничего не видно! – сипит Кладовкин.

Пыхтя, все трое с трудом подбрасывают ситечко, Канючка приоткрывает дверь, ситечко падает к ее ногам. Она с сомнением разглядывает железяку, потом ее лицо расплывается в улыбке:

– Краси-и-иво! Мне пойдет!

Никто из трех стоящих внизу друзей и глазом не успел моргнуть, а Канючка – шлеп – раскрыла штуковину посередине! Прыг – запрыгнула внутрь! Шмяк – захлопнула за собой створку, как летчик-ас кабину истребителя!!!

– Ой! – раздался ее восхищенный писк из яйца. – А вокруг меня – звезды, звезды, звезды!

Чему же еще вокруг нее быть, если сквозь дырочки льется к ней в яйцо свет?

Но друзьям не до восторгов. Они видят, как яйцо опасно закачалось на краю полки, вот-вот рухнет вниз. Да еще цепочка от ситечка свесилась, так и притягивает ситечко, в котором начинка – Канючка, к самому краю!

– Ну, сейчас точно упадет!

Кладовкин вскочил на спину своему коню-качалке, чтобы лучше рассмотреть, что там происходит. Стоит, качается. Но ему не страшно. Ему хуже всех. Он не только за Канючку переживает. Ему жалко прекрасное яйцо. Упадет. Помнется. Поцарапается.

– Не зря сегодня в новостях говорили про разбитое золотое яичко! – горестно шепчет он.

Не зря. На самом краю яичко с дырочками и с Канючкой. Но тут решительный Топ Дорожкин лихо заскакивает на поникшие от горя плечи Кладовкина, поднимает над своей смекалистой головой верного друга Прищепку. Та в последний момент по дверце зубами – клац! Дверцу захлопнула, прижала ею ситечко, которое совсем уже валилось вон с полки. Только цепочка наружу свисает.

– И что теперь делать? – переглядываются друзья.

Откроешь дверцу – яичко вывалится и разобьется вместе с Канючкой. Не откроешь – до конца дней просидит Канючка в яйце на полке – ведь самой ей не выбраться!

– И чего вы ждете? Что происходит? – капризничает в яйце Канючка – не видит, что она на краю гибели, и сердится на нерасторопных друзей.

– Ты посиди пока, приготовься к полету, – тянет время Механюк.

– Да! На звезды пока полюбуйся! – хрипит Кладовкин, у которого на шее сидит Топ Дорожкин.

– Что будем делать-то? – шепчет Дорожкин. – У Прищепки мертвая хватка, но у меня сил нет руки вверх долго держать.

А у Кладовкина нет больше сил держать равновесие на своем коне. Вся надежда на Механюка. Механюк смотрит вокруг: что же делать?! Сломанный вентилятор, банки с вареньем, вазочка для цветов – все не то! И вдруг его взгляд натыкается на спиннинг, приваленный к буфету. Ура! Выход найден!!!

Прищепке все труднее придерживать дверцу, она косит глазом-гвоздиком на своего бесстрашного хозяина. Кладовкин балансирует из последних сил: сейчас шаткая пирамида рухнет, и тогда – прощай, Канючка, прощай, прекрасное блестящее яйцо с дырочками!!!

Быстрее, Механюк! Механюк в четвертый раз хватается за гирю. В четвертый раз из окошка выскакивает уставшая и удивленная кукушка, а Механюк, не обращая внимания на ее истошные ку-ку, взмывает на крышу буфета, дотягивается до верхушки спиннинга, хватает леску с крючком, повисает на гире и, пролетая мимо дверцы Канючки в несчетный раз, успевает накинуть крючок на цепочку. Сам он с грохотом обрушивается на своих друзей.

Шаткая пирамида рассыпалась.

– Ой! – стонет рухнувший Дорожкин.

– Ох! – шепчет Кладовкин, потирая одной рукой шишку на лбу, а другой – онемевшие плечи.

– Ну?! – кричит Механюк, с надеждой поглядывая наверх.

Дверца распахивается, яйцо с Канючкой соскальзывает с полки и… повисает на крючке!

– Уф! – радуются друзья.

– Ой! Звезды танцуют! – восторженно вопит из качающегося в воздухе яйца Канючка.

– Всё для тебя, – хитрят друзья, вставая, отряхиваясь и на цыпочках пробираясь к спиннингу.

– Только почему кукушка поет, раз ночь вокруг и звезды?! – начинает подозревать неладное Канючка.

– Это специальная кукушка, ночная. Чтобы тем, кто не успел заснуть, было не страшно, – на ходу придумывает объяснение Механюк.

Кладовкин с уважением смотрит на смышленого друга.

Теперь главное – дотянуться до катушки. Топ Дорожкин стоит на краю столешницы и держит Прищепку. Прищепка вцепилась в штаны Кладовкину, а Кладовкин хватает за руки Механюка и забрасывает его на катушку.

Механюк потирает руки:

– Та-ак! Надо разобраться…

Дай ему волю – он на целый день зависнет на катушке, довольно посвистывая и ковыряясь в хитроумных зубчиках и колесиках.

– Некогда! – слышит он торопливый и нетерпеливый шепот друзей.

Механюк послушно кивает и начинает с натугой вращать катушку.

Яйцо на крючке медленно ползет вверх.

– Не туда! Не туда! – отчаянно вертят головами друзья.

– Ой, почему вверх? Там еще страшнее! – начинает канючить Канючка.

– Это чтобы ты звезды поближе рассмотрела, – утешает ее Механюк. А сам вертит катушку в другую сторону.

Яйцо ползет к столешнице.

– Дзынннь! – говорит блестящее сокровище, по дороге задевая голову каслинского коня.

– Гуммм! – гулко отвечает одно кладовкинское сокровище другому.

Кладовкин сжимается от внезапной душевной боли: неужели сейчас его сокровища помнутся и поцарапаются, потеряют свою ценность?!

– Ой, – пищит из яйца Канючка, – вы полегче там звезды качайте! А то я помнусь и поцарапаюсь!

– Да! – с воодушевлением поддерживает Канючку Трезор Кладовкин. – Не бревна все-таки таскаете!

Механюк последний раз поворачивает катушку.

– Конечная остановка, – возвещает он.

– Просьба освободить сокровище, – подхватывает Кладовкин.

Друзья открывают яйцо и выпускают Канючку. Ничего не подозревающая трусиха хлопает в ладоши:

– Ой, как мне ночь понравилась! Давайте теперь нравить мне день!

– Ну-у-у, – тянет Механюк, – можно новости послушать, вдруг что-то познавательное?

Дорожкин наступает ему на ногу.

– Какая польза от страшных известий? Всякое желание познавать пропадает! – шипит он другу. – Э-э-э… Канючка, давай я тебя свешу в спальнике с буфета и ты будешь рассматривать пропасть? – предлагает путешественник капризной подружке.

– Та-ак, – тянет Канючка голоском, не предвещающим ничего хорошего, – у вас, оказывается, тут пропасти вокруг, ногой некуда ступить?!

– Что ты, что ты, – пытается исправить ситуацию несчастный первооткрыватель, – пропасть у нас одна, маленькая…

– И делиться мы ею не собираемся, – пытается помочь другу Кладовкин.

– Ах, вам даже пропасти для меня жалко?! – кривит губки Канючка.

– Сам все испортил, сам все и исправляй, – шепчет Кладовкину Топ Дорожкин.

Надувшийся от гордости Кладовкин галантно раскланивается и подсаживает Канючку на коня.

Канючка распрямляет спину, конь-качалка под нею говорит на иностранном языке:

– Скрип-скрип, – и аккуратно качает наездницу вверх-вниз.

Кладовкин как законный владелец коня и устроитель развлечения пытается разделить радость с Канючкой: карабкается на качалку с другой стороны.

