Мы стояли спина к спине и отражали все их атаки.
– Будь хоть у одного из них огнестрельное оружие, мы давно бы стали мертвецами, Карачи.
– Но его у них нет, и в этом пока наше счастье! – рассмеялся я.
Еще один получеловек пал под ударом моего меча. Гассан столкнул на дно ямы другого.
Но теперь они все насели на нас. Один из них кинулся на меня и ранил меня в плечо, другой рубанул по бедру.
– А ну, назад! Назад, уроды!
Услышав этот голос, дикари отступили за пределы досягаемости наших мечей.
Человек, который произнес эти слова, был ниже среднего роста. Его нижняя челюсть двигалась, будто на шарнирах, словно она принадлежала кукле. Его зубы были похожи на костяшки домино – такие же черные и издающие характерный щелкающий звук, когда он открывал или закрывал рот.
– О, Прокруст! – услышал я чей-то шепот.
– Несите сети! – заорал вождь. – Живо! И берите их живьем! Только держитесь подальше от их мечей. Они и так слишком дорого нам обошлись!
Моурби был рядом с ним и хныкал:
– Я не знал, мой повелитель…
– Молчи! Твоя поспешность стоила нам бога и многих людей.
– Ринемся вперед? – шепотом спросил Гассан.
– Нет. Но будь готов резать сети, когда они начнут кидать их.
– Нехорошо, что они хотят взять нас живыми, – заметил Гассан.
– Мы многих из них послали в ад, чтобы облегчить себе путь туда, усмехнулся я, – и пока мы еще держимся, и у нас в руках оружие. Чего еще желать?
– Если мы бросимся на них, то заберем с собой еще двоих, возможно, четверых. Если же будем ждать, то они в конце концов накроют нас сетью, и мы погибнем, не забрав с собой эти две жизни.
– Какая нам разница, если мы все равно погибнем? Давайте подождем. А вдруг случится что-нибудь совершенно невероятное?
– Будь по-вашему.
Дикари принесли сети и стали набрасывать их на нас. Нам удалось порезать на куски три сетки, прежде чем мы запутались в четвертой. Куреты затянули сеть и сбили нас с ног. Когда мы упали, нас начали избивать.
Больше всех усердствовал Моурби.
– Теперь вы умрете так, как мало кто еще умирал, – наконец сказал он, утирая пот с лица.
– Но остальные убежали! – прохрипел Гассан.
– Ненадолго! – усмехнулся Моурби. – Мы выследим их и притащим назад.
Я рассмеялся.
– Вы проиграли, Моурби. Они обязательно убегут.
Он снова лягнул меня.
– Вот как вы выполняете ваши обязательства? – спросил я. – Ведь Гассан победил Мертвяка?
– Он сплутовал, ваш Гассан. Ваша баба бросила вспышку.
Рядом с Моурби появился Прокруст, и новоявленный шаман обратился к Вождю:
– Давайте отнесем их в Долину Спящих, – сказал он. – А потом оставим их там, чтобы они не пропали до будущего пиршества.
– Хорошо, – сказал Прокруст. – Так и сделаем.
Гассан за это время ухитрился освободить свою левую руку, рывком выбросил ее вперед и достал до Прокруста.
Прокруст несколько раз ударил его, да и меня раз стукнул ногой для порядка. Затем наклонился и потер царапины на ноге.
– Зачем вы это сделали, Гассан? – спросил я, как только Прокруст отвернулся и приказал привязать нас к кольям, чтобы удобнее было нести.
– Возможно, на моих ногтях еще осталось немного метацианида, спокойно ответил он.
– Что? Где вы его достали?
– Из пуль в моем поясе, который у меня не отобрали. Я заточил свои ногти и покрыл их метацианидом.
– О! Я помню, как вы поцарапали Мертвяка еще в самом начале вашего поединка.
– Да, Карачи. И оставалось только дождаться, пока он не свалится.
