Современная электронная библиотека ModernLib.Net

И несть им числа...

ModernLib.Net / Научная фантастика / Барнс Джон / И несть им числа... - Чтение (стр. 6)
Автор: Барнс Джон
Жанр: Научная фантастика

 

 


К тому моменту, когда наконец пришли за мной, я уже начал формулировать теорию о глубоком значении песни, которую, к счастью, так потом никогда и не закончил. Дверь распахнулась, и вежливый инспектор, который меня регистрировал, выкрикнул имя и ткнул в меня пальцем. Я встал и последовал за ним, вниз через холл в офис. За спиной захлопнулась дверь камеры.

Он указал мне на стул, предложил стакан воды; я чуть-чуть отхлебнул.

— Ну, — сказал инспектор, разглядывая свой безупречный маниюор и откидывая прямые серые волосы с веснушчатого лба, — у нас проблемы. Ваша подруга говорит, что не знает ничего о случившемся и отрицает, что хотя бы помнит о перестрелке. Может быть, вы можете пояснить, почему она делает такие глупые заявления.

— Хотелось бы, — ответил я. — Я даже не знал, что у нее с собой пистолет, не то что такой арсенал.

— Самое смешное, что она утверждает, будто тоже об этом не знала, — проговорил инспектор. От волнения он расправил на шее яркий красный галстук, наклонился ко мне, оперевшись локтями о колени, и пристально, как в кино, посмотрел мне в глаза.

— Я правда ничего не знаю.

— Что ж, допустим, я вам верю, потому что никогда не встречал двух людей, столь ошарашенных арестом, как вы и доктор Пердида. Но даже если я вам поверю… — В его тоне было что-то пугающее. — Давайте пройдемся по всем вопросам и с вами, доктор Перипат. Во-первых, знаете ли вы американскую эмигрантку, работающую в Отделе Политических Преступлений, по имени Билли Биард?

— О Господи, конечно, знаю! Как раз сегодня утром она напала на меня, избила, устроила допрос или как там это назвать, в моем собственном прыжковом катере, в бухте Сурабайо.

— А вы хотели отомстить?

— Что это за вопрос? — удивился я. — Она имеет какое-либо отношение к убитому мужчине?

Инспектор уставился на меня.

— Какому мужчине? Не могли же вы принять погибшую в «Любопытной обезьяне» за мужчину! Миниатюрная блондинка в узком черном платье? По удостоверению личности, найденному в сумочке, ее звали Билли Биард, — американская эмигрантка, двойное гражданство в Американском и Голландском Рейхах. У нас есть ее отпечатки пальцев и подтверждение их подлинности, полученное из Батавии.

— Этого не может быть. Я точно видел мужчину.

Инспектор покачал головой.

— Это можно выяснить. Вы можете спуститься со мной в морг и подтвердить, что мертвая женщина, которую мы доставили из «Любопытной обезьяны», является Билли Биард? Это очень важно.

— Конечно.

Морг появился в краткий период милосердия, когда в семидесятых годах двадцатого века монументализм Спира вскружил голову Императору, так что стали делать высокие сводчатые потолки, а в коридорах раздавалось эхо, как в фильмах «ужасов». Комната оказалась большой, ярко освещенной и с кондиционером. Инспектор и дежурный выкатили каталку из большой, в полный рост, холодильной камеры и откинули простыню: да, это была Билли Биард или по крайней мере очень похожая на нее женщина, потому что лицо было сильно изуродовано сквозной раной около рта, о чем я и сообщил инспектору.

Раны были в тех же местах, что и у неизвестного немца, о котором я рассказывал.

— Это тело мы привезли из «Любопытной обезьяны».

Мы еще не нашли пули, так что не можем пока провести экспертизу, но по характеру ран можно утверждать, что они нанесены выстрелами из крупнокалиберного пистолета с расстояния в несколько метров. Именно такой пистолет с отпечатками пальцев правой руки Хелен Пердида был найден на вашем столе. Мы сейчас делаем ее парафиновые отпечатки, но я уверен, что отпечатки совпадут, и мы получим подтверждение, что стреляла именно она.

