Во-первых, серая муть режима ночного видения хорошо позволяет различать силуэты, но совсем не годится для того, чтобы вглядываться во влажную грязь перед собой.

Во-вторых, крона дерева оказалась чрезмерно массивной. Не тяжелой, нести такой груз я могу и одной рукой. Но массивной. А так как основная часть массы дерева оказалась выше той точки, за которую я его держу, то при каждом моем шаге оно начинало заваливаться то вправо, то влево. Пришлось взяться за ствол обеими руками в.разных точках.

Но, даже применив знание законов рычага, я не слишком сильно облегчил себе жизнь. В итоге мне пришлось идти с большой осторожностью – иначе в один прекрасный момент дерево завалилось бы набок и утащило бы меня с твердой кочки в топкую трясину.

Кроме того, дерево оказалось слишком неповоротливым, и нащупывать с его помощью дорогу совсем не просто. Каждое движение заваливает крону в одну сторону, а конец, которым я прощупываю почву, в противоположную. Приходилось прицеливаться очень тщательно, чтобы ощупать именно то место, куда я хочу наступить. Да и держать равновесие в таких условиях оказалось затруднительно.

И третье – комары. Тучи кровожадных кровососов, этих шестилапых вампиров, кружатся вокруг меня, то и дело сладострастно впиваясь дрожащими от возбуждения хоботками в шею, в лицо, в руки.

Отгонять их я не могу – ведь обе руки заняты деревом. Сначала я пробовал двигать теми частями тела, которые атакуют кровососы. Вертел головой, чтобы согнать комаров с шеи. Корчил гримасы, чтобы спугнуть насекомых с лица. Шевелил пальцами, стараясь не уронить дерево,– крепко сжимал ствол и снова расслаблял кисти.

Однако комары не особо реагируют на это. Самые трусливые или те, кто уже успел насытиться, улетают, сердито жужжа. Однако на их место прилетают другие – голодные и злые. Похоже, мои конвульсивные телодвижения лишь привлекают их. Логично, если жертва еще дергается, значит, в ней много крови, собратья не успели выпить ее досуха.

И самое страшное – чем сильнее я корчусь, тем сильнее колыхается дерево. В итоге я решил, что пусть уж лучше меня заживо съедят кровососы, чем я бултыхнусь в трясину. Конечно, обе эти смерти неприятны. Но все-таки лучше быть растерзанным дикими комарами. Это почти так же почетно, как умереть в честном бою.

Идти стало труднее. Количество надежных кочек уменьшилось, в голове начало мутиться от болотных испарений. Руки устали. Конечно, я человек сильный и выносливый, но попробуйте-ка сами подержать на вытянутых руках бревно с листьями. Посмотрим, на сколько вас хватит.

Кроме того, палка слишком сильно втыкается в почву. Если я щупаю твердую землю, то она уходит на несколько сантиметров и приходится тащить ее обратно. Для этого нужно совсем по-другому расположить центр тяжести тела. Но менять позу, переступать на скользкой кочке, когда одна нога и так держится еле-еле, довольно сложно. Вдвойне сложно, потому что нужно удержать дерево, которое от каждого движения заваливается в сторону.

А если, щупая землю, я попадаю палкой в трясину, то она, не обнаружив ожидаемого сопротивления, ухает в глубину. Приходится быстро отступать (стоя на скользкой кочке!) и тянуть палку на себя.

Пока мне удавалось подхватить дерево до того, как оно выскользнет из рук и бултыхнется в трясину. Но рано или поздно это произойдет. И тогда я останусь без палки-щупалки, а без нее на болоте делать нечего.

Интересно, как долго мне идти, прежде чем я выберусь на твердь земную? Найти ответ очень просто – нужно только скачать из Сети топографические карты местности. Там обозначены все болота. Надо было сделать это с самого начала, когда я только подошел к болоту. А лучше всего, когда я только отошел от деревни. Но все-таки лучше поздно, чем ухнуть в болото.

