Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Наше недавнее - Екатеринбург - Владивосток (1917-1922)

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Аничков Владимир / Екатеринбург - Владивосток (1917-1922) - Чтение (стр. 9)
Автор: Аничков Владимир
Жанр: Биографии и мемуары
Серия: Наше недавнее

 

 


      ***
      Уже рассвело, когда я подходил к усадьбе Маргаритино, с трепетом думая о судьбе сына.
      На застеклёной террасе ещё горел огонь, в окнах торчали незнакомые головы. {125}
      Я направился во флигель и залез под полог на кровать сына. Вот где блаженство!.. Неожиданно возле меня очутился мой верный пёс Трамсик, выказывающий визгами и лизанием моего лица свою неподдельную радость и дружбу.
      Дверь отворилась и вошла Маргарита Викторовна.
      - Владимир Петрович, это вы?
      - Я.
      - Ну, слава Богу. Я вас увидала, но никто из комиссаров вас не заметил. Сейчас же бегите в лес, а то вас арестуют. Владимир Михайлович и Володя успели убежать, а Толя и Боря с ними отлично беседуют. Обыск закончился благополучно...
      - Ну нет, я никуда не убегу - мочи нет. Пусть лучше арестуют, - не то наяву, не то во сне ответил я. - Принесите, ради Бога, холодного молока...
      Выпив залпом два стакана, я залез под одеяло, и приятная дремота охватила моё усталое тело. Ведь, шутка ли сказать, за небольшими отдыхами я пробыл на ногах более двенадцати часов и, значит, сделал от тридцати шести до сорока вёрст по ужасной дороге!
      Однако, как ни был я утомлен, всё же сознание близкой опасности гнало сон, и время от времени я высовывал голову из-под полога и через окошко старался рассмотреть, что происходит на террасе.
      Дверь отворилась, и вбежала Оля Имшенецкая.
      - Слава Богу, всё благополучно: закладывают лошадей. Они всё поджидали вас, но решили, что вы вернулись в город.
      Убежала.
      На дворе уже светало... Из усадьбы вышли "товарищи" с винтовками. Лениво волоча приклады по земле, они направились к флигелю. Один из них взошёл на крыльцо. Запрыгала щеколда в запоре. Ну, теперь я пропал... Схватил Трамсика за морду, чтобы не смел лаять... Но чудо свершилось! Почему-то дверь, так легко открывающуюся, комиссар не открыл, сойдя ленивой походкой с крылечка и направившись обратно в дом.
      Слава Богу!
      С комиссарами из усадьбы выехал и дворник Фёдор.
      Слава Богу, мы спасены! {126}
      ***
      Хозяин заимки, Владимир Михайлович Имшенецкий, был человек практичный, не без хитрецы. Дабы спасти свою заимку, он с ранней весны начал хлопотать в Екатеринбургском, Исетском и Решётском совдепах о разрешении организовать сельскохозяйственную коммуну. После уплаты мзды его хлопоты увенчались успехом... Коммуна была разрешена. В члены была записана вся семья Имшенецких, моя и, для большей демократичности, дворник Фёдор и два плотника. Мы честь честью заказали бланки, печать и выдавали друг другу мандаты на право проезда в город, что тогда было запрещено. Комиссаром расписывался Имшенецкий, а секретарём - я.
      Комиссаром села Решёты состоял очень умный, хозяйственный солдат-мужик и безусловно честный человек. (Был такой случай: Имшенецкий решил сделать ему подарок и преподнёс пятьсот рублей. Он спокойно выслушал и, отказавшись от мзды, предложил ему эти деньги внести в Решётскую коммуну, о чём и выдал квитанцию.) Частенько, почти каждое воскресенье, он приезжал к нам наблюдать за нашими работами и присылал крестьян посмотреть работу огородника-немца и инкубатор, который всех крестьян очень интересовал.
