Уик-энд нельзя было назвать удачным. Они встречались с друзьями, посещали музеи, с виду являя собой образцовую семейную пару. Но ночью, в их широкой кровати, он уткнулся в газету. Катрин робко дотронулась до руки Карло. Он оттолкнул ее руку.
– Ты не хочешь меня, – с грустью проговорила Катрин.
Он перевернул газетный лист.
– Ты моя жена. Мать моего ребенка. Этого достаточно.
– Этого недостаточно для меня, – мягко возразила она.
Он не отреагировал на ее слова, продолжая читать.
Внезапно она закричала:
– У тебя есть любовница! С ней ты удовлетворяешь свою страсть! Расскажи мне все.
Он угрюмо взглянул на нее:
– Катрин, успокойся. Спи!
– Между нами все кончено! Я уеду! Заберу Натали! Разведусь с тобой! Найду любовника! – продолжала кричать она в исступлении.
Размахнувшись, Карло ударил ее по щеке. Но в его глазах не было ни досады, ни злости – ничего, кроме раздражения. Катрин ответила ему взглядом, полным презрения.
Она бросилась в ванную. Заперла дверь и заплакала. Фиалка предупреждала, внезапно вспомнила она. Что Фиалка говорила о Карло? Переменчивость нрава, вспыльчивость. Они встречались несколько лет. Сходились, расходились. Почему он любил Фиалку? Конечно, она такая живая, всегда разная. А сама Катрин – довольно скучная, одинаковая. Он взглянула в зеркало на залитое слезами лицо. Многие находили его привлекательным. Но только не Карло. Раньше оно ему нравилось, пробуждало в нем желание. Катрин вспомнила, какими глазами он прежде смотрел на нее, как нежно целовал. Она почти любила мужа, когда думала об этом. Волна нежности к нему захлестнула Катрин.
Она вернет его любовь. Будет следить за ним, разыщет его любовницу, начнет с ней соперничать. Да. Она вновь завоюет своего мужа.
Катрин умылась. Вернулась в темную комнату. Этой ночью он был с ней. Увлеченная своей надеждой, она вообразила, что в нем вновь проснулось желание, и прильнула к нему.
Но после того уик-энда Карло перестал приходить в спальню жены.
Лето они снова проводили в палаццо. Ни красота окружающей природы, ни резвые игры Натали, которая, лучась довольной улыбкой, носилась по окрестностям, не радовали Катрин. Она ненавидела все здесь. Чопорность бесконечных ужинов, скучные физиономии бесчисленных родственников, саму графиню с ее советами по воспитанию детей и нескончаемыми беседами о высочествах и преосвященствах. Катрин чувствовала, что задыхается. И Карло – такой вежливый и такой чужой, никогда не глядящий в глаза. Все это было невыносимо.
Когда Карло объявил, что уезжает на несколько дней в Рим, Катрин стала упрашивать:
– Возьми нас с собой. Пожалуйста.
– Слишком жарко, – возразил он. – Это вредно для Натали. Лучше оставайтесь здесь.
На следующий день, сославшись на необходимость собрать материалы для новой статьи, Катрин попросила шофера графини отвезти ее в Рим. Приехала в город к полудню, пробежалась в толпе туристов по галереям. Карло был прав. Страшная жара. Катрин поехала домой. Его там не было. Она приняла душ. Сама толком не зная почему – переоделась в черный шелковый брючный костюм и легкую блузку. Тщательно привела себя в порядок, подобрала волосы и спрятала их под большую черную соломенную шляпу. Потом села в кафе напротив дома и стала ждать.
Вскоре он появился. Она уже почти собралась броситься ему навстречу, но что-то удержало ее. Час спустя он вышел, свежевыбритый, в другом костюме. Катрин последовала за этим небрежно элегантным мужчиной. Он сел в машину. Катрин поймала такси и, чувствуя себя преступницей, велела шоферу следовать за автомобилем Карло. В потоке машин они чуть не потеряли его, но на узких улочках за Испанскими Ступеньками вновь сели ему на хвост.
