Подсумок был пуст, личный боевой запас исчерпан. Командир тоже успел заметить Генкино замешательство и, подозвав к себе одного из стоявших за его спиной "гвардейцев", снял с его пояса набитый "магазинами" подсумок и протянул его Генке. - На-а, РЭКС, возьми, - c горечью в голосе произнес он. - Я знаю, ты не захочешь откладывать выполнение моего задания и своих же планов. Если я не сделаю того, что задумал, ты же с голыми руками пойдешь за "снайпером". Ты такой! В тебе есть "кураж" и "звериная ярость". Иди. И не оборачивайся. Для тебя это единственный выход. Для меня, увы, тоже! Генка с благодарностью посмотрел в глаза своему командиру и бережно принял из его рук желанный подсумок с боекомплектом. Он знал, что насчет него командир был абсолютно прав. Он бы, Генка, не смог хладнокровно вернуться в казарму за боекомплектом и снаряжением. Он знал и то, что не сможет успокоиться, пока "кукушка", отобравшая у него последнего верного друга, не "заткнется" навеки. Он знал все это, и поэтому в его душе не возникли сомнения в правильности того, как он поступает. Он просто и уверенно вскинул на плечо АКМ, аккуратно пристегнул к поясу подсумок с боекомплектом и размеренным шагом направился в сторону бывшего здания райкома, маячившего на горизонте. - Удачи, РЭКС, - бросил ему вдогонку командир и с грустью подумал о том, что он сам был бы не прочь оказаться на месте Генки.
      * *
      *
      "Гнездовье" молдавской "кукушки" и вправду казалось, на первый взгляд, неуязвимым. Генка это понял сразу же, как только преодолел незримую линию фронта и благополучно добрался до голой бетонной площадки перед зданием бывшего райкома КПСС. Территория, безгранично и весьма успешно контролируемая молдавским снайпером, простиралась на добрые полсотни метров, вокруг здания и на сотню метров перед ним. Но и это еще было не все. Снайпер засел на самой крыше пятиэтажного здания и подобраться к нему бесшумно и незаметно было практически невозможно. Достаточно было одной брошенной на лестничный проход гранаты, и у нападавшего не оставалось никаких шансов на победу. Снайпер, судя по всему, прекрасно это понимал и чувствовал себя довольно уверенно и беззаботно. Однако он понимал и то, что только массивные стены здания являются единственным надежным гарантом его благополучия и безопасности. Вот почему за те долгие 12 часов, что провел Генка возле его огневой точки, снайпер так ни разу и не покинул своего гнездовья. Уже начало темнеть, а Генка все еще никак не мог придумать способ, как "достать" снайпера и самому остаться в живых. Время шло. За спиной Генки с завидным постоянством вспыхивали и вскоре быстро захлебывались горячие перестрелки. И вот-вот на него могли наткнуться молдавские "ополченцы" или "полиция". И тогда бы участь его была однозначно предрешена. С тремя "магазинами" к АКМ и бесполезным в обороне штык-ножом ему долго не продержаться. А там либо смерть, либо плен... При мысли о втором варианте окончания его рейда у Генки начинала дико стучать кровь в висках, и ледяной пот струился по спине.