Правда, самое главное было остаться в живых к этому времени.
– А вы образцовый убийца, Гассан!
– Спасибо, Карачи.
Нас привязали к кольям, не снимая сетей. Четверо подняли и понесли нас.
Моурби и вождь шли впереди, показывая дорогу. Нас несли почти всю ночь…
***
Мир вокруг нас стал постепенно меняться. Это вполне естественно, когда приближаешься к «горячим» местам, и напоминает путешествие во времени в прошлые геологические эпохи. Деревья вдоль тропы становились все более разнообразными. Все чаще стали попадаться огромные папоротники. В пробелы между листьями на нас смотрели незнакомые желтые глаза. Похожие на птиц создания пролетали над нами, где-то далеко впереди тропу закрывало что-то темное.
Чем дальше нас несли, тем деревья становились все ниже и ниже, а промежутки между ними все шире. Но это уже были не те деревья, которые росли в окрестностях деревни. У этих были искривленные стволы, перепутанные, словно водоросли, ветки. Стволы были покрыты наростами, корни деревьев часто шли над поверхностью земли.
Мелкие невидимые твари с жужжанием разлетались, напуганные светом электрического фонарика Моурби.
Подняв голову, я различил слабое пульсирующее свечение на самой границе видимого спектра. Оно исходило откуда-то спереди. Под ногами носильщиков было множество темных стелющихся стеблей неизвестных растений.
Они корчились каждый раз, когда кто-то из дикарей наступал на них.
Вскоре из растений вокруг остались только папоротники, но через несколько минут и они исчезли, их сменили огромные пустоши, покрытые лохматыми красноватого цвета лишайниками.
Исчезли всякие звуки, издаваемые животными и насекомыми. Здесь стояла уже полная тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием наших четверых носильщиков, звуками шагов и приглушенным стуком автомата Прокруста, когда он задевал прикладом о камни.
За поясом нескольких носильщиков были кинжалы. Несколько кинжалов нес Моурби, у которого к тому же был и пистолет.
Тропа круто пошла вверх. Один из наших носильщиков споткнулся, и мы больно стукнулись о землю. Там, где небосвод смыкался с горизонтом, стал отчетливо виден пурпурный светящийся ореол. На его фоне в вышине проплыл черный силуэт крысс-паука, закрыв на мгновение луну.
Прокруст внезапно упал.
Моурби помог ему подняться на ноги, но вождь покачнулся и бессильно повис на плечах «старшего врачевателя».
– Что у тебя болит, повелитель?
– Вдруг… головокружение… ноги… немеют. Возьми мой автомат. Он стал… тяжелым…
Гассан тихо хихикнул.
Прокруст повернулся к арабу, его нижняя челюсть куклы упала вниз.
Затем он упал и сам. Моурби едва успел подхватить автомат. Стражники поспешно опустили нас на землю и бросились к своему вождю.
– Воды, – прошептал тот и закрыл глаза.
Больше он их уже не открывал…
Моурби прижал ухо к его груди.
– Он мертв… – медленно произнес он.
– Мертв?!
Носильщик, тело которого было покрыто чешуей, заплакал.
– Он был хорошим, – всхлипывал он. – Он был Великим вождем! Что мы теперь будем без него делать?
– Он умер, – повторил Моурби, – я теперь ваш вождь… пока не будет объявлен новый. Набросьте на него свои плащи. Оставьте тело на том плоском камне впереди. Зверю сюда не зайти, так что его тело осквернено не будет.
Мы подберем его по дороге назад. А теперь мы должны отомстить этим двоим.
– Он сделал знак своим жезлом. – Долина Спящих уже совсем недалеко. Вы приняли таблетки, которые я вам дал?
– Да.
– Да.
– Очень хорошо. Накройте Прокруста своими плащами.
Вскоре нас подняли и вынесли на вершину гряды, откуда тропинка сбегала в флюоресцирующую, покрытую воронками впадину. Огромные скалы, окружавшие это место, казалось, были раскалены.
