1
Элинборг ждала в отеле.
В холле стояла высокая рождественская ель. Повсюду были новогодние украшения, елки и сверкающие шары. «Благословенная Дева! Сын Божий рожден!»[2] – доносилось из невидимых громкоговорителей. Перед отелем останавливались большие туристические автобусы. Иностранцы толпились у регистрационной стойки. Туристы жаждали отметить Рождество и Новый год в Исландии, потому что в их представлении Исландия была страной захватывающих приключений. Несмотря на то что они только что прилетели, многие уже успели купить исландские свитера и, возбужденные, регистрировались в этой незнакомой зимней стране. Эрленд смахнул с пальто тающий снег. Сигурд Оли оглядел вестибюль и увидел Элинборг, стоящую у лифта. Он махнул Эрленду, и они пошли ей навстречу. Элинборг уже осмотрела место преступления. Полицейские, первыми прибывшие в отель, следили за тем, чтобы никто ничего не тронул.
Директор просил их, по возможности, не привлекать внимания. Именно так он выразился, когда позвонил в полицию. Речь ведь идет об отеле, а репутация отеля зависит от слухов. И он призывал их считаться с этим. Поэтому полицейские не включали сирен и не были одеты в униформу. Они с трудом проталкивались через холл. Директор умолял ни в коем случае не возбуждать подозрений у его постояльцев. Ведь Исландия не должна казаться туристам слишком опасной и авантюрной.
И вот теперь директор стоял рядом с Элинборг и обменивался рукопожатиями с Эрлендом и Сигурдом Оли. Он был таким толстым, что костюм еле-еле на нем сходился. Пиджак на животе был застегнут на одну пуговицу, которая, казалось, вот-вот оторвется. Брючный ремень скрывался под огромным выпирающим брюхом. Директор так сильно потел, что не выпускал из рук большого белого носового платка, которым постоянно вытирал лоб и шею. Воротничок светлой рубашки стал влажным от пота.
Эрленд пожал его липкую руку.
– Благодарю вас, – выдохнул директор, отдуваясь, как гигантский кит. Он управлял этим отелем порядка двадцати лет, и ничего подобного никогда не случалось.
– В самый разгар рождественской суматохи, – причитал директор. – Я не понимаю, как такое могло произойти. Как это могло случиться? – повторял он. Было очевидно, что бедняга в полной растерянности.
– Он наверху или внизу? – спросил Эрленд.
– Наверху или внизу? – удивился толстяк. – Вы имеете в виду, вознесся ли он на небеса?
– Да, именно это мы и хотим выяснить… – сказал Эрленд.
– Может быть, поднимемся на лифте? – спросил Сигурд Оли.
– Нет, – откликнулся директор, с досадой глянув на Эрленда. – Он внизу в подвале, в маленькой каморке. Нам не хотелось выгонять его на улицу. И вот теперь приходится расхлебывать.
– Почему вы собирались выставить его вон? – поинтересовался Эрленд.
Директор уставился на него, ничего не ответив.
Они медленно спускались по лестнице за лифтом. Первым шел директор. Спуск давался ему с большим трудом, и Эрленд гадал, как он потом поднимется.
Они договорились проявлять такт по отношению к постояльцам отеля и не привлекать к себе их внимания. Эрленд, впрочем, в соглашении не участвовал. Три полицейские машины и карета «скорой помощи» подъехали со двора. Полицейские и врачи вошли через запасный выход. Районный медик уже выехал. Он должен был констатировать смерть и вызвать машину из морга.
Они двигались по длинному коридору вслед за пыхтящим китом. Их встретили одетые в униформу полицейские. Свет становился все более тусклым. Лампочки под потолком перегорели, но никто и не думал их менять. В потемках они подошли к двери, открывающейся внутрь крошечной комнатки, похожей скорее на чулан, чем на жилое помещение. В тесное пространство были втиснуты узкая кровать и маленький письменный стол. Потертая оборванная циновка прикрывала замызганный дощатый пол. Под потолком находилось малюсенькое окошечко.
На кровати, привалившись к стене, сидел человек. Он был облачен в красный костюм Деда Мороза, шапка с головы съехала на лицо, скрытое большой белой бородой. Широкий пояс распущен, шуба расстегнута, под ней – только белая футболка. Смертоносная колотая рана пришлась на область сердца. На теле были и другие раны, но удар в сердце стал фатальным. Царапины покрывали руки, как будто он пытался оказать сопротивление.