      Луна уже была в своей полной красе, когда Генка, так ничего и не придумав, неожиданно заметил странную фигуру, опасливо кравшуюся от окрестных домов к изрешеченному осколками зданию бывшего райкома. Генка вначале подумал, что это кто-то из молдавских "ополченцев" решился навестить "кукушку". Но вскоре, с трудом разглядев в блеклом лунном свете грациозные девичьи плечи и чуть покачивающиеся при каждом шаге маленьких ножек бедра, понял, что ошибся. Незнакомка была одета в легкое ситцевое платье, доходящее ей почти до колен, высокие гетры и кроссовки. На голове ее был повязан цветастый платок. Лицо девушки, насколько смог разглядеть Генка, выглядело очень юным и милым. Смуглые волосы, пробивавшиеся из-под платка ниспадали на высокий лоб. Задорный вздернутый носик соседствовал с большими, широко раскрытыми глазами. Выражение лица девушки было испуганным. Дыхание прерывистым и тревожным. В руках она сжимала плетеную корзинку, покрытую рушником, и маленький термос, от которого исходил пар. Прошло не менее трех минут, прежде чем девушка, наконец, достигла дверей здания, и сверху на нее неожиданно упал луч фонарика. Она вскинула левую руку вверх и приветливо помахала ею в сторону источника света. В ответ свет фонарика быстро потух, и через минуту ее легкие шаги уже гулко раздавались в глубине здания, разрывая безмятежную тишину приднестровской ночи. Но Генка был уже начеку. Он пристально следил за каждым движением девушки, небрежно скинув на землю полуботинки и аккуратно, без лишнего шума, опустив в траву автомат и армейский пояс с подсумком. Он старался все время держаться в тени и, не поднимая головы из густой травы и кустарника, крадучись, направился наперерез девушке. Мышцы его тела были напряжены до предела. Холодное лезвие штык-ножа он крепко сжимал зубами, а пальцы рук с легким хрустом постоянно пребывали в движении. Он сознательно разминал сухожилия в преддверии тяжелой и неблагодарной "работы". Девушка уже была совсем близко от него. Он ощущал аромат ее нежного тела и слышал каждый ее вздох. Она что-то беспечно напевала себе под нос, бесшумно двигая тонкими изящными губами. Глаза ее были беззаботно опущены вниз и надежно прикрыты от лунного света густым шелковистым ворсом ресниц. Тонкие, устремленные к переносице брови, резко расходились в стороны и придавали ее юному личику непревзойденное очарование и красоту. Наконец, маленькие девичьи ножки робко вступили в густую траву, и густой сумрак от высоких деревьев жадно покрыл ее щуплую фигурку с ног до головы. Генка изо всех сил прижался к земле и предусмотрительно затаил дыхание. Девушка была от него уже в полуметре, так ничего и не подозревая о нависшей над ней смертельной опасности. Она уверенно шла по едва различимой в траве тропинке в сторону большого дома и небрежно размахивала своей корзинкой из стороны в сторону. Генка бесшумно крался вслед за ней, выжидая момент для решающего броска и прикидывая наиболее удачное место для нападения. И тут только ему в голову пришло, что девушку могут ждать и ее неожиданное исчезновение может ненароком привлечь внимание. Генка в бессильной ярости что-либо изменить закусил до крови губу и вынужден был, сдержанно дыша, "проконвоировать" девушку до самых дверей ее дома и позволить ей войти во внутрь. Кажется, его блестящий, на первый взгляд, план начал давать роковую трещину и разваливаться прямо на глазах. До рассвета еще было довольно далеко, а предстоящее утро не предвещало Генке ничего хорошего. Шансов избежать плена и дождаться следующей ночи у него было катастрофически мало. Но и идти напролом тоже не имело смысла. Оставалось только терпеливо ждать и уповать на его Величество Случай.