– Эту местность, – сказал я Гассану, – мой сын описал как место, в котором нить жизни бежит по раскаленному камню. Ему привиделось, что моей жизни угрожает Мертвяк, но богиня Судьбы передумала и столкнула нас с этой напастью. Видимо, когда я снился Смерти, это место было выбрано ею, как одно из тех, где я могу умереть…
Носильщики опустили нас на дно выемки, положили на камни и с интересом уставились на Моурби. Тот щелкнул предохранителем автомата и отступил назад.
– Привяжите их вон к тем колоннам, – дулом автомата он показал, к каким именно.
Так они и сделали, крепко связав мои руки и ноги. Скала была гладкая, сырая, и, как мне показалось, немного светилась.
То же самое они проделали с Гассаном, привязав его в трех метрах от меня. Моурби поставил фонарь на землю так, что мы оказались в желтом полукруге. Четверо куретов, как статуи демонов, стояли сбоку от него. Он положил автомат на камень и подошел к нам.
На его лице играла улыбка.
– Это Долина Спящих, – обратился он к нам. – Те, кто засыпает здесь, больше уже никогда не просыпаются. Тем не менее, мясо их хорошо сохраняется, здорово помогая нам в тяжелые годы. Но прежде, чем мы вас здесь оставим, – он повернулся в мою сторону, – я проверю, у кого из вас длиннее кишки. Как вы думаете, – резко обратился он к своим полулюдям, – у кого из них? У грека или у араба?
Дикари молчали.
Тогда Моурби вытащил длинный кинжал и приблизился ко мне.
Мы не произнесли ни слова.
– Приготовьтесь оба увидеть это сами, – процедил он сквозь зубы. – Я, пожалуй, начну с вас…
Он рванул мою рубашку и разрезал ее сверху донизу. Затем стал многозначительно вертеть кинжалом у меня перед носом. Потом он опустил свое оружие к моему животу и слегка уколол там кожу, как бы прикидывая, где легче всего начинать, чтобы причинить как можно больше боли. При этом он не отводил от меня своего взгляда.
– Вы боитесь? – усмехнулся он. – Пока что ваше лицо не выдает этого, но сейчас выдаст. Взгляните на меня! Я намерен вонзить острие этого кинжала вам в живот очень медленно. Когда-нибудь я пообедаю вашей плотью и уверен, что не разочаруюсь. Что вы на это скажете?
Я рассмеялся.
Его лицо исказилось злобной гримасой и он недоуменно спросил:
– Вы что, со страха потеряли рассудок, Уполномоченный?
– «Орел» или «решка»? – спросил я его.
Он понял, что я имею в виду. Он начал что-то говорить, но, услышав тяжелый стук о камень, раздавшийся совсем рядом с ним, резко обернулся.
Истошный вопль заполнил последнюю секунду его жизни. Сила прыжка Бортана повергла его наземь, а еще через секунду его голова покатилась по камням.
Мой Бортан, мое исчадие ада, наконец-то ты нашел меня…
Куреты испуганно закричали, ибо глаза собаки были словно раскаленные угли, а в пасти сверкали два ряда острых, как кинжалы, зубов. Голова его находилась вровень с плечами высокого мужчины. Дикари схватились за свои мечи и напали на него – но что могли сделать эти легкие железки против брони на его боках!
Ему понадобилось не больше минуты, после чего они все были разорваны на части…
– Кто это? – изумленно спросил Гассан.
– Щенок, которого я однажды нашел в море. Он уже тогда был так силен, что долго не шел ко дну с большим камнем на шее, – ответил я. – Мой Бортан такой же старый, как и я.
У него на лапе была небольшая рана, которую он, видимо, получил во время этой схватки.
– Сначала он искал нас в деревне, – продолжал я, – и жители пытались его остановить. И я не сомневаюсь, что очень много куретов погибло в этом бою.
