Де Кок почувствовал, как от усталости снова невыносимо заныли ноги. Боль растекалась от пальцев к лодыжкам, казалось, миллионы злобных чертенят миллионами крошечных иголочек терзают его мышцы. Эта боль угнетающе действовала на него. Инспектор хорошо знал, что она означает: всякий раз, когда расследование заходило в тупик, и ему казалось, что он все дальше уходит от результата, эта боль давала о себе знать.
      Болезненно морщась, Де Кок поднял ноги и осторожно положил их на низенький столик. Фледдер озабоченно посмотрел на него.
      – Опять?
      Де Кок не ответил. Он подтянул брюки до колен и ущипнул каждую икру в нескольких местах – иногда это помогало.
      – Мне показалась странной реакция Тощего Лоутье, – сказал он задумчиво. – Хотя он не произнес ни слова, у меня было такое чувство, что он знает, кто убил Пауля ван Флодропа.
      – Ну это совсем несложно установить, – пренебрежительно выпятил нижнюю губу Фледдер. – Вывод сам собой напрашивается.
      Инспектор поднял на него глаза.
      – Так ты, оказывается, твердо знаешь, кто помог Паулю ван Флодропу перебраться в мир иной! – ехидно заметил он.
      Молодой следователь пожал плечами.
      – Я не сомневаюсь, что это дело рук Бертуса из Утрехта! – Опершись на локти, он наклонился вперед и нацелил указательный палец на инспектора. – Все очень просто: Пауль ван Флодроп угрожал Бертусу… устроил скандал… обвинил его в смерти Аннетье Схеепстра, а еще раньше потребовал у него миллион гульденов. – Он ухмыльнулся. – Мне представляется, у нас вполне достаточно оснований подозревать в убийстве Бертуса из Утрехта.
      – Послушать тебя – так все на удивление просто и ясно! – рассвирепел Де Кок. – А я не верю в эти публичные заявления! Я еще не встречал убийцу, который действовал бы настолько откровенно. – Если не очень долго думать, убийца Бертус и в самом деле перед нами как на ладони. Но что лежит в основе такого заключения! – На его широком лице мелькнула насмешливая улыбка. – Факты, о которых он сам сообщил в полицейское управление… Вспомни, как он заявился к нам и сказал, что Пауль ван Флодроп угрожает ему… что он обвиняет его в убийстве… а еще раньше требовал у него миллион. Бертус из Утрехта словно решил предупредить нас, что если Пауля ван Флодропа найдут убитым, то именно у него, Бертуса из Утрехта, есть для этого все основания. Нет, тут что-то не так. Мне не верится, что Пауля ван Флодропа убил этот сутенер.
      Фледдер улыбнулся, но глаза его при этом оставались серьезными.
      – Если я правильно вас понял, – задумчиво сказал он, – получается, что Бертус из Утрехта нарочно привлекает к себе наше внимание…
      – Да, такой вывод напрашивается, – осторожно продолжал свои рассуждения Де Кок. – Но тут просматриваются еще два любопытных момента…
      – А именно?
      Де Кок приложил указательный палец к носу.
      – Заметь, Бертус постарался привлечь к себе внимание до убийства, а это значит…
      У Фледдера расширились глаза.
      – …что Бертус из Утрехта, – подхватил он, – в тот момент уже знал, что Пауль ван Флодроп вскоре будет убит, и тогда возникает вопрос…
      В дверь тихо постучали.
      – Войдите! – недовольно крикнул Фледдер. Дверь медленно отворилась, и на пороге появилась белокурая женщина. Поверх облегающего черного джемпера с весьма откровенным вырезом и короткой юбочки из красной кожи она накинула широкий бежевый плащ явно с чужого плеча – видно, одолжила его, когда ей пришлось покинуть свое привычное место перед широким окном.
      Де Кок сразу понял, кто перед ним, хотя лично не был знаком с женщиной. Широко улыбаясь, он встал ей навстречу.
      – Здравствуй, Минтье! – дружелюбно приветствовал он посетительницу. – Я рад, что ты пришла.
      – Меня прислал Тощий Лоутье, – сказала она. Де Кок предложил Минтье стул и внимательно посмотрел в ее покрасневшие глаза.
      – Ты никак плакала? – сочувственно спросил он. Женщина вынула из рукава носовой платок.
      – Лоутье мне все рассказал. – Она всхлипнула. – Они убили Пауля-Модника.