      И, о боже, именно такой случай подарила Генке Судьба. Генка не сразу заметил, как одно из невзрачных окон дома с легким скрипом распахнулось, и грациозная девичья фигурка ловко соскочила на цветочную клумбу перед ним. О Боже, о таком стечении событий Генка даже не думал и мечтать. Он даже вначале не поверил своим глазам и отчаянно ущипнул себя за руку, тщетно пытаясь себя убедить в том, что не спит. Но, к счастью для него и к несчастью для девушки, это был не сон. Всемогущие боги вновь улыбались Генке и повернулись спиной к его злополучной жертве. Вокруг, на расстоянии вытянутой руки, гремела война. А в этом хрупком, беззащитном существе продолжало теплиться и набирать силу всемогущее и неведавшее преград Чувство. Боже мой, что с нами только не делает Любовь. Более половины всех глупостей на Земле, а быть может и все, делается под влиянием именно этого чувства. И вот теперь, еще одно существо, обуянное этой Страстью, самозабвенно бросало вызов Провидению и, забыв обо всем на свете, опрометчиво двигалось прямо навстречу своей погибели. Генка с тоской и невыносимой болью подумал о том, что ему предстоит сделать. Для него это был последний рубеж, прощальный вздох его человеческой сущности, которую он уже не мог более сохранять в своей душе. В его разгоряченном сознании полыхал настоящий Ураган. Первый и, дай бог, последний раз в своей жизни перед ним стояла задача убить беззащитное и ни в чем неповинное существо И он прекрасно знал, что не сможет сделать этого. Эта безысходность в противоречии долга и сострадания жадно и бесцеремонно рвала его душу, вспарывала и "утюжила" мысли и чувства, заставляла кровь пузыриться в венах и бешено пульсировать в висках. Но, не смотря на бушующий в его сердце пожар чувств и сомнений, Генка чудовищным усилием воли заставил себя рвануться вперед, в сторону своей жертвы, одним резким и грубым движением запрокинуть ее голову назад, обхватить ее маленький изящный ротик потной ладонью и, наконец, рвануть маленькую оцепеневшую головку в сторону от себя. Шейные позвонки Генкиной жертвы чуть слышно хрустнули, тело девушки обмякло и безжизненно повисло на руках Генки. Девушка была мертва. Генка обреченно и горько вздохнул и бережно опустил тело своей жертвы в траву. Его сознание было покрыто туманом, мысли путались, а руки и ноги наотрез отказывались подчиняться его воле, как после действия сильного наркотика или алкоголя. Слегка пошатываясь, Генка мягко присел на траву рядом с еще теплым девичьим телом и, уронив голову на маленькую грудь девушки, на минуту застыл в оцепенении. Затем он тяжело приподнял голову и, с трудом сдерживая в сердце отчаяние и боль, взглянул в лицо девушки. Оно было прекрасным. Даже мертвое. Казалось, его хозяйка вот-вот приоткроет ресницы и ласково взглянет на звездное небо и серебристый диск Луны. Затем она поднимет глаза на него, Генку, улыбнется и приветливо скажет: "Кто ты, незнакомец? Зачем ты меня разбудил...?"
      Генка откровенно и беззастенчиво плакал. Его раскаленные слезы сами собой катились по обветренным щекам и обреченно капали на оголенную шею и плечи его прекрасной жертвы. Они нещадно жгли ее гладкую, бархатистую кожу, зловеще блестели в ярком лунном свете и стремительно таяли и терялись в потаенных складках ее одежды. А Генка первый раз в жизни всерьез думал о смерти, как об избавлении от самого себя. Он уже не просто себя ненавидел и презирал. Он уже даже не верил в то, что он и есть тот самый искренний и честный, любящий весь мир Генка. Генка - романтик. Генка - герой. Генка Человек. Для него не было секретом, что то, что еще минуту назад можно было с полным правом назвать Генкой, теперь уже таковым не являлось. Настоящий Генка был мертв. Мертв навсегда. Мертв духовно, а не физически. А то самое кровожадное и безжалостное Чудовище, недававшее покоя его душе еще с Афгана, теперь безраздельно хозяйничало и насмехалось над его мыслями и чувствами. Чудовище праздновало в душе Генки свою окончательную и безраздельную победу. Генка отчаянно тряхнул головой и подавленно огляделся.