Бортан подбежал ко мне сзади и облизал шею. Он радостно вилял хвостом, как щенок, делая вокруг меня быстрые круги. Он прыгнул ко мне на грудь и снова облизал лицо.
– Ты вернулся, мой старый грязный пес, – тихо сказал я. – Ты знаешь, что все остальные собаки исчезли с лица Земли?
Он стал вилять хвостом, подошел ко мне и лизнул руку.
– Руки, Бортан! Нужны руки, чтобы освободить меня. Ты должен отыскать их, Бортан, и привести сюда.
Он поднял кисть, валявшуюся на земле, и положил у моих ног. Затем он снова стал смотреть мне в глаза и махать хвостом.
– Нет, Бортан. Живые руки. Руки друзей. Руки, которые развяжут меня, понимаешь?
Он лизнул мою руку.
– Иди и найди руки, которые освободят меня. Живые руки! Давай! Живо!
Беги!
Он повернулся и побежал прочь. Затем остановился, оглянулся и снова выскочил на тропу.
– Он понял? – спросил Гассан.
– Думаю, что да.
Я посмотрел ему вслед.
– У него не совсем обычный для собаки мозг, и он так много прожил, что, наверное, очень многому научился.
– Тогда будем надеяться, что он отыщет кого-нибудь достаточно быстро, чтобы мы не успели уснуть…
Глава 12
Ждали мы очень долго. Ночь была холодной. Иногда нам казалось, что время остановилось для нас. Наши мышцы затекли и тупо ныли. От усталости и недоедания у нас кружилась голова. Веревки грубо впились в наши тела.
– Как ты думаешь, им удалось добраться до деревни? – спросил Гассан.
– Мы дали им неплохой запас времени. Думаю, что они не упустили такую возможность…
– С вами всегда было трудно работать, Карачи…
– Я знаю. И сам давно заметил это.
– Как мы все лето гнили на Корсике в темноте…
– Ага.
– Или наш марш в Чикаго, после того, как мы потеряли все наше оборудование в Огайо.
– Да, это был очень неудачный год.
– С вами всегда найдешь неприятности, Карачи. «Рожденный вязать узлы на хвосте тигра» – вот как называют таких людей. Иметь дело с такими, как вы, очень трудно. Что касается меня, то я люблю тишину и уединение. Томик стихов и свою трубку.
– Тсс… Я что-то слышу.
Раздался цокот копыт. В узком секторе света от опрокинутого фонарика появился сатир. Движения его были нервными. Глаза его перебегали с Гассана на меня, потом опять на Гассана. Казалось, он не понимал, что здесь произошло.
– Помоги нам, маленький рогатик, – сказал я по-гречески.
Он осторожно приблизился. Увидев кровь на растерзанных телах дикарей, он повернулся, явно собираясь убежать.
– Вернись! Ты мне нужен! Это я, игрок на свирели!
Он остановился и повернулся к нам. Ноздри его дрожали. Заостренные уши стояли торчком.
Он вернулся. На его почти человеческом лице было написано неизмеримое страдание, когда он переступал через разбросанные останки куретов и лужи крови.
– Кинжал, кинжал у моих ног, – сказал я, опустив глаза. – Подними его.
Казалось, что ему совсем не нравится прикасаться к чему-либо, созданному человеком, особенно к оружию.
Я просвистел последние такты моей мелодии:
«Поздно, поздно, так поздно…»
Его глаза подернулись влагой. Он вытер тыльной стороной своей поросшей шерстью ладони эту влагу и зашмыгал носом.
– Подними кинжал и разрежь веревки. Подними его. Нет, не так. За другой конец. Да, да…
Он взял кинжал правильно и посмотрел на меня. Я пошевелил своей правой рукой.
– Веревки. Режь их!
Он подчинился. У него ушло на это около двадцати минут.