      Де Кок сел напротив нее.
      – Вы его так называли? Пауль-Модник? Белокурая Минтье кивнула.
      – Да. Он всегда одевался по последней моде. Впрочем, он был славный парень, я любила его, и Аннетье была от него без ума. Однажды даже сказала: «Если б я познакомилась с Паулем двумя годами раньше, я никогда не стала бы вести такую жизнь».
      – Весьма лестный комплимент для Пауля, – заметил Де Кок.
      – Да уж… У него были серьезные намерения в отношении Аннетье. Они собирались пожениться.
      – А Бертус из Утрехта знал об этом? Минтье пожала плечами.
      – Думаю, что да.
      Де Кок наклонился к ней.
      – Это ты отправила однажды вечером Пауля в полицейское управление и посоветовала обратиться ко мне?
      – Да.
      – Зачем?
      Минтье глубоко вздохнула.
      – Когда Аннетье исчезла, а в больнице Южного Креста ему сказали, что ее там никогда и не было, Пауль решил, что ее убил Бертус из Утрехта. Понимаете… он хотел добиться от него признания.
      – Каким образом?
      – Решил, что надо так отколошматить парня, чтобы он сам рассказал обо всем.
      Де Кок улыбнулся.
      – Ну этот метод, – заметил он, – нам запрещено применять.
      Но белокурая Минтье, словно не замечая его улыбки, нервно теребила край своего джемпера.
      – Я не хотела, чтобы у Пауля были неприятности, и сказала: «Пойди-ка лучше на Вармусстраат, к следователю Де Коку, он знает, что делать в таких случаях».
      – И он послушал тебя? Минтье покачала головой.
      – Нет. Он ни за что не хотел иметь дело с полицией. Мне пришлось долго его уговаривать, но в конце концов он все-таки отправился к вам, и я была этому очень рада. Паулю лучше бы не связываться с Бертусом из Утрехта…
      – Почему?
      – Он все равно ничего от него не добился бы. Тем более, с помощью кулаков. Этот Бертус из Утрехта очень хитрый и изворотливый тип, уж вы поверьте мне. – Она замолчала, и глаза ее наполнились слезами. – Вот видите, чем это кончилось… Пауля убили!
      Де Кок наклонил голову к плечу.
      – И ты считаешь, что в этом замешан Бертус?
      – Конечно, замешан! – рассердилась Минтье и ткнула пальцем в сторону инспектора. – Вы просто наивный ребенок, если думаете, что сможете прищемить хвост этому Бертусу.
      Де Кок внимательно наблюдал за ней. Откровенность молодой проститутки сбивала с толку.
      – А почему Пауль решил, что Бертус из Утрехта убил Аннетье?
      Минтье поджала губы.
      – Потому что Аннетье слишком много про него знала.
      Де Кок прищурил глаза. – Что именно?
      Лицо Минтье покрылось пятнами, которые не мог скрыть даже густой слой косметики.
      – Она много знала… от самого Бертуса…
      – Каким образом, – спросил инспектор, осторожно подбирая слова, – Аннетье могла многое узнать от Бертуса из Утрехта, ведь этот человек привык сам справляться со своими делами, такие субъекты обычно избегают лишних ушей и глаз.
      Минтье спустила плащ со своих округлых плеч.
      – Должно быть, так и было раньше, но в последнее время он стал все чаще перепоручать свои дела Аннетье, и она со всем справлялась. Чуть свет, она уже на ногах, и до самого вечера носится по его делам.
      – По каким делам?
      Женщина недовольно нахмурилась, а потом подняла на следователя умоляющие карие глаза.
      – Вы же не хотите завтра найти меня мертвой? Де Кок потер ладонями лицо, желая выиграть время. Он понимал, что ему будет очень трудно вытянуть из этой девицы хоть что-нибудь про темные делишки старого сутенера.
      – Аннетье была твоей подружкой? – почти ласково спросил он.
      – Можно так сказать…
      – Она тебе доверяла? – Не во всем.
      Де Кок пощипал нижнюю губу.
      – Почему так случилось… почему Бертус в последнее время стал поручать Аннетье вести его дела?
      – Я думаю, он был болен, – неуверенно произнесла Минтье.
      – Болен? – удивился Де Кок. Она кивнула.