      Вот эти-то документы, гласящие о том, что у нас коммуна, и спасли положение, сбив с толку приехавших делать обыск "товарищей"... Выяснилось, что обыск был назначен по доносу плотника Николая. Он совершенно верно указал, что у нас имеются такие запрещённые к владению предметы, как пишущая машинка, револьверы, сёдла, велосипеды и даже мотоциклетка. Имелась и мука в большем, чем полагалось, количестве, и сахар. Было чем поживиться. Но всего за несколько дней до обыска, предчувствуя грозу, наша молодёжь воспользовалась тем, что плотники перепились, сварив себе самогонку. Разобрав в лачужке плотников потолок, юноши положили на чердак мотоциклетку, велосипеды и пишущую машинку.
      "Товарищи" приехали поздно ночью, голодные и злые на доносчика Николая, проглядевшего дорогу. Обыск производили тщательно, разбивали даже стены наших антресолей, но ничего не нашли, за исключением сёдел. Зайти же в хибарку плотников не догадались... {127}
      Старик Имшенецкий принял "товарищей" за меня и спросил в окно:
      - Владимир Петрович, это вы?
      - Из штаба Красной армии.
      Он тотчас захлопнул окно, быстро оделся и через дверь, ведущую на двор, убежал в лес.
      Старший его сын Володя ушёл гулять и, возвращаясь в усадьбу вместе со своим другом Виталием, заметил огонёк дымящейся папиросы дежурившего часового. Догадавшись, что в усадьбе неладно, он ползком вернулся обратно и засел в кустах недалеко от дома.
      Гостей принимали Маргарита Викторовна и дочь Имшенецкого, Ольга Владимировна Половникова. Руководство же обыском взяли на себя Боря и Толя. Они имели вполне демократичный вид, только что закончив возиться с электрической машиной, и были настолько грязны, что "товарищи" не решились подать им свои руки.
      С каждой неудачей "товарищи" всё больше обрушивались на Николая за ложный донос, грозя расправой. Тот сперва из кожи лез, указывая на те места, где могли находиться запретные вещи. Но комиссаров ждало разочарование.
      Предложенный ужин совсем размягчил комиссаров, и беседа приняла дружеский характер. Они показали свои мандаты - один на обыск, другой на аресты. Толя рассматривал их оружие. Храбрецы удивлялись тому, что мы живём одни в лесу.
      Когда же мы показали им бумаги, гласящие о нашей коммуне, - они выразили сожаление, что потревожили нас обыском. Комиссары делились своими наивными мечтами о будущем социалистическом рае, наивно представляя его в виде огромного, побольше агафуровского, магазина, из которого каждый может брать всё, что хочет.
      На вопрос Маргариты Викторовны, а кто же будет пополнять убыль в товаре, комиссары самоуверенно отвечали, что для пополнения будут работать фабрики.
      - А что же, работать-то фабрики тоже будут даром?
      - Нет, за товары они будут получать другие товары.
      - Я что-то не пойму. На фабриках, значит, пойдёт обмен товарами? Значит, это будет происходить не даром, а в магазины эти же товары будут поступать даром? {128}
      - Нет, не даром, - отвечал товарищ. - Это потребителю будут давать даром, а с фабриками будет через банки расплачиваться правительство.
      Дальнейшие расспросы становились опасны, ибо "товарищ" начинал раздражаться.
      В результате обыска у нас отняли только одно седло, да и то не даром, как полагалось - "из волшебного магазина", а за деньги, которые тут же были внесены под соответствующую расписку.
      В сущности, это были добродушные русские парни, которых так много в рядах нашей армии и которые совмещают в себе и русское добродушие, и невероятную жестокость.
      И в руках этих дикарей оказалась судьба русского народа.
      Я вылез из моего убежища. Под рассказы очевидцев я с наслаждением попивал чаёк и закусывал остатками ужина.
      Долго во всю глотку вызывали мы отсутствующего Владимира Михайловича и Володю. Наконец пришли и они, продрогшие, искусанные комарами.
      ***
      Вскоре из города вернулась моя жена и привезла нам новости, от которых холодела душа... [...]
