Инспектор Де Кок, глубоко задумавшись, устремил взгляд в пустоту. Над его головой, еле слышно потрескивая, мерцала лампа дневного света, с улицы в открытое окно врывались громкая музыка, крики пьяных и визгливый смех девиц.
      Инспектор почти не удивился, когда получил сообщение об исчезновении еще двух женщин в больнице Южного Креста, словно давно ожидал подобного развития событий. Между всеми этими эпизодами была явная взаимосвязь, их объединял какой-то общий знаменатель.
      Де Кок взглянул на Фледдера, сидевшего с отрешенным видом. Тот даже не скрывал своего отчаяния.
      – Ну что ты загрустил? – сочувственно произнес инспектор.
      – Молодой человек в ответ лишь сокрушенно покачал головой.
      – Это невозможно! – воскликнул он. – В Нидерландах преступления не совершаются в больницах!
      – Кто тебе это сказал? – Де Кок не смог удержаться от улыбки.
      – Вы только посмотрите, к какому итогу мы пришли! – с возмущением воскликнул его молодой помощник. – Уже четыре женщины исчезли в этой проклятой больнице!
      Де Кок с иронической усмешкой покосился в его сторону.
      – А если не подводить и-то-га? – с расстановкой произнес он.
      Фледдер прерывисто вздохнул.
      – Получится то же самое, – нехотя признал он. Де Кок ехидно улыбнулся.
      – Я вижу, ты не в силах отречься от своих заблуждений.
      Фледдер с жаром прижал руки к груди.
      – Да, я никогда не верил в иную версию, – сказал он. – И сейчас не верю. И вы сами скоро убедитесь, что я прав.
      Де Кок, казалось, пропустил мимо ушей последние слова.
      – Что тебе сказали наши коллеги с Лодевейк ван Досселетраат?
      – Мне показалось, они в полном замешательстве. А всему причиной то, что они не придали значения первому сообщению Рихарда Недервауда. Между прочим, они интересовались нашими успехами.
      – И что же ты им ответил? Фледдер вздернул подбородок.
      – Я считаю, наши успехи или неудачи их не касаются.
      Де Кок посмотрел на него с наигранным возмущением.
      – Ты по крайней мере хотя бы узнал имена двух пропавших женщин?
      Молодой следователь полистал записную книжку.
      – Мария-Антуанетта ван Хет Вауд, – громко прочел он, – двадцатипятилетняя студентка факультета психологии и Шарлотта Акерслоот, двадцатитрехлетняя дочь владельца кафе из Амстердама – работала она или училась, мне не удалось выяснить.
      – Ты узнал что-нибудь об окружении или семьях обеих женщин?
      – Окружение… – Фледдер раздраженно передернул плечами. – Нет, об этом я справок не наводил.
      Де Кок понимающе закивал.
      – Наши коллеги сказали тебе, что собираются начать расследование?
      – Нет, этого они не говорили.
      Де Кок поднялся из-за стола и протянул руку к своему молодому помощнику.
      – Ты сейчас немедленно отправишься на своей машине на Лодевейк ван Досселетраат и скажешь им, что мы полностью берем на себя дело об исчезновении этих женщин. – Инспектор потеребил кончик своего носа. – Я не желаю рисковать и не хочу, чтобы они перебежали нам дорогу. Забери у них все записи, которые они сделали, и опроси всех, кто заявил в полицию об исчезновении еще двух женщин.
      – Зачем?
      Де Кок нетерпеливо застучал ногой об пол.
      – Мне нужно выяснить все связи… все знакомства… всех мужчин и женщин, с которыми эти особы общались, все клубы и общества, где они появлялись. Будешь разговаривать с нашими коллегами, упомяни имена первых двух женщин и обрати внимание на ответную реакцию.
      – А потом что?
      – Возвращайся сюда и больше ничего.
      – А вы что же?