Он припарковал машину в тесном переулке и пошел дальше пешком. Катрин расплатилась с таксистом и последовала за Карло. Уже стемнело, многочисленные прохожие наслаждались свежим дыханием вечера. Карло свернул на маленькую улочку и вошел в какой-то дом. Не зная, что делать дальше, Катрин остановилась перед входом. Тут подошла группа людей – женщины в вечерних туалетах, мужчины в легких летних костюмах – и исчезла за дверью. Может быть, это клуб? Катрин позвонила.
На пороге появился человек, с недоумением уставился на нее и спросил, является ли она членом. Катрин непонимающе поглядела не него.
– Боюсь, что вход только для членов клуба, – строго проговорил человек.
Катрин чуть было не призналась, что она – синьора Негри, но вовремя удержалась. Скоро к дверям подошла еще одна компания. Катрин сняла шляпу, изобразила на лице беззаботную улыбку и, затесавшись между вновь прибывшими, проникла внутрь.
Вместе со всеми она поднялась по мраморной лестнице и оказалась в огромном зале с куполообразным потолком, канделябрами и игорными столами. Так вот что это за клуб. Украдкой оглядываясь по сторонам, Катрин начала разыскивать Карло. Она обнаружила его в дальнем конце зала, все его внимание было поглощено рулеточным колесом. Заострившиеся черты, остекленевшие глаза. Но женщины рядом с ним не было. Катрин захотелось рассмеяться, подойти к нему, поцеловать. Но она не решилась. Ему бы это не понравилось. Катрин просто расположилась на расстоянии от Карло. Рядом остановился какой-то мужчина, взглянул на нее и вкрадчиво поинтересовался, не желает ли она пройти с ним вниз и выпить, а может, и не только выпить.
Катрин помотала головой и отошла. Вскоре она увидела, что Карло выходит из зала. Она на расстоянии последовала за ним вниз по лестнице. Но он пошел не к выходу, а к другой двери.
В этом помещении было темнее. Грохотала ритмичная музыка. Лениво, медленно танцевали пары. В голубоватом свете было видно, как к потолку подымаются облачка дыма. В воздухе витал сладковатый запах марихуаны. Катрин сразу же потеряла Карло из виду. Она споткнулась о парочку на полу – они лежали, обнявшись, и целовались. Неподалеку, тоже на полу, сплелись несколько тел – голых и одетых. Чьи-то руки обвились вокруг Катрин, чьи-то губы впились в ее рот. Она вырвалась. Мужчина недоумевающе посмотрел на нее и навалился на другую женщину.
Где же Карло? Ее охватила паника. Какой-то мужчина с выставленным на всеобщее обозрение пенисом подошел к ней, плотоядно ухмыльнулся и схватил за грудь. Катрин бросилась в сторону и спряталась за колонну. И тут она увидела Карло, он находился в двух шагах от того места, где она оказалась. Перед ним, низко опустив голову, стояла на коленях женщина, она обхватила руками его бедра, ритмичные движения становились все более резкими. Другая пара рук сплелась на груди Карло. Сзади была еще одна женщина. Нет. Нет. Катрин застыла от ужаса. Не женщина – мужчина. Лицо Карло исказилось, напряглось, он задыхался, зрачки расширились. Наслаждение владело всем его существом. Он кончил. Кончил прямо женщине в рот. Катрин услышала его хриплый возглас.
Она закричала:
– Карло!
Он невидящим взглядом посмотрел в ее сторону. Прищурился. Глаза помрачнели, на лице появилась гневная усмешка. Он дернул ее к себе.
– Новая шлюшка. – Он повернулся к своим приятелям. – Вполне ничего. Поглядите-ка. – Карло сдернул с нее жакет, разорвал блузку. Дернул за подбородок. – Очень хорошенькая. Прямо мадонна. Правда? Слушай, Джованни, как раз для тебя. – Он толкнул ее к Джованни. – Кажется, ты ей нравишься. Она вообще страсть как любит это дело. Смотри. Она уже готова. Нет, погоди, – он потянул ее обратно. – Дай-ка я приготовлю ее для тебя. – Он грубо впился в ее губы. Его лицо представляло собой маску насмешливого отвращения. – Вот теперь она готова. Бери. – Он снова оттолкнул ее.