— Это она — я слышал все четыре выстрела и видел последний. — Возможно, я был слишком наивен, но единственно верным было говорить чистую правду до тех пор, пока кто-нибудь не объяснит мне суть происходящего. Я уставился на истерзанное тело.

— Но человек, который вошел и стал стрелять в меня, был мужчина, полный, в красных шортах и грязно-белой гавайской рубашке, вот такого роста…

В комнате потемнело, стало тяжело дышать, я внезапно увидел огни на потолке, почувствовал удар по затылку и понял, что должно быть, я упал и стукнулся головой об пол.

Очнувшись, я сперва решил, что нахожусь дома в кровати и что ничего не произошло. Однако кровать была слишком узкой и неудобной, чтобы быть моей, а когда я сел, то обнаружил на себе ту же одежду, в которой был вечером. Зажегся свет, и я понял, что лежу на раскладушке в маленькой комнатке, где еще стояли стол и два стула. В дверном проеме показался инспектор: именно он и включил свет. Я подумал: «Вот и помечтал».

Инспектор сказал:

— У нас тут точно проблема. Вам лучше? Какова бы ни была правда, я уверен, что вы испытали несколько неприятных потрясений. — С этими словами он протянул мне стакан воды и добавил:

— Если это поможет, то можно дать вам стимулятор или транквилизатор.

— Не думаю, что хотел бы принимать лекарство, — ответил я. — Не желаю, чтобы мои мозги отключались из-за чего бы то ни было, кроме старой доброй реальности, какой бы она ни была.

— Думаю, что понял вас. Вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы я мог дальше задавать вам вопросы?

— Да… Нет… Не знаю. Наверное, стоит попробовать, и тогда станет ясно.

— Он кивнул, придвинул стул поближе к моей койке и сел как раньше, оперевшись локтями в колени.

— Сидите как сейчас, и если вы опять отключитесь, нам не придется перетаскивать вас. Так вот, мы опросили вас обоих, каждого в отдельности, и на данный момент я могу лишь сказать, что если это алиби, то лучшее, которое мне приходилось встречать, а если нет, то я не знаю, что происходит. Теперь расскажите мне, что произошло в тот день.

Я рассказал, начиная с пробуждения утром и не пропустив ни секунды: Ифвин не просил меня держать язык за зубами, и к тому же я не мог отделаться от мысли, что моя новая работа имеет ко всему этому непосредственное отношение. Более того, я не очень-то симпатизировал Ифвину и ничем не был ему обязан.

Когда я закончил рассказ, инспектор вздохнул и сказал:

— — Что ж, ваша история совпадает с тем, что нам сообщила доктор Пердида. Мы выявили довольно много аномалий, подтверждающих ваши слова. Я не имею права рассказать вам о них подробнее, ибо наши обвинители хотели бы попридержать эти данные на крайний случай.

Это означает, что я вынужден, с большой неохотой, сделать вывод, что вы, возможно, говорите правду, какой вы ее себе представляете. Но сейчас мы должны учитывать ту версию, которую вы знаете и в которую верите. — Он вздохнул. — Быть мишенью — не уголовное преступление, хотя обычно это очень подозрительно. И Кохинхина признает право на убийство в целях самообороны.