Брюки были спущены, на член натянут презерватив.
– «…спустился с горных вершин»[3], – промурлыкал Сигурд Оли, разглядывая покойника.
Элинборг шикнула на него.
Небольшой платяной шкаф был открыт. Там лежали сложенные брюки и вязаные кофты, отглаженные рубашки, нижнее белье и носки. На вешалке висела темно-синяя ливрея с позолоченными кистями на эполетах и блестящими латунными пуговицами. Около шкафа стояли начищенные до блеска кожаные ботинки.
На полу валялись газеты и журналы. Около кровати стояла маленькая тумбочка с лампой. На ней была оставлена книга «История венского хора мальчиков» на английском языке.
– Этот человек жил здесь? – спросил Эрленд, оглядываясь по сторонам. Они с Элинборг вошли в комнатушку, а Сигурд Оли и директор остались стоять на пороге. Внутри больше не было места.
– Мы выделили ему уголок, – смущенно ответил директор, отирая пот со лба. – Он с незапамятных времен у нас работал, еще до того, как я занял свой пост. Он был швейцаром.
– Когда его нашли, дверь была открыта? – задал вопрос Сигурд Оли, старательно изображая официальный тон, чтобы сгладить впечатление от несерьезной песенки.
– Его обнаружила горничная. Я попросил ее дождаться вашего прихода. Она в кафетерии для персонала, – ответил директор. – Можете себе представить, в каком она шоке, бедняжка!
Директор старался не глядеть в комнату.
Эрленд подошел к телу и внимательно осмотрел рану. Он не мог определить, какой именно нож стал причиной смерти этого человека. Инспектор поднял глаза. Над кроватью висела старая пожелтевшая киноафиша с Ширли Темпл, прикрепленная скотчем за уголки. Эрленд не смотрел этот фильм. Он назывался «Маленькая принцесса». Афиша была единственным украшением в комнате.
– Кто это? – спросил Сигурд Оли, с порога разглядывая афишу.
– Здесь же написано – Ширли Темпл, – ответил Эрленд.
– Нет, я не об этом. Кем она была? Она уже умерла?
– Кто такая Ширли Темпл? – изумилась Элинборг непросвещенности Сигурда Оли. – Ты не знаешь, кем она была? Не ты ли учился в Америке?
– Это голливудская звезда? – допытывался Сигурд Оли, не сводя глаз с афиши.
– Она стала знаменитой в детстве, – сухо заметил Эрленд. – Ее звезда закатилась рано, так что в каком-то смысле она действительно умерла.
– Ничего не понял, – озадаченно протянул Сигурд Оли.
– Вундеркинд, – заключила Элинборг. – Мне кажется, что она еще жива, но точно не помню. Она была как-то связана с Организацией Объединенных Наций.
Эрленд вдруг осознал, что в комнате почти нет личных вещей. Он осмотрелся и не увидел ни книжных полок, ни дисков, ни компьютера, ни радио, ни телевизора. Ничего, кроме письменного стола со стулом и койки с застиранной наволочкой и грязными простынями. Каморка напоминала тюремную камеру.
Эрленд вышел в коридор и вгляделся в темноту тупика. Ему почудился легкий запах гари, как будто кто-то чиркал в этом мраке спичками, чтобы осветить себе путь.
– А что там, в конце коридора? – спросил он у директора.
– Ничего, – ответил тот, подняв глаза к потолку. – Тупик. Надо поменять лампочки. Я займусь этим.
– Он здесь долго жил, этот человек? – осведомился Эрленд, снова пройдя в комнату.
– Не знаю. Он же пришел еще до меня.
– То есть когда вы заняли пост директора, он уже жил здесь?
– Ну да.
– Получается, он прожил двадцать лет в этой берлоге?
– Именно так.
Элинборг посмотрела на презерватив.
– Во всяком случае, он занимался безопасным сексом, – заметила она.
– Не таким уж и безопасным, как оказалось, – фыркнул Сигурд Оли.
В этот момент появился районный медик в сопровождении гостиничного служащего, который тут же ушел обратно по коридору. Врач был весьма упитан, хотя не шел ни в какое сравнение с директором отеля. Он протиснулся в каморку, и Элинборг, видя, как ему там неудобно, поспешила выйти в коридор.