Катрин рванулась, чуть не упала, рыдания душили ее. Она потом не могла вспомнить, как же ей удалось добраться до дому, переодеться, взять такси и вернуться в палаццо. На следующее утро она собрала вещи. Свои, Натали и няни. Сказала, что давно собиралась навестить друзей в Лондоне, и уехала.
На третью ночь в номере отеля, расположенного неподалеку от Гайд-парка, раздался телефонный звонок. Катрин сняла трубку. На нее сразу обрушился поток грязных ругательств.
– Проститутка. Кто там с тобой в кровати? А? Ну-ка, скажи. Скажи, ты, шлюха.
Карло. Пьяный, вне себя от бешенства. Ей показалось, что она чувствует запах виски.
– Развлекаешься в Лондоне? Рим для тебя недостаточно хорош? Признайся, ты, шлюха.
Катрин, не ответив, повесила трубку. Дрожащими руками налила себе воды, но выронила стакан, когда телефон затрезвонил вновь. Он продолжал звонить, но Катрин не стала подходить. Она заставила себя лечь. Телефонные трели разрывали тишину комнаты. В конце концов Катрин собрала все свое мужество и так спокойно, как только могла, велела телефонистке ни с кем ее не соединять, кто бы ни звонил – даже ее муж. Она благодарила Бога, что не проснулись Натали и Лина, спавшие в соседней комнате.
На следующий день Катрин буквально заставила себя пойти с Натали в зоопарк, поесть мороженого в парке; она даже умудрялась улыбаться девочке.
А ночью все началось снова. Она сняла трубку и услышала грубый хриплый голос, выкрикивавший оскорбления. Как он смеет? Гнев вдруг нахлынул на Катрин, вытолкнул ее из кровати. Как он смеет говорить с ней так, после всего, что случилось?! Она заорала в трубку:
– Оставь меня в покое, Карло! Не звони больше. Оставь меня.
Ответом на ее взрыв было неожиданное молчание. Потом муж заговорил снова, спокойно и холодно:
– Оставить тебя? Оставить с кем?
– С кем? Да с кем угодно. Хорошо, я скажу тебе с кем, – выкрикнула Катрин, лихорадочно соображая. – С Томасом. Томасом Заксом.
Да, Томас, подумала Катрин. Томас спасет ее. Он уже выручал Катрин, когда ей нужно было убежать, скрыться от всех.
– Томас Закс, – с нажимом повторила она. – Да, можешь назвать его имя при разводе. Потому что будет развод. Если не в Риме, то в Америке. Я возвращаюсь домой. Домой, к нему. А теперь прощай.
– Ты не тронешься с места, – угрожающе прошипел Карло. – Я сейчас же приеду. Приеду и отвезу вас назад. Отвезу мою дочь домой. Мою дочь. – Он с такой силой швырнул трубку, что у Катрин зазвенело в ушах.
Она в отчаянии откинулась на подушку. Ей так ясно представилось его красивое угрюмое лицо, горящие от гнева глаза, побелевшие пальцы, сжимающие стакан с виски. Она так и видела, как он мечется по комнате, словно зверь в клетке. А потом решительно садится в машину и резко трогает с места. И мчится на бешеной скорости. Мчится сюда.
Эта картина почти парализовала ее. Катрин снова села. Она не хочет возвращаться назад. Она не может. Только не это. А он приедет сюда и заставит ее. Одним своим присутствием вынудит ее повиноваться. Отнимет Натали. «Моя дочь» – эхом прозвучали в голове его слова. Нет, нет, только не это. Надо бежать. Сейчас же. Немедленно.
Катрин побросала вещи в чемодан. На рассвете она разбудила Натали и Лину. Ослепительно улыбаясь им, она проговороила:
– Сегодня мы уезжаем в деревню.