Более того, в сумочке Хелен Пердида было найдено разрешение на все виды оружия, оказавшиеся у нее при себе, причем подписанное секретной службой Его Католического Величества. Все это довольно странно, ведь у нее были такие же разрешения еще от полудюжины других стран. Не знаю, чем она зарабатывает на жизнь, но уж точно не одним преподаванием истории. Она не может всерьез предполагать, что мы поверим в такую чепуху. И все же, натолкнувшись на разрешения, она хоть и подтвердила подлинность своей подписи и фотографии, но категорически отрицала не только сам факт подачи заявления на получение подобного разрешения, но и получение как таковое, и пыталась убедить нас, что даже не знала о наличии подобных документов в своей сумочке. Поскольку спецслужбы сообщили нам некоторые убедительные факты, мы можем считать все это информацией для разведслужб, с которыми мы не хотим связываться. Кроме того, вопреки нашим ожиданиям, ни одна разведслужба, наша или какая-либо другая, с нами до сих пор не связалась. Мы в довольно плохих отношениях с Голландским Рейхом, а Билли Биард подозревалась в совершении трех политических убийств, которые мы расследуем, так что сама по себе ее смерть не очень-то нас огорчает. Однако нам бы хотелось получить официальное подтверждение, что данное дело не имеет к нам никакого отношения.

— Во все это сложно поверить, — ответил я.

— Я мог бы вас отпустить, но мне кажется, вы предпочтете подождать, пока мы сможем отпустить и Хелен Пердида. Возможно, это займет немного времени, может быть, мы продержим ее довольно долго, а может быть, не выпустим вовсе. Здесь задействованы очень тонкие материи, но ситуация может и улучшиться. Надеюсь, вы меня понимаете.

— Даже если бы и не понимал, не думаю, что это имеет большое значение, — ответил я.

— Хорошо, что вы такой понятливый — с вами проще общаться.

Меня отвели обратно в камеру, и пришлось выслушать еще с дюжину интерпретаций «Прошлой ночью напился я, мамочка».

Особого улучшения не наблюдалось, однако исполнителю было не занимать старания и терпения.

Около половины одиннадцатого вечера пришел полицейский в форме и бросил:

— Ты. Пошли. Тебя освободили.

— А женщина, вместе с которой меня арестовали…

— Доктор Пердида уже ждет тебя вместе с людьми из Контека.

Он отпер дверь, и я пошел вслед за ним. Мы направились прямиком к столу, где меня ждала Хелен. Она все еще была в вечернем платье; длинные каштановые волосы казались растрепанными и висели сосульками — возможно, ее прическу подвергли тщательному осмотру.

Лицо было бледным от волнения, и макияж больше походил на неудачную раскраску по белой коже. Никаких следов побоев. Неподалеку стояли несколько мужчин, абсолютно мне незнакомых, почти все в костюмах; каждый был помят, побит и изукрашен синяками. Самый крупный и старший из них обратился ко мне со словами:

— Сэр, нам следует извиниться. Мы прибыли, как только смогли.

— Вы из Контека?

— Мы ваши телохранители. Мы только что вырвались с чердака, где нас держали. Двое уже в больнице.

Мы себя чувствуем, как сборище клоунов, сэр. Пока мы сидели связанные на чердаке, вы о себе отлично позаботились — или по крайней мере доктор Пердида позаботилась о вас двоих. Этого не должно было случиться, ведь мы были обязаны остановить Билли Биард. Слава богу, вы целы, и мы поспели, как только смогли.

— Нас освободили по просьбе мистера Ифвина?

— Джефри Ифвин и Контек здесь не имеют большого веса, — сказал стоявший позади меня инспектор. — По крайней мере насколько я знаю. Вас освободили по прямому приказу Его Католического Величества. И, насколько я понимаю, у Его Величества за вас просил Посол Свободной Республики Диего Гарсиа, потому что у доктора Пердида двойное гражданство.

Я уставился на него в недоумении. Никогда не слышал о Свободной Республике Диего Гарсиа. Хелен не могла вымолвить ни слова; такой я ее еще не видел. Даже после стрельбы она выглядела спокойней.

Однако выйти из тюрьмы после того, как тебя обвиняли в убийстве, — это уже немало, и нельзя махнуть на все рукой только из-за того, что не понимаешь, в чем дело. Вместе с людьми Ифвина мы быстро скрылись во мраке.

Толстый парень представился:

— Меня зовут Макмор. Простите еще раз, сэр.