– А теперь дай мне нож, об остальном я сам позабочусь.
Он вложил кинжал в мою правую руку.
Я сжал оружие и через несколько секунд был свободен. После чего я спешно освободил Гассана.
Когда я обернулся, малыша уже не было, и только частый цокот его копыт еще долго стучал в наших ушах.
– Дьявол простил меня… – прошептал Гассан.
Мы постарались побыстрее убраться отсюда. Как ни как, все же «горячее» место. Мы сделали крюк вокруг деревни куретов и двинулись на север, пока не вышли на тропинку, в которой я признал дорогу на Волос.
То ли Бортан нашел сатира и каким-то образом заставил его пойти к нам, то ли тот случайно набрел на нас – этого я не знал. Бортан, однако, не вернулся, поэтому я больше склонялся ко второму варианту.
Ближайшим безопасным местом был городишко Волос, примерно в двадцати километрах отсюда. Если Бортан убежал туда, где его могли узнать многие мои родственники, то до его возвращения должно было пройти еще немало времени. То, что я послал его за помощью, было чем-то вроде жеста отчаяния. Если бы он отправился в любое место, кроме Волоса, то я не имел бы ни малейшего представления, когда он вернется. Но в любом случае я надеялся на то, что он снова найдет меня.
Пока что мы старались идти как можно быстрее.
Но уже примерно через десять километров мы стали шататься от усталости. Мы понимали, что идти дальше, не отдохнув, мы уже не в состоянии, и поэтому внимательно осматривали окрестности дороги, стараясь отыскать безопасное место, где можно было бы выспаться.
В конце концов я узнал один крутой скалистый холм, где я еще мальчишкой пас овец. Небольшая пещера пастуха, расположенная неподалеку от вершины, была сухой и пустой. Мы натаскали в нее свежей травы для подстилки, забросали ветками вход и с облегчением растянулись на земле.
Уже через несколько секунд Гассан начал мерно похрапывать. Мой мозг еще несколько секунд бодрствовал, и в эти секунды я понял, что из всех удовольствий – глоток холодной воды после жажды, спиртное, секс и сигарета, после многих дней воздержания – со сном ничто не может сравниться.
Сон – лучше всего!
***
Я мог бы сказать о том, что, если бы наш отряд избрал более долгий путь из Ламии до Волоса – прибрежную дорогу – то всего того, что с нами приключилось, скорее всего, никогда бы не произошло, и Фил сегодня был бы еще жив. Но я не могу реально судить о том, что произошло бы в этом случае: даже теперь, оглядываясь назад, я не могу с уверенностью сказать, плохо или хорошо то, что мы поступили именно так, а не иначе. В любом случае, следом за нами, простирая к нам руки, среди руин шествовали силы окончательного раскола…
К Волосу мы вышли в полдень следующего дня. После того, как мы пересекли глубокое ущелье возле Макриницы, мы и обнаружили всех остальных членов нашей группы.
Фил вывел всех к Макринице, попросил бутылку вина и экземпляр своего перевода «Прометей Раскованный», и расположился провести с ними вечер.
Утром Диана нашла его давно похолодевшим, с улыбкой на устах.
Погребальный костер я решил устроить в кедровой роще, вблизи разрушенного монастыря. Он не хотел, чтобы его тело было погребено в земле. И в тот вечер он должен был сгореть, а я прощался еще с одним другом. Кажется, если оглянуться назад, то вся моя жизнь в основном была чередой приходов и уходов близких мне людей. То я говорил: «Здравствуйте», то «До свидания». И только Земля оставалась.
Днем я пошел вместе с нашей группой в Паласаве, который расположен на месте древнего Малка, на мысу напротив Волоса. Мы стояли в тени маленьких деревьев на холме, откуда открывался великолепный вид на море и на скалистые склоны.
– Именно отсюда аргонавты отправились на поиски Золотого Руна, сказал я, не обращая свои слова ни к кому.