      – Правда, по нему этого совсем не видно, он выглядит вполне здоровым, но мне кажется, с некоторых пор он боится выйти на улицу, перестал ездить на машине, за полгода ни разу не выводил ее из гаража, а если ему надо поехать куда-нибудь, он вызывает такси.
      – Аннетье что-нибудь говорила тебе об этом?
      – О его болезни?
      – Да.
      Белокурая Минтье замотала головой.
      – Нет. Это всего лишь мои собственные предположения. Я заметила, что в последнее время Бертус почти перестал появляться на людях, и мне показалось это странным.
      Де Кок поднялся со своего места. Нет смысла пытаться заставить ее говорить о вещах, о которых она не хочет рассказывать. Он дружески положил руку на ее круглое плечо.
      – Возвращайся назад, – тихо сказал он, – тебя там, наверное, заждались.
      Минтье улыбнулась.
      – Я сказала, что должна съесть гамбургер, если не хочу упасть в обморок.
      Седой сыщик накинул ей на плечи плащ.
      – Если появится что-то, чем тебе захочется со мной поделиться, зайди ко мне в управление или позвони.
      Она кивнула и торопливо засеменила к двери на своих высоких каблучках. Де Кок проводил ее взглядом, и вдруг за его спиной зазвонил на столе телефон. Фледдер снял трубку. Инспектор обернулся и увидел, как побледнело лицо его молодого помощника.
      – Кто? – коротко спросил он. Фледдер положил трубку.
      – Дежурный бригадир.
      – Что там стряслось?
      – Рихард Недервауд… захватил в заложницы какую-то женщину.

      – Какую женщину? Фледдер смешался.
      – Дежурный не сказал. Наверное, он и сам не знает. Он направил нескольких полицейских на Аудекерксплейн. Кажется, Рихард Недервауд подскочил к молодой женщине на площади Дам, возле Национального музея, приставил к ее горлу нож и пройдя таким образом через Беюрсплейн, Беюрсстраат и Патернорстерстейг, приблизился вместе с заложницей к башне Старой церкви.
      Де Кок посмотрел на своего молодого коллегу, все еще ничего не понимая.
      – К башне Старой церкви? Фледдер кивнул.
      – В такое время башня обычно закрыта, но именно в этот день ее открыли для группы экскурсантов. Когда Рихард Недервауд втолкнул женщину в помещение башни, там уже никого не было.
      Де Кок по-прежнему ничего не понимал. – От-куда, – спросил он, заикаясь, – поступило это сообщение?
      – Вероятно, кто-то из прохожих видел, как Недервауд схватил женщину, и пошел за ними.
      Де Кок с сомнением покачал головой.
      – Но откуда этому прохожему стало известно, что человека, взявшего женщину в заложницы, зовут Рихардом Недерваудом?
      – Возможно, Рихард назвался сам…
      – Назвался сам?
      – Ну да!
      Де Кок подошел к вешалке, схватил свою шляпу и махнул рукой Фледдеру.
      – Пошли скорей! – прорычал он. – Надо предотвратить беду!
      Они бросились вниз по лестнице, перескакивая через три ступеньки. В вестибюле Де Кок на бегу бросил Яну Кустерсу:
      – Есть какие-нибудь новости? Дежурный бригадир скороговоркой доложил:
      – Этот парень и женщина находятся на верхней площадке башни, у первого зубца. Он грозится столкнуть ее вниз, если кто-нибудь попытается подняться в башню.
      Де Кок испуганно взглянул на него.
      – Надеюсь, полицейские этого не сделали?
      – Нет.
      – Чего же он хочет?
      – Откуда я знаю. – Ян Кустерс пожал плечами.
      – У тебя есть мегафон? – спросил Де Кок. Дежурный повернулся к шкафу и извлек оттуда звукоусилитель на батарейках.
      – Возьми, только обращайся с ним очень осторожно, это собственность муниципалитета.
      Де Кок одарил его уничтожающим взглядом и с мегафоном в руке в сопровождении Фледдера вышел из управления. Они направились по Вармусстраат.
      На Аудекерксплейн уже собралась толпа. На лицах было написано напряженное ожидание. Зеваки, запрокинув головы, глядели вверх – на зубчатый край верхней площадки. Молодой полицейский, первым заметивший инспектора, подошел к нему.