      А в газетах, привезённых женой, я громко прочёл следующие строки:
      "Сегодня ночью, как месть за взятого проклятыми чехами в плен и расстрелянного товарища комиссара Малышева, мы расстреляли из числа заложников двадцать буржуев".
      Среди фамилий значилось имя Александра Ивановича Фадеева, великолепного инженера-механика, бывшего управляющего Верх-Исетским округом, инженера-энциклопедиста, великолепно знавшего Урал.
      Покойный состоял консультантом нашего банка, был очень хорошим человеком и стоял совершенно в стороне от всякого вмешательства в политику, если не считать его последних выступлений перед комиссариатом просвещения в защиту прав собственности на книги. Миссию он исполнил блестяще. Декрет о сдаче всех книг в общественную библиотеку был отменён. {129}
      В этом списке стояли и знакомые мне фамилии секретаря думы Чистосердова, юриста по образованию, и Мокроносова, управляющего Сисердскими заводами.
      Волосы встали дыбом. Что теперь делать?
      Правда, после произведённого обыска опасность для нас как будто миновала. Но кто поручится, что к нам не пришлют более энергичных "товарищей" с предписанием не обыска, а просто расстрела...
      В ЛЕСУ
      На семейном совете нами было принято позорное решение: сказав дворне, что мы отправляемся на поиски золота, уйти в лес и там дождаться прихода чехов. Женщин решили оставить в усадьбе. Правда, было решено отойти в лес на расстояние одной или двух вёрст, так чтобы мы всегда могли подать помощь. Но решение было позорное и, пожалуй, глупое. Утешали себя лишь тем, что в случае криков в усадьбе внезапным нападением мы сумеем защитить жён и перебить гораздо больше негодяев. Уж больно мы боялись за сыновей призывного возраста, которых могли обвинить в дезертирстве и расстрелять.
      И, собрав котомки с кое-какими пожитками, мы отправились в лес.
      Отойдя от города версты на полторы и выбрав место около скалы из валунов, мы разбили в лесу маленькую палатку.
      Стоит ли описывать это глупое, трусливое, бесцельное прозябание в диком лесу без возможности развести вечером костёр, чтобы не выдать себя огнём? Не могу до сих пор без досады вспоминать те четыре дня, когда мы с замиранием сердца прислушивались к лаю собак в нашей усадьбе.
      Залают собаки - прислушаешься и крадёшься к дому, чтобы взглянуть, не висит ли на перилах балкона условная, о призыве на помощь, простыня или скатерть.
      Два раза в день к нам приходили дамы и приносили пищу.
      Маргаритино и раньше посещалось белогвардейцами, а последнее время молодёжь начала заезжать чаще, избрав наш хутор базой для нападения на железную дорогу. Таким образом мы держали связь с готовящейся к восстанию белой {130} молодёжью. Из них особой отвагой отличался офицер Юра Мюренберг, убитый впоследствии в войне с красными.
      Приезжали и другие офицеры, в большинстве своём выпускники Генштаба. Их приводили к нам на свидание, и здесь на имеющихся у них картах они наносили пункты расположения красных и белых войск.
      Кольцо всё сужалось.
      В городе говорили, что началась паника: "товарищи" обстоятельно принялись за эвакуацию Екатеринбурга. Сердце радовалось, и как-то не верилось, что настанет момент и мы вновь из звериного состояния вернёмся в людское.
      За время пребывания в лесу голова была совершенно пуста. Даже скуки я не испытывал... Обуяла какая-то лень, и настолько, что иногда я переставал отмахиваться от комаров. Не могу сказать, чтобы время тянулось долго... Вероятно, то же ощущение переживают заключённые в тюрьме.
      Но однажды я проснулся от чего-то холодного, мочившего мой бок. Оказывается, шёл дождь и вода просочилась под меня. Подвинувшись в нашем шалаше на более сухое место и подложив под себя какую-то тряпку, я старался заснуть. Но сон бежал, и мысли одна мрачнее другой стали приходить в голову. Мне ясно представлялась неизбежность расстрела - ведь расстреляли же Фадеева, Мокроносова, Чистосердова. Почему же судьба должна оберечь мою персону? Почему же всемогущему Богу угодно карать меня и превращать из полноправного гражданина в двуногого зверя, скрывающегося от людей в лесу? Какое преступление совершил я перед моей Родиной, перед русским народом?
