Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Запретное пламя

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Бейкер Мэдлин / Запретное пламя - Чтение (Весь текст)
Автор: Бейкер Мэдлин
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


Мадлен Бейкер

Запретное пламя

ГЛАВА 1

Онни разу не плакал с тех пор, как вырос. Не плакал он и теперь, стоя перед советом ста­рейшин. Они решали его судьбу. С каменным лицом принял он их решение. Изгнание…

Уже ничего нельзя было изменить.

Молча он оставил вигвам совета и напра­вился к жилищу своего отца. Люди провожа­ли его взглядами, когда он шел по селению. На их лицах читалось сочувствие, но они не заговаривали с ним. Изгнание из племени при­равнивалось к смерти, а мертвых следовало из­бегать.

Слова старейшин звучали в его ушах: «Во­ин, известный под именем Крадущийся Волк, больше не живет, больше не живет…»

Сестренка, Желтый Цветок, тихо заплака­ла, узнав о решении совета. Мачеха, Высокая Трава, стояла безмолвно, но горе на ее лице было понятнее слов, красноречивее слез…

Слишком скоро настала пора уходить. Ему не позволено брать с собой ничего, кроме той одежды, что на нем. Он не мог взять ни лоша­ди, чтобы облегчить свой путь, ни пищи, что­бы утолить голод, ни оружия, чтобы защищать­ся от врагов.

В последний раз он обнял мачеху с сестрен­кой и вышел наружу. Небо над головой удиви­тельно голубое и чистое – просто дух захваты­вает. Неподалеку паслось стадо лошадей племени лакота – серые, черные, коричневые пятна в море сочной степной травы.

Стоя около вигвама отца, он долго глядел на деревню, старясь запомнить все до мелочей. Каж­дый вигвам был расположен на определенном месте, все входы обращены на восток. Жерди для сушки мяса отягощены длинными ломтями бизонины и оленины, вялившейся на солнце. Знакомые запахи жареного мяса, шалфея и та­бака заполнили ноздри, крики и беззаботный смех играющих детей достигли его ушей.

Он подождал еще немного, не понимая, по­чему нет отца. Неужели Киллиан Галлахер так стыдится своего сына, что не придет попро­щаться с ним? С неподвижным лицом Краду­щийся Волк распрямил плечи и быстро заша­гал к лесу, что поднимался за селением. Он чувствовал на спине взгляды и ускорил шаг, торопясь укрыться в лесу.

Он догадывался, что там его встретит Лет­ний Ветер, хотя не понимал, как она решилась на это. Она стояла в тени гигантской сосны, где они так часто встречались. Она была во­площением красоты в своей оленьей тунике цвета слоновой кости и расшитых бисером мо­касинах. Ее блестящие черные волосы падали на плечи двумя длинными косами. В ее голосе стояли слезы, когда она произнесла его имя.

Крадущийся Волк резко остановился, скрывая под спокойным лицом вихрь чувств, охва­тивших его.

Они смотрели друг на друга сквозь невиди­мую преграду, которую воздвигли между ними события двух последних дней.

– Ты теперь меня ненавидишь? – спросила Летний Ветер.

– Нет.

– Куда ты пойдешь?

Крадущийся Волк пожал плечами: кто зна­ет, куда ему теперь идти?

– Прости меня, Крадущийся Волк, – про­шептала она сокрушенно. – Я не думала, что все так закончится.

– Неужели? – гнев вырвался из-под маски безразличия, и Летний Ветер отступила, испу­ганная злым блеском его глубоко посаженных черных глаз.

– Мне и вправду очень жаль, что так полу­чилось, – повторила она. – Пожалуйста, про­сти меня.

– Скажи это Горбатому Медведю, – холодно ответил Крадущийся Волк, – если он тебя услышит, услышу и я.

Щеки Летнего Ветра покрылись краской стыда. Наклонив голову, чтобы скрыть слезы, она бросилась обратно в селение.

Крадущийся Волк долго провожал ее взгля­дом. Он любил ее и дорого за это заплатил. Гор­батый Медведь теперь мертв, потому что Летний Ветер обманывала их обоих, а он, Крадущийся Волк, лишился дома и семьи. Он клянется, что больше никогда не станет верить женщинам!

С тяжелым сердцем он брел по узкой оленьей тропе через лес, пока не вышел на широкую, покрытую травой равнину, прости­рающуюся далеко на запад.

Он прошел по ней уже больше трех километ­ров, когда его окликнул низкий мужской голос.

Крадущийся Волк резко обернулся, и на душе у него потеплело, когда он увидел скачу­щего к нему Киллиана. С гордостью смотрел он, как тот приближается и останавливает свою большую вороную кобылицу. Да, Киллиан Галлахер остался красавцем, все еще сильным и стройным, несмотря на свои пятьдесят с лиш­ним лет. Он был высок и широкоплеч, с вол­нистыми каштановыми волосами и бронзовой кожей, загоревшей за последние шесть лет под жарким солнцем Дакоты.

Киллиан улыбнулся, видя облегчение в гла­зах сына.

– Неужели ты думал, что я отпущу тебя, не попрощавшись? – ласково упрекнул сына Кил­лиан.

– Я не стал бы винить тебя, – ответил Кра­дущийся Волк. – Я опозорил нашу семью.

– Ты не опозорил ни меня, ни Высокую Траву, – возразил Киллиан, соскакивая с ло­шади. – Я всегда гордился тобой, и ты не сде­лал ничего, что могло бы уменьшить эту гор­дость.

Крадущийся Волк кивнул, тронутый слова­ми отца.

Двое мужчин молча стояли рядом, зная, что эти недолгие минуты – все, что у них осталось.

– Куда ты пойдешь, мальчик? – спросил Киллиан чуть погодя.

– Не знаю… Наверное, на запад.

– Ага… Может, ты как раз и разбогатеешь на Калифорнийских приисках!

Крадущийся Волк покачал головой:

– Я никогда не мечтал о золоте.

– Верно, – признал Киллиан, усмехаясь, – но горсть-другая монет тебе не помешает, не забывай об этом.

– Я буду помнить все, чему ты меня научил. Киллиан улыбнулся своей красивой улыб­кой.

– Не уверен, что я научил тебя хоть чему-нибудь из того, что должен знать честный че­ловек.

– Ты хочешь сказать, что жульничать, спать до полудня и обожать кентуккийский виски – не то, что нужно настоящему джентльмену?

Киллиан нежно похлопал сына по руке:

– Именно это я и хочу сказать, мальчик, хотя первое тебе может и пригодиться, если не сразу удастся найти приличную работу.

Его лицо посерьезнело.

– Мне будет не хватать тебя, сынок.

Его темные глаза задумчиво смотрели мимо сына.

– Я никогда не задумывался о том, как по­вернется моя жизнь, когда женился на твоей матери. Может быть, мне не следовало женить­ся на ней, иметь от нее ребенка… Но я любил ее, любил больше, чем ты можешь себе пред­ставить. Она была такой нежной, такой прекрасной, тихой… А когда она глядела на меня, я видел весь мир в ее глазах…

Крадущийся Волк ничего не ответил. Он никогда не видел своей матери. Она умерла от лихорадки через несколько месяцев после его рождения. Киллиан нанял женщину, чтобы та заботилась о Крадущемся Волке, а сам каж­дый вечер искал спасения в вине, пытаясь за­быть о молодой и прекрасной девушке-чероки, которая убежала из дома, чтобы стать женой бедного ирландца, и умерла, так и не успев по-настоящему пожить.

Первое воспоминание об отце у Крадущего­ся Волка связано с тем, как он нашел того мерт­вецки пьяным на пороге. Тогда он боялся отца, боялся и стыдился. Он помнил, как был одинок в детстве. Другим детям не разрешали играть с ним, потому что он полукровка, а его отец-пьяница. Только потом он узнал, что на самом деле значит быть полукровкой.

Когда нянька уволилась и Киллиан оказал­ся ответственным за своего сына, они по-на­стоящему узнали друг друга. Киллиан перестал пить, поняв, как он нужен сыну. Он продал дом в Джорджии и отправился в Новый Орле­ан, где занялся тем делом, которое знал лучше всего, – азартными играми.

Когда Крадущийся Волк подрос, Киллиан научил сына всему тому, чему когда-то научил его собственный отец: игре в покер, монте и фаро… и жульничеству в покере, монте и фаро. Еще он научил Крадущегося Волка, как узнать шулера в компании игроков и, что самое важное, как защитить себя голыми руками или ножом. Киллиан воспитал в сыне любовь к хо­рошему виски, вкус к дорогим сигарам и уме­ние ценить красоту женщин, будь они леди с незапятнанной репутацией или уличные девки.

Когда Крадущемуся Волку было почти двад­цать, им пришлось покинуть Новый Орлеан, потому что Киллиан убил за игрой человека. Они бежали, не взяв ничего, кроме того, в чем были, и направились в Калифорнию, где, по слухам, улицы вымощены чистым золотом, а самородки размером с кулак взрослого мужчины только и ждали, чтобы их нашли в реках. По пути они наткнулись на торговца, который был готов про­дать индеанок любому, кто сможет дать за них цену. Киллиан только раз взглянул на Высокую Траву и без памяти влюбился в нее.

У него не было денег. Глубокой ночью он выкрал ее и, чтобы утешить, пообещал вернуть родным. Ее отец, вне себя от радости, устроил в честь двух белых, спасших дочь, большое пиршество. Киллиана и Крадущегося Волка приняли в племя. Им дали вигвам и попроси­ли остаться с ними на зиму.

Индейцы очаровали Киллиана и Крадуще­гося Волка, и они приняли образ жизни людей племени лакота. Не прошло и года, как Кил­лиан взял в жены Высокую Траву. На следую­щее лето родилась Желтый Цветок, а Краду­щийся Волк стал воином племени лакота.

Это было для него нелегко. Крадущемуся Волку пришлось научиться охотиться и бо­роться, стрелять из лука и бросать копье. Он узнал, как читать знаки природы, как вы­слеживать человека или бизона. Он сменил брюки на узкие штаны из оленьей кожи, а ботинки – на мокасины и отпустил волосы. Среди лакота он чувствовал себя своим. Древ­ние военные песни заставляли бурлить его кровь, нашептывая ему о битвах и победах прошлого… Он воевал с поуни и воронами, охотился на оленей и лосей. А в свою двад­цать шестую осень он полюбил прекрасную девушку, чья улыбка была нежнее пуха оду­ванчика, – Летний Ветер…

Киллиан тихо засмеялся, и это вернуло его к действительности.

– Похоже, у меня слабость к индеанкам. Сначала твоя мать, теперь – Высокая Трава…

Киллиан тяжело вздохнул.

– Нелегко тебе придется там, среди белых. Крадущийся Волк тихо и горько рассмеял­ся. Ему никогда не было легко среди них.

– Будь осторожен, парень. Многие мужчи­ны, да и женщины тоже, будут презирать тебя за смешанную кровь.

Киллиан положил руку на плечо сына и сжал его:

– Да пребудут с тобой все боги красных и белых.

– И с тобой. Заботься, как следует, о маче­хе и сестренке.

– Можешь на меня положиться.

Мужчины стояли рядом, не желая расста­ваться, а потом Киллиан крепко обнял сына.

– Я люблю тебя, сынок, помни это.

Крадущийся Волк кивнул, не в силах гово­рить из-за комка в горле.

– На, – произнес отец и вложил в руки сына поводья кобылицы. – Возьми ее. Она поможет тебе в пути.

– Ты не должен помогать мне, – тихо ска­зал Крадущийся Волк.

– Не помогать собственному сыну?! Ты что, рехнулся? Давай, бери.

Они обнялись в последний раз, а потом Кра­дущийся Волк вспрыгнул на спину кобылице. Черный Ветер была выше любой из пони лако­та. У нее была длинная мускулистая шея, широкая грудь и широко расставленные ум­ные глаза. И она была быстра. Это не мустанг, а породистая лошадь. Киллиан угнал ее во вре­мя набега на поселение белых год назад.

– Спасибо, отец, – пробормотал Крадущий­ся Волк.

– Я буду молиться за тебя, мальчик.

Киллиан достал из-за пояса нож с длинным лезвием и вложил его в руку сына.

– Доброго пути.

– Долгой тебе жизни, отец, – ответил Кра­дущийся Волк.

Еще секунду он не отрывал глаз от Киллиана, потом коснулся пятками боков кобылицы. С высоко поднятой головой он поехал на за­пад, в земли, где заходит солнце…

ГЛАВА 2

Черный Ветер легко несла его на запад, все время на запад… Он искал место, которое мог бы назвать домом. У него никогда не было дома. Ребенком он жил с отцом. Позже, юношей, в Новом Орлеане, в гостиницах или снимал ком­наты. Последние шесть лет он делил вигвам лакота с отцом и Высокой Травой. До сих пор он не понимал, как сильно ему хотелось найти свой дом.

День за днем Крадущийся Волк ехал в сто­рону заходящего солнца, и время проходило все в том же мрачном одиночестве, искал ли он траву и воду для лошади, или пищу и кров для себя. Он исследовал местность вокруг, иног­да давая отдых себе и лошади в какой-нибудь зеленой долине, останавливался, чтобы рас­смотреть землю или гранитные скалы, подни­мавшиеся вдали. Он проехал краем Мако Сики – Плохой Земли. Индейцы называли это место Местом Плачущего Ветра. Это было боль­шое пространство, заполненное крутыми скло­нами и глубокими оврагами, разноцветными скалами из песчаника, острыми шпилями и бездонными расщелинами. Он слышал леденя­щий плач ветра в оврагах – так плачет покинутый ребенок – и чувствовал, как волоски на шее встают дыбом. Высоко над головой он уви­дел пару стервятников, высматривающих па­даль, и, страстно желая оставить поскорее по­зади это место, изо всех сил стал погонять Черный Ветер.

Его путешествие длилось уже почти месяц, когда он достиг огромной вздымающейся ввысь скалы, которую называли Матео Тепее – Виг­вам Медведя Гризли. Он узнал ее сразу же, хотя раньше никогда не видел – никакая другая скала не могла быть такой огромной и такой одинокой. Встав в седле, он долго смотрел на огромную скалу-башню, вспоминая легенду кайова, которую слышал от лакота.

Кайова говорили, что однажды неподалеку от своего селения играли семь сестер, и тут на них напали медведи. Девочки побежали к селе­нию, а когда медведи были уже совсем близко, они забрались на небольшую скалу. «Скала, пожалей нас! Скала, спаси нас!» – взмолилась одна из них. Скала услышала их и стала расти вверх, унося детей все выше и выше. Звери, карабкавшиеся по скале, обломали когти и упа­ли на землю, а девочки попали на небо и стали созвездием Большой Медведицы.

Крадущийся Волк отправился дальше, то и дело возвращаясь мыслями к легенде. У каж­дого племени были свои мифические герои, своя версия сотворения Земли и человека. Его отец рассказывал ему некоторые легенды чероки и их историю, чтобы Крадущийся Волк понял народ своей матери и ценил его наследие. Он вспомнил, какую гордость вызывал в нем рассказ о Секвойе, сыне женщины-чероки и англичанина. Тот верил, что в грамоте сила белого человека, и, не имея формального обра­зования, сам создал письменность для своего племени.

Много дней Крадущийся Волк ехал на за­пад в поисках своего дома. Хуже всего было по ночам. Именно тогда ему особенно не хва­тало друзей и семьи, танцев, пиров и празд­неств. Именно тогда его преследовали сны о Летнем Ветерке. Днем он мог не вспоминать о ней, но не мог изгнать ее из своих снов. Снова он женился на ней, обнимая за плечи, стоя на большом красном свадебном покры­вале, с бешено бьющимся в груди сердцем, слыша, как она шепчет ему тайные слова любви и верности.

Он лежал на спине под звездным апрель­ским небом, с руками под головой, глядя на яркую желтую луну. Нежные слова, горько думал он. Нежные и лживые слова… Какой-то тихий звук нарушил тишину ночи, и он про­ворно вскочил на ноги, потянувшись за ножом. Бесшумно, как крадущийся волк (за что и по­лучил свое имя), он отправился на звук. При­близившись к небольшому ручейку, где была привязана на ночь лошадь, он застыл на мес­те. Силуэт Черного Ветра угадывался в темно­те, ноздри ее раздувались, а изящные уши по­вернулись в сторону приближавшегося к ней крупного чистокровного жеребца.

У Крадущегося Волка вырвался вздох восхищения при виде гнедого, который остановил­ся, принюхиваясь. Это было великолепное животное с широкой костью, гладкими бока­ми, густой черной гривой и длинным развева­ющимся хвостом.

Жеребец трубно заржал, учуяв Черный Ве­тер. Они стояли нос к носу и обнюхивали друг друга, а потом конь робко приблизился к ко­былице и уткнулся мордой в ее плечо, явно возбужденный ее мускусным ароматом и при­глашающе поднятым хвостом. Крадущийся Волк видел, как жеребец обошел ее, тихо втя­гивая в себя воздух. Потом, встав на дыбы, он оседлал Черный Ветер, сжав ее бока своими мощными передними ногами.

Крадущийся Волк тихо двинулся по ветру, намереваясь поймать гнедого. Приблизившись, он заметил на нем повод, и легкая усмешка скользнула по его лицу. Очевидно, конь уже был когда-то пойман, и поймать его снова бу­дет куда легче.

Тут ветер изменился, и жеребец учуял че­ловека. Он испуганно оторвался от Черного Ветра и отступил назад, нюхая расширенными ноздрями ночной воздух. Крадущийся Волк стоял не шевелясь, пока жеребец втягивал в себя его запах.

– Хохахэ, – прошептал он. – Привет тебе. Конь фыркнул и затряс головой, услышав человеческий голос.

– Спокойно, парень, – все так же тихо про­должал говорить Крадущийся Волк, – спо­койно…

Жеребец тихо выдохнул из себя воздух, ког­да Крадущийся Волк медленно пошел к нему, вытянув перед собой руку с повернутой кверху ладонью. Уши животного насторожились, го­лова поднялась, он не сводил глаз с прибли­жавшегося к нему человека.

– Спокойно, парень, – повторял тот, – спо­койно, не бойся.

Жеребец был знаком с людьми, к тому же любопытство и присутствие кобылицы не да­вали ему бежать. Тут Крадущийся Волк дотя­нулся до его повода.

Гнедой захрапел и замотал головой, поняв, что его поймали, но Крадущийся Волк погла­дил его по шее, начал ему что-то нашептывать, и вскоре тот успокоился.

Крадущийся Волк привязал его к большому дубу, проверил, крепко ли стреножена Черный Ветер, и снова отправился спать. Ему снились прекрасные длинноногие жеребята, которые появятся у большого породистого жеребца и Черного Ветра.

Перед самым рассветом чьи-то грубые руки подняли Крадущегося Волка на ноги. Момен­тально проснувшись, он, не раздумывая, бро­сился на обидчиков, но застонал от боли, ког­да кулаки и ботинки врезались ему в спину, грудь и пах. Один жестокий удар – и рот на­полнился кровью. Следующий удар пришелся в левый глаз. Его избивали три пары опытных безжалостных кулаков. Когда это занятие им надоело и они оставили его в покое, Крадущий­ся Волк упал на землю, сжавшись в тугой комок, пытаясь защититься от новых ударов. Острая боль взорвалась в его боку, когда один из нападавших снова ударил его, сломав реб­ро. Сквозь красную пелену боли он услышал чей-то голос:

– Довольно, Уайли!

– Лютер прав, – быстро согласился Поли Нортон. Он ненавидел всякое насилие, и изби­ение одного человека, пусть и индейца, тремя ему претило. Они еще не успели начать, как он уже готов был остановиться.

– Давайте повесим его, и дело с концом, – пробормотал Абнер Уайли, поглаживая левой рукой ушибы на правой. Он смотрел на индей­ца, и его тонкие губы кривились в ухмылке. С помощью Лютера Хикса он кое-как поставил индейца на ноги и поволок его к лошади, кото­рую Поли уже поставил под толстую, низко свисавшую ветку.

Они собирались повесить его! Понимание этого словно ударило Крадущегося Волка, и он начал яростно вырываться. Абнер Уайли, ухмыляясь в предвкушении удовольствия, на­кинул петлю на шею и крепко затянул ее.

Крадущийся Волк сидел не шевелясь, чувст­вуя, как грубая веревка врезается в горло, как стучит сердце, будто военный барабан племени лакота. Лошадь беспокойно задвигалась под ним, и его мышцы судорожно напряглись в страшном ожидании того, что должно было произойти.

Палачи остановились, услышав приближа­ющийся топот копыт. Крадущийся Волк уви­дел двоих всадников. Тот, что был ближе, оказался плотным мужчиной в джинсах и черной стетсоновской шляпе с широкими полями. Вто­рой был одет почти так же, но даже одним здо­ровым глазом – второй заплыл от удара – Кра­дущийся Волк увидел, что это девушка.

– Отправляйся-ка домой, Кэтлин, – провор­чал мужчина. – Нечего тебе на это смотреть.

Кэтлин Кармайкл отрицательно покачала головой. У нее не было особого желания быть свидетелем повешения, но она еще никогда не отступала перед неприятностями.

– Раз уж я приехала сюда, папа, – ответила она слегка дрожащим голосом, – я останусь и досмотрю до конца.

– Как хочешь, – проворчал Бренден Кар­майкл. – Уайли, ты уверен, что это тот самый?

Абнер Уайли утвердительно кивнул, и его хозяин произнес:

– Ну что ж, продолжайте.

Кровь застыла в жилах Крадущегося Волка, когда Уайли встал позади лошади. Смерть на виселице – плохая смерть. Лакота верили, что душа покидает тело человека с предсмертным вздохом, и поэтому душа повешенного навсег­да остается в плену тела. Хотя его отец и не верил в подобную чепуху, верования лакота были сильны в Крадущемся Волке, особенно теперь, когда смерть была совсем близко.

Несмотря на все это, гордость заставила его поднять голову, и он не сводил глаз с земли на востоке, где яркий рассвет возвещал о наступ­лении нового дня. Небо светлело, превращаясь из бледно-серого в ярко-золотое, и, наконец, взорвалось всеми оттенками красного, когда показалось солнце.

«Вакан Танка, дай мне силу и смелость», – взмолился Крадущийся Волк, когда Уайли ухватился за свободный конец веревки, а муж­чина по имени Лютер потянулся за поводьями лошади. Крадущийся Волк почувствовал ме­таллический привкус страха во рту, предста­вив, как лошадь двинется из-под него и он упа­дет. Если повезет, смерть придет сразу. Если нет – он медленно задохнется.

Во рту у Кэтлин стало сухо, когда она по­пыталась представить себе, о чем думает сей­час этот индеец, что чувствует человек, когда смерть от него на расстоянии одного биения сердца, когда он знает, что на помилование нет надежды. Она всмотрелась в лицо индейца, застывшее в своей бесстрастности, и сочувст­вие, которое она начала было испытывать, про­шло. Ее братья были убиты дикарями-разбой­никами, именно он виновен в их гибели.

Бренден Кармайкл, владелец ранчо «Сэкл Си», невольно восхищался индейцем, который встречал смерть смело и спокойно. Хоть он и не питал особой любви к индейцам, ему не­ожиданно показалось несправедливым вешать человека, даже не дав ему возможности ска­зать хоть слово, признать свою вину перед тем, как уйти к Творцу.

– Стойте! – прорезал тяжелую тишину го­лос Кармайкла. Он подъехал к осужденному на смерть и остановил перед ним лошадь. – Говоришь по-английски?

Крадущийся Волк утвердительно кивнул. К мужчине присоединилась девушка. Он знал, что в руках этих двоих его жизнь и смерть, но он не отвел взгляда с таявших ярко-красных пятен на востоке. Этот цвет говорил ему о кро­ви и о смерти – о его крови и его смерти…

– Почему ты украл коня моей дочери? – по­требовал ответа мужчина.

Крадущийся Волк облизал кровоточившие губы. Он перевел взгляд с горизонта на девуш­ку и обнаружил, что не в силах оторваться от пары темно-зеленых глаз, опушенных длинны­ми золотистыми ресницами. «Несмотря на свою грубую одежду, она прекрасна», – невольно подумал он.

– Я не крал лошади, – с усилием шевеля распухшими губами и морщась от боли, произ­нес он. Он знал, что они ему не поверят.

– Врет он все, мистер Кармайкл, – фырк­нул Абнер. – Давайте вздернем его, и дело с концом.

Удивленная тем, что тот отвечает, глядя на нее, а не на отца, Кэтлин изучающе смотрела на индейца. У него были темные глаза, левый сильно опух и почернел. Нос и рот были залиты кровью, струйка крови сбегала по левой щеке. Свободная рубашка из оленьей кожи, штаны с бахромой, мокасины – все это было покрыто дорожной пылью и забрызгано кровью. Он вы­глядел совершенно диким, но она не могла не восхититься тем, как он встретил ее взгляд – с высоко поднятой головой и расправленными плечами. Она знала, что ему страшно. Ему должно быть страшно, но его лицо оставалось спо­койным и бесстрастным.

– А что, если он говорит правду, папа?

Абнер презрительно фыркнул:

– Они все лгут, мистер Кармайкл. Всем из­вестно, что хороший индеец – мертвый индеец.

Кэтлин не сводила глаз с индейца, в то вре­мя как Абнер называл его вором и лжецом. Она почувствовала холодную дрожь под ложеч­кой, увидев искру гнева, вспыхнувшую в гла­зах приговоренного, но через мгновение его лицо снова стало невозмутимым.

– Я верю ему, – решила она, удивив этим всех, в том числе и себя саму. Она посмотрела на Лютера Хикса, ища поддержки, но даже тот покачал головой.

Абнер недоверчиво фыркнул:

– Когда это вы успели полюбить индейцев?

– Я не люблю их, и вы это прекрасно знае­те, – холодно парировала Кэтлин, и щеки ее покрылись гневным румянцем. – Но я не соби­раюсь стоять рядом и смотреть, как вешают невинного человека.

Эта вспышка поразила Абнера и ее отца. Никто на ранчо не любил индейцев, а больше всех – Кэтлин, а теперь встала на защиту од­ного из них.

Кэтлин сама не понимала своих чувств. Она спрыгнула с лошади и пошла к вороной кобыли­це, которая безмятежно щипала сочную траву.

– У кобылы течка, – объявила Кэтлин. – Должно быть, Рэд учуял запах. Он уже не в первый раз убегает к кобылицам.

Крадущийся Волк затаил дыхание, зная, что в следующее мгновение решится его судьба. Бренден подъехал к вороной кобыле. На мгно­вение он забыл об индейце, не скрывая своего восхищения. Это была самая прекрасная ло­шадь, какую он когда-либо видел! Ее шкура была словно черный бархат, а строение – поч­ти безупречным. Им внезапно овладело жела­ние завладеть этим прекрасным животным. Кобыла будет принадлежать ему, как только они избавятся от индейца.

– Папа?

Голос Кэтлин вернул его к действительности.

– Да, у кобылы течка. Вешайте его, и пош­ли домой.

Кэтлин недоуменно посмотрела на отца.

– Ты шутишь?

Бренден взглянул на тавро на бедре лошади.

– На ней техасское тавро, две букв «Д», – объяснил он, – а я никогда не слышал, чтобы индейцы, хоть из Техаса, хоть откуда-нибудь еще, клеймили свой скот. Очевидно, он украл ее, и, представься ему такая возможность, украдет и наших лошадей.

Эти слова отняли у Крадущегося Волка по­следнюю надежду. Черный Ветер и вправду украли, и сделал это Киллиан. Крадущийся Волк рассмеялся бы, если бы все не было так серьезно.

– Продолжайте, – сказал Бренден. – Лю­тер, забери кобылу.

Он бросил взгляд на индейца и добавил:

– Тело оставьте тут. Может, это отобьет охо­ту разбойничать у других краснокожих.

– Папа, не смей делать этого! – произнесла Кэтлин, схватив отца за руку. – Нельзя вешать человека только за то, что он, возможно, украл лошадь. Даже если он и украл эту кобылу, то не у нас. Ты не имеешь права быть и судьей, и присяжным, и прокурором.

– Черт возьми, Кэтлин, на западе легче бы дышалось, если бы всех индейцев убили и за­копали, и ты это знаешь.

О да, она согласна с отцом всем сердцем, но нельзя позволить, чтобы он повесил этого ин­дейца. Она не могла объяснить, почему даже мысль о смерти индейца казалась ей такой не­выносимой.

– Убийство этого индейца не вернет Арло и Моргана, – тихо сказала она.

Весь пыл Брендена пропал. Да, смерть ин­дейца не вернет ему сыновей и не залечит рану в сердце. Он взглянул на Кэтлин. Это было все, что у него осталось, и он так любил ее… Он не мог допустить, чтобы она думала о нем плохо. Он всегда был для нее героем. Что он будет делать, если ее восхищение превратится в от­вращение?

– Хорошо… Отпустите индейца, – провор­чал Бренден, – но заберите лошадь. Я телегра­фирую судебному исполнителю в Сан-Антонио и узнаю, не слышал ли он, чтобы кто-то поте­рял вороную кобылу.

Бренден скрыл усмешку. Вероятность того, что объявится хозяин кобылы, была крайне мала…

Он уже собирался направить свою лошадь к дому, как голос Кэтлин остановил его.

– Он ранен, папа, – произнесла она, озабо­ченно глядя на отца огромными зелеными гла­зами. – Нам нельзя забрать у него лошадь и бросить его.

Бренден выругался про себя. Краснокожий причинил больше беспокойства, чем стоила его шкура. Но раз ему принадлежит эта лошадь, Бренден мог позволить себе проявить благород­ство.

– Заберите и его, – отрезал он. – И пусть не говорят, что я не выполнил своего христиан­ского долга.

ГЛАВА 3

Крадущийся Волк не сопротивлялся, когда мужчина по имени Поли разрезал путы на его руках и снял с шеи петлю. Он взял в руки по­водья своей лошади – только так он мог удер­жаться в седле – и поехал, сидя прямо и напря­женно, одной рукой держась за сломанное ребро.

Каждый шаг лошади отдавался волнами боли. В голове шумело, в паху, после удара Уайли, не проходила тупая боль.

Они ехали почти час, когда Крадущийся Волк увидел, наконец, в небольшой долине ранчо Кармайклов.

Дом был построен из местного камня и вы­цветшего на солнце дерева. Это было длинное и невысокое строение с трубой из красного кирпича и длинной крытой верандой. В не­скольких глиняных горшках росли цветы. Крадущийся Волк узнал среди них розы и мар­гаритки, но остальные – ярко-розовые и голу­бые – были ему незнакомы.

Прямоугольная постройка слева от дома оказалась бараком для работников, а справа стояли большой красный сарай с покатой кры­шей и несколько аккуратно огороженных коралей.

Неподалеку виднелись разрозненные груп­пы высоких сосен, но возле самого дома не было деревьев, которые могли бы оказаться укры­тием для индейцев и прочих незваных гостей.

Шагах в двадцати от дома весело журчала речушка, лениво пересекающая долину из од­ного конца в другой и исчезающая из виду за штабелями строительного леса.

Когда они подъехали к дому, Крадущийся Волк увидел дюжину породистых свиней, ро­ющихся в грязи. Крупная желтая гончая под­бежала к ним и завиляла хвостом, увидев спрыгнувшего с лошади Брендена.

– Поли, займись лошадьми. Уайли, отведи индейца в дом. Лютер, начинай достраивать ог­раду к этому коралю. Уайли тебе поможет. Этот проклятый жеребец больше от нас не убежит.

Кэтлин широко улыбнулась отцу, быстро разославшему всех по делам.

– А мне что прикажете, капитан?

– Черт возьми, девочка, ты же знаешь, что можешь делать все, что захочешь.

– Ну, папа, нет же…

Бренден фыркнул:

– Ну, тогда присматривай за этим индей­цем. Не думаю, что он сейчас в состоянии при­чинить нам какую-нибудь неприятность, но мне бы хотелось, чтобы он был на виду, пока мы не решили, что с ним делать. Ты знаешь, что Уайли может в любой момент перерезать ему горло, – тень скользнула по лицу Бренде­на. – Хотя тут я не стал бы винить его.

– Я присмотрю за ним, папа, – ответила Кэтлин с легкой обидой в голосе. Настаивая на том, что индеец невиновен, она не предполага­ла, что ей потом придется возиться с ним.

– Я знаю, ты сделаешь это. Если понадоб­люсь, я здесь, снаружи. И пришли ко мне Поли, когда он накормит скот.

Крадущийся Волк отказался от помощи Уайли. Стиснув зубы, он сам соскользнул на землю и встал, опираясь о бок лошади и соби­раясь с силами.

– Я займусь им, Абнер, – отпустила Кэтлин Уайли. – А ты пойди помоги Лютеру.

– Как скажете, мисс Кармайкл, – ответил тот. – Только вы держите ухо востро возле это­го краснокожего.

От этого издевательского тона глаза Краду­щегося Волка угрожающе сузились. Если бы он чувствовал себя хоть немного лучше, он су­мел бы заставить уважать себя, но сейчас даже для вдоха требовалось усилие.

Кэтлин увидела гнев в глазах индейца и подумала, что лучше быть неподалеку, когда Абнер получит от него взбучку. Абнер ей ни­когда не нравился. Он, словно ласка, вечно шнырял вокруг, а его маленькие близко поса­женные бледно-голубые глазки, не отрываясь, смотрели на нее с каким-то нагловато-похот­ливым выражением. Но работником он был первоклассным, поэтому отец и нанял Уайли, поэтому и не уволил до сих пор.

– Благодарю за предостережение, – сухо произнесла Кэтлин, – но я не думаю, что он сейчас в состоянии причинить мне вред.

Что-то бормоча про себя, Абнер отправился прочь. Кэтлин дотронулась до руки индейца.

– Пойдемте, я помогу вам войти в дом.

– Сам справлюсь.

– Как хотите, – пожала плечами Кэтлин и открыла ему парадную дверь.

Крадущийся Волк оторвался от лошади, держась за сломанные ребра. Упрямо стиснув зубы, он перешел двор и последовал за девуш­кой в скромную общую комнату со старым го­лубым диваном и двумя слишком плотно на­битыми креслами из кожи. Одну из стен почти полностью занимал камин, а перед очагом был расстелен коврик навахо.

– Снимите рубашку, – отрывисто произнес­ла Кэтлин. Она сочла своим долгом осмотреть раны пленника. – Я принесу воду и бинт.

Крадущийся Волк присел на край камина и снял с себя рубашку. Каждое движение отда­валось в правом боку сильной болью.

Бросив рубашку на пол, он снова осмотрел­ся. Над дверью висел на паре крючков винчес­тер, а на дальней стене – картина. Пегая ло­шадь скачет по желтой прерии. На каминной полке – несколько сине-белых статуэток, си­нее фарфоровое блюдо и пара серебряных под­свечников.

Он отвел взгляд от камина, когда из кори­дора, который, скорее всего, вел на кухню, появилась Кэтлин. Она держала поднос с чаш­кой воды, ножницами, темно-зеленой бутыл­кой без ярлыка и свертком белой ткани. Он еще никогда не встречал женщину в брюках и, склонив голову набок, следил взглядом за при­ближающейся к нему Кэтлин, видел, как по­качиваются ее бедра и как вытертые джинсы облегают длинные, словно у жеребенка, ноги.

Кэтлин опустилась на колени рядом с ин­дейцем и поставила поднос на пол. Одним быст­рым движением она сняла шляпу и бросила ее в кресло.

У Крадущегося Волка захватило дыхание при виде моря медово-золотистых волос, упав­ших роскошными волнами на ее лицо и плечи. После шести лет жизни в племени лакота было редким удовольствием видеть женщину, чьи волосы не были черны, как ночь, и прямы, как струи воды.

Она красива. Ее золотистые волосы подчер­кивают прекрасный цвет лица, оттеняют гла­за, глубокие и зеленые, точно горный поток под лучами летнего солнца. Он заметил, что у нее маленький прямой нос, слегка выгнутые брови, необыкновенно длинные ресницы и рот совершенной формы с полными розовыми гу­бами.

Под пристальным взглядом индейца Кэтлин покраснела, но, занявшись его ранами, думала только о деле. Она привыкла лечить травмы, которые то и дело случались на ранчо. Только в самых необходимых случаях они вызывали доктора из города.

Смыв кровь с его лица, она положила хо­лодный компресс на подбитый глаз, думая, правильно ли она поступила, настояв, чтобы отец оставил индейцу жизнь. Может, все-таки он украл Рэда и вороную? Может, он собирает­ся убить их всех в постелях, а потом скальпи­ровать?

– Проклятие! – вырвалось у Крадущегося Волка, когда тонкие девичьи пальцы надави­ли на его бок.

– Простите, – быстро проговорила Кэтлин.

– Послушайте, я не хочу быть здесь, и я уверен, что вы все отнюдь не огорчитесь, если я продолжу свой путь.

– Вы этого не сделаете до тех пор, пока папа не решит, что с вами делать. Может быть, он передаст вас шерифу, – отрезала Кэтлин то­ном, не допускающим возражений.

Осторожно, как только могла, она снова ощупала правый бок, убедившись, что слома­но, по крайней мере, одно ребро. Весь бок был в кровоподтеках и следах ушибов. Она про себя выругала Уайли. Этому человеку явно до­ставляло удовольствие причинять боль дру­гим.

Вымыв грудь и спину индейца, Кэтлин за­бинтовала его, чтобы место перелома не двига­лось. Несколько недель его будет мучить боль, но сломанные ребра срастаются сами, а пока придется ему двигаться поосторожнее.

– Вы будете есть? – спросила Кэтлин. Крадущийся Волк отрицательно покачал головой.

– А пить? На кухне греется кофе.

– У вас есть виски?

Кэтлин удивленно приподняла правую бровь.

– Я думала, индейцы и виски – вещи несов­местимые.

– Может, и так, но я наполовину ирландец, и мне хотелось бы выпить.

– Ирландец?! – воскликнула Кэтлин. – Вы шутите.

Крадущийся Волк покачал головой.

– Мой отец приплыл сюда из Ирландии тридцать лет назад.

– По-моему, вы похожи больше на индей­ца, а не на ирландца, – бросила через плечо Кэтлин, отправляясь на кухню. Встав на цы­почки, она открыла буфет и достала бутылку виски, которую отец держал под рукой для ме­дицинских целей.

Взяв стакан с нижней полки, она немного плеснула в него и принесла индейцу. Он поню­хал виски, сморщил нос и залпом выпил. Это был самый дешевый сорт виски, вероятно, до­машнего приготовления, но по телу сразу же прошла волна тепла, и боль в боку уменьши­лась.

– Спасибо, – он отдал ей пустой стакан, слег­ка коснувшись ее своими пальцами.

Тепло от его прикосновения распространи­лось от кончиков пальцев по всей руке Кэт­лин, сердце странно защемило. Удивленная этим ощущением, она отступила назад: почув­ствовал ли он то же самое?

– Меня зовут Кэтлин, – произнесла она, на­деясь скрыть волнение.

Крадущийся Волк кивнул. Красивое имя, и ей подходит.