— Да ничего, — успокоил я его, — ведь никто из нас не может понять, что происходит. Хелен, что ты собираешься делать?

— Поговорить с глазу на глаз и лечь спать. — Она казалась очень подавленной — и ничего удивительного. — По-моему, можно вернуться в отель.

— На этот раз мы сделаем все возможное, чтобы охранять вас как следует, сэр, — пообещал Макмор. — Здесь недалеко, всего несколько кварталов. Хотите, мы окружим вас плотным кольцом и проводим до гостиницы? Я буду предельно внимателен.

— Согласен, — ответил я.

У меня возникло ощущение, будто мы — отряд пехоты, забравшийся на вражескую территорию: люди Ифвина окружили нас со всех сторон, и мне казалось, что каждый держит палец на спусковом крючке.

Все обошлось. Последние два квартала до «Королевского Сайгона» мы шли мимо ярко освещенных, шумных ночных клубов. Повсюду сияла, переливалась реклама. Однако Хелен то и дело спотыкалась и не обращала никакого внимания на шум, гам и море света. Возможно, тюрьма подействовала на нее сильнее, чем на меня, ведь в убийстве обвиняли именно ее.

Опять и опять я прокручивал это в голове. Как могла Хелен так много о себе скрывать? Она наверняка какой-нибудь шпион или агент разведки страны, о существовании которой я и не подозревал. Все же не думаю, что за последние пять лет в ее жизни было хотя бы три дня, о которых я бы ничего не знал. Поэтому в толк не возьму, как она ухитрилась спрятать столько оружия в одежде, когда мы одевались вместе в одной комнате, а на ней к тому же было обтягивающее платье без рукавов и с открытой спиной.

Несмотря на освещение, на улице было темно: в густом влажном воздухе казалось, что мы почти не двигаемся. Сегодня утром я проснулся, собираясь пойти на собеседование к Ифвину в надежде получить работу и провести выходные с Хелен в Сайгоне. Большая часть плана удалась, но в процессе появилось слишком много Дополнений и изменений, смысл которых оставался для меня загадкой. Как будто ужасно тупой режиссер боевиков решил спародировать мою жизнь. Мы с Хелен уныло тащились по улице, окруженные вооруженными до зубов телохранителями, жутко злыми, что неприятель, кто бы он ни был, обманул и победил их в бою.

Когда мы подошли к отелю, у меня уже заплетались ноги, и я засыпал на ходу — адреналин в организме иссяк, зато пришло понимание всей серьезности происходящего. Макмор сказал, что позаботится, чтобы около нашего номера дежурил охранник; двое из его людей первыми вошли в комнату и тщательно все осмотрели на предмет жучков, оружия или затаившихся врагов. Насколько мы успели заметить, все вещи лежали на своих местах.

— Желаю хорошенько выспаться, сэр, — сказал Макмор. — И еще раз…

— Вы очень сожалеете, я понял, — перебил я. — И еще раз хочу сказать вам, что мне даже в голову не приходило, что вы могли действовать по-другому. Никто не мог предугадать возможный объем затруднений. Я наверняка буду спать крепче, зная, что вы охраняете нас, так что если Ифвин будет вами недоволен, я непременно замолвлю за вас словечко.

— Премного благодарен, сэр.

— Я тоже рада, что вы здесь, — добавила Хелен, и это были первые слова которые она произнесла с тех пор, как мы покинули полицейский участок.

Макмор кивнул и вышел, а мы с Хелен не торопясь разделись, выключили свет и легли в постель.

Выдержав довольно продолжительную паузу, я сказал:

— Во-первых, есть небольшой вопрос, который мне хотелось бы прояснить. Где и когда ты научилась пользоваться всем этим оружием и как смогла проскользнуть на ужин с таким арсеналом? Я даже не видел, как ты все это нацепила, — должно быть, ты очень торопилась.

Она тяжело вздохнула — так горько, что на мгновение мне показалось, будто она больна — и стукнула кулаком по кровати.