– Ой страшно, страшно! – опять вопит неугомонная Канючка. – Ты раскачиваешь! Лучше я одна!

Кладовкин покорно слезает с коня. Он не видит, что Канючка свернулась клубочком и под мерные укачивания мурлычет себе колыбельную. Когда Кладовкин, Механюк и Дорожкин заглядывают на спину коня, Канючка уже мирно спит со счастливой и совершенно бесстрашной улыбкой.

Друзья переглядываются, разводят руками, перекладывают Канючку в яйцо, аккуратно поднимают на крючке до ее «этажа».

Канючка так и не узнала, что перебираться сверху вниз на самом деле страшно. Все страхи достались ее друзьям, а они – ничего, выдержат. Они не какие-нибудь канючки.

Глава 2. Топ Дорожкин отправляется открывать новый мир и попадает в жуткий плен

Теперь по утрам Механюк вместе с кукушкой кричит всем «Доброе утро!», спускается на столешницу на гире, Трезор Кладовкин выталкивает из гаража своего коня, Топ Дорожкин вылезает из своего спального мешка и все они втроем спускают Канючку в комфортабельном лифте: в металлическом ситечке, прицепленном на крючок спиннинга.

Спускаться в лифте Канючка любит и хлопает в ладоши. Иногда друзьям приходится по несколько раз поднимать и опускать Канючку, и они за утро устают так, что хоть опять спать ложись. Когда Канючка все-таки вылезает из яйца, Кладовкин покорно подгоняет ей своего верного коня-качалку каслинского литья. Канючка с удовольствием качается и уже не засыпает на коне. А зря. Потому что, когда она не спрятана за своей стеклянной резной дверцей, когда она не спрятана в прекрасном блестящем яйце и когда она не спит, она… страшно боится мира вокруг!

Что друзья только не придумывали! Они пели для нее и танцевали танец про лебедей, они заставляли орать кукушку, раскачивая гирю, они научили Прищепку «служить», приносить тапочки Канючке и даже лаять до пяти! Все напрасно. Стоит только Канючке посмотреть вокруг и увидеть огромный мир за краем столешницы, она тут же начинает реветь!

На крыше буфета, рядом с часовым домиком, Механюк нашел старый шелковый абажур. То есть Механюк, хоть и умный, не знает, что такое абажур. Потому что он не учится в школе – откуда ему знать, что такое электрический свет, который бегает по проводам и живет в стеклянной лампочке под потолком?

Друзья долго с недоумением рассматривали розовый огромный абажур, ломая голову, что же это такое. И наконец смекнули: да это же шатер для Канючки!

Теперь, только Канючка усядется на коня, посмотрит вокруг и соберется плакать, друзья – хлоп! – скидывают на нее сверху абажур. Накрывают Канючку вместе с ее страхом и конем каслинского литья!

Канючка, конечно, сначала пугается – «Ой!», – но потом успокаивается: она надежно отгорожена от страшного мира прекрасной палаткой, сквозь которую льется совсем не страшный, а наоборот, очень добрый розовый свет!

Канючка начинает неистово качаться на коне внутри своего шатра, а трое друзей стоят снаружи и грустят: не для того они мучились и спускали Канючку с ее верхней полки из-за стеклянной резной дверцы, чтобы ее не видеть и с ней не играть!

– Я пойду и открою новый мир для Канючки! – заявляет путешественник Топ Дорожкин. – Я найду для нее нестрашный мир, в котором мы ее будем хотя бы иногда видеть!

Трезор Кладовкин и Механюк говорят:

– Мы с тобой!

Во-первых, им скучно сидеть снаружи розового шатра. А во-вторых… они не хотят, чтобы Топ Дорожкин единолично открыл новый мир! Они хотят, чтобы Канючка им тоже была благодарна, а не только Топу хлопала в ладоши.

Топ Дорожкин отправляется в путешествие, как настоящий путешественник: со спальником и верной Прищепкой. А Механюк и Кладовкин идут просто так. Потому что они не умеют открывать новые миры.

Путь сложный и опасный, они прыгают с родной буфетной столешницы зажмурившись – упс! – на табуретку. Табуретка трехногая, качается. Всем на ней не удержаться. По раструбу старого пионерского горна они, как по пожарному столбу, спускаются еще ниже и попадают… на скользкий каток! Падают – встают, падают… Это хрустальная плоская ваза для фруктов с трещинками и… одиноким апельсином. Этот апельсин – совершенно незнакомый зверь! И вдобавок – опасный. Оттого, что друзья качают и толкают фруктовую вазу, апельсин начинает гоняться за друзьями по кромке. Еще немного – и они погибнут, подмятые огромным оранжевым шаром!

– Бегите, пока не поздно! – кричит Механюк. – Я задержу его!

И он решительно поворачивается к апельсину попой, апельсин врезается, тормозит, а Топ Дорожкин и Трезор Кладовкин уже спаслись: соскочили с проклятого катка.

Механюк успокоился, апельсин успокоился, Механюк разглядел апельсин, и у него родилась идея! Он лихо взбирается на столешницу, отцепляет крючок спиннинга от лифта Канючки, сам цепляется за него штанами и прыгает вниз, на каток фруктовой вазы. Леска разматывается полностью и повисает, не дотянувшись до апельсина. Механюк вертится на крючке, но схватить апельсин не может. Тогда он опять соскакивает на противный каток, скользит, падает, убегает от разбушевавшегося апельсина, тормозит сам и тормозит апельсин, с трудом поднимает громадный оранжевый шар и цепляет его на крючок!

Ой! Страшный апельсин начинает плеваться ядовитым соком! У Механюка щиплет глаза, но он не сдается! По леске вскарабкивается на столешницу, подтягивает на катушке апельсин – ура!!!

– Канючка! – кричит он радостно. – Я принес тебе солнце! Теперь тебе никогда не будет страшно!

– Давай скорее его сюда! – хлопает в ладоши Канючка.

А вот с этим – проблемы. На самой вершине розового абажура есть дырочка – видно, специально для солнца. Но в одиночку закатить солнце на самую верхушку абажура Механюк не смог. Ну соскальзывает шар с покатого бока абажура, и всё! Да еще и Механюка по дороге укатывает. Чуть в гербарий не превратил!

Увы, одному понравиться Канючке Механюку не удастся. Придется ждать друзей и пытаться понравиться с ними заодно.

А друзья тем временем спускаются все ниже и ниже. Им все страшнее и страшнее. Они добрались до ящика, в котором так много огромных, страшных железок. Ящик узкий и глубокий, как колодец, ходить страшно: того и гляди провалишься. Ищи потом свищи.

– Это Луна, – авторитетно говорит Топ Дорожкин. – Видишь: безжизненные скалы. Такие только на Луне бывают!

Как не поверить Топу Дорожкину? Ведь он путешественник, про скалы всё знает. Он только про мир людей ничего не знает. И про то, что дедушка раньше сам любил мастерить полки и чинить табуретки. И поэтому завел себе ящик с инструментами. В нем и заблудились сейчас Топ Дорожкин и Трезор Кладовкин.

– А как можно выкарабкаться из скал? – спрашивает Кладовкин.

– Никак. По горам можно: идешь вверх или вниз. А скалы скользкие и безжизненные. От них можно только сбежать, – говорит Топ и собирается выпрыгнуть из ящика. Но тут Трезор Кладовкин оступается и проваливается между молотком и паяльником на самое дно лунного скального пейзажа!

– Ой! – кричит испуганный Топ.

– Ой! – кричит Трезор в восторге.