      – Экскурсовод, – пояснил он, – намеревался показать башню группе немецких туристов, прибывших на «Сейл Амстердам». – Он указал рукой наверх. – Видно, этот молодой человек двигался по Вейде Керкстейг, увидел, что дверь в башню открыта, и…
      – Он сразу направился к башне? Молодой полицейский покачал головой.
      – Как утверждает свидетель, который следовал за ними от памятника на площади Дам, они сначала повернули с Патернорстерстейг на Вармусстраат, потом этот тип вдруг развернулся и потащил женщину в обратном направлении: через Вейде Керкстейг к башне.
      Де Кок посмотрел вверх и увидел на площадке длинную фигуру Рихарда Недервауда. Тот прижал светловолосую женщину спиной к зубчатому ограждению площадки. С такого расстояния разглядеть нож в его руке было невозможно. Инспектор поднес микрофон ко рту.
      – Рихард! – крикнул он в рупор. – Я, следователь Де Кок, сейчас поднимусь к тебе, нам надо поговорить!
      Фледдер положил ему руку на плечо.
      – Лучше это сделаю я, туда очень высоко взбираться… Не меньше сотни ступенек, а вы человек не первой молодости, Де Кок.
      У инспектора напряглись скулы, он понимал, что Фледдер прав, но слышать эти слова ему было все же неприятно.
      – Оставайся здесь! – приказал он. – Я попробую уговорить его отпустить женщину, а ты позаботься о том, чтобы она не сбежала, как только спустится.
      Он снова поднес мегафон ко рту.
      – Я поднимаюсь наверх, Рихард, я хочу выслушать твои требования.
      Ответом ему было молчание.
      Де Кок направился к башне, и люди молча уступали ему дорогу. Подойдя ко входу, он остановился, чувствуя, что его подташнивает и ноги дрожат от напряжения. Казалось, он ощущал биение собственного пульса даже в кончиках пальцев. В голове стучало только одно: а вдруг Рихард Недервауд выполнит свои угрозу и сбросит женщину вниз, тогда в ее смерти будет виноват он, инспектор Де Кок. А уж он-то знает, как скоро на расправу его начальство, эти деятели только и ищут, на ком бы отыграться и всегда находят козлов отпущения среди своих подчиненных.
      Де Кок отступил назад и снова поднял мегафон.
      – Рихард, – закричал он, – послушай, не делай глупостей, от этого не будет никакой пользы ни тебе, ни твоей Розочке…
      Убедившись, что снова не последовало никакого ответа, он глубоко вздохнул и, еще раз окинув взглядом молчаливых людей, собравшихся на площади, вошел в башню.
      Первые пятьдесят ступенек он преодолел одним махом, потом у него перехватило дыхание, сердце бешено заколотилось, и он почувствовал, что ему не хватит сил поднять на такую высоту свои девяносто килограммов. Молодой Фледдер прав, подумал он с горечью, я уже стар для подобных восхождений.
      Наконец он добрался до площадки, где было очень холодно и жутко завывал ветер.
      Рихард Недервауд стоял рядом с женщиной спиной к инспектору и смотрел вниз. Де Кок подумал, что сейчас он бы мог нанести ему удар в спину, но тут же отогнал эту мысль: Фледдер уже имел возможность убедиться, что Рихард Недервауд юноша сильный и к тому же отличается непредсказуемой реакцией.
      Неожиданно женщина заметила Де Кока. Ее карие глаза округлились, она приоткрыла рот, но старый сыщик знаком приказал ей молчать. Де Коку показалось, что секунды превращаются в часы, пока он стоит тут, на верху башни, пошатываясь под порывами холодного ветра. Старый следователь чувствовал, что долго так не выдержит, у него подогнулись колени, и он медленно сполз на пол, чувствуя спиной шероховатую стену. Очевидно, Рихард Недервауд услышал что-то и обернулся. На его бледном лице застыло удивленное и какое-то смущенное выражение.
      Де Кок беспомощно развел руками и улыбнулся. При виде сидящего перед ним на полу полицейского инспектора Рихарда Недервауд растерялся, и его обычная ироническая усмешка сменилась странной смущенной, почти детской улыбкой. Дрожащей рукой он указал на женщину.
      – Это она…
      Де Кок продолжал все так же сидеть на полу.
      – Кто? – спросил он.
      – Это она… увела Розочку… – пролепетал Рихард.
      Де Кок откинулся назад в своем рабочем кресле и с интересом посмотрел на сидящую перед ним молодую особу.