      Де Кок молча улыбнулся в ответ и отошел к вешалке. Фледдер нехотя поднялся и поплелся за ним.
      – Так вы не поедете со мной? – настойчиво допытывался он.
      Старый сыщик покачал головой. Он посмотрел на большие часы, висевшие на стене, натянул плащ и взял в руки шляпу.
      – Мне надо кое-кого навестить, – с таинственным видом сообщил инспектор.
      Фледдер почувствовал легкое замешательство. Де Кок, не дойдя до двери, обернулся.
      – Не забывай еще об одной вещи.
      – О какой?
      – О маске смерти…
      Выйдя из дверей полицейского управления, инспектор взглянул на небо. Темные тучи застилали его сплошной пеленой, накрапывал мелкий дождь. Инспектор надвинул пониже шляпу, поднял воротник плаща и, невзирая на дождь, не ускорил шага.
      Он вышел на Нордемаркт и остановился перед маленьким домиком с широким окном, который спрятался позади реформатской церкви. Над входом красовалась вычурная надпись «Петер Карстенс», а пониже, чуть более мелким шрифтом: «художник».
      Де Кок отвернул рукав плаща и посмотрел на часы. Оказывается, уже без четверти одиннадцать. Он почесал двумя пальцами нос и тихонько хихикнул.
      – Вот уж точно неурочный час для визита добропорядочного христианина, – проворчал он себе под нос и не без удовольствия дернул начищенную до ослепительного блеска медную ручку звонка. Звонок прозвучал громко и настойчиво, что ничуть не смутило инспектора: он знал, что хозяин дома засиживается за работой до глубокой ночи.
      Минуты через три дверь отворилась, и на пороге появился мужчина со всклокоченной седеющей шевелюрой, в широких, бесформенных штанах и черной шелковой блузе, усеянной пятнами краски. Насупив брови, он хмуро взглянул на гостя, и вдруг его большие карие глаза радостно вспыхнули.
      – Де Кок! – громко завопил он. – Что случилось, старина?
      Окинув взглядом безлюдную мокрую площадь за спиной инспектора, блестевшую при желтом свете фонарей, он отрывисто бросил:
      – Сегодня не та погода и не тот час, чтобы вылезать из дома без особой надобности…
      Де Кок скроил печальную физиономию.
      – Ничего не поделаешь… Так повелевает мне долг.
      – Господи, какой еще долг?
      – Долг служения правосудию.
      Петер Карстенс презрительно потянул носом.
      – У тебя, дружище, как видно, не все дома. – Он помолчал. – Когда такие вещи произносит обыкновенный обыватель, это еще не так страшно, но если подобные речи заводит полицейский чиновник, это опасно для жизни.
      Де Кок предпочел пропустить сие ядовитое замечание мимо ушей. Он знал, что этот человек находится в постоянном конфликте с обществом – необузданный бунтарь с тонкой, легко ранимой душой художника, которому всегда было тесно в общепринятых рамках.
      Инспектор смахнул капли дождя с полей шляпы.
      – Может, ты меня все-таки пустишь в дом? – с улыбкой спросил он.
      Художник шутливо поклонился и широким жестом пригласил гости войти. Шелковая блуза с широкими рукавами подчеркивала грациозность его движений.
      – О верный страж порядка, – торжественно произнес он, – прошу посетить мою скромную хижину.
      Де Кок, не обращая внимания на его шутовские интонации, переступил порог. Он миновал прихожую и очутился в просторной комнате с высоким потолком, освещенную лишь светом уличного фонаря, проникавшего в окно и отбрасывающего длинные тени на расставленные повсюду мольберты. Побеленные известью стены также были увешаны картинами.
      Петер Карстенс пошел впереди Де Кока. Он направился к винтовой лестнице, находившейся в глубине комнаты, и начал подниматься наверх.