И они отправились на машине в Суссекс. Вот почему о гибели Карло она узнала лишь спустя два дня. Карло погиб в автомобильной катастрофе. Он разбился на машине, когда мчался на полной скорости через Альпы.
Катрин плакала долго и безутешно, но слезы не принесли облегчения.
20
Центральный офис концерна «Джисмонди» занимал целый квартал в деловом районе Милана. Алексей сидел в просторном кабинете на самом верхнем этаже и рассеянно смотрел на купол собора, который был отсюда совсем близко.
На письменном столе эбенового дерева лежали документы. Вздохнув, Алексей углубился в их изучение.
Все ясно – Джанджакомо опять хочет использовать его в качестве аварийной команды.
Алексей откинулся на спинку кресла и посмотрел на серебристый плакат, висевший на стене. Это была афиша его фильма «Женщина с Юга». Вчера Алексей узнал, что картина получила еще один приз. Приятно, ничего не скажешь.
Но женщины Юга – это одно, а дядя хочет, чтобы теперь он разбирался с женщинами из Милана. Алексей усмехнулся.
После ссор и конфликтов студенческой поры он давно наладил взаимоотношения с дядей, и теперь они прекрасно понимали друг друга. Взаимная обида остыла за месяцы, которые Алексей провел на Сицилии. Там у него была масса свободного времени, он много читал, работал над сценарием, однако тем не менее по возвращении благополучно сдал выпускные экзамены и получил диплом.
Потом была служба в армии. Алексею, как это ни странно, военная служба понравилась – интересно было общаться с парнями из разных социальных слоев. Правда, дядя позаботился о том, чтобы его наследнику срок службы сократили.
Связи, всюду связи. Недавно Алексей прочел в одной американской газете статью, в которой утверждалось: достаточно всего семи «правильных» телефонных звонков, чтобы обеспечить человеку безбедное и полноценное существование.
Связи и влияние. Влияния у Джанджакомо было более чем достаточно.
После армии Алексей вернулся в Милан и стал работать в штаб-квартире концерна. Дядя давал ему самые различные задания: то нужно было проинспектировать маленькую фирму, производящую оконные жалюзи; то вместе с главным бухгалтером составить отчет о рентабельности завода электроприборов; то присутствовать на переговорах с профсоюзом рефрижераторного завода; то провести опрос среди посетителей большого универмага – какие переключатели они предпочитают покупать; то участвовать в разработке рекламной кампании нового товара – и так далее, и так далее.
Все это казалось Алексею интересным и даже захватывающим, хотя он, пожалуй, стеснялся своего энтузиазма.
Иногда, когда он представлял дяде особенно удачный отчет, то говорил:
– Видишь, не так уж все это занудно. Во всяком случае, если у тебя есть здоровый интерес к жизни.
Джанджакомо брал с собой молодого человека на деловые встречи в Нью-Йорк, в Париж, привлекал его к переговорам с директорами компаний, с банкирами, профсоюзными деятелями. После каждой подобной встречи Джисмонди-старший непременно расспрашивал Алексея о его впечатлениях.
После того как Алексей проработал в концерне полгода, Джанджакомо сказал:
– Я очень тобой доволен. Ты стал ценным сотрудником, ты великолепно проводишь переговоры. Я заметил, что чем труднее переговоры, тем больше ты концентрируешься на главном. Ты умеешь слушать, ты наблюдателен, не упускаешь из виду деталей, не теряешь терпения, не раздражаешься, оценки даешь объективные и бесстрастные, как настоящий юрист. – Джисмонди-старший просиял улыбкой. – Думаю, ты заслужил повышение зарплаты.
Алексей поблагодарил его смущенно.
Он был польщен этой похвалой. Со своей стороны, молодой человек тоже стал относиться к дядя с бо?льшим уважением, оценив по достоинству его неиссякаемую энергию, энтузиазм, чувство юмора. Джанджакомо за работой был похож на хорошо отлаженный электромотор.
Но все же Алексею было мало службы в концерне, и он решил, что пришло время поговорить об этом всерьез.