      Быть может, задавал я себе вопрос, моя вина заключается в том, что я рождён на свет дворянином? Предположим. Но ведь я ни разу не воспользовался дворянскими привилегиями, не имел ни чинов, ни орденов, ибо не служил на государственной службе. Со студенческой скамьи я поступил на службу в банк, где три месяца работал бесплатно. Затем получил скромное местечко на пятьдесят пять рублей в месяц и более четырёх лет работал по десять-одиннадцать часов в сутки. Не крал, не убивал. Меня оценили, продвинули вперёд и на одиннадцатом году службы назначили управляющим Симбирским отделением нашего банка. Будучи всегда в хороших отношениях со всеми сослуживцами, я был снисходительным началь-{131}ником. За всю мою долгую службу я никого из моих подчинённых не уволил. Всегда со вниманием относился к их нуждам. Но виноват ли я в том, что, делая карьеру, я обогнал своих сослуживцев и заработок мой дошёл до шестидесяти тысяч рублей в год? Ведь, в сущности, и этот служебный успех, и этот огромный заработок до известной степени шли за счёт обездоленных людей. Иначе говоря, я нарушил идею равенства. Но можно ли за это карать? В таком случае и сосна, под которой я лежу, тоже виновата в нарушении равенства, отнимая сок у своих соседей и заглушая всё кругом. Да и возможно ли равенство людей, когда ни в растительном царстве, ни в мире животных его не существует? Наконец, христианство учит нас, что ни единый волос не падёт с головы человека без воли Божьей. Ведь если так, то и инквизиции, и войны, и революции, да и всякое нарушение заповедей Божьих, идут с Его ведома, с Его указаний... [...]
      В чём же состоят ошибки, приведшие человечество не к всеобщей любви и братству, а к всеобщей ненависти? Как можно объяснить вспыхнувшую между христианскими народами всемирную войну и ныне начавшуюся революцию, в основе которой лежит зависть к сильным и ненависть пролетариата к капиталистам?
      Как можно внушать хищнику: "Возлюби ближнего своего, как самого себя"? Не лучше ли проповедовать не любовь, а терпимость: "Не пожелай ближнему своему того, чего себе не желаешь"? Не эта ли упрощённая формула лежит в основе ленинского учения о государственном капитализме? Ведь я сам на съезде управляющих горными округами пришёл к заключению, что война настолько разорила и народ, а с ним и банки, что последние не в состоянии прийти на помощь торговле и промышленности. Тогда я предчувствовал наступление хаоса и провал капиталистического строя. Правда, я не мог себе представить, что на смену капиталистического правового строя, основанного на незыблемых началах собственности, придёт коммунизм.
      Но вот теперь, когда захват власти коммунистами совершился, когда на их стороне вся масса нашего безграмотного народа, - не пора ли призадуматься над этим? И не саботировать и скрываться в лесах, а прийти к ним на помощь в государственном строительстве? А ведь приглашали, сулили {132} большую карьеру... Спаси же себя и горячо любимую семью от нищеты и, быть может, даже казни!..
      В сущности, здесь нет борьбы с капиталом. Наоборот, происходит концентрация капитала в правительственных руках, что во много раз увеличивает его силу и, пожалуй, в данный момент представляет собой единственный выход для разоренного войной государства.