– Я… – он начал было представляться Кра­дущимся Волком, но передумал. – Галлахер, – произнес он, вслушиваясь в имя, которым не пользовался более шести лет. – Рэйфорд Гал­лахер. Можно Рэйф.

– Действительно, ирландец, – пробормота­ла Кэтлин.

Он снова кивнул, вдруг почувствовав, что его одолевает усталость. Избиение, долгая по­ездка и рюмка виски на голодный желудок начали брать свое.

– Вы устали, – заметила Кэтлин. – Думаю, папа не будет возражать, если я положу вас в свободной комнате.

– Спасибо.

Он встал, зашатавшись, Кэтлин быстро по­дошла к нему и, обхватив, повела по узкому коридору в спальню. Их бедра соприкасались, она чувствовала незнакомую и томящую дрожь под ложечкой. Что с ней происходит?! Она всю жизнь провела среди мужчин, но еще ни один из них не действовал на нее так странно.

Пульс Рэйфа участился от ее прикосновения, и он выругался про себя. Он знал, что их с са­мого начала притягивало к друг другу, но ре­шил, что из этого ничего не выйдет. Она была женщиной – красивой, желанной женщиной, – а он поклялся никогда больше не доверять им.

Кэтлин открыла последнюю дверь слева. Они вошли в комнату с большой латунной кро­ватью и трехстворчатым дубовым шкафом. Цветной тряпичный коврик оживлял это спар­танское убранство.

– Почему бы вам не отдохнуть, – предло­жила Кэтлин.

Рэйф кивнул.

– Еще раз спасибо.

– Я принесу вам обед сюда, так что вам не придется вставать, – произнесла Кэтлин и вы­шла, закрыв за собой дверь.

Лицо Рэйфа скривилось от боли, когда он опустился на кровать. Он схватился за бок и проклял про себя ковбоя, который решился ударить его ногой.

Он заставит Абнера Уайли заплатить за этот пинок, поклялся он. Да, он заставит его запла­тить…


Кэтлин, хмурясь, пошла на кухню, чтобы помочь кухарке Консуэло приготовить обед.

Жизнь так несправедлива, размышляла она, отрезая ломоть свежевыпеченного хлеба. Впер­вые она встречает удивительного мужчину, высокого, темноволосого и красивого, к кото­рому ее так тянет, – и он оказывается индей­цем.

Это просто несправедливо, думала она, но, в конце концов, никто не говорил, что жизнь справедлива.

ГЛАВА 4

Кэтлин склонилась над лоханью для стир­ки и принялась за одну из грубых хлопчатобу­мажных рубашек отца. День выдался теплый, и выступавший на лбу пот назойливо лез в гла­за. Выпрямившись, она прополоскала рубаш­ку и бросила ее в корзину для белья, что стоя­ла у ее ног. Приостановившись на мгновение, она, держась рукой за поясницу, взглянула туда, где у дома, в тени высокого дерева, си­дел, скрестив ноги, индеец. Она улыбнулась про себя, увидев, что тот смотрит на нее.

Рэйф был на ранчо уже больше недели. Кэт­лин знала, что сломанное ребро причиняет ему сильную боль, но он никогда не жаловался. Боль­шую часть времени он проводил в своей комна­те, хотя каждый день посвящал некоторое вре­мя большой вороной кобылице. Он чистил бока чистокровного животного, пока они не начина­ли блестеть, словно мокрое черное дерево.

Кэтлин несколько раз заставала отца в са­рае, где он завистливо разглядывал великолеп­ную лошадь, но едва ли могла осуждать его. Вороная была прекрасной: ее стати – почти совершенны, а родословная, хоть и неизвест­ная, несомненно, превосходна. Со своими большими умными глазами, длинными ногами и длинной мускулистой шеей она была бы от­личной подругой Рэду.

Кэтлин опять нагнулась на лоханью, не пе­реставая чувствовать на себе взгляд Рэйфа, следившего за каждым ее движением. Они не так уж много говорили за эту неделю, и она не знала о нем ничего, кроме того, что он – полу­кровка. «Ну и мерзкое же слово», – рассеянно подумала она. А еще она знала, что он – са­мый удивительный мужчина из всех, кого она только встречала. Что касается отношения мужчин к Рэйфу, то здесь все было ясно.

Лютер, самый добрый и терпеливый чело­век, которого знала Кэтлин, безропотно при­нял присутствие индейца на ранчо. Лютер был высок и жилист, с темными седоватыми воло­сами и искрящимися голубыми глазами. Кэт­лин полагала, что ему около шестидесяти. Впрочем, он мог быть и старше, и моложе. Трудно угадать возраст человека, который всю жизнь провел на солнце. Грубая кожа Лютера напоминало старое седло, но двигался он с бы­стротой и живостью молодого.

Абнер презирал Рэйфа просто потому, что тот был наполовину индеец. Абнер вообще тер­петь не мог индейцев, мексиканцев, негров – да и практически всех остальных тоже. Он об­ращался к Рэйфу, только если это было со­вершенно необходимо.

Поли Нортон вел себя, как всегда – не так, как все остальные. Он был странным челове­ком, действительно странным. Он предпочитал людям компанию животных. Он никогда не посещал школу; его речь была медленна, а дви­жения – скупы. Но он мог творить чудеса. Ему было восемнадцать или девятнадцать, но он обладал удивительной целительной силой. Кэт­лин сама видела, как он зашивал раны, кото­рые заживали и не оставляли шрамов, ставил на место сломанные кости, лечил лихорадку и вскрывал пузыри ожогов. Однажды она виде­ла, как Поли выхаживал одну из лошадей. Поли не был красив. У него были светло-каш­тановые прямые волосы, близко посаженные глаза и тонкий нос. Но улыбка его была уди­вительно теплой, и сам он – дружелюбным, да и Галлахера он принял безоговорочно.

Кэтлин же испытывала к Рэйфу какие-то смешанные чувства. Она поклялась до гробо­вой доски ненавидеть всех индейцев, потому что они были виновны в гибели ее братьев. Страшась их и моля Бога об их истреблении, она с радостью восприняла весть о том, что Джон Чинвингстон вырезал деревню племени чейин Сэнд Крик. Индейцы жили с ними в мире и под белым флагом, но это не вызывало в ней ни малейшего сочувствия.

И все же, к ее досаде, ей было крайне труд­но помнить об этой ненависти, когда дело ка­салось Рэйфа Галлахера. Он привлекал ее фи­зически и в то же время интриговал ее. Кто же он, наконец? Наполовину ирландец? Да уж… И все же теперь было очевидно, что он не чис­токровный индеец. Он слишком хорошо гово­рил по-английски, был знаком с американскими обычаями и традициями, его манеры за сто­лом были вполне сносны, если не безупречны.

Если бы только он не был так дьявольски красив! Если бы только ее кровь не вскипала каждый раз, когда их взгляды встречались! Если бы она только могла перестать думать о том, как это чудесно – находиться в его объ­ятиях, чувствовать прикосновение его губ…

«Он индеец, – говорила она себе, – индеец, индеец, индеец». Но даже это не помогало. Любой другой мужчина был бы ей отвратите­лен, если бы она знала, что в нем течет хоть капля индейской крови. Но смешанная кровь Рэйфа делала его еще более интригующим.

Он смотрел на нее и сейчас. Она так ясно чувствовала его взгляд на своей спине, словно Рэйф дотрагивался до нее. Это заставило по­краснеть ее, и теплое щекочущее ощущение пробежало по позвоночнику.

– Индеец, – прошептала она. У нее было неловкое чувство, словно Рэйф знает, что при­влекателен для нее. И, что хуже всего, кажет­ся, это его забавляет. Вздохнув, она бросила последнее белье в корзину, выпрямилась, а потом пошла к бельевой веревке, радуясь, что натянута она за углом дома и Рэйф Галлахер не может ее видеть.


Бренден изучал опытным глазом вороную кобылу и не находил в ней изъянов. Его тянуло к хорошим лошадям так же, как некоторых тянуло к виски. После смерти жены он решил осуществить свою древнюю мечту – разводить породистых лошадей. Поэтому он и продал свое дело, взял с собой Кэтлин и ее братьев и отпра­вился на запад. Но невезение преследовало их с самого начала. Погода была то жаркой не по сезону, то неделями шли дожди. Дважды на них нападали индейцы, и во время второго нападе­ния погибли его сыновья. Теперь Кэтлин стала смыслом его жизни, а горе он заглушал тяже­лой работой. Они нашли хороший участок, по­строили удобный дом, обработали землю, купи­ли несколько сотен голов скота, чтобы как-то жить пока нет доходов от лошадей, которых собирался разводить Бренден. А потом, когда все уже, казалось, шло хорошо, случилось не­счастье. На его лучшую племенную кобылу на­пал горный лев, и у нее случился выкидыш. Два дня спустя, видя, что ее не выходить, Брен­ден пристрелил ее. Еще неделей позже вторая кобыла исчезла, явно украденная индейцами.

Он телеграфировал в Сан-Антонио на сле­дующий день после того, как они нашли ин­дейца. Вчера пришел ответ, что ранчо «Дабл Дэ» сожжено дотла в прошлом году, а его вла­дельцы – убиты.

Бренден тяжело вздохнул: забот – выше го­ловы… Через полтора года нужно возвращать взятую в банке ссуду, а денег нет… В доме этот проклятый пленник-полукровка да еще и его собственная упрямая дочь, а он стоит тут и лю­буется лошадью… Но какой лошадью! После потери двух своих кобыл он несколько месяцев ездил по соседним ранчо в поисках пары лоша­дей – таких же, как он потерял, но все напрас­но. Большинство соседей ездили на мустангах, и ни у одного из них не было того, что он искал. Он уже почти решил, что ему придется снова проделать долгое путешествие на восток, и тут появился этот индеец со своей вороной кобы­лой. Она была совершенна, и Бренден намере­вался стать ее хозяином, чего бы ему это ни стоило. С такими мыслями он и отправился на поиски полукровки. То, что ему придется за­ключать сделку с человеком, которого едва не повесил, которого он до сих пор считал вором, уязвляло его гордость, но – ничего не подела­ешь. Чем быстрее он это сделает, тем лучше. Рэйф почувствовал беспокойство, глядя на Брендена Кармайкла, решительно направлявшегося к нему. Неужели Бренден окончательно решил, что с ним делать? Рэйф прекрасно понимал, что он всего лишь пленник.

Кармайкл остановился в паре шагов от Рэйфа. Рэйф взглянул вверх, заслонив ладонью глаза от солнца. Да, отец Кэтлин со своей бе­лой, как снег, шевелюрой и глазами того же лучисто-зеленого цвета, что и у дочери, был фигурой впечатляющей. Он невысок, но креп­ко и хорошо сложен.

– Доброе утро, – проворчал Кармайкл.

– Доброе.

Кармайкл откашлялся.

– Я решил оставить тебя в покое. Но мне нужна эта вороная кобыла. Я дам тебе за нее двести долларов.

– Черный Ветер не продается.

– Триста.

Рэйф только покачал головой.

– Пятьсот и мерин в придачу.

– Она не продается, – повторил Рэйф. – Ни за какую цену.

– Все продается, – фыркнул Кармайкл. – Восемьсот и ни пени больше!

Кэтлин приблизилась сзади к отцу и нахму­рилась. Восемьсот долларов за лошадь? Неуже­ли ее отец лишился рассудка?

Бренден не сводил глаз с Галлахера. Про­клятый упрямый краснокожий! Чего он хочет?

– Почему вы не хотите продать Черный Ве­тер, мистер Галлахер? – уступая любопытству, спросила Кэтлин.

– Она мне нравится.

– Восемьсот долларов – щедрая плата, – за­метила Кэтлин.

– Возможно, это больше, чем она стоит, – от­ветил Рэйф. – Но, тем не менее, она не продается.

– Черт побери, эта кобыла может ожеребить­ся от моего Рэда!

– Он сам нашел нас, – усмехнулся Рэйф.

– Это твоя версия. А я все еще мог бы пере­дать тебя шерифу…

Лицо Брендена побагровело от злости, Кэт­лин положила руку на плечо отцу.

– Папа, может, мы как-нибудь сможем до­говориться?

– Как, например?

Кэтлин взглянула на Рэйфа. Он по-прежне­му сидел в тени, и на его лице ничего невозможно было прочесть, в то время как отец был готов взорваться.

– Ну? – нетерпеливо произнес Бренден.

– Может, мы могли бы купить этого жере­бенка? – предложила Кэтлин.

– А я хочу и кобылу, и жеребенка! – уже почти кричал Бренден.

– Но ты не можешь получить кобылу, – спо­койно возразила Кэтлин.

– Надо было позволить Уайли вздернуть его, – пробормотал про себя Бренден и оста­новил свой тяжелый взгляд на Рэйфе.

– Ну, так как, продашь мне жеребенка?

– Черный Ветер родит его не раньше, чем через одиннадцать месяцев, если вообще родит. И еще около шести месяцев он будет сосать. А что я буду делать все это время?

– Ты можешь остаться здесь, пока она не родит, – сказал Бренден.

– Как пленник?

– Нет-нет, забудем об этом, – ответил Брен­ден, немного успокоившись. Так он сможет получить, по крайней мере, часть желаемого. И он сделает все, чтобы этот жеребенок по­явился. Он будет сводить кобылу с Рэдом до тех пор, пока не будет совершенно уверен в результате, и не важно, сколько времени для этого понадобится.

– Я буду прилично платить тебе, а за жере­бенка двести долларов.

– А что, если у Черного Ветра будет выки­дыш или жеребенок родится мертвым?

– Это уж как тебе повезет. А пока у тебя будет работа и еда три раза в день. Ну, что скажешь?

Рэйфу пришлось признать, что предложе­ние было более чем щедрым. Если он примет условия Кармайкла, у него будет крыша над головой и возможность накопить немного де­нег на собственный дом.

Некоторое время он изучал лицо Кармайк­ла: можно ли доверять ему? Потом он перевел взгляд на Кэтлин. Он поклялся больше никогда не любить, но он не собирался жить, как евнух. Он не встречал девушки красивее Кэтлин Кармайкл, и ему пришло в голову, что следующие восемнадцать месяцев на ранчо в конце концов могут оказаться не так уж плохи.

Он медленно встал и протянул руку:

– Договорились.


Рэйф находился на ранчо уже дней десять, когда вернулись семеро ковбоев, которые все время пасли скот за пределами ранчо. Все они были возмущены, узнав, что в их отсутствие хозяин нанял на работу какого-то полукровку.

Лютер заверил их, что это только временно и что Галлахер уйдет, как только вороная ко­была ожеребится и вскормит жеребенка. Лю­тер был старшим работником на ранчо, и Кэт­лин знала, что только из уважения к нему мужчины согласились остаться. Впрочем, они все равно не переставали ворчать, всячески вы­казывая свое неудовольствие.

Ребра Рэйфа срастались несколько недель. Почти все это время он отдыхал, сидя в тени дерева. Он был неизменно вежлив с Кэтлин и ее отцом и говорил мало, если к нему не обра­щались.

Время, отведенное для еды, проходило для всех в постоянном напряжении. Сидя за даль­ним концом стола, напротив отца, Кэтлин чув­ствовала враждебность, невидимой нитью про­тянувшуюся между Рэйфом и Абнером. Было очевидно, что Рэйф не забыл, как тот пнул его ногой, когда его повалили на землю.

Абнер же ничего не держал в себе. Его пря­мота доходила до грубости. В первый вечер за столом, когда он узнал, что Рэйф присоединит­ся к ним, он несколько раз злобно упомянул о «краснокожих язычниках». Только когда Бренден четко и ясно заявил Абнеру, что Галлахер теперь работает на него, Уайли замолчал. Кро­ме того, хозяин сообщил, что все несогласные могут обедать во дворе.

Позже Кэтлин призналась отцу, что боится, как бы эти двое не наделали неприятностей, если Абнер не научится держать рот на замке в присутствии Рэйфа. Бренден от всей души расхохотался.

– Могу поспорить, что неприятности будут, – согласился он. – Это только дело времени.

Спустя несколько дней Кэтлин занималась пирогом на кухне и думала об этих словах отца, когда появился Рэйф. Кэтлин приветливо кив­нула:

– Мистер Галлахер.

– Мисс Кармайкл.

– Вы что-то хотели?

– Кофе, если есть.

Вытирая руки о передник, Кэтлин улыбну­лась и сказала, доставая чашку с полки:

– На любом ранчо на плите всегда греется кастрюля с кофе.

Рэйф кивнул и сел на стул, следя глазами за каждым ее движением. Она подала ему пол­ную чашку, и он улыбнулся ей в знак благо­дарности.

Рэйф сделал первый глоток, наступила не­ловкая тишина. Кэтлин отвернулась к столу, заметив, что у нее дрожат руки. Казалось, при­сутствие Рэйфа заполняло всю кухню.

– У нас сегодня на десерт яблочный пирог, – нарушила она тишину. – Надеюсь, он вам нра­вится.

– Да, нравится, – ответил Рэйф, – хотя я давненько его не пробовал.

Кэтлин тихо засмеялась:

– Наверное, индейцы не пекут пирогов, не так ли?

– Да, не пекут.

– Вам нравилось жить с индейцами, мистер Галлахер?

– Почему вы не называете меня Рэйфом?

– Хорошо, Рэйф.

Ей понравилось, как это прозвучало. Взяв нож, она принялась чистить большое зеленое яблоко.

– Вы мне не ответили, Рэйф.

– Да, нравилось.

Ответ был резок, почти груб, и Кэтлин по­няла, что затронула тему, которую он не хотел обсуждать. Интуиция подсказывала ей сменить тему разговора, но любопытство одержало верх.

– Как долго вы жили с ними?

– Шесть лет.

Глаза Кэтлин удивленно расширились. Ей и в голову не приходило, что это могло быть так долго.

– А почему вы уехали от них?

Рэйф пожал плечами, глаза его потемнели.

– Всякое случается, – коротко ответил он.

– И вы бы предпочли не говорить об этом?

– Вот именно.

Он допил свой кофе, не сводя холодного оценивающего взгляда с девушки, которая про­ворно чистила одно яблоко за другим.

Кэтлин работала быстро, чувствуя на себе его пристальный взгляд. Щеки ее раскрасне­лись. Спеша поскорее закончить работу, она потеряла осторожность: нож разрезал яблоко пополам и вонзился в палец. Большая капля крови упала на стол.

Рэйф мгновенно вскочил на ноги, дотянул­ся до полотенца, висевшего на спинке стула, и обернул его кончиком палец Кэтлин.

– Все нормально, – произнесла Кэтлин, сты­дясь своей неловкости. – Ничего страшного не произошло.

– Дайте я посмотрю.

Он стоял так близко, что она различала тон­кие лучики из уголков его глаз, чувствовала его терпкий мужской запах. Ее сердце бешено забилось, когда Рэйф снял полотенце и осмот­рел порез.

– У вас есть чем перевязать рану? – спро­сил он.

– Да, сейчас принесу.

– И неплохо бы какого-нибудь спирта. Кэтлин кивнула, Рэйф отодвинулся от нее.

Она продолжала смотреть на него, взволнован­ная его близостью. Тепло, исходящее из его глаз, согрело всю ее до кончиков пальцев, и она вдруг обнаружила, что не сводит глаз с его рта, гадая, каким был бы его поцелуй.

Рэйф почувствовал, как участился его пульс от близости Кэтлин. Ее зеленые, как весенняя трава, глаза были такими больши­ми и невинными – и такими испуганными… Определенно, она боится влечения, которое испытывает и которое упорно пытается скрыть. Интересно, призналась она самой себе в своих чувствах или все отрицает, по­тому что он индеец, которого положено не­навидеть, а не любить?

Ее щека была чуть-чуть запачкана мукой, и у него появилось сильное желание провести языком по этому белому мазку, прижаться гу­бами к ее губам и увидеть, как страсть тума­нит ее глаза.

Выругавшись про себя, он отвел от нее взгляд.

– Лучше принесите-ка бинт, а то зальете кровью весь пол, – предложил он странно гру­бым неровным голосом.

– Что? Ах, да, – рассеянно согласилась Кэтлин, уже забыв о порезе. С усилием она ото­рвала взгляд от его лица и вышла.

Когда через несколько минут она вернулась в кухню, Рэйфа уже не было.

ГЛАВА 5

На следующий день Абнер пришел на ужин явно взволнованным.

Кинув шляпу на вешалку в углу, он сел за стол. Его лицо покраснело, а бледно-голубые глаза казались ярче обычного.

– Я видел табун, – выпалил он. – Они па­сутся у Биг Салли Мэдоу.

Бренден улыбнулся.

– Отправляемся на рассвете, – сказал он Лютеру.

– В этот раз пойду и я, – загорелись глаза у Кэтлин.

– Нет, – твердо ответил Бренден. – Это слишком опасно. Останешься здесь с Лютером и Поли.

Бренден смерил оценивающим взглядом Рэйфа Галлахера.

– Как насчет погони за табуном мустан­гов?

Рэйф кивнул. Он слишком долго ничего не делал.

– Отлично, – произнес Бренден. – Я заклю­чил контракт о поставке лошадей для армии. Если этот табун так велик, как говорит Уайли, мы его сразу выполним.

Кэтлин положила вилку рядом со своей та­релкой.

– Я сказала, что поеду, отец!

Бренден тяжело вздохнул.

– Кэтлин, у нас уже был такой разговор. Я сказал тебе «нет» тогда, говорю и теперь.

Губы Кэтлин упрямо сжались. Отец редко отказывал ей, но именно в этом случае он был непоколебим. Рэйф перевел взгляд с Брендена Кармайкла на Кэтлин. Щеки ее зарумянились, глаза гневно сверкали. Это ей идет, подума­лось ему. Никогда она еще не выглядела такой страстной, такой желанной. Бросив взгляд на Уайли, он понял, что главный ковбой на ранчо того же мнения.

Неожиданный приступ ревности заставил Рэйфа крепко сжать челюсти. Итак, Уайли неравнодушен к дочери хозяина. От этой мыс­ли появился неприятный привкус во рту. По­мрачнев, Рэйф сконцентрировал все внимание на сочном бифштексе у себя на тарелке. Что бы там ни происходило между Абнером Уайли и Кэтлин Кармайкл, это касалось только их двоих, но не его.

Кэтлин не сказала во время обеда больше ни слова, и ее угрюмость помешала вести обыч­ные разговоры за столом. Едва поев, Уайли и другие работники извинились и встали. Остал­ся только Лютер. Он откинулся на спинку сту­ла и свернул папиросу. Он знал Кэтлин чуть ли не с рождения и был уверен, что на этот раз ее злость не продлится долго. Во время путе­шествия на запад ей было из-за чего злиться: нападения индейцев, плохая погода, упрямые мулы и вечная нехватка воды. Но злость ее длилась не больше нескольких минут, а потом она снова была вместе со всеми, стараясь де­лать все, что только могла, подбадривая осталь­ных и уверяя их, что завтра все изменится к лучшему. Он никогда не видел, чтобы она рас­страивалась надолго, не считая того случая, когда были убиты ее братья…

Лютер задумчиво посмотрел через стол на метиса.

– Ты объезжал когда-нибудь лошадей?

– Бывало. Лютер кивнул.

– Мы потеряли лучшего ковбоя в прошлом году. Уайли хорош, но грубоват. Тяжелая рука, понимаешь?

Рэйф тоже кивнул.

– Нам бы пригодился такой человек, – об­ратился Лютер к Брендену.

Тот пожал плечами.

– Хочешь эту работу, Галлахер?

– Естественно. Это не то, что гоняться за коровами.

Лютер хмыкнул. Любой нормальный муж­чина предпочитает работать с лошадьми, а не со скотом.

– Значит, договорились. Когда загоним этот табун, у тебя будет достаточно работы до осени.

– Меня это тоже вполне устраивает, – от­ветил Рэйф, бросив взгляд на Кэтлин. Она сидела прямо, не сводя глаз с чашки, кото­рую держала в руке. Гневный румянец на щеках пропал, но глаза были по-прежнему неспокойны.

Через пару минут Бренден извинился и встал из-за стола. Рэйф ушел почти сразу пос­ле него, и Кэтлин с Лютером остались одни.

– А он не любитель поговорить, – заметил Лютер. – Полукровка, я хотел сказать.

Кэтлин пожала плечами.

– Может, ему нечего сказать.

– Может, и так… А может, и нет.

– Я еще никогда не слышала, чтобы ты взял кого-нибудь на работу без всяких рекоменда­ций, и даже не посмотрев, как он работает.

– Верно. Но я видел, как он обращается с этой вороной кобылой. Он знает лошадей как самого себя, это уж точно.

Кэтлин кивнула. Тут у нее вырвался раз­драженный вздох.

– Лютер, ну почему папа не разрешает по­ехать мне за мустангами? Я езжу верхом не хуже любого из вас.

– Конечно, – согласился Лютер. – Не я ли тебя учил? Но там девушке не место. Ладно, ладно, – поднял он руки, предупреждая ее воз­ражения. – Не в том дело, что ты плохо ез­дишь или у тебя не хватит сил. Просто, когда мужчины выслеживают табун мустангов, им не до того, чтобы следить за своими манерами и языком. Ты будешь их стеснять. К тому же это тяжелая и грязная работа, да и опасная очень. Лучше тебе остаться дома со мной и Поли, тогда и твоему отцу не придется волно­ваться за тебя.

Плечи Кэтлин уныло опустились. Если даже Лютер был против ее поездки, значит, у нее нет ни единого шанса.

– Они отправятся рано, – сказал Лютер, встав и взяв в руки шляпу.

Кэтлин кивнула:

– Спокойной ночи, Лютер.


Кэтлин стояла на крыльце и смотрела, как мужчины уезжают со двора. Это несправедли­во, думала она с раздражением. Они уезжают и будут там весело проводить время, а она должна сидеть дома. Она вспомнила, как слу­шала рассказы Лютера о том возбуждении, ко­торое испытываешь, глядя на скачущий табун диких лошадей, о захватывающей погоне по прерии… Он говорил, что это незабываемое зрелище. Кобылы и жеребята бешено скачут, а их хвосты и гривы развеваются, словно фла­ги на ветру, а жеребец бежит рядом, кусая бока отстающих лошадей. Кэтлин взглянула на са­рай. Большие табуны исчезали по мере того, как все больше и больше переселенцев продви­галось на запад. Дикие лошади оттеснялись с земель, дававших им корм, изгородями фер­меров. Многих молодых животных ловили и приручали, старых браковали и убивали. Ка­кую-то роль играли в этом и индейцы, кото­рые в хорошее время использовали лошадей как транспорт, а в плохое – как пищу.

Кэтлин нахмурилась: может быть, это последний дикий табун в окрестностях. Если она не увидит его теперь, у нее может больше и не быть такой возможности.

Девушка встряхнула головой и направилась в дом. Она надела вытертые джинсы и шерстя­ную рубашку с длинными рукавами. Бросив запасную рубашку, куртку, щетку и гребешок в седельную сумку, она побежала к сараю.

Поли нахмурился, увидев, как она привя­зывает сумку к седлу:

– Куда это вы, мисс Кармайкл?

– С отцом.

– Мисс Кармайкл, стойте! Черт возьми, твой отец снимет с меня за это шкуру! – закричал Поли вслед девушке, галопом вылетевшей со двора.

Рэйф ехал в отдалении от Брендена и осталь­ных. Было слишком очевидно, что его присут­ствие никем не приветствуется. Несмотря на настойчивость Кармайкла и уверения Лютера, что Рэйф на ранчо долго не задержится, осталь­ные отказались его принять. Впрочем, Рэйфу все равно. Ему нравилось ехать одному, не за­дыхаясь в пыли, поднятой теми, кто впереди.

Его мысли вернулись к Летнему Ветру… Он впервые заметил ее в тот вечер, когда ее отец объявил, что его дочь стала женщиной. Во вре­мя последовавшего за этим четырехдневного празднества Рэйф смотрел на нее с новым ин­тересом, впервые заметив, как ее глаза следят за ним, как она улыбается ему – скромно и в то же время призывно, как весело звучит ее смех.

Когда она ходила к реке за водой, он крал­ся за ней, выжидая удобный момент, чтобы застать ее одну. Сначала они только улыбались друг другу издали. Позже они разговорились об общих друзьях, сплетнях, танцах и играх. А потом они заговорили и о себе, узнавая все больше друг о друге. Он ухаживал за ней боль­ше четырех лет. К тому времени он стал при­знанным воином, который был уже в состоя­нии прокормить жену, а Летний Ветер стала еще прекраснее, еще желаннее…

Глаза Рэйфа посуровели. Ему вспомнился день, когда он отправился в вигвам Летнего Ветра просить ее руки. Ее там не оказалось. «Она пошла в лес за хворостом», – с понима­ющей улыбкой сообщила ему ее мать. Он тихо насвистывал, спускаясь по тропинке, где обычно ходила Летний Ветер. На сердце у него было легко, оно радостно билось в ожидании счастья. Он ждал этого дня больше четырех лет…

В поисках Летнего Ветра он зашел доволь­но далеко, а когда, наконец, увидел ее под ду­бом в пятнышках солнечных лучей, она была не одна. С ней был Горбатый Медведь, и его смуглая рука обнимала ее за тонкую талию. Они тихо смеялись, но смех затих в горле Лет­него Ветра, когда она увидела Рэйфа.

Горбатый Медведь резко повернулся, и его лицо потемнело от гнева. Много злых слов было сказано… Летний Ветер изо всех сил старалась все объяснить, умоляла Рэйфа понять ее и про­стить. Ее слезы распалили Горбатого Медведя, и он выхватил нож с клятвой, что убьет Рэй­фа, но будет жить с Летним Ветром. Рэйф от­ступил, не желая драться за женщину, кото­рая его обманула. Но Горбатый Медведь словно потерял рассудок. Со злобным рычанием он кинулся на Рэйфа, бешено размахивая ножом, Рэйф выхватил свой, он только защищался, не пытаясь атаковать противника, пока Горбатый Медведь не ранил его. Боль и жажда жизни вытеснили все остальные чувства из сердца Рэйфа. И тогда он начал драться, вспомнив все приемы, которым научил его отец на задвор­ках Нового Орлеана. Это спасло его, но стоило места в племени.

Рэйф очнулся от воспоминаний и с удивле­нием обнаружил, что сильно отстал. Он уже собирался пришпорить лошадь, как вдруг услышал позади приглушенный топот копыт. Остановив лошадь, он повернулся в седле и нахмурился, увидев за поворотом Кэтлин.

Кэтлин резко натянула поводья, заметив Рэйфа. Потом, поняв, что ее видят другие, вызывающе вздернула подбородок и пришпо­рила лошадь.

– Не должны ли вы ждать нас дома? – осве­домился Рэйф, усмехаясь.

Кэтлин пожала плечами. Он знал ответ не хуже ее самой.

– А вам не все ли равно? Какое вам до этого дело?

– Никакого, – легко согласился Рэйф. Взгля­нув на дорогу, он потер рукой челюсть и снова повернулся к Кэтлин.

– Не думаю, что ваш отец очень обрадуется, увидев вас здесь.

– Вероятно. Но до завтрашнего дня я не со­бираюсь показываться ему на глаза. А потом уже будет поздно отсылать меня назад.

– Но каким образом собираетесь вы сохра­нить свое присутствие в тайне? – полюбопыт­ствовал Рэйф.

– Вообще-то я надеюсь, что вы не станете совать нос в чужие дела и не проговоритесь, – парировала Кэтлин, – хотя, наверное, я прошу слишком многого.

– Я не скажу ни слова, если вы этого хоти­те.

– Отлично! – воскликнула Кэтлин, не веря своему счастью.

– И еще одно. Как насчет обеда? И где вы собираетесь ночевать?

– Я и раньше пропускала обеды, – ответила Кэтлин, сожалея, что забыла взять с собой еды. – А переночую я просто под деревом.

Рэйф кивнул. Да, храбрости у нее достаточ­но, нужно это признать, а вот здравого смыс­ла… Очевидно, такие мелочи, как дикие зве­ри, холодные ночи и то, что у нее даже нет оружия, не приходили ей в голову.

– Ну что ж, увидимся завтра, – произнес Рэйф. – Надеюсь, погоня за мустангами оправ­дает ваши надежды.

«И я надеюсь, – думала Кэтлин, глядя, как Рэйф погоняет коня, – потому что отец разо­злится, как никогда в жизни, узнав, что я здесь».


Они продолжали скакать, пока не насту­пили сумерки, а потом Бренден и ковбои остановились на ночевку. Они доберутся до Биг Салли Мэдоу завтра перед рассветом, ког­да табун придет на водопой. Да, Уайли вовре­мя обнаружил табун, размышлял Бренден, на­ливая себе чашку кофе. Если им повезет, выручка позволит вернуть заем банку, и даже останется, чтобы кое-где отремонтировать ран­чо. Да, джентльмены, удача, наконец, может повернуться к нему лицом.

Рэйф снова остался один. Постелив себе в стороне от остальных, быстро подкрепившись беконом, бобами и сухим печеньем, он завер­нулся в одеяло, заложил руки под голову и устремил взгляд на небо, вспоминая о других ночах, когда он спал у костра под звездным одеялом. До него доносились голоса людей Кармайкла, вспоминавших о том, как они когда-то загоняли другие табуны, как отличился тот или иной первоклассный ковбой.

Индейцы тоже любили говорить о прошлом. Они обсуждали старые битвы и старых дру­зей… Иногда они рассказывали о том, как была сотворена Земля. Еще юношей его поразило убеждение индейцев, что медведи были когда-то людьми, но поскольку они слишком ленивы для суровой человеческой жизни, их превра­тили в животных. Самая страшная история из рассказанных ему отцом, история об Уктене, воплощении зла, напоминавшем одновременно змею, оленя и птицу. Уктена – это огром­ный змей, толстый, как ствол дерева, на голо­ве у него рога, а во лбу ярко горит крест. Че­шуя его сверкает, как искры огня. Индейцы говорили, что даже увидеть Уктену было к не­счастью, а уж приблизиться к нему означало верную смерть.

Постепенно разговоры вокруг костра затих­ли: мужчины завернулись в одеяла и крепко уснули. Огонь давно потух, а Рэйф все никак не мог заснуть. Едва он закрывал глаза, перед ним вставала Кэтлин, сжавшаяся в комок под деревом, голодная, замерзшая, одинокая… Он вспомнил об Уктене. Не рассказывал ли и ей отец подобные сказки?

Снова и снова он повторял себе, что ему нет до нее никакого дела. Хватит с него этих жен­щин! У него не было ни малейшего желания связываться с этой упрямой девчонкой. И, тем не менее, очень скоро он обнаружил, что тихо идет в темноте с одеялом, накинутым на пле­чи, несколькими холодными печеньями, завер­нутыми в платок, который он снял с шеи креп­ко спавшего Брендена Кармайкла.

Он прошел уже больше двух километров, когда услышал тихое ржание лошади. Застыв на месте, он всматривался в темноту, пока не различил силуэт лошади на фоне ночного неба.

Кэтлин задрожала от очередного порыва ветра. Несмотря на то, что она надела запас­ную рубашку и куртку и накинула на плечи седельное одеяло, ей было холодно и страшно. Ей было страшнее, чем когда-либо еще, страшнее, чем она сама отваживалась признать. Ко­нечно, она и раньше спала под открытым не­бом, но рядом всегда был отец. Теперь, когда она совсем одна, темнота уже не казалась та­кой дружелюбной. Замерзшая, голодная – и совсем одна… Она подскочила, услышав, как тишину прорезал тоскливый волчий вой, и почувствовала, как сердце застыло в груди: из темноты вышла высокая темная фигура. Это существо приближалось, во рту у нее пере­сохло, ее глаза испуганно расширились, рот от­крылся, но крик застрял в горле.

Она совсем было уверилась, что сейчас про­изойдет нечто ужасное, как вдруг узнала Рэйфа. Громкий вздох облегчения вырвался у нее. Но за облегчением пришел гнев.

– Что вы тут бродите среди ночи? – заши­пела она. – Вы меня до смерти напугали!

– Я тоже рад вас видеть, – спокойно отве­тил Рэйф, бросив ей на колени одеяло и вру­чив печенье. Кэтлин завернулась в одеяло и моментально проглотила одно печенье. Не важ­но, что оно было холодным и чуть черствым – она страшно проголодалась.

– Простите, что я так накинулась на вас, – в ее голосе чувствовалось раскаяние.

– Ничего страшного.

Он присел рядом с ней на корточки, заме­тив, как лунный свет ласкает ее щеки, как одеяло спадает с ее плеч, не скрывая выпук­лость груди.

– Вам, наверное, холодно, – заметила Кэт­лин.

Рэйф пожал плечами, словно это не имело никакого, значения. На самом деле от одного взгляда на нее ему стало жарко.

– Не хотите ли часть одеяла? – спросила Кэтлин, отводя глаза. – В конце концов, вы ведь его принесли.

Рэйф заколебался. На нем была овечья курт­ка, которую он одолжил перед отъездом у Лю­тера, так что ему не было особенно холодно. Но мысль о том, чтобы посидеть с Кэтлин под одним одеялом, была весьма и весьма привле­кательной, хотя каждая клеточка его тела и говорила ему, что эта девушка – худшая из бед.

– Спасибо, – хрипло сказал он и опустился на землю рядом с ней. Теперь он понял, что совершил ошибку. Грудью она задела его руку, освобождая ему место под одеялом. Его ноздри раздулись, вдохнув сладковатый женский за­пах, а левое бедро запылало, коснувшись ее бедра. Он крепко сжал кулаки, подавляя же­лание дотянуться до нежного уха и стройной шеи. Кэтлин смотрела прямо перед собой, ду­мая только о том, что этот мужчина сидит ря­дом. Ночь обступила их, запеленав покрыва­лами темноты. Ей не нужно было смотреть на Рэйфа, чтобы вспомнить его лицо, цвет его глаз. Она помнила каждую его черточку. Ее привле­кали суровые красивые черты, но отталкивала его индейская кровь. Как только сошли синя­ки и опухоли, она увидела, что он еще более красив, чем она представляла. Его глаза были темными, настолько темными, что она не могла понять, черные они или темно-темно-карие. Его брови были черные, как крыло ворона, и совершенно прямые, а ресницы – короткие и густые. Нос с небольшой горбинкой, кажется, был когда-то сломан. Нижняя челюсть – силь­ная, рот – полный и большой. Темно-красный оттенок кожи красноречиво свидетельствовал о происхождении Рэйфа. Как жаль, что его смешанная кровь имеет для нее такое значе­ние!

– Хотите, чтобы я ушел? – резко спросил он, приготовившись оставить ее, если она от­ветит удовлетворительно.

– Нет, пожалуйста, не надо, – быстро отве­тила Кэтлин. Она повернула голову и уже не могла оторваться от глаз Рэйфа, этих темных-темных глаз, скрывавших тайны, которые она так хотела разгадать.

– Вы оказались правы, – с раскаянием про­изнесла она. – Я обязана была лучше подгото­виться.

– Отвезти вас домой?

– Нет.