— Не имею ни малейшего представления. Я не умею стрелять, Лайл, правда, я никогда этому не училась, я даже не могу вспомнить, держала ли когда-нибудь в руках пистолет. Я только помню, что мы с тобой после помолвки пошли ужинать, а потом почти ничего не помню, кроме того, что подавали какое-то итальянское блюдо из телятины. По-моему, на нас напали, однако самое странное, что мне казалось, будто стреляли в меня, я залезла под стол, а ты встал. Потом были ружейные выстрелы, и ты упал навзничь, весь залитый кровью. Я заметила, что моя сумочка свалилась со стола, выхватила оттуда телефон и вызвала неотложку. Я была не под столом, а стояла и разговаривала по телефону с полицией, пистолет лежал передо мной на столе, вокруг — клубы дыма и мертвый толстый немец, турист, даже отдаленно не напоминающий высокую блондинку, напавшую на нас. Не понимая, что отвечают мне по телефону полицейские, я все же знала, что они скоро приедут, так что я положила трубку, оглянулась и увидела, что с тобой все в порядке, немец мертв. Я вроде бы как попала в какую-то другую жизнь: платье на мне — чужое, я видела его в витрине магазина и решила, что мне такое не по карману, а под одеждой — целая куча тяжелых предметов. Ты представить себе не можешь, как странно я себя ощущала, когда меня обыскали и обнаружили это оружие.

— Ты что, хочешь, чтобы я поверил, будто бы ты видела, как к нам подошла женщина и выстрелила в тебя?

Лично я видел, что мужчина, который, по твоим словам, лежал мертвый на полу, стрелял именно в меня.

— Но я действительно так помню.

— Что ж, женщина, тело которой мне показали, была Билли Биард. По описанию подходит: невысокая блондинка, мускулистая, в отличной форме, лет шестидесяти. Люди с легкостью могли принять ее за трансвестита.

Так выглядела женщина, которую ты видела?

— Да, так. Или по крайней мере похоже.

Мы молча лежали в тишине, не касаясь друг друга. Я сложил руки на груди, Хелен вцепилась в простыню. Как и в любом хорошем отеле, в номере была полная темнота, царила мертвая тишина, и я мог только догадываться, где Хелен, по теплу, исходящему от ее тела, и прерывистому дыханию. Спустя некоторое время я вспомнил, что хотел еще кое-что сказать.

— Самое странное — то, что я тебе верю.

Хелен вздохнула.

— А я помню, как ты лежал там мертвый, а теперь ты здесь, рядом, живой и невредимый.

— Наши воспоминания отличаются, — сказал я. — И мы расходимся еще в некоторых вопросах.

Я был готов закричать, но Хелен было еще хуже и страшнее. Лично я не собирался показывать ей свою слабость, поскольку мог держать себя в руках.

— Не кажется ли тебе странным, что кохинхинская полиция очень быстро разобралась с нашим делом? Они вдруг сразу потеряли к нам интерес и выставили за дверь.

А что, если Ифвин втравил нас в какую-нибудь историю, и нет на самом деле никакой Свободной Республики Диего Гарсиа, и…

Хелен застонала от отчаяния — я еще никогда не слышал, чтобы она стонала так душераздирающе — и разрыдалась.

— Хватит, — пробормотала она, давясь слезами. — Больше такого не будет.

Возможно, я не лучший в мире любовник. Если заставят, то буду вынужден признаться, что представляю собой классический тип ученого, который не знает, как поступить в критической эмоциональной ситуации. Но в этой ситуации я разобрался. Я перекатился на другую сторону кровати, вынырнул из темноты, обнял Хелен и так и держал, пока ее тело содрогалось от рыданий.

Прошло довольно много времени, прежде чем она прошептала:

— Хочу сказать тебе кое-что, о чем до сих пор никому не рассказывала, вообще никому, никогда. Не знаю точно, что это значит и значит ли вообще что-нибудь. Не знаю, что это может значить. Может, у меня просто не в порядке с головой, но.., ох, Лайл, это так трудно доверить кому-то, даже тебе.