      Бездыханное тело девушки все еще продолжало оставаться у его ног. Все еще пребывая в трансе и действуя как робот, Генка приподнялся а земли и бережно стянул с окоченевшего тела одежду и с нечеловеческой аккуратностью нацепил ее на себя. Где-то через минуту, повязав на голове цветастый платок и с трудом дыша в поползшем по швам платье девушки, Генка торопливо сунул за пазуху штык-нож. Выпрямившись и окончательно взяв себя в руки, Генка легкой, наиграно мягкой и грациозной походкой направился в сторону злосчастного здания бывшего райкома. Дорогу до дверей здания он преодолел довольно быстро и без приключений, каждую минуту ожидая рокового выстрела в лоб и кровавого предсмертного тумана. Но снайпер упрямо "молчал". Похоже Гене и вправду удалось мастерски усыпить его бдительность, и его незримый противник искренне "курился" на Генкину уловку и ни о чем не подозревал. Что ж, тем хуже было для него. Генка нарочито громко стукнул локтем в дверь на пороге здания, дождался того момента, когда блеснет уже знакомый ему фонарик, помахал ему в ответ рукой и начал уверенно подниматься вверх по лестнице на пятый этаж. Там, наверху, он чисто интуитивно почувствовал присутствие своего ничего неподозревавшего противника. Снайпер беззаботно стоял на самой верхней лестничной площадке в одних трусах и в сладостном предчувствии скорой встречи со своей возлюбленной. Он был абсолютно спокоен и даже курил, лениво облокотившись на перила и свесив голову вниз. На лестнице было очень темно, но Генка все равно чувствовал некоторую неуверенность и даже страх. Ему оставалась какая-то пара ступенек до цели, когда снайпер, наконец, отбросил в сторону сигарету и опрометчиво сделал шаг навстречу Генке, разводя в стороны руки. Он так никогда уже и не узнал, что же послужило причиной его мгновенной смерти. Штык-нож по самую рукоятку вошел ему прямо в сердце, и Генка, резко отскочив в сторону, позволил безжизненному телу рухнуть и с легким шумом скатиться вниз по ступенькам лестницы. Генка даже не обернулся для того, чтобы воочию убедиться в том, что его незадачливый противник действительно мертв. Да в этом, собственно говоря, и не было никакой необходимости. Генка осторожно протиснулся через узкую дверь во владения "кукушки" и ощупью нашел на полу фонарик. В его тусклом свете он принялся шарить по чердаку в поисках оружия и одежды снайпера. Через пару минут он уже спускался вниз по лестнице к выходу из здания, оставив на память друзьям "кукушки" несколько минных ловушек из гранат "Ф-1" с натянутой по всему полу чердака паутиной контактно-подрывных лесок и с трудом волоча за собой снайперскую винтовку в качестве убедительного доказательства смерти "кукушки".
      Уже розовел горизонт, когда Генка, наконец, преодолел роковые открытые для прострела метры бетонной площадки перед зданием райкома и предусмотрительно укрылся в густой тени огромных деревьев. Там он брезгливо и быстро сорвал с себя женское платье и вновь облачился в родную гимнастерку и полуботинки. С рассветом он был уже у своих. Добравшись до штаба, Генка вывалил на его пороге винтовку и документы "кукушки" и устало присел на ступеньках. - Рэкс? Твою мать, живой?! - заспанная физиономия его командира буквально сияла от неподдельной радости и восторга. - А мы уже тебя похоронили...Что, что, неужели снайпер...? - Угу-у, - страдальчески и равнодушно кивнул Генка, зарываясь головой в колени. - Ну, ты и вправду герой, парень, - восхищенно процедил сквозь зубы командир. - Вот так без лишнего шума обезвредить "кукушку"?! Это достойно "звездочки"! Если бы ни этот бардак в стране, я бы точно "на уши" всех поставил, а "героя" тебе бы выбил. Да. могу тебя здорово порадовать. Пока ты был на задании, кое-что произошло, парень! Генка беззлобно ухмыльнулся в ответ на последние слова своего командира, тяжело встал со ступенек штаба и, не оборачиваясь и чуть заметно шатаясь, поплелся в направлении казармы - сдавать оружие и спать. Утро было уже в разгаре. Розовая заря приветливо окрасила горизонт, и веяло прохладой.
      Впереди был новый день, но Генка не был твердо уверен в том, что он сможет и, что самое главное, захочет его прожить...
      Глава шестая .
      СВИНЦОВЫЙ ДОЛЛАР.