Там, у подножия скал, лежит много мелких интересных вещей. А все мелкое и блестящее Трезор считает сокровищами – их можно унести! Он жадно по очереди хватается за блестящие обойные гвоздики, кусок канифоли, прекрасный и драгоценный, как необработанный алмаз, пытается размотать моток медной проволоки… Тут его взгляд натыкается на странный предмет. Он подходит, трет предмет рукавом, и предмет начинает сиять латунным боком. Это масляная лампа. А в таких живут джинны! И эти джинны исполняют желания!!! Вот о чем вспомнил сметливый Трезор Кладовкин в недрах ящика для инструментов, на краю погибели!

– Топ, дорогой друг! Ты иди! Не задерживайся, нельзя медлить с открытием нового мира, а то Канючка начнет плакать! – кричит наверх хитроумный Кладовкин, любовно поглаживая свое сокровище.

– А как же ты, мой дорогой друг, Трезор Кладовкин? – в отчаянии кричит в щель между молотком и паяльником Топ.

– Ничего, я как-нибудь выберусь!

Сам-то он надеется вызвать джинна, пожелать оказаться рядом с Канючкой и выполнить любое ее желание.

Топ вздыхает и отправляется дальше. А Трезор начинает пыжиться и вытаскивать себя и сокровище со дна лунной ловушки. На всякий случай он набивает карманы блестящими обойными гвоздиками – какое-никакое, а сокровище!

Конечно, Трезор не такой смышленый, как Механюк, но когда заходит речь о добыче сокровищ, он становится просто гением. Он ставит вертикально молоток и подпирает его паяльником, потом разматывает моток проволоки, чтобы закинуть ее на молоток, но вдруг решение находится само: потревоженная молотком конструкция инструментов сдвигается, сверху начинают сыпаться отвертки и кусачки, и в конце концов на молоток из верхнего слоя падает странная такая подкова. Кладовкину, конечно, неизвестно, что эта подкова – магнит! А магнит манит к себе все металлическое. В этом необразованному и жадному Трезору Кладовкину приходится убедиться на собственном опыте. Трезор в последний момент только успевает схватить свою драгоценную масляную лампу – и его (с железяками, сокровищами, распиханными по карманам, пуговицами и пряжкой ремня) – блямс! – со всей силы притягивает к магниту! Он отбивается от магнита одной рукой (во второй – лампа, выпустить ее нельзя). Все бесполезно: магнит крепко держит Трезора с лампой на весу! Причем за карманы. Увы, придется Трезору оставить выкуп странной подкове – магниту. Он потихоньку освобождает карманы от гвоздиков, и чудовище хватает их с жадностью, до которой самому Кладовкину далеко. Зато Трезор с лампой теперь на поверхности! Он, пыхтя, залезает на кособокую табуретку, потом – на скользкий каток. И кричит:

– Механю-ук!

Механюк страшно обрадовался! Сейчас ему помогут завоевать сердце Канючки – закатить ей солнце!

Он выглядывает из-за края столешницы и видит Трезора на катке. Ну, спасти его оттуда – проще простого. Механюк разматывает леску и поднимает Трезора с его новым сокровищем.

Они прыгают вокруг лампы, трут ее сначала рукавами, потом кроличьей шапкой Механюка, потом стучат по ней каблуками, а потом орут в отверстие:

– Джинн! Выходи! Поговорить надо!

Не откликается. Видно, обленился совсем, спрятался в уголок, притаился, чтобы не выполнять желания.

Друзья отвинчивают крышку – нет джинна! Зато есть масло. Ведь лампа-то масляная. Друзья пробуют. Это невкусно. Но раз его назначение неизвестно, масло тоже становится бесценным сокровищем, вместе с бесполезной блестящей лампой без джинна.

– Если джинна нет, а лампа есть, то от нее все равно какая-то польза, – чешет макушку Механюк. – Лампа – значит, должна светить! Давай ее Канючке запихаем в шатер вместо солнца?

Трезор Кладовкин с радостью соглашается: теперь Канючку будет греть не солнце Механюка, а его лампа! Значит, Канючка будет радоваться и хлопать в ладоши ему, Трезору Кладовкину.

Друзья приподнимают край абажура и быстренько задвигают лампу внутрь: СЮРПРИЗ!!!

– Ой! – испуганно кричит Канючка. – Что за грязная холодная железяка?! Я боюсь!!!

Друзья ошеломлены таким провалом.

– Эх, лампа же должна гореть! Как я сразу не сообразил?! – осеняет Механюка.

Друзья врываются под абажур и начинают обшаривать лампу: где же выключатель? Нет выключателя!

– Эта лампа должна гореть от огня! – опять осеняет Механюка.

– Но у нас нет огня, – шепчет ему на ухо Трезор Кладовкин – тихо, чтобы не обидеть.

– Огонь добывается трением! – выпаливает образованный Механюк.

– Мы ее сколько терли? Ни джинна, ни огня, – опять печально шепчет на ухо другу Кладовкин.

– Тогда мы добудем его из твоих сокровищ! Тащи очки!

Кладовкин надувается: «Как, опять мое тратить?! Сколько я уже сокровищ израсходовал, а вам все мало! Не дам!»

– Трезор! Механюк! Почему железка никак не превратится в солнце? – возмущается Канючка, потерявшая терпение. Кроме того, ей страшно не нравится, что они шепчутся. Канючке кажется, что они обсуждают, какая она трусиха. От этой мысли ей становится грустно и обидно, губы у нее начинают опасно дрожать, носик – краснеть, глазки – нехорошо блестеть…

– Сейчас, сейчас, дорогая Канючечка! Одну секундочку, Кладовкин все уладит, – говорит смекалистый Механюк и кивает Кладовкину.

Кладовкин моментально исчез и тут же появился. В руках у него были круглые очки в костяной оправе, а в глазах – укоризна. Очки он показал Канючке (она пожала плечами: зачем, мол, эти здоровые кругляшки?), а глаза показал Механюку.

– Вот! Только быстро пользуйся, мне эти кругляшки надо обратно унести. По ним другие сокровища скучать будут.

– Нет. Этого мало, – задумчиво покачал головой Механюк.

– Что?! Да это самое большое сокровище!

– Бумага нужна! – И Механюк выжидательно посмотрел на запасливого Кладовкина.

– Не дам! – отрезал Кладовкин.

– Хочу солнце! – заканючила Канючка.

– Сейчас-сейчас, только не плачь! А то Кладовкин твоих слез не выносит, – опять запел свою песенку Механюк.

Кладовкин убежал с лицом, искаженным страданием, а вернулся с малю-у-усеньким клочком из священной книги, написанной рукой папы, когда тот еще не повзрослел безнадежно.

– Только руками осторожней, я это заберу и на место приклею, – предупредил Трезор Механюка.

Механюк только хмыкнул. Он повертел очки, поймал в них луч и направил этот луч на клочок священной рукописи. Кладовкин затаился и внимательно следил, чтобы Механюк не испортил драгоценную бумажку и драгоценные очки.

Канючка тоже затихла и внимательно наблюдала за очками, бумажкой, Механюком и Кладовкиным. И вдруг на краешке бумажки заплясал маленький огонек. Бумажка уменьшалась на глазах. Кладовкин аж застонал от горя. Зато огонек рос. Канючка аж захлопала в ладоши от восторга. А Механюк победно схватил бумажку с пляшущим огоньком, подскочил к лампе и бросил бумажку в масло. Лампа засияла! Она была оранжевой, как апельсин! И еще она была теплой! Гораздо теплее апельсина Механюка. Кладовкину было чем гордиться, и он гордился изо всех сил!

Тепло от лампы заполнило абажур с Канючкой, Механюком, Кладовкиным и конем-качалкой. Тепла было так много, что оно не умещалось под абажуром и даже поднимало абажур, то там, то сям отрывало его от столешницы.