– А, Эрленд! Приветствую, – поздоровался медик.
– Ну, что скажешь? – отозвался инспектор.
– Сердечный приступ, но мне надо получше его осмотреть, – пошутил медик, известный своим черным юмором.
Эрленд взглянул на улыбающихся Сигурда Оли и Элинборг.
– Ты можешь сказать, когда это произошло? – обратился Эрленд к врачу.
– Совсем недавно, буквально в течение последних двух часов. Тело только-только начало коченеть. А его «оленей» вы поймали?
Эрленд вздохнул.
Медик поднял руку.
– Я выпишу свидетельство о смерти, – объявил он. – Потом можете отправлять его на Баронскую улицу[4]. Пускай там делают вскрытие. Как говорится, за удовольствие надо платить, – добавил врач, осматривая труп. – Он получил его в двойном объеме.
– В двойном объеме? – недоуменно переспросил Эрленд.
– Удовлетворение, я имею в виду, – уточнил медик. – Фотографировать будете вы, ведь так?
– Мы, – подтвердил Эрленд.
– Такие фотки будут неплохо смотреться в его семейном альбоме.
– Сдается мне, что никакой семьи у него и нет, – отозвался Эрленд, оглядываясь по сторонам. – Ну что, ты закончил? – спросил он, желая поскорее отделаться от этого юмориста.
Врач кивнул, выполз из комнаты и исчез в коридоре.
– Может быть, стоит закрыть отель? – предложила Элинборг и посмотрела на директора, начавшего опять пыхтеть. – Закрыть входы и выходы, опросить всех служащих и всех приезжих. Запретить вылеты. Задержать корабли в порту…
– Боже милостивый, – запричитал директор, сжимая носовой платок и обратив умоляющий взгляд на Эрленда. – Ведь он был просто швейцаром!
Мария и Иосиф никогда не получили бы здесь приюта, подумалось Эрленду.
– Эта… это… безобразие не имеет ничего общего с моими клиентами, – заявил директор, даже задохнувшись от возмущения. – Ведь у нас в подавляющем большинстве иностранцы, а также жители других районов страны, граждане с положением, моряки и вообще люди подобного рода. Никто из них не мог иметь никаких дел со швейцаром. Никто. Это второй по величине отель Рейкьявика. В праздничные дни он всегда переполнен. Вы не можете закрыть его! Просто не имеете права!
– Мы вправе его закрыть, но не будем этого делать, – ответил Эрленд, пытаясь успокоить директора. – Но я думаю, нам все же придется опросить некоторых постояльцев и бо?льшую часть персонала.
– Благодарю, господи, – успокаиваясь, произнес директор.
– Как звали этого человека?
– Гудлауг, – сказал толстяк. – Ему было, по-моему, около пятидесяти. И вы правы насчет семьи, мне кажется, у него никого не было.
– Кто навещал его здесь?
– Не имею ни малейшего представления, – вздохнул директор.
– Замечали ли вы странности в поведении этого человека?
– Да нет.
– Кражи?
– Нет. Ничего подобного.
– Жалобы?
– Нет.
– Ничего такого, что могло бы прояснить ситуацию?
– Нет, насколько мне известно.
– Может быть, в отеле он был с кем-нибудь не в ладах?
– Не знаю.
– Или вне отеля?
– Я не знаю, я плохо знаком с этим человеком. Был знаком, – поправился директор.
– После двадцати-то лет?
– Нет, в самом деле. Он был довольно замкнутым. Мне кажется, он больше любил одиночество, чем компанию.
– Вы полагаете, отель – подходящее место для таких людей?
– Я? Я не… Он всегда был очень обходительным, и никто никогда на него не жаловался. Правда.
– Правда?
– В самом деле, никто никогда не жаловался на него. Честно говоря, он был скорее неплохим служащим.
– А где кафетерий? – спросил Эрленд.
– Я вас провожу.
Директор отер пот с лица, довольный тем, что они решили не закрывать отель.
– К нему часто наведывались гости? – задал очередной вопрос Эрленд.
– Что? – удивился директор.
– Гости, – повторил Эрленд. – Не кажется ли вам, что здесь побывал некто, с ним знакомый?
Директор посмотрел на тело, и его взгляд остановился на презервативе.