Если она уедет сейчас, придется признать свое поражение и отказаться от возможности увидеть, быть может, последний дикий табун в этих местах.

– Я останусь здесь на ночь, если вам так будет лучше, – предложил Рэйф.

Кэтлин удивленно посмотрела на него. Ни одна порядочная женщина не проведет ночь с мужчиной, если это не родственник и даже не близкий друг, а какой-то незнакомец. И к тому же полукровка. Но в сущности уже поздно бес­покоиться о своей репутации. Он здесь, и они совсем одни.

– Останьтесь, – прошептала Кэтлин, – по­жалуйста.

Рэйф устроился поудобнее.

– Почему бы вам не поспать? – предложил он.

Кэтлин кивнула и, прислонившись головой к дереву, закрыла глаза.

– Это не очень-то удобно, – заметил Рэйф. Сняв седельное одеяло с ее плеч, он расстелил его на траве рядом с собой.

– Ложитесь.

Кэтлин повиновалась, и он накрыл ее дру­гим одеялом.

– А вы? – спросила девушка.

– Со мной все в порядке.

– Но…

– Спите, – убеждал он ее. – Скоро наступит утро.

Кэтлин кивнула, послушно закрыв глаза. Она услышала шорох в кустах: какой-то ноч­ной зверь отправился по своим делам. Вдали раздался вой койота… Но ночные звуки боль­ше не пугали ее. Рэйф здесь, и он защитит ее. Вскоре она уснула, и слабая улыбка заиграла на ее губах: темноволосый незнакомец с таин­ственными черными глазами появился в ее сне и в ее сердце…

Рэйф прислонился к дереву, ни на мгнове­ние не забывая о девушке, мирно спящей ря­дом. Он был благодарен ветру, обдувавшему его разгоряченное тело. Может быть, ветер охла­дит и его желание. Он смотрел, как тени игра­ют на ее лице и на губах появляется легкая улыбка. Что же она такое видит во сне, что заставляет ее так счастливо улыбаться?

Похолодало… Она придвинулась к нему, и когда положила голову на его колени, это по­казалось таким естественным! Одной рукой он перебирал ее тяжелые светлые локоны, а дру­гой обнимал за плечи.

Кэтлин мирно спала, совершенно не подо­зревая, какую бурю чувств вызвала она в чело­веке, сидящем рядом с ней.

ГЛАВА 6

Яркий луч света пробился сквозь полог из листьев и разбудил Кэтлин. Она медленно от­крыла глаза, села и потянулась: за ночь на твер­дой земле мышцы одеревенели. Она быстро оглянулась и обнаружила, что рядом никого нет. На мгновение ей стало жаль, что Рэйф ушел. Его присутствие успокаивало ее, когда она просыпалась ночью.

Она встала и принялась седлать лошадь. Про­голодавшаяся девушка была бы не прочь под­крепиться печеньем и кофе, но сейчас не было смысла думать об этом. Еще несколько миль – а там и Биг Салли Мэдоу, и дикие лошади.

Сев в седло, она поскакала рысью, с нетер­пением ожидая того, что принесет ей этот день.


– Вот они, – тихо позвал всех Уайли, и Бренден, Нейт Джексон, Хэл Тайлер и Джон Тер­нер повернулись в направлении, которое он указывал. Действительно, большой табун мус­тангов двигался по лугу к озеру. Впереди шла крупная стройная гнедая кобыла.

Бренден улыбнулся. Все шло по плану.

Скотт с четверкой других ковбоев разместились по ветру, позади табуна, готовые отрезать ло­шадям путь, если те вдруг повернут назад.

Рэйф приставил к глазам ладонь, наблюдая, как лошади приближаются к озеру. Большин­ство из них были мустангами, но в табуне ока­залось и несколько кобыл с жеребятами араб­ской крови, а одна пара длинноногих животных была явно чистокровной. Рэйф знал, что они отбились от хозяев, путешествовавших на за­пад, или были украдены индейцами, а потом упущены, или потеряли всадников в бою.

Одно животное особенно привлекало его взгляд: стройная кобыла серой масти с изящ­ными лисьими ушами и плоской мордой, ха­рактерной для арабов. Ее грудь и холка совсем неплохи, шея – красиво изогнута, а голова – просто великолепна. Она будет принадлежать ему, решил Рэйф, чего бы это ему ни стоило.

Последним у озера появился жеребец. Он гарцевал по лугу с высоко поднятой головой, гордо размахивая хвостом и нюхая воздух рас­ширенными ноздрями.

– Давай! – подал сигнал Бренден, и мужчи­ны выбежали из своих укрытий, крича и раз­махивая лассо и окружая табун.

Мустанги помчались от преследователей по извилистой тропе, ведущей к ранчо. Бренден, за­мыкающий строй, усмехнулся, довольный вели­чиной табуна и той легкостью, с которой им уда­лось найти мустангов. Выручки от их продажи как раз хватит на то, чтобы вернуть банку ссуду.

Рэйф скакал впереди табуна, круто свернувшего по тропе. Вдруг сердце его замерло: впере­ди, совсем рядом, он увидел Кэтлин. Она на­клонилась рядом со своей лошадью, очевидно, стараясь достать камешек из-под ее копыта.

Рэйф оглянулся назад, и у него похолодело внутри, когда он представил, как приближаю­щийся табун сомнет и растопчет Кэтлин.

Кэтлин вскинула голову, услышав топот и почувствовав, что земля дрожит у нее под но­гами. Оглянувшись, она увидела скачущего в ее сторону Рэйфа и табун диких лошадей за его спиной.

Она схватилась за поводья, но животное встало на дыбы, закатив глаза: мустанги быст­ро приближались к ним.

Выругавшись, Рэйф ударил пятками по бо­кам своего коня, и тот понесся вперед, как стре­ла. На скаку Рэйф подхватил с земли Кэтлин и стремительно поскакал вниз по узкой тропе.

Во рту у Кэтлин стало горько, когда она, оглянувшись через плечо Рэйфа, увидела, как ее лошадь споткнулась и упала под копыта табуна. Если бы не молниеносное вмешательство Галлахера, ее растоптали бы сотни копыт. Содрогнув­шись от этой мысли, она прижалась лицом к шее Рэйфа, вцепившись в него изо всех сил.

Пыль наполнила ее ноздри, топот копыт, фырканье и ржание мустангов эхом отдавались в ушах, заглушая биение сердца. Она чувство­вала тепло руки Рэйфа, державшего ее за та­лию. Он пришпорил лошадь, и она услышала, как он шепотом выругался.

Лошадь споткнулась, и Кэтлин вскрикнула.

Рэйф резко дернул за поводья, поднимая вверх голову лошади, та напряглась и выпрямилась.

Рэйф крепко прижал к себе Кэтлин. Он чув­ствовал, как она дрожит в его объятиях. Он хотел подальше отъехать от табуна и снова стал погонять свою лошадь.

Они проскакали уже несколько миль, ког­да тропа, наконец, стала шире и Рэйф увидел просвет между деревьями. Он направил лошадь влево, отгоняя шляпой мустанга, пытавшего­ся следовать за ними. Еще несколько минут – и табун промчался мимо.

Кэтлин облегченно всхлипывала, когда Рэйф остановился под высоким дубом. Она по­чувствовала, как он убрал руку с ее талии, но не отстранилась. Быть возле него, держать го­лову у него на груди было так хорошо…

Когда Кэтлин пришла в себя, она обнаружи­ла шершавую рубашку из оленьей кожи у себя под щекой, услышала запах пыли и пота, почув­ствовала мускулистую руку, снова очутившую­ся у нее на талии. Но сильнее всего она чувство­вала, как его бедра прижимаются к ее ягодицам.

Смущенная близостью, она отстранилась, отводя взгляд. Отважившись, наконец, взгля­нуть на него, Кэтлин с негодованием увидела, что Рэйф дерзко улыбается, явно наслаждаясь ее смущением.

– По-моему, вы можете уже отпустить меня! – резко сказала она.

– Как пожелаете, – послушно ответил он и, взяв ее ладонь в свою большую смуглую руку, опустил ее на землю.

Тут появился Бренден.

– Что тут, черт побери, происходит?! – гнев­но потребовал он ответа. – Кэтлин, я ведь ве­лел тебе оставаться дома.

– Я знаю, папа, но…

– Твоя глупость стоила нам прекрасной ло­шади, юная леди, – продолжал Бренден. Лицо его покраснело от гнева, он почти кричал. – Может, желаете вернуться и взглянуть, что от нее осталось?!

– Нет, папа.

– Помолчите, мисс! – рявкнул Бренден. Он перевел тяжелый взгляд своих зеленых глаз на Рэйфа. – Что, черт побери, случилось?

– Почему вы спрашиваете меня?

– Потому что я вряд ли услышу правду от своей дочери. Итак, что произошло?

– За последним поворотом я увидел на тро­пе мисс Кармайкл. Ее лошадь испугалась, и я решил, что дочь вам дороже лошади. Вот я и подхватил мисс Кармайкл, а лошадь оставил.

Бренден сморщил губы, скрывая усмешку.

– Что ж, думаю, ты принял верное решение.

– Папа…

– А с вами я разберусь дома, мисс, – отре­зал Бренден. – Галлахер, я был бы благодарен, если бы ты проводил мою дочь домой. Не вы­пускай ее из виду. Думаю, вы доберетесь быст­рее, так что скажи Лютеру, что мы едем за вами. И пусть Поли широко откроет ворота кораля, а Консуэло приготовит побольше кофе.

Рэйф кивнул, и Бренден, бросив последний гневный взгляд на дочь, поскакал вниз по тропе.

Ну и попадет же ей, когда отец вернется на ранчо, уныло подумала Кэтлин. И она сама была во всем виновата.

– Можно ехать? – спросил Рэйф.

Кэтлин кивнула, и Рэйф нагнулся и поднял ее в седло перед собой.

– Мы можем срезать дорогу между деревья­ми, – сказала она, указывая на узкую оленью тропу справа.

Рэйф, что-то пробормотав, направил туда лошадь. Тропинка, слишком узкая для двух лошадей, оказалась красивой. По обеим сторо­нам росли дубы и сосны, их ветви пологом на­крывали путников.

Они ехали молча. Кэтлин чувствовала себя ужасно униженной отцом, отчитавшим ее, как непослушного ребенка, перед Рэйфом Галлахером.

Гнев ее частично испарился, когда она вспомнила о Рэйфе. Она знала, что тратит слишком много времени и энергии на мысли о нем, но ничего не могла с собой поделать. Что-то в нем привлекало ее, хотя она не могла по­нять, что именно. Но одно было ясно: каким бы сильным ни было это влечение, оно должно прекратиться. Он – полукровка, человек, о ко­тором она не знает ничего, кроме его имени. И чуть больше, чем через год, он уедет.

Они добрались до ранчо к вечеру. Когда Кэтлин рассказала Поли о том, что случилось с ее лошадью, его глаза посуровели. Выходя из сарая, она почувствовала укол совести: и Поли достанется из-за нее.

– Твой отец далеко отстал? – крикнул ей вдогонку Поли.

– Они приедут поздно, – ответил за Кэтлин Рэйф. – Обязательно скажи Лютеру и держи открытыми ворота кораля.

Поли кивнул. Нельзя сказать, чтобы он с нетерпением ждал приезда Брендена и голово­мойки, которая за этим последует. Его уже хо­рошенько отчитал Лютер, не раз обвинив в том, что он не догнал Кэтлин и не привез ее обратно.

– Достанется тебе, Поли, а? – произнес Рэйф. провожая глазами Кэтлин.

Поли пожал плечами: что сделано, то сде­лано.

Кэтлин поспешила к дому. Единственное, чего она хотела, это горячей ванны и несколь­ких часов сна в своей постели.

Консуэло, помогая Кэтлин втащить на кух­ню большую железную ванну, неустанно осы­пала ее упреками то по-английски, то по-испан­ски, что она не слушается отца, постоянно ходит в брюках, в то время как приличные девушки носят платья, что она уехала без разрешения и вообще ведет себя не так, как полагается леди.

Кэтлин уже не раз слышала все это и вздох­нула с облегчением, когда Консуэло, наконец, вышла из комнаты. Сбросив пыльную одежду, она влезла в ванну, улыбаясь от удовольствия, чувствуя, как горячая вода обнимает ее, а со­гревающиеся мышцы перестают болеть и как уходит напряжение последних суток.

Закрыв глаза, Кэтлин старалась обо всем забыть. Она знала, что отец вернется разгневанным, со всеми на то основаниями, но не хотела сейчас думать об этом.

Теплая вода и тишина совершенно успоко­или ее. Она почти уснула, когда услышала, как отворилась задняя дверь.

– Подай полотенце, – попросила Кэтлин, думая, что это Консуэло.

– Пожалуйста, – последовал ответ.

Услышав этот голос, Кэтлин широко рас­крыла глаза и покраснела от ушей до кончи­ков пальцев, увидев стоящего рядом с ванной Рэйфа, который весело улыбался. В смуглой руке он держал полотенце – так, чтобы нельзя было до него дотянуться.

– Что вы тут делаете? – резким голосом по­требовала ответа Кэтлин.

– Зашел выпить чашечку кофе.

Кэтлин подняла на него глаза. Они умоля­ли его уйти, а все тело дрожало…

Рэйф перестал улыбаться, когда увидел ис­пуганный взгляд Кэтлин. Глаза ее были зеле­ны, как весенняя трава, кожа покрылась ру­мянцем. Волосы подобраны кверху, если не считать нескольких своенравных прядей.

Рэйф почувствовал искушение поднять ее из ванны и обнять. Он хорошо помнил, как приятно было держать ее в объятиях по дороге домой. Ее грудь согревала, а тело отвечало на его близость…

Кэтлин старалась не вспоминать, каково ей было в объятиях Рэйфа, но она не могла забыть, как легко он поднял ее с земли, забыть его силь­ные руки и широкую грудь, на которой лежала ее голова во время долгого пути домой.

На долгое мгновение их глаза встретились. У Кэтлин забилось сердце от надежды и страха…

Рэйф не отрывал взгляда от лица Кэтлин, зная, что если заметит хоть немного обнажен­ного тела под пушистой пеной, он сделает то, о чем они оба будут потом жалеть.

Прерывисто выдохнув воздух, он бросил ей в руки полотенце и вышел из дома.


Поздно вечером Кэтлин сидела за кухонным столом, держа в руке остывшую чашку кофе. Тут она услышала топот копыт и крики мужчин, загонявших мустангов в корали. Поднявшись, она пошла в общую комнату и выглянула в окно. Пыль клубилась под копытами животных. Же­ребята ржали, призывая своих матерей, кобылы отвечали им… Пронзительное ржание разгневан­ного жеребца заглушало весь этот шум. К нему присоединились крики и гиканье ковбоев, заго­нявших за ограду последних лошадей и закры­вавших ворота. Поли развесил по двору несколь­ко фонарей, и она увидела Рэйфа. Он стоял у дерева, скрестив на груди руки, с сигаретой в углу рта и смотрел на происходящее. Кто же он на самом деле? – подумалось ей. И тут она уви­дела отца, стремительно направляющегося к дому, и забыла о Рэйфе Галлахере.

– Кэтлин!

– Да, папа?

Бренден резко обернулся и направил на нее суровый взгляд своих зеленых глаз.

– Я совершенно четко сказал тебе оставать­ся здесь, или я ошибаюсь?

– Да, ты сказал.

– Тогда, может быть, ты мне объяснишь, что ты делала там, на тропе? Ты понимаешь, что могла погибнуть? Черт возьми, Кэтлин, когда я что-то говорю тебе, ты должна меня слушать!

Ей нечего было ответить, и она стояла мол­ча – виноватая, беззащитная и пристыженная.

Выражение лица Брендена смягчилось, и он продолжил уже более спокойно:

– Черт побери, Кэтлин, ты же все, что у меня осталось! Я не хочу потерять и тебя!

– Я знаю, папа. Прости меня.

Он протянул руки, и Кэтлин приблизилась к отцу и положила голову ему на плечо. Глаза ее были полны слез.

Бренден тяжело и неуклюже похлопал ее по спине. Если бы Элизабет была жива! Когда дело касалось Кэтлин, он никогда не знал, как быть. Консуэло делала все, что могла, но она была не матерью, а всего лишь наемной до­моправительницей, кухаркой. Ответственность за благополучие дочери лежало на нем одном, и он опасался, что у него это получается пло­ховато. Вот вышла бы Кэтлин за Уайли, заве­ла бы хозяйство, потом бы дети пошли… По крайней мере, он тогда почувствовал бы, что все эти волнения позади. Но Кэтлин отказала Абнеру, и не один раз, а целых три.

Бренден вздохнул. В городе на следующей неделе будут танцы и праздничный пикник в честь Дня Независимости. Может, Кэтлин, на­конец, найдет себе кого-нибудь по сердцу. Хоть он и любил свою дочь, но с готовностью перепо­ручил бы заботы о ней кому-нибудь помоложе.

ГЛАВА 7

На следующее утро Рэйф, Уаили и Лютер начали отбирать лошадей.

Кэтлин время от времени останавливалась и прекращала работу, чтобы посмотреть на них. Ее взгляд постоянно возвращался к Рэйфу. Ближе к полудню он снял рубашку, и каждый раз при виде его блестевшего от пота тела у нее под ложечкой появлялась странная дрожь.

Жеребца отпустили на волю. Он слишком долго жил на свободе, чтобы его можно было приручить. С ним отпустили и старых кобыл. Нескольких лошадей, оказавшихся больными или слабыми, убили. Кэтлин знала, что это делалось только из сострадания. Если их тоже отпустить, зимой они погибнут.

И все же с этим трудно было смириться.

К концу дня в загоне остались только перво­сортные животные. Взрослых будут объезжать, а за жеребятами наблюдать несколько месяцев. Лучших оставят, а остальных – отпустят.

На следующее утро началась работа Рэйфа. Он заарканил серую кобылу, что присмот­рел еще у озера, и завел ее в один из неболь­ших загонов за домом. Из окна кухни Кэтлин наблюдала за тем, как он работает над мустангом. Его приемы весьма отличались от приемов Уайли. Абнер заарканивал лошадь, завязывал ей глаза, взбирался на спину и за­тем кнутом с грузом, острыми шпорами и страхом «ломал» лошадь, нередко ломая и ее дух.

Рэйф поступал иначе. Все первое утро он провел, приучая кобылу к своему присутствию. Он расчесывал ее шкуру, пока та не заблестела серебром, словно атласная, а потом он принял­ся гладить руками ее спину, ноги, холку и шею. Он поднял каждую ее ногу и проверил, нет ли трещин в копытах, а потом оперся плечом о ее правый бок и закурил сигарету. Кобыла, при­вязанная к массивному столбу посреди загона, стояла не двигаясь и только шевелила изящ­ными ушами.

Теперь, похоже, ею владел не страх, а лю­бопытство.

– Ты что, хочешь научить ее курить, а не ходить под седлом? – Абнер свесился через ог­раду с наглым выражением лица и продолжил оскорбительным тоном:

– Черт побери, если ты будешь объезжать одну лошадь в день, мы не слезем с этих кляч до первого снега.

– Почему бы тебе не заняться своими дела­ми, Уайли? – мягко ответил Рэйф.

– Дела на ранчо и есть мои дела, – париро­вал Абнер. Не сводя глаз с Галлахера, он горь­ко произнес:

– Черт возьми, я был здесь главным ковбо­ем, пока не появился ты!

– Может, ты просто не работал так, как нужно.

– Послушай, ты, грязный полу…

Не успел Уайли договорить, как Рэйф уже был по ту сторону изгороди, сжимая руки на его горле.

– На твоем месте я был бы поосторожнее, – пригрозил Рэйф.

– Убери свои грязные лапы! – потребовал Абнер. Если он и боялся, то по его лицу этого заметно не было.

Рэйф скривился в усмешке и крепче сжал пальцы.

– Придержи-ка язык, а то в одно прекрас­ное утро ты проснешься без него.

– Ты что, угрожаешь мне?!

– Понимай, как хочешь, – Рэйф резко от­пустил Уайли и вернулся в загон.

Кэтлин чуть не задохнулась от ужаса, уви­дев, как рука Абнера коснулась приклада ружья. Она боялась, что Абнер выстрелит Рэйфу в спину, но через мгновение Абнер повер­нулся на каблуках и ушел прочь.

Это только дело времени, снова подумала Кэтлин. Когда-нибудь эта плохо скрываемая враждебность выльется в насилие.

Этим вечером напряжение между Абнером и Рэйфом было особенно ощутимо. Кэтлин взглянула на сидевшего во главе стола отца и поняла, что он тоже это почувствовал.

Настала очередь яблочного пирога и кофе. Тут Бренден отставил чашку в сторону и от­кашлялся.

– Похоже, существуют некоторые неувязки относительно работы с лошадьми, – заметил он. – Возможно, относительно и других вещей. Старший ковбой – Хикс. Что он скажет – вы выполняете. Обязанность Галлахера – объез­жать мустангов. Сегодня я видел, как он рабо­тает. У меня претензий нет. Уайли, на тебе скот, и поскольку это твоя работа, я предла­гаю тебе взять пару человек и съездить завтра на холмы. Проверьте, все ли коровы и телята на месте. К тому же мне нужно, чтобы двое из вас объехали западную изгородь и осмотрели, нет ли там дыр. Лютер, поручи кому-нибудь съездить вверх по реке и посмотреть, не зава­лило ли ее деревьями или камнями. Река вы­глядит немного мельче обычного. В это время года так не должно быть.

Бренден обвел мужчин взглядом.

– Вопросы будут?

– Серая кобыла, – проговорил Рэйф. – Я бы хотел получить ее.

– В обмен на вороную?

Рэйф покачал головой: Черный Ветер стои­ла трех таких лошадей. Бренден усмехнулся:

– Что ж, попытка не пытка. Можешь взять ее за цену, которую даст армия.

Бренден обвел взглядом стол:

– Еще что-нибудь? Если нет, я пошел нару­жу покурить.

Заскрипели стулья, зашаркали сапоги, по­слышалось вежливое бормотание – ковбои нача­ли расходиться. Через некоторое время за столом остались только Кэтлин, Абнер и Рэйф. Абнер посмотрел на Галлахера в надежде, что полукров­ка их оставит, но тот откинулся на спинку стула с чашкой кофе в руке и явно не спешил уходить. Со вздохом Абнер отвернулся от него и улыб­нулся Кэтлин:

– На следующей неделе праздник и танцы, – заметил он.

Кэтлин кивнула. Она знала, что за этим последует, и страшилась этого. В то же время она удивлялась, почему Абнер не желает по­нять намек оставить ее в покое. Он делал ей предложение три раза, и столько же раз она отказала, и все равно он настаивает на своем.

Абнер откашлялся:

– Я думал… э… не присоединитесь ли вы ко мне?

– Я поеду с отцом, как обычно, Абнер. Тем не менее спасибо за приглашение.

Абнеру стало жарко. Он мысленно выругал себя за то, что пригласил Кэтлин на танцы при Галлахере. Он почти слышал, как тот смеется над ним.

– Думаю, увидимся там, – пробормотал Аб­нер.

Поднявшись, он схватил шляпу, с силой натянул ее на голову и попрощался с Кэтлин. Рэйф ухмыльнулся, когда тот вышел.

– Похоже, Абнер к вам неравнодушен.

Кэтлин пожала плечами. Абнер действи­тельно был к ней «неравнодушен», но она от этого в восторге не была. И в любом случае это не касалось Рэйфа Галлахера.

– А эти танцы – большое событие?

– Да, – ответила Кэтлин, вертя в руках сал­фетку. – Каждый год четвертого июля в городе пикник, игры, соревнования, фейерверк… А потом танцы. Там собираются все.

Рэйф задумчиво кивнул. Он не был на подоб­ном празднике больше шести лет. Во всяком случае, на таких танцах, какие имела в виду Кэтлин. Индейцы танцевали часто. У них были танцы дождя, войны, скальпирования, друж­бы и танцы, в которых участвовали только женщины. Но у них не было танцев, в кото­рых мужчина мог бы держать в объятиях жен­щину и прижимать ее к себе, не было медлен­ных вальсов, когда он мог сказать женщине, что ее глаза глубже и зеленее вод Миссури…

Он оторвал взгляд от ее лица.

– Звучит неплохо.

– Да.

Она усилием воли уняла свои руки, не по­нимая, почему его присутствие так беспокоит ее. Она всегда с легкостью общалась с Поли, Расти Джорданом, Уишфулом Поттером… По­чему же с Рэйфом Галлахером она чувствует себя так неуверенно?


Утро четвертого июля было ясным и теплым. Кэтлин проснулась с улыбкой на губах, с нетер­пением ожидая праздника. До города почти два часа пути, и у нее редко появлялась такая воз­можность. Отец не разрешал уезжать одной далеко от ранчо, и поэтому Кэтлин приходилось ждать, пока отец или Лютер отправятся за при­пасами, а это случалось не чаще двух раз в ме­сяц. Она медленно оделась, выбрав ярко-голу­бое ситцевое платье, которое подчеркивало цвет ее волос, глаза и фигуру. Это было любимое платье, предназначенное только для особых слу­чаев. Минут двадцать она придирчиво пробова­ла разные прически и, наконец, распустила во­лосы, убрав локоны с лица широкой голубой лентой. Потом наступила очередь туфель. Ки­нув последний взгляд в зеркало, она схватила белый капор, украшенный красными, белыми и голубыми лентами, и вышла из комнаты. Отец уже сидел за столом. Он выглядел замечатель­но в белой накрахмаленной рубашке, черном кожаном жилете и черных брюках.

– А где все? – спросила Кэтлин, садясь на­против отца. Она сказала «все», но имела в виду Рэйфа.

– Они уже уехали, – ответил Бренден. – От­правились около получаса назад.

Кэтлин кивнула, потянулась к блюду с яични­цей и беконом, стоящему посреди стола. Отец не упомянул о Рэйфе, а она не могла спросить о нем.

Волнение охватило Кэтлин, когда отец по­вернул коляску вниз по главной улице города. На домах, выглядевших особенно празднично, развевались красные, белые и голубые флаги. В школьном дворе играли дети, доносились звуки пожарного оркестра.

Кэтлин с улыбкой помахала рукой своим друзьям. Через пару минут коляска остановилась у церкви. Отец, спрыгнув на землю, по­мог выйти Кэтлин.

– Увидимся в полдень, – подмигнул он.

Кэтлин подмигнула в ответ. Она знала, что отец сразу направится в салун, чтобы встре­титься со старыми друзьями и выпить пару кружек пива.

Приподняв подол, Кэтлин направилась в сто­рону компании молодых людей, которые собра­лись вокруг длинного стола с печеньем, пирога­ми, тортами и пуншем. Ее лучшая подруга, Кристина Баррет, окликнула ее, замахав рукой. Девушки обнялись, словно не видели друг дру­га несколько лет, и следующие полчаса прове­ли, обмениваясь последними новостями.

Несколько раз Кэтлин уже готова была рас­сказать Кристине о Рэйфе, но в последний мо­мент сдерживалась, понимая, что Кристину шокирует это известие: ее лучшая подруга до безумия влюблена в какого-то полукровку!

Утро для Кэтлин прошло в приятном возоб­новлении знакомств. Некоторые молодые люди из города подходили к ней на несколько ми­нут, обещая встретиться на танцах.

Она пообедала с отцом и Кристиной, а ос­тавшуюся часть дня провела, наблюдая за иг­рами и соревнованиями. Она от души посмея­лась во время скоростного поедания пирогов и гонки на трех ногах. Мальчишки постарше ловили намазанного жиром поросенка, а по­том пытались взобраться по скользкому шесту за пятидолларовой монетой.

Наступил вечер, и после ужина начались танцы. Кэтлин увидела на площадке несколько ковбоев с ранчо. Джон Тернер принарядился, и от него сильно пахло одеколоном и виски. Джон считал себя настоящим кавалером и всегда тан­цевал со всеми незамужними особами женского пола, будь им хоть девять, хоть девяносто. Кэт­лин не была исключением. Она весело смеялась, когда Джон кружил ее в танце.

Возле двери она увидела Марти Дэвиса. Его большая техасская шляпа была откинута на­зад, руки – в задних карманах. Он слишком застенчив, чтобы танцевать, но ему нравилась музыка.

Мимо провальсировал Скотт со своей не­вестой, Наоми Уэллс. Они были прекрасной парой, и Кэтлин с нетерпением ждала дня, когда они поженятся и Наоми переедет на ранчо. Она увидела, как мимо скользит отец, с широкой улыбкой глядя на женщину в его объятиях. Да, Белинда Крокер была хороша со своими темно-каштановыми волосами и искристыми карими глазами. Кэтлин знала, что отец каждый раз, бывая в городе, прихо­дил навестить Белинду. Еще она знала, что Белинда надеялась, что он попросит ее руки. Но этого никогда не случится. Отец любил один раз и больше никогда не полюбит.

Кэтлин танцевала и с Расти, и с Уэбом, ко­торый, несмотря на свои шестьдесят два года, двигался чрезвычайно проворно. Она танцева­ла с отцом, с Хэлом Тайлером и даже с Поли, который вообще редко танцевал. Лютер не тан­цевал, и Уишфул Поттер тоже. Они оба стояли у стоики, держа в одной руке стакан пива, а в другой – толстую черную сигару.

Кэтлин увидела Кристину и помахала ей. Кристина танцевала с Риатой Джонсом, одним из новых работников на ранчо, и, похоже, они неплохо проводили время, кружась по площад­ке, хохоча и все ускоряя темп. Кристина улыба­лась партнеру, и было видно, что она считает его привлекательным. Может, Кристина, наконец, нашла того, кого искала, подумала Кэтлин. Хотя вряд ли отец Кристины сочтет, что наемный ра­ботник достоин его дочери. Торнтон Баррет вла­дел городским банком. Они жили в самом боль­шом доме в городе, давали самые роскошные приемы и покупали все самое лучшее.

В толпе Кэтлин потеряла подругу из виду, а потом и вовсе забыла о ней, когда несколько молодых людей, с которыми она виделась днем, подошли к ней, чтобы пригласить на танец. Каждому партнеру Кэтлин полностью посвя­щала свое внимание: смеялась их шуткам, улы­балась в ответ на комплименты… Неужели кто-то из них станет когда-нибудь ее мужем? Похоже, что нет. Они все очень милы и вежли­вы, большинство – достаточно красивы, у всех была постоянная работа в городе. Но никто из них не мог заставить ее сердце так биться, а кровь так кипеть, как это удавалось Рэйфу.

Рэйф… Словно по волшебству, он появился рядом, чтобы пригласить ее на танец. Кэтлин пошла за ним, зачарованная его близостью и тем, как он выглядит. Очевидно, днем он ходил по магазинам. Оленьи кожи исчезли, а вместо них появились черная шелковая рубашка, уз­кие черные брюки и черные туфли. Его волосы, хотя и остались по-прежнему длинными, были аккуратно подстрижены. Он не повязал галс­тук, верхняя пуговица была расстегнута и от­крывала узкую полоску загорелой кожи.

Кэтлин пыталась придумать, что бы такое сказать, но в голову приходило только то, как убийственно красиво выглядел Рэйф. Черная рубашка прекрасно подчеркивала его темные волосы, черные глаза и смуглую кожу. Обняв за талию, он легко вел ее по залу, снова удив­ляя ее: танцевал он божественно, шаги были легкими, движения плавными.

Зубы Рэйфа блеснули в улыбке. Мысли Кэт­лин были прозрачнее стекла, но ему странно льстило это очевидное одобрение того, как он изменил свою внешность. То, что женщины находили его привлекательным, он понял уже давно, в Новом Орлеане, хотя относился к это­му довольно безразлично. Тем не менее то, что ты высок, темноволос и красив, давало опре­деленные преимущества – даже если черные волосы и смуглая кожа говорили об индейском происхождении, – и главное из них заключа­лось в том, что он всегда сам выбирал себе женщин.

Конечно, цвет кожи и волос делал его не­приемлемым для так называемых приличных городских дам. Они избегали его на улицах, подбирая юбки, словно дотронуться до него значило навлечь на себя позор. Но он видел их тайные взгляды, скрытое восхищение на их лицах, когда они думали, что никто на них не смотрит, и знал, что нравится им отчасти бла­годаря своей внешности, а главное потому, что это было запрещено.

Иногда он видел нечто похожее в глазах Кэтлин, когда та смотрела на него. Он загорал­ся от скрытого гнева, когда ловил взгляды дру­гих женщин, в которых страсть смешивалась с отвращением. Но Кэтлин была совсем другой. Не важно, что чувствовала она глубоко внутри себя, не важно, было это ненавистью или от­вращением, ни одного намека на это ни разу не появилось на ее лице, не послышалось в ее голосе. И он, по меньшей мере, благодарен ей за это.

Кэтлин все еще раздумывала, что бы этакое веселое или умное сказать, когда музыка за­кончилась. Последовала короткая пауза, а за­тем музыканты заиграли медленный вальс.

– Можно? – спросил Рэйф и, не дожидаясь ответа, снова заключил ее в объятия.

Они танцевали легко, словно делали это вместе всю жизнь. Он держал ее чуть-чуть бли­же, чем положено, наслаждаясь блаженством, которым лучились ее глаза, когда они кружи­лись по залу, тем, как свет люстр превращал ее волосы в расплавленное золото. Она была словно перышко в его руках, легко следуя за ним, за каждым его движением, слегка отки­нув голову, чтобы видеть его лицо. На ее губах играла улыбка, и принадлежала она только ему. Рэйф чувствовал слабый аромат полевых цветов, исходящий от ее волос, чувствовал, как ее близость разжигает в нем желание. Кэтлин пожалела, что вальс не может длиться вечно, музыка тут же стихла, и рядом с ней появился Абнер с приглашением на следующий танец.

– Он занят, – быстро сказал Рэйф, бросив взгляд на Кэтлин: не возражает ли она. Она не возражала.

– Тогда следующий? – настаивал Уайли, иг­норируя партнера Кэтлин.

– Они все заняты, – произнес Рэйф с вызо­вом в темных глазах.

Кэтлин подняла взгляд на Рэйфа. «Ну и наглец же он!» – подумала она с негодовани­ем. И, тем не менее, это льстило ей, и вообще, она была рада, что не придется танцевать с Уайли.

Лицо Уайли побагровело. Он повернулся на каблуках и направился к стойке. Там он стоял со стаканом в руке, не сводя взгляда с Кэтлин и Рэйфа.

Рэйф сдержал слово. Он не отходил от Кэт­лин весь оставшийся вечер, приглашая ее на каждый танец. Кэтлин то и дело слышала об­рывки сплетен о том, что этот высокий темно­волосый парень захватил все ее танцы. Она видела, как другие мужчины смотрят на Рэй­фа со смущением и неодобрением в глазах, и принялась изучать его сквозь опущенные рес­ницы, пытаясь увидеть его таким, каким ви­дели его другие мужчины. В первую очередь, конечно, он невероятно привлекателен. Но, кроме этого, она разглядела твердость в его лице, жестокость и силу за его внешне спокойным выражением. Ей не приходило в голову, что ни один разумный человек не захочет стать врагом Рэйфа Галлахера.

Однажды она встретилась взглядом с Крис­тиной и увидела, как та вопросительно подня­ла бровь. Кэтлин улыбнулась и пожала плеча­ми. Позже она заметила, как задумчиво смотрит на нее отец. Завтра по городу пойдут слухи, думала Кэтлин. То, что она провела весь вечер в компании одного мужчины, без сомне­ния, будет главным предметом разговора за каждым завтраком.

Во время перерыва Кэтлин и Рэйф стояли у дверей, ожидая, когда снова заиграет му­зыка.

– Может, выйдем наружу? – внезапно пред­ложил Рэйф низким, таинственным голосом.

Его взгляд остановился на ее губах, и Кэт­лин почувствовала, как во рту пересохло. «Он хочет поцеловать меня, – подумала она, оше­ломленная самой этой мыслью. – Что же мне делать?»

Она чувствовала, как жар поднимается по позвоночнику и заливает щеки, и была рада, что Рэйф стоит перед ней, и никто больше не видит ее лица. Она хотела выйти с ним, хоте­ла оказаться в его объятиях, узнать раз и на­всегда, как это – чувствовать его губы на сво­их. Она очень хотела этого, и он это знал. Она угадывала это знание в его веселых глазах, в легкой улыбке на губах. Он ждал ее ответа, уверенный, что она скажет «да». Его самоуве­ренность разозлила ее.

– Нет, спасибо, – холодно ответила она. – Я предпочла бы остаться здесь.

– Неправда.

Тихо произнесенное слово будто повисло между ними. Кэтлин подняла подбородок и поджала губы, раздосадованная тем, что он так легко читает ее мысли.

– Простите, – вежливо сказала она. – Я, пожалуй, пойду к отцу и мисс Крокер.

– А я думаю, что ты останешься здесь. Она собиралась возразить, когда заиграла музыка. На этот раз он не стал себя утруждать и просить у нее разрешения, а просто схватил ее и увлек на середину зала.

Он просто невозможен, тряхнула головой Кэтлин. Впрочем, едва ли она хотела быть где-нибудь еще, а не в объятиях Рэйфа. Ей нрави­лось, как его руки обнимают ее, как мастер­ски он танцует польку, как он улыбается ей, а в глазах таятся невысказанные обещания. Его близость заставляла сильнее биться сердце. У нее захватывало дыхание, словно она вот-вот сделает чудесное открытие. Теперь она жале­ла, что отказалась выйти с ним из зала. По­думав так, она поймала веселый взгляд Рэйфа. «Я знаю, о чем ты думаешь, – казалось, гово­рили его глаза. – Еще не поздно прогуляться в свете луны».

Она обрадовалась, когда полька закончилась и музыканты заиграли вирджинский рил.

Скоро объявили последний танец. Рэйф вел Кэтлин в вальсе, и она, скользя по залу, знала, как они выглядят со стороны: Рэйф, высокий, темный, красивый; она, светлая, тоненькая, лучистая… Они танцевали так, словно делали это вместе много лет, а не всего один вечер.

Это было самое лучшее Четвертое Июля в ее жизни, и, конечно же, самые лучшие тан­цы, хотя ее партнер и не сказал за весь вечер и двух десятков слов.

Она уже собиралась спросить Галлахера, где он научился так хорошо вальсировать, когда почувствовала, как его рука напряглась на ее талии. Он резко остановился, и Кэтлин увиде­ла Абнера Уайли, направляющегося к ним с угрюмым выражением лица. Он явно выпил, и выпил много. Его глаза покраснели, шаги были неуверенными.

– Ничего, если я вмешаюсь? – спросил он заплетающимся языком.

– Она со мной, – отрывисто произнес Рэйф.

– Что случилось, мисс Кэтлин? – нагло про­изнес Уайли. – Я уже недостаточно хорош, что­бы танцевать со мной? Или вы полюбили крас­нокожих с тех пор, как этот полукровка стал работать на вашего отца?

Пары, танцевавшие рядом, были изумлены выходкой Уайли. Мужчины, предчувствуя не­приятности, быстро увели своих партнерш с середины зала.