– Может быть, тебя это расстроит, – начал он, откашлявшись, – но я хочу снять фильм.
На лице Джанджакомо отразилось глубочайшее изумление, но Алексей не дал дяде и рта раскрыть.
– Деньги для фильма я нашел – обратился к продюсерской компании, готовой взять на себя расходы.
– И они вложат деньги в твою картину? – скептически спросил дядя.
Алексей кивнул.
– Да. Мы уже составили график съемок. Они начнутся через месяц и будут происходить на Сицилии.
Джисмонди-старший насупился, а потом вдруг расхохотался.
– Узнаю своего сына. Вечные тайны. Надо за это выпить. Давай откроем бутылку самого лучшего шампанского.
Он хлопнул Алексея по спине.
Они наполнили бокалы. Реакция дяди удивила и обрадовала молодого человека.
– Скажи мне, – лукаво посмотрел на него Джанджакомо. – А почему ты не обратился за финансовой поддержкой ко мне?
– У нас же нет продюсерской компании, – пожал плечами Алексей.
– Понятно… – Джанджакомо смотрел на него задумчиво. – А сколько времени тебе понадобится на съемки?
– Думаю, с полгода.
– Знаешь, Алексей. – Дядя отхлебнул из бокала и печально вздохнул. – Должен перед тобой покаяться. Помнишь, мы когда-то повздорили с тобой из-за фашистов? Так вот, должен признать, ты был прав. – Он почесал затылок. – Я ошибался. Фашисты и в самом деле набирают силу. Они бросают бомбы, выпускают на улицы банды головорезов, имеют покровителей в высоких сферах. Подумать только, сегодня, в 1972 году, почти девять процентов итальянцев проголосовали за неонацистов! Не могу в это поверить. – Он грустно покачал головой. – Да. Я был не прав.
– Спасибо, что признаешь это, – негромко произнес Алексей.
Съемки вместе с монтажом заняли семь месяцев. Это было счастливое время. Большую часть этого периода Алексей провел в маленьком приморском городке, на западе Сицилии. Трудно было сказать, какой период работы был более творческим – работа со съемочной группой, совместными усилиями пытавшейся создать подобие реального мира, или долгие часы, проведенные в полумраке монтажерной, где куски пленки складывались в единое целое, создавая иллюзию реальной жизни. Алексей чувствовал, что никогда еще не был так счастлив, свободен и уверен в себе.
Роль главной героини, которую Алексей про себя называл Франческой, сыграла молодая актриса Джульетта Капистано. Алексей и не подозревал, как это сложно – работать с актерами. Нужно знать лицо исполнителя в мельчайших деталях – движение губ, бровей, мимику, жестикуляцию. Лица и тела актеров снились ему по ночам, а в ирреальном мире, именуемом «киносъемками», сон и явь вскоре становились неотличимы друг от друга.
Уже через неделю он без памяти влюбился в Джульетту. Возможно, в ее лице он пытался воскресить образ Франчески. Они встречались тайком и занимались любовью – сначала застенчиво, а потом неистово, всецело отдаваясь знойной атмосфере этого пылкого острова. Алексей не раз задумывался об этой иронии судьбы: призрачный мир киносъемки позволял осуществить то, чему не суждено было свершиться ни в реальной жизни, ни на экране. Образ Джульетты наложился на образ Франчески, и в последующие годы Алексей уже не мог отделить их друг от друга.
После конца съемок, холодной миланской осенью, он несколько раз встречался со своей пассией, но его ждало жестокое разочарование. Оба с грустью поняли, что роман окончен. Джульетта снималась в новой роли, а для Алексея она все еще продолжала оставаться киногероиней, женщиной с Сицилии.
Теперь, когда идея, не дававшая Алексею покоя столько лет, осуществилась, он остался как бы не у дел. В голове начали возникать новые замыслы.
Дядя хотел, чтобы он вернулся на работу в концерн, и проявлял изрядную настойчивость. По Италии прокатилась волна забастовок. Джисмонди-старший утверждал, что они спровоцированы агитаторами экстремистского толка из числа прежних приятелей Алексея.