      На втором этаже они прошли через узкий коридор и открыли дверь в небольшую уютную комнату с низким потолком. На грубом деревянном столе горели две свечи в высоких серебряных подсвечниках. Рядом стояла бутылка вина и несколько хрустальных бокалов. Два из них были наполнены.
      Де Кок с любопытством осмотрелся и встретился глазами с женщиной, которую уже видел здесь однажды, и снова, как и в первый раз, его поразило это прекрасное лицо.
      – Это Мария, – представил свою гостью Петер Карстенс. – Ты ее, наверное, помнишь, она была у меня в прошлый раз…
      Старый сыщик кивнул и улыбнулся.
      – И все так же божественно хороша!
      Мария медленно поднялась со своей скамьи, резким движением отбросила волосы с лица и, подойдя к инспектору, протянула ему нежную теплую руку.
      – Рада снова видеть вас, – сказала она и сделала несколько шагов, слегка покачивая бедрами. Она помогла инспектору снять мокрый плащ. – Я повешу его наверху, чтобы стекла вода. – Женщина с шутливым укором посмотрела на художника. – Петер обычно не обращает внимания на подобные вещи, он весь отдается вину, искусству и любви.
      – Именно в таком порядке?
      Мария рассмеялась и вышла из комнаты, унося его плащ.
      Петер Карстенс кивнул на бутылку.
      – Выпей с нами стаканчик.
      Де Кок шумно втянул в себя воздух.
      – Как всегда, бургундское? Художник кивнул.
      – Должен сказать, оно становится все дороже и дороже. Кажется, французские виноделы, всю жизнь выжимавшие из винограда вино, решили теперь выжимать из него золото.
      Он взял бутылку и медленно наполнил бокал.
      – Чему я обязан визитом столь высокого гостя? – спросил художник. – Ведь не станешь же ты уверять, что заглянул ко мне просто ради хорошей компании?
      Де Кок сделал еще глоток и постарался уклониться от прямого ответа.
      – Мне было приятно еще раз оценить твое гостеприимство.
      Художник покачал головой.
      – Так я и поверю, что ты, несмотря на ветер и дождь, отправился ко мне на Нордемаркт без особо важной причины. Да ты и сам сказал, что явился сюда по велению долга…
      Де Кок немного помедлил.
      – Ты прав. Я разыскиваю старинную книгу… книгу о явлении чуда.
      Петер Карстенс расхохотался.
      – Послушай, как там начинается… – И он торжественно продекламировал:
      « Здесь открываются Всевышнего деянья:
       Священная книга бытия
       И таинство потусторонней жизни...»
      Де Кок прервал его:
      – Очень похоже на стиль Йоста ван ден Вондела! – удивленно воскликнул он.
      Петер Карстенс довольно потирал руки. – Точно. Приблизительно в его время эта книга и была напечатана. Первоначальный текст написан на латыни. Несколько столетий хранили люди в памяти явление чуда: историю о том, как священную просвиру не тронул огонь. С тех пор каждый год в Амстердаме празднуют этот день. – Он ухмыльнулся. – Говорят, что для проституток на Валу это очень большой праздник: не один так другой мужичок непременно отстанет от процессии и свернет в сторону…
      – Ты молодец, – похвалил Де Кок художника, – отлично помнишь старый голландский текст, слово в слово.
      Петер Карстенс махнул рукой.
      – Да уж, – сказал он, – если б я этот дурацкий текст сегодня… – Он внезапно умолк. Краска медленно сошла с его лица. – Ты же знаешь, Де Кок, – сказал он, разом протрезвев, – каким способом я иногда зарабатываю себе на жизнь…
      Де Кок кивнул.
      – Да, знаю. Ты подделываешь и старых голландских мастеров, и французских импрессионистов, и фламандских миниатюристов. Если так дальше пойдет, ты полностью перейдешь на подделки. – Де Кок глубоко втянул в себя воздух и почесал мизинцем нос. – Как я понимаю, тебе ничего не стоило скопировать старинную книгу о явлении чуда.