      Но концентрация капитала в руках правительства неразрывно связана с другим вопросом. Лишь единый капитал является могучим средством для достижения другой цели - "диктатуры пролетариата". А ведь в огромной своей массе пролетариат не только необразован, но и неграмотен. Он обладает клыками, инстинктами хищников, из-за которых немыслимо разумное и честное управление государственным капиталом. Мне хорошо был знаком круг капиталистов. Любил ли я их или ненавидел? Глядя на их алчность и властность, скорее ненавидел, чем любил. Пролетарий, и каждый в отдельности, и в целом, обладает теми же клыками хищника, что и капиталист. Его стремление к собственности, к богатству отнюдь не меньшее, чем у капиталиста. Последний в своих стремлениях к увеличению богатства руководствуется реальными возможностями, здравым смыслом. У пролетариата действует скорее не разум, а инстинкт. Его требования часто неосуществимы. В своих экономических забастовках пролетариат не только предъявляет требования, граничащие с абсурдом, но не считается и с тем обстоятельством, что во всякой забастовке сталкиваются интересы труда и капитала, и всего общества, и всего населения страны. Именно третьей стороне придётся расплачиваться, если капиталист вынужден будет пойти на уступки.
      Мне возразят, что и капиталист грабит общество. Но капиталист всегда считается с возможностью повышения цен на товары, поскольку возможность эта стоит в прямой зависимости от наличия конкуренции.
      Итак, диктатура пролетариата для меня менее приемлема, чем диктатура капиталистов, находящаяся в опытных руках. Потому им и легче управлять страной, так как создание капитала - большая наука, доступная далеко не всякому человеку.
      Где же найдёт пролетариат хозяйственных людей, кто его водители? Большинство революционеров пошли по этой {133} дороге, потерпев неудачи в капиталистическом строе. Не хватало выдержки, не хватало умения выйти в люди. И вот теперь большинство этих неудачников стали правителями страны. Недаром же Ленин заявил, что всякая кухарка может управлять страной. Но не лучше ли ломать шапку перед опытным капиталистом, чем перед безграмотной кухаркой? Сейчас начали образовываться в деревнях комитеты бедноты, на которые Ленин делает большую ставку. Из кого же они состоят? Исключительно из лентяев и пьяниц. Эта власть будет похуже ленинской кухарки. Можно ли при таких правителях ожидать успеха в проведении коммунизма, основанного на уничтожении частной собственности, когда эта шпана будет "грабить награбленное" для собственных целей? [...]
      Царствие земное Ленин строит насильно. Концентрируя капитал в руках правительства, он к огромной силе капитала прибавил ещё и силу оружия. Что же может из этого получиться, как не полное рабство всего населения страны перед правителями, когда невозможна станет борьба труда с капиталом? Всякая забастовка будет подавляться штыками, пулемётами и танками. Настанет ещё худшее рабство, чем было прежде. В прошлом рабы могли перебегать от одного помещика к другому, иногда сторону рабов принимала правительственная власть. А кто заступится за рабов советской России?
      Конечно, абсолютной свободы граждан, как это проповедует анархизм, не существует. Нет её и в капиталистическом строе. Но то, чего добивается Ленин, приводит человечество к абсолютному рабству. А труд раба, по его слабой производительности, всегда обходится владельцу дороже вольнонаемного труда.
      Эта истина доказана экономистами. Не поведёт ли такое рабство к всеобщему голоду? Россия до сих пор была житницей Европы, однако статистика с ясностью указывает, что вывоз зерна происходил за счёт более высокой культуры помещичьих земель. Теперь их уничтожили. Это, несомненно, поведёт к понижению урожайности, и настолько, что не только прекратится вывоз, но и население городов станет недоедать. А к этому надо добавить огромную армию коммунистов, не творящих ценности, а только их пожирающих. Содержание {134} этих трутней обойдётся во много раз дороже той прирастающей ценности, что шла на удовлетворение аппетитов и помещиков, и капиталистов.
      Давал ли казённый капитал когда-либо хорошую прибыль казне? Возьмём для примера казённые железные дороги. Ведь они почти всегда вели правительство к убытку, тогда как частные процветали, и стоимость их акций нередко в пять раз превышала номинал. Разве только одна винная монополия, введённая графом Витте, давала великолепную прибыль. Однако и в этом деле ту же, если не большую прибыль могло получить правительство, если бы взамен монопольной формы остановилось на акцизной системе собирания налогов.