– Если ты и в самом деле так считаешь, неужели ты думаешь, что я буду помогать тебе в борьбе против собственных товарищей? – недоверчиво посмотрел на него Алексей. – Вряд ли ты можешь на это рассчитывать.
– Я хочу, чтобы ты вернулся ко мне на работу, и больше ничего. Иногда, если возникнет такая необходимость, я попрошу тебя выступить посредником в производственных конфликтах. Тебе проще общаться с этими людьми, ты умеешь говорить на их языке.
– А почему ты так уверен, что я непременно буду отстаивать интересы компании? Это даже оскорбительно. Вполне возможно, что я приму сторону твоих оппонентов.
Джанджакомо помолчал, а потом сказал:
– Я думаю, ты будешь руководствоваться присущим тебе чувством справедливости. Тебе отлично известно, что я не какой-нибудь кровожадный эксплуататор. С моей точки зрения, все, что хорошо для рабочих, идет компании на пользу.
– А вдруг я предложу тебе перевернуть вверх тормашками всю устоявшуюся иерархию? Что, если я потребую, чтобы прибыли делились поровну? – поддразнил его Алексей.
– Чушь! Студенческая демагогия и анархистские фантазии. Ты сам в это не веришь. Подумай хотя бы о том, как делался твой фильм. Ты что, руководствовался соображениями наивного коллективизма? Может быть, звукооператор решал у тебя, когда и где снимать очередной эпизод? Гримерша говорила актрисе, какие реплики ей подавать? И еще скажи, удалось бы тебе найти актеров на главные роли, если бы ты платил им столько, сколько массовке? Так что не неси ерунды.
– Ты слишком все упрощаешь. Конечно, уравниловки быть не может. Но я внимательно выслушивал и звукооператора, и прочих сотрудников, если они были недовольны своей зарплатой и условиями быта. И потом, мы все ели за одним столом. Вряд ли стоит сравнивать огромный концерн с киносъемочной группой, – добавил Алексей. – Это не одно и то же.
Но Джисмонди-старший хотел довести свою мысль до конца.
– Прибыль от проката картины вы, наверно, тоже поделите поровну?
– Вряд ли. Это решаю не я, а продюсерская компания. Ведь картину финансировала она.
– И если бы картину финансировал ты, уверяю тебя, что львиную часть прибыли ты забрал бы себе. Ведь тебе нужно снимать следующую картину, верно? То же самое относится и к концерну. Не будет прибыли, не будет и компании. А не будет компании, не будет рабочих мест для твоих пролетариев.
Алексей улыбнулся. Все эти аргументы были ему хорошо знакомы. У него не осталось иллюзий относительно революционной ломки капиталистической системы, однако ее вполне можно было совершенствовать и улучшать.
– Я подумаю о твоем предложении, – сказал он. – Но у меня тоже есть к тебе просьба.
Он достал аккуратную папку и протянул дяде.
– Я предлагаю создать в рамках концерна «Джисмонди» продюсерскую компанию. Это будет фирма, занимающаяся рискованным бизнесом, но и в нем есть свои плюсы. Здесь документы с подробным бизнес-планом. Раз уж ты не хочешь меня отпускать, давай попробуем установить взаимовыгодное сотрудничество. Ты изучишь мое предложение?
Джанджакомо громко расхохотался.
– Я всегда знал, что ты умеешь торговаться. Ты мне, я тебе, так, сынок? – Отсмеявшись, дядя пообещал: – Я внимательнейшим образом изучу твое предложение.
Вскоре Алексей переместился в собственный кабинет, находившийся на верхнем этаже главного здания концерна. В его обязанности входило выступать посредником при производственных конфликтах между коллективом и администрацией, а также руководить продюсерской компанией.
Секретарша сообщила по интеркому:
– Синьор Джисмонди, женщины пришли. Вы готовы их принять?
– Пусть минутку подождут.
Алексей быстро просмотрел список их требований еще раз. Что-то новенькое, с подобным ему сталкиваться еще не приходилось.