– Это точно.
– Кто был среди них? – спросила Элен. – Я читала рассказ об этом в школе, но сейчас уже забыла.
– Среди них был Геракл и Лисей, певец Орфей, сыновья бога северных ветров и Язон, их предводитель, который был учеником кентавра Хирона пещера которого как раз находится неподалеку отсюда, около самой вершины Пелион.
– Правда?
– Я покажу ее когда-нибудь.
– О, как интересно!
– В окрестностях этих мест боролись также боги и титаны, – заметила Диана, став рядом со мной. – Разве титаны не вырвали из земли гору Пелион и не взгромоздили ее на Оссу, пытаясь добраться до Олимпа?
– Да, об этом говорят мифы. Однако боги были добры и после окончания кровавой битвы восстановили это место таким, каким оно было прежде.
– Парус!
На горизонте действительно появилось белое пятнышко.
– Да, этим местом до сих пор пользуются в качестве гавани.
– А может быть, это ватага героев, – заметила Диана, – возвращается с еще одним руном? Если это так, то было бы очень интересно узнать, что бы они с ним делали?
– Важно не руно само по себе, – пояснила Элен, – а то, как оно добывалось. Каждый опытный рассказчик хорошо понимает это.
– По ту сторону дороги, – сказал я громко, – находятся развалины византийского монастыря, который, по утвержденному мною графику, будет реставрирован через два года. Считается, что именно здесь проходил свадебный пир Пелея, одного из аргонавтов, и морской нимфы Фетиды.
Вероятно, вы слышали саму историю этого пира? Были приглашены все, кроме богини Раздора, но она все-таки пришла и подбросила яблоко с надписью:
«Самой прекрасной». Парис присудил его Афродите, и этим была предрешена судьба Трои. Впоследствии все, кто встречал Париса, видели, что он был очень несчастен. О, как тяжело принимать решения! Как я уже говорил, эта земля полна мифов.
– Сколько времени мы здесь пробудем? – спросила Элен.
– Мне хотелось бы провести еще пару дней в Макринице, – сказал я, – а затем мы могли бы двинуться на север. Таким образом, в Греции мы проведем еще примерно неделю, а потом отправимся в Рим.
– Нет! – заявил вдруг Миштиго, который все это время сидел на камне и что-то диктовал в свою машинку. – Нет, путешествие на этом можно считать законченным. Это была наша последняя остановка.
– Как же так?
– Я полностью удовлетворен и намерен отправиться домой.
– А как же ваша книга?
– Я вышлю вам по экземпляру с автографом, когда она будет закончена.
Мне очень дорого время, и я собрал почти весь необходимый материал.
Сегодня утром я вызвал Порт-о-Пренс, и аэроглиссер прибудет за мной сегодня вечером. Вы можете продолжать путешествие, но я его уже закончил.
– Что-нибудь было не так?
– Нет, все в порядке, но мне пора уезжать. У меня еще довольно много работы.
Он встал и потянулся.
– Мне нужно кое-что упаковать, поэтому я собираюсь вернуться сейчас.
У вас здесь действительно красивая страна, Конрад, несмотря ни на что. Мы еще встретимся за обедом.
Он повернулся и стал спускаться с холма.
Я сделал несколько шагов за ним, проследив, благополучно ли он спустился.
– Интересно, что это его побудило так спешить? – громко спросил я.
– Он умирает… – тихо отозвался Джордж.
***
Мой сын Язон, который опередил нас на несколько дней, исчез. Соседи сказали, что он вечером отправился в царство Аида, за день до нашего прихода. Он отправился туда на спине огромной собаки с огненными глазами.
Она мчалась, как бешеная, и быстро исчезла в ночной тьме.
Мои родственники очень хотели, чтобы мы остались на обед. Дос Сантос все еще отдыхал. Джордж лечил его раны и считал, что вовсе необязательно отправлять его в госпиталь в Афины.