      Петер Карстенс отодвинулся от Марии и поставил свой бокал на стол.
      – Но у тебя нет никаких доказательств… Де Кок покачал головой.
      – Да они мне и не нужны!
      Художник наклонился и приблизил к нему свое лицо.
      – В таком случае, что тебе от меня нужно? – спросил он, глядя прямо в глаза сыщику.
      – Что мне от тебя нужно? – Де Кок добродушно рассмеялся. – Хоть я и черствый полицейский чиновник, как ты изволил выразиться, мне совсем не хочется устраивать возню вокруг тебя. Я не собираюсь предъявлять тебе никаких обвинений, мне это совсем не нужно, просто я несколько дней занимаюсь одним запутанным делом, связанным с таинственным исчезновением четырех женщин. Исчезновение одной из них совпало с исчезновением одной очень ценной, старинной книги о явлении чуда. – Он потер затылок. – Зная тебя и еще одного человека, который держал в руках эту книгу, я сопоставляю все эти факты и хочу спросить, что тебе известно об этой книге?
      Петер Карстенс понимающе подмигнул.
      – Я действительно сделал парочку экземпляров, – признался он.
      – Парочку? – удивился Де Кок. Петер Карстенс кивнул.
      – А если быть уж совсем точным, я сделал три копии. – Он наклонился, пошарил под скамейкой, на которой сидел, и выложил на деревянный стол две пожелтевшие от времени старинные книги. – За книгами должны были прийти, чтобы забрать их у меня.
      – Кто?
      – Девочка Бертуса из Утрехта. Де Кок нахмурился.
      – Как ее зовут?
      – Аннетье Схеепстра.

      На следующее утро инспектор Де Кок, бодрый и гладковыбритый, вошел в полицейское управление. Крепкий ночной сон словно воскресил его, даже мучительная ломота в суставах почти прошла.
      Вечером он долго не мог уснуть. Эти четыре исчезнувшие женщины, каким-то непонятным образом связанные со старинной книгой, причем не с фальшивой, а с настоящей, не давали ему покоя, их образы, которые он пытался воссоздать в своем воображении, сменяли друг друга, точно цветные стеклышки в калейдоскопе.
      Утром он проснулся рано и немедленно отправился в полицейское управление. Проходя мимо дежурного, Де Кок радостно приветствовал его, но дежурный Мейндерт Пост, сосредоточенно изучавший регистрационную книгу, даже не взглянул на него, что впрочем нисколько не Задело инспектора.
      В большой комнате следователей Фледдер уже восседал за пишущей машинкой. Он явно не выспался и очень плохо выглядел: бледный, с темными кругами под глазами. Завидев инспектора, он изобразил вымученную улыбку.
      – Еще парочка таких дней и ночей, и я рухну!
      – Ты что, вчера очень поздно закончил работу? – озабоченно спросил Де Кок.
      Фледдер устало опустил голову.
      – Я вернулся в управление без четверти два. Ян Кустерс передал мне, что вы звонили, а потом отправились домой.
      Де Кок шумно вздохнул и при воспоминании о вчерашнем вечере не удержался от улыбки. «После нескольких стаканчиков бургундского, выпитых в обществе порочного художника и привлекательной молодой женщины… такому, как я, старичку хочется только одного: поскорее добраться до постели».
      Фледдер подозрительно покосился на него.
      – Где вы были вчера?
      Де Кок ткнул пальцем через правое плечо.
      – На Нордемаркт, у Петера Карстенса.
      – А… этот фальсификатор… Де Кок кивнул.
      – Нет, он все-таки художник, – поправил он своего молодого помощника. – Петер Карстенс художник. Он копиист и замечательный мастер по подделкам.
      – Что вам понадобилось у него?
      Старый сыщик с укоризной покачал головой.