      К чему приведёт ленинизм? Основанный на насилии, он неминуемо зальёт весь мир человеческой кровью, усеет свой путь трупами умерших в муках голода людей. [...]
      Коммунисты желают возложить заботу о воспитании детей на воспитательные дома. Наш государственный воспитательный дом дал невероятную смертность, превышающую шестьдесят процентов. Почему же именно эти учреждения дают такую ужасающую смертность? Только мать, а не рабыня может любовно вынести все муки материнских обязанностей.
      Нет, я должен не только саботировать коммунизм, а с оружием в руках, пока ещё не поздно, бороться с ним. И с этими мыслями я обратился к проснувшимся компаньонам по несчастью.
      - Господа, вы как хотите, а я твердо решил сегодня же отправиться домой и там совместно с женой решить, что нам делать. Я лично предлагаю идти навстречу Дутову или чехам. Пешком пробраться всегда возможно. А там посмотрим. Хоть простыми солдатами, а постоим за правое дело.
      Всем понравилось моё предложение, и мы, собрав нехитрый наш багаж, через какие-нибудь двадцать минут уже были в Маргаритине.
      Дамы заявили, что одних нас не пустят. А если мы уйдём воевать, то и они пойдут с нами.
      Вопрос сильно осложнился. Особенно затруднительно было положение Имшенецкого - его старуха жена была без ног. Дочь же Ольга так напугалась прошедшего обыска, что слегла. У неё начались преждевременные роды, и её увезли {135} в город к акушеру. Ребёнок родился мёртвым, и поправлялась Ольга очень медленно. Ещё одна безвинная жертва революции!
      Имшенецкий получил письмо от брата, Михаила Михайловича, из Петербурга с сообщением, что Раиса Викторовна, жена брата, повесилась в доме для умалишённых, куда она попала в результате большевицкого режима.
      Выдвигалось и ещё два проекта бегства к Дутову. По первому предполагалось на двух телегах совершить путешествие на курорт за Сергиевск-Уфалейским заводом. И оттуда, оставив дам, мужчины должны будут перейти линию фронта. По второму проекту предполагалось выехать в Пермь по железной дороге, а там, купив лодку, спуститься до Казани, которая находилась в руках белых.
      Осуществление этих проектов было настолько рискованно, что окончательное решение откладывалось со дня на день.
      А пока мы решили дежурить на высокой скале, что отделяла нас от полустанка. Дежурство начиналось в шесть утра и прекращалось в одиннадцать часов вечера. Ночью мы не дежурили потому, что, с одной стороны, приезд комиссаров ночью был маловероятен, а с другой - в темноте со скалы ничего нельзя было увидеть.
      Моё дежурство всегда было первым, так как с начала революции я потерял предутренний сон. Продолжалось оно до девяти часов.
      Встав с восходом солнца и напившись кофейку, я взбирался на скалу. Со скалы перед глазами расстилалась панорама Уральских гор, покрытых хвойным лесом.
      Во время дежурств все мысли вертелись вокруг вопроса: когда же могут прийти чехи? Начинаешь рассчитывать... По последним сведениям, чехи в Кыштыме или на Каслинском заводе. Вёрст остаётся столько-то. Допустим, что чехи проходят не более пятнадцати вёрст в день. Но вот вопрос: как они пойдут - по железной дороге или по шоссе через Сысертский завод, на котором были последние бои? По моим подсчётам, нам осталось мучиться не более восьми - десяти дней. Но продвижение чехов, несмотря на почти полное отсутствие сопротивления со стороны красных войск, шло гораздо медленнее. {136}
      По полученным сведениям, красные Екатеринбург решили не защищать, что подтверждалось усиленной эвакуацией, ход которой был виден с моего наблюдательного пункта. Все поезда, наполненные товарами, шли по направлению к Перми, а обратно они возвращались пустыми и в гораздо меньшем числе. В последние дни я замечал, что в теплушках вывозили реквизированную у "буржуев" мебель, за которой за самоварчиком сидело две-три комиссарских семьи. [...]