Снаружи наступал вечер, а внутри было светло и весело. Можно было не разбегаться по своим домам, не прятаться от ночи за закрытыми дверками, а прямо здесь сидеть и ждать, когда Топ Дорожкин откроет для них новый мир, в котором вообще никогда не бывает темно, холодно и страшно!

Стоп! А где же он?! Где бесстрашный открыватель новых горизонтов Топ Дорожкин?..

Топ Дорожкин, естественно, в это время открывал новые горизонты. Только уже не бесстрашно. Стемнело, но он двигался и двигался вперед, потому что понимал: до милого дома, до буфета, до столешницы уже так далеко, что быстрее, наверное, добраться до нового мира, открыть его и с чистой совестью вернуться. Что-то в глубине души подсказывало Топу, что в местах, куда он забрался, вряд ли отыщется мир, в котором захочется остаться навсегда.

Действительно: в темноте внизу страшно поблескивали гигантские лопасти лопат, опасно скалили зубы садовые грабли, в которых Топ Дорожкин мог бы заблудиться, как в лесу. Но к счастью, его крепко придерживала зубами за ремень верный друг Прищепка.

Среди опасных ржавых железных гигантов Топ Дорожкин вдруг рассмотрел колодец.

– Это жерло потухшего вулкана, – авторитетно сказал он своему единственному на этот момент другу – Прищепке.

Прищепка ничего не сказала: ведь у нее был занят рот!

– Надо исследовать это жерло! Знаешь, на дне потухших вулканов иногда бывают прекрасные миры, – опять обратился Топ к своему другу с набитым штанами ртом.

О! Если бы у Прищепки не был занят рот, она бы крикнула Топу: «Нет, дорогой хозяин! Только не это! Не лезь в жерло! Оно темное и страшное, Канючке все равно не понравится этот мир!!!»

Прищепка разжала зубы, чтобы крикнуть это… И как же напрасно! Ведь говорить она все равно не умела, а своего верного друга и хозяина выпустила! Топ не ожидал и не успел растопырить руки, поэтому проскользнул в темный колодец.

А несчастная одинокая Прищепка заметалась по краю колодца, жалобно скуля.

Никакого прекрасного мира внутри жерла не было. Потому что никакое это было не жерло, а папин сапог, который папа купил вместе со спиннингом, чтобы ходить на рыбалку, да так ни разу им и не воспользовался.

Топ Дорожкин летел-летел-летел вниз, и не было видно конца этому колодцу. Вообще ничего не было видно. А потом он свалился на дно. На ощупь он понял, что на дне начинается тоннель – такой же черный.

– Этот тоннель ведет к свету, – прошептал Топ Дорожкин не очень уверенно. – Потому что куда еще вести тоннелям из темноты?

Этот тоннель вел из темноты в темноту и заканчивался комком бумаги, который когда-то давно положили в сапог в магазине. Топ уперся лбом в мятую кучу бумаги, развернулся и кинулся прочь – в колодец. Наверху на фоне позднего вечера маячила Прищепка.

– Мы возвращаемся! – крикнул ей Топ.

Но на этот раз он обманул своего верного друга. Стенки были резиновые и гладкие, Топ только скользил по ним своими крошечными ручками и ножками, но даже не оторвался от дна.

Испуганная и расстроенная Прищепка собралась прыгать на помощь Топу, но он закричал:

– Нет! Тогда мы не выберемся вместе!

Прищепка завыла от горя и безысходности. А Топ крикнул ей:

– Беги скорее к Механюку, беги к Кладовкину – они что-нибудь придумают! Только Канючке – ни слова. А то она заплачет.

Так приказал Топ Прищепке. Она, громыхая и цепляясь зубами, понеслась наверх, а Топ Дорожкин, великий и бесстрашный исследователь новых миров, остался в непроглядной скользкой темноте нового мира, который вовсе не надо было открывать. Никого не было рядом с Топом, никто его не видел. И поэтому он тихо всхлипнул, потом еще раз, а потом зарыдал. Да так, что ему позавидовала бы Канючка.

Кукушка уже задремала в часах. А трое друзей: Канючка, Механюк и Кладовкин – задремали под своим светящимся и подпрыгивающим от тепла абажуром. Так уже было поздно, когда в розовый шатер ворвалась Прищепка. Она металась внутри абажура и отбрасывала на его розовые стенки такие тревожные тени, что друзья сразу поняли: дело плохо.

– С Дорожкиным беда! – одновременно воскликнули Кладовкин и Механюк.

– Не видать мне нового открытого мира! – зарыдала в голос Канючка.

– Он сгинул внизу, во мраке! – запричитал Кладовкин.

– Мы его спасем! – решительно заявил Механюк. Он знал, о чем говорит, ведь он уже вытащил из бездны оранжевое солнце и Кладовкина с сокровищем.

Механюк прицепил к поясу крючок с леской, взял на поводок Прищепку и закричал:

– Прищепка, след!

А Кладовкин ничего не взял. Потому что за сегодняшний день он уже и так разбазарил много сокровищ. Он просто побежал за Механюком.

Они бесстрашно спрыгнули со столешницы на колченогую табуретку, табуретка накренилась, и они без проблем скатились в помятый пионерский горн, вылетели из него на стеклянный каток пустующей теперь вазы для фруктов…

Стоп! Механюк резко остановился. Это леска от спиннинга размоталась на всю длину, и крючок вместе с Механюком и Прищепкой закачался над катком. Механюк занервничал.

– Я знаю, что делать! – вскричал Кладовкин (как нам известно, он сильно умнел, когда чувствовал приближение сокровищ).

Кладовкин снял ремень с пряжкой и спрыгнул в ящик с лунными скалами. Пряжка намертво прицепилась к магниту. Кладовкин одной рукой держался за ремень, а второй шарил в темноте ящика: ЕСТЬ! Он выхватил моток проволоки и вскарабкался к Механюку.

Проволоку привязали к крючку и лихо съехали по ней вниз, в темноту и страшный блеск гигантских лопат, закачались над зубами граблей… Эх! Чуть-чуть не хватает!!!

Спасители болтаются в темноте над страшной пропастью колодца, но дотянуться до друга, в глубину, не могут! Только слышат его жалобный голос.

– Потерпи, дорогой друг и бесстрашный исследователь новых горизонтов, мы тебя спасем! – кричат они ему, чтобы ободрить.

Только как спасти Топа Дорожкина?!

– Вспоминай, что было в лунных скалах, – приказывает другу Кладовкину друг Механюк, – я знаю, у тебя на сокровища фотографическая память.

– Там… Там была жадная подкова, но она притягивает только железное… – напрягается Кладовкин. – Там еще была тяжелая длинная загогулина…

– О! Нам длинная загогулина позарез нужна, тащи ее сюда!

– Но она не только длинная. Она еще и тяжелая. Я не донесу, – заныл Кладовкин.

– А ты представь, что это сокровище, – посоветовал Механюк.

Кладовкин облегченно кивнул и опять взобрался по проволоке в ящик с лунными скалами. Он уперся, зажмурился, представил, что тяжелая загогулина – сокровище, выдернул ее из ящика, как спортсмен-тяжелоатлет, и метнул вниз с воплем:

– Лови, Топ, выкарабкивайся по ней!

– Ага! – подхватил Механюк, провожая взглядом пролетающую вниз со свистом железяку. – Выкарабкивайся. А мы тебя здесь подхватим!

Железяка (а это был, между прочим, молоток) ухнула в черный колодец с таким грохотом, что Кладовкин и Механюк вжали головы в плечи.

– А-а-а! – раздалось из колодца. – Кладовкин! Какой же ты идиот! Я же тебе сказал: по скалам не карабкаются! Они скользкие!!! Кроме того, эта скала очень тяжелая. Она запросто могла меня расплющить!