В дверь вошли три женщины, и Алексей вежливо встал. Впереди шествовала пожилая матрона с круглым добродушным лицом. За ней – молодая работница с аккуратным пучком на затылке, в скромном, опрятном платьице. Шествие замыкала девица с копной ярко-рыжих волос, вспыхнувших ярким пятном среди однотонного интерьера офиса. Тонкое веснушчатое лицо, гибкая, подвижная фигурка. На первый взгляд девушке был лет восемнадцать, не больше.
Однако первой открыла рот именно она.
– Это Мария Буора и Бьянка Морелли, – показала она на женщин. – А я – Роза Вентури.
Голос у нее был громкий и уверенный, мало сочетавшийся с обликом.
– Прошу садиться, синьоры. – Алексей показал на заранее приготовленные кресла.
Он заметил, что Роза Вентури уселась на самый краешек.
– Вы знаете, зачем мы пришли, – сказала она, глядя на него спокойными зелеными глазами, и тут же повторила все требования.
– Мы, работницы завода Конти, хотим получать одинаковую с мужчинами зарплату. Для этого необходимо, чтобы были пересмотрены тарифные ставки. Мы требуем, чтобы нам давали возможность выполнять более квалифицированную работу. Мы хотим, чтобы в заводском совете были наши представительницы. Кроме того, мы требуем, чтобы роженицам полагался трехмесячный декретный отпуск с выплатой полной зарплаты и чтобы за ними закреплялись их рабочие места.
Все это было произнесено очень решительно и напористо.
– И это все, синьора Вентури? – иронически осведомился Алексей.
– Нет, не все, синьор Джисмонди, – хладнокровно ответила она. – Это только начало. Если наши требования не будут удовлетворены, мы все уйдем. У вас не будет ни заводской столовой, ни уборщиц, ни цеха мелких деталей. Кроме того, вы потеряете часть сотрудников отдела дизайна.
Алексей смотрел на нее и думал, что в этой маленькой девушке невероятный запас энергии.
– А почему вы не стали действовать через профсоюз, как полагается в подобных случаях? Насколько я помню, во время последних переговоров с вашими лидерами эти требования не прозвучали?
Роза Вентури кинула на него презрительный взгляд.
– Синьор Джисмонди, мы потому и обратились непосредственно к вам, что профсоюзные боссы оставили наши справедливые требования без внимания. Спросите об этом моих подруг.
Алексей взглянул на остальных женщин, но те испуганно опустили глаза. Одна из них неуверенно кивнула.
– В профсоюзе всем заправляют мужчины, – отчеканила Роза Вентури. – Для них мы – бесправный придаток к коллективу. Мы должны стирать их грязное белье, заботиться об их отпрысках, готовить спагетти и давать себя трахать.
Это словечко, столь мало соответствовавшее элегантной обстановке офиса, было произнесенно с особым нажимом. Другие две женщины густо покраснели, да Алексей и сам был не уверен, что сумел сохранить бесстрастное выражение лица. Рыжеволосая девчонка смотрела ему прямо в глаза.
– Честно говоря, синьорина Вентури… – улыбнувшись, начал он.
– Не вижу ничего смешного, – оборвала его Роза. – Все руководство профсоюза состоит из мужчин. Они не могут и не хотят относиться к нам как к своим товарищам. Нашим проблемам значения они не придают.
– Понятно. – Алексей посерьезнел. – Но вы требуете очень многого, причем сразу. На изучение ваших требований понадобится некоторое время. – Он выдержал паузу. – Я пришлю кого-нибудь из центрального офиса изучить положение дел на заводе Конти.
– Пришлите женщину, – резко сказала Роза. – Хотя, разумеется, у вас тут женщин на ответственных должностях не держат. Я сказала глупость.
Она посмотрела на него с напускным простодушием.
– Я приеду сам.
– Хоть вы и сняли фильм про женщину, вряд ли вы сможете увидеть все глазами женщины, – отрезала она, насмешливо наморщив носик.
Алексей не на шутку удивился такой осведомленности.