      – Что может понадобиться следователю у художника-копииста? – ответил он вопросом на вопрос.
      Фледдер смутился.
      – Вы решили узнать у него кое-что о подделках? – предположил он.
      Де Кок уселся в свое кресло и положил локти на стол.
      – Я тебе уже как-то рассказывал… мне приходилось расследовать немало дел, в которых так или иначе был замешан Бертус из Утрехта. Я хорошо знаю его методу: как только Бертус приобретает старую картину или какую-нибудь другую ценную старинную вещь, он тут же заказывает копию… чтобы потом продать эту подделку как настоящую.
      У Фледдера расширились глаза.
      – Книга о явлении чуда… – прошептал он. По лицу Де Кока скользнула улыбка.
      – Ну наконец-то ты проснулся!
      Фледдер пропустил колкость мимо ушей, его бледное лицо порозовело.
      – Вы хотите сказать, Де Кок, что книга о явлении чуда каким-то образом попала в руки Петера Карстенса?
      – Вот именно, – подтвердил Де Кок. – И он сделал с нее три копии.
      – Целых три?! – изумился Фледдер.
      – Да, – спокойно проговорил инспектор. – В мастерской художника ее ждали еще две подделки.
      – Кого «ее»?
      – Аннетье Схеепстра.
      Фледдер прямо оцепенел на месте. Наконец он медленно поднялся из-за пишущей машинки, схватил стул и, повернув его задом наперед, уселся перед Де Коком.
      – Я… я, кажется, понял, – запинаясь произнес он. – Бертус из Утрехта каким-то образом был связан с Петером Карстенсом?
      – Я исходил из этого предположения и очень удивился, когда Петер Карстенс рассказал, что подделки ему заказывала Аннетье Схеепстра, он называет ее «девочкой Бертуса из Утрехта». Аннетье позвонила ему, они договорились о цене, после чего она сама принесла Петеру Карстенсу книгу и заказала ему две копии. Когда работа была закончена, она забрала у художника оригинал и одну копию, а вторую оставила как образец для третьей.
      Молодой следователь внимательно слушал.
      – И сейчас у художника остался этот образец, – подхватил он рассказ инспектора, – третью копию Аннетье тоже не забрала…
      – Именно так…
      – И никто больше за ними не пришел… ну, например, Бертус из Утрехта!
      – Совершенно верно. Оба экземпляра остались у Петера.
      – Вы видели их?
      Де Кок нервно побарабанил пальцами по столу.
      – Он выложил их передо мной.
      – И вы не конфисковали у него эти книги?
      – Нет, конечно.
      – Почему?
      Старый следователь со вздохом пояснил:
      – Подделка или копирование произведения искусства или предмета старины не являются наказуемыми, если их не предлагают на выставку или не продают как оригиналы. А этого Петер Карстенс не делал.
      Однако молодой следователь был настроен не столь миролюбиво.
      – И все же, Де Кок, эти фальшивые книги – очень важное вещественное доказательство!
      – Петер Карстенс сохранит их, он обещал мне. Если кто-нибудь проявит к ним интерес, он сразу сообщит мне.
      – Неужели вы доверяете этому типу, Де Кок?
      – Полностью.
      Молодой человек с сомнением покачал головой.
      – На вашем месте я бы забрал их с собой.
      Де Кок пропустил его слова мимо ушей и снова сел на свое место.
      – Выяснилось еще одно любопытное обстоятельство…
      – Что такое?
      – Эта книга о явлении чуда… я имею в виду оригинал… оказывается, не стоит миллиона. Ей красная цена – полмиллиона, да и эту цену способен заплатить какой-нибудь ненормальный нувориш, который ничего не смыслит в антиквариате.
      – Кто вам это сказал?
      – Петер Карстенс… он ведь профессиональный художник и понимает в этом деле лучше нас.
      – И это означает?..
      Седой следователь, ничего не ответив, встал и направился к вешалке. Фледдер последовал за ним.