– Мне ничего не известно о его подружках, – проговорил он. – Ничего.
– Да, похоже, вы и в самом деле ничего толком не знаете об этом человеке, – заключил Эрленд.
– Он был здесь швейцаром, – отозвался директор, полагая, что инспектор должен удовлетвориться таким ответом.
Они освободили помещение. Пришли техники-криминалисты со своими аппаратами и инструментами, за ними несколько полицейских. Они с трудом разминулись с директором в узком коридоре. Эрленд попросил их как следует осмотреть темный тупик за комнатой. Сигурд Оли и Элинборг остались в тесной каморке разглядывать труп.
– Не хотелось бы мне оказаться в таком виде, – заметил Сигурд Оли.
– Ему уже все равно, – проговорила Элинборг.
– Кто знает, может быть, и не все равно.
– В нем что-нибудь есть? – спросила Элинборг, достав маленький пакетик с солеными орешками. Ей требовалось непрерывно что-то жевать. Сигурд Оли полагал, что это нервная реакция.
– В нем? – не понял Сигурд Оли.
Она кивнула в сторону трупа. Сигурд Оли таращился на нее, пока до него не дошло, что она имела в виду. Немного поколебавшись, он все же опустился на колени возле трупа и внимательно осмотрел презерватив.
– Ничего, он пустой.
– Ну, значит, она убила его прежде, чем он получил удовлетворение, – сказала Элинборг. – А врач-то утверждал…
– Она? – переспросил Сигурд Оли.
– Ну да. Разве это не ясно? – ответила Элинборг, отправляя в рот целую пригоршню орешков. Она предложила угощение и Сигурду Оли, но он отказался. – Какая-нибудь проститутка. Совершенно очевидно, что он был здесь с женщиной. Разве не так?
– Ну, это самое простое объяснение, – протянул Сигурд Оли, поднимаясь.
– А ты так не думаешь?
– Не знаю, у меня пока нет идей на этот счет.
2
Кафетерий для персонала мало походил на сверкающий гостиничный холл, на роскошные помещения отеля. Здесь не было ни рождественских украшений, ни рождественской музыки, а только замызганные обеденные столы и стулья, на полу прорезанный в одном месте линолеум, в углу холодильник и маленькая кухня с полками и кофеваркой. Все находилось в таком состоянии, словно никто не следил за порядком. На столах остались кофейные разводы, повсюду грязные чашки. Видавшая виды кофеварка была включена и выплевывала воду.
Несколько гостиничных служащих образовали кружок вокруг горничной, все еще не пришедшей в себя после обнаружения трупа. Глаза на мокром месте, по щекам размазана черная тушь с ресниц. Когда Эрленд с директором вошли, она подняла глаза.
– Вот она, – объявил толстяк таким тоном, как будто именно девушка испортила рождественские праздники, после чего выпроводил персонал вон. Эрленд попросил оставить их с горничной наедине, чтобы можно было спокойно поговорить. Директор с удивлением уставился на него, но не стал возражать, сказав, что у него и без того много работы. Эрленд закрыл за ним дверь.
Девушка стерла тушь со щек и посмотрела на Эрленда, не зная, чего ей ждать. Эрленд улыбнулся, пододвинул к себе стул и уселся напротив нее. Горничная была такого же возраста, как и его дочь, немного за двадцать. Девушка казалась смущенной и подавленной. Черноволосая и стройная, она была одета в специальную форму гостиничной горничной – светло-голубой халат. На бейджике, прикрепленном к нагрудному карману, значилось имя «Осп».
– Давно тут работаете? – поинтересовался Эрленд.
– Почти год, – ответила Осп еле слышно и посмотрела на него. Не похоже, чтобы он собирался ее мучить. Она шмыгнула носом и выпрямилась на стуле. Очевидно, обнаружение трупа сильно подействовало на нее. Ее немного знобило. Имя хорошо ей подходит, подумал Эрленд: Осп – «осина». Она словно дрожала всем телом.
– И вам нравится здесь работать? – спросил Эрленд.
– Нет, – ответила она.
– Почему вы этим занимаетесь в таком случае?
– Нужно ведь работать.
– Что же вызывает ваше недовольство?
Она посмотрела на него так, будто вопрос был нелепым.
– Я заправляю постели, – ответила она, – чищу туалеты, убираю. Все же лучше, чем работать в «Бонусе»[5].