      Адриатика - эта некогда лучезарная колыбель европейских народов , уже в который раз была охвачена зловещим грохотом сражений и билась в судорогах от нанесенных ей войной ран . Чудовищное по своей жестокости проклятие вновь проявляло свою силу ,гонор, власть. Веками не смолкал здесь топот азиатских орд и приглушенный храп приземистых коней . И опьяненный славой Македонский на север здесь в боях прокладывал свой путь. Ни раз , ни два здесь сотрясала землю поступь легионов Рима и разносился лязг античных колесниц. Прошли столетия , и триумф армий Цезарей сменил османских сабель громкий свист, гнусавая молитва муэдзина , с нанизанными головами частокол и выжженные "янычарами" селения. Двадцатый век принес Балканам грохот пушек ,свист осколков, минные поля , воздушные налеты, скрежет танковых армад. Здесь началась Война Миров. И здесь она имела продолжение. История молчит о том , чем именно так прогневили жители Балкан Ее Высочество Фортуну. Они пришли сюда столетия назад. Пришли с востока и остались навсегда , хотя с тех давних пор их жизнь уже не ведала ни мира , ни покоя . Враг побеждал числом и грубой неуемной силой , но самые чудовищные раны он оставлял не пламенем и кованным клинком , а лицемерным языком своих миссионеров. Их было много .Быть может даже больше чем самих славян . Одни из них пришли сюда под знаменем Джихада и с "откровением" Аллаха на устах .Они не знали жалости и меры , огнем и плеткой сея на своем пути Ислам и хладнокровно разрушая целые селения. Другие с севера нагрянули сюда уже в личине " крестоносцев" , линчуя всех кто в их глазах казался виноват. Так продолжалось долго и упорно. Страдания и ненависть витали над землей .Врагами стали прежние соседи и друзья . Балканский "рай" не выдержал такого испытания и обреченно рухнул в пропасть ,в ад , в алчный и безжалостный Тартар57 ...
      * * * Генка беспечно сидел у самой кромки изумрудного прибоя , уткнув голову в колени и зачаровано вглядываясь в поддавшийся румянцем горизонт . Он был совершенно один и ,на его лице выступало легкое замешательство и романтический восторг . С каждым мгновением ему все больше и больше хотелось дерзко и гордо окунуться в вечность ,стремительно промчаться по ее потаенным коридорам времени и хотя бы на час робко прикоснуться к легендарному прошлому этой земли : ловко облачиться в доспехи легионера ,почувствовать ив ладони рукоять короткого эллинского меча , поднять над головой надежный круглый щит с блестящим ликом солнца посреди и , громко вскрикнув что-нибудь на языке Афины 58, ввязаться в бой во славу доблестного Александра или не менее Великого, снискавшего себе почет и уважение Веков ,Гай Юлия Цезаря или грозного Аттилы59. Но окружавший Генку мир упорно продолжал оставаться таким ,каким он был на самом деле . Циничным и грубым, алчным и холодным , лишенным даже слабого намека на античные достоинства и честь . Именно такой мир больше всего и ненавидел Генка . Справа от Генки в этом, реальном до банальности и скуки, мире чернел среди песка его АКМ и россыпью устилали землю нашпигованные мучительной смертью остатки боезапаса. На свисавшем до самой земли ремне Генки угрюмо поблескивали ребристые корпуса боевых гранат , а на выцветшей под лучами балканского солнца гимнастерке смутно проступали багровые пятна высохшей крови . Стояла поздняя осень и обычно переполненные курортниками золотистые пляжи были пустынны и наводили грусть и печаль .И причиной этому был не только леденящий кожу ветер и скудные остатки солнечной ласки . Главной причиной всего ,окружавшего Генку, была война. Война , превратившая в дымящиеся развалины гостеприимный Дубровник .Война , перепахавшая смертоносными осколками и ударной волной все побережье . Война , раскрошившая стены и башни средневековых замков и крепостей .