      – Куда мы сейчас?
      – В Пюрмеренд.
      – Опять?! – взвился Фледдер.
      – Да.
      – Что вы намереваетесь там делать?
      Де Кок остановился, добродушное выражение мигом исчезло с его лица, он стиснул зубы.
      – Надо узнать у Пауля ван Фолдропа, почему он решил, что Бертус из Утрехта готов выложить миллион за эту книгу.
      Полицейский «фольксваген» неторопливо катил через туннель под руслом реки Ей.
      – Мы так и будем в связи с этим делом без конца таскаться в Пюрмеренд? – насмешливо ухмыльнулся Фледдер. – Может, нам проще получить в отделе снабжения туристский прицеп и расположиться там на несколько ночей?
      Де Кок рассмеялся.
      – Не исключено, что мы едем туда в последний раз. Особенно если доктор Ван Акен вдруг возвратился из отпуска раньше срока.
      – Этот доктор еще интересует вас?
      – Да, некоторое время нам нужно держать его в поле зрения. – И инспектор перешел к другой теме. – Как твои вчерашние успехи? Я понял, что тебе пришлось хорошо помотаться по городу…
      Фледдер вздохнул.
      – Да. Наши друзья из управления на Лодевейк ван Досселетраат поработали неважно. Спешили и допустили массу небрежностей: и имена записали неточно, и адреса перепутали. Мне стоило немалого труда выяснить все эти вещи.
      – Ну и как результаты?
      Фледдер достал из внутреннего кармана записную книжку и молча протянул ее Де Коку, но тот, даже не раскрыв, вернул ее обратно.
      – Лучше расскажи все сам, не стану я разбирать твои каракули.
      Фледдер сунул книжку в карман.
      – Об исчезновении Марии-Антуанетты ван хет Вауд, – начал он, – в полицию сообщил ее друг Карел Бенсдорф, с которым она живет около двух лет. Об исчезновении Шарлотты Акерслоот заявил ее отец.
      – И обеих этих женщин домашний врач направил в больницу Южного Креста?
      Фледдер отрицательно помотал головой.
      – Нет, на этот раз дело обошлось без всякого направления. Этим женщинам позвонили по телефону, просто позвонили и попросили приехать в больницу Южного Креста для анализа крови.
      – А дальше?
      – Обе они не вернулись…
      – Так же, как Розалинду ван Эвертсоорд и Аннетье Схеепстра, кто-то подвез их в больницу?
      – Нет. Карел Бенсдорф был в этот день очень занят на работе, а отцу Шарлотты не на кого было оставить свое кафе. Насколько мне известно, обе женщины добрались до больницы на трамвае. Им сказали, что этот анализ займет не более получаса.
      – Кто позвонил им: мужчина или женщина?
      – Не знаю, – ответил Фледдер. – Честно говоря, я не спросил об этом.
      Де Кок помолчал, задумчиво покусывая нижнюю губу.
      – А в связи с чем потребовался этот анализ крови?
      – Дело в том, – пояснил Фледдер, – что обе молодые женщины несколько лет занимались спортом, причем так называемым большим спортом, поэтому направление в больницу не вызвало ни у одной из них подозрения, ну, как рентген легких или электрокардиограмма во время очередной диспансеризации.
      – Карел Бенсдорф и отец Шарлотты обращались с запросом в больницу?
      Фледдер отвел взгляд.
      – Да, – нехотя пробормотал он, – и им ответили, что такие пациентки в больницу не обращались и никто их туда не приглашал.
      – Этого следовало ожидать, – спокойно констатировал Де Кок.
      – А я этим больничным крысам не верю! – Фледдер с ожесточением хлопнул ладонями по баранке…
      Де Кок предостерегающе поднял руку.
      – Ты имеешь в виду все эти совпадения? – спросил он.
      Фледдер начал понемногу успокаиваться.