Карта выдала неутешительный ответ – болота простираются почти до того места, где сейчас стоит Марфа. Если буду продолжать путь, то дойду только к утру.

Это меня не устраивает. Пятнышко из четырех точек почти достигло одинокой точки. А ощущение, что я должен успеть раньше, усилилось, хотя и не стало более конкретным. Надо – значит надо. И никаких комментариев моя интуиция давать не собирается. Значит, нужно возвращаться на твердую землю и обходить болота посуху. Долго. Но если ломиться напрямую, то получится гораздо дольше.

Развернувшись, я пошел назад так быстро, насколько это можно на болоте. Пожалуй, даже чуть быстрее – несколько раз соскальзывал с кочки, нога съезжала в топкую грязь или холодную воду.

Добравшись до берега, я отбросил ненужную уже палку и потряс ногами – попытался выплеснуть ледяную воду из кроссовок. Ощутимых результатов это лягание воздуха не принесло, все-таки кроссовки сделаны из водонепроницаемого материала. Вот только почему-то внутрь они воду пропустили.

Впрочем, о сухости ног сейчас думать некогда. Я побежал в обход болота, перепрыгивая через стволы бурелома.

Ветер бьет в лицо, деревья проносятся мимо, вода в кроссовках ритмично чавкает и хлюпает. Посмотрев под ноги, я обнаружил перед собой тропинку. Когда выбежал на нее – не помню. Мне сейчас некогда смотреть вниз, все внимание уходит на то, чтобы следить за картой и не натыкаться на деревья.

Пробежав еще несколько минут, я убедился, что смотреть под ноги все-таки нужно. Хотя не думаю, что сейчас это меня спасло бы. Ну увидел бы я посреди тропинки кучу сосновых веток. Я бы даже и не догадался, что под ними яма.

Но под ноги я не смотрел, так что даже веток не увидел. Только почувствовал, как тропинка под ногами расступилась... Все стремительно ушло вверх, бока ободрало ветками даже сквозь комбинезон. Лицо я спас – рефлекторно прикрыл голову руками, еще и не поняв толком, что же произошло.

Земля ударила по ступням, ноги подогнулись. Завалившись набок, я стукнулся спиной о земляную стену ловушки и сполз по ней вниз. На меня повалились ветви, прикрывавшие яму. Колючая хвоя царапнула щеку.

Когда ветки и комья земли прекратили сыпаться, я поднялся и осмотрел ловушку. Самая обычная волчья яма. Неужели в окрестностях есть волки? Или ловушка предназначена для другого зверя?

Впрочем, это неважно. Сейчас в ловушке не зверь, а я. И нужно как можно скорее выбираться.

Вот только как? Яма слишком глубокая. На кого бы ее ни ставили, но охотники хорошо позаботились о том, чтобы зверь не выбрался.

Самое печальное, что с собой у меня нет никакого снаряжения или инструментов. Даже веревки или ножа, чтобы расковырять в стене ступени. Я оставил в деревне все, что счел ненужным. Мне даже и в голову прийти не могло, что, отправившись в «спасательную операцию», я сам буду нуждаться в спасателях.

Может быть, удастся выковырять в земле ступени? Я провел ладонью по стене. Нет, слишком плотная почва. Что же тогда делать? Сначала нужно решить, что у меня есть с собой и как это можно использовать. Над этим долго думать не пришлось, я сразу выдал правильный ответ – у меня нет ничего.

Нет, конечно, у меня есть комбинезон и хлюпающие кроссовки, но я понятия не имею, как их можно использовать в моей ситуации. А больше у меня нет ничего, кроме собственного тела.

Мой учитель боевых искусств говорил, что тело человека – лучший инструмент. Во-первых, тело способно выполнить больше различных действий, чем любой другой предмет. Во-вторых, можно научиться в совершенстве владеть своим телом и не бояться, что придется переучиваться, если появится более совершенный инструмент. В-третьих, тело всегда под рукой, в отличие от других инструментов. Можно поспорить с этим утверждением. Однако мое тело – это действительно единственный инструмент, оставшийся под рукой. Буду использовать его.