Но Роза немедленно потупила глаза, словно поняв, что позволила себе слишком многое.
– Вы приедете сами? Это предел наших мечтаний! – объявила она и поднялась.
Алексей поспешил распахнуть перед женщинами дверь, но Роза устроила ему за это выговор:
– Мы сами умеем открывать двери, синьор Джисмонди. Не нужно подчеркивать этими вашими вежливыми штучками то, какие мы, женщины, беспомощные.
Алексей негромко произнес:
– Вряд ли кто-нибудь назовет вас беспомощной, синьорина Вентури.
После того как делегация удалилась, Алексей вызвал секретаршу.
– Принесите мне, пожалуйста, личное дело Розы Вентури.
Он был раздражен, но в то же время и заинтригован. С первой же минуты было ясно, что Роза Вентури – не обычная работница. Манера выражаться, выговор – все выдавало в ней иное социальное происхождение. С подобными девушками Алексей никогда еще не встречался. Разумеется, среди его знакомых в последнее время свободно обсуждались проблемы феминизма, прав женщин, мужского шовинизма, но чтобы об этом говорили во время деловых переговоров? Невероятно.
На следующей неделе Алексей лично отправился на завод Конти. Прежде он бывал там лишь однажды и довольно смутно представлял себе положение дел на этом предприятии. За минувшие дни он выяснил о Розе Вентури следующее: возраст – 24 года, дочь школьного учителя из Бергамо, три года училась на юридическом факультете, потом бросила университет. Очевидно, умение вести переговоры объясняется тремя годами юридического, подумал он. Но чем объяснить напор и огонь, которым горели эти зеленые глаза?
В двадцать семь лет Алексей все еще чувствовал, что загадка Женщины ему не по зубам. Юношеская любовь Франчески оставила в его душе глубокую рану, которая, казалось, способствовала разгадке, но после той давней истории у него не было ни одной по-настоящему серьезной связи. Алексей легко сходился с женщинами и легко с ними расходился, даже не пытаясь разобраться в мотивах своих действий. Его романы были скорее похожи на быстро меняющиеся сновидения. Женщинам нравилась его мечтательность, а сам Алексей, нежный и внимательный, умел удовлетворять их потребности, но был склонен идеализировать своих избранниц, преувеличивая их кротость и беззащитность.
Алексею никогда не была по-настоящему близка ни одна женщина – даже собственная мать.
Если бы его спросили, что такого уж интригующего он нашел в Розе Вентури, Алексей, подумав, ответил бы, что она –
настоящая. В ней ощущалось нечто бунтарское, неподатливое. Алексей отчетливо запомнил каждый ее жест, электрическое сияние рыжих волос, блеск глаз.
Дождливым утром Алексей ехал на завод Конти и предчувствовал, что находится на пороге нового приключения.
Первым делом он поговорил с директором. Тот страдальчески вскинул руки:
– Все шло чудесно до тех пор, пока не появилась эта девка. Зачем мы только ее взяли? Я хотел было ее уволить, но она работает безукоризненно, никаких прав не нарушает. А теперь все наши женщины сплотились вокруг нее. Началось все с неформальных встреч. И поначалу я не придавал этому особого значения. Женщины собирались два раза в неделю, мы думали – просто сплетничают. Встречи происходили в столовой, где работает Вентури. И смотрите, во что это вылилось!
Директор сокрушенно покачал головой.
Затем Алексей поговорил с одним из профсоюзных лидеров. Тот был настроен еще более агрессивно.
– Ох уж эта чертова Вентури! Она заварила такую кашу! Мы думали, что с учреждением заводского совета в прошлом году дела у нас пойдут гораздо лучше. И ту появляется эта фифа, начинает выдвигать новые требования, писать петиции, произносить зажигательные речи. Прямо Жанна Д'Арк, да и только. Настроила всех женщин против нас. В результате – враждебность, взаимное недоверие. А на самом деле ей нужно вот что. – Профсоюзный деятель сделал непристойный жест. – Заделать ей пару ребятишек, сразу успокоится.