– А народ?
– Директор – придурок.
– Он напоминает продырявленный пожарный шланг, – заметил Эрленд.
Осп улыбнулась.
– А некоторые постояльцы ведут себя так, будто ты тут работаешь для того, чтобы тебя лапали.
– Зачем вы пошли в подвал? – поинтересовался Эрленд.
– За Дедом Морозом. Дети просили.
– Дети?
– Для рождественского праздника. Мы устраиваем рождественскую елку для персонала отеля и их детей. И для детей постояльцев. А он был Дедом Морозом. Поскольку он задерживался, меня послали за ним.
– Ничего веселого из этого не вышло.
– Я никогда раньше покойников не видела. А потом еще этот презерватив…
Осп явно старалась отогнать от себя неприятный образ.
– У него были подружки здесь, в отеле?
– Нет, насколько мне известно.
– Не знаете ли вы, с кем он общался за пределами отеля?
– Я почти не знакома с этим человеком, и мне пришлось узнать о нем даже больше, чем я бы желала.
– Чем мне бы хотелось, – поправил Эрленд.
– Чего?
– Говорят «чем мне бы хотелось», а не «я бы желала».
Она посмотрела на него как на полоумного:
– Вы придаете этому значение?
– Да, – ответил Эрленд.
Она покачала головой с рассеянным выражением лица.
– И вам ничего не известно о его гостях? – продолжил Эрленд, чтобы замять разговор о грамматических ошибках. Он вдруг представил себе центр реабилитации для депрессивных больных с речевыми отклонениями, где пациенты ходят в халатах и тапочках и сознаются в своей болезни: меня зовут Финн, и я говорю «я бы желал».
– Нет, – отозвалась Осп.
– Когда вы спустились к нему, дверь была открыта?
Осп задумалась.
– Нет, это я ее открыла. Я постучалась, но ответа не получила. Я подождала и хотела было уже уйти, но решила все-таки открыть дверь. Сначала мне показалось, что дверь заперта, а она вдруг открылась, и он там сидел полуголый с презервативом на…
– Почему вы подумали, что дверь заперта? – перебил Эрленд.
– Ну, я знала, что это его жилище.
– Вы встретили кого-нибудь, когда спускались к нему?
– Нет, никого.
– Он был уже готов идти на праздник, но кто-то пришел и помешал ему. Он уже надел наряд Деда Мороза.
Осп пожала плечами.
– Кто заправлял ему кровать?
– Что вы имеете в виду?
– Постельное белье давно не меняли.
– Понятия не имею. Скорее всего, он сам.
– Вас, похоже, здорово покоробило.
– Было омерзительно увидеть его в таком виде, – ответила Осп.
– Понимаю, – проговорил Эрленд. – Постарайтесь забыть это как можно скорее. Если сможете. Он был хорошим Дедом Морозом?
Девушка посмотрела на полицейского.
– Что такое? – спросил Эрленд.
– Я не верю в Деда Мороза.
Женщина, ответственная за организацию рождественской елки, была небольшого роста, изящно одета. Около тридцати лет, подумал Эрленд. Она представилась как начальница отдела маркетинга и рекламы в отеле. Эрленд решил не вдаваться в подробности; последнее время большинство из тех, кто встречался ему на пути, были как-то связаны с маркетингом. Ее кабинет находился на втором этаже, там Эрленд и застал ее. Она говорила по телефону. До прессы уже докатился слух о ЧП в отеле, и Эрленд попытался вообразить, что она такое плетет журналисту. Разговор тут же прекратился. Женщина опустила трубку со словами, что она не может ничего сообщить.
Эрленд представился и пожал ее маленькую руку. Он поинтересовался, когда она общалась в последний раз с человеком из подвала. Кхем-м, кашлянул Эрленд, он не знал, как лучше сказать: «швейцар» или «Дед Мороз», а имя позабыл. «Дед Мороз» как-то плохо ему подходило, подумалось Эрленду. Вот Сигурд Оли настоящий Дед Мороз, хотя никогда в жизни не надевал костюма.
– Гулли? – спросила она, разрешив проблему. – Да вот сегодня утром, напомнила ему о елке. Я столкнулась с ним у входа. Он работал швейцаром, но вы, наверное, это уже знаете. И даже больше чем швейцаром. Прямо-таки домовой! Мастер на все руки.