Всегда приятно возвращаться домой.
Сначала я пошел на главную площадь и провел всю вторую половину дня, беседуя со своими потомками. Я рассказал им о Тэллере, о Гаити, об Афинах.
Они же рассказывали мне о том, что произошло за последние несколько лет в Макринице.
Затем я выбрал цветы и направился на кладбище, немного побыл там и вернулся в дом Язона. Там я нашел бутылку вина и выпил ее всю. Выкурил сигарету. Затем заварил полный кофейник кофе и выпил его.
И, тем не менее, мое уныние не проходило, так же, как и неопределенность. Окончательный исход всего происходящего до сих пор был мне неясен.
Джорджу болезнь Миштиго была известна. Он сказал, что у веганца все симптомы тяжелого нервного расстройства. Неизлечимого. Безусловно со смертельным исходом.
Гассан был здесь совершенно ни при чем. «Причина этой болезни неизвестна», – таков был диагноз Джорджа. В связи с этим все требовало полнейшего пересмотра.
Джордж узнал о болезни Миштиго еще до нашего путешествия. Что навело его на эту мысль? Фил попросил его понаблюдать за веганцем с целью выяснить, нет ли у него признаков какого-нибудь неизлечимого заболевания.
Почему?
Он не сказал, почему. И теперь я уже не могу спросить его об этом.
Проблему эту предстояло решать мне. Завершил ли Миштиго свою работу, или у него не осталось времени, чтобы это сделать? Он сказал, что закончил. Если же он ее не закончил, то получается, что все это время я оберегал фактически мертвеца без всякой на то пользы! Если же он ее закончил, то мне необходимо знать результат этой работы для того, чтобы очень быстро принять решение, касающееся того срока жизни, который ему еще остался.
Обед не дал ничего нового. Миштиго сказал все, что хотел сказать, и не обращал внимания ни на какие вопросы, либо отмахивался от них. Поэтому, как только мы выпили кофе, я и «Рыжий Парик» вышли наружу покурить.
– Что случилось? – спросила она.
– Не знаю. Я думал сначала, что, возможно, он это сделал.
– Нет. Что же теперь?
– Не знаю.
– Убить его?
– Возможно, да. Хотя сначала нужно выяснить – зачем?
– Он завершил свою работу.
– Ну и что? В чем она заключается?
– Откуда мне знать?
– Черт побери! Я должен знать! Мне хочется знать, потому что я убиваю кого-то. Меня это очень интересует.
– Интересует? Очень? Да ведь это же очевидно! Веганцы хотят скупить у нас всю Землю. Поэтому Миштиго должен срочно дать отчет о тех местах, которые интересуют их больше всего…
– Тогда почему он не посетил все намеченные места? Почему он ограничился только Египтом и Грецией? Пески, скалы, джунгли, ужасные чудовища – вот и все, что он успел увидеть. Вряд ли все это может привлечь внимание инопланетян.
– Он испугался! И поэтому бежит! Он прямо дрожит от счастья, что остался в живых. Ведь его свободно могли слопать и куреты, и боадил, и черт знает кто еще!
– Ну что ж, хорошо. Тогда пусть себе бежит. Пусть он передаст им плохой отчет.
– А вот этого он не может допустить. Если они на самом деле хотят скупить всю Землю, они не станут раскошеливаться на основании обрывочных данных. Они просто пришлют еще кого-нибудь посмелее, чтобы завершить дело.
Если мы убьем Миштиго, они поймут, что мы представляем реальную силу. И что мы будем бороться против всякого…
– Но он не боится за свою жизнь, – задумчиво произнес я.
– Не боится? Тогда как же все это объяснить?
– Не знаю… Однако, я обязан все это скорейшим образом выяснить.
– Как?
– А что, если я спрошу у него?
– Ты псих! – сказала она и отвернулась от меня.
Она стояла неподвижно, как статуя. Потом я взял ее за плечи и поцеловал в шею.