      – Кто вы?
      Она сидела, смиренно сложив руки на коленях и когда подняла на него глаза, инспектор увидел, что в них стоят слезы.
      – Меня зовут Жозе… Жозе Харкема.
      – Вы ранены?
      Она дотронулась правой рукой до шеи.
      – Нет. Время от времени он просто слегка касался шеи кончиком ножа. – Она вытянула вперед левую руку и несколько раз согнула и разогнула ее. – Я еще чувствую боль: он заломил мне руку за спину, когда схватил меня.
      – Он набросился на вас на площади Дам? Женщина кивнула.
      – Да, у дверей универмага «Бейенкорф». Я как раз собиралась туда войти.
      – Вы знаете этого молодого человека? Жозе Харкема не ответила.
      Де Кок наклонился к ней поближе.
      – Я спрашиваю: вы знали этого молодого человека? – повторил он.
      Она нехотя кивнула.
      – Видела его однажды.
      – Где?
      – М-м… В больнице Южного Креста.
      – Вы там работаете?
      – Да. Медицинской сестрой.
      Де Кок удовлетворенно хмыкнул.
      – И там, в больнице, вы впервые столкнулись с этим молодым человеком?
      – Да.
      Де Кок поднял палец вверх.
      – Этот юноша приехал тогда вместе с молодой женщиной, Розалиндой ван Эвертсоорд, которая предъявила в регистратуре направление на исследование от доктора Ван Акена из Пюрмеренда, не так ли? – Инспектор помолчал и снова откинулся на спинку кресла. – А потом появились вы, Жозе Харкема, и увели ее…
      Медицинская сестра сидела неподвижно, уставившись на инспектора немигающими глазами. Де Кок с трудом подавлял в себе раздражение. Его лицо посуровело, дружелюбные морщинки вокруг рта исчезли.
      – Итак, вы увели ее с собой. Куда? – спросил он. Жозе Харкема опустила голову, и слезы закапали ей на колени.
      – Ничего не могу вам сказать… – прошептала она.
      – Почему?
      Она испуганно взглянула на него и покачала головой.
      – Никто не должен этого знать. Никто!
      Де Кок придвинулся поближе к ней вместе с креслом. Лицо его снова разгладилось, он доверительно положил руку на плечо женщины.
      – Вам приказали молчать? Я угадал?
      – Да…
      – Кроме того вам запретили появляться в больнице во время нашей «очной ставки»?
      Жозе Харкема молча кивнула и еще ниже опустила голову.
      – Меня отправили… в отпуск.
      Старый сыщик смерил женщину оценивающим взглядом.
      – Это сделало руководство больницы? Она снова покачала головой.
      – И этого я не могу вам сказать… я не должна… не должна… – она словно тихое эхо повторила это несколько раз.
      Де Кок медленно поднялся со своего места. Внутреннее чутье всегда безошибочно подсказывало ему, когда следует прекратить допрос, ибо дальнейшие его усилия ни к чему не приведут. И сейчас, несомненно, настал именно такой момент.
      Де Кок Повернулся к Фледдеру.
      – Куда ты поместил Рихарда Недервауда? Молодой следователь ткнул пальцем через плечо.
      – В камеру предварительного заключения, как и в прошлый раз.
      Де Кок прикусил губу.
      – Отпусти его домой и скажи, чтобы он явился завтра утром в половине девятого.
      Фледдер открыл рот от изумления.
      – Домой? – растерянно повторил он. – Но Рихард взял в заложницы женщину… угрожал ей…
      – Знаю, – спокойно произнес Де Кок. – Я же был при этом.
      Он не удостоил никакими объяснениями своего молодого помощника, и тот, окончательно сбитый с толку, задал только один вопрос:
      – А что будет с ней? – Фледдер указал на женщину, сидящую перед инспектором.
      – Попроси дежурного бригадира арестовать ее.
      – Арестовать? – Фледдер подскочил на стуле. – За что?
      – За соучастие в убийстве, – невозмутимо объявил Де Кок.

      На следующее утро Де Кок поднялся необычно рано, но когда он добрался до полицейского управления и вошел в комнату следователей, Фледдер уже сидел за своей электрической пишущей машинкой, и его ловкие пальцы так и порхали по клавишам. Он прекратил печатать только тогда, когда старый следователь остановился возле его стола, и поднял на него глаза.