– Шустрый? – уточнил Эрленд.
– Простите?
– Ну, трудолюбивый, отзывчивый, его не приходилось заставлять работать?
– Не знаю. Это так важно? Он никогда ничего для меня не делал. Или скорее мне никогда ничего от него не было нужно.
– Почему он изображал Деда Мороза? Он любил детей? Шутил? Был смешным?
– Так было, когда я устроилась сюда. Я работаю здесь третий год, и это третья елка, которую я организовываю. Оба предыдущих раза он изображал Деда Мороза, и вполне успешно. Ребятам было весело.
Казалось, смерть Гудлауга не произвела впечатления на эту женщину. Он ее не волновал. Убийство лишь нарушило распорядок рабочего дня службы маркетинга и рекламы, и Эрленду подумалось: как это люди могут быть такими бесчувственными и нудными?
– А каким он был человеком?
– Не могу вам сказать, – ответила она. – Я его плохо знала. Он был швейцаром. И Дедом Морозом. Я и разговаривала-то с ним только пару раз, когда он был нужен для елки.
– Как прошел праздник, после того как стало известно о смерти Деда Мороза?
– Мы его отменили. Ничего другого тут не сделаешь. Хотя бы из уважения к нему, – поправилась она, как бы желая выказать наконец хоть малейший признак сочувствия. Но это было ни к чему. Эрленд прекрасно видел, что ей глубоко наплевать на покойника в подвале.
– Кто был лучше всех знаком с этим человеком? – спросил он. – Я имею в виду, здесь, в отеле.
– Даже и не знаю. Попробуйте поговорить со старшим администратором. Швейцар находился под его началом.
На ее рабочем столе зазвонил телефон. Женщина сняла трубку и многозначительно посмотрела на Эрленда. Он поднялся и вышел, гадая, как долго она сможет сочинять небылицы по телефону.
У старшего администратора просто не было времени на Эрленда. Туристы толпились перед стойкой записи, и он с тремя другими служащими еле-еле успевал их регистрировать. Эрленд наблюдал за ходом регистрации, проверкой документов, передачей ключей, улыбками и переходом к следующему клиенту. Очередь тянулась до самой входной двери. За ней Эрленд увидел еще один подъехавший автобус.
Полицейские, одетые большей частью в гражданское, заполонили здание и опрашивали служащих. Нечто вроде штаба устроили в подвальном кафетерии. Оттуда осуществлялось руководство ходом расследования.
Эрленд оглядел новогодние украшения. Американская рождественская мелодия доносилась из громкоговорителей. Он направился к ресторану, располагавшемуся за холлом. Первые посетители уже облепили великолепную буфетную стойку с рождественскими угощениями. Эрленд подошел к столу и принялся рассматривать сельдь и копченое мясо, буженину и говяжьи языки, всевозможные закуски и десертные лакомства, мороженое и торты со взбитыми сливками, шоколадный мусс и всякую всячину.
У Эрленда потекли слюнки. Он ничего не ел почти целый день.
Инспектор оглянулся по сторонам и с быстротой молнии запихнул себе в рот ломтик говяжьего языка – незабываемый вкус. Эрленд был уверен, что никто ничего не заметил, но сердце застучало в груди, когда за его спиной раздался громовой голос:
– Нет, вы слышите меня?! Это немыслимо! Так делать нельзя!
Эрленд повернулся. К нему спешил человек в высоком поварском колпаке с искаженным яростью лицом.
– Что это такое, тащить в рот еду?! Что за манеры?!
– Остыньте, – проворчал Эрленд и потянулся за тарелкой. Он принялся накладывать себе деликатесы, будто с самого начала собирался подкрепиться в ресторане. – Вы были знакомы с Дедом Морозом? – спросил он, чтобы уйти от разговора о говяжьем языке.
– С Дедом Морозом? – переспросил повар. – С каким Дедом Морозом? Еще раз повторяю: не суйте пальцы в еду. Это просто…
– С Гудлаугом, – перебил его Эрленд. – Вы были знакомы? Он был здесь швейцаром и вообще мастером на все руки, сдается мне.
– Вы говорите о Гулли?