Щеки Кэтлин покраснели от растеряннос­ти. Она взглянула на Рэйфа, чтобы увидеть, как подействовали на него слова Абнера, и поняла, что Абнеру никогда еще не угрожала столь большая опасность. Лицо Рэйфа потем­нело от плохо скрываемого гнева, глаза сузились в злые щелочки. Его рука по-прежнему обнимала ее за талию, но она была тверда, как закаленная сталь.

Зал затих, музыка прекратилась. Кэтлин, Рэйф и Абнер остались одни посреди зала – мрачная картина посреди ярких лент и воз­душных шаров, украшавших зал.

– Ты сейчас же извинишься перед мисс Кармайкл, – сказал Рэйф, отрубая слова, – или выйдешь со мной наружу.

– Извиняться? За что? – фыркнул Абнер. – Я только задал простой вопрос. – Его взгляд обратился к Кэтлин. – Я хотел только один танец, – заскулил он. – В прошлом году вы были не против.

– Тогда вы не были пьяны, – ответила Кэт­лин, не забывая о людях, столпившихся вокруг.

– Я не был пьян и сегодня, когда пригла­шал вас, – произнес Уайли, покачиваясь.

Кэтлин взглянула на Рэйфа, потом снова на Абнера.

– Я не держу зла на вас, мисс Кэтлин, я просто хочу знать, почему вы позволяете это­му полукровке решать за вас.

– Я танцую с мистером Галлахером потому, что так хочу, – отрезала Кэтлин. Теперь она была зла, очень зла на Абнера за то, что он устроил эту сцену. Она сжала кулаки: если бы она отважилась дать ему пощечину! Измучен­но вздохнув, она увидела за спиной Абнера направлявшегося к ним Брендена. Этого ей только не хватало, с раздражением подумала она.

Но Бренден резко остановился, не дойдя нескольких шагов до нее, повернулся на каб­луках и вернулся на место. Похоже, Рэйф Галлахер не нуждается в помощи, и, судя по Кэт­лин, она тоже.

– Я жду извинений, – отрывисто бросил Рэйф.

– Простите, если обидел вас, мисс Кэтлин, – с иронией сказал Абнер, – но если вы предпо­читаете танцевать с этим полукровкой, а не с порядочными людьми, вы, по-моему, не та леди, какой я вас считал.

Челюсти Рэйфа сжались. Его правая рука исчезла с талии Кэтлин, и прежде чем кто-либо в зале понял, что происходит, он ударил кула­ком в ухмыляющееся лицо Уайли, и тот пова­лился на пол без сознания.

Потом, словно ничего не произошло, он взял Кэтлин за руку и увел ее. Когда они подошли к ее отцу, Рэйф поднес руку Кэтлин к губам и поцеловал.

– Благодарю вас за прекрасный вечер, – по­том его взгляд остановился на Брендене:

– Я все еще работаю на вас? Бренден усмехнулся:

– Если хочешь.

Рэйф кивнул и, не оглядываясь, вышел из зала.

ГЛАВА 8

Абнер уволился на следующее утро, и Брен­ден принял это без особых возражений, сказав только, что Абнер может остаться. Но тот отка­зался. Его унизили перед Кэтлин и половиной города прошлым вечером, и большой синяк на челюсти постоянно напоминал ему об этом.

Бренден проводил Абнера взглядом. Воз­можно, ему следовало уволить Галлахера и ос­тавить на работе Уайли. В конце концов, Аб­нер был частью ранчо уже несколько лет. Но у Рэйфа Галлахера – вороная кобыла, и пока Галлахер поблизости, всегда имеется вероят­ность, что он передумает и продаст ее.

Кэтлин была рада, что Абнер уходит. Уай­ли никогда не скрывал своего желания, горев­шего глубоко в его бледно-голубых глазах. Она знала, что отец одобрил бы этот брак, но серд­це ее не могло смириться с подобной участью. Мысль о его прикосновении вызывала отвра­щение, мысль о том, чтобы стать его женой, просто невыносима.

Бренден смерил Галлахера задумчивым взглядом, когда утром они сели завтракать.

– Ты когда-нибудь занимался скотом?

Рэйф покачал головой.

– Не так, чтобы очень.

– Научишься, – отрезал Бренден. – Уайли был первоклассным работником. Тебе придет­ся занять его место, если парням понадобится помощь.

Рэйф кивнул:

– Вы – хозяин.

– Жаль, что не все здесь помнят об этом, – пробормотал Бренден.

Кивнув Кэтлин, он снял шляпу со спинки стула и вышел из дома.

Кэтлин встала, тоже собираясь выйти, но Рэйф взял ее за руку:

– Мы можем поговорить?

– О чем?

– О прошлом вечере. Я хочу извиниться за то, что произошло.

– Разве вы должны извиняться, что всего лишь испортили мне вечер и устроили сцену перед всеми моими знакомыми?

Губы Рэйфа сжались, когда он услышал сар­казм в ее голосе. Кэтлин почувствовала укол совести. Рэйф не был виноват. Но прежде, чем она собралась объяснить, почему так наброси­лась на Рэйфа, тот встал, и глаза его посурове­ли.

– Если ты хотела танцевать с Уайли, могла бы сказать об этом. Я думал, что оказываю тебе любезность.

– Так ты поэтому танцевал со мной весь ве­чер? Чтобы оказать мне любезность?

Рэйф фыркнул, словно вопрос не заслужи­вал ответа.

– Ты мог бы дать мне возможность потанце­вать и с кем-нибудь другим.

Уже произнося эти слова, Кэтлин поняла, что возмущается несправедливо. Ей нравилось танцевать с Рэйфом. Как только он обнял ее, все остальные мужчины в зале перестали для нее существовать.

– А с кем бы ты хотела потанцевать? – спро­сил Рэйф с легкой насмешкой в голосе. – С Уэбом, с Уишфулом? Или с тем застенчивым техасцем, как его там?

– Марти Дэвис. – Ей вдруг стало не хватать воздуха, непонятно почему. Рэйф по-прежне­му держал ее за руку, и она отступила. Он от­пустил ее, она осторожно сделала шаг назад. Почему он так смотрит на нее своими темны­ми глазами, словно забавляясь? Она снова от­ступила на шаг, и еще на шаг… Слишком позд­но она поняла, что он загнал ее в угол.

Оказавшись в ловушке, Кэтлин вытянулась во весь рост. Сердце ее билось, словно она толь­ко что пробежала полторы сотни миль в гору. Его лицо заполнило все вокруг. Она вздрогну­ла, когда он притянул ее к себе, его рука дерз­ко соскользнула вниз.

А потом он поцеловал ее… Это был глубо­кий чувственными поцелуй, который в один миг лишил ее способности мыслить разумно. Она почувствовала своим телом его тело, стройное, мускулистое и возбужденное. Его желание было очевидным. У нее по спине забегали му­рашки, а кровь – откликнулась песней, неве­домой ей ранее.

Она попыталась глотнуть воздуха и раскры­ла губы, и его язык скользнул в ее рот. Мгно­венно горячая волна наполнила ее, словно солн­це взорвалось внутри.

Она почувствовала себя покинутой, когда их губы разомкнулись, – покинутой и смущенной. И бесстыдно жаждущей продолжения.

Она медленно открывала глаза.

Он широко улыбался ей с довольным видом.

– Мне хотелось этого с прошлого вечера, – признался он.

– Неужели?

Он нахмурился: тон ее был ледяным, от глаз веяло холодом.

– Что такое? Тебе что, не понравилось?

– Конечно же, нет! – солгала она, надеясь ухватиться за чувство достоинства.

– Как же! Ты неделями мечтала о том, как это будет!

– Неправда! – воскликнула она, в ужасе от того, как легко его взгляд пронизал завесу ее напускного безразличия.

– Ну, а я – да, – парировал он.

Он все еще прижимал ее к себе, и ей очень захотелось спросить, понравилось ли ему це­ловать ее так, как это понравилось ей. От его близости и насмешливого взгляда ей стало не­ловко. Сердце снова бешено забилось, когда он перевел взгляд на ее губы. Сама того не осоз­навая, она чуточку придвинулась к нему, при­подняв голову, чтобы ему было легче.

Рэйф улыбнулся. Легко поцеловав в лоб, он отпустил ее и быстро вышел из комнаты.

Вошла Консуэло, но Кэтлин почти не заме­чала ее присутствия, да и всего остального во­круг – так поразил ее поцелуй Рэйфа и ее собственная реакция на него.

Она направилась в свою комнату и подошла к окну. Взгляд ее сам по себе нашел Рэйфа, который объезжал одну из лошадей. Она долго простояла у окна, не замечая, как идет время, и смотрела, как он седлает лошадь и легко вска­кивает в седло. Почувствовав человека, лошадь сразу попыталась сбросить его, но Рэйф сидел, как приклеенный. Длинные черные волосы били по его лицу, а ноги, обтянутые джинса­ми, сжимали бока лошади. Кэтлин смотрела на Рэйфа, не в силах отвести глаз. Голубая хлопчатобумажная рубашка подчеркивала мощные мышцы на его спине и руках. Между лопатками струйки пота прочертили темную дорожку.

Это была великолепная схватка, схватка дикого мустанга и человека. Лошадь станови­лась на дыбы и брыкалась, как только могла, но, в конце концов, остановилась посреди кораля со взмыленными боками, повесив голову.

Кэтлин улыбнулась, когда Рэйф нагнулся и похлопал усталое животное по шее, успокаи­вая после отчаянной борьбы. Соскочив на зем­лю, он вывел лошадь из кораля. Потом снял седло и начал водить кобылу вперед и назад перед коралем, чтобы она остыла. Затем быст­рыми, ловкими, точными движениями он стал чистить лошадь скребницей, пока бока ее не заблестели, словно полированная бронза.

«Да, он умеет обращаться с лошадьми», – подумала Кэтлин.

«И с женщинами…»


Следующие несколько дней Кэтлин каза­лось, что куда бы она ни пошла, там оказыва­ется и Рэйф. Конечно, он приходил на завт­рак, обед и ужин, но он появлялся и в других местах. Если она шла прогуляться вдоль реки – там был Рэйф. Если она направлялась в сарай, чтобы почистить Рэда, – там был и Рэйф: чи­нил уздечку, разговаривал с Поли или чистил шкуру Черного Ветра. Если она в конце долго­го дня присаживалась на веранде, то могла быть уверена, что рано или поздно Рэйф при­соединится к ней.

Его постоянное присутствие беспокоило ее, но Рэйф был неизменно вежлив. Он ни разу не приблизился к ней, ни разу не сказал чего-либо вызывающего, и все же напряжение между ними не исчезало. Каждый раз, когда он про­ходил мимо, внутри у нее все непереносимо дрожало. Она ждала, что он снова попытается ее поцеловать, тогда она смогла бы дать ему отпор едким замечанием, но он не дал ей этой возможности. Она еще больше злилась и еще больше ждала этого.

Каждый вечер он вежливо желал ей спо­койной ночи, когда она уходила к себе, и звук его голоса, взгляд его глаз тенью следовали за ней по коридору, занимая ее мысли, пока она готовилась ко сну, вторгаясь в ее сны, так что она часто просыпалась в жару и смятении.

Однажды ранним воскресным утром Кэтлин оседлала одну из лошадей и уехала из дома, чтобы побыть одной. Лошадь медленно двига­лась все дальше и дальше, день был ясным и теплым, так что скоро Кэтлин почувствовала себя совсем хорошо. Пару раз она проехала мимо нескольких коров, а однажды увидела скунса, вынюхивавшего что-то среди ягод.

Добравшись до озера в дальнем конце доли­ны, Кэтлин остановила лошадь и спешилась. Привязав животное так, чтобы оно могло по­щипать свежей летней травы, она села на бе­регу, чтобы, сняв туфли и чулки, поболтать ногами в холодной воде.

Это было чудесное место. Чистое голубова­то-зеленое озеро окружали деревья и цветущие кусты.

Вздохнув, она откинулась на траву. Листья деревьев над головой, словно зеленый кружев­ной зонт, затеняли лицо, и она закрыла глаза, отдаваясь мирной успокаивающей тишине.

Она пролежала так всего несколько минут, как вдруг вскочила, услышав всплеск. Ее ис­пугала мысль о диких индейцах, и она быстро огляделась, страшась того, что может увидеть.

Но это был всего лишь Рэйф. Он плыл по озеру, прорезая воду длинными, сильными, аккуратными взмахами рук. Он еще не видел ее, и она смотрела на него со странной смесью удовольствия и раздражения. Она уехала из дома, чтобы побыть одной, и все же теперь она не жалела, что он тут. Внутри у нее все затре­петало от его близости, и вдруг ей захотелось, чтобы он поскорее заметил ее.

Словно почувствовав ее взгляд, Рэйф повер­нул голову в ее сторону. Он заметил ее, изме­нил направление и легко поплыл к берегу, пока не остановился в нескольких метрах от нее. Он встал по пояс в воде, и взгляд Кэтлин при­тянула его грудь. Струйки воды стекали по упругой коже. Растущие на груди черные во­лосы сужались на животе в тонкую полоску и исчезали под водой.

Смущенная направлением своего взгляда и тем, что рисовало ей воображение, она подня­ла глаза и увидела, что Рэйф улыбается ей.

– Что ты тут делаешь? – резко произнесла Кэтлин, злясь на то, как сжимается ее сердце и учащается пульс, когда он рядом.

– Плаваю, – спокойно ответил он. – А ты против?

Кэтлин издала крайне неженственный звук, обозначавший отвращение.

– Конечно, нет. Какое мне дело? Просто, похоже, ты меня преследуешь.

– В самом деле? – Рэйф уперся кулаками в бока, блеснув зубами в широкой улыбке. – А я думал, ты преследуешь меня.

– Не будь смешным!

Он лишь пожал плечами, и она подумала: какая прекрасная картина – он в зеленоватой воде на фоне лазурного неба… Она даже пожа­лела, что не может запечатлеть этого на холс­те. Без сомнения, она никогда не видела ничего прекраснее. И ничего притягательнее и му­жественнее.

– Вы могли бы выйти на берег и обсушить­ся, – не очень любезным тоном пригласила Кэтлин.

– Не думаю.

– Почему бы и нет?

– Потому что на мне нет ничего, кроме воды. На лице Кэтлин сменилось пять оттенков красного, пока она усмиряла свое воображение.

– Моя одежда на том берегу, – заметил Рэйф, которого забавлял ее пораженный вид. – Если я пойду и оденусь, ты все еще будешь здесь, когда я вернусь?

– Конечно, – сказала Кэтлин. Вообще-то ей очень хотелось убежать, но она не могла по­зволить Рэйфу думать, что боится его.

Перед тем как отвернуться и нырнуть, он улыбнулся ей с таким видом, словно хотел ска­зать, что не верит ей. Она смотрела, как он пересекает озеро, восхищаясь естественностью его движений в воде, блеском света в его гус­тых темных волосах. Она быстро опустила го­лову, когда он достиг берега, но потом, не в силах справиться с собой, подняла глаза как раз в тот момент, когда он ступил на берег.

Его ноги были длинны и прямы, ягодицы – маленькие и упругие, спина – длинная и ров­ная, плечи – широкие и сильные.

Он скрылся за деревом, и ей овладело не­знакомое странное желание, и ясно вспомнил­ся его поцелуй в столовой всего несколько дней назад. Что же с ней происходит? Вскоре появился Рэйф верхом на сером мустанге. Он си­дит на лошади так же замечательно, как и плавает, подумалось ей, – словно он занимал­ся этим всю жизнь. На нем были узкие джин­сы, синяя хлопчатобумажная рубашка и чер­ная шляпа. Ей пришло в голову, что она никогда не видела ничего прекраснее Рэйфа Галлахера, гарцующего на высоко поднимаю­щей копыта лошади.

С улыбкой он остановился и соскочил на землю.

– Ага, ты все еще здесь.

– Я ведь так и сказала, не правда ли? Рэйф кивнул. Его тянуло к ней, несмотря на клятвы никогда больше не увлекаться женщи­ной. Она словно колючая груша, подумал он. Уже поспела, но кругом колючки. Вздохнув, он опустился на землю рядом с ней, а потом растя­нулся на траве, заложив руки за голову.

Кэтлин по-прежнему сидела, положив руки на коленях, в напряжении от его близости. Ни один мужчина не действовал на нее так, а тем более мужчина, о котором она знала так мало. Что же она знала о нем? Его имя, то, что он жил с индейцами, – и больше ничего.

– Кто ты, Рэйф Галлахер? – спросила она и бросила на него взгляд через плечо. – Кто ты на самом деле?

– Ты знаешь, как меня зовут, что еще тебе надо?

– Где твоя семья? Они живы?

– Мать умерла. Вскоре после того, как я родился. Отец живет с лакота. У меня есть индейская мачеха и пятилетняя сестра по име­ни Желтый Цветок.

– А ты… у тебя… у тебя есть женщина? Образ Летнего Ветра пронесся в его голове – ее волосы, чернее воронова крыла, глаза, такие темные и прекрасные, ее губы, такие нежные и лживые…

– Нет.

– Ты никогда не рассказывал мне, почему ушел от индейцев.

– Разве?

– Да, не рассказывал.

– Хорош сегодня денек, – беззаботно сказал Рэйф, меняя тему разговора.

Кэтлин нахмурилась, но по его лицу было видно, что он не собирается рассказать ей, по­чему он ушел от индейцев.

Рэйф сел, потянувшись, и Кэтлин смотре­ла, как играют мышцы на его руках и плечах. Она вспомнила эти руки, обнимавшие ее, ве­дущие ее в вальсе по залу, крепко прижимав­шие ее во время поцелуя.

– А где ты так хорошо научился танцевать? – нарушил тишину ее голос.

Рэйф усмехнулся.

– Одна мадам в борделе Нового Орлеана на­учила меня, – ответил он с надеждой, что та­кой ответ заставит ее держать свои вопросы при себе.

– Мадам?! – пискнула Кэтлин.

Рэйф кивнул.

– Ее звали Коринн, и у нее были самые ры­жие волосы, какие я только видел.

Он хихикнул.

– Ей было, наверное, лет шестьдесят, и она была мадам почти сорок лет.

– Чему еще она научила тебя? – вырвалось у Кэтлин. Она тут же прикрыла рот рукой в ужасе от того, что сказала.

Рэйф удивленно поднял бровь и склонился к Кэтлин, заглядывая в душу своими темными глазами.

– А ты действительно хочешь узнать? Кэтлин замотала головой. Вскочив на ноги, она подбежала к лошади и взлетела в седло. Схватившись за поводья, она ударила пятка­ми и понеслась домой.

Веселый смех Рэйфа преследовал ее, как кош­марный сон. Въехав на первый же холм, она увидела пожар. Горел сарай, и она различила Поли и Скотта, бегавших туда и обратно через большие двойные двери, пытаясь спасти живот­ных, оказавшихся в ловушке. Не менее двадца­ти индейцев скакало по двору к мустангам, за­пертым в коралях с восточной стороны дома. Она с досадой вспомнила, что остальные ковбои были как раз на холмах, где проверяли скот.

Несколько минут страх не давал ей сдви­нуться с места, но когда она наконец собра­лась с духом, чтобы подъехать поближе, голос Рэйфа остановил ее.

– Оставайся здесь, – кратко приказал он, доставая привязанное к седлу ружье. – Ты ни­чего не сможешь сделать.

Она собралась возразить, но он уже что есть сил скакал к дому.

Теперь индейцы открыли ворота кораля, и мустанги ринулись наружу в предвкушении свободы. Индейцы поскакали за ними. Насту­пившая тишина казалась оглушающей.

Рэйф направил лошадь к сараю, намерева­ясь помочь Поли и Скотту, как вдруг увидел Кармайкла, лежавшего у веранды. Еще не спрыгнув с лошади, он понял, что хозяин ран­чо «Сэкл Си» мертв.

Увидев, что индейцы уходят, Кэтлин сразу же поскакала к ранчо. Утрата табуна, похоже, менее страшна, чем потеря сарая, корма и ско­та. Она резко остановила лошадь у дома, так что грязь брызнула во все стороны, и спрыгну­ла на землю.

– Папа! – позвала она. – Папа, где ты? Увидев у веранды Рэйфа, она поспешила к нему.

– Рэйф, ты не видел моего…

Слова застряли у нее в горле, когда Рэйф встал и повернулся к ней лицом. Она прочита­ла все в его глазах.

– Нет, – сказала она, – нет.

– Мне очень жаль, Кэтлин.

– Нет, – она уклонилась от его рук и пробежа­ла мимо. Глаза ее расширились, когда она увиде­ла стрелу, вонзившуюся в спину отца. – Нет!!

Это было уже не рыдание, а душераздираю­щий крик…

– Кэтлин, – Рэйф положил ладонь ей на пле­чо, зная, что любые слова бесполезны.

– Не смей трогать меня! – закричала она. – Не смей больше трогать меня!

Рэйф отпрянул от ненависти, пылавшей в ее глазах.

– Индеец! – выплюнула она. – Твой народ убил моих братьев, а теперь и моего отца! Я ненавижу тебя! – Она тряхнула головой, глаза ее были полны ненависти. А потом, не выти­рая струившихся по лицу слез, она опустилась на колени рядом с отцом и положила его голо­ву к себе на колени.

– О, папа, – всхлипывала она, – папа… Рэйф смотрел на нее, крепко сжав кулаки.

Ее плечи сотрясались от рыданий, каждое из которых разрывало его сердце. Повернувшись на каблуках, он пошел к сараю, где Поли и Скотт тщетно пытались затушить огонь.

– Уже можно не тушить, – сказал Рэйф. – Бесполезно.

Он указал большим пальцем в направлении Кэтлин.

– Ты нужен ей, Поли. Я займусь тут.

– Он мертв?

– Да.

– И Лютер тоже, – пробормотал Поли. Горе исказило его черты. Лютер был ему как отец, единственный отец, которого он знал. Тяжело вздохнув, Поли пошел утешать дочь Брендена Кармайкла.


Кэтлин сидела одна в большой комнате, гля­дя из окна в темноту. Ночь была темной и хо­лодной, как и комната, где она сидела, как и боль в ее сердце. Умер ее отец. Умер Лютер. Все, кого она любила, умерли, и она осталась одна, совсем одна…

Снова потекли слезы, она не в силах была остановить их. Она часами сидела в комнате, просто глядя в окно. Сарай сгорел вместе с молочной коровой и упряжными лошадьми. Украли всех мустангов, в том числе и серую кобылу Рэйфа. К счастью, Рэда, пару ездовых коней и черную кобылу Рэйфа удалось спасти.

Кэтлин глухо рассмеялась. Что же это за счастье, если спасают лошадей, а люди гибнут? Она была готова убить всех оставшихся лоша­дей, чтобы вернуть отца и Лютера.

Скотт, Поли и Расти уже завернули их тела в одеяла и увезли. Завтра нужно съездить в город и договориться о похоронах.

Слезы жгли ее глаза, и она прижалась лбом к холодному оконному стеклу.

– О, папа, – вздохнула она.

Вернувшись вечером на ранчо, ковбои были потрясены этим несчастьем. Они выражали соболезнования, но слова застревали у них в горле. Каждый думал, что Хикс и Кармайкл могли остаться живы, если б поблизости ока­залось больше ковбоев.

Чувствуя ответственность на своих плечах, Кэтлин убедила их, что никто не виноват. Они были далеко и делали свою работу. Вина лежа­ла на дикарях-язычниках, которые убили отца и Лютера, убили зверски и хладнокровно. Ин­дейцы! Она ненавидела их всех. Она отослала Рэйфа Галлахера, но сейчас уже не была уверена, что поступила правильно. Он оказался полезен для ранчо, нравился отцу и пользовал­ся его доверием. Но она не могла спокойно смотреть на него. Он все-таки – индеец, и пос­тоянно напоминал ей о смерти отца и братьев.

Кэтлин закрыла глаза, и воспоминания о том, как убили братьев, нахлынули с новой силой. Она хорошо помнила тот день! Индейцы появи­лись на рассвете. Они прискакали с востока с ярко-красным солнцем за спинами и пронзи­тельными воплями в глотках. Они напали быст­ро и хищно, угнали лошадей, скот и шестерых убили. Арло был первым, а Морган защищался ненамного дольше. Она вспомнила, какое горе нависло над караваном, когда вырыли шесть могил и шесть завернутых в одеяла тел опусти­ли в землю… Прочитав короткую молитву, от­ряд двинулся дальше, боясь, что индейцы мо­гут вернуться, но оставшаяся часть путешествия прошла спокойно. Вообще, караван направлял­ся в Орегон, но отцу пришлась по душе эта до­лина, и они поселились здесь. Некоторое время все шло хорошо, индейцы больше не появля­лись. А сейчас ее отец мертв…

Чувствуя страшную усталость, Кэтлин на­бросила на плечи одеяло и отправилась в пос­тель. Долгие часы лежала она без сна, думая о том, как жить дальше. Она не может управ­лять ранчо сама. Она не может продать его. Отец любил это место, и она обязана справить­ся. Отец никогда не отступал перед трудностя­ми, не отступит и она.

Завтра она назначит Поли старшим ковбоем и прикажет заново отстроить сарай. Скотту нужно взять помощников и перегнать скот бли­же к дому. И необходимо найти способ вер­нуть ссуду банку…

И еще: завтра она поедет в город и догово­рится о похоронах.


Погребальная контора Рэйтмана оказалась небольшим зданием на окраине города.

Кэтлин теребила складки своего черного платья и старалась не думать о том, что лежит за выцветшей голубой занавеской. Гомер Рэйтман, высокий, угрюмый человек с пепельны­ми волосами и водянистыми голубыми глаза­ми, вошел несколько минут спустя. Когда он предложил присесть, Кэтлин вздрогнула. Все кругом казалось нереальным, но она сумела выбрать гробы для отца и Лютера. Все проис­ходило, словно во сне.

Из конторы она направилась к преподобно­му Тобиасу Уилсону, чтобы договориться о по­хоронных службах. Священник оказался добрым, сочувствующим человеком, но она ис­пытала облегчение, когда все было, наконец, оговорено и ей можно было выйти на воздух из маленькой белой церкви. Кэтлин понимала, что и мистер Рэйтман, и отец Уилсон искренне со­чувствовали ей, но ласковые слова и успокаи­вающие пожатия рук почти невыносимы, и она постоянно боролась с желанием расплакаться, проклясть судьбу. Казалось, что все это лишь дурной сон, кошмар, который кончится, как только она проснется.

Она опустила голову, чтобы скрыть высту­пившие слезы, и пошла вниз по дощатому тро­туару. Не успев сделать нескольких шагов, Кэтлин с кем-то столкнулась и стала извинять­ся, но услышала вдруг знакомый голос:

– Ба, кого я вижу! Уж не мисс Кармайкл ли это? – с подчеркнутой медлительностью про­изнес Абнер Уайли, не дав ей договорить. – Что привело вас в город в этот прекрасный день?

У Кэтлин не было ни малейшего желания обмениваться с ним шутками.

– Дела, – отрезала она. – Рада была вас ви­деть.

– Постойте-ка, – Абнер взял ее за руку. – Я слышал о вашем старике. Мне очень жаль.

– Спасибо, – она выразительно посмотрела на его руку, но он не отпустил ее.

– Что ты теперь думаешь делать? – настой­чиво спросил Уайли.

– Насчет чего?

– Насчет ранчо. Старика и Лютера нет. Кто будет управлять им?

– Поли.

– Поли? – он рассмеялся. – Поли хорош для животных, но люди – не стадо. Они же ему на голову сядут.

– Я думаю, у него получится. И я буду ему помогать.

– Ты? Ни один уважающий себя ковбой не станет работать на женщину.

– В Западном Техасе есть несколько ранчо, которыми управляют женщины, и неплохо управляют.

– Это верно, но эти женщины не молоды и не красивы. Они выросли на ранчо, вышли замуж за ковбоев и продолжили дело мужей, которые умерли. Это не городские девушки, которые приехали на запад оттого, что у их отцов зачесались пятки.

Кэтлин выдернула руку.

– До свидания, мистер Уайли.

– Черт возьми, девочка, послушай меня.

Кэтлин остановилась. Ей не хотелось слу­шать Абнера, но, похоже, придется, ведь все, что он пока говорил, было чистой правдой.

Абнер снял шляпу и провел рукой по воло­сам.

– Тебе понадобится мужчина, чтобы управ­лять ранчо, и я предлагаю себя.

– У меня есть старший, – напомнила Кэт­лин.

– Я не говорю, что хочу быть старшим, – сказал он. – Я говорю о том, что хочу стать твоим мужем.

– Мужем?! – воскликнула Кэтлин.

– Да, мэм. Я буду тебе хорошим мужем, Кэтлин, – пообещал он. – И я буду следить за тем, чтобы ранчо процветало.

Кэтлин пристально смотрела на него, пора­женная этим предложением. Сначала ей хоте­лось рассмеяться, а после – расплакаться. Но она не сделала ни того, ни другого.

– Спасибо, Абнер, я не знаю, что и сказать.

– Просто скажи «да». Ты знаешь, что я всег­да был неравнодушен к тебе.

Кэтлин кивнула. Неожиданный блеск же­лания в бледно-голубых глазах Уайли внушил ей отвращение.

– Это все так неожиданно, – проговорила она с трудом. – Я и вправду не могу пока ду­мать об этом. Похороны назначены на завтра. А мне нужно еще многое сделать…

Абнер кивнул, уверенный в том, что она примет его предложение, обдумав все хоро­шенько. Черт возьми, разве у нее есть выбор?

Кэтлин протянула руку.

– До свидания, Абнер.

– Подумай о том, что я сказал. Это един­ственный выход.

Кэтлин кивнула и зашагала прочь. Он прав, мрачно думала она. Ей придется выйти замуж, и поскорее. Но не за Абнера. Только не за Абнера!


На похороны Брендена пришло много лю­дей: соседи любили его. Он был щедр с друзья­ми, всегда готов был поделиться с ними всем необходимым, будь то деньги, совет или корм для скота, чтобы пережить суровую зиму. Он хорошо относился к наемным рабочим, но сей­час, глядя на ковбоев «Сэкл Си», Кэтлин гада­ла, надолго ли они останутся. Она была увере­на в Скотте, Нейте и Расти, которые работали на ранчо с самого начала. Она знала, что останутся Поли и Уэб. А остальные? Хэл Таил ер, Уишфул Поттер, Джонс Тернер… Риата Джонс и Марти Дэвис устроились на работу только в начале этого года. Будут они чувствовать себя обязанными ранчо, или Абнер окажется прав? Неужели они предпочтут уйти, чем работать на женщину?

Кэтлин отогнала от себя эти мысли, когда начал говорить священник. Он рассказал о доб­родетелях Брендена Кармайкла, обходя вни­манием недостатки, и суля его душе вечное блаженство.

Когда служба кончилась, Кэтлин пришлось принимать соболезнования. Она еле сдержала слезы при виде Белинды Крокер.

– Нам будет не хватать его, – прошептала Белинда, обнимая Кэтлин.

Кэтлин кивнула, не в силах поблагодарить Белинду из-за комка, стоявшего в горле, когда та ласково погладила ее по спине и сказала:

– Знаю, что сейчас в это трудно поверить, но впереди всех нас ждут лучшие времена.

Кэтлин опять кивнула, Белинда пошла даль­ше. Знакомые и незнакомые люди подходили к ней, пожимали ей руку, говорили сочувствен­ные слова…

Абнер подошел самым последним. Он был одет в темно-коричневый костюм и галстук в полоску. Его гладко зачесанные волосы и на­чищенные туфли навели Кэтлин на мысль, что он специально отстал от других, чтобы остать­ся с ней наедине.

– Мне жаль, что так получилось, Кэтлин, – искренне сказал он. – Твой отец был хорошим человеком. Я знаю, что тебе будет не хватать его.

– Да, спасибо, Абнер.

– Я понимаю, что сейчас не время говорить об этом, но все-таки мне интересно, обдумала ли ты мое предложение?

– Абнер, пожалуйста, поговорим об этом позже.

– Конечно, конечно, я понимаю, – он взял ее руку в свою и сжал. – Если тебе что-нибудь по­надобится, я живу в гостинице Мэйбела.

– Спасибо, Абнер, – ответила она, думая о том, чтобы он скорее ушел.

– Ну, счастливо, – сказал он и, надев шля­пу, пошел вниз по холму, оставив ее, наконец, одну.

Кэтлин еще долго оставалась у могилы, про­щаясь с отцом. Она мысленно простилась и с Лютером. На его похоронах не было службы. В его вещах нашли пожелание насчет этого. Он хотел быть похороненным тихо, чтобы во­круг не было никого, кроме священника, кото­рый благословит могилу и помолится за упо­кой его души.

Кэтлин смахнула слезу со щеки и положи­ла на отцовскую могилу примулу.

– Спи с миром, папа, – прошептала она. – Наверное, ты теперь с мамой. И с Морганом и Арло. Я никогда не забуду тебя.

Ничего не видя из-за слез, она отвернулась от могилы и вдруг резко остановилась. К ней направлялся Рэйф.

Она узнала его походку и фигуру, еще не видя лица. Несмотря на то, что она поклялась ненавидеть его всю жизнь, впервые за эти три дня на сердце у нее чуть полегчало. Рэйф по­дошел и кивнул.

– Мне очень жаль, Кэтлин, – тихо сказал он. – Я могу как-то помочь?

Она прогнала его тогда с жестокими гнев­ными словами и клятвой ненавидеть всю жизнь, и вот он стоит перед ней, сняв шляпу, и предлагает свою помощь. Она подняла взгляд, увидела его бронзовую кожу, широкие плечи, сильные руки, и вдруг ей захотелось положить голову ему на грудь и выплакать все свои го­рести и страхи. Она чувствовала, что он пой­мет, что он сможет все исправить, но не могла сдвинуться с места. Слово «индеец» глухо сту­чало в ее висках.

Кэтлин медленно покачала головой.

– Я справлюсь сама, спасибо.

Его челюсти сжались, и она пожалела, что ответила так резко. Он был добр к ней, а она отблагодарила его грубостью.

– Ну, тогда я пошел, – внешне безразлично произнес Рэйф. – Просто я хотел удостоверить­ся, что у тебя все в порядке.

– У меня все хорошо, – заверила его Кэт­лин.

Но это было не так. Она чувствовала себя растерянной и одинокой.

Рэйф кивнул. Она стояла перед ним такая маленькая, такая беззащитная… Черное платье подчеркивало тонкую талию, высокую грудь, бледное милое лицо и тени под глазами. Когда-то он поклялся не связываться больше с женщинами, но теперь ему хотелось обнять Кэтлин, утешить ее, прикрыть собою от всего мира, чтобы никто не мог больше обидеть ее.

Но он предложил свою руку, а она отвергла его. Он не мог винить ее: старая ненависть и старые обиды залечиваются с трудом. Она ви­дела в нем только индейца, и он знал, что она никогда не забудет, как погибли ее отец и братья. Я не могу винить ее, подумал он, но от этого не становилось легче.

Он кивнул на прощание и пошел в сторону города.

Она отказала ему, вот и все. Сейчас он добе­рется до конюшни, оседлает вороную кобылу и уедет отсюда прочь.

И, вполне возможно, отправится в Калифор­нию…

ГЛАВА 9

Кэтлин сидела на кухне и угрюмо смотрела в пустую кофейную чашку. Последние две не­дели были худшими в ее жизни. Она и не пред­ставляла, сколько труда требовалось, чтобы управлять ранчо. Отец и Лютер делали все так быстро и умело, что она не замечала тяжелого труда, стоящего за кажущейся легкостью их решений. Поли старался изо всех сил, но уже через несколько дней стало ясно, что он не подходит для роли управляющего ранчо. Ему не хватало напористости и авторитета Лютера. Ковбои стали выполнять свои обязанности с меньшим рвением, начали пренебрегать мело­чами: начинали работу позже, прекращали раньше, всегда недоделывая что-то до конца. Она обсудила создавшееся положение с Поли, тот поговорил с ковбоями, но ничего не изме­нилось. Поли не подходил для этого дела, да и она сама тоже. Она знала, что можно перепо­ручить работу Нейту Джексону, но у нее не хватало смелости сказать об этом Поли.

Прошлым вечером она пришла во флигель работников и отчитала их, упрекая за халат­ность, требуя лучшей исполнительности. Нужно научиться гордиться ранчо и своей работой, говорила Кэтлин.

Ковбои молча смотрели на нее, неприятно удивленные не только ее присутствием во фли­геле, что ни под каким предлогом не позволя­лось женщинам, но и ее словами. Марти Дэвис и Риата Джонс отказались работать сразу же, заявив, что не собираются выслушивать при­казания и оскорбления от женщины. Хэл Тайлер и Уишфул Поттер тоже засобирались с ними, но все-таки передумали, явно желая дать ей еще один шанс.

Две большие слезы скатились по щекам Кэтлин. Что же ей делать? Еще вчера на ранчо работали десять человек. Теперь двое ушли. Если Хэл и Уишфул тоже уйдут, останется только шестеро, а с шестью ковбоями на ранчо нечего делать. Сотни голов скота разбросаны на многие мили, а их нужно будет согнать по­ближе до наступления зимы. Сарай просто не­обходимо отстроить заново. А заготовка сена на зиму! И крыша на кухне сильно протекла, ее нужно срочно чинить, пока не начались дож­ди. Нужно починить изгородь и собрать уро­жай. А весной появятся телята. Кто будет их клеймить и кастрировать? И опять же ей са­мой придется искать покупателя для стада, чтобы вернуть банку ссуду.

Ее грустные мысли прервал стук в дверь. Она ожидала, что Консуэло откроет, но потом вспомнила, что та уже пошла спать. Переси­лив усталость, Кэтлин выбралась из-за стола и отворила дверь.

– Рэйф! – вырвалось у нее.

– Добрый вечер, Кэтлин. Можно войти?

Ей не следовало впускать его, это шло враз­рез со всеми правилами. Но она была слишком рада видеть его, ей слишком нужно было чье-то общество, чтобы отказать ему.

– Пожалуйста, – Кэтлин прошла с ним в общую комнату. – Не присядешь ли?

– Спасибо.

Он бросил шляпу на вешалку и сел на стул, на котором раньше сидел отец. Его присутст­вие тотчас заполнило всю комнату. Кэтлин села на диван, сложив руки на коленях.

– Как поживаешь, Кэтлин?

– Хорошо.

Она опустила глаза на цветной тряпичный коврик у ног, но образ Рэйфа по-прежнему стоял у нее перед глазами. На Рэйфе были темно-ко­ричневая рубашка и черные джинсы, подчерки­вавшие его красивое мужское тело. В последнее время она часто думала о нем. Когда прошло первое потрясение от смерти отца, ее ненависть и гнев на Рэйфа Галлахера улеглись тоже.

И сейчас он здесь. Она нервно и глубоко вздохнула, и ноздри ее наполнились слабым запахом бренди и табака. Она почувствовала, что он смотрит на нее, и, подняв голову, уже не могла оторваться от взгляда его темных глаз.

– Я слышал, двое из ваших людей уволи­лись вчера вечером, – заметил он. – Что ты собираешься делать?