Я притянул ее к себе.

— Если хочешь, расскажи мне об этом. Сама решай. Я все равно буду тебя любить.

Наверное, я произнес нужные слова. Хелен схватила мою руку, крепко сжала ее и прошептала:

— Хорошо. Ни о чем не спрашивай, пока я не закончу, иначе у меня никогда больше не хватит мужества, чтобы рассказать тебе все. Только сейчас. Я выросла среди первого поколения, родившегося в Диего Гарсиа, где тихоокеанская флотилия, принадлежащая американскому флоту, спасалась бегством. После победы на выборах пуританской партии в 1996 году там была основана Свободная Республика. Когда я росла, Рейхов не было. Я, конечно, слышала об их существовании, но Соединенные Штаты, Россия и Британия выиграли войну, Гитлер умер в сороковых, Германия была поделена между победителями и так далее. В 1983 разразилась атомная война между Соединенными Штатами и всеми коммунистическими странами — Британией, Францией, Германией, Россией и Японией, — а после войны, когда мы были вынуждены отдать северные штаты и Новую Англию Канаде, а Флориду — Кубе, Пуританская партия стала очень могущественной, вновь победила на выборах и приняла закон, по которому единственной легальной религией становилось пуританство. В последующие годы два миллиона человек, бежавшие из страны, собрались там, где обосновался флот, в портовых мастерских в Диего Гарсиа, и основали там небольшое государство, вроде Макао или Сингапура, которое вскоре разбогатело. Там я ходила в школу. Правда, не придумываю.

Уже в старшем классе я поехала вместе с одноклассниками на экскурсию в Новую Зеландию. Мы должны были посетить Общество Американских Эмигрантов. В последний день я позвонила маме, чтобы предупредить ее об изменении расписания, и вдруг она спрашивает меня, кто я такая и почему ей звоню. Я так расстроилась, что бросила трубку и набрала номер заново, а оператор сказала, что такого кода страны и такого места не существует. Я огляделась, а весь мой класс уже куда-то ушел, остались только я и телефон.., паспорта Свободной Республики тоже не было, зато оказался паспорт американского эмигранта.., я так испугалась. Побежала в Католический приют для бездомных и жила там несколько дней, боясь разговаривать с кем бы то ни было, опасаясь, что меня запрут, накормят наркотиками или посадят на электрический стул. Я слушала новости, читала какие-то газеты и ничего из прочитанного не понимала, хотя большинство слов были знакомы. Получалось, будто немцы выиграли Вторую мировую войну, России больше не существовало, а Пуританской партии и Свободной Республики и вовсе никогда не было. Я безумно боялась.

— И что же ты сделала?

— Пошла в библиотеку и прочитала краткий курс истории, чтобы понять, как найти свое место в этом мире.

Потом я начала читать книги по другим предметам, поскольку поняла, что уже не проснусь и не вернусь домой. С математикой и естественными науками не было проблем, они не слишком изменились, но литературу было просто не узнать.

Монахини в приюте были со мной приветливы, они думали, что у меня амнезия или что-то вроде того, заботились обо мне и старались вернуть память. На самом деле проблема была именно с памятью, понимаешь? Как только я осознала, что, попав в этот мир, могу обманывать, то возвестила о восстановлении памяти, наняла лодку, идущую до небольшого городка, где, по моим предположениям, никто не стал бы проверять меня, сказала всем, что бросила школу, но хочу сдать возрастной экзамен.

Мне разрешили, и я неплохо сдала, поступила на работу, отдала четыре года Ее Величеству, служа клерком, заметь себе, и никто никогда даже не видел меня с оружием в руках, а потом подвернулось место преподавателя. Лучше всего я знала историю — ведь очень многое приходилось учить, чтобы не забрали в психушку, и в конце концов поняла, что она мне по душе, что я привыкла к ней. Так я стала преподавателем истории. Я все еще ужасно скучаю по маме, и все эти годы я заставляла себя поверить в мир, в котором живу. Я люблю тебя, Лайл, но мне хотелось бы однажды проснуться восемнадцатилетней и понять, что все это — не более чем страшный сон.