      – Да… И больше, пожалуй, ничего…
      – Обе женщины плохо себя чувствовали?
      – В общем, да… Жаловались на странное утомление, немного покашливали…
      Де Кок повернулся к нему.
      – А как лицо? Я имею в виду кожу на лице. Она изменилась? Была неестественно натянута?
      Молодой следователь молча смотрел перед собой, краска медленно сошла с его лица, он побелел.
      – Отец Шарлотты Акерслоот, – тихо сказал он, – ничего не заметил, а Карел Бенсдорф сказал, что лицо его подруги в последние дни приобрело какое-то странное, отсутствующее выражение.
      Де Кок полузакрыл глаза.
      – Снова маска смерти…
      Фледдер въехал на стоянку, и как всегда выбрал для своей машины самый дальний и укромный угол, со всех сторон закрытый пышно разросшимся кустарником. Они вышли из машины и медленно зашагали к дому, на котором красовалась надпись «Пюрмер». Фледдер задрал голову и указал Де Коку на веселые, выступающие вперед балкончики.
      – Мы могли бы и в прошлый раз навестить Пауля ван Флодропа, сэкономили бы одну поездку.
      – Но тогда еще не было второго разговора с Бертусом из Утрехта, – возразил ему Де Кок, – и мы еще не знали, что Пауль ван Флодроп потребовал миллион за эту книжку, хотя она не стоит и пятидесяти тысяч.
      – Откуда Паулю ван Флодропу, типичному спортсмену, который заботится только о своем теле, знать, сколько может стоить старинная вещь? Должно быть, он сам оценил эту книгу в миллион гульденов.
      – Нет, не сходится, – Де Кок покачал головой. – Когда Аннетье Схеепстра принесла художнику книгу о явлении чуда, он сказал ей, что она может рассчитывать не больше, чем на пятьдесят тысяч. По– моему, Аннетье Схеепстра и Пауль ван Флодроп – два сапога пара, как бы мы ни толковали эту пословицу.
      Фледдер не двинулся с места.
      – Я все меньше что-либо понимаю в этой запутанной истории. Какую книгу получил Бертус из рук Аннетье Схеепстра? Вряд ли ей удалось всучить старому сутенеру подделку.
      Де Кок радостно потирал руки.
      – Отличный ход мысли! – похвалил он своего помощника. – Бертус из Утрехта знает толк в старине, я сам в этом убедился. Очевидно, Аннетье Схеепстра заказала сначала две копии, а потом отправилась к Бертусу с оригиналом и попросила его найти на книгу покупателя.
      Фледдер решительно зашагал к дому.
      – Итак, если подвести итоги – задумчиво произнес он, – можно заключить, что Аннетье Схеепстра исчезла вместе с оригиналом книги, завещанной ее дядюшкой, и с одной из копий.
      Де Кок кивнул.
      – Совершенно верно. Думаю, что Пауль ван Флодроп узнал от Аннетье о Петере Карстенсе и его подделках, знал он и об истинной цене этой вещи. Поэтому мне особенно интересно, почему он после всего этого требует от Бертуса миллион за книгу.
      Молодой следователь поджал губы.
      – Может быть, – произнес он с металлом в голосе, – Пауль ван Флодроп знает о таинственном исчезновении Аннетье Схеепстра значительно больше, чем рассказал нам…
      Де Кок с улыбкой наблюдал за своим молодым помощником.
      – Давно не слышал от тебя таких мудрых речей! Фледдер смущенно умолк.
      Они вошли в вестибюль, и Де Кок сразу же направился к металлической табличке с черными кнопками и фамилиями жильцов. Найдя кнопку против надписи «П. ван Флодроп», он нажал на нее. Никакого ответа.
      Пожилая седая дама спустилась по лестнице и направилась к выходу. Инспектор, вежливо приподняв шляпу, помог ей открыть тяжелую двойную стеклянную дверь, после чего они с Фледдером подошли к лифту.