Встав примерно в центре ямы, я задрал ногу, выпрямил ее, уперев в стенку. Сосредоточился, напружинил вторую ногу. Подпрыгнул, резко задрал ее, ударил в стенку.

Нога скользнула, я грохнулся на дно. Со второй попытки мне все же удалось подняться над землей – я завис, уперевшись ногами в противоположные стены. Хорошо, что яма не слишком широкая.

Несколько секунд я передохнул. Больше нельзя – такое положение ненормально для тела, если я останусь в нем долго, то усталость будет накапливаться быстрее, чем уходить.

Переношу тяжесть тела на левую ногу, она вжимается в земляную стенку. Правая упирается в стену лишь чуть, быстро приподнимаю ее и снова распределяю нагрузку на обе ноги равномерно.

В результате моих телодвижений левая нога немного сьехала вниз. Но зато правая поднялась.

Повторяю процедуру. Только теперь правая нога упирается, а левая поднимается вверх.

В течение нескольких минут я довольно уверенно продвигался к краю ямы. Несколько раз из-под кроссовки начинала сыпаться земля, нога соскальзывала. Но все же я вовремя успевал, упирался в стенки и останавливал скольжение.

Вскоре я уже смог прочно зацепиться руками за край ловушки. Мешали ветки, которые остались наверху,– руки скользили по ним, а ветви скользили по земле. Пришлось просунуть руки под хвою и нащупать землю.

Подтянувшись на руках, я выбрался из ямы. Отполз подальше, чтобы не свалиться обратно, и только после этого смог перевести дух.

Ноги гудят и болят, как после многочасовой дискотеки. Но я все же нахожу в себе силы, чтобы подняться и побежать. Правда, на пару минут бег пришлось остановить– после карабканья ноги одеревенели, слушались плохо, да и в голове потемнело. Меня так шатает, что угроза столкнуться с деревом стала вполне реальной. Я перешел с бега на шаг и принялся старательно уворачиваться от деревьев.

Несколько раз соснам почти удалость налететь на меня, но я вовремя уходил от лобового столкновения. Наконец кровоток в ногах восстановился, я снова смог бежать без угрозы быть сбитым сосной.

Красные точки на термальной карте стремительно сближаются. Я бегу изо всех сил, однако уже понятно, что первым я не успею.

Я сосредоточил свое внимание на ногах. Постарался отталкиваться от земли как можно сильнее, подал верхнюю часть туловища вперед, немного пригнулся.

Теперь я уже даже не бегу, я передвигаюсь вперед прыжками. Толчок левой ноги – тело летит вперед, почти распластавшись над землей. Правая нога вынесена далеко вперед, готовая принять эстафету. Левая рука тоже вылетает перед телом – чтобы сохранить равновесие. Земля касается правой ноги, та мягко сгибается. Нога даже не гасит толчок, а вбирает в себя, готовясь выплеснуть его, придать телу еще один импульс.

Легкие горят, по их внутренней поверхности гуляет наждак. Сердце в отчаянии бьется, стремится разбить стенки грудной клетки и вылететь на волю. Ноги сводит судорога, молочная кислота разъедает изнутри клетки мышц.

Но термальная карта все равно наглядно показывает, что мне не успеть. И все же я бегу, выжимая из своего тело все, на что оно способно. Внутренний голос заглушил даже хриплое сипение и кузнечный молот сердца. И этот голос говорит, что нужно прибежать как можно раньше. Не обязательно до того, как это сделает Семен, но до того, как он сделает непоправимое.

Что именно, внутренний голос не говорит. А я не спрашиваю, у меня не осталось сил, чтобы задавать даже мысленные вопросы.

Пятно из четырех точек уже достигло одинокой точки. Остановилось возле нее. Похоже, они вполне мирно разговаривают.

Понятия не имею, по каким признакам я определил, что две маленькие красные точки разговаривают. Понятия не имею, как я узнал, что микроскопические пятнышки на термальной карте разговаривают именно мирно. Но в том, что это именно так, я уверен. Сейчас я на пределе, организм сжигает резервы, которые активизируются только в самых экстремальных ситуациях, сознание мутится. Именно в таком состоянии и приходят самые правильные озарения. Так что я просто бегу и рассматриваю инфракрасную картинку, не пытаясь анализировать свои догадки.

Семен и Марфа продолжили беседу, собаки отошли немного в сторону, принялись обнюхивать кусты. Я отчетливо представил себе эту сцену. Слишком отчетливо. Показалось, что еще чуть-чуть, и я услышу слова.

Просто показалось. Наблюдая за тепловыми точками людей, можно представить, как проходит беседа. Расположение точек друг относительно друга, характер движения (если они движутся), даже яркость (которая говорит об интенсивности кровообращения в данный момент) – все это может сказать обо многом. Каково эмоциональное состояние точек-людей, нервничают они или спокойны, доверяют ли собеседнику. Подсознание замечает множество мелких деталей, анализирует, сводит результаты воедино – это и есть интуиция. Но никаких чудес интуиция совершить не может. Нельзя услышать разговор, наблюдая за точками на термальной карте.

И лишь по одной причине мне показалось, что я смогу уловить слова. Слишком много пришлось испытать моей психике. Еще немного в таких условиях – и я не только голоса буду слышать, но и начну леших видеть и с русалками говорить.

Точки стали чуть ярче – особенно точка-Марфа. Оба красных пятнышка пришли в движение. Что именно происходит, сказать не могу, слишком мало информации. Но я отчетливо ощутил, как нарастает напряжение. Кажется, даже собаки встрепенулись.

Точки по-прежнему что-то говорят друг другу. Вот только теперь не столь мирно, эмоции так и хлещут. И эмоции новее не положительные.

Точки как-то странно дернулись. Кажется, одна из них накинулась на другую.

– Нет! – донесся до меня женский крик.– Семен, не надо!

Неужели у меня уже галлюцинации начались? Ведь невозможно же услышать слова, наблюдая за термальной картой!

Через секунду я понял, что картинка со спутника тут ни при чем – слова до меня донес ветер. Я подбежал уже достаточно близко, чтобы полагаться на собственные органы чувств, а не на спутник.

Я включил режим наложения термальной матрицы со сканера очков на картинку ночного видения. Сквозь мелькание стволов в серой мгле показались ярко-красные пятна Два из них, имеющие вертикальную конфигурацию, явно борются. Другие три пятна бродят по кустам, интенсивно обнюхивая местность.

– Стоять! – закричал я.

Деревья расступились, я выбежал на небольшую поляну. Теперь я смог рассмотреть Семена – до этого я видел его только как маленькую точку или большое, но размытое тепловое пятно. Теперь же я могу увидеть и черты его лица, тем более что это самое лицо повернуто ко мне.

Крепкий плечистый мужик. Черты резкие, волевые. Всю нижнюю часть лица скрывает то ли короткая бородка с усами, то ли длинная многодневная щетина.

Даже в серой мгле режима ночного зрения видно, что глаза у него горят сумасшедшей яростью. Впрочем, ярость вполне оправданна – я только сейчас понял, от какого занятия оторвал его.

– А ты еще кто такой? – хрипло рявкнул Семен, продолжая прижимать Марфу к дереву.

– Неважно. Отпусти ее или будет хуже.

– Кому будет хуже? Тебе? Ребята, взять его! Последняя фраза была обращена к собакам. Повернувшись в их сторону, я увидел «ребят».

Это собаки?! Пока они были лишь точками на термальной карте, такими страшными не казались.