Война , бесцеремонно "засеявшая" живописные долины и ущелья Балкан тошнотворным зловонием трупов и едким дымом пожарищ . Но для Друже Русие - так вначале прозвали Генку его новые друзья боснийских сербы, все это было лишь очередным этапом в его биографии . Генка с самого начала знал, на чьей стороне он окажется в этой войне. Привнесенная в его жизнь Афганистаном ненависть ко всему мусульманскому миру и искренние симпантии к братскому по крови и предкам народу сербов однозначно и четко опредилили его выбор . Кроме того ,у Генки была еще одна веская причина встать на сторону сербских повстанцев против хорватов и мусульман . Это была очень давняя и почти забытая история. Когда-то у Генки был преданный друг , серб по национальности и югослав по гражданству. Им тогда было лет по десять , не более. Но добрую память об этой дружбе Генка пронес через всю свою жизнь . Деян , так звали Генкиного друга , был выходцем из семьи дипломата, но все же держался с Генкой как с равным и ни разу даже намеком не подчеркнул своего элитарного статуса . Долгое время они были неразлучны и понимали друг друга с полуслова , невзирая на то, что родились в различных странах и говорили на разных языках .К тому же очень скоро Деян настолько хорошо выучил русский язык , что уже мало кто мог отличить его от простого русского мальчугана . Они с Генкой дружно и весело проводили время , на равных принимая участие в бесконечных мальчишеских шалостях и авантюрах : вместе купались в окрестном пруду и удили в нем рыбу , самозабвенно играли в дворовый футбол и "войнушку", бегали вместо школьных уроков в кино , катались часами на скейтах и велосипедах . Одним словом они по детски наивно смотрели на жизнь , особенно не задумываясь о будущем и искренне восторгаясь своим настоящим . Но однажды все это неожиданно кончилось . Отец Деяна был срочно отозван по делу в Белград и Генка был вынужден навсегда расстаться с верным и преданным другом ...
      Последние месяцы, которые Генка провел на Балканах, оказались на редкость удачными для армии боснийских сербов. Она неизменно одерживала верх над своим противником и праздновала одну громкую победу за другой. Очень скоро с позором разгромленные хорватские армии были вынуждены трусливо уступить свои позиции наседавшим сербам и , уже ближе к осени, добрых три четверти бывшей республики Боснии и Герцеговины оказались под неограниченным контролем сербских отрядов . Генка в глубине души был искренне рад таким успехам своих новых друзей , хотя подсознательно и понимал , что любая война никому не приносит счастья : ни победителям, ни побежденным. Кроме того, Генка всегда старался быть твердолобым прагматиком. Тем более, что сама судьба не оставляла ему другого выхода. Еще в Афгане он твердо уверовал в то, что волк и медведь не могут ужиться в одной норе или берлоге. Он был ярым противником подобного рода мифов и пацифистских легенд. Война, в его понимании, сколь ужасна и трагична она ни была, все же оставалась наиболее действенным и эффективным орудием эволюции и одним из краеугольных камней любой цивилизации или государства. Она всегда все расставляла на свои места и очень редко когда не являлась закономерным продолжением тщательно скрываемых за лицемерной улыбкой страстей и намерений. Она выпускала на волю ненависть и кровожадную ярость. Только испив до краев эту горькую чашу горечи и страданий , народы наконец забывали о своей взаимной неприязни, столетних распрях и обидах и на еще дымящихся руинах мира пытались строить новые , лишенные цинизма отношения и государства. Убрав из-за спины руку с предательским кинжалом , они были просто обречены ее протягивать открытой ладонью бывшему врагу. Генка упрямо продолжал верить во всю эту "очистительную " миссию Войны. И в основном благодаря этой вере и в этой Балканской войне пытался отыскать Идею, а не трусливое убежище от своих проблем. Отрядом, в который попал Генка, командовал степенный и умудренный опытом капитан бывшей ЮНА 60 Владо Станкович . Он был очень строгим, но хорошим командиром. Единственным его недостатком с точки зрения Генки была не знавшая предела ненависть и жестокость по отношению к хорватам. Корни этой ненависти уходили глубоко в прошлое, о котором сам капитан предпочитал особенно не распространяться. Только по чистой случайности Генка узнал о том, что во время немецкой оккупации, когда капитан еще был мальчишкой, нацистские приспешники хорваты-усташи безжалостно расправились со всей его семьей. Они это сделали в отместку за то, что он, Владо Станкович, решился помогать повстанцам-партизанам и оказался в их отряде. Капитан Станкович так и не смог забыть трагедии своих родных и через всю свою жизнь пронес презрение и ненависть к хорватам. Во всем остальном Станкович был по нраву Генке. Он искренне симпатизировал открытости и подкупающей честности своего нового командира. Но больше всего Генку привлекало в Станковиче его почти безрассудная отвага и необычный ум, позволявший отряду под его командой одерживать победы и не нести почти потерь. Капитан в сознании Генки иногда ассоциировался с этаким гордым, но хитрым котом, способным вывернуться из самой неприятной передряги и "приземлиться" точно на четыре мощных лапы. И в этой своей неуязвимости Станкович чем-то был похож на самого Генку. И Генка подсознательно чувствовал это, хотя и не был готов откровенно это признать. В свою очередь сам капитан тоже относился к Генке с симпатией и уважением, если не сказать большего. Кое в чем он даже открыто покровительствовал Генке и оказывал ему всемерную и бескорыстную поддержку. Станкович был к тому же тем самым человеком, который первым окрестил Генку Друже Русие, когда тот наотрез отказался назвать свое настоящее имя, и позволил Генке стать членом его отряда без унизительных попыток раскопать и выставить на всеобщий суд сумбурные и не всегда благовидные эпизоды из Генкиной одиссеи". Другие Генкины сослуживцы в начале относились к нему настороженно, но уже после первой недели совместных боев против хорватов и мусульман, они уже смотрели на него с уважительным восхищением, а порой даже с завистью к его фантастическому везению и воинскому мастерству. Особенно эффектно Генка отличился в кровопролитном бою за обладание боснийским городком Серебряницы, где ему удалось дерзко "накрыть" из гранатомета мусульманскую огневую точку и даже взять в плен вражеского офицера. После этого боя Генка окончательно стал "своим" среди сербских ополченцев , и каждый из них считал за честь оказаться среди его друзей или, на худой конец, товарищей. Только один из сербских солдат - невысокий, пухленький, с маленькими поросячьими глазками - с самой первой встречи невзлюбил Генку, и Генка отвечал ему тем же. Толстяка звали Анте Маркович. Среди бойцов сербского отряда еще задолго до появления в нем Генки за Анте прочно закрепилась дурная слава как от чрезвычайно вредном , спесивом и неуживчивым зануде. К тому же Маркович был сильно трусоват и до умопомрачения жаден, что сразу же отталкивало от него всех, кто с ним имел отношения. Генку же он возненавидел вначале из зависти к его быстро растущему авторитету и всеобщему уважению. Вскоре, однако у Анте появилась и еще одна причина ополчиться против русского новобранца в его отряде, Причина была до смешного банальна и глупа. Все дело было в том, что Генка наотрез отказался подарить Анте по его настоятельным требованиям свой излюбленный и добытый в качестве трофея в бою "Макаров". Маркович, безупречно следуя своей гнилой натуре, тут же поспешил доложить начальству о наличие у Друже Русие неучтенного и тщательно скрываемого пистолета. Однако результат его гнусного доноса оказался обескураживающим. Капитан Станкович выслушал его молча и без особого энтузиазма. Он даже и не думал о том, чтобы наказывать Генку за то, что тот не сообщил о наличии у него личного оружия. Значительно серьезнее капитана обеспокоил как раз сам факт доносительства в его отряде, а точнее темная личность стоявшего перед ним по "струнке" Анте Марковича. Все же не желая дать возможность разрастись скандалу, Станкович вызвал таки к себе Генку и устроил ему чисто символический "разнос" в присутствии Анте . Казалось, на этом инцидент между Генкой и Марковичем был исчерпан окончательно и бесповоротно. Генка был показательно наказан, а Анте получил вымученную им благодарность за свою "бдительность". Но все же Анте был не настолько глуп , чтобы не понимать того, что все, что сделал капитан было не более чем фарсом , разыгранным им с целью замять досадный инцидент и выставить его, Анте, на всеобщее посмешище и позор. И виной всему этому конечно же был Генка. В этом то Анте нисколько не сомневался и при их случайных встречах с Генкой ехидно усмехался ему вслед и шевелил губами в затаенной и пока бессильной злобе.