– Иди домой, – наконец вымолвила она. – Уже поздно.
Я вернулся в просторный дом Язона Короноса, где расположились я и Миштиго. И где провел свою последнюю ночь Фил. В комнате, где он не проснулся, томик «Прометея» все еще лежал на письменном столе рядом с пустой бутылкой. У меня, пока он еще был жив, было неотступное ощущение, что он что-то недоговаривает.
Поэтому я открыл книгу.
Его последнее произведение было написано на чистых листах в конце книги, по-гречески, но не на современном греческом, а на старом, классическом.
Вот оно:
«Дорогой друг! Я плохо себя чувствую, и Джордж хочет переправить меня в Афины. Я не возражаю и отправлюсь туда завтра же, когда прибудет аэроглиссер. Поэтому сейчас я должен прояснить многое, касающееся наших насущных дел. Веганец должен покинуть Землю во что бы то ни стало живым живым любой ценой. Это очень важно. Я боялся вам рассказывать об этом раньше, так как опасался, что Миштиго мог оказаться телепатом. Поэтому я присоединился к вам позже, в Греции, хотя с радостью посетил бы и Египет.
Именно поэтому я притворился, что ненавижу его, чтобы быть от него как можно дальше, и только после того, как я получил неопровержимые доказательства того, что он не телепат, я решил присоединиться к вам.
Я подозревал, что раз здесь оказались Дос Сантос, Диана и Гассан, значит, Рэдпол жаждет его крови. Если бы он был телепатом, полагал я, то он бы об этом быстро узнал и сам предпринял бы необходимые меры предосторожности. Если же он телепатом не был, то я всецело полагался на ваши способности защитить его от чего угодно, включая и Гассана. Но мне не хотелось, чтобы он узнал о том, что мне известно. Однако я пытался предупредить вас, если помните.
Татрим Миштиго и его дети – одни из прекраснейших, наиболее благородных разумных обитателей Вселенной, когда-либо в ней живших. Он философ, великий писатель, бескорыстный служитель общества. Я познакомился с ним во времена моего пребывания на Тэллере тридцать с лишним лет назад, и впоследствии мы были с ним большими друзьями. Мы поддерживали переписку друг с другом до тех пор, пока он сам не приехал на Землю, и еще тогда он делился со мной намерениями Федерации Веги относительно будущего Земли. Я поклялся, что буду держать все в тайне, даже Коурт не знает, что я обо всем осведомлен. Старик мог бы поплатиться своим авторитетом и положением, если бы это вышло наружу раньше времени.
Веганцы находятся в весьма щекотливом положении. Наши соотечественники-эмигранты своим трудом добились того, что Вега очень сильно зависит от них и в культурном, и в экономическом отношении.
Веганцам дали понять – и притом недвусмысленно, во время восстания Рэдпола – что имеется туземное население, которое располагает достаточно мощной организацией и желает возрождения своей планеты. Веганцам тоже этого хотелось. Им Земля не нужна. И на что она им: если им нравится эксплуатировать землян, то на Тэллере их гораздо больше, чем на самой Земле – а ведь они в общем-то не эксплуатируют нас, во всяком случае умышленно.
Наши бывшие соотечественники и сами решили, что лучше пользоваться плодами своего труда на планете другой системы, чем возвращаться на Землю.
Но что это означает? То, что движение за Возвращение зашло в тупик! Никто не возвращается! Вот почему я и отошел от этого движения. По этой причине, я уверен, отошли от него и вы. Веганцы хотят, чтобы проблема нашей родной планеты не висела камнем на их шее. Хотя, с другой стороны, они хотят посещать Землю. Для них очень поучительно смотреть на наше настоящее лицо – протрезвляющий и устрашающий урок того, что можно сделать с целой планетой.
Что нам нужно сделать – так это найти способ обойти наше правительство, наше эмигрантское правительство, расположенное на Тэллере.