Кладовкин уже совсем хотел было обидеться – его назвали идиотом, а он столько сил потратил, чтобы представить на месте тяжелой мерзкой железяки сокровище. Но его прервал озаренный Механюк:

– Стоп! Тяжелое могло его расплющить, значит, легкое может его вытянуть… Нашел!

– Нашел?! – закричал ободренный Топ из темноты папиного сапога. – Раз нашел – кидай скорее!

Но Топу опять пришлось ждать – в полной темноте и в одиночестве.

А его спасители стремглав кинулись в родные места – к свету, теплу. К абажуру.

Они остановились, и Механюк, указывая на абажур, прошептал:

– Смотри, Кладовкин, он легкий и от тепла подпрыгивает. А нам надо, чтобы он полетел!

– Что, еще бумажку тащить? – с совершенно несвойственной ему готовностью откликнулся Кладовкин. – Будем больше тепла делать?

– Ага, но только лампа сразу все тепло дает. Будем утеплять по-другому.

Он снял с себя кроличью шапку, вскарабкался на абажур и напялил шапку абажуру на макушку – туда, где была специальная дырочка для солнца. Абажур постоял немного в шапке – видимо, согрелся – и стал потихонечку взлетать!

– Видел? – спросил зачарованный Механюк.

– Ага, – ответил зачарованный Кладовкин.

Механюк сорвал с абажура шапку, чтобы они вместе не улетели вверх, покатил абажур к краю и столкнул вниз.

Кладовкин схватил горящую лампу – он никому бы все равно не доверил свое сокровище.

Абажур еще три раза пришлось кидать вниз: с табуретки, с катка и с ящика со скалами. У скал друзья надели на абажур шапку, сели на нижний обруч (Кладовкин, естественно, не выпустил лампу), Механюк взял в руки один конец проволоки, а второй опустил в бездну, где хныкал первооткрыватель.

– Привязывайся быстрее, а то придется тащить тебя вместе с бездной!

– Нет, бездны не надо! Зачем нам бездна? – испуганно запричитал Топ Дорожкин, поспешно обмотался проволокой и стал ждать.

Абажур тоже чего-то ждал. Может, привыкал к обстановке. А потом потихоньку стал подниматься вместе с друзьями, горящей лампой и спасенным Топом Дорожкиным. Они с высоты заглянули в бездну сапога, посмотрели на зубья граблей, пролетели над скалами, миновали каток, помятый горн, табуретку – теперь все это казалось нестрашным: ведь они летели под таким добрым розовым и теплым абажуром. И он отгораживал их от всех страхов и уносил от них все выше и выше…

ОЙ!!! Куда?! Они уже долетели до родной столешницы! Зачем выше?! Там тоже бездна, тоже страшно и темно!

Механюк схватился за цепочку от своей родной часовой гирьки, чтобы затормозить. Из часов, стоящих на буфете, выскочила кукушка и спросонья сбила хозяйскую шапку с абажура.

– Ку-ку, – буркнула она недовольно и скрылась за своей дверцей в часах.

А друзья от радости завопили. Лишнее тепло вырвалось из абажура, он плавно опустился на столешницу, накрыв всех друзей, включая проспавшую все Канючку.

Канючка проснулась и сказала:

– Ну вот! Наконец-то ты вернулся, Топ, мы тебя заждались! И знаешь что? Выкинь-ка ты этот свой новый мир – ну, тот, который ты открыл и принес. Зачем он нам? Посмотри, какой у нас мир прекрасный. – Она обвела взглядом купол только что приземлившегося абажура, зевнула, а потом снова задремала с радостной улыбкой.

Топ Дорожкин послушно кивнул.

А потом трое друзей, Прищепка и конь-качалка еще долго любовались пусть маленьким, но таким своим миром, который согревал все другие, неоткрытые, миры теплым домашним светом абажура.

Глава 3. Великий поход Трезора Кладовкина на Страшилку Ужасную

Утро, которое наступило в чулане, было таким же, как всегда. То есть прекрасным. Уже проснулась чуланная птица – кукушка в часах – и запела свое радостное «ку-ку». Своим ранним «ку-ку» кукушка разбудила Механюка, тот бодро вскочил и спустился на гире на столешницу. Там его поджидал верный друг Кладовкин. Ему тоже приходилось вставать спозаранку – надо было внимательно осмотреть и пересчитать сокровища: все ли пережили ночь? Не убежал ли из гаража-хлебницы строптивый конь? Не исчезли ли священные книги – источник мудрости и благосостояния Кладовкина? Нет, ничего не исчезло.

Удовлетворенный Кладовкин привалился спиной к масляной лампе.

– Эй, Механюк, пора зажигать свет, начинать солнечное утро!

– Давайте Канючку позовем смотреть на рассвет, – предложил Топ Дорожкин, вылезая из своего спального носка.

А его верный друг Прищепка стала радостно вилять хвостиком, посматривая на закрытую стеклянную дверцу, за которой жила в буфете капризная Канючка. Одну Прищепку радовало, что Канючка была такой капризной. Чтобы ее хоть немного отвлечь от хныканья, Прищепка с удовольствием лаяла до пяти, приносила Канючке тапочки и бусины и вообще считала капризы Канючки самой веселой игрой на свете.

– Щелк-щелк! – приветливо пролаяла Прищепка.

– Канючка, знаешь, какой сейчас рассвет будет! – закричал Механюк.

– Будем веселиться! – поддакнул ему Топ Дорожкин.

А Кладовкин просто почесал затылок. Что зря голос тратить, если Канючкина стеклянная дверца не открывается?

– Веселиться? Ну-ну… – донесся из-за закрытой дверцы голосок Канючки. И друзьям даже показалось, что голосок этот немного злорадный.

– А что, нельзя веселиться? У тебя настроение плохое? – забеспокоились друзья.

Только Прищепка опять сказала «щелк-щелк», потому что она считала, что любое настроение можно исправить, если пару-тройку раз принести тапочки и весело сосчитать до пяти.

– А какое, интересно, может быть настроение, если все так плохо? – язвительно спросила Канючка из-за своей стеклянной дверцы.

Друзья огляделись: конь качался, абажур-палатка был нежного цвета утренней зари, а лампа так и хотела засиять теплым светом.

– Может, мы чего-то не заметили? – неуверенно спросили друзья Канючку. – Чего-то такого, что видно только тебе из-за твоей стеклянной дверцы наверху?

– Ну почему, почему только я должна за всех беспокоиться? – возмущенно сказала друзьям стеклянная дверца.

– Может, потому что ты трусли… м-м-м… беспокойная? – поинтересовался Топ Дорожкин. Топ Дорожкин был путешественником и первооткрывателем, поэтому страх ему был неведом.

– Нет! – возмутилась Канючкина тень за стеклом. – Это не я трусливая, а вы. Потому что вы не хотите смотреть правде в глаза.

– Ну, если эта правда может вот так с утра испортить настроение, то, может, действительно ей лучше в глаза не смотреть, а смотреть в какую-то приятную сторону? – задумчиво спросил Механюк.

– Даже если я глаза ладошками закрою, я от этой правды не спрячусь, – сказала Канючка и зарыдала: – Слышите, как все плохо?!

И правда, откуда-то из пыльной темноты под самыми деревянными небесами «всего мира», в котором жили маленькие друзья, разносились шипение и звуки. И звуки эти были совсем-совсем неприятными.

– Ш-ш-ш… а зачем тебе такие зубы, бабушка? – спрашивал хриплый голос наверху. И сам себе отвечал: – Чтобы съесть тебя! Ш-ш-ш…

И это было еще не самое страшное. Иногда голос сообщал, что лиса съела Колобка. Иногда – о том, как Машенька заблудилась и попала в плен к медведям. А иногда он рассказывал про девочку, которая ходила в неудобных стеклянных туфлях, а потом, когда часы пробили полночь, карета, в которой ехала эта девочка, превратилась в тыкву.