– Именно, Гулли, – подтвердил Эрленд, укладывая на тарелку толстый кусок холодной буженины и поливая его небольшим количеством йогуртового соуса. Не позвать ли Элинборг, подумалось ему. Она составила бы ему компанию в дегустации буфета. Элинборг была тонким ценителем кулинарного искусства и уже несколько лет как собиралась составить книгу рецептов.
– Нет, я… что вы имеете в виду под выражением «были с ним знакомы»? – спросил повар.
– Вы не в курсе?
– Что? Что-то случилось?
– Он скончался. Убит. В отеле еще не знают?
– Убит? – воскликнул повар. – Убит! Где, в отеле? Вы кто?
– В своей каморке. Внизу, в подвале. Я из полиции.
Эрленд продолжал накладывать лакомства на свою тарелку. Повар был готов забыть о говяжьем языке.
– Как это случилось?
– Лучше поменьше болтать об этом.
– Здесь, в отеле?
– Да.
Повар посмотрел по сторонам.
– Не верю, – произнес он. – Какое-то безумие!
– Именно, – отозвался Эрленд, – какое-то безумие.
Он знал, что отелю никогда не избавиться от клейма убийства. Невозможно очиститься от преступления. Этот отель навсегда станет отелем, где Дед Мороз был найден мертвым с презервативом на члене.
– Вы его знали? – повторил свой вопрос Эрленд. – Гулли?
– Нет, очень плохо. Он был швейцаром… ну и еще занимался всякими мелочами.
– Всякими мелочами?
– Мелким ремонтом. Я его совсем не знал.
– А не подскажете, кто его знал лучше всех в отеле?
– Нет, – повторил повар. – Я ничего не знаю об этом человеке. Кто же убил его? Здесь? В отеле? Боже милостивый!
Эрленд подумал, что его собеседник озабочен скорее будущим отеля, чем судьбой погибшего. Может, сказать ему, что число клиентов из-за убийства как раз возрастет? Народ мыслит именно таким образом. Отдел маркетинга может привлечь внимание к отелю как к месту убийства. Развивать туризм по местам преступлений. Нет, не стоит вдаваться в такие подробности. На самом деле Эрленд очень хотел сесть куда-нибудь со своей тарелкой и насладиться яствами. Устроить себе передышку.
Сигурд Оли нарушил его раздумья.
– Нашли что-нибудь? – поинтересовался Эрленд.
– Нет, – ответил Сигурд Оли, проводив взглядом повара, который убежал на кухню, чтобы сообщить новость. – Уж не собираешься ли ты подкормиться? – добавил он с завистью.
– Э, не говори чепухи. Я тут попал в щекотливое положение.
– У убитого не было никакого имущества, – перешел к делу Сигурд Оли, – а если и было что-то, то он не хранил это у себя в каморке. Элинборг обнаружила старые пластинки в платяном шкафу. В общем, это все. Может, стоит закрыть отель?
– Закрыть отель?! Что за глупость! – рассердился Эрленд. – Как ты себе представляешь закрыть отель? На какое время? Ты что, собираешься обыскивать каждую комнату?
– Нет, но убийцей-то может быть и кто-нибудь из клиентов. Это тоже не стоит сбрасывать со счетов.
– Абсолютно неизвестно. Есть два варианта. Либо преступник работает в отеле или гостит здесь, либо он никак не связан с отелем. Поэтому нам следует поступить следующим образом: опросить весь персонал и всех тех, кто выезжает из отеля в ближайшие дни, и особенно тех, кто выписывается раньше, чем было запланировано, хотя сомневаюсь, что убийца сделает такую попытку – она наверняка привлечет к нему внимание.
– Да уж, точно. Я размышлял по поводу презерватива, – продолжал Сигурд Оли.
Эрленд поискал свободный столик, нашел и уселся за него. Сигурд Оли устроился напротив шефа и, взглянув на полную до краев тарелку, сглотнул слюну.
– Так вот, если это была женщина, то она, скорее всего, еще детородного возраста. Почему? Ну, поскольку они пользовались резинкой.
– Уф, так было бы лет двадцать назад, – возразил Эрленд, смакуя буженину слабого копчения. – В наши дни презерватив – не только средство контрацепции. Это защита от всякой заразы, хламидий, СПИДа…
– Презерватив может еще быть намеком на то, что хозяин не был хорошо знаком с этим… этой личностью, с которой он уединился в своей клетушке. Случайная связь. Если бы они были постоянными партнерами, презерватив бы не понадобился.