— Ну еще бы, — сказал я и чмокнул ее в щеку.

— Ты мне веришь?

— Я верю, что ты рассказала мне правду, как ты ее знаешь. И думаю, что все это, возможно, так и происходило на самом деле. Но я не понимаю, как и почему. Ты проверила свою сумочку? У тебя есть паспорт Свободной Республики Диего Гарсиа?

Она зажгла свет и уставилась на меня широко раскрытыми глазами:

— Лайл, я боюсь смотреть. А если он там? А если… если Свободная Республика вновь существует? Я могла бы.., маме было бы сейчас только пятьдесят восемь, она наверняка была бы жива, она, должно быть, так волновалась все это время — а если у меня его нет?

Я поцеловал ее в лоб.

— Хочешь, я сам посмотрю?

— Правда? Пожалуйста, Лайл.

Я взял сумочку и заглянул внутрь: вместо обычных двух паспортов (американского эмигранта и Королевства Новой Зеландии) там оказались все четыре. Я вытащил их. Два — американский и новозеландский, один — Свободной Республики.

— Один из Диего. — Я протянул паспорт Хелен.

— Когда я была подростком, мы называли его Свободный Диджи, — пробормотала она с отсутствующим видом, сидя на кровати и листая паспорт. — Но тогда флаг был не такой, как тут, и столица находилась на борту пришвартованного к берегу авианосца, а не в каком-то Новом Вашингтоне.

— Могли все это построить с тех пор, как ты исчезла?

— Не знаю где, ведь места у нас мало.

Она перелистала до последней страницы, где ставились визы.

— Ой, посмотри Я побывала в Свободной Республике Гавайи, Корее — и, похоже, она не является частью Японии, раз десять — в индонезийском Советском Социалистическом Содружестве. Не знаю, где такое. А что за четвертый паспорт?

Я посмотрел и вздохнул.

— Этот единственный, выданный не на имя Хелен Пердида, — он пустой, новозеландский. С кодом 015.

— Что за?

— Ты, наверное, действительно служила — только клерком во флоте, дорогая. — С этими словами я еще раз вздохнул и сел на пол. Я был офицером и знал, что каждый, имеющий в паспорте код 015, мог получить все, что угодно, срочно. Этот код в правом верхнем углу означал, что его обладатель — секретный агент высокого уровня, шпион или наемный убийца. — По крайней мере теперь мы знаем, где ты научилась стрелять.

— Что все это значит? — спросила Хелен.

— Это значит, что сегодня вечером мы уже не сможем все выяснить и что я верю всему, что ты рассказала, каждому твоему слову, любимая. А теперь давай залезем под одеяло, выключим свет и прижмемся друг к другу: утро вечера мудренее. Я очень люблю тебя, и мне жаль, что ты так внезапно потеряла связь с матерью на многие годы.

Не уверен, что сказал нужные слова, но Хелен вдруг разрыдалась и проплакала добрых полчаса, прежде чем смогла заснуть. Удостоверившись, что она крепко спит, я соскользнул с кровати на пол и дал волю слезам.

На следующее утро мы проснулись и сразу же заказали завтрак в номер: поднос с кофе и отдельно чашку для человека Макмора, охранявшего нас за дверью. Насколько я понял, это оказалось разумной инвестицией, и еще я заметил, что никто в отеле не удивился при виде охранника. Наверное, в «Королевском Сайгоне» везде охрана. После завтрака мы оделись и стали думать, чем бы заняться. Нас никогда еще не сопровождал телохранитель, посему нам было невдомек, как лучше: попросить его охранять нас и на улице, или мы можем гулять свободно, как обыкновенные туристы. Не следует ли сначала проконсультироваться у него? Для нас обоих это было в новинку.