– Не знаю, – она подняла подбородок и рас­правила плечи. – Не беспокойся. Я справлюсь.

– Да? – скептически произнес Рэйф. – Ка­ким же образом?

Она встала, расстроенная его прямыми во­просами и своими неубедительными ответами.

– Сегодня я видел в городе Уайли, – заме­тил Рэйф как бы между прочим. В действи­тельности именно встреча с Уайли заставила его скакать что есть мочи на ранчо. – Он тре­пался в салуне, что к концу этого года собира­ется жениться на тебе и взять на себя управле­ние ранчо.

Зеленые глаза Кэтлин гневно сверкали.

– Ах, он несчастная свинья! Да я ни разу не сказала и не сделала ничего, что дало бы ему повод так думать. Как он осмелился говорить такое? Да я скорее выйду замуж за дикаря-язычника, чем за Уайли!

– Неужели?

Слова Рэйфа были мягкими, как пух оду­ванчика, и пронизывающими, как холодный ветер, что дует с гор темной зимней ночью.

Кэтлин покраснела с ног до головы, осознав, что она только что сказала.

Ее пылающие щеки и растерянный взгляд рассмешили Рэйфа. Он почувствовал облегче­ние: значит, Кэтлин не собирается выходить за Уайли. Он засунул руки в карманы брюк, что­бы Кэтлин не заметила напряжения, возрастав­шего в нем. Он твердо решил уехать из города на следующий день после похорон Кармайкла, но каждый раз у него находился какой-то но­вый повод, чтоб отложить отъезд. И теперь он вынужден признать, что именно Кэтлин Кармайкл держит его здесь. Они мало времени про­вели вместе, и он знал о ней совсем немного, но хотел знать больше. Гораздо больше.

Он окинул ее взглядом, и волна тепла мед­ленно прошла по его бедрам. Как она краси­ва. Ее волосы стянуты в тугой узел на затыл­ке, под глазами тени, щеки бледны, но, несмотря на все это, она прекрасна. Даже чер­ное траурное платье не умаляло ее красоты, а, напротив, подчеркивало тонкую талию и дела­ло ее глаза еще темнее: они – словно глубокие изумрудные озера.

Он желал ее. Он желал ее с того самого мо­мента, когда впервые увидел. Он желал ее тог­да, и он желает теперь. Этого достаточно, что­бы сделать ей предложение, от которого она наверняка откажется, о котором он обязатель­но пожалеет потом, но которое он, тем не ме­нее, чувствовал себя обязанным сделать.

– Может, тебе все-таки лучше принять пред­ложение Уайли, – спросил он, зная, что убьет Уайли голыми руками, прежде чем позволит Кэтлин выйти за него.

– Никогда!

– Тебе нужен муж, Кэтлин, нравится тебе эта идея или нет. И тебе лучше найти его по­скорее. Как насчет Скотта?

– Он обручен с Наоми Уэллс.

– Расти?

– Он слишком стар.

Рэйф пожал плечами.

– А как насчет Поли? Или Джона? Или Нейта?

– Они все слишком молоды.

– Уишфул?

– Он уже женился три раза, – огрызнулась Кэтлин, уставшая от его кажущегося нетерпе­ния увидеть ее замужем за кем-то другим.

– А с кем-нибудь из города ты раньше встре­чалась?

– Нет.

Рэйф задумчиво кивнул, не сводя с нее глаз. Она опустила взгляд, чувствуя его близость и то притяжение, что всегда существовало меж­ду ними. Он молчал, казалось, целую вечность, но когда заговорил, слова застали ее врасплох:

– А как насчет меня? В качестве мужа, я имею в виду.

Кэтлин взглянула на Рэйфа, уверенная, что слух обманул ее.

– Ты? Ты не можешь говорить это серьезно!

– Почему бы и нет? Я как раз подходящего возраста. Я здоров. И я совсем не против.

– Не будь смешным.

– Ты сказала, что скорее выйдешь замуж за дикаря, чем за Абнера Уайли, – нарочито мед­ленно произнес он. – Вот тебе и представляет­ся такая возможность.

– Нет, – сказала Кэтлин, но сердце ее сту­чало, словно колеса стремительно несущегося поезда, стучало так сильно, что она испугалась, что потеряет сознание. Выйти замуж за Рэйфа Галлахера! От одной мысли об этом у нее за­кружилась голова. В округе было очень мало одиноких мужчин. Большинство их были же­наты, а остальные не подходили совершенно.

Те, кому не было двадцати, еще слишком мо­лоды и слишком неопытны. Но Рэйф… Она вспомнила, как прижимались его губы к ее губам, как он спас ее от мустангов, как он вы­ходил из озера в тот день, когда умер отец… Выйти за Рэйфа…

Стук в парадную дверь прервал ее, но об­легчение было недолгим: за дверью она увиде­ла Абнера, стоящего на веранде со шляпой в руке.

– Добрый вечер, мисс Кэтлин, – проговорил он, улыбаясь до ушей. – Можно войти?

Кэтлин смотрела на Абнера в растеряннос­ти: что он делает здесь так поздно? И что она будет делать, если у мужчин снова дойдет до драки прямо здесь, в доме?

Абнер расценил молчание хозяйки как при­глашение и вошел в общую комнату, но, уви­дев в большом кресле у очага Галлахера, за­стыл на месте.

Абнер вопросительно взглянул на Кэтлин.

– А что он тут делает, черт возьми?

– Он?.. Он пришел узнать, как мои дела, – ответила Кэтлин. – Не присядешь ли, Абнер?

Тот покачал головой.

Кэтлин глубоко вдохнула и тихо выдохнула.

– Я бы хотел поговорить с тобой о том, что мы обсуждали в городе после похорон твоего отца, – напомнил ей Абнер.

– Говорят, ты уже обсуждал это в салуне, – заметила Кэтлин, устремив на него пронзитель­ный взгляд своих ярко-зеленых глаз.

Абнер злобно посмотрел на Рэйфа.

– По-моему, я знаю, кто это сказал, – про­бормотал он.

– Верно ли то, что рассказал мне мистер Галлахер? Говорил ли ты всем, что мы собира­емся пожениться?

– Не всем, – уклонился от ответа Уайли. Кэтлин продолжала смотреть на него, и он нервно поежился. Его внешность была доволь­но приятной – среднего роста, с каштановыми волосами и бледно-голубыми глазами, – дума­ла Кэтлин, хотя манеры грубоваты. Она ни­когда точно не знала, что именно отталкивает ее в нем, тем не менее, Уайли был ей непри­ятен.

Она перевела взгляд на Рэйфа, все еще си­девшего в кресле отца, скрестив длинные ноги и сложив руки на груди. При нем она тоже чувствовала неловкость, но совершенно друго­го рода. В свете лампы его волосы казались особенно черными, кожа – еще более темной, а глаза – словно бездонные черные зеркала, хра­нящие тайны, которые она страстно желала разгадать.

Во рту у нее пересохло, ладони вспотели. Она приняла решение и повернулась к Абнеру:

– Хорошо, что ты не сказал слишком мно­гим людям, что мы поженимся, Абнер, – еле слышно произнесла она и сжала руки, пыта­ясь унять дрожь. – Потому что, видишь ли, я решила выйти замуж за мистера Галлахера.

Трудно было сказать, кого из двоих больше поразили ее слова. Рэйфу удалось сохранить лицо бесстрастным, но Абнер уставился на Кэтлин так, словно у нее вдруг выросли рога и хвост, а потом начал смеяться.

– Как смешно, – проговорил он, немного успокоившись. – До чего же смешно… Ты – и выходишь за полукровку! Раньше я и не знал, что у тебя есть чувство юмора. А теперь вижу: уж этого у тебя – хоть отбавляй!

– Я совершенно серьезно, – сказала Кэт­лин. – Ты первым узнал об этом.

Абнер побледнел, а потом его щеки и шею залила краска гнева.

– Ты не можешь говорить это серьезно, – вскричал он. – Черт возьми, я…

Рэйф плавно и легко поднялся и встал ря­дом с Кэтлин. Его рука обняла ее за плечи так естественно, будто иначе и быть не могло.

– Жаль, что ты уходишь так скоро, Уай­ли, – произнес Рэйф голосом, не допускав­шим возражений. – Мы сообщим тебе о дне свадьбы дополнительно.

Абнер смотрел на Кэтлин, не веря своим глазам и ушам. Она действительно собралась выйти за Галлахера! Это просто непостижимо! Он хотел возразить, но взгляд этого метиса свя­зал ему язык.

Нахлобучив шляпу на голову, Абнер по­спешно попрощался и пулей выскочил из дома, громко хлопнув дверью.

Кэтлин стояла не шевелясь, чувствуя руку Рэйфа на своем плече, а его самого рядом. Она ни разу не взглянула на него с того момента, как согласилась стать его женой. Теперь она неохотно подняла на него глаза: как же она решилась на это? Она ожидала, что почувству­ет сожаление, разочарование или раскаяние, но пришло только облегчение. Рэйф найдет возможность исправить все, починить, отдать ссуду банку… Теперь она может переложить все эти проблемы на его сильные плечи.

Рэйф ухмыльнулся.

– Что ж, мэм, вам осталось только назвать день. Уверен, что новость о нашем обручении станет известна всему городу еще до завтраш­него вечера.

Кэтлин кивнула. Она согласилась выйти за человека, о котором не знала почти ничего и который был ей совершенно чужд. Именно он будет теперь принимать все решения относи­тельно ранчо. Его слово будет законом, ранчо станет его собственностью. Она тоже станет его собственностью, и он сможет обращаться с ней так, как заблагорассудится.

Облегчение, которое она чувствовала не­сколько мгновений назад, сменилось сомнени­ем. Что она натворила! Ведь у жены нет ника­ких прав, кроме тех, которые дает ей муж. Он может бить, презирать ее, и никто не шевель­нет и пальцем, чтобы остановить его. Она ста­нет его собственностью, как лошадь или седло. Ей пришла в голову мысль настоять на фик­тивном браке, но она знала, что Рэйф ни за что не согласится на это. Он – мужчина, со своими мужскими потребностями и желаниями.

Рэйф убрал руку с плеча Кэтлин и засунул их глубоко в карманы. Меняющиеся чувства Кэтлин ясно отражались в глубине ее глаз. Она боится его, боится стать его женой. Смешан­ная кровь… Наверное, ему лучше забыть обо всем и уехать, но он не мог и не хотел бросить ее. Если он останется, у него, наконец, по­явится место, которое можно будет назвать сво­им, чувство безопасности, пока неведомое ему.

– Что, уже передумала? – насмешливо спро­сил он.

Кэтлин увидела гнев, запрятанный глубоко в глазах, его сжатые челюсти. Она почти не знала этого человека. Она вдруг подумала, что совершила ужасную ошибку. Может быть, ей все же следовало принять предложение Абнера? Как он ни противен, у них схожее проис­хождение, с ним было бы гораздо легче понять друг друга, чем с Рэйфом Галлахером.

– Ну? – нетерпеливо произнес он и стал, затаив дыхание, ждать ответа. Он смотрел, как свет играет в ее волосах, пляшет среди прядей медового цвета, превращая их в золото. Ее изумрудные глаза были словно темные бездон­ные озера, а на полуоткрытых полных губах так и хотелось запечатлеть поцелуй. Ее шел­ковистую кожу целовало только солнце, и мяг­кие очертания ее фигуры ждали мужского при­косновения. Его прикосновения…

Кэтлин покраснела от его откровенного взгляда, ей стало жарко, сердце снова забилось сильнее. Он желал ее, и если быть честной, она желала его.

– Нет, не передумала.

У Рэйфа вырвался вздох облегчения.

– Назови день, и я буду там.

– Утром в следующую субботу, – сказала Кэтлин. – Я договорюсь с отцом Уилсоном.

Рэйф кивнул, задержав взгляд на ее губах. Вдруг он схватил ее за плечи и притянул к себе. Прежде чем она успела возразить, он на­крыл ее губы своими, вторгаясь языком в слад­кое тепло ее рта, прижимаясь бедрами к ее бед­рам.

Она сопротивлялась только мгновение, и вот уже отвечала на поцелуй, нежно касаясь его языка своим.

Я будто спала всю жизнь, я жила, словно в тумане, подумала она, и проснулась только сейчас. Ее кровь кипела, кожа горела, голова кружилась от его прикосновений.

Она остро чувствовала его ладони на спине и пояснице, и горячие волны, исходившие от его плотно прижатого к ней живота… Внутри у нее все сжималось и трепетало, словно сотня бабочек пыталась вырваться оттуда на волю. Она потянулась к нему, прижимаясь грудью к его груди, обвивая руками его шею. У Рэйфа вырвался тихий стон. «Милая, – думал он, – милая…»

Его руки скользили по ее рукам, спине, по­яснице, животу, пока не коснулись груди…

– Лучше отпусти меня, если собираешься до свадьбы остаться девушкой, – хрипло про­шептал он.

Кэтлин потребовалось время, чтобы сквозь пелену страсти осознать его слова. В тот же миг она негодующе вскрикнула и вырвалась из его объятий.

– Да как ты смеешь! – выпалила она. – Я никогда… Я бы не… О!

Рэйф пожал плечами.

– Не хочу, чтобы ты думала, будто меня легко добиться, – сказал он, радуясь искрам, пляшущим в ее глазах.

– Ах, ты… ты… Я не огорчусь, если больше никогда тебя не увижу!

Рэйф тихо засмеялся.

– У нас в субботу свидание, – напомнил он, снимая с вешалки шляпу. – Не опаздывай.

ГЛАВА 10

Кэтлин стояла у алтаря одна. Она никому не сказала ни на ранчо, ни в городе о том, что выходит за Рэйфа Галлахера, и теперь была рада этому. Похоже, Рэйф решил заставить ждать его вечно.

Она сообщила Рэйфу, что церемония назна­чена в субботу на одиннадцать утра. А теперь, когда часы на здании суда пробили половину двенадцатого, она подумала, что Рэйф не при­дет.

Отец Уилсон откашлялся. Он не знал, как справиться с этой неприятной ситуацией. Кэт­лин повернулась к священнику, чувствуя, как краска заливает ее щеки.

– Ему, кажется, что-то помешало при­ехать, – пробормотала она, готовая от стыда провалиться сквозь землю. – Простите, что заняла ваше время.

– Ничего, мисс Кармайкл, я…

Голос священника затих: дверь церкви рас­пахнулась, Рэйф быстро шел к алтарю.

– Простите за опоздание, – извинился он, глядя черными глазами на Кэтлин, и пожал плечами, весело улыбнувшись. – Портной удлинял эти брюки дольше, чем я рассчиты­вал.

Кэтлин кивнула, и Рэйф встал рядом с ней. Таким она его еще не видела. В узких черных брюках, пиджаке из тонкого черного сукна, накрахмаленной рубашке и черном галстуке он выглядел просто потрясающе. Она была увере­на, что в жизни не видела мужчины красивее. Его волосы были аккуратно причесаны, а чер­ные ботинки так блестели, что она увидела в них свое отражение. Ее ноздри щекотал сла­бый аромат одеколона.

– Вы готовы, дети мои? – спросил священ­ник.

– Совершенно готовы, – ответил Рэйф, взяв руку Кэтлин.

Кэтлин кивнула, чувствуя, как сильные смуглые пальцы Рэйфа переплелись с ее паль­цами. Она вслушивалась в слова, делавшие ее женой Рэйфа Галлахера, но все это было как во сне, туманно и нереально. Она отвечала сла­бым, слегка дрожащим голосом, а потом, не успев полностью осознать, что произошло, отец Уилсон объявил их мужем и женой, и Рэйф уже собирался впервые поцеловать ее, как за­конный супруг.

Его поцелуй, тихий и легкий, как шепот, разжег в ней огонь, охвативший ее от корней волос до ступней. Она чувствовала, что его губы будто поставили печать на ее губах. Теперь она принадлежит ему. Миссис Кэтлин Галлахер. В горе и радости. В болезни и в здоровье. Пока смерть не разлучит их.

Рэйф сделал шаг назад, не сводя глаз с не­весты. Кэтлин была прекрасна, но выглядела немного ошеломленной, словно еще не могла понять, что произошло. Ее волосы, мягкие и золотистые, были собраны в узел на затылке. Глаза, зеленые, словно молодая листва, широ­ко раскрылись и смотрели на него немного смущенно. Платье из бледно-розового шелка было немного старомодно, но очень шло ей.

Он улыбнулся, стараясь ободрить ее, и сжал ее руку.

– Пойдемте, миссис Галлахер?

Кэтлин кивнула, и сердце ее бешено заби­лось. Рэйф вложил деньги в руку священника и вывел ее из церкви. Снаружи он приостано­вился.

– Проголодалась?

– Немного, – призналась Кэтлин, хотя не была уверена, что сможет проглотить хотя бы кусок.

– Отлично!

Он повел ее вниз по улице по направлению к единственному в городе ресторану.

Люди провожали Рэйфа и Кэтлин долгими взглядами. Суббота в городе была оживленным днем. Женщины делали закупки на всю неде­лю, а мужчины занимались семенами или чи­нили в кузнице плуги и колеса фургонов. Муж­чина в черном выходном костюме и женщина в розовом шелковом платье притягивали взгля­ды, и жители города перешептывались, глубо­комысленно качая головами. Выходит, слухи подтвердились. Кэтлин Кармайкл действитель­но вышла за одного из наемных работников своего отца.

Женщины смотрели на Кэтлин с затаенной завистью: Рэйф был красив и вызывал восхи­щение, несмотря на свое индейское происхож­дение. Глядя на него, они понимали Кэтлин и были почти согласны простить ей то, что она вышла замуж за метиса.

Мужчины тоже смотрели на Кэтлин и не­одобрительно качали головами. Как бы она ни нуждалась в муже, ей следовало все-таки вый­ти за мужчину своего круга, а не за какого-то грязного индейца.

В ресторане Рэйф заказал обед, затем выта­щил из кармана пиджака длинную черную си­гару и откусил кончик.

– Ты не против? – спросил Рэйф.

– Лучше не надо, – призналась она. – Я не очень люблю запах сигар.

Кивнув, Рэйф отложил сигару в сторону.

– Кэтлин Галлахер, – пробормотал он, про­буя имя на слух, пытаясь поверить, что все происходящее правда.

Кэтлин опустила глаза на красную клетча­тую скатерть. Что-то интимное было в том, как он произнес ее имя, как посмотрел на нее…

Рэйф поглощал еду машинально, ни на миг не забывая о женщине, сидящей напротив. Теперь она его жена, и он может делать с ней все, что захочет.

Он изучал ее лицо, гладкую персиковую кожу, сейчас слегка припудренную, форму ее носа, изящные скулы, тонкие брови и неверо­ятно длинные ресницы… В нем загорелось желание, сотрясающее все его существо. Господи, как он мечтал увидеть ее, теплую, неж­ную, в своих объятиях!

Кэтлин вдруг подняла глаза. Неужели она что-то почувствовала? Он долго смотрел в ее глаза, видя в них смущение и еле заметное присутствие… страха? А может, сожаления? Рэйф сжал зубы. Неужели она жалеет, что вышла за него?

– Что-то случилось? – хрипло спросил он. Кэтлин кивком указала на окно, за кото­рым собрались жители города.

– По-моему, наша тайна раскрыта.

Рэйф бросил взгляд через плечо и нахму­рился, увидев толпу.

– Наверное, все уже знают, что я вышла за… за тебя.

– За полукровку, ты хотела сказать, – про­бормотал он. – Ну же, продолжай.

Кэтлин виновато покраснела.

– Извини. Мне и в голову не приходило, что подумают люди, когда узнают о нас.

– И что же они подумают?

– Не знаю. Наверное, они будут поражены. Рэйф резко встал и бросил на стол горсть монет.

– Пошли, миссис Галлахер. Давай удовлет­ворим их любопытство.

Он схватил ее за руку и почти силой выта­щил наружу. Люди расступились, давая им дорогу, но Рэйф стоял на дощатом тротуаре, осматривая толпу своими черными глазами.

– Вы слышали правду, – громко произнес он. – Этим утром мы поженились.

Он улыбнулся Кэтлин жесткой улыбкой од­ними губами. Потом подхватил ее на руки и понес вниз по улице к тому месту, где она ос­тавила повозку. Он легко поднял ее на высо­кое сиденье, сам сел рядом и дернул вожжи.

– Н-но, – крикнул он, и они рысью выеха­ли из города.

Только некоторое время спустя он понял, что оставил в конюшне свою вороную кобылу.

Кэтлин тихо сидела рядом с мужем, крепко сжав кулаки. Как он смеет вести себя так пе­ред соседями! С чего он взял, что никто не одоб­рит их женитьбу или ее выбор? А вдруг жите­ли города собрались, чтобы пожелать им счастья. Или нет?..

У нее вырвался тихий стон, когда она вспом­нила, как толпа смотрела на нее. На их лицах читались неодобрение, изумление, гнев.

Кэтлин покачала головой. Она и не думала раньше, как другие отнесутся к ее замужеству. Она всю жизнь делала то, что от нее ожидали, и старалась быть дочерью, которой отец мог гор­диться. В городе она всегда вела себя так, как положено молодой женщине: никогда не дела­ла ничего, что привлекло бы к ней внимание, никогда не нарушала общепринятых норм при­личия, хотя иногда ей и хотелось этого. А те­перь одним махом она вызвала негодование це­лого города. Вышла за полукровку, за человека, который, скорее всего, не будет принят никем из ее друзей. Люди этого города ненавидели и боялись индейцев, а к полукровкам относились, по меньшей мере, с подозрением. Как можно доверять человеку со смешанной кровью? Как узнать, кому он верен на самом деле?

Когда они приехали на ранчо, Кэтлин при­шло в голову, что и ковбои могут не принять Рэйфа. Пытаясь сохранить ранчо, она сделала глупость, которая оттолкнет от нее всех.

Волна отчаяния захлестнула Кэтлин. Как ей ни неприятен Абнер, теперь она понимала, что в городе его сочли бы для нее достойным мужем, а на ранчо – подходящим хозяином.

Она украдкой взглянула на Рэйфа. Его про­филь был четким, словно высечен из камня. Его скулы высоки и резко очерчены, нос – пря­мой, нижняя челюсть – квадратная и сильная. Кэтлин подняла голову, и раскаяние на ее лице сменилось вызовом. Кто бы там что ни думал, она все-таки предпочитала быть заму­жем за Рэйфом Галлахером, чем за Абнером Уайли. Пусть Рэйф и полукровка, пусть многие считают его ниже себя, но в глубине души она знала, что может доверять ему, что он желает ей добра. Возможно, он никогда не полюбит ее, возможно, он навсегда останется ей чужим, но он никогда не обманет и не оскорбит ее. На серд­це у нее стало неожиданно легко.

Рэйф остановил лошадь у веранды. С лени­вой грацией он спрыгнул вниз. Обойдя повоз­ку, он взял Кэтлин за талию и опустил на зем­лю. Их глаза уже не в первый раз за этот день надолго встретились, и по спине у нее побежа­ли мурашки.

– Добро пожаловать домой, мистер Галлахер, – застенчиво прошептала она.

– Добро пожаловать, миссис Галлахер, – от­ветил он и, взяв ее на руки, поднялся по лест­нице и переступил порог.

Кэтлин толкнула носком туфли дверь и за­крыла ее, и вдруг ей стало жарко. Он не раз­жимал рук. Не в силах больше смотреть ему в глаза, она перевела взгляд на его рот. Это было красиво – очень мужественно и очень привле­кательно. Она помнила, как он поцеловал ее в тот вечер, когда они решили пожениться. От одной мысли об этом кровь ее закипела. А как это было бы, если бы он не ограничился одним поцелуем? Внезапно краска залила ее шею и щеки: довольно скоро она узнает это.

– Ты не собираешься опустить меня на зем­лю? – спросила Кэтлин, отважившись взгля­нуть ему в лицо.

Рэйф кивнул, хотя меньше всего на свете хотел отпустить ее. Ее мягкие волосы щекота­ли подбородок, а аромат духов наполнял нозд­ри. Он почувствовал искушение отнести ее по коридору в спальню и там утолить, наконец, страстное желание, не дававшее ему покоя с тех пор, как он увидел ее стоящей у алтаря. Он глубоко вздохнул, напоминая себе, что у него впереди вся ночь… Вся ночь…

Кэтлин почувствовала себя брошенной, когда Рэйф отпустил ее. Поправив прическу, она оглянулась. В общей комнате все оста­лось таким же, как было утром, и, тем не менее, совершенно другим. Теперь она мис­сис Галлахер, и уже ничто не останется, как прежде.

– Пойду-ка я переоденусь, – проговорила она.

Рэйф кивнул, понимая, что ей нужно по­быть одной.

– Хочешь сам сообщить мужчинам о нашей свадьбе, или мне это сделать?

Рэйф усмехнулся:

– Не думаю, что это имеет значение. Впро­чем, возможно, лучше будет, если они услы­шат это от тебя.

– Хорошо.

Закрыв за собой дверь, она долго не двига­лась с места, глядя на кровать, шкаф, на без­делушки на полке и тряпичную куклу на кро­вати. Утром она уехала из дома девушкой, а теперь – замужняя женщина.

Кэтлин быстро сменила розовый шелк на голубой ситец. Целый час она переносила свои вещи и одежду в комнату, где жили ее родите­ли; поменяла белье на большой медной крова­ти, взбила подушки, развесила одежду.

Она стояла у шкафа, представляя себе, как вещи Рэйфа будут висеть рядом с ее платьями, потом повернулась, и взгляд ее упал на кро­вать. Внезапный жар охватил ее при мысли о предстоящей ночи, о том, как она ляжет в пос­тель рядом с Рэйфом.

При свете дня эта мысль показалась ей не­приличной, и она поспешила из комнаты…

ГЛАВА 11

Кэтлин сидела за обеденным столом напротив Рэйфа, между ними стояли остатки ростбифа.

Кэтлин пила кофе маленькими глотками, пытаясь придумать, что бы сказать, нарушить это затянувшееся молчание. Тишина беспокои­ла ее. О чем он думает, почему не проронит ни слова?

Обед начался на веселой ноте. Он похвалил ее кулинарные способности, и, занимаясь рост­бифом, они обсудили дела на ранчо. Кэтлин рассказала о том, как заходила во флигель ра­ботников, не в силах скрыть удивление от того, что никто из них не уволился сразу. Но посте­пенно разговор иссяк, нависло напряженное молчание.

Она отставила чашку и плавно встала из-за стола. Теперь, когда она замужем, она предпо­читала готовить и мыть посуду сама, но попро­сила Консуэло продолжить кормить ковбоев.

Перенося посуду из столовой на кухню, она постоянно чувствовала на себе взгляд Рэйфа. Он откинулся на спинку стула, засунув одну руку в карман брюк, а другой держа длинную черную сигару. На этот раз он не просил у нее разрешения закурить, да ей и не пришло в го­лову возражать. Теперь это был его дом.

Наблюдая за тем, как Кэтлин убирает со стола, как шуршат ее юбки, Рэйф чувствовал возрастающее в нем желание. Он смотрел, как дразняще покачиваются ее бедра, как ткань корсажа облегает грудь, когда она поднимает руки, как грациозно поправляет она непокор­ную прядь.

Когда посуда была вымыта, он последовал за ней в общую комнату и опустился в кресло, которое когда-то было любимым креслом отца. Странно было осознавать, что у него теперь есть место, которое можно назвать своим. У него никогда не было своего дома, он никогда не владел ни землей, ни женщиной.

В Новом Орлеане они жили с отцом в гости­ницах и меблированных комнатах; питались в ресторанах. В индейском селении ему принад­лежала только одежда, оружие да пара лоша­дей. Но теперь у него есть собственность. И девственница-жена.

Он посмотрел на Кэтлин. Она сидела на ди­ване с иголкой над одним из своих платьев. Свет играл на ее лице и в волосах… Он никог­да не встречал более прекрасной и желанной женщины.

Он взглянул на часы: скорее бы наступал вечер, чтобы можно было увести ее в спальню и сделать то, чего он так страстно желал… Интересно, как бы она отреагировала, если б он взял ее прямо здесь, на полу, перед ками­ном?

Если бы она любила его, он уже давно сде­лал бы ее своей, но… Он не знал даже, приятен ли он ей. Кэтлин нужен был муж, чтобы сохранить ранчо, а на безрыбье и рак рыба. А он женился на ней потому, что желал ее, как не желал ни одной женщины.

Кэтлин подняла глаза от работы и уже не смогла отвести их. Платье выпало из ее рук, когда она увидела неутоленный голод в его взгляде. Напряжение между ними стало туже тетивы индейского лука и пылало жарче огня, буйствовавшего в камине.

Она чувствовала его опаляющий взгляд на своем лице, видела, как руки его крепко сжа­лись в кулаки, когда он перевел глаза на ее грудь, а потом снова на лицо, задержавшись на губах. Она облизала внезапно пересохшие губы, и под ложечкой у нее задрожало, когда Рэйф встал и подошел к ней.

– Кэтлин…

Она была не в состоянии говорить, не в си­лах думать. Минута, которую она так ждала и которой так боялась, настала.

Рэйф опустился рядом с ней на колени с затуманенными страстью глазами.

– Не бойся, – прошептал он, поднимая руки, чтобы вынуть шпильки из ее волос. – Я не сде­лаю тебе ничего плохого.

Кэтлин кивнула, завороженная прикоснове­ниями его рук и напряженным взглядом. Она закрыла глаза, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее. Его губы и руки были словно пламя, когда он снял с нее одежду. Он целовал ее до тех пор, пока она не начала задыхаться, а потом отстранился, чтобы раздеться самому.

Стыдливо, но с любопытством она открыла глаза. Огонь отбрасывал красно-оранжевые тени на его грудь и лицо, и она тотчас вспом­нила об огне, который поглотил сарай в тот страшный день, когда убили отца. Индеец…

Она смотрела на Рэйфа, но видела тело отца, лежавшего со стрелой в груди.

Индеец!

Она видела своих братьев, лежащих мертвы­ми в дорожной пыли. Арло погиб от стрелы, попавшей в горло. Копье пронзило сердце Мор­гана. Кругом была кровь.

Рэйф снова опустился рядом с ней на коле­ни.

Она покачала головой.

– Нет.

– Все будет хорошо, Кэтлин, – успокаивал Рэйф, думая, что это страх перед первой ночью заставляет ее колебаться.

Кэтлин взглянула на него. Смуглая кожа, волосы – длинные, прямые и черные. Не хва­тает только боевой раскраски, что была на ин­дейцах в тот день.

Чувство вины и раскаяния вытеснило страсть из ее сердца. Индейцы убили ее брать­ев и отца, а она вышла замуж за одного из них. О чем она думала, когда давала на это согласие? Как могла она позволить своей страс­ти ослепить себя?

Рэйф хотел коснуться ее щеки, но она от­шатнулась от его руки – большой, сильной и смуглой. Она уперлась руками в его грудь, удерживая его.

– Не надо, – всхлипнула она. – Пожалуй­ста, не надо.

Рэйф тихо выругался и сжал обе ее руки.

– Не сопротивляйся мне, Кэтлин, – сказал он хриплым от страсти голосом. – Я не сделаю тебе больно.

– Не трогай меня! – вскрикнула она истери­чески высоким голосом. – Никогда больше не трогай меня!

Рэйф отпрянул, словно от пощечины. Его лицо посуровело, челюсти застыли, глаза ста­ли словно кремень. Смешанная кровь, горько подумал он. Ему следовало раньше об этом до­гадаться.

Он быстро оделся, прерывисто дыша. Руки его тряслись от негодования. Он должен был хорошо подумать, прежде чем связаться еще с одной женщиной. Особенно с белой женщиной. Он молча вышел из дома, зная, что ему нужно уйти прежде, чем он сделает что-либо, о чем они оба потом пожалеют.

Рэйф глубоко вдохнул в себя прохладный ночной воздух. Он вспомнил о том, как пре­дала его Летний Ветер, как он поклялся ни­когда больше не любить и не доверять ни од­ной женщине. Он грязно выругался, подняв глаза на луну. «Кэтлин, словно луна, – горько думал он. – Светлая, холодная и недоступная».

Проклятие! Как сможет он жить с ней в од­ном доме, сидеть против нее за обедом и ужи­ном и не прикасаться к ней? Он мужчина, а не монах. Проклятие…

Губы его скривились в усмешке. Что ж, если он не нужен жене, найдутся другие женщины. Женщины, которые хорошо знают искусство ублажения мужчины и умеют любую встречу делать первой. Женщины, которые любят цвет его денег больше, чем презирают цвет его кожи.

С этими мыслями он оседлал лошадь и по­скакал в город.

Публичный дом находился на его северной окраине. Большое двухэтажное здание, белое с ярко-желтыми ставнями и красной лампой в окне, стояло довольно далеко от остальных строений. Не меньше десятка лошадей было привязано у входа.

Маленький негритенок взял поводья из рук Галлахера и понимающе улыбнулся.

– Желаю хорошо провести время, масса, – крикнул мальчик вслед поднимающемуся по лестнице Рэйфу.

Внутри заведение выглядело точно так, как себе представляли это порядочные богобоязнен­ные женщины: темно-красные обои на стенах, множество зеркал в позолоченных рамах и множество уютных диванчиков, обитых крас­ным бархатом – по величине как раз для дво­их. В гостиной под потолком сверкала огром­ная хрустальная люстра, и отблески свечей смягчали жесткие лица женщин, ожидавших очередного клиента.

Рэйфа больше привлекла комната за гости­ной. На всю длину там тянулся бар красного дерева, вдоль стены висели полки с бокалами и рюмками. По комнате разбросано десятка два столов, каждый из которых был окружен четырьмя-пятью кожаными креслами. Густой табачный дым стлался над головами игроков: войдя в комнату, Рэйф услышал звон монет и тихий шелест карт в опытных руках.

Он занял место за одним из столов для по­кера, откинулся на спинку кресла и сосредото­чился на игре. Необходимо было выиграть. Он не хотел брать деньги у Кэтлин, а жалование, полученное от ее отца, уже давно испарилось.

Он выиграл первые три кона и проиграл четвертый, когда остальные игроки начали уже брюзжать о его везении. Ему действительно везло. Во всяком случае, пока. Он удваивал ставку с каждым коном, и когда встал из-за стола спустя два часа, в кармане у него было больше ста долларов.

Он подошел к стойке бара и заказал рюмку виски, которую осушил одним глотком, а за­тем направился в гостиную посмотреть, что еще может предложить бордель для приятного вре­мяпрепровождения.


Кэтлин стояла у окна и отчаяние сжимало ее сердце. Где же Рэйф? Она избегала очевид­ного ответа, хотя и знала правду. Он уехал в город, чтобы купить любовь, в которой она ему отказала. Сердце ее разрывалось от боли, та­кой жестокой, такой острой, что она испуга­лась, что может умереть.

Борясь со слезами, она пошла в свою ком­нату, надела ночную рубашку и забралась в холодную постель. Она долго лежала без сна. Это ее свадебная ночь, которая должна быть самой счастливой в жизни. А вместо этого она осталась дома одна, гадая, где ее муж.

Кэтлин поднялась, накинула халат и вышла в гостиную. Помешав уголья в камине, она подложила еще одно полено и села у окна, вгля­дываясь в темноту. Ее глаза наполнились го­рестными слезами. Не следовало им так быст­ро жениться, грустно думала она. Она все еще оплакивала отца, все еще пыталась разобрать­ся в своих чувствах к Рэйфу. Ее тянуло к нему, и она знала, что ему можно доверять. Но она еще не смирилась с тем, что он наполовину индеец. А может, никогда и не смирится…

– О, Господи, – прошептала она, – что же я натворила!

Глубокой ночью Кэтлин увидела, как Рэйф въехал во двор, ведя за собой на поводу Чер­ный Ветер, и почувствовала внезапное облег­чение. Может, он ездил в город вовсе не к жен­щинам?

Она поднялась, не зная, как поступить. Пойти в спальню и притвориться, что не знает о его поездке? Или преградить ему дорогу и потребовать ответа?

Она все еще стояла в нерешительности, ког­да дверь распахнулась, и Рэйф вошел в ком­нату.

– Кэтлин, – удивленно проговорил он, – по­чему ты не спишь?

– Я не могла уснуть, – честно призналась она. – А где был ты?

– В городе, – сказал он ничего не выражаю­щим голосом.

– Ездил за Черным Ветром?

– Да.

– И больше ничего?

Рэйф приподнял черную бровь.

– А что, например?

Ей стало жарко, но она зашла уже слиш­ком далеко, чтобы остановиться.

– Я думала, что ты, может быть, пошел в дом терпимости.

Она затаила дыхание, ожидая ответа.

– Именно там я и был, миссис Галлахер.

Его голос был тихим, но то, с каким выра­жением он произнес слово «миссис», задело ее за живое. Он не пошел бы в это ужасное место, если бы она не отказала ему в его супружеских правах. Словно холодная рука сжала ее сердце. Она лишилась дара речи. Ей хотелось закри­чать на него, обвинить в измене, но ей некого было винить, кроме себя. В конце концов, он же мужчина, а не мерин, и если она не хочет отдаться ему, найдутся другие женщины.

– Есть возражения? – спросил Рэйф.

Кэтлин покачала головой. У нее хватит воз­ражений, гневно подумала она, но слова застре­вали у нее в горле. Как может она признать, что он нужен ей, теперь, когда он уже побывал в борделе? От него пахло табаком, виски и де­шевыми духами. Она представила, как он ку­рит, пьет, а потом заигрывает с какой-нибудь ужасной проституткой. Эта картина причини­ла ей неожиданно сильную боль, и Кэтлин прикусила нижнюю губу, чтобы удержаться от рыданий.

Рэйф отрывисто кивнул. Он надеялся раз­жечь ее ревность, заставить ее признать, что хоть немного нужен ей, но, похоже, зря теря­ет время. Ей нужен не муж, а управляющий ранчо.

– Спокойной ночи, миссис Галлахер, – желчно произнес он и вышел из комнаты.

Кэтлин проводила его взглядом, оскорблен­ная на этот раз и его резким прощанием. Она замужняя женщина, горестно подумала она, но ей еще никогда не было так одиноко.


В следующие дни присутствие на ранчо Рэй­фа ощущалось везде. Хотя он взял на себя управление всего пару недель назад, измене­ния были уже видны. Ограду и крышу кухни починили; скот продолжали клеймить, а быч­ков кастрировать. Несколько деревьев возле дома срубили на дрова; реку очистили от мусо­ра, чтобы вода не застаивалась; всех лошадей перековали. Остатки сарая убрали и расчисти­ли место для постройки нового.

Кэтлин знала, что работники ворчали по поводу Рэйфа. Он требовал за дневную плату дневной работы, не позволяя халтурить и пить во флигеле по вечерам. Это было не боль­ше того, что требовал ее отец, но мужчины не хотели подчиняться метису. Поли сказал ей, что они постоянно говорят о том, чтобы оставить ранчо, но никто пока еще этого не сделал.