Друзья старались не думать о том, как страдала девочка в стеклянной обуви внутри тыквы. Они вообще старались не прислушиваться к зловещим новостям из мрачного, покрытого паутиной поднебесья.

– Мне страшно! – прошептала Канючка.

– Кто бы сомневался, – пробурчал Топ Дорожкин.

– Хочешь, я дам тебе свою шапку? – предложил Механюк. – В ней вообще ничего не слышно.

– Но ведь это не спасет Колобка? И не вырвет петушка из лап лисицы? И не выручит Красную Шапочку?! – причитала Канючка.

Механюк внимательно рассмотрел свою шапку, тяжело вздохнул и отрицательно помотал головой. Друзья печально затихли. И в наступившей тишине голос поведал, что золотое яичко покатилось и разбилось.

Надо сказать, эта новость страшно огорчила не только Канючку, но и Кладовкина, который был неравнодушен к сокровищам, даже когда этим сокровищам ничего не угрожало.

– С этим надо что-то делать! – взволнованно закричал он.

– Успокойся хоть ты, Кладовкин, – одернул его разумный Механюк. – Мы ничего не можем сделать. Потому что у нас ничего не разбилось. Потому что у нас нет никакого золотого яичка!

– Но я переживаю не только за себя! – воскликнул Кладовкин.

Это была чистая правда. Он немало переживал из-за не принадлежащих ему сокровищ. Потому что он хотел, чтобы они ему принадлежали. А для этого все имеющиеся в мире сокровища должны быть в целости и сохранности.

– Какой ты заботливый, Кладовкин, – умилилась Канючка, – ты из-за меня переживаешь! Беги же скорее, уйми эту Страшилку, пусть она замолчит.

Страшилка, притаившаяся в самом поднебесье, судя по хриплому жуткому голосу, выглядела ужасно. А судя по громкости и неутомимости этого голоса, она была огромной. И обычно друзья старались не прислушиваться к ее страшным новостям. Потому что если все время прислушиваться и бояться того, что может случиться, некогда будет радоваться тому, что пока ничего не случилось. Но теперь – из-за пугливости Канючки и жадности Кладовкина – отступать было некуда.

– Может, все-таки возьмешь мою шапку? – неуверенно сказал Канючке Механюк, который очень-очень дорожил своими друзьями и опасался за их судьбу. В отличие от Канючки.

– Нет! Раз обещал – пусть идет и спасет меня! И победит Страшилку Ужасную! – заявила непреклонная Канючка. И даже высунула свой остренький носик из-за дверцы – собираются ли друзья в военный поход?

– Значит, так, – деловито кивнул Топ Дорожкин. – Подняться туда пешком невозможно: там, высоко над часами Механюка, подступы к поднебесью. Там висят неприступные карнизы, а на них – сплошь стеклянные горы. Они высокие и скользкие.

Топу Дорожкину как первооткрывателю и путешественнику довелось исходить почти весь «весь мир». О неприступности стеклянных гор он знал еще с тех пор, когда эти горы только-только появились. Их принес ВЕЛИКАН и водрузил на краю мира.

– Надо искать обходные пути, – авторитетно добавил Топ Дорожкин. Подходить к горам во второй раз он совсем не хотел: горы посверкивали своими гладкими боками, а в глубине гор что-то подозрительно бурлило и чавкало.

– Но я не умею искать обходные пути, – растерялся Кладовкин. – Я умею искать только сокровища!

– Да, – опять авторитетно сказал Топ Дорожкин. – Это задача для специалистов.

И Топ Дорожкин немного раздулся от гордости.

А Кладовкин с облегчением выдохнул.

– Но обходные пути – это долго! – запричитала Канючка, которая внимательно прислушивалась к разговору специалистов по борьбе со Страшилками. – А я хочу побыстрее перестать бояться!

– Значит, надо напрямик попасть к Страшилке Ужасной! – выпалил Механюк.

– Как? – изумился Топ Дорожкин. Он привык по старинке – пешком, с рюкзаком, спальным носком и Прищепкой – ходить по «всему миру».

– Наверное, надо посильнее подпрыгнуть? – неуверенно предположил Кладовкин.

– Умница! Молодец! – закричал Механюк и на радостях расцеловал Кладовкина в обе щеки.

– Эх, пойду тренироваться, – сказал Топ. Он не умел так высоко прыгать, а позволить запрыгнуть в неизведанные края кому-то другому великий первооткрыватель просто не мог.

– Что мне с вами делать, с такими бестолковыми?! – в сердцах сказал Механюк. – Никто не сможет прыгнуть так высоко: ни великий путешественник, ни великий кладоискатель!

Слово «великий», да еще повторенное два раза, немного примирило Дорожкина и Кладовкина со словом «бестолковые».

– Что, сам будешь прыгать? – с надеждой спросила Канючка из-за дверцы.

– Несмотря на свой ум, я тоже не умею так прыгать, – вздохнул Механюк. – Но я знаю, где раздобыть прыгалку, чтобы долететь до Страшилки.

Прыгалку Механюк видел, когда добывал оранжевый шар. Прыгалка раскачивалась под трехногой табуреткой, на которой располагался каток с апельсином. И теперь у него был план: вместе с друзьями вытащить прыгалку и с ее помощью добраться до Страшилки!

Механюк, хоть и был самым умным в чуланном мире, не догадывался, что увиденная им «прыгалка» – это старые медные весы, которые стояли под табуреткой на старом чемодане.

Как ни старались друзья, но втащить тяжеленную прыгалку на кривую, качающуюся табуретку они никак не могли. Им не помогла даже леска с крючком, им не помогла даже Прищепка, хотя она изо всех сил цеплялась за одну из тарелок прыгалки.

Отдуваясь и стирая со лба пот и пыль, великий путешественник, великий кладоискатель и великий ум «всего мира» смогли лишь чуть-чуть выдвинуть прыгалку из-под табуретки.

– Ничего не получится? – расстроенно спросила сверху Канючка.

– Думаю, и этого достаточно, – посмотрев на прыгалку, а потом вверх, туда, где притаилась Страшилка, сказал Механюк.

– Чур, прыгаю я! – выкрикнул Дорожкин.

– Ладно. Но по моей команде, – согласился Механюк.

План Механюка был такой: он отцепит от часовой цепочки, по которой он спускался на столешницу буфета, тяжелую медную шишку. Прищепка прицепится к цепочке и схватит зубами штаны Топа. Топ встанет на тарелку прыгалки, а Трезор Кладовкин прыгнет на другую тарелку.

– Топ Дорожкин взлетит прямо до небес! – захлопала в ладоши Канючка.

Топ выпятил грудь.

– А точнее, до Страшилки Ужасной, – заметил Кладовкин.

Топ немного сник.

– Но по цепочке, прицепленной к Топу, мы доберемся до него и поможем победить Страшилку! – обрадовал пригорюнившегося Топа Механюк. – Наш козырь – это внезапность!

– Я хочу все это видеть! – заявила Канючка и наконец-то приоткрыла стеклянную дверцу.

Механюк взлетел на гире к себе в часовой домик, взяв под мышку верного друга Топа Дорожкина – Прищепку. Там, наверху, он отцепил гирю-шишку, приладил цепочку к хвостику Прищепки и под радостное «ку-ку» часовой кукушки осторожно спустил Прищепку на столешницу – к друзьям Топу и Кладовкину.

Топ Дорожкин сказал Прищепке «фас», та вильнула хвостиком с цепочкой и надежно вцепилась в штаны своему хозяину.

Кладовкин взялся за цепочку и аккуратно спустил великого путешественника и его Прищепку на тарелку прыгалки.

– Как ты мужественно выглядишь! – опять захлопала в ладоши Канючка.