Мы как раз решили пригласить начальника охраны к себе в номер для консультации, когда зазвонил телефон.

Я снял трубку.

— Мистер Лайл Перипат, боюсь, у меня плохие новости по поводу вашего дома. — Голос принадлежал компании, которая следила за моим домом и управляла его мозгом, и одно это уже было плохо — ибо звонок от компании означает, что сам дом уже не в состоянии позвонить и теперь я должен как минимум пару месяцев оплачивать счета за повреждение мозга. Обычно, если выходит из строя мозг, то дом наверняка поврежден.

— Все так серьезно?

Голос робота был неумолим: эмоциональное участие не предусматривалось программой.

— Мистер Перипат, у вас больше нет дома, сэр. У меня есть запись последних трех минут до того, как сигнал поступил в полицейский участок. Чаще всего это означает внезапную гибель мозга. Само здание полностью уничтожено, сэр.

Я вздохнул. Ну что ж, для того и существует страховка, однако с ней такая морока, что, возможно, я стану еще беднее, чем был, но другого варианта не было. Я никогда особо не привязывался к вещам, и для меня дом — просто место, где можно жить. Теперь придется обзаводиться новым.

— Хотите еще что-нибудь узнать, сэр?

— Нет, не думаю.

— Приятного дня, сэр.

Повесив трубку, я тяжело опустился на кровать.

— Погиб мой дом. И мозг, и здание, — объяснил я Хелен. — Наверное, по дороге домой можно будет позвонить и получить полицейский отчет о происшедшем.

Придется укоротить наше путешествие.

— Они не сказали, что случилось? Кто-то забрался внутрь или подростки решили подурачиться?

Обычная проблема. Некоторые дети навострились сначала убивать мозг дома, потом устраивали там вечеринку и — повеселившись вволю — все поджигали, как раз перед приходом полиции.

— Нет, не сказали. Думаю, что мог бы спросить о предполагаемой причине возгорания. Это не подростки, ведь есть запись последних трех минут, а для них главное — растянуть время между смертью мозга Из уничтожением самого дома. Можно сейчас перезвонить и поинтересоваться. К сожалению, наиболее вероятно, что то, что мы узнаем, будет абсолютно бессмысленно, — как и все происшедшее за последние двадцать четыре часа.

— Судя по всему, действительно придется вернуться.

Там было что-нибудь ценное для тебя?

— Несколько моих детских фотографий. Семейные реликвии, семейные фото и прочая дребедень; все по-настоящему ценное лежит в стальной камере в моем банке. Рабочие материалы находятся в моем кабинете в колледже. В доме я в основном ел и спал. В любом случае он полностью застрахован. Все это не страшно, просто не очень-то хочется заниматься канителью, а придется.

И уж точно я не горю желанием возиться с оформлением страховки и покупкой нового жилья, когда нужно все силы отдавать работе, тем более что каждую неделю придется ездить, и довольно далеко. Естественно, я обеспокоен тем, что все это может иметь отношение к случившемуся вчера. Все это очень тревожит меня, однако я не настолько уж огорчен. Вот если бы что-то случилось с прыжковым катером, тогда бы я действительно огорчился.

Макмор стоял на страже — не знаю, спал ли он, или сменил кого-то утром. Стоило нам заикнуться о возникшей проблеме, он все понял, схватил нас, засунул в огромный бронированный лимузин с поразительно темными толстыми стеклами и отвез к лодке, укрытой в Холоне, а потом проводил до прыжкового катера, не постеснявшись предварительно обыскать его на предмет людей и опасных устройств, подождал, пока я сниму показания приборов и удостоверюсь, что в наше отсутствие никто больше им не пользовался. Все было на высшем уровне. Мы пожали руку Макмору, попрощались с ним, сняли защиту с катера и отдали приказ доставить нас домой. Мне не очень-то хотелось лететь.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18