Если бы у нее с Рэйфом дела шли так же хорошо, как на ранчо, подумала Кэтлин, раз­вешивая белье. Рэйф переселился в свободную спальню и редко заговаривал с ней, за исклю­чением тех случаев, когда касалось ранчо. За столом они сидели в полной тишине, и напря­жение между ними росло день ото дня. И каж­дый субботний вечер он надевал выходную ру­башку, чистил туфли и уезжал в город.

Это время было наполнено для Кэтлин грустью и разочарованием. Она представляла себе, как другие женщины обнимают ее мужа, как он ласкает и целует их и шепчет какой-нибудь продажной девке нежные слова, кото­рые так необходимы самой Кэтлин. Но Рэйф ни разу не приблизился к ней, не сказал ниче­го такого, что дало бы понять, что она нужна ему.

– Я ненавижу его, – думала Кэтлин, сни­мая с веревки рубашку Рэйфа и бросая ее в корзину. – Ненавижу изо всех сил, со всей страстью…

Она горько улыбнулась. Со всей страстью… Самое подходящее слово. Сейчас ее желание разгорелось еще сильней, чем в день их свадь­бы. Несмотря на то, что он наполовину инде­ец, она страстно желала его поцелуев, нежного прикосновения рук к волосам, страстно жела­ла его тела, от воспоминания о котором у нее подкашивались ноги, и все сжималось внутри от предчувствия чего-то гораздо большего.

Она бросила последнюю рубашку в корзи­ну, подняла ее к бедру и понесла к задней две­ри. Тогда-то она и увидела Рэйфа. Он скакал на Черном Ветре вокруг кораля. Красавица лошадь не бежала, а, казалось, плыла: длин­ные ноги вытянуты вперед, шея выгнута, го­лова высоко поднята, а хвост развевается на ветру черными шелковыми прядями. Рэйф… Солнце блестело на его обнаженной спине и ши­роких плечах, зажигало в его волосах синее пламя. Она залюбовалась крепкими мышцами на ногах: он мог управлять лошадью только одним сжатием коленей.

Если бы она была художником, во второй раз со времени их знакомства подумалось ей, она попыталась бы запечатлеть красоту чело­века и лошади, кружащих по коралю, – два прекрасных существа, слившихся на мгнове­ние в одно целое.

Корзина с бельем была забыта. Она увиде­ла, как Рэйф резко повернул лошадь и поска­кал в обратном направлении.

Рэйф заметил Кэтлин боковым зрением. Повернувшись, он еще раз объехал кораль, остановил Черный Ветер и спрыгнул на зем­лю. Сняв уздечку, любовно похлопал кобыли­цу по шее и перебрался через ограду.

Сердце его забилось сильнее, когда он подо­шел к Кэтлин. Удивительно, насколько силь­но она действует на него. Стоит только уви­деть ее, чтобы тотчас захотеть. То, что она наблюдала за ним, было ему приятнее, чем сле­довало бы.

– Давай понесу, – сказал он, взяв у нее кор­зину.

– Спасибо, – пробормотала Кэтлин, стара­ясь не смотреть на его обнаженную грудь, на тонкую струйку пота, стекавшую на подтяну­тый живот.

Кэтлин повернулась на каблуках и открыла заднюю дверь, не переставая чувствовать при­сутствие Рэйфа сзади. От него пахло потом, лошадьми и табаком. Мужской запах, подума­ла Кэтлин, и, пожалуй, даже приятный.

Рэйф поставил корзину на кухонный стол и оседлал один из стульев, скрестив руки на спинке.

– Хочешь лимонаду? – спросила Кэтлин.

– Хочу.

Он смотрел, как она двигается по кухне, зачарованный ее красотой и неизъяснимой гра­цией, с которой она достала стакан из буфета, наполнила его лимонадом и отрезала кусок пирога с шоколадом. Сколько ночей он лежал без сна в мыслях о ней? Сколько раз покидал одинокую кровать и выходил из дома, вдыхая прохладный воздух, давая ему остудить свою разгоряченную плоть?

Он заставил себя не думать о желании, му­чившем, словно старая рана.

– А что на обед?

– Цыпленок с яблоками в тесте.

Рэйф кивнул. Она хорошо готовила, но ду­мал он не о еде. Если бы она на самом деле была его женой, он обнял бы ее и крепко поце­ловал, а может, и занялся бы с ней любовью прямо здесь, на кухонном полу, при свете дня. Если бы она на самом деле была его женой, он рассказал бы ей о ночах, когда он видел ее во сне, признался бы, что для него она самая же­ланная женщина в мире. Если бы она на са­мом деле была его женой, ему не нужно было бы ничего говорить, горько подумал он. Она сама знала бы это.

Он встал, выругавшись про себя. Осушил стакан одним большим глотком, вытер рот тыльной стороной ладони.

– Увидимся за ужином, – хрипло прогово­рил он и вышел из дома.

Ужин прошел в напряженном молчании. Был субботний вечер, и Рэйф собирался в го­род. Кэтлин машинально поглощала пищу; ее воображение уже рисовало его в объятиях дру­гой, обнимающей, смеющейся, ласкающей его… Показались непрошеные слезы, которые невозможно было скрыть.

Рэйф поднял глаза и сразу же забыл о еде, увидев слезы, текущие по щекам Кэтлин.

– Что случилось? – спросил он, обеспокоен­ный тихой грустью, отражающейся в ее гла­зах. – Что-то не так?

– Сегодня суббота, – всхлипнула Кэтлин. Рэйф нахмурился.

– И что?

– То, что ты опять уедешь в город, а я оста­нусь здесь одна.

«Ну вот, – подумала она, – я сказала это».

– Я остался бы дома, если бы было зачем, – хрипло проговорил Рэйф. Он желал ее, но поклялся не прикасаться к ней, пока она сама не придет к нему с желанием и готовностью быть его женой.

Кэтлин сглотнула слезы. Она хотела его, но не могла в этом признаться вслух! А что, если она согласится пойти с ним в постель, а потом не выдержит этого?

– Рэйф… дай мне немного времени.

– Бери его, сколько тебе нужно, – гневно нахмурившись, он встал из-за стола и пошел к себе в комнату.

Несколько минут спустя он появился сно­ва, дьявольски привлекательный в своих чер­ных брюках и темно-красной рубашке.

– Не жди меня, – желчно произнес он. Спустя пять часов, которые тянулись так долго, будто время остановилось, после того, как Кэтлин убрала со стола, помыла и вытерла посуду, вымыла пол на кухне, она разожгла камин, взяла книгу и попыталась читать, но не смогла понять ни слова и отбросила книгу в сторону.

Она горестно смотрела на огонь. Танцую­щие языки пламени загипнотизировали и усы­пили ее.

Как всегда, Рэйф вошел в ее сны со всей силой своей притягательности и озорной улыб­кой. Но на этот раз сон превратился в кошмар. Она видела уже не одного, а множество индей­цев в боевой раскраске. Они скакали по ранчо, убивая отца, Лютера, ковбоев, поджигая дом и услышала, как кто-то зовет ее, как чьи-то руки трясут ее…

– Кэтлин! Черт возьми, Кэти, проснись!

Вернувшись, Рэйф увидел слезы на ее ще­ках, услышал горестные стоны и теперь обеспокоенно тряс ее за плечи.

Ее веки задрожали, приоткрылись, он об­нял ее.

– Все хорошо, – прошептал он, опускаясь на пол у камина и прижимая ее к себе. – Все хорошо.

Он гладил ее волосы, его дыхание щекота­ло ее щеку – такое нежное, теплое, чуть пах­нущее бренди.

Кэтлин прижалась к нему, благодарная за то, что он крепко обнимал ее своими сильны­ми руками, успокаивал прикосновениями и голосом, низким и хриплым, заверяя в том, что бояться больше нечего.

– Мне приснился кошмар, – произнесла Кэт­лин, – тот день, когда убили отца…

Сама того не замечая, она замерла в его объ­ятиях.

Рэйф почувствовал, что тело ее напряглось и каким-то образом отдалилось. Он снова про­чел обвинение в ее глазах. Он почти слышал, как она презрительно произнесла про себя сло­во «индеец».

– Теперь все нормально? – холодно спро­сил он.

Кэтлин кивнула, не в силах отвести глаз, что попали в плен его взгляда. Она почувство­вала глубокую боль в его глазах, невысказан­ную горечь в прикосновениях рук, все еще об­нимавших ее.

– До каких пор ты будешь винить меня в том, что случилось с твоим отцом? – отрывис­то спросил он. – Когда ты перестанешь нена­видеть меня за то, что я индеец, и себя за то, что вышла за меня замуж?

– Рэйф…

– Я не дикарь, Кэтлин. Я никого никогда не убивал. Я не дикарь, – повторил он, не сво­дя с нее горящих черных глаз. – Если бы я был дикарем, то сейчас ты уже была бы жен­щиной, и… о, Боже, – пробормотал он, – на­верное, я все-таки дикарь…

Рэйф приблизился к Кэтлин, и они слились в поцелуе, сильном до сладкой боли. Его язык требовательно заскользил по ее нижней губе, ища вход в томительную неизвестность за ней…

Кэтлин не сопротивлялась. Она обняла его шею, приоткрыла губы, впуская его язык, от­вечая на поцелуй.

Тепло камина не шло ни в какое сравне­ние с жаром, который мгновенно охватил их обоих.

У Кэтлин вырвался низкий стон, когда его губы заскользили по ее шее, прочерчивая влаж­ную дорожку на нежной коже горла. Сердце ее забилось, словно кузнечный молот, когда руки Рэйфа скользнули по ее груди и коснулись бе­дер. Не отнимая губ, он опустился на пол, ув­лекая ее за собой, и теперь их тела прижима­лись крепко друг к другу: бедра к бедрам, лоно к лону…

Его рука скользнула под ночную рубашку и медленно, возбуждающе двинулась от щиколотки к бедру. У нее захватило дыхание от прикосновения к ее обнаженной коже, и она крепче прижала его к себе, их языки не пере­ставали ласкать друг друга.

Откуда-то издалека Кэтлин услышала звук – настойчивый, раздражающий. Она тихо засто­нала, когда Рэйф оторвал свои губы от нее, и только тогда поняла, что кто-то стучится в па­радную дверь.

Рэйф оставил Кэтлин и, выругавшись про себя, направился к двери. Его рука потянулась к винчестеру, висевшему над дверью. Он глу­боко вздохнул:

– Кто там?

– Поли.

Рэйф, нахмурившись, открыл дверь.

– Что, черт возьми, ты делаешь здесь так поздно?

– В корале неприятности, – объяснил Поли. – На коня Кэтлин напала пума.

– О, нет! – вскрикнула Кэтлин, – Рэд… он еще жив?

– Да, мэм. Но, по-моему, вам нужно пойти посмотреть на него.

– Да-да, конечно.

Крупный жеребец лежал на боку в корале. Его шея и бока были покрыты ранами, и Кэтлин показалось, что все кругом залито кровью. Но не эти раны были самыми худшими. Борясь с пу­мой, жеребец сломал левую переднюю ногу. Конь тихо заржал, уловив ее запах; Кэтлин, сдержи­вая слезы, опустилась рядом с ним на колени.

– Насколько это серьезно, Поли? – спроси­ла она, гладя коня.

– Очень серьезно, миссис Галлахер.

– Его придется убить?

– Не знаю. Вам решать, а не мне.

– А что бы ты сделал?

– Если бы он был моим, я попытался бы спасти его.

Кэтлин кивнула.

– Я могу как-то помочь?

– Оставайтесь рядом. По-моему, ваше при­сутствие его успокаивает.

Следующие два часа она сидела рядом с Рэдом, пока Поли вправлял сломанную ногу и аккуратно зашивал многочисленные раны на шее и боках животного. Рэйф оставался с ней, поддерживая голову жеребца, чтобы тот не смог подняться.

Близился рассвет, когда Поли встал. На его лице отражалась усталость, руки были залиты кровью.

– Я сделал все, что мог, миссис Галлахер. Теперь остается только ждать.

Кэтлин медленно поднялась. Ноги и спина болели от долгого сидения.

– Спасибо, Поли.

– Придется держать его в одном из стойл, пока кость не срастется. Мне бы не хотелось, чтобы он гулял по ранчо в таком состоянии.

– Ему это не понравится, – заметила Кэт­лин со слабой улыбкой, – а когда нога зажи­вет, на нем ездить будет не лучше, чем на медведе. Ты же знаешь, что бывает, когда его не выгуливают каждый день.

Поли кивнул. Не было уверенности в том, что она когда-нибудь вообще сможет ездить на гнедом, и они оба знали это.

– Пошли, Кэтлин, – произнес Рэйф, обни­мая ее за плечи. – Тебе надо немного поспать, да и Поли, думаю, тоже.

Она без возражений и даже охотно последо­вала за ним в дом. Его рука соскользнула на ее талию, когда они шли по узкому коридору к спальне Кэтлин. Он убрал руку, когда они до­шли до двери, и неожиданно им обоим стало неловко.

Они были недавно так близки, подумала Кэт­лин. Если бы она знала, как вернуть ощущение тех минут у камина! Она уже собиралась попро­сить его остаться с ней на ночь, чтобы насла­диться его успокаивающим присутствием, узнать, как это – заснуть в его объятиях… Но тут ее посетила неожиданная мысль о прости­тутках, раскрашенных, надушенных и напуд­ренных, в одной постели с Рэйфом, которые лас­кали его, как это недавно делала она, руками, более опытными, чем ее собственные.

– Спокойной ночи, Рэйф, – сухо произнесла она. Как она могла позволить ему поцеловать себя? Как могла она забыть, что он предпочел других женщин ей, своей жене?

– Кэтлин, – невысказанное желание обнять, успокоить, прозвучало в его голосе. Долгое мгновение они стояли рядом, не касаясь друг друга.

Я хочу его, думала Кэтлин, хочу, несмотря на всех этих женщин…

Рэйф ждал в надежде, что Кэтлин попросит его остаться, но когда она не сделала этого, он засунул руки в карманы и отвернулся. Холод­но и горько он пожелал ей спокойной ночи и оставил ее одну, так и не прикоснувшись к ней.


В следующую субботу Кэтлин сказала Рэйфу, что ей нужно съездить в город, чтобы по­полнить запасы, но на самом деле ей хотелось уехать с ранчо. Ей нужно увидеться с Кристи­ной, поговорить с кем-нибудь, кто выслушает ее, не пытаясь судить.

Утром она тщательно оделась: внешний вид сейчас был очень важен, более важен, чем ког­да-либо. Никто в городе не должен догадаться, что она несчастлива, что ее брак далек от со­вершенства.

Она выбрала зеленое платье с крошечными белыми цветочками, вышитыми на корсаже. Широкий белый кушак опоясывал талию, а черные кожаные ботинки туго охватывали ее щиколотки. Она в последний раз бросила быст­рый взгляд в зеркало перед тем, как выйти из комнаты. Платье шло к ее волосам и глазам, подчеркивало достоинства фигуры. Ей подума­лось: заметит ли Рэйф, как хорошо она выгля­дит? Но тут же выругала себя за то, что думает об этом.

Он ждал ее в общей комнате. С тех пор, как они поженились, он купил несколько пар брюк и рубашек, пару туфель, широкополую стетсоновскую шляпу. Сегодня на нем были черные брюки и темно-синяя рубашка, а шляпу он сдвинул на затылок.

– Готова? – отрывисто спросил он, и когда Кэтлин кивнула, открыл дверь и вышел вслед за ней.

Сильными уверенными руками он помог ей забраться на сиденье. Потом, сев рядом, взял поводья, и повозка тронулась с места.

Кэтлин едва замечала, где они едут, – все ее внимание занимал Рэйф. Сердце ее билось силь­нее всякий раз, когда их бедра соприкасались во время качки.

Уголком глаз она изучала его профиль. Он стал еще красивее с тех пор, как они впервые встретились. Неужели его плечи стали еще шире, а ноги – еще длиннее?

Она подумала о тех ночах, которые провела без сна, мечтая о нем, и все же, как ни велико было ее желание, она не могла забыть о ночах, проведенных им в городе. Образ Рэйфа в пос­тели с одной из проституток преследовал и мучил ее, а собственное желание начинало ка­заться ей таким же дешевым и пошлым.

Рэйф не сводил взгляда с дороги. С той ночи, когда Кэтлин приснился кошмар, он надеял­ся, что она забудет, что он наполовину индеец, и, наконец, увидит в нем просто мужчину. Но, похоже, ее устраивает сложившееся положе­ние, а он не собирается умолять ее о благо­склонности.

Он ругал себя за эти мысли. От женщин не жди ничего, кроме неприятностей. И все же он не мог отрицать, что она нужна ему, что несколько поспешных поцелуев не могут об­легчить страшную тоску, снедавшую его днем и ночью. Он хотел делиться с ней своими мыс­лями, мечтами, сомнениями… Он взглянул на нее, восхищаясь безупречной красотой кожи, золотом волос, румянцем на щеках… Она спле­ла руки на коленях и, похоже, полностью по­глощена окружающим пейзажем.

Ему стало легче, когда они приехали в го­род. Ее близость – это постоянная пытка. Он оставил ее у магазина, сказав, что будет ждать ее здесь ровно в три часа. Кэтлин улыбнулась и проводила его взглядом, когда он перешел улицу и вошел в салун. Вздохнув, она поспе­шила к дому Кристины. У нее было два часа на то, чтобы навестить подругу и сделать по­купки.

Кристина удивилась и обрадовалась Кэтлин. Они несколько минут обменивались шутливы­ми замечаниями ни о чем, пока любопытство Кристины не победило.

– Хватит нам болтать о ценах на материю и о погоде, – искренне произнесла она. – Тебя что-то беспокоит?

– Неужели это так заметно? – испугалась Кэтлин.

– Нет же, но я знаю тебя достаточно, чтобы заметить, что у тебя что-то не так. Что же это?

– Рэйф, – призналась Кэтлин.

– Он что, бьет тебя? – спросила Кристина, только наполовину в шутку. Рэйф – индеец, и ничего в его действиях не удивило бы ее.

– Нет, вовсе нет, Крис, но все так запута­лось!

– Я слушаю тебя, дорогая.

Кэтлин глубоко вздохнула, а потом, опус­тив глаза, рассказала Кристине о том, что слу­чилось в ее свадебную ночь.

– Я вела себя неправильно, – закончила Кэт­лин. – Я понимаю, что обидела его.

– И теперь ты жалеешь об этом. Кэтлин кивнула.

– Что мне делать? Я же не могу подъехать к нему со словами: «Прости меня, Рэйф, давай займемся любовью».

– А почему бы и нет? Вы ведь женаты. Кэтлин удивленно посмотрела на подругу.

– Интересно, как бы он отреагировал? Что бы он подумал? А если бы он отказался?

Кристина пожала плечами.

– По-моему, ты слишком серьезно к этому относишься. Ты хочешь его. Он, похоже, хо­чет тебя. Что тебе терять?

Мою гордость, подумала Кэтлин, но не про­изнесла этого вслух.

– Гордость не согреет в холодную ночь, – сказала Кристина, снова лукаво улыбнувшись.

– Ты удивляешь меня, Крис, – пробормота­ла Кэтлин. – Ты даже не замужем, а даешь мне такие советы. Я поражена.

Кристина рассмеялась, и Кэтлин присоеди­нилась к ней. Смех ослабил напряжение, и Кэтлин почувствовала себя лучше.

– Советовать может каждый, – сказала Кристина. – Наверное, я бы побоялась обсуж­дать такие интимные проблемы, но иногда мне кажется, что люди слишком много беспокоят­ся о семейных делах.

– Смотри, не говори никому таких вещей, а то твоя репутация погибнет, – посоветовала Кэтлин на прощание.

– Ты совершенно права, – рассмеялась Крис­тина. – Держи меня в курсе своих дел.

– Обязательно. Спасибо, Крис.

Кэтлин улыбалась, выходя из дома Кристи­ны почти два часа спустя. Может, ее подруга и права. Может, ей следует рискнуть и признать свою неправоту. Она вошла в магазин и сделала заказ. Пока вещи загружали в повозку, она бе­седовала с женой владельца. В магазине было еще несколько женщин, и Кэтлин видела, что они смотрели на нее с любопытством. «Заму­жем за полукровкой, – почти слышала она их мысли. – Как ей с ним? Такой ли он дикарь, какими слывут все остальные индейцы? Оскорб­ляет ли он ее, бьет, унижает ли?».

Отворачиваясь от прилавка, Кэтлин заста­вила себя улыбаться, надеясь, что выглядит в браке счастливой во всех отношениях. Она кивнула нескольким дамам и вышла из мага­зина. Щеки ее покрылись краской гнева, ког­да она услышала громкий шепот одной из них: «И как это Кэтлин Галлахер отважилась при­ехать в город и разговаривать с приличными людьми?»

Кэтлин стояла на дощатом тротуаре, не сводя глаз с салуна: поскорее бы Рэйф забрал ее! Но вместо него она увидела приближающегося к ней Абнера Уайли.

– Добрый день, миссис Галлахер, – притро­нулся к шляпе Абнер.

– Добрый день.

– Хороший нынче денек.

– Да.

– А вы хорошо выглядите, – сказал он, скользя взглядом по ее фигуре и задержавшись на груди, прежде чем снова посмотреть ей в лицо.

– Спасибо, – кратко ответила Кэтлин. Она прижала руки к телу, сопротивляясь желанию скрестить их на груди. – Извините, но вообще-то я должна встретиться с мужем около поч­ты.

Она отважно солгала, надеясь избавиться от его общества. Однако у нее ничего не вышло.

– А я пройдусь с вами, – сказал Абнер, и Кэтлин ничего не оставалось, как отправиться вниз по улице по направлению к почте.

– Как дела на ранчо? – поинтересовался Аб­нер.

– Неплохо.

– Слышал, как пара ваших парней ворчали в салуне в прошлую субботу. Похоже, они не в восторге от работы на полукровку.

Кэтлин кивнула, не поддаваясь на его уловку.

– И я не могу их винить, – продолжал он. – Этим краснокожим нельзя доверять. Снимут с тебя последнюю рубашку.

Кэтлин нахмурилась: чтоб он сквозь землю провалился! Хотя даже матери-земле такой кусок может встать поперек горла.

– Ну, вот мы и пришли, – заметил Абнер, когда они добрались до почты на другом конце города. – Похоже, ваш муж опаздывает.

– Да.

– Тебе следовало выйти за меня, Кэтлин, – сказал Абнер низким напряженным голосом. – Как ты могла продаться этому подонку? Я бы позаботился о тебе и о ранчо тоже. Ты знала, что я к тебе неравнодушен. Твой отец тоже знал, и был не против. Ты не имела права оставить меня ради этого проклятого индейца. Никакого права.

Кэтлин подняла глаза на Абнера, ошелом­ленная его словами. От ревности, запылавшей в его бледно-голубых глазах, ей стало не по себе.

– Я не оставляла тебя, – тихо произнесла она. – Между нами ничего не было.

– Я просил твоей руки три раза!

– Я не люблю тебя. Прости меня.

– Ты любишь этого индейца?

– Это тебя не касается.

– Еще как касается! Если бы не этот чертов индеец, я бы по-прежнему был главным ковбо­ем на ранчо, а ты была бы моей женой.

– Неправда!

– Правда, черт возьми! Твой старик хорошо относился ко мне, пока не появился этот чер­тов индеец.

– Мой отец и не переставал хорошо к тебе относиться, – сказала Кэтлин, – ты сам ушел с ранчо, помнишь? Он не просил тебя об этом.

– Ты была предназначена мне, Кэтлин, – страстно произнес Абнер, и прежде чем она догадалась, что у него на уме, Абнер, затащил ее в аллею между банком и почтой и поцело­вал. Он удерживал ее руки, прижимая к стене банка.

Кэтлин яростно отбивалась, его поцелуй был ей отвратителен. Ее чуть не стошнило, когда его язык коснулся ее сомкнутых губ. В углах у нее зазвенело от гнева, когда его поцелуй стал глубже, а потом, опомнившись, она резко и быстро подняла колено. Абнер зашатался, хва­тая ртом воздух: ее колено врезалось ему в пах.

– Сука! – зарычал он. – Ты пожалеешь об этом.

– Не смей трогать меня, – пригрозила Кэт­лин. – Если ты еще раз приблизишься ко мне, я скажу Рэйфу, и он убьет тебя.

Абнер ухмыльнулся, преодолевая мучитель­ную боль. Он медленно и ласково провел по прикладу ружья.

– Надеюсь, он попытается.

Кэтлин стало не по себе. Абнер ловко обра­щался с ружьем. Она часто видела, как он уп­ражнялся в стрельбе за сараем, соревнуясь с другими ковбоями. Он никогда не проигрывал, стрелял плавно, уверенно и чрезвычайно быст­ро. Необычный талант для ковбоя, но Абнер на самом деле очень хороший стрелок. Очень… А Рэйф оружия при себе не носит…

Испуганно вскрикнув, Кэтлин бросилась прочь, поправляя на ходу растрепавшиеся во­лосы. Абнер проводил ее взглядом. В его сузившихся глазах светились злоба и неудовлет­воренное желание. То, что она предпочла ему полукровку, уязвляло его гордость, и он по­клялся, что когда-нибудь заставит ее заплатить за это. Когда-нибудь, как-нибудь он найдет способ заполучить ранчо и Кэтлин в придачу. А если где-то по дороге придется убить грязно­го индейца – что ж, тем лучше. Ничего ему так не хотелось, как взять Рэйфа Галлахера на мушку ружья.

Абнер тихо засмеялся. Он никогда не заме­чал за собой такой сильной жажды мести, но мысль отплатить Кэтлин за то, что она с ним так обошлась, была воистину приятна.

Когда Кэтлин, запыхавшаяся и бледная, появилась у магазина, Рэйф уже ждал ее.

– Где ты была? – нахмурившись, спросил он.

– Заходила на почту проверить, не пришло ли что-нибудь.

– Ты выглядишь так, словно бежала всю дорогу, – заметил он. – Ты купила все, что хотела?

– Да. Поедем домой прямо сейчас?

– Если ты готова.

– Готова!

Он вопросительно посмотрел на нее, ничего не понял и пожал плечами. Эти женщины… Их невозможно понять. Она так ждала этой поездки, а теперь, похоже, не может дождать­ся, когда они отправятся домой.

Кэтлин не упомянула о встрече с Абнером, решив, что расскажет об этом Рэйфу позже, дома. А теперь она сидела и смотрела на дорогу, думая, нет ли какой-нибудь возможности, не роняя своей гордости, дать Рэйфу понять, как он ей нужен.

То, что приближался субботний вечер, от­нюдь не радовало ее. Что, если он опять пред­почтет провести ночь в борделе, а не с ней?

За ужином Кэтлин не находила себе места, понимая, что если она не решится сегодня ве­чером, то не решится никогда.

«Как только поужинаем и я вымою посу­ду, – подумала она, – я скажу Рэйфу, что была не права и что не имела в виду тех страшных вещей, что сказала тогда».

Рэйф стоял перед маленьким овальным зер­калом на комоде в его комнате и брился. Ему надоело проводить каждый субботний вечер в публичном доме, думал он, на самом деле ему хотелось спокойно посидеть вместе с Кэтлин в гостиной. Но он знал, что не может находить­ся с ней в одной комнате, не касаясь ее. Даже находиться с ней в одном доме было пыткой. В будние дни всегда хватало дел снаружи. Но по субботам ковбои рано уходили, чтобы съездить в город.

Он надел чистую рубашку, взял шляпу и вышел из комнаты. Если не считать проблем с Кэтлин, жилось на ранчо «Сэкл Си» неплохо. У него были дом, еда и карманные деньги. Же­ребец Кэтлин быстро выздоравливал. Раны на шее и боках заживали, и Поли был уверен, что со временем срастется и нога.

Кэтлин сидела в общей комнате с корзиной штопки на коленях. Как всегда, его поразила ее красота. На ней было розовое платье с высо­ким кружевным воротничком и пышными ру­кавами. Облегающий корсаж подчеркивал грудь, а широкий пояс – тонкую талию. Воло­сы, золотые, как солнечные лучи, падали мяг­кими волнами на плечи, убранные с лица уз­кой розовой атласной лентой. Ее профиль был таким мягким и женственным, шея – такой нежной и притягательной…

Кэтлин подняла грустные глаза, когда Рэйф вошел в комнату.

– Едешь в город? – спросила она, выдавив из себя улыбку.

Рэйф резко кивнул.

«Сейчас, – думала Кэтлин, – скажи ему сей­час ».

– Желаю хорошо провести время.

– Спасибо.

Он уже собрался повернуться, но что-то в ее глазах удержало его. Она выглядела грустной, и неожиданно он почувствовал себя виноватым в том, что оставляет ее одну каждый субботний вечер. Но потом он отогнал от себя эти мысли. Она могла удержать его дома, если бы хотела.

Горло Кэтлин сжалось. Это должно произой­ти сейчас, думала она, но никак не могла най­ти нужных слов. «Прости, что я так вела себя в нашу свадебную ночь», – подумала она, ре­петируя про себя. Давно пора было произнести это простое извинение… Почему же она не может произнести ни слова?

Вместо этого она, к своему ужасу, выпа­лила:

– А у тебя есть своя девушка в борделе? Рэйф посмотрел на нее, пораженный тем, что порядочная богобоязненная женщина за­дает такие вопросы, а потом рассмеялся.

– Своя девушка? Господи, Кэтлин, да у меня там нет никакой девушки.

– Не понимаю.

– Я ни разу не притронулся ни к одной из них, – признался он.

– Ни разу? – на душе у нее стало неожидан­но легко и весело.

– Ни разу.

– Почему, Рэйф?

– А ты не знаешь?

Глаза Кэтлин, ясные и зеленые, словно оке­ан в тихий летний день, широко раскрылись. Она медленно покачала головой.

– Почему, Рэйф? – повторила она, надеясь, что он скажет слова, которые ей так страстно хотелось услышать.

– Из-за тебя, – его голос был тих, темные глаза всматривались в ее лицо. – В первый раз, когда я пошел туда, я собирался попробо­вать с одной из них. – Он пожал плечами. – Там даже было несколько совсем неплохих, но потом я вспомнил тебя, Кэтлин, и не смог этого сделать. Я хочу тебя, Кэтлин, и никого другого.

Это были не те слова, которые она хотела слышать, но они наполнили ее радостью. Он никогда не был ни с одной из них! Облегчение было слаще меда… Все страшные картинки, которые рисовало ей воображение каждый субботний вечер, когда Рэйф уходил из дома, ста­ли бледнеть и забываться.

– Кэтлин…

Она услышала вопрос в его голосе, увидела желание в его глазах и поняла, что больше не в силах сопротивляться. Поднявшись и уронив корзину на пол, Кэтлин вошла в объятия Рэйфа. Она прижалась лицом к его груди, неожи­данно потеряв уверенность. Она чувствовала частое биение его сердца под своей щекой, на­пряжение, с которым он прижимал ее к себе. Его губы прикоснулись к ее волосам.

– Кэтлин, – прошептал он, лаская рукой ее спину. – Я так долго желал тебя, так долго ждал этого…

– Не жди больше, Рэйф.

– Кэти!

Он схватил ее в объятия и быстро отнес по коридору в спальню, осыпая поцелуями ее лицо, шею, грудь и, наконец, губы.

Он осторожно положил ее на кровать и лег рядом. Его глаза мерцали черным огнем.

Сердце Кэтлин бешено стучало, когда она от­вечала на его поцелуи. Ее рука скользнула под его рубашку, кончиками пальцев Кэтлин глади­ла его сильную спину. Кожа Рэйфа была глад­кой и твердой, как сталь, обтянутая шелком, бугры мышц перекатывались под ее ладонью.

Пальцы Рэйфа расстегнули ее платье, губы спустились вниз по шее. Он расстегнул кор­саж, за которым оказалась тонкая сорочка, и осыпал легкими поцелуями ее плечи, шею, грудь…

У Кэтлин захватило дыхание. Она никогда раньше не испытывала такого острого наслаж­дения… Ее кожа горела от каждого прикосно­вения, все тело трепетало и вздрагивало, от­данное его власти.

Ее пальцы запутались в его волосах, она выгнулась ему навстречу, повинуясь не совсем осознанному желанию.

Рэйф понял. Дрожащими от страсти рука­ми он снял с нее платье, а потом разделся сам.

Он прекрасен, подумала Кэтлин, его тело совершенно. Красновато-коричневая кожа была покрыта легкими черными волосами на руках, ногах и на груди. На левом бедре светлел не­большой шрам, и ей захотелось узнать, от чего он. Но Кэтлин забыла о своем вопросе, когда Рэйф лег и снова обнял ее.

Она застонала от почти непереносимого удо­вольствия, когда его обнаженное тело прижа­лось к ней, прошептала его имя, когда он сно­ва начал целовать ее, гладить спину и бедра. Его язык обжигал, словно пламя. Она стала невесомой и забыла обо всем, погрузившись в неведомые и неожиданные сладостные ощуще­ния. Почему она ждала так долго, не позволяя ему любить себя? Почему она потеряла столь­ко дней, раскаивалась она, и столько ночей? Она давно могла наслаждаться его объятиями, прикасаться к нему, целовать его, узнавать его сильное, мускулистое и такое желаемое тело!

Его дыхание было обжигающим, когда он прошептал ее имя, сказал, что она прекрасна и желанна… А потом он оказался сверху, накрыв ее тело своим, раздувая пламя их страс­ти…

Кэтлин смотрела на Рэйфа, охватив его шею руками и выгнувшись ему навстречу. Ее прон­зила острая режущая боль, а потом волны не­вероятного наслаждения подхватили ее, ука­чивая глубокими движениями внутри ее. Я умираю, смутно подумалось Кэтлин, невозмож­но выдержать такую страсть, такое наслажде­ние…

Время исчезло, реальность потускнела, и во всем мире остались только они, соединенные в восхитительном объятии, движущиеся в древ­нем ритме любви.

– Рэйф, о, Рэйф! – вскрикнула Кэтлин, ког­да последняя радужная волна захлестнула ее. Его тело содрогнулось в последний раз и за­мерло. Он долго лежал не шевелясь, прижав­шись лицом к ее шее, прерывисто дыша.

Она крепко обнимала его, не желая, чтобы это кончалось. Теперь она – часть его, а он – часть ее. На этот краткий миг они стали дейст­вительно одним целым. Она еще никогда не чувствовала себя такой счастливой, такой про­светленной…

Рэйф, не разжимая объятий, рассеянно лас­кал рукой ее грудь. Теперь она принадлежит ему, по-настоящему принадлежит…

Они долго лежали обнявшись, а потом Кэт­лин шевельнулась, и Рэйф понял, что снова хочет ее. Его кровь вскипела, сердце застучало сильней, и он снова поднялся над ней с огнем в черных глазах.

– Кэти?

Она кивнула, удивляясь, что он так скоро захотел ее снова, и потому, что тоже хочет его. Он делал это нежно, ласково, и его руки и губы разжигали в ней огонь…

Теперь его кожа стала солоноватой, а воло­сы – влажными. Ее ладони скользили по его рукам, наслаждаясь их силой. Жар в его гла­зах завораживал ее даже теперь, когда трепе­щущая в ней страсть снова привела ее к вер­шине наслаждения.

Второй раз оказалось еще лучше, и Кэтлин улыбалась от удовольствия, когда его тело со­дрогнулось в последний раз.

– Муж мой, – прошептала она, наслажда­ясь звучанием этих слов и счастьем в сердце.

Рэйф тихо рассмеялся, щекоча своим дыха­нием ее ухо.

– Жена моя, – хрипло прошептал он. – На­конец-то.

ГЛАВА 12

На следующее утро Кэтлин проснулась с улыбкой. Она лежала и с радостным удивле­нием смотрела на мужчину, который доставил ей такое наслаждение этой ночью. Ее муж. Раньше она не понимала, какое это чудесное слово: муж.

Ее сердце громко стучало, пока она внима­тельно рассматривала его лицо. Она скользну­ла взглядом по очертаниям стройной фигуры под складками одеяла. «Он очень красив», – подумала Кэтлин, покраснев от смущения. Се­годня ночью она узнавала его тело, отбросив все условности, и осталась несказанно доволь­ной тем, что видела и к чему прикасалась. Ее пальцы гладили и ласкали его, а он удивлялся тому, что ее неопытные руки доставляют ему такую радость. Кэтлин почувствовала, как к щекам прилила кровь, когда вспомнила о его ласках и том наслаждении, которое она от это­го получала. Вдруг она поняла, что не может больше смотреть на него. Все ее ощущения были так новы и неожиданны, что ей захоте­лось побыть одной.

Выскользнув из постели, Кэтлин надела ха­лат и на цыпочках вышла из спальни. Нужно приготовить завтрак. Вскоре кухня наполнилась ароматом жареного бекона и сваренного кофе. Она стояла у плиты, взбалтывая яйца, ког­да почувствовала, как его руки обвились во­круг ее талии, а губы прикоснулись к шее.

– Доброе утро, женушка, – ласково поздо­ровался Рэйф.

– Доброе утро, муженек, – ответила Кэтлин шутя, но голос не слушался ее, а руки дрожали от ощущения близости. Она глубоко вздохнула его запах, и внезапно ощутила прилив желания.

Ладони Рэйфа скользнули вверх, по животу и накрыли ее груди. Нагнув голову, он зарылся лицом в ее волосы, наслаждаясь ароматом жен­щины и исходящим от нее ответным желанием.

– Кэтлин…

– Ты голоден?

– Я умираю от голода, – он говорил не о еде, и они оба это знали.

– Яичница почти готова, – заметила она.

– Оставь ее.

Кэтлин кивнула, погасила огонь и, повер­нувшись к нему, онемела от изумления и по­краснела, обнаружив, что он в сильном возбуж­дении стоит перед ней голый.

– Ты решил именно в таком виде появлять­ся на завтрак каждый день? – спросила она, подавляя счастливый смех, готовый вырвать­ся из ее груди.

Рэйф улыбнулся.

– А ты против?

– О, нет, – ответила Кэтлин, медленно по­качав головой. – Это как раз то, что надо.

Он широко улыбался, пока нес ее на руках к кровати.

В этот день завтрак они пропустили. И обед тоже.


Рэйф сделал глоток горячего черного кофе и испустил протяжный удовлетворенный вздох.

Кэтлин стояла у кухонной стойки и готови­ла грандиозную закуску. Ее волосы были все еще в беспорядке, губы немного опухли от его поцелуев, а в глазах теплилось воспоминание о том, как они любили друг друга. Она никог­да не выглядела более прекрасной.

Он улыбался, ощущая слабые всплески же­лания. Раньше он думал, что его желание станет слабее, если он хотя бы раз возьмет ее, но все оказалось наоборот. Одного раза не хватило. Вто­рой раз еще больше возбудил его. В третий раз ощущения были острыми, и он снова и снова страстно хотел ее, хотел растворить себя в ней. Кэтлин поставила перед Рэйфом тарелки, доверху наполненные нарезанным ростбифом, картофельным салатом, молодым маисом и сливочными бисквитами с медом.