А у Кладовкина вдруг сжалось сердце.

– Ты, это, знаешь что? Возьми-ка с собой оружие на всякий случай! – крикнул он Топу Дорожкину и кинул вниз свой клинок – блестящий гвоздик, который он спрятал от прожорливого пожирателя металла.

– Спасибо! – растроганно крикнул в ответ Дорожкин, а Прищепка признательно загремела цепочкой на хвостике.

– Кладовкин! – закричал сверху, от своего домика, Механюк. – Прыгай!!!

И Кладовкин прыгнул!

– Дзыннь!!! – зазвенел он о тарелку.

– Ульк! – засвистел пулей проносящийся мимо великий путешественник.

– Ж-жур, ж-жур, ж-жур! – застрекотала цепочка от часов, разматываясь и уносясь вслед за Топом Дорожкиным в непроглядную темноту.

А Канючка только успевала вертеть головой, пытаясь уследить за молниеносным штурмом Страшилки. И молчала.

– Бряк! Дзынь!!! Шмяк! Ой! – донеслось из темноты поднебесья.

А потом:

– Ш-шур-ш-шур!

И «щелк-щелк» Прищепки, в котором явно угадывалось отчаяние.

После этого к Канючке вернулся дар речи и она тоже сказала «ой!».

Вслед за ней сказал «ой» испуганный Кладовкин, а вслед за Кладовкиным – оглушенный Механюк.

– Ой-ёй-ёй! – опять раздалось из поднебесья.

Но вовсе не со стороны Страшилки. А гораздо ниже.

– Горе мне, горе! – причитал великий путешественник Топ Дорожкин, потирая ушибленные места.

– Ты где, Дорожкин? – крикнула Канючка.

– Я в непроходимом месте! – отозвался, оглядевшись, Топ Дорожкин.

– А Страшилку видишь? – спросила дрожащим голосом Канючка.

– Нет. Я до нее не добрался. Но это место таит в себе не меньше опасностей, – сказал Топ, присмотревшись к темным закуткам окраины «всего мира», куда его закинули судьба и добрый друг Трезор Кладовкин.

Топ Дорожкин, да еще и с тяжеленной цепью, да еще и с верной Прищепкой на штанах, не добрался одним махом до Страшилки. Он смог долететь только до яруса со стеклянными горами. И в этих горах по-прежнему что-то бурлило и пузырилось.

Это пузырился напиток, который умел готовить дедушка из яблок и черноплодной рябины. Напиток нравился не только дедушке. Он нравился и другим любителям яблок. Сейчас эти любители тысячами, нет, миллионами сидели вокруг стеклянных гор и пристально наблюдали за каждым движением Топа.

– Как ты думаешь, Прищепка, они нас съедят? – шепотом спросил он своего верного друга.

Но ответа не услышал. Он посмотрел себе за спину: Прищепки не было! А значит, не было и цепочки от часов, которая связывала его с дорогими друзьями!

– Эге-гей! – кинулся Топ к краю яруса, к самому подножию стеклянных гор. – Я в беде! Я отрезан от мира! Я у стеклянных гор!

– Щелк-щелк! – донесся до него отчаянный голос Прищепки.

Прищепка чувствовала себя страшно несчастной. И страшно виноватой. Хоть она изо всех сил держалась зубами за штаны своего дорогого хозяина, но тяжелая цепь висела у нее на хвосте. И чем ближе они подлетали к месту назначения, тем тяжелее становилась цепь. А когда дорогой хозяин шмякнулся о подножие стеклянной горы, цепь натянулась и изо всех сил дернула Прищепку за хвост. И хоть Прищепка была крепко привязана к Топу Дорожкину (а точнее, к его штанам), цепочка, видно, была еще сильнее привязана к своему часовому домику и дорогой кукушке. Она потянула Прищепку обратно и не успокоилась, пока не притащила ее к часовому домику. Прищепка врезалась в шапку Механюка и свалила его с ног.

– Ой-ёй-ёй! – выл оглушенный Механюк.

– Ой-ёй-ёй! – кричал из поднебесья окруженный прожорливыми любителями яблок Топ Дорожкин.

– Ой-ёй-ёй! – рыдала Канючка, прижимая к груди кулачки: теперь никто не мог защитить ее от Страшилки. Механюк был наверху, у часового домика, Топ Дорожкин сгинул во тьме у стеклянных гор, а Кладовкин метался по столешнице внизу и причитал:

– Надо что-то делать!

– Кладовочкин, ну так сделай что-нибудь! – захныкала перепуганная Канючка, свесившись со своей полки.

– А что? – обескураженно спросил Трезор.

– Ну ты же сам сказал: надо что-то делать! Вот и делай!

– Действительно! – согласился Трезор и огляделся. – Все же ясно: надо спасти Топа и победить Страшилку!

Кладовкину стало гораздо спокойнее – ведь у него был план!

Он осторожно спустился на тарелку, с которой только что улетел его дорогой друг Топ Дорожкин. А потом крикнул наверх:

– Механюк, прыгай!

– Ой-ёй-ёй, у меня голова раскалывается! – прокричал Механюк, выглядывая с крыши буфета.

– Пока будешь лететь, все пройдет от свежего воздуха! – утешил его Кладовкин.

– Послушай, Кладовкин, ты даже не сможешь понять, где ты, если вдруг прилетишь непонятно куда!

– Я прилечу к Страшилке! Потому что у меня нет этой твоей дурацкой цепи и я улечу дальше! – возразил ему Кладовкин. И крикнул: – Прыгай!

Механюк прыгнул с огромной высоты. На Кладовкине не было цепочки от часов. Поэтому он взлетел вверх с такой силой и скоростью, что у него заложило уши! Вокруг него все мелькало и свистело! Но даже сквозь свист он расслышал устрашающее предостережение Страшилки: «Несет его лиса за дальние леса, за высокие горы». Сердце Трезора сжалось: он подумал, что это Страшилка про него рассказывает. Но потом его сердце наполнилось мужеством: он решил, что Страшилка это рассказывает про Топа Дорожкина! Значит, прочь сомнения! Надо спасать друга!!!

Но голос Страшилки остался далеко внизу, а Кладовкин все летел и летел со свистом, пока – бум-с-с! – не врезался в крышу мира.

Если бы у Кладовкина было столько ученых мозгов, сколько их было у Механюка, он бы точно закричал «ой-ёй-ёй!» и упал бы оглушенным.

Но у Кладовкина не было таких мозгов, у него были только решительность кладоискателя и мужественное сердце друга.

Он всего-то и успел сказать:

– Ну ничего себе! – И начал падать.

Ему захотелось закрыть глаза от страха. И он бы так и сделал, если бы вдруг не заметил кучу спасительных серых веревок. Трезор быстро протянул руку – хоп! – одна нить из спутанной сетки была у него в кулаке! Кладовкин перестал со свистом падать, он стал медленно болтаться на веревке, пока та не начала разматываться и истончаться.

Кладовкин уже примерился к другой веревке. Но тут он увидел хозяина веревок: тот с удивлением и недовольством поднялся на всех своих восьми лапах и буравил Кладовкина совсем недружелюбным взглядом крохотных глазок.

– Извините за беспокойство, – успел пролепетать Кладовкин и тут же исчез из виду, потому что его спасительная ниточка вытянулась изо всех сил и… оборвалась!

Летит Кладовкин вниз и слышит загробное:

– Ш-ш-ш… и остались от него рожки да ножки… ш-ш-ш.

– Ну уж нет! – воскликнул Кладовкин, вытянул руки и ухватился в последний момент за Страшилку. – Так вот ты какая, Страшилка! – прошептал он, боязливо вглядываясь в темноту над вытянутыми руками.