      – Вы знаете, на какой нам нужно этаж?
      – На восьмой, – ответил Де Кок. – Он живет как раз под квартирой Розалинды ван Эвертсоорд.
      – Интересно, поселился ли в ее квартире кто-нибудь?
      Старый следователь пожал плечами.
      – Потом узнаем у консьержа. Может быть, за это время появились какие-то новые сведения об этом переезде.
      – О'кей, шеф, – покорно согласился Фледдер.
      Де Кок не отреагировал на «шефа» и вошел в лифт. Молодой помощник последовал за ним. После короткого подъема они вышли из лифта и прошагали по ковру к двери Пауля ван Флодропа.
      Инспектор дал несколько настойчивых звонков. Они подождали минуты две – никто не отвечал. Де Кок нащупал в кармане приспособление, которое когда-то презентовал ему бывший его подопечный, взломщик по прозвищу Ловкий Хенки. Это был медный стержень с вставными стальными бородками от ключей.
      – Мы же не можем без разрешения на обыск вломиться в квартиру! – запротестовал Фледдер. – Это нарушение закона! Как бы нам не влипнуть в неприятную историю, как уже было однажды.
      Де Кок, не обращая на его слова внимания, продолжал подбирать ключи к замку. Наконец он нашел, кажется, нужную бородку, вставил свой «ключ» в скважину и повернул его. Раздался щелчок. Инспектор нажал на дверь, и она поддалась. В квартире громко играла музыка. Де Кок осторожно, на цыпочках, прокрался через прихожую и приблизился к двери гостиной. Она была приоткрыта. Носком ботинка он распахнул дверь и, оцепенев от ужаса, застыл на пороге.
      Рядом с низким креслом ничком лежал коренастый мужчина с короткой шеей. С левого плеча у него свешивался конец красного галстука. Де Кок подошел поближе и опустился на колени рядом с лежавшим. Галстук был затянут на шее так, что глубоко врезался в кожу. Инспектор перевернул тело и, заглянув во вздувшееся лицо, сразу узнал Пауля ван Флодропа.
      Фледдер шумно дышал ему в затылок.
      – Мертв?
      – Да. Задушен!

      Де Кок внимательно рассматривал неузнаваемо изменившееся лицо мертвеца. За долгие годы работы следователем криминальной полиции ему доводилось видеть немало трупов людей, убитых таким способом. Он медленно поднялся, и тут же дала о себе знать застарелая боль в коленках. Седой сыщик перешагнул через тело Флодропа и обошел гостиную, внимательно рассматривая каждую мелочь. За долгие годы у него выработалась почти фотографическая память и профессиональное чутье, которое помогало обнаружить малейшее нарушение или несоответствие привычной обстановки.
      Как все люди романтичного склада, он не любил такого контрастного и холодного сочетания цветов в интерьере: только черное и белое. Странно, что Пауль ван Флодроп, который сам одевался очень ярко, выбрал такую мрачную цветовую гамму для своей гостиной.
      Инспектор наклонился над телом убитого.
      – Тебе не бросилось в глаза ничего необычного? – спросил он своего помощника.
      – Вы имеете в виду концы галстука?
      – Да.
      – Я действительно обратил внимание, что концы галстука лежали у него на спине.
      – А это значит?..
      – … что убийца находится сзади.
      – Совершенно верно, – кивнул Де Кок. – Тот, кто задушил Пауля ван Флодропа, подошел к нему сзади…
      – … и задушил его собственным его галстуком… Де Кок покачал головой.
      – Не думаю. Пауль ван Флодроп был не из тех мужчин, которые носят обычные галстуки. Загляни-ка на всякий случай в его шкаф.
      Молодой следователь вышел из комнаты.
      Де Кок еще раз прошелся по гостиной, стараясь представить себе ситуацию перед тем, как совершилось это убийство.