      Когда на скале появлялся Дружок, пёс Имшенецкого, а за ним и грузная фигура самого Владимира Михайловича, дежурившего от девяти до двенадцати, я с удовольствием удалялся со сторожевого поста.
      Спали мы почти не раздеваясь. Частенько дежурный, увидав подозрительных лиц, сломя голову летел в усадьбу, и мы в один миг, закинув за плечи заготовленные котомки, с револьверами в руках под насмешливые взгляды прислуги скрывались в лесу. Делали это всегда так скоро, что, думаю, ни один пожарный не одевался так быстро. Последнее время убегала с нами и Маргарита Викторовна. Её "верные" приказчицы, образовав совет рабочих, захватили магазин, писали на неё доносы, и совдеп угрожал крупным штрафом. К счастью, тревоги неизменно оказывались ложными из-за частых наездов белогвардейцев для исполнения того или другого военного задания. [...]
      Однажды, вернувшись после обычной тревоги и бегства в лес, мы застали у себя двенадцать офицеров, приехавших взорвать наш разъезд Хохотун. Я не выдержал и запротестовал.
      - Как, - говорил я, - в благодарность за хлеб-соль Имшенецких вы хотите, чтобы завтра же эта усадьба была сожжена дотла, а нас и наших жён расстреляли? Я не понимаю, кто вами руководит. Приказ взорвать Хохотун бессмыслен. Какова цель взрыва дороги? Прекратить эвакуацию красных? Но ведь этим взрывом вы в то же время затрудните доступ чехам к Екатеринбургу. Если уж взрывать, так за линией пересечения Пермской дороги и дороги Лысьва Бердяуш, по которой двигаются чехи. Но раз у вас есть такое приказание, то рвите полотно вёрст на десять дальше от нас, дабы спасти Маргаритино. И со стороны большевиков будет меньше шансов на возмездие. {137}
      Мои слова на этот раз подействовали. Сын решил идти с офицерами. Жена настаивала, чтобы я его не пускал, но исполнить её просьбу я не мог, хорошо понимая настроение юноши, и просил его лишь не очень бравировать.
      Оказалось, что у приехавших не было с собой не только пироксилиновых шашек, но даже ключа для разборки рельсов и маленького лома. Всё, что привезли с собой эти молодцы, - это разрывные гранаты. Ночью руководимая Володей Имшенецким компания двинулась в путь через болото.
      Я пошёл к себе на чердак и долго не мог заснуть, волнуемый предстоящим взрывом. Спустя два часа послышался свисток прибывшего на нашу станцию поезда.
      Кто едет с этим обречённым на крушение поездом? Может быть, далеко не все пассажиры - "товарищи". Явственно слышен свисток локомотива, и поезд, громыхая и позвякивая железом, медленно ползёт на подъём, ведущий к станции Хрустальная. Схватив часы, я зажёг свечку и начал следить за бесконечно долго ползущей стрелкой. Прошли мучительные десять-пятнадцать минут, шум поезда давно прекратился, а взрыв не раздался. Вдруг издалека раздаётся шум возвращающегося поезда и неистовая ругань и крики. Оказывается, поезд разорвался надвое, и задние вагоны скатились обратно на станцию, где и остановились, не разбившись... [...]
      За эти дни сообщение с городом было почти прервано, никто из нас не решался туда ехать. Провизию же доставлял молодой чех, служивший у Имшенецкого и охранявший его городской дом. Изредка приезжал его родственник Ковылин навещать своего сына-студента, жившего у нас.
      Однажды в город поехал старший сын Имшенецкого, Володя, чтобы достать оружие... Мы ждали его возвращения с интересом и большим волнением.
      Приехав на другой день, он сообщил нам потрясающую новость - Государь казнён. Об этом вчера под гром аплодисментов возвестил на митинге в театре Голощёкин.