Страшилка выглядела совсем не страшно. Она выглядела странно. Она выглядела ни на что не похоже. По крайней мере, ни на что из того, что повидал на своем веку кладоискатель Трезор Кладовкин. У Страшилки не было ни рук, ни ног. У нее еще чего-то не было, но Кладовкин никак не мог решить, чего именно: то ли головы, то ли туловища. Страшилка оказалась квадратной, вместо лица у нее была сетка, а за этой сеткой угадывалась дырка рта. И этот спрятанный рот вдруг заканючил не хуже Канючки:

– Ш-ш-ш… отпусти меня, старче.

Ну, Кладовкин от изумления и разжал руки.

– Бряк! – брякнулся он на что-то твердое.

И сказал с облегчением:

– Ну вот и долетел!

– Кладовкин, это ты у меня на потолке? – раздалось снизу.

– Дорожкин, это ты у меня под полом? – обрадовался Кладовкин. – Сейчас я тебя спасу!

– Да прочь! Прочь! – вдруг завопил Топ Дорожкин.

Кладовкин аж онемел от изумления. Он молча свесил голову с карниза, куда его забросила судьба. И увидел Топа Дорожкина на другом карнизе, куда его забросил он, Трезор Кладовкин.

– Это ты мне? – спросил он друга.

– Нет. Стервятникам, – прошептал Дорожкин. – Их тут миллион. Выжидают, когда я обессилю, чтобы съесть меня.

Кладовкин сочувственно кивнул и пониже свесился со своего карниза: вокруг Дорожкина действительно роились любители забродивших яблок. Они явно выжидали, что великий первооткрыватель быстренько превратится в яблоко, а потом быстренько скиснет.

– Это не стервятники. Это фруктовые мушки, – сообщил Кладовкин. – Они только скисшее едят. Так что выше голову, Дорожкин. Не кисни!

– Спаси меня, Кладовкин, – прошептал Дорожкин умоляюще. – А потом мы вместе победим Страшилку.

Почти до самого карниза Кладовкина дотягивалась вершина бурлящей стеклянной горы. Гора блестела своими гладкими боками полированного стекла и выглядела совсем неприступно.

Тогда Кладовкин посмотрел вверх. Высоко над ним, в темноте, на стене висела Страшилка. Темная пустота тоже выглядела достаточно неприступно. Страшилка ныла не хуже первооткрывателя:

– Не ешь меня, лисичка-сестричка… ш-ш-ш… не ешь меня, братец волк… не ешь меня, мишка косолапый.

Кладовкин вздохнул и сделал выбор.

– Топ, я сначала победю Страшилку. Потому что стеклянной горы я боюсь больше, – виновато сообщил он другу.

– А как же мы со стервятниками?! – заныл Топ Дорожкин.

– С фруктовыми мушками, – автоматически поправил друга Трезор. – Ты не должен им дать понять, что ты скис, понял?

– Понял, – кивнул первооткрыватель и встал во весь рост. – А ну, ко мне!!!

– Я же сказал: сначала к Страшилке! – отрезал Кладовкин.

– Да это я не тебе, это мушкам, – извиняясь, прошептал Топ. И громко прибавил: – К ноге!

– Щелк-щелк! – раздалось внизу.

Это верная Прищепка расслышала команду своего хозяина. Увы, добраться до него у нее не было никакой возможности.

– Топ! Трезор! – долетел до них далекий голос Механюка. – Вы в порядке?!

– Не знаем! – неуверенно крикнули вниз Дорожкин и Кладовкин.

– Топ! Трезор! – раздался снизу родной плачущий голосок Канючки. – Как я хочу вас видеть!

– Ну так выйди из-за дверцы и посмотри вверх! – посоветовал Дорожкин.

– Не открывай окошко, не слушай лисичку… ш-ш-ш… – предостерегающе зашипела Страшилка из мрачного поднебесья.

– Боюсь! – задрожал Канючкин голосок.

– Да замолчи ты, наконец! – закричал на Страшилку Кладовкин и в сердцах кинул вверх башмак.

Башмак попал в какой-то отросток на Страшилкином головотеле, и Страшилка ка-ак завопит:

– В черном-черном городе! По черной-черной улице! Едет!!!

– А-а-а! – донесся снизу голос окончательно перепуганной Канючки.

Больше медлить было нельзя, и Кладовкин решительно подошел к стене, ведущей к Страшилке. Увы. Стена была гладкой, на ней не было ни сучка, ни гвоздика, ни веревочки, ни даже занозы.

– Вот бы сюда ступеньки, – мечтательно произнес Кладовкин. И вдруг встрепенулся: – Стоп! Если ступенек нет, то их надо сделать! – Он опять подскочил к краю карниза и завопил: – Механю-у-ук!

– Кладовкин, дорогой друг! Я не смогу до тебя добраться: Канючка наотрез оказалась выпрыгивать из-за дверцы на тарелочку прыгалки и подбрасывать меня! – отчаянно закричал в ответ Механюк.

Бедный Механюк просто с ног сбился: он ловил мечущуюся по столешнице Прищепку и пытался запихать вопящую Канючку в спасительное яйцо с дырочками. Механюк надеялся, что в яйце, из которого не видно и не слышно всех ужасов мира, Канючка успокоится и заснет.

– Топ, – обратился Кладовкин к своему другу на нижнем карнизе, – заткни, пожалуйста, уши.

Топ с готовностью кивнул. Потому что голос Страшилки сильно отвлекал его от мушек и он боялся потерять бдительность.

– Механюк! – крикнул Кладовкин. – Заткни, пожалуйста, уши Канючке!

– Да я давно пытаюсь! – пожаловался Механюк.

– Слушай, Механюк, – продолжал Кладовкин, – иди в мою сокровищницу, найди там картонный сундук и подкинь его сюда.

Механюк кивнул.

– Ты меня слышишь? – спросил Кладовкин.

– Слышу, – сказал опомнившийся от удивления Механюк. – Ты на самом деле попросил меня войти в твой дом?

– Да! – донеслось до него сверху. – Только картонный сундук, понял?! Больше ничего не трогай!

Механюк подозрительно затих.

– И даже не смотри ни на что другое! – добавил сверху Кладовкин. А потом сел на карниз, обхватил голову руками и застонал тихонько, чтобы никто его не расслышал: – Нет, ну какой же я дурак! Надо было все пересчитать перед походом!

Механюк в сердцах махнул рукой на орущую Канючку в яйце, а потом махнул рукой на Прищепку, не желавшую слушаться команд, когда ее хозяин был в беде. Механюк устремился к жилищу Кладовкина. Он с трепетом отодвинул ящик, в котором жил на своих сокровищах Трезор, спрыгнул вниз, огляделся, присвистнул и в изумлении сел:

– Ничего себе!

– Не садись на пенек, не ешь пирожок! – предостерегающе завопила Страшилка.

– Спасибо, – с благодарностью прошептал Кладовкин, сам не свой от мысли, что кое-кто сейчас сидит в его сокровищнице и пялится на его ценности.

Механюк вздрогнул и поставил ладошки около глаз – чтобы не видеть чего-то ценного, что могло бы ему понравиться.

– Ой! Что это там блестит такое хорошенькое?! – услышал он у себя за спиной.

Ну конечно же это была Канючка! Она побоялась оставаться одна в яйце на пустынной столешнице и кинулась вслед за Механюком в дом Кладовкина.

– Даже не думай! – строго сказал Механюк. – Кладовкину это не понравится!

– Но ведь Кладовкин далеко! – беспечно сказала Канючка. И жестоко добавила: – А вдруг его сожрет Страшилка? Что ж, тогда всем этим чудесным штучкам здесь пропасть?!

– Как тебе не стыдно, Канючка?! – укоризненно закричал Механюк. – Если его сожрет Страшилка, то и нам конец! И тебе никакие блестящие штучки не пригодятся!