– Я надеюсь, ты проголодался, – сказала она, улыбаясь, и, поймав его взгляд, отрицательно покачала головой. – Пожалуйста, будь серьез­нее! – воскликнула она. – Погоди. Не так скоро.

– Ты отказываешь мне?

– Нет, но почему бы нам сначала не поесть? Я ужасно проголодалась.

Рэйф взял вилку и подцепил кусок ростбифа.

– Тогда ешь побольше, – посоветовал он, озорно улыбаясь, – тебе еще понадобятся силы.

Поздно ночью Рэйф и Кэтлин сидели на диване перед камином. Ее голова покоилась на плече Рэйфа, а рука лежала на его бедре. Она чувствовала себя замужней женщиной, сидя рядом с ним в одном легком халатике. На Рэйфе были только брюки.

В камине весело горел огонь, отбрасывая длинные тени на стены. Ее желудок был полон, душа счастлива, губы немного покусаны во вре­мя последней любовной схватки. Стоило им один раз убрать все барьеры, как они, казалось, больше не могли насытиться друг другом.

Кэтлин смотрела вверх, чтобы видеть лицо своего мужа. Она любила профиль Рэйфа и лю­била его самого. Она все еще удивлялась своему чувству. Она так долго ждала любви, мечтала о крепком худощавом золотоволосом мужчине, который будет ухаживать за ней, дарить ей кон­феты и цветы, говорить красивые слова пока она, наконец, не примет его предложение, ко­торое он сделает, встав на одно колено.

«Но так лучше», – подумала Кэтлин с легким вздохом. Рэйф был высок, широкоплеч и загадоч­но красив; у него была шаловливая улыбка, кото­рая заставляла ее забыть обо всем остальном.

Ей пришло на ум, что она очень мало знает о человеке, который стал недавно ее мужем. И те­перь, познав его тело, она хотела узнать все о его прошлом, его надеждах на будущее и о его мечтах.

– Рэй, где ты родился?

– В Джорджии.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать пять.

– Когда у тебя день рождения?

– Десятого апреля.

Она запомнила эту дату на будущее.

– Ты сегодня переполнена вопросами, да? – спросил Рэйф. Он поглаживал ее бедро, его тем­ная рука резко выделялась на ее белой коже, но Кэтлин не захотела отвлекаться.

– Кто твой отец?

Рэй пожал плечами.

– Он бродяга, и всегда им был. Вот почему ему нравится жить с лакота. Они никогда не остаются подолгу на одном месте, а у моего отца всегда была охота к перемене мест.

– Ты похож на него?

– Немного, только у него волосы каштановые.

– Ты думаешь, он мне понравится?

– Вероятно. Он нравится почти всем жен­щинам.

– А я ему понравлюсь?

– Безусловно.

Кэтлин молчала довольно долго, и Рэйф по­думал, не исчерпала ли она, наконец, свои во­просы. Но она думала, какой вопрос задать на этот раз.

– Ты когда-нибудь воевал против сиуксов?

– Раз или два, – признался он, зная напе­ред, какой вопрос она задаст следующим.

– Ты когда-нибудь дрался против своего собственного народа?

– Что значит «своего народа»? – сардонически спросил Рэйф. – И белые, и индейцы мой народ, Кэтлин. Я настолько же индеец, насколько и бе­лый. Но я никогда не воевал против армии или против белых поселенцев. Только против воронов, когда они нападали на наше селение.

– Ты был в боевой раскраске и носил перья? – Да.

– Мне кажется это таким… нецивилизованным. Она попыталась представить его в кожаных лоскутах и мокасинах, голова с косами, а на лице – ярко-красные полосы. И, к своему удив­лению, легко представила его в таком обличий.

– Это нецивилизованно, – ответил Рэйф, – но никто никогда не считал индейцев цивили­зованными…

И все же, подумал Рэйф, несмотря на весь свой примитивизм, они единственные, кто при­нял его таким, какой он есть, и для кого его смешанная кровь не имеет никакого значения. Он был хорошим воином, умелым охотником, и они восхищались им и уважали его за это. И когда он сказал им, что не будет воевать про­тив белых, они приняли и это его решение. Ни одного воина никогда не принуждали воевать; каждый человек следовал зову своей собствен­ной совести. Если он хотел воевать, воевал, если не хотел – оставался дома.

– Ты никогда не говорил мне, почему оста­вил индейцев, – спокойно заметила Кэтлин.

Рэйф стиснул зубы, и на секунду она пожа­лела, что задала этот вопрос, потому что он, казалось, нарушил их непринужденное молча­ние. Но потом Рэйф взял ее руку и пожал.

– Меня изгнали из племени за то, что я убил человека, – объяснил он. – Мы оба добивались благосклонности одной девушки и…

– Как ее звали?

Он не хотел углубляться в подробности.

– Летний Ветер.

– Она была красивой?

– Внешне да.

– Что ты имеешь в виду?

– Я думал, что был у нее единственным муж­чиной, но Горбатый Медведь тоже считал себя единственным, – Рэйф покачал головой. – Гор­батый Медведь был в ярости, когда узнал обо мне. Я бы ушел, но он не захотел этого. Он был рассержен и полез в драку.

– Ты любил ее?

– Мне казалось, что да.

– Ты когда-нибудь занимался с ней любовью?

– Нет.

– Я рада, – сказала Кэтлин. Она не могла бы вынести мысли, что он занимался любовью с какой-нибудь другой женщиной.

– Еще есть вопросы? – поддразнивая ее, спросил Рэйф.

– Нет, не сейчас, – прошептала Кэтлин, – кроме, пожалуй, одного.

Рэйф поднял бровь:

– Какого же?

– Ты думаешь, что когда-нибудь захочешь вернуться к лакота?

– Я не могу вернуться.

– Потому что тебя изгнали?

– Да.

– Ты даже не можешь навестить отца?

– Изгнание как смерть, Кэтлин. Я никогда не смогу вернуться. В худшем случае я запла­чу жизнью, в лучшем – меня жестоко изобь­ют. У индейцев не очень много законов, но те, которые существуют, строго исполняются.

Рэйф широко зевнул и потянулся, улыбаясь.

– Я думаю, что готов лечь спать, – заметил он. – А ты?

Сердце Кэтлин часто забилось, когда его взгляд коснулся ее губ.

– Я тоже, – согласилась она. – Я ужасно устала.

Рэйф изумленно поднял брови и потянулся к ее руке.

– Не настолько устала, – поправилась она, мило покраснев.

Он гладил ее по спине, пока они спускались из зала в спальню. Он закрыл дверь и, очень медленно, стал раздевать ее.

– Черт возьми, – не сказал, а выдохнул он, когда расстегнул халат. – Ты прекраснее всех, кого я когда-либо видел.

Он обнял ее за талию и прижался головой к груди. Кэтлин прерывисто дышала, чувствуя, как внутри нее струятся горячие волны жела­ния. Ее пальцы блуждали в его волосах, а губы легко касались их.

Она услышала, как его дыхание участилось, когда он сбросил халат с нее и быстро вылез из брюк.

– Ты прекрасен, – прошептала Кэтлин в горячке. – Я никогда не думала, что мужчина может быть так прекрасен.

К шее Рэйфа прилила кровь от этого неожи­данного комплимента. Другие женщины тоже говорили о его мужественности, физической кра­соте и о способности удовлетворять их. Но никто никогда не говорил ему, что он прекрасен.

Он взял ее за руку, подвел к кровати и при­тянул к себе. Он хотел заняться с ней любовью медленно, нежно, но ее близость обострила чувства, и он взял ее самозабвенно и мощно.


Они провели три дня в доме, занимаясь любовью и узнавая друг друга. Рэйф вышел из дома только один раз, чтобы заверить Поли, что все в порядке, и сказать, что на следую­щей неделе дела пойдут как обычно.

Поли понимающе улыбнулся:

– Что-то вроде отложенного медового меся­ца, а?

– Можешь называть и так, – согласился Рэйф.

– Я позабочусь обо всем, – сказал Поли, еще шире улыбаясь.

Рэйф кивнул. Он чувствовал, пока шел до­мой, что Поли улыбается за его спиной.

Когда Рэйф вернулся, Кэтлин была в спальне и меняла простыни. Пока он смотрел на нее, мыс­ли о Поли и о ранчо улетучились из его головы.

Кэтлин взвизгнула, когда Рэйф схватил ее сзади и бесцеремонно уложил на кровать. Он стал щекотать ее и засмеялся, когда обнаружил, что она боится щекотки везде, где бы он ее ни тронул.

– Это невозможно! – завопила Кэтлин, ког­да его пальцы добрались до пяток. – Перестань, Рэйф! Пожалуйста, перестань!

– Да, мадам, – сокрушенно сказал он и, от­пустив ее ногу, сложил руки на коленях.

– Что ты делаешь?

– Я перестаю.

– О-о… – она казалась разочарованной.

– Ты ведь велела мне перестать, да?

– Я велела тебе перестать щекотать меня, – сказала Кэтлин, глядя снизу в его глаза, с иг­рающей на губах дразнящей улыбкой. – Мо­жет, ты подумаешь о том, чтобы заняться чем-нибудь получше?

– Я постараюсь, – серьезно сказал Рэйф.

Он так и сделал.


Только в четверг утром Кэтлин вспомнила о своем столкновении с Абнером Уайли. Она весь день думала, стоит ли говорить об этом Рэйфу. Она пыталась точно вспомнить все, что говорил Абнер, и вечером, когда готовила ужин.

– Что случилось, Кэти? – спросил Рэйф, за­метив ее сдвинутые брови, когда она села за стол.

– Ничего, я…

– Ну же, Кэти, скажи мне.

– Ты помнишь нашу поездку в город в прош­лую субботу?

– Да.

– Я видела Абнера Уайли.

Темные глаза Рэйфа немного сузились.

– Где?

– Рядом с магазином «Меркантайл».

– Что он хотел?

– Он сказал, что я должна была выйти замуж за него и что я бы вышла за него, если бы не ты.

– Что еще? Она колебалась.

– Ничего.

– Не обманывай меня, Кэтлин.

– Он попытался поцеловать меня, и я уда­рила его… туда. Ты знаешь. Я сказала ему, что ты убьешь его, если он еще хоть раз дотро­нется до меня, и он сказал, что надеется на то, что ты попытаешься.

– Проклятие, я убью его!

– Нет, Рэйф! Пообещай мне, что ты ничего не станешь делать. Пожалуйста. Это вызовет одни неприятности.

– Кэти…

– Пожалуйста, Рэйф, обещай мне.

– Хорошо, – неохотно согласился он, – я обещаю. Но если он снова сунется к тебе, я шкуру с него спущу, – глаза Рэйфа дико сверк­нули, – я знаю, как это делается.


Следующие несколько месяцев прошли в том же установившемся порядке. Они рано вставали, вместе завтракали, потом Рэйф уходил, а Кэтлин хлопотала в доме. Иногда он приходил домой на обед, а иногда Кэтлин при­езжала к нему с корзиной еды, и они устраи­вались под каким-нибудь тенистым деревом.

Обед был любимым временем для Рэйфа. Кэт­лин отлично готовила, и он жаловался, что толс­теет. Но ему нравилась не сама еда, ему нрави­лась Кэтлин. Она была воплощенной радостью. Он восхищался ее улыбкой, смехом и тем, как она балует его. После обеда они обычно разгова­ривали, Кэтлин что-то штопала или вышивала, пока Рэйф просматривал счета ранчо.

Но лучшим временем дня было время отхо­да ко сну, и с каждым вечером они ложились спать все раньше и раньше, а их страсть друг к другу становилась все сильнее и сильнее. Рэйф не переставал удивляться тому, как он нужда­ется в Кэтлин. Сейчас она принадлежала ему во всех отношениях, и все же его страсть к ней бушевала, как пожар. Если он обнимал ее, то обнаруживал, что хочет большего, но и это означало только короткую передышку.

И Кэтлин чувствовала то же самое. Она, казалось, никак не могла насытиться Рэйфом. Она нуждалась в его прикосновениях, как в воздухе, чтобы дышать, и как в воде, чтобы пить. Его улыбка очаровывала ее, а прикосно­вения заставляли затаить дыхание.

Дни пролетали быстро. Лето пошло на убыль, листья изменили цвет, облачив деревья в вели­колепные платья ярко-оранжевого, золотого и пурпурного цветов. Лошади стали линять, а животы коров раздулись из-за телят, которые должны были родиться весной, и начало разду­вать брюхо у Черного Ветра. Конюшню пере­строили; ее сделали больше, чем раньше.

Хал и Уишфул решили остаться на зиму, и Кэтлин знала, что это из-за Рэйфа. Они больше не считали его посторонним. Он умел общаться с людь­ми, был честен и справедлив, как ее отец; он всег­да охотно выслушивал их жалобы и предложения.

Они собрали остатки урожая и доверху на­полнили сеновал на зиму. Кэтлин чувствовала приливы гордости за хорошо сделанную рабо­ту, когда смотрела на свои стенные шкафы, где каждая полка была заставлена аккуратно помеченными банками.

Зима пришла вместе с порывами ветра и дож­дя, сорвала с деревьев последние листья и за­ставила реки выйти из берегов. Если погода позволяла, Рэйф много времени проводил на улице, ухаживая за скотом, проверяя, не упали ли заборы и не снесло ли в реку их обломки.

Первый снег накрыл землю мантией чис­тейшей белизны. Река замерзла, и ковбои ста­ли носить сено коровам. Это была тяжелая ра­бота. Кэтлин не хотела, чтобы Рэйф выходил на улицу в такой холод, но Рэйф не мог по­слать своих помощников и не пойти сам.

– Он не мог бы поступить лучше, – сказал Поли Кэтлин однажды вечером за ужином. Рэйф работал так же упорно, как и все, и люди уважали его за это.

За несколько дней до Рождества Кэтлин сказала, что хочет елку. Рэйф странно посмот­рел на нее, а потом улыбнулся.

– Рождественскую елку, – сказал он, растя­гивая слова. – Это было бы красиво.

– Похоже, что ты никогда раньше не слы­шал об этом, – заметила Кэтлин, недоверчиво глядя на него.

Рэйф засмеялся.

– Ну, лакота не особенно праздновали Рождество, – напомнил он ей. – В последний раз я видел елку в Новом Орлеане, в публичном доме.

– Рэйф!

– Это правда. Девочки не работали накану­не Рождества. Они украсили елку и потом си­дели вокруг нее, вспоминая лучших клиентов.

– Тебя они не забывали? – спросила Кэтлин с ноткой сарказма в голосе.

– А ты как думаешь, – сказал Рэйф, подми­гивая ей.

– Ты шутишь!

Рэйф смотрел на Кэтлин, не зная, как луч­ше ответить. Если сказать правду, она разо­злится. Лучше было бы соврать, с сожалением подумал он. Но ему не хотелось лгать ей.

– Это было давно, Кэтлин, – заверил Рэйф, глядя на нее очень серьезно.

Она знала, какую жизнь он вел в Новом Орлеане, он упоминал об этом раньше. Но сей­час они были женаты, и ее ужасно ранило то, что он был близок с другими женщинами.

– Кэтлин, прости меня.

– Все в порядке, – сказала она, избегая его взгляда. – Я знаю, что ты не был святым. – Он водил кончиками пальцев по ее руке, вызывая дрожь удовольствия.

– Я не сержусь.

– Ты сердишься. Ты ревнуешь, да?

– Конечно, нет.

– Признайся, моя Кэти. Ты ревнуешь, по­тому что я был с другими женщинами. Но у нас с тобой не так, Кэтлин. Раньше никогда не было так, как у нас с тобой.

– Правда, Рэйф?

– Правда.

Она прижалась к нему, положив голову на плечо. На улице падали кружевные снежинки, но внутри было тепло, очень тепло. Он не ска­зал слов, которые она хотела услышать, но обя­зательно сказал бы. Она знала, что сказал бы.

Слабо горела лампа, и Рэйф начал ласкать ее; тепло его глаз согревало лучше, чем пламя камина; его губы лучше слов говорили, что он любит ее, нуждается в ней.

Она подчинилась его губам, давая себе обе­щание, что никогда не будет ревновать и сомне­ваться в его любви. Она станет единственной женщиной в его будущем, единственной, с кем он захочет быть и без кого не сможет обойтись.

ГЛАВА 13

Пришла весна, и на деревьях, что потяну­лись ветвями к небесам, появилась молодая листва. Трава пробивалась сквозь последние островки снега, и казалось, птицы запели ве­селее, вознося к небу свои утренние гимны. Черный Ветер должна была скоро ожеребить­ся. Скотт, Поли и другие стали ездить по хол­мам и каньонам, сгоняя скот на ранчо. Отец Кэтлин заключил сделку на продажу восьми­сот голов в форт Ларами, и Рэйф обдумывал, как перегнать туда скот. Он не намеревался брать Кэтлин с собой, но у нее на этот счет были другие мысли, которые она до поры до времени благоразумно держала при себе.

Рэйф много времени проводил на улице, занимаясь хозяйством, а она принялась за ве­сеннюю уборку: скребла полы, мыла окна, вытряхивала ковры, сушила постельные при­надлежности.

Однажды вечером за ужином Рэйф сказал ей, что зима принесла кое-какие потери. Пока что они нашли четырнадцать мертвых коров и телят. Большинство животных были застигну­ты вьюгой и погибли от холода.

Но такие потери были обычным явлением, и Кэтлин не очень сокрушалась по этому пово­ду. Каждый день она проводила некоторое вре­мя в загонах для скота, наблюдая, как ковбои клеймят телят. Было пыльно, и пыль прили­пала к потным рукам и лицам ковбоев. Телята не хотели расставаться со своими матерями, а коровы не хотели покидать малышей, и ков­бои громко и замысловато ругались, когда при­гибали испуганных телят к земле и выжигали на теле клеймо в виде буквы «С» в круге и кастрировали бычков.

Обычно Кэтлин избегала этой процедуры, но Рэйф был в загоне и притягивал ее как маг­нит. Он быстро научился обращаться с тавро, и она с гордостью наблюдала, как он работает наравне со Скоттом, Нейтом и Уишфулом. В отличие от других ковбоев Рэйф работал без рубашки, и его мускулы перекатывались под бронзовой кожей, зажигая в груди Кэтлин огоньки желания. Он был такой красивый, было так приятно смотреть на него, высокого, худощавого и крепкого.

У нее всегда наготове было много еды, ког­да она ждала его в конце дня. Казалось, его совершенно не интересовало, что ему подают на обед, лишь бы было побольше еды и горяче­го кофе.

После ужина она грела воду для Рэйфа и мытья посуды. Часто мылила ему спину, по­том грудь, и они вдруг оказывались в ванне или на ковре в гостиной перед камином. Сколь­ко бы он ни работал, он никогда не уставал с ней.

Он рассказывал ей словами, поцелуями и долгими нежными ласками, что она прекрасна и желанна. Она упивалась его ласками, его сильным телом, нежными романтическими словами, которые он шептал ей на ухо, и тем, как он выкрикивал ее имя, когда их тела спле­тались в последней агонии страсти.

О да, думала она, брак – это чудесно, и Рэйф Галлахер был тем, о ком она всегда мечтала, хотя он никогда не говорил тех трех слов, ко­торые ей так хотелось услышать.

Холодной весенней ночью у Черного Ветра начались роды. Поли вызвал Рэйфа и Кэтлин, и они втроем заняли место в конюшне около стойла, откуда они могли все видеть.

Кобыла беспокойно ходила около часа, в конце концов легла, вытянув ноги, потом сно­ва встала.

Только Кэтлин успела подумать, что Поли ошибся, как Черный Ветер растянулась на зем­ле, тужась изо всех сил. Потом хлынул поток воды, и появились два крошечных копытца, темная морда, а потом понемногу голова и пле­чи. Черный Ветер немного передохнула, а за­тем, напрягшись в последний раз, вытолкнула из себя всего жеребенка.

Кэтлин почувствовала, как из ее глаз хлы­нули слезы.

– Это необыкновенно, да? – прошептал Рэйф. Он взял ее за руку, когда кобыла тихо заржала своему жеребенку. С трудом встав на ноги, Черный Ветер обнюхала его и начала об­лизывать шею маленькой лошадке.

– Она черная, как туз пик, – заметил Рэйф. Кэтлин улыбнулась.

– И эти ножки не длиннее трех футов.

– Она – прелесть! – объявил Поли.

Кэтлин и Рэйф подождали, пока жеребенок наберется сил, встанет на ноги и начнет сосать, потом пожелали доброй ночи Поли, который должен был остаться до тех пор, пока у Черно­го Ветра не выйдет послед. В ожидании этого он намазал йодом пупок жеребенку, чтобы предохранить его от инфекции, и приготовил для Черного Ветра пойло из отрубей.

Когда они возвращались домой, Рэйфу по­казалось, что Кэтлин чем-то расстроена.

– В чем дело? – спросил Рэйф.

– Эта лошадка прекрасна, – сказала Кэт­лин, подавляя рыдание. – Папа был бы так рад.

– Кэти… – Рэйф обнял ее.

– О, Рэйф, мне так его не хватает! – сквозь слезы проронила Кэтлин.

– Я знаю, Кэти, я знаю.

Она прижалась лицом к его груди, и слезы потекли быстрее, облегчая боль в ее сердце. Они с отцом были очень близки. После того, как умерла мать и убили братьев, Кэти и отец при­вязались друг к другу, как две потерянные души. Они вместе горевали и утешали друг друга, и между ними установились прочные узы.

Постепенно всхлипывания Кэтлин утихли, и она начала осознавать, что Рэйф гладит ее. У него такие сильные, умелые и ласковые руки!

– Папа хотел выращивать лучших лошадей в этой местности и создать новый семейный очаг для меня и моих братьев после смерти мамы. Он мечтал, чтобы имя Кармайклов что-то значило, хотел сделать что-нибудь, чем мож­но было бы гордиться. Но ему не было сужде­но осуществить свои мечты, Рэйф. Он сам чуть не умер от горя, когда индейцы убили братьев, но у него все еще оставалась мечта. Когда поя­вились Рэд и Черный Ветер, его надежды на будущее возродились, он стал думать, что еще не поздно, что его мечта о разведении хороших лошадей может осуществиться. А потом эти грязные дикари хладнокровно убили его. – Ненависть наполнила ее голос и высушила по­следние слезы. – Я бы хотела, чтобы все они подохли, Рэйф. Все до единого. – Ее гнев исчез так же быстро, как и появился. – Если бы он только мог увидеть жеребенка.

Она вдруг поняла, что мускулы на руках Рэйфа, напряглись, а челюсти сжались. Она сначала не поняла, а потом догадалась, что случилось. Слова «грязные дикари» пронеслись у нее в голове.

Она посмотрела вверх, взглядом умоляя, чтобы он понял ее. Она больше не думала о нем, как об индейце, он стал для нее мужем, человеком, которого она любила. Но она не могла найти в своем сердце прощения для ди­карей, убивших ее братьев, а потом отца и Лютера. Дикий Запад станет спокойным, если всех индейцев навсегда сотрут с лица земли.

– Рэйф…

– Все нормально, Кэтлин.

Его слова немного успокоили ее, но потом она увидела гнев в его глазах. Рэйф все-таки наполовину индеец, и она интуитивно понима­ла, что он относит ее слова и к себе.

– Я не имела в виду, что ты дикарь, – ска­зала Кэтлин, желая стереть плохо скрываемое выражение ярости в его глазах. – Я больше не считаю тебя индейцем, я… – Она замолчала, понимая, что только ухудшает положение. Он гордился своим индейским происхождением, гордился, что он такой, какой есть.

Рэйф отпустил ее и пошел к камину. Потом свернул и раскурил сигару. Он не мог винить Кэтлин в ненависти к индейцам. У нее было достаточно причин ненавидеть и бояться их, и все же ее слова наполнили его гневом и болью. Люди презирали его и смотрели на него свысо­ка из-за того, что в его жилах текла индейская кровь. Он терпел множество оскорблений, в душе у него рождался гнев, когда мужчины называли его грязным полукровкой. С женщи­нами дело обстояло не так плохо. Их пленяло то, что в нем кровь чероки, возбуждало, что он дикарь. Это ведь так романтично! Он знал, что если бы был маленьким, толстым и некраси­вым, они избегали бы его. От матери он унас­ледовал смуглую кожу, черные волосы и гла­за, а от Киллиана Галлахера – обаяние и добрый, но твердый взгляд.

Рэйф нахмурился и посмотрел в окно. Он ничего не знал о свойствах своего взгляда.

Женщины всегда льнули к нему, потому что им нравилось его худощавое телосложение и суровое выражение лица. Он не гордился своей внешностью, и если он привлекателен для дам, что ж, так тому и быть.

Он думал, что подобные замечания больше не ранят его теперь, когда Кэтлин стала его женой и у него появился дом, который можно называть своим. Но ее слова полоснули, как нож. Грязные дикари! Возможно, и его Кэтлин считает в глубине души таким же.

Он бросил сигару в огонь и смотрел на нее, пока она не сгорела и не рассыпалась в прах. «На самом деле у меня нет дома, который я могу назвать своим», – думал он. Ранчо при­надлежит Кэтлин, дела ведутся от ее имени. Он был не более чем надсмотрщиком, который следил за людьми, за тем, как идет работа, и все ли нормально. Брак с дочерью босса – это премия к заработку.

Он удивился своему сарказму.

– Рэйф, – в ее неуверенном голосе сквозили печаль и сожаление.

– Ступай спать, Кэтлин, – коротко ответил Рэйф.

Она не смогла заставить себя подойти к Рэйфу. Он выглядел таким разозленным, таким неумолимым и обиженным.

Кэтлин сидела на кровати уже около пят­надцати минут, медленно расчесывая волосы и пытаясь уловить звуки его шагов в гостиной. Но было тихо.

Скользнув под одеяло, она уставилась в по­толок, пытаясь не плакать. Почему он такой обидчивый и несправедливый? Ведь он знает, что она не считает его дикарем. Прошло уже несколько месяцев, и он должен знать, что она любит его.

Часы пробили час ночи, а Рэйф все не шел.

Кэтлин лежала одна в кровати, когда про­снулась на следующее утро. Посмотрев на по­душку рядом с собой, она с ужасом поняла, что Рэйф не ложился спать вовсе.

Она надела халат и поспешила на кухню, надеясь найти его там. Но кухня была пуста. Одинокая чашка из-под кофе являлась немым свидетельством того, что Рэйф ушел чуть рань­ше.

Обескураженная, Кэтлин налила себе чаш­ку еще теплого кофе, а потом долго стояла у окна кухни. Черт бы побрал мой глупый язык! Рэйф имел все основания обижаться.

Немного позже она увидела, как он выез­жает со двора на гнедом коне.

Кэтлин овладело уныние, когда она поня­ла, что Рэйф уезжает. Его не будет дома весь день, он уезжает на южные пастбища вместе со Скоттом и Расти Джорданом. Почему он не остался на завтрак, они вместе могли бы раз­решить это недоразумение?

Ей стоило больших усилий исполнять обя­занности по дому как всегда. Обычно она напе­вала, когда заправляла кровать, готовила и прибирала, но сегодня черное уныние отрави­ло все, она не стала обедать, думая, что и Рэйф сегодня не будет сыт своей гордостью. Он оста­нется голодным, если только кто-нибудь из помощников не взял достаточно еды для дво­их. Ближе к вечеру она пошла на конюшню, чтобы посмотреть на Черного Ветра и на жере­бенка. Малышка спала на охапке соломы, но проснулась, когда Кэтлин наклонилась над входом в стойло. Кэтлин не могла не улыбнуть­ся, увидев, как жеребенок встает на ноги и тянется к соску.

– У тебя чудесный ребенок, – сказала Кэт­лин кобыле-матери, почесывая ей лоб. – Про­сто чудесный.

Она еще немного побыла в конюшне и по­шла к выходу. Рэд заржал, когда она проходи­ла мимо его стойла, и она решила вывести же­ребца, чтобы тот немного размялся. Возможно, побыв на открытом воздухе, она почувствует себя лучше.

Двадцатью минутами позже она была уже далеко от ранчо.

Стоял прекрасный день. Воздух становился прохладным, потому что солнце садилось за горы, но небо было голубое и ясное, а деревья великолепны в своей свежей весенней зелени. Островки диких цветов разбросаны разноцвет­ными отметинами на зеленых холмах, а река – бурлива и полноводна.

На пути к пруду она заметила несколько коров. Надо сказать Скотту, чтобы он пригнал их на ранчо.

Пруд был спокоен, вокруг него появился ковер из свежей травы. Она видела белок, пры­гающих между деревьями, слышала хриплый крик сойки.

Кэтлин слезла с коня, сняла сапоги и чул­ки и окунула ноги в холодную воду. Рэд пасся рядом. Ей хотелось поплавать, но вода в пруду еще слишком холодная.

Она думала, улучшится ли настроение Рэйфа, когда он вернется вечером. Что ему ска­зать?

Что она плохо спала этой ночью, что ей не хватало его рук, его поцелуев, которыми он каждый вечер благословлял ее ко сну и будил каждое утро.

Она обернулась на топот копыт и увидела приближающихся к ней Скотта, Расти и Рэйфа. Они гнали с десяток голов скота. Сердце учащенно забилось, когда она увидела мужа. Покажет ли он как-нибудь, что заметил ее при­сутствие, или просто поедет дальше?

Она встала так, чтобы он обязательно ее увидел, и заметила, как Рэйф жестами дал понять Скотту и Расти, чтобы они продолжали движение.

Сердце Кэтлин колотилось, когда он стал распрягать свою лошадь около пруда. Она смот­рела на него, пытаясь придумать хоть какие-нибудь слова.

Рэйф глубоко вздохнул. Он устал и прого­лодался, но глядя на Кэтлин, забыл обо всем. На ней была ситцевая юбка, немного намок­шая снизу. Ее волосы были стянуты назад го­лубой лентой, но несколько прядей выбивались и вились у ее висков. Но Рэйфа притягивали глаза Кэтлин. Они были зеленые, как трава у ее ног, и безмолвно молили его о прощении.

Он разозлился на себя, подошел к Кэтлин и обнял ее. Она приникла к нему, и из глаз ее хлынули слезы.

– Прости меня, – прошептала она. – Я не хотела тебя обидеть.

– Я знаю. – Немного подавшись назад, он положил руки ей на щеки и стал вытирать сле­зы. Его сердце дрогнуло, когда она посмотрела на него снизу вверх, с мокрыми от слез щека­ми и с любовью в глазах.

– Кэти…

– Я люблю тебя, Рэйф. Я бы никогда не мог­ла обидеть тебя.

– Я знаю. – Теперь ему казалось, что не она виновата в том, что ненавидит индейцев, а он виноват в том, что в его жилах течет смешан­ная кровь.

Он поцеловал ее ласково и нежно, и при­косновение его губ унесло прочь все обиды и тяжелые чувства.

– Давай поедем домой, Кэти, – сказал он.

Кэтлин кивнула. У нее на сердце было лег­ко, когда Рэйф сажал ее на спину Рэда, а по­том вскочил на своего гнедого.

Бок о бок они поскакали на «Сэкл Си».

ГЛАВА 14

У Рэйфа вырвался жест раздражения.

– Черт побери, Кэтлин. Ты не можешь ехать, и все тут. На тропе нет места для жен­щины.

– Точно так же говорил мой отец – отпари­ровала Кэтлин.

– Да, он был прав. Я хочу, чтобы ты дала слово, что останешься здесь, пока я не вернусь.

В глазах Кэтлин сверкал вызов. Казалось, они метали зеленые молнии.

– Я еду, и все. Кажется, ты забыл, что это мой скот. Я имею право ехать с вами.

– У тебя совсем нет прав, за исключением тех, которые даю тебе я, – перебил Рэйф. – Ты моя жена, и я говорю, что ты останешься здесь, в доме, потому что твое место здесь.

Кэтлин сердито смотрела на мужа. Она была слишком разозлена, чтобы возражать. Как он смеет так с ней разговаривать! Подумать толь­ко, никаких прав! Ранчо принадлежит ей, скот тоже, и она будет делать так, как хочется ей. И если это ему не нравится, ничего не попи­шешь.

Рэйф ругался про себя. Он пытался урезонить ее, пытался угрожать, а сейчас пытается запугать ее, но ничего не помогает. Так или иначе, он знал, что Кэтлин решила сопровождать стадо до форта Ларами, и устал усмирять ее.

– Кэти, пожалуйста, сделай, как я прошу.

Она почувствовала, как ее гнев улетучива­ется от этой мягко высказанной просьбы. Она почти согласилась, но потом покачала головой:

– Я еду, Рэйф.

Он понял, что побежден.

– Мы выезжаем с первыми лучами солнца. Будь готова, или мы уедем без тебя.

Это была пустая угроза. Он не мог уехать без нее. Зная Кэтлин, он не сомневался в том, что она просто последует за ним и, возможно, нарвется на неприятности или потеряется. Он не мог этого допустить. К тому же ему не хоте­лось спать одному в течение следующих не­скольких месяцев, думая, все ли с ней в по­рядке дома.

Кэтлин торжествующе улыбнулась.

– Я буду готова.


На рассвете они уже были на тропе: восемь­сот голов скота, за которыми нужен глаз да глаз, шестеро мужчин и одна женщина, едва скрывающая свое волнение. Поли и Расти ос­тались, чтобы присматривать за ранчо.

Рэйф ехал рядом с Кэтлин.

– Ты уверена, что не передумаешь? Это ведь поездка не на одну ночь, Кэти. Мы будем дви­гаться в течение нескольких недель.

– Я еду с тобой, Рэйф.

Рэйф кивнул и, закрепив ремешок на шее, забросил шляпу за спину. Пока скот сам пой­дет по тропе, пройдет около недели, а до тех пор погонщикам предстояло хорошо порабо­тать.

Часом позже Кэтлин уже почти сожалела о своем упорстве. Коровы мычали, громко про­тестуя против каждого шага, будто зная, что их ожидает в конце тропы. Густые клубы пыли висели в воздухе, и только платок на лице не давал ей задохнуться. Кроме мычания были слышны крики мужчин, пытавшихся заста­вить стадо двигаться в правильном направле­нии, случайное ржание лошадей и монотонный стук тысяч копыт, сотрясавших землю.

Первый день – самый тяжелый. Нужно увести стадо как можно дальше от знакомой территории. Кэтлин знала, что уставшие коро­вы уже не захотят оторваться от стада, чтобы вернуться на старое пастбище, они будут дви­гаться медленнее, покрывая от двенадцати до пятнадцати миль в день и давая скоту время пастись и набрать вес.

Ковбои ее отца знали что делать: в прошлом они проделывали такой путь не однажды. В первый день Скотт и Нейт ехали впереди ста­да. Хэл ехал сбоку, Джош и Уишфул, которых наняли недавно, погоняли стадо сзади.

В начале пути скот вел себя беспокойно и был готов разбежаться при малейшей возмож­ности. Бренден Кармайкл всегда включал в стадо несколько старых быков, чтобы они успокаивали расшалившихся молодых бычков. Кэтлин заметила, что Скотт сделал то же са­мое.

Это продолжалось пять часов. В полдень ненадолго остановились, чтобы поесть, а потом снова продолжили путь.

Прошло еще шесть часов, пока Рэйф не объ­явил привал. К тому времени Кэтлин была уве­рена, что никогда не вернется в свое нормаль­ное состояние. Ей казалось, что ее ноги останутся навсегда искривленными, как у Уэба. Ее мускулы одеревенели и болели, и ее слегка покачивало, когда она встала на твер­дую землю. Ее сил хватило только на то, что­бы снять с седла снаряжение, а потом она бро­силась на землю и села на попону, скрестив ноги, не понимая, что происходит вокруг.

Уэб вызвался заниматься готовкой на все время пути. Кэтлин следовало бы предложить ему свою помощь, но она не могла заставить себя двигаться. Она едва сознавала, что ковбои устраивают стадо на ночь и что Рэйф назнача­ет караульных в первую очередь, во вторую и так далее. Запах дыма защекотал ей ноздри, когда Уэб зажег костер, чтобы приготовить ужин, и она слышала, как вокруг него собра­лись мужчины, обсуждая события дня. Но к тому времени она уже почти спала.

Рэйф покачал головой, увидев, что Кэтлин спит под раскидистым тополем. Если бы у него был лишний человек, он отправил бы ее до­мой, но теперь уже слишком поздно. Он не знал, будить ли ее на ужин, и решил, что в отдыхе она нуждается больше, чем в еде. На­крыв ее одеялом, он прыгнул в седло и поехал проверять, все ли сторожа на месте.

Уэб приготовил бобы с красным перцем и лепешки из кислого теста, которые встретили всеобщее одобрение, и Рэйф облегченно вздох­нул. Не было ничего хуже, чем провести неде­ли на тропе, вместо еды замаривая червячка, которого даже жевать не стоит. Хороший по­вар лишал мужчин повода ворчать.

Постепенно огонь угасал и стали устраивать­ся на ночь.

Кэтлин спала, подложив руку под щеку, и волосы золотом обрамляли ее лицо. Рэйф по­чувствовал, как внутри него растет знакомое желание, но здесь не было ни времени, ни мес­та для этого.

Завернувшись в одеяло, он растянулся ря­дом, с седлом вместо подушки и шляпой на лице. Даже сейчас он не мог не чувствовать женщину, лежащую рядом. Он слышал тихое дыхание, ощущал легкий аромат ее волос. Он все еще не спал, когда Скотт потряс его за пле­чо и сказал, что сейчас его очередь объезжать стадо.

Ночь была темная, мирная и спокойная. Рэйф объезжал стадо, и когда встречал друго­го сторожа, негромко приветствовал его и ки­вал головой. Большинство мужчин во время объезда тихо напевали, но Рэйф не знал зауныв­ных ковбойских песен, и поэтому он ехал в молчании, думая о Кэтлин и об их будущем.

Следующая неделя прошла в клубах пыли и в седле. Кэтлин пересаживалась к Уэбу в кухонный фургон, когда долгие часы, проведенные в седле, выматывали ее. Старик был неразговорчив, но они довольно хорошо ладили, и она стала помогать готовить, хотя Уэб хотел все делать сам, жалуясь, что ее кофе слишком слабый, а лепешки чересчур малень­кие.

– Подумать только, маленькие! – бормотала про себя Кэтлин, но не спорила. Уэб все-таки повар, а кухонный фургон его вотчина.

Кэтлин не удавалось проводить много вре­мени с Рэйфом, хотя она видела его часто и ночью спала рядом с ним. Она не понимала, насколько ей нравилось засыпать в его объяти­ях, пока не лишилась этого. Теперь, в лучшем случае, он целовал ее и желал спокойной ночи. Она знала, что его чувства к ней не изменились: он сохранял дистанцию из-за того, что вокруг были ковбои, но ночью ей так не хватало его любви. Он научил ее страсти, разбудил в ней такие желания, о существовании которых она раньше и не подозревала, но сейчас она даже не могла дотронуться до него. А он был таким желанным. Она не сводила с него глаз, когда они были рядом, восхищаясь тем, как он скачет на своем скакуне, тем, как взду­вается рубашка на его плечах и спине, как джинсы облегают его стройные сильные ноги. Он хорошо ладил с погонщиками: внимательно выслушивал их жалобы, улаживал споры и смеялся над их непристойными шутками.