Чем же надо кормить псов, чтобы они так вымахали?

На меня несутся три монстра, каждый почти с бегемота размером. Вот только бегемот не умеет так шустро бегать. Да и клыки у него не такие страшные.

Рефлексы, вбитые изнурительными тренировками в спинной мозг, спасли мне жизнь. Сознание еще не успело вникнуть в ситуацию, оценить перспективы и составить план действий, а тело оказалось уже в нескольких метрах от прежнего места.

Пока я находился в воздухе, подброшенный этим невероятным прыжком, мысль успела скользнуть в меню чипа и активизировать нужную программу. Как хорошо, что я подвесил боевой модуль на «горячий» вызов!

Собственноручно написанная всего четыре дня назад программа властно протянула свои щупальца в каждый уголок моего мозга.

Ритм сердца стал ровнее и мощнее, по и без того разгоряченному телу разлилась волна жара, каждый удар сердца стал отдаваться болезненной пульсацией в каждой клетке. Мышцы, подрагивающие от усталости, стали двигаться ровнее, скорость сокращений увеличилась – это включилась фильтрация моторных нейроимпульсов. Вот только и боль от перенапряжения стала слишком острой – нельзя сделать четче сигналы, идущие от мозга к мышцам, не затронув обратные сигналы.

Мой дикий прыжок завершился, я мягко опустился на землю. Перекувырнулся, уходя от атаки самой проворной собаки. Программа в это время прошлась по моему мозгу вплоть до самых дальних закоулков, заставив каждый нейрон сосредоточиться на битве. Миллионы клеток объединились единой целью – выжить, спастись, обезвредить, убить.

Сознание взорвалось сотнями информационных потоков, мозг, всколыхнувшийся до самых глубин, разразился ментальным ураганом. Готовые решения возникают сами, мне остается самое сложное – выбирать оптимальные.

Выйдя из кувырка, я уже держу в руках здоровенную палку. Розовая оскаленная пасть несется на меня, поблескивая капканом клыков. Черное пятно носа подрагивает. Именно туда я и направил удар. Нос – самая уязвимая точка на теле собаки. Даже если собака с бегемота ростом, такой удар выведет ее из строя.

Громкий хруст ломающейся палки заглушился еще более громким хрустом ломающихся черепных костей. Впрочем, собака умерла вовсе не из-за травмы – ее убил болевой шок. Все-таки у собак в носу больше нервных окончаний, чем в любом другом органе.

Оба выживших пса одновременно прыгнули на меня. Я отчетливо понял, что любой уход назад закончится для меня плачевно. Тогда я рванулся вперед, проскочив между двумя огромными тушами.

Оказавшись позади собак, я обернулся – звери еще не вышли из прыжка и до сих пор висят в воздухе. Резко подавшись вперед, я ухватил одну из собак за задние лапы. Изогнулся, крутанул руками.

Сдвинуть такую тушу, несущуюся с огромной скоростью, непросто. Силы рук вполне хватило – сейчас из моих мышц выжимаются все резервы. Но масса моего тела оказалась слишком мала. По всем законам физики меня отшвырнуло па несколько метров.

Но я все-таки добился своего – мохнатое тело крутанулось и ударилось черепом о ствол дерева. Третий зверь уже метнулся на меня. После падения я все еще лежу на земле. Увидев несущуюся на меня махину, я попытался отпрыгнуть.

Но не успел. Мохнатое тело придавило меня, в лицо ударила струя горячего смрадного дыхания. Обеими руками я принялся отталкивать от себя морду, которая уже в предвкушении разверзлась, демонстрируя все свои клыки.

От ужасного запаха, бьющего прямо в лицо, начало мутить. На лицо капнула слюна. Язык, высунутый наружу, почти коснулся моего носа.

Но все же мне удалось удачно удержать пасть в нескольких сантиметрах от лица. Понимая, что зубами меня не достать, пес принялся молотить лапами. Я начал вертеть головой, уклоняясь от ударов. Но все же пару раз пес задел меня когтями.

Поймав момент, когда его лапа в очередной раз оказалась в воздухе, чтобы вновь обрушиться вниз, я крутанулся и выскользнул из-под туши.

Убегать бесполезно – пес вцепится в меня прежде, чем я встану на ноги. Ударить из такого положения я тоже не могу. Не раздумывая, я прыгнул зверю на спину. Он испуганно дернулся. Чтобы не упасть, я вцепился в шкуру. Пес запрыгал, меня затрясло. Правая рука, ухватившаяся за шерсть не слишком крепко, сорвалась, скользнула вниз. Пес в этот момент прыгнул особенно сильно, я машинально вцепился в его мускулистую шею и изо всех сил прижался к собаке, чтобы не свалиться.

Как только я вновь укрепился верхом на псе и. опасность свалиться уже не грозила, у меня оказалось достаточно времени, чтобы осмыслить ситуацию. Как мне повезло, я чуть не закричал от радости.

Выждав, когда будет трясти не так сильно, я слегка отпустил правую руку, продел ее под лапой пса и потянул ладонь вверх, зафиксировав на затылке зверя. Затем проделал то же самое левой рукой. После этого я сцепил пальцы обеих рук в замок. Поудобнее уперся переплетенными ладонями в позвоночный столб собаки и напряг руки.

Почуяв неладное, пес упал на бок и принялся кататься по земле, надеясь стряхнуть меня. Но я только сильнее надавил.

Хрустнув, позвоночник поддался. Голова неестественно болтнулась. Собака попыталась заскулить, но из ее пасти вырвалось лишь сдавленное хрипение. Еще несколько секунд животное конвульсивно дергалось, подмяв меня своей тушей, а затем затихло.

Я выбрался, потирая ноющие бока. Конечно, помяла меня собака прилично, но жаловаться не стоит – могло быть и хуже. Да и толку от жалоб нет.

Вот кому действительно досталось, так это моему комбинезону. Прочная синтетика разодрана когтями, залита слюной и кровью. Откуда взялась кровь? Явно не из меня – настолько глубоких ран на теле нет, если какие кровотечения и присутствуют, то исключительно внутренние. Собак я, кажется, тоже до крови не драл. Может быть, пятна появились раньше, во время побоища в лагере разбойников?

Скорее всего.

Я настолько увлекся созерцанием темно-багровых пятен на одежде, что совсем забыл еще об одном противнике. Он напомнил о себе разъяренным рыком:

– Ах ты сучий потрох! Моих собак убил!

– Между прочим, я только защищался,– хрипло пробормотал я. Дыхание все еще не восстановилось, и понять мои слова просто невозможно. Но я все-таки счел необходимым заявить свою позицию по вопросу виновности в гибели собак.– Не надо было их на меня натравливать.

Семен отпустил Марфу и направился ко мне, в руке блеснул нож. Марфа метнулась прочь, однако далеко не убежала, остановилась на краю поляны.

– Беги скорее! – крикнул я. Точнее прохрипел. Марфа никак не отреагировала. Скорее всего, просто не поняла моего окрика – сквозь хрип я и сам еле разбираю слова. А возможно, она сейчас и не в состоянии воспринимать что-либо. Сколько всего с ней произошло за последние несколько часов: потерялась дочка, попытались изнасиловать, таинственный незнакомец зверски убил трех огромных псов. На ее месте я бы тоже впал в ступор.

Впрочем, сейчас главное – вовсе не психическое здоровье Марфы, а грозная фигура, которая надвигается на меня.

За те несколько секунд, которые у меня остались, нужно попытаться оценить сильные и слабые стороны противника. У него есть нож. Серьезное преимущество в обычной потасовке, но против хорошо обученного противника не намного лучше собственных рук и ног. Так что особо бояться ножа не стоит.