      Итак, Государь казнён без суда по воле Екатеринбургского совдепа. Даже казнить "бывшего тирана", как они называли его, и то не сумели! Не сумели придать его казни то торжественное значение, которым сопровождалась казнь французского Людовика и английской Елизаветы. Боже, как это ужасно, {138} какая бесславная смерть! Но хорошо же офицерство нашей академии: не сумело похитить Императора! Ведь их около восьмисот человек. Допустили казнь почти накануне прихода чехов. [...]
      Володя, помимо этих потрясающих новостей, рассказал нам, что в городе паника, все бегут по железной дороге и по шоссе. По дороге в Маргаритино он встретил Юровского на автомобиле. Подтвердил и слухи о разбое каких-то трёх братьев с Верх-Исетского завода. На шоссе находили много убитых ими людей.
      Слухи о приближении чехов подтверждались. Говорили, что дня через три они будут в Екатеринбурге.
      ***
      В эти дни явилась к нам партия крестьян и подрядилась косить луга. Началась настоящая деревенская страда. Во мне, как и в Имшенецком, заговорило чувство хозяина, и настолько сильно, что как-то сами собою отменились дежурства на скале.
      А грозная туча всё ближе надвигалась на наши головы. Десятого июля по старому стилю к нам прискакал наш приятель решётский комиссар и сообщил, что недалеко от Решёт прошла сотня казаков. Имшенецкий предложил ему остаться у нас и заключил с ним договор, по коему тот обязывался охранять нас от красных, а мы его от белых.
      К вечеру в усадьбу явилась депутация от станционных служащих с просьбой приютить на эти дни своих баб и детей. Все они боялись, что последние поезда с красными войсками захватят баб с собой, как это делалось на последних станциях.
      - А если наши семьи будут в безопасности, так мы и сами скроемся в лесах, а если и это не удастся, то соскочим с поезда на первой остановке и прибежим в Маргаритино.
      - Смотрите, - говорил я, - охраняйте дорогу, ведущую в Маргаритино. Напугайте комиссаров большой засадой белых, а главное, дайте нам знать. Тогда мы вместе с вашими семьями углубимся в лес.
      - Что же, уж так охранять будем, что лучше и не надо. {139}
      К вечеру Маргаритино наполнилось плачущими и воющими от страха бабами и детьми. Одна баба-сторожиха выкинула, и наши дамы всю ночь возились с ней.
      То и дело со станции прибегали посланцы с известиями о том, что за станцией Хрустальная идут бои. Однако выстрелов слышно не было: расстояние от нас было порядочное - не менее тридцати вёрст.
      ОЛЬГИН ДЕНЬ
      Наконец настало одиннадцатое июля, на которое приходится Ольгин день.
      Встал я, по обыкновению, очень рано и, справившись первым делом у железнодорожников, где идут бои, узнал, что Хрустальная ещё в руках красных.
      Утро было чyдное. Я стал на своём лугу, поточил косу и с восторгом начал косить сочную, в пояс ростом, густую, стоявшую щетиной траву.
      Кто сам не косил, тот не может понять то чувство, которое испытывает косец на своей собственной лужайке! Каждый шаг вперёд не утомляет, а подбадривает, азартит. Сколько поэзии, сколько музыки в звеняще-шипящем звуке косы! Джиг, джиг - и ряд за рядом падает, ложась ровными грядами, трава.
      Всё больше врезаюсь узкой дорожкой в травяную стену. Но вот кончил ряд, пот заливает лицо и шею. Обтираешь пучком сена косу, правишь её бруском и снова встаёшь на работу. Вновь быстро врезаешься в щетинистую траву, расширяя узкий коридорчик сперва в улицу, а затем в целую площадку... Так и не заметил, как подошёл Иоганн, ведя под уздцы похудевшую на подножном корму Полканку.
      Едва мы принялись за метание стога, как начал накрапывать дождик. Дождь шёл при солнце, даря надежду, что скоро погода восстановится. Всё же убирать сено было нельзя, да и коса моя расшаталась и требовала небольшого ремонта. Решил возвратиться домой.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24