      Между тем, война продолжалась. После тяжелых и кровопролитных боев на юге Боснии отряд Станковича вновь занял свое место под Сараево, а Генка получил сержантские погоны. Теперь он уже был не просто рядовым бойцом, а командиром отделения диверсантов. В его подчинении оказалось пятеро проверенных и самых опытных в боях солдат. Им он доверял как самому себе. А вот седьмым в его отряде по иронии Судьбы нежданно оказался злополучный Анте. Вот это то и не давало покоя Генке. Кроме того, к внезапному повышению Генки по службе, то есть назначению его на должность "комода" 61 , оказалось приурочено еще одно немаловажное событие . В сербском отряде к Генке привыкли настолько и он заслужил среди сербов такой авторитет, что с некоторых пор его уже перестали звать Друже Русие, подчеркивая этим самым границу между ним и остальным отрядом. Теперь с ним обращались как с равным, по-свойски , и даже наградили новым прозвищем - Друже Терминатор за его неподражаемую смелость, воинское мастерство , отвагу и хладнокровие в бою. И это стало полной неожиданностью прежде всего для самого Генки. Он настолько свыкся с вымученной им ролью иностранного "коммандос", наемника , который искренне воюет за того , кто больше платит, что теперь он был в серьезном замешательстве , не зная как себя вести в дальнейшем. С одной стороны это резкое изменение его статуса в сербском отряде Генке откровенно нравилось и было по душе. С другой стороны , война рано или поздно должна была окончиться , а Генка был не готов принять Адриатику в качестве своей новой Родины. Та замусоленная пачка иностранных банкнот, что получал он ежемесячно за свой неблагодарный "труд" наемника , вполне могла вдруг стать его последним шансом как-то выжить в этом мире , единственным "мостом" , что связывал его с гражданской жизнью. И Генка был не в силах "сжечь" вот этот злополучный "мост". Кроме этой пропитанной потом и кровью пачки банкнот, в его жизни не было уже ничего. У него не было Родины . У него не было дома, когда можно было вернуться. У него не было Долга, ради которого стоило жить. У него не осталось родных и друзей, которые без страха и упрека захотели бы оказаться рядом с ним. У него даже не было мирной профессии, чтобы жить вне объятий войны. Генке было чудовищно больно и стыдно сознавать все это. И особенно то, что он искусный и бесстрашный воин, с богатым опытом и громкой славой и ... в тоже ни на минуту не перестающий чувствовать себя убийцей. Особенно в глазах того, к кому не прикоснулась длань войны . Для них он подобен монстру, машине смерти , горечи , страданий, лишенной всякой жалости и сердца. Но в глубине своих чувств Генка не был кровожадным монстром. Он не испытывал экстаза от чужих страданий, боли и зависимости от него. И то , что лютый Зверь в его душе одерживал победу над легко ранимым Человеком, было трагедией, но не его виной. Он слишком часто поддавался ласкам симпатиям Войны и Славы, однажды не заметив ,как преступил запретную черту. С тех пор понятия добра и зла слились для Генки воедино. В умении сеять смерть и восторгаться славой ему казалось он нашел свой Рок .
      * * * Пролетела неделя, прежде чем Генка получил свое первое боевое задание как командир разведчиков и диверсантов. С той самой минуты, как его вызвали в штаб и вручили папку с картами и описанием боевого рейда, все мысли Генки были заняты вопросом, как лучше и с достоинством осуществить возложенное на него задание.