Семен – киборг. Это уже хуже. Самое паршивое, что я не знаю, какие именно «агрегаты» встроены в его тело. Жаль, что не расспросил в деревне подробнее.

Но кто мог знать, что мне придется драться с Семеном? Кажется, старики говорили, что он может видеть в темноте. Но это для меня как раз и неважно – луна светит ярко, да и заря уже намечается. Может он видеть в темноте или не может – разницы для меня нет, никаких серьезных преимуществ в битве он не получает.

Что еще можно сообразить? Двигается он плавно, с животной грацией, в каждом движении – скрытая стремительность. Это плохо: похоже, своим телом он владеет в совершенстве.

А вот чего в его движениях нет, так это отточенности. И походка очень характерная – идет, чуть подавшись вперед, выставив нож, в каждый шаг вкладываясь всем телом. Хорошо обученный рукопашник никогда не пойдет в атаку так, он будет держаться ровно, максимально закрыто, движения скупые и размеренные.

Да и взгляд у Семена неправильный. Смотрит на меня, вместо того чтобы смотреть в мои глаза. Чтобы проверить складывающуюся у меня гипотезу, я слегка подался в сторону. Глаза Семена сразу же метнулись, опережая мое движение, туда, куда, как он думал, я собирался шагнуть.

Похоже, Семен и в самом деле не обладает нужными воину навыками. Но старик говорил, что Семен – лучший воин в деревне. Да и его физическая подготовка, как и умение владеть телом, действительно впечатляет.

В уме я уже набросал примерный психологический портрет Семена, опираясь на свои скромные познания в физиогномике, а также на характер его движений, голос, мимику, неосознанные жесты.

Он явно из тех людей, которые способны добиться огромных успехов в одной очень узкой области деятельности. Но такие люди отличаются огромным самомнением. На определенном этапе они начинают считать, что уже знают и умеют все, что, по их мнению, является важным. Все остальное, в чем они успехов не добились, они объявляют бесполезной чепухой.

Правда, еще существуют занятия, смежные с тем видом деятельности, в которых эти люди добились успеха. Они обычно заранее считают себя специалистами в таких смежных занятиях, даже не попытавшись попробовать. Если они все-таки пробуют, то первая попытка может получиться вполне удачной – помогают навыки, полученные в основной деятельности. Если так происходит, то подобные люди не стремятся чему-либо учиться в новой для них области. Зачем, если навыки уже имеются?

О том, что в каждом занятии существует своя специфика, такие люди даже и не догадываются. Как и о том, что без знания специфики можно совершить очень глупые ошибки. Семен из таких людей. Раньше он явно был охотником. Слишком уж много звериности в его движениях. Такого не бывает при обычных тренировках. Зато, если часто бываешь в лесу, уже начинаешь сливаться с ним, и тогда чрезмерно звериные движения в порядке вещей.

Да и у кого еще могут быть такие собаки, если не у охотника?

Значит, когда Семен вознамерился стать воином, то решил, что учиться ему не нужно. Он и без того быстр, как волк, силен, как бык, зорок, как орел.

И ему действительно удалось стать хорошим воином на деревенском уровне.

Зачем разучивать приемы и блоки, если воевать приходится только с жителями соседних деревень, которые тоже высокой выучкой не отличаются? Достаточно размахнуться посильнее да ударить первым.

Не знаю, отличается ли таким примитивным подходом к воинскому искусству он один или в этой местности вообще культура боя подменена примитивным накачиванием мышц и развитием реакции. Для меня важно то, что я нащупал его недостатки и с их учетом могу выстроить выигрышную линию боя.

Нужно использовать хитрые приемы и удары, которые невозможно отразить без специальных навыков. С защитой все наоборот – сосредоточиться следует на блоках против самых примитивных ударах, рассчитанных лишь на грубую силу. Нужно пользоваться комбинациями и сериями ударов – Семен наверняка не умеет их прерывать.

Он не умеет правильно распределять внимание в бою, его взгляд автоматически бросается на движущиеся предметы. Семен импульсивен. Значит, нужно активно пользоваться обманными и отвлекающими движениями.

Самое главное – он не владеет психологией боя, не умеет скрывать свои намерения. Значит, мне остается только внимательно наблюдать, предсказывать его действия и использовать их в своих целях.

Конечно, все эти мысли я не продумывал так подробно, не проговаривал. Они промелькнули у меня в голове яркими, не до конца оформившимися вспышками, иначе не вместились бы в те несколько секунд, которые понадобились Семену, чтобы подойти ко мне.

Ложный выпад, рывок в противоположную сторону. Нога несется, чтобы сбить Семена с ног. Однако он оказался быстрее. Успел отскочить, несмотря на то что обманное движение сработало и отвлекло его. Сверхчеловеческая реакция и стремительность с лихвой компенсируют отсутствие воинской подготовки.

Блик луны сверкнул на лезвии, нож несколько раз вспорол воздух в непосредственной близости от меня. Каждый раз я успевал блокировать его руку, захватить и попытаться использовать это для проведения приема. И каждый раз Семен освобождался. Без всяких хитрых вывертов, без знания правил ухода от захватов – он просто отдергивал руку с такой скоростью и силой, что я не мог ее удержать.

Конечно, существуют захваты, от которых нельзя освободиться без навыков. Но мне просто недоставало времени, чтобы правильно провести один из таких приемов,– звериные инстинкты Семена заставляли его отдернуть руку за мгновение до того, как было бы уже поздно.

Я обрушил на него серию ударов. Одновременно руками и ногами, чередуя самые различные способы. Ребрами ладоней, кончиками пальцев, основанием кистей, костяшками пальцев. Носками ног, пятками, всей ступней. Бил прямо и сбоку, сверху и снизу.

Первый его спонтанный блок я пробил, сквозь второй моя рука попросту проскользнула. Большинство ударов попали в цель только благодаря своей экзотичности – в обычных потасовках не наберешься опыта отражения подобных атак. Но даже удачные удары сильного эффекта не оказали. Так просто боевого киборга не завалить. Даже если вся его модернизация сводится к простенькому кардиоконтроллеру и стимулятору надпочечников. А мой противник, похоже, не ограничил вмешательство в свое тело установкой минимальной боевой конфигурации.

Довести серию до логического завершения я не успел – Семен не смог уклоняться от такого числа почти одновременных ударов и счел за лучшее отступить. Но тут же кинулся вперед, яростно взмахнув ножом.

Удар пришелся по воздуху – не стоит размахиваться столь сильно, атаки ножом должны быть короткими и резкими. Скользнув под взметнувшейся рукой Семена, я провел удачный апперкот.

На этом моя удача кончилась. Семен набросился на меня, нож засверкал в скупом свете заходящей луны. Я зазевался, не успел отскочить, уклоняться тоже уже поздно. Пришлось уйти в глухую оборону.

Удары принимаю по всем правилам – не гася их, а лишь отводя. И все равно мои руки отзываются болью на каждый удачно проведенный блок – с такой невероятной силой бьет Семен.

И с каждой секундой он ускоряется, в движениях появляется новая мощь. Именно поэтому я понял, что мои шансы на победу невероятно велики. Сейчас в артериях Семена пульсирует гремучий коктейль из крови и адреналина. Наверняка концентрация других гормонов тоже подправлена. Сердце разогнано до предельной скорости и мощности, с каждым его ударом рвутся все новые и новые мышечные волокна, составляющие саму основу сердца.

Его организм изнашивается с каждой секундой. Химический состав крови изменен слишком сильно; еще немного, и вместо того чтобы стимулировать работу мозга, гормональная буря захлестнет его сознание беспричинной эйфорией. Уже сейчас Семен опьянен битвой, а скоро он не сможет адекватно реагировать на мои атаки.