Они были на тропе около двух недель, когда увидели индейцев: полдюжины индейских воинов на малорослых лошадях «калико». Кэт­лин смотрела на них, чувствуя, как страх сдав­ливает ей горло при виде их размалеванных лиц и перьев, привязанных к длинным чер­ным волосам.

Рэйф подскакал к кухонному фургону и ве­лел Уэбу остановиться, потом поехал разбирать­ся с индейцами. Кэтлин казалось, что она ум­рет, дожидаясь возвращения Рэйфа. Вернется ли он? Или индейцы убьют его и потом заре­жут всех остальных?

Казалось, прошла вечность, когда Рэйф по­явился у фургона.

– Они из племени чеинн, – коротко сказал он. – Они хотят, чтобы мы дали им несколько голов скота. Если мы это сделаем, я думаю, они пойдут своей дорогой. Если мы откажем­ся, я думаю, они будут драться.

– Дай им то, что они хотят, – сказала Кэт­лин. – Все, что угодно, лишь бы избавиться от них.

Рэйф кивнул. Он позвал Скотта, который ехал позади стада, и они вместе отобрали шесть нетелей-однолеток. Потом Рэйф снова поска­кал к индейцам.

Через пятнадцать минут индейцы исчезли, а вместе с ними исчезли и шесть телок с ранчо «Сэкл Си».

– У них была тяжелая зима, – пояснил Рэйф, вглядываясь в даль. – Их дети голода­ют, а старики умирают. Шаман сказал им, что Бог не доволен своими краснокожими детьми, и в этом году у них будет плохая охота на би­зонов.

– Это глупо, – нахмурилась Кэтлин.

Рэйф пожал плечами:

– Некоторые индейцы верят, что приход белых является наказанием Вакан Танка. И кто знает, возможно, они правы. Болезни белых людей уже уничтожили некоторые племена. А теперь бизонов становится все меньше и мень­ше. И если бизоны исчезнут, индейцы исчез­нут вместе с ними.

Рэйф покачал головой, будто пытаясь про­гнать дурные мысли. Потом сказал:

– Погоняй, Уэб. Нам надо спешить.

Через несколько дней они стали лагерем около реки. Расседлав лошадь, Кэтлин сразу улизнула из лагеря в поисках укромного мес­та, где могла бы помыться. Она была уверена, что никогда еще не была такой грязной. Ее волосы покрывал слой пыли, кожа шелуши­лась от грязи и от высохшего пота.

На берегу она сняла юбку для верховой езды и рубашку, потом вошла в воду и с наслажде­нием вздохнула, когда холодная влага сомкну­лась вокруг нее. Глубоко вздохнув, она окуну­лась, едва не вскрикнув, когда ее пробрал холод.

Кэтлин лениво плавала, когда голос Рэйфа нарушил мирную тишину.

– Какого черта ты здесь делаешь? – спро­сил он строгим и гневным голосом.

Кэтлин встала, бессознательно прикрыв грудь руками.

– Я купаюсь, – тихо сказала она. – Что-то не так?

– Что-то не так?! – воскликнул он. – Я ска­жу тебе, что не так.

Его голос становился тише, пока глазами он скользил по ее телу. Ее мокрые волосы свер­кали, как жидкое золото. У нее была розовая кожа, украшенная сотнями капелек воды, в которых отражались янтарные лучи вечернего солнца и которые сверкали, как россыпь брил­лиантов. Он позволил своему взгляду сколь­зить ниже и ниже, пока вода не скрыла от него ее гладкое тело.

Кэтлин внезапно стало жарко. Она так дав­но не чувствовала его рядом…

Как будто следуя невидимой путеводной нити, она вышла из воды и очутилась в его объятиях, вздохнув, когда он крепко прижал ее к себе. Она почувствовала, как его губы ка­саются ее волос, как потом он поднимает ее на руки и уносит от реки к рощице деревьев, укрытой под скалистым утесом. Он осторожно поставил ее на ноги и затем, не говоря ни сло­ва, начал раздеваться.

При виде его сердце Кэтлин застучало быст­рее, она почувствовала, как к щекам прилила кровь, когда он положил ее на землю и начал покрывать легкими, как бабочки, поцелуями ее лицо, шею и грудь. Его рука нетерпеливо двинулась к ее лону, а губы настойчиво при­жимались к ее губам. Его язык дразняще сколь­зил по ее губам, прося разрешение войти, и она почувствовала, что тает, а кровь горит, когда его язык скользнул в ее рот.

– Жена, – хрипло простонал он. – Мы слиш­ком долго не были вместе.

– Слишком долго, – согласилась она, и ее голос был таким же хриплым.

Кэтлин почувствовала тяжесть его тела, когда он лег на нее, раздвигая коленями ее бедра, и была рада этой ноше. Она приподняла бедра, чтобы принять его, и вздрогнула от удо­вольствия, когда он вошел в нее и наполнил ее собою. Когда мы вместе, мы – совершенны, ликующе думала Кэтлин, – как две половинки одного целого.

Только позже, когда они утолили свое же­лание и она лежала, свернувшись в его руках, Рэйф вспомнил, что рассержен на нее. При­поднявшись на локте, он посмотрел Кэтлин в лицо.

– Больше никогда, – сказал он, медленно и отчетливо выговаривая каждое слово, – боль­ше никогда ты не уйдешь из лагеря одна. По­нятно?

– Да, сэр, – обиженно сказала она.

– Черт возьми, Кэтлин, ты сейчас не дома. Здесь есть индейцы, – или ты забыла об этом? – дикие животные, змеи и еще черт знает что. Тебе просто небезопасно ходить одной.

Он был прав.

– Прости, Рэйф, – сказала Кэтлин, раскаи­ваясь. – Кажется, я просто не подумала.

Она подняла руку, чтобы погладить его по щеке, улыбнувшись, когда колючая щетина защекотала ей кончики пальцев. Рэйф глубоко вздохнул, нагнул голову и поцеловал ей ладонь. Он был в ярости, когда вернулся в лагерь и об­наружил, что ее нет; в ярости от того, что до смерти испугался. Они были в самой глуши, окруженные бесконечными милями неосвоен­ной земли и враждебными индейцами. Его во­ображение, обычно не слишком богатое, тотчас нарисовало ему ужасные картины.

– Кэти, я не хотел кричать на тебя, я… – ему не хватало слов, чтобы рассказать, что он чувствует, и вместо слов он нагнулся и поце­ловал ее.

Но Кэтлин видела любовь и заботу в его гла­зах, и ответным поцелуем показала ему, что все поняла.

Следующие несколько дней прошли доволь­но мирно. Кэтлин не отходила далеко от лаге­ря и радовалась, глядя на Рэйфа, когда он за­нимался своими обязанностями.

Она с гордостью думала, что выбрала хоро­шего мужа; он справляется с работой на тропе, хотя никогда раньше не делал этого. Он припи­сывал часть своего успеха тому, что не стеснял­ся спрашивать у Скотта и других людей их мне­ния, если был в чем-то неуверен. Он дежурил ночью, как все, и погонял стадо сзади, когда наступала его очередь. Никому не нравилось ехать позади стада и часами глотать пыль.

Они были на тропе уже почти три недели, когда добрались до реки Нос-Платт. Кэтлин тревожилась, наблюдая, как ковбои переправ­ляют стадо через реку.

Переправа всегда была опасным делом, даже если вода стояла достаточно низко. Но в этот раз Нос-Платт текла полноводно и широко. Кэтлин затаила дыхание, когда Скотт, Нейт и Уишфул загоняли первые ряды в воду. Коро­вы входили в реку и плыли, держа головы над водой. Кэтлин молилась про себя, чтобы ни одна из них не повернула назад. Многие ков­бои гибли, находясь в середине плывущего ста­да, которое внезапно поворачивало назад, туда, откуда пришло.

У нее пересохло во рту, когда Рэйф сошел на лошади в воду. Он пытался подогнать осо­бенно упрямых и отставших животных к про­тивоположному берегу.

Казалось, это продлится целую вечность, но в конце концов все стадо было благополучно переправлено. Рэйфу пришлось пересечь реку несколько раз, и сейчас он вернулся, чтобы помочь переправиться Кэтлин, пока Скотт и Нейт помогали Уэбу справиться с кухонным фургоном.

Кэтлин держала свою лошадь близко к Рэй­фу, пока они плыли. С Рэйфом не было страш­но. Он позаботится о ней.

Она уже было с облегчением вздохнула, ког­да треск ружей разорвал воздух, и посыпался дождь стрел. Стадо встревожилось и стало рас­сеиваться среди низких прерывистых холмов. Лошадь Кэтлин испугалась, потеряла опору и поплыла вниз по течению.

Рэйф ругался на чем свет стоит. Он пред­ставил все: скот бежит, сломя голову; неизвестно откуда появляются индейцы; ковбои быст­ро расчехляют ружья и начинают стрелять. Но у него не было времени беспокоиться ни о ком и ни о чем, кроме Кэтлин, он дернул поводья, намереваясь последовать за ней, когда стрела вонзилась в спину его коня. Конь погрузился в воду, потом опрокинулся на бок, вынуждая Рэйфа высвободиться из седла, в противном случае его унесли бы тысячи фунтов веса ра­неного животного.

Он бросил быстрый взгляд на берег. Не было видно никого, кроме Уэба, который нашел убе­жище за фургоном, и стрелял оттуда из вин­товки в сторону индейцев.

Пуля опасно просвистела над головой Рэй­фа, и он нырнул под воду, позволяя течению нести себя вслед за Кэтлин.

Он оставался под водой до тех пор, пока хватало воздуха. А когда вынырнул, обнару­жил, что оказался далеко внизу по течению. Рэйф вылез из воды и осмотрел внимательно оба берега. Он слышал далекие звуки пальбы и едва долетающие крики людей. Но здесь было тихо.

Он почувствовал, что волоски на его шее стали дыбом, когда вынул нож. Нагнувшись, он осмотрел землю под ногами, потом тихо выругался, когда увидел следы подкованной лошади, идущие от берега. Две другие лоша­ди, без подков, следовали за подкованной. Все три следа вели к деревьям, находящимся яр­дах в двадцати.

Сжав губы, Рэйф вспомнил, как лакота учили его идти по следу врага. Он снял мокрую рубашку, сапоги и промокшие носки и двинул­ся вперед, производя шума не больше, чем тучи, плывущие в небе. Все мысли о стаде и о ковбоях ранчо «Сэкл Си» были забыты. Он ду­мал только о Кэтлин.

Его глаза и уши напряженно улавливали любой знак или звук. Наконец, он остановил­ся, подняв голову и нюхая ветер, как волк, почуявший добычу.

Он шел по следу около сорока минут, когда услышал приглушенный женский крик, испол­ненный ужаса.

Холодная улыбка на губах Рэйфа сменилась дикой ухмылкой удовлетворения. Те, кого он преследовал, были недалеко. Через несколько ярдов он увидел их лошадей. Упав на землю, Рэйф пополз, точно змея, среди высокой травы.

Кэтлин яростно сопротивлялась двум индей­цам, пытавшимся прижать ее к земле. Страх прибавлял ей сил, но невозможно было бороть­ся против двух мужчин, охваченных похотью.

Слезы страха и отчаяния обожгли глаза Кэтлин, когда один из индейцев сдернул ее юбку до колен. Рот Кэтлин наполнился кровью, когда она прокусила чью-то коричневую ла­донь, и на мгновение она ощутила торжество. Индейский воин испустил крик боли.

Это была маленькая победа, но она ничего не изменила. Кэтлин слышала, как ей порва­ли юбку и сорочку, потом почувствовала дуно­вение холодного воздуха на своей обнаженной груди. Индейцы с вожделением смотрели на нее, их глаза горели, а размалеванные лица были похожи на ужасный ночной кошмар.

– О, Боже, помоги мне, – громко взмоли­лась она, в глубине души зная, что помощи ждать неоткуда. Она отбилась от своих, и те­перь двое дикарей срывали с нее последние остатки нижнего белья.

Воин, стоящий слева от нее, держал ее руки; а второй широко раздвинул бедра.

Лишенная возможности двигаться, она за­крыла глаза, когда он начал расстегивать штаны.

Время, казалось, замедлило свой бег, делая более отчетливым каждое движение и каждый звук. Она чувствовала руки индейца на своем животе, слышала утробный смех второго, под­бадривавшего своего дружка. Ветер шевелил листья на деревьях и охлаждал пот на ее коже. Она начала дрожать.

Две большие слезы выкатились из-под ее опущенных век. Они изнасилуют и убьют ее, и она больше никогда не увидит Рэйфа. Ей вдруг стало жалко его. Он придет сюда искать ее, а найдет обезображенный и оскальпированный труп. Бедный Рэйф!

Она тяжело дышала, когда руки индейца оказались на ее груди. Она была рада, что ум­рет. После этого Рэйф уже не захочет ее. Ни один мужчина на захочет женщину, которую осквернили дикари.

Индеец больно сжал ей грудь, и она запла­кала от боли и от того, что не хотела умирать…

Вдруг она услышала тихий хлюпающий звук, и внезапно на нее упал индеец, держав­ший ее бедра.

Кэтлин открыла глаза. К ней вернулось мужество, когда она увидела рукоятку ножа, торчащую из спины индейца. Другой, отпус­тив ее, встал на ноги, сузившимися глазами обшаривая деревья.

Кэтлин не поверила свои глазам, когда уви­дела, что Рэйф выходит на открытое простран­ство. Он был безоружен, и индеец тихо засме­ялся и вытащил из-за пояса нож.

Рэйф едва взглянул на Кэтлин, которая пыталась выкарабкаться из-под мертвого ин­дейца, растянувшегося поперек нее. Все его внимание было сконцентрировано на высоком воине племени воронов, смеющемся над ним.

Индеец вытянул вперед левую руку, жес­том приказывая Рэйфу подойти ближе. Рэйф в ответ усмехнулся, в душе проклиная то, что потерял свою винтовку в реке. Он оглянулся кругом, надеясь найти хоть какое-нибудь при­годное оружие, но не увидел ничего, кроме лука, лежащего рядом с мертвым воином, ножа в руке у второго и его собственного ножа, тор­чащего из спины убитого.

Рэйф покорно вздохнул и шагнул вперед, вытянув руки и опустив голову.

Ворон тоже вышел вперед, чтобы схватить­ся с белым человеком. Уверенный в своей силе, он сделал выпад ножом. Рэйф отпрыгнул, пы­таясь поближе подобраться к мертвецу и к ножу в его спине, но ворон усмехнулся и пока­чал головой.

Кэтлин удалось, наконец, выбраться из-под индейца. Она немного отдышалась и встала на колени. Ее глаза были прикованы к двум муж­чинам, которые в нескольких футах от нее хо­дили вокруг друг друга.

Нож ворона уже попробовал крови, а на ру­ках Рэйфа было несколько мелких порезов. И, как видела Кэтлин, ворон нанес Рэйфу опас­ную рану в бок, когда пытался спастись от же­лезной хватки рук Рэйфа.

«Ему нужно оружие», – пронеслось у нее в голове, и она прокляла индейцев, напавших на нее, потому что они были вооружены толь­ко луком и ножом.

Проглотив комок в горле, она схватилась за рукоятку ножа, торчащего из спины мертвеца. Закрыв глаза, она вытащила лезвие.

Она позвала Рэйфа, и когда он рискнул по­смотреть в ее сторону, бросила ему нож. Кап­ли крови разлетелись по воздуху, как капли красного дождя.

Рэйф поймал нож на лету и широко улыб­нулся, когда его пальцы охватили рукоятку.

Ворон перестал улыбаться, увидев, что про­тивник вооружен. Это больше не было игрой, которую он непременно должен был выиграть, но стало схваткой не на жизнь, а на смерть.

Ворон был опытным бойцом, проворным и бесстрашным, но Рэйф учился драться в тру­щобах Нового Орлеана и использовал все ко­варные приемы, которым его научили.

Кэтлин смотрела на них, почти не дыша и прижав руки к груди. Сердце лихорадочно стучало. Казалось, что минуты превратились в долгие часы. Оба противника взмокли от пота, и у обоих кровоточили многочисленные поре­зы на руках и на груди. Она посмотрела на Рэйфа и испугалась выражению ярости в его глазах и дикости на лице. Рот его был слегка прикрыт, глаза сузились, весь он сконцентри­ровался на человеке, который тоже свирепо смотрел на него. Их разделяло расстояние в два фута.

Но потом ее кратковременный испуг сме­нился гордостью. Он – ее муж, ее мужчина, и он борется за ее жизнь.

Двое противников внезапно сошлись, и ког­да они оторвались друг от друга, на левом боку Рэйфа кровоточила длинная рана. Ворон тор­жествующе усмехался.

Рэйф сжал губы от жгучей боли. Ему вне­запно захотелось лечь, закрыть глаза и погру­зиться в забвение. Но потом краешком глаза он увидел Кэтлин, мертвенно бледную и напу­ганную, и тряхнул головой, сопротивляясь ис­кушению подчиниться тьме, которая, казалось, нависла над ним. Он не мог уйти сейчас. Это означало бы оставить Кэтлин на растерзание ворону.

Собрав все силы, он пошел на индейца. По­следним отчаянным движением он сделал об­манный маневр слева, пригнулся и, баланси­руя на пятках, нанес короткий колющий удар вверх, когда индеец кинулся на него. Нож Рэй­фа вошел в грудь ворона.

Индеец захрипел, когда десятидюймовое лезвие пронзило его сердце. Какое-то мгнове­ние он удивленно смотрел на Рэйфа, потом упал на землю, испустив дух.

Веки Рэйфа отяжелели, нож оттягивал руку, как свинцовый груз. Он посмотрел на Кэтлин, пытаясь улыбнуться, подбодрить ее, но силы покидали его. Он услышал ее горестный крик, когда упал на колени и выронил нож.

Кэтлин подбежала к нему. Она была напу­гана, как никогда. У Рэйфа было бледное и искаженное от боли лицо, кровь заливала его левый бок и пропитала брюки.

– Рэйф, Рэйф! – Она с трудом приподняла ему голову. Его темные глаза нашли ее, и он упал, потеряв сознание.

Кэтлин, как безумная, побежала к лошади и вытащила флягу из седельной сумки. Схва­тив свою сорочку, она поспешила обратно и плотно прижала ткань к безобразной ране. Все это время она отчаянно молилась, прося Бога спасти жизнь ее мужу.

Но, несмотря на молитвы, тряпка под ее рукой пропитывалась кровью. Как много кро­ви! Как может человек потерять ее столько и все еще жить? Она чувствовала ее тошнотвор­ный запах.

Кэтлин прошептала имя Рэйфа, и слабая надежда промелькнула у нее в душе, когда его веки приподнялись.

– Кэти?

– Я здесь.

– Нам надо выбираться отсюда. Здесь могут быть другие…

– Лежи спокойно.

– Нет. Мне надо увести тебя отсюда.

– Рэйф, ты истекаешь кровью, а я не могу ее остановить.

Он несколько раз пытался посмотреть ей в глаза. Ему было трудно понять, что она гово­рила, из-за боли и слабости. Ее лицо расплы­валось, и он несколько раз моргнул, пытаясь прояснить зрение.

Сердце Кэтлин рванулось к нему. В глуби­не его глаз она видела, что ему ужасно больно, и все же он думал только о ее безопасности. Стиснув зубы, Рэйф приподнял голову и жес­том показал на пропитанную кровью тряпку.

– Дай мне взглянуть.

Кэтлин осторожно сдвинула повязку, откры­вая рваную рану, сочащуюся кровью.

– Нож, – сказал Рэйф нетвердым голосом. – Нагрей лезвие… и приложи к ране.

Она кивнула, отгоняя тошноту. Потом под­нялась и пошла к своей седельной сумке. У нее была с собой коробка спичек, завернутая в кусок промасленной кожи, сменная одежда и немного вяленой говядины.

Она вынула спички и развела небольшой костер, смыла с ножа кровь водой из фляжки, а потом держала лезвие над огнем до тех пор, пока оно не раскалилось добела. Она долго смотрела на раскаленный металл. Она не смо­жет сделать это. Не сможет прижать полоску раскаленного железа к живой плоти мужа.

– Рэйф… – она опустилась на колени рядом с ним, держа в руке нож.

– Сделай это, Кэти, – он вымученно улыб­нулся. – Больше, чем сейчас, болеть не будет.

Он повернулся на бок, уткнулся лицом в колени, охватил Кэтлин руками и напряжен­но замер в ужасном ожидании.

Кэтлин почувствовала, как по телу Рэйфа прошла дрожь, когда жар приблизился.

Стиснув зубы, она прижала к ране раска­ленное лезвие. Рэйф застонал и крепче схва­тился за нее. Его тело конвульсивно вздрог­нуло, когда лезвие обожгло рану, а потом милосердно оторвалось от нее.

Кэтлин почувствовала запах паленого, к которому примешивался запах крови и смер­ти. Бросив нож на землю, она отвернулась, ее стало рвать.

Постепенно Кэтлин пришла в себя. Она про­полоскала рот, вымыла руки и лицо. Вспомни­ла, что на ней ничего нет, быстро оделась, сня­ла с лошади седло и укрыла Рэйфа попоной. Он был все еще без сознания. Она смотрела на него, думая, что еще можно сделать, и молясь, чтобы в рану не проникла инфекция.

Чтобы не сидеть сложа руки, Кэтлин пере­тащила мертвецов поближе к деревьям и при­крыла их листьями и ветвями. Потом обыска­ла их походные сумки, но не нашла ничего, кроме вяленого мяса и фляжки с водой.

Возвратившись к Рэйфу, она села рядом, размышляя о том, что случилось со стадом и с ковбоями. Были ли эти двое из той же шайки, что напала на стадо? Она подумала, что, мо­жет быть, стоит отправиться на поиски Скотта и остальных, но это показалось ей преждевре­менным. Она не имела ни малейшего представ­ления, где находятся остальные индейцы и жив ли до сих пор кто-нибудь из ковбоев.

И она не могла оставить здесь Рэйфа одно­го. Она пристально смотрела на него, представ­ляя, что бы было, если бы он не был ранен. Он знал, что делать. Подавив слезы, она откинула волосы с его лба. Он тяжело ранен. Возможно, смертельно.

Тени удлинились, и небо стало багроветь, когда солнце покатилось к горизонту. Она на­блюдала за меняющимся освещением сумерек, чувствовала, как воздух становится холодным. Она хорошенько закутала в одеяло плечи Рэй­фа и укрылась сама.

Рэйф беспокойно метался во сне, но не просыпался. У него началась горячка, и Кэт­лин протерла его холодной водой, пытаясь сбить жар. Однажды он что-то неразборчиво пробормотал, а потом снова замолчал, едва дыша. Его кожа все еще была слишком го­рячей.

Кэтлин взяла его руку в свою, тихо умоляя его не умирать.

– Кэти?

– Я здесь.

Он, как слепой, потянулся к ней, и она ба­юкала его голову у себя на коленях, гладила лоб. Ее настораживал жар, исходящий от него.

Проходили часы. Взошла луна, и звуки ночи наполнили лес: шелест деревьев, овеваемых ветром, далекий вой волка и тихий шорох крыльев совы, когда она пролетала мимо в поисках добычи.

Рэйф говорил ей, что некоторые индейские племена верят в то, что совы приносят не­счастье. Апачи верили, что сова является зна­ком приближающейся смерти.

При свете дня, находясь дома, в безопас­ности, она бы отогнала прочь эти мысли, как суеверную чепуху. Но сейчас было очень труд­но сделать это, ведь Рэйф, тяжело раненный, лежал у нее на коленях. Она продержала его так всю ночь, ее сердце болело той же болью, что мучила Рэйфа. Рэйф начал вздрагивать, и тихие слезы покатились по щекам Кэтлин. Ее веки тяжелели; она свернулась рядом с Рэйфом и положила руку ему на грудь, как бы пытаясь защитить его. Вздохнув, она провали­лась в сон.

Жар держался еще два дня, и Кэтлин не отходила от Рэйфа, вытирала пот, давала ему столько воды, сколько он мог выпить, и при­нуждала его есть, когда он был в состоянии. Иногда он прижимался к ней, не давая ухо­дить, невольно царапая ее, когда боль возоб­новлялась. Страх ни на минуту не покидал Кэтлин. Страх, что рана загноится. Страх, что он умрет. И неослабевающий страх, что при­дут индейцы.

Она утратила всякую надежду на то, что ему станет лучше, когда, как по волшебству, жар спал и он уснул глубоким, спокойным, целительным сном.

Кэтлин улыбалась ярче, чем лучи восходящего солнца, от всего сердца произнесла не громкую благодарственную молитву. В ее душу прокатилась волна облегчения, и она почувствовала слабость. Слава Богу, думала она, сворачиваясь калачиком около Рэйфа, чтобы заснуть, слава Богу, худшее позади.

ГЛАВА 15

Рэйф проснулся от ноющей боли в левом боку и от ужасной жажды. Он взглянул не без­облачное небо, тяжело дыша и пытаясь побо­роть дергающую боль, которая, казалось, ста­ла такой же неотъемлемой его частью, как руки и ноги.

Он почувствовал тепло Кэтлин, прижавшей­ся к его правому боку, и когда повернулся, уви­дел, что она лежит рядом с ним, подложив руку под голову. Под ее глазами были темные тени, а на лбу – пятна пыли.

Двигаясь осторожно, чтобы не разбудить ее, он сдвинул повязку и осмотрел рану. Рана была рваная и безобразная, кожа вокруг нее – обож­женная и черная, но он не обнаружил ни одно­го признака нагноения. Ему повезло.

Он снова надвинул одеяло, злясь на себя из-за того, что еще слишком слаб, чтобы двигать­ся и не корчиться при этом от боли. Пройдет несколько дней, прежде чем у него будет до­статочно сил, чтобы продолжить путь.

Пробормотав ругательство, он закрыл глаза и снова провалился в сон.

Он не был хорошим больным. Он постоянно мучился из-за того, что должен лежать здесь, беспомощный, как младенец, когда ему не тер­пелось выяснить, что случилось со Скоттом, с остальными людьми и со стадом. Кэтлин при­лагала все силы, чтобы заставить его лежать неподвижно, и после трех дней безуспешных попыток уступила. Рана заживала, и не было ни предательских красных полос, ни других признаков инфекции. Настроение у Рэйфа было отвратительное, но к нему вернулся аппетит к еде и к Кэтлин.

Хотя он был слишком слаб и болен, чтобы заняться чем-нибудь, требующим усилий, ему хватало сил, чтобы крепко обнять и целовать ее до тех пор, пока она не начинала жалеть, что он не совсем здоров.

На четвертый день после того, как у него спал жар, он настоял на том, чтобы встать и осмотреть все вокруг, говоря, что чувствует себя ослабевшим от долгого лежания.

Кэтлин подумала, что он не очень-то твердо держится на ногах. Но его решимость победи­ла, и в тот же день, немного позже, после того, как он снова отдохнул, они упаковались и на­правились к реке. У них кончились запасы воды; настало время двигаться дальше.

У реки они наполнили свои фляжки и поеха­ли вверх по течению, пока не обнаружили следы стада. Земля была сильно изрыта копытами со­тен коров, обращенных в паническое бегство и оставивших широкую и удобную тропу.

Они прошли меньше мили и обнаружили тело Уишфула Поттера. Его едва можно было узнать. Индейцы сняли с Уишфула скальп, и теперь стервятники терзали труп. Кэтлин от­вернулась, чувствуя тошноту, и увидела вто­рое тело, лежащее в подлеске. Это был Хэл Тайлер. Неужели все остальные тоже мертвы?

– Идем, Кэти, – позвал Рэйф.

– Сначала нам надо похоронить их.

Рэйф покачал головой:

– Я бы хотел, Кэти, но у нас нет лопаты, да и сил тоже.

– Пожалуйста. Мы не можем просто так оставить их здесь.

– Им уже ничем нельзя помочь, – тихо ска­зал Рэйф. Но потом посмотрел в ее светлые зе­леные глаза и не смог отказать.

– Хорошо, – согласился он, слезая с лоша­ди. – Мы соберем немного веток и камней и прикроем их. Это лучшее, что мы можем сде­лать.

Чтобы прикрыть тела, они собирали упав­шие ветки и камни почти целый час, но Кэтлин почувствовала себя лучше, когда все было сде­лано. Но когда она посмотрела на Рэйфа… Его лицо побледнело, а на коже блестел пот, хотя день был холодный. Насколько же она глупа, если беспокоится о мертвых, когда единствен­ной ее заботой должно быть здоровье мужа.

Она видела, как Рэйф морщился от боли, залезая в седло, и почувствовала укор совести. Если он упрямо настаивал, что чувствует себя достаточно хорошо, чтобы продолжать путь, это еще не значило, что с ним на самом деле все нормально.

Немного позже они нашли тело Джоша Тернера. Когда Рэйф начал слезать с лошади, Кэт­лин сказала, что сама обо всем позаботится. Тем не менее Рэйф настоял на своем, но когда они закончили, рот его был искривлен от боли. Она пробормотала короткую молитву над на­скоро сооруженной могилой и с тяжелым серд­цем села в седло.

Проехав дальше, они увидели место, где стадо замедлило свой безудержный бег. Рэйф натянул поводья и внимательно осмотрел тро­пу, изучая отпечатки. Он нахмурился. Индей­цы никогда не ездят на подкованных лоша­дях.

– Что такое? – спросила Кэтлин, подъехав к нему.

– Ничего, – рассеянно ответил Рэйф. Он слез с лошади и несколько минут сидел на корточ­ках, а потом встал и пошел по тропе пешком. Он тихо выругался, когда через несколько яр­дов следы стада разделились.

Рэйф посмотрел вдаль, раздумывая. Его бес­покоили подкованные лошади. Конечно, это могли быть лошади с ранчо, но какое-то шес­тое чувство подсказывало ему, что это не так.

Он сел на лошадь, и они снова продолжили путь к форту Ларами.

В этот день им больше не встречались трупы.

Когда стало смеркаться, они остановились на привал у неглубокого ручья, Рэйф поймал пару пятнистых форелей, и Кэтлин приготови­ла их, думая, сможет ли она есть после того кровавого кошмара, который им довелось пе­режить.

Ни один из них не съел много, и Рэйф вы­бросил объедки подальше от места привала.

– Ты думаешь, они все погибли? – спросила Кэтлин позже, когда они лежали в объятиях друг друга.

– Скорее всего.

Кэтлин посмотрела в усыпанное звездами небо. Все погибли. Хэл и Уишфул. Джош и Нейт. Старый Уэб. И Скотт. Как она скажет Наоми, что Скотта больше нет в живых.

Рано утром они снова были на тропе. Кэт­лин смотрела на Рэйфа испуганно. «Зачем он так мучает себя?» – уныло подумала она. Скот­та нет на белом свете, и всех остальных тоже.

– Почему бы нам просто не повернуть и не поехать домой? – спросила она, пока они упор­но продолжали двигаться к форту Ларами.

– Возможно, некоторые остались живы. Может, им удалось спасти часть скота. Если так, они пойдут к форту, чтобы продать скот.

– Может быть, – неуверенно согласилась Кэтлин. Но в душе она не верила, что хоть кто-нибудь из людей остался жив. И все же в ее сердце поселилась маленькая искорка надеж­ды. Возможно, некоторые остались живы, воз­можно, еще не все потеряно.

Следующие два дня прошли без всяких про­исшествий, но Кэтлин не могла побороть все возрастающее волнение. С каждым днем они с Рэйфом все глубже проникали на территорию индейцев, и она знала, что они плохо подго­товлены к встрече с ними. У них не было ору­жия, кроме лука, стрел и ножей, которые Рэйф собрал на мертвых воинах. Их скудный арсе­нал совсем не впечатлял Кэтлин, пока однаж­ды утром Рэйф не продемонстрировал ей блес­тящее владение луком.

Вечером они остановились около извилис­того ручья, и теперь Рэйф прятался от трех олених и двух молодых оленей с подветренной стороны за толстым деревом.

Кэтлин затаила дыхание, когда Рэйф вло­жил стрелу в тетиву и прицелился. Стрела вы­стругана из тростника и оперена тремя перья­ми краснохвостого ястреба. Лук сделан из тутовой древесины, а тетива – из сухожилий.

Казалось, прошла вечность, пока Рэйф при­целился и выпустил стрелу. Она подумала, что это прекрасный выстрел. Стрела летела прямо и точно, и сразу убила одну из олених. Другие олени ускакали, и Кэтлин пронзило чувство жалости к прекрасному животному, которое им пришлось убить.

Кэтлин смотрела, как Рэйф быстро свеже­вал и делил на части оленя. Она порезала мно­го мяса на тонкие полосы, чтобы оно провяли­лось, и поджарила пару кусков. Несмотря на всю свою жалость к убитой оленихе, Кэтлин должна была признать, что она никогда не про­бовала мяса вкуснее.

Позже, когда Рэйф заготавливал остатки мяса, она прошла вниз по ручью и нашла яго­ды. Она также обнаружила дикую сливу и на­брала ее плодов в подол юбки.

Когда Рэйф покончил с олениной, стало тем­неть, и они переночевали около ручья, наев свеженины, ягод и напившись чистой холодной воды. Кэтлин не переставала благо­дарить небо, что Рэйф остался жив. Ей повез­ло, думала она, повезло, что такой сильный и находчивый человек стал ее мужем.

Через две недели они прибыли в форт Лара­ми.

Кэтлин отдыхала на большой медной кро­вати, веки ее тяжелели. Ее волосы впервые за многие недели были чистыми. Рэйф с закры­тыми глазами лежал рядом с ней. Они прибы­ли в форт сегодня днем. Рэйф рассказал о на­падении индейцев, оказалось, что трое его людей добрались до форта. Один умер, а двое других сейчас в лазарете.

– Похоже, что и вам не мешает провести там несколько дней, – заметил начальник фор­та, но Рэйф отказался.

Они повидались со Скоттом и Нейтом. Одна стрела попала Скотту в плечо, а другая в левое бедро, а Нейт страдал от опасной раны в голо­ву. Скотт сказал, что Уэб был без сознания, когда они добрались до форта, и больше не приходил в себя.

Кэтлин настаивала, чтобы Рэйф позволил доктору осмотреть рану, пока они здесь, и толь­ко когда доктор объявил, что с ним все в по­рядке, она поверила, что Рэйф вне опасности.

Кэтлин смотрела в окно. Вдали развевался флаг, и она почувствовала гордость, глядя на яркие красные, синие и белые звезды и по­лосы. Форт, построенный из кирпича и гли­ны, производил на нее впечатление. Дома были сгруппированы около стен высотой в пятнад­цать футов, в центре оставалось место пло­щадью около сотни квадратных футов. Форт, построенный, чтобы служить торговым постом тридцать лет назад, в 1834-м, был расположен на левом берегу реки Ларами, милей выше того места, где она впадает в Нос-Платт. Но через тридцать лет после постройки форта военное командование, желая основать форт в этом районе, откупило торговый пост Ларами и назвало его фортом Ларами.

Какова бы ни была его история, Кэтлин радовало, что форт существует. Он служил убежи­щем для тех, кто ехал на запад, островком без­опасности в гуще воюющих индейских племен.

Кэтлин снова посмотрела на Рэйфа. Спит ли он? Она смотрела на его обнаженный торс, любовалась кожей, отливающей бронзой, уз­кой полоской черных курчавых волос, исче­завшей под простыней. Ее взгляд задержался на ране в его боку, как раз над поясницей. Вид раны напомнил ей, как легко она могла поте­рять Рэйфа.

Легкий вздох сорвался с губ Кэтлин, когда она устроилась под одеялами. Комната была темная и спокойная, и ей внезапно захотелось домой, хотя дома уже никогда не будет, как прежде. Вместе с ее отцом умерла часть ранчо.

Но появился Рэйф. Рэйф, у которого есть сильные руки, чтобы обнимать ее, и мужество, чтобы защитить. Рэйф, который был ранен из-за нее.

Кэтлин повернулась, чтобы снова посмотреть на Рэйфа, и вдруг увидела, что его глаза открыты. «Рэйф», – подумала она, удивляясь тому, что не поняла этого раньше. Ее дом – это Рэйф. Не важно где, она всегда будет дома, если он будет рядом.

– Кэти, – его голос был низким, глубоким и охрипшим, он обволакивал ее мягкими волнами.

Сердце Кэтлин, казалось, на секунду при­тихло, а когда снова забилось, биение его учас­тилось. Она чувствовала, как ее кожа начина­ет гореть в том месте, где его рука касалась ее бедра.

– Ты проснулся, – бессознательно сказала она.

Рэйф кивнул:

– И я голоден.

– Но мы недавно ели, – сказала Кэтлин, при­творно нахмурившись, и потом засмеялась, потому что он говорил не о еде.

– Твоя рана, – пробормотала Кэтлин, но про­тест замер у нее на устах, когда его руки обви­лись вокруг ее талии и он прижал ее к себе. Ее груди были прижаты к его груди, а ноги пере­плетены с его ногами. Она чувствовала, как его жар сливается с теплом ее тела, чувствова­ла пламя его мужского естества, растущего ря­дом с ее бедром.

Желание внутри нее раскрылось, как цве­ток навстречу солнцу. Она опустила веки и глубоко вздохнула. Она слышала его запах, его прикосновения окутывали ее, заставляя сердце бешено стучать. Их губы соединились, огонь встретился с огнем. Она погрузила свой язык в его рот так же нежно, как колибри, пьющая нектар из цветка, она наслаждалась шелковистостью и теплом его языка. Глубо­ко внутри нее проснулось пламя, сначала маленькое, которое нарастало, как волны, когда его руки играли с ее телом, гладя его, нежно лаская изгиб бедра, теплую округлость груди.

С соблазнительной улыбкой Кэтлин раздви­нула бедра, ее пальцы чертили невидимые зна­ки на его груди. Она нагнулась, чтобы поцело­вать его, кончики ее грудей слегка задевали его грудь. Кэтлин взволновало ощущение того, как ее гладкая кожа скользит по волосам на его груди, и она прижалась к Рэйфу, дразня его, соблазняя его, пока он не застонал от же­лания.

Одним быстрым движением Рэйф перевер­нулся, увлекая Кэтлин за собой, и теперь уже он командовал. Он ласкал ее груди, глядя, как ее глаза затуманились от страсти, как раскры­ваются ее губы, а дыхание учащается, стано­вясь лихорадочным.

Кэтлин была прекрасна, так прекрасна, что Рэйфу было достаточно взглянуть на нее, что­бы возбудиться; дотрагиваясь до нее, он ока­зывался на седьмом небе от счастья.

Она изогнулась в молчаливом приглашении, лежа под ним, и они соединились. Ее тепло окутало его, окружило его, когда он наполнил ее, делая ее счастливой, пока освобождение не увлекло их прерывистыми волнами удовольст­вия.


Рэйф проснулся рано утром. Кэтлин крепко спала, и по ее лицу было видно, что этой ночью она была удовлетворена.

Надев штаны из оленьей кожи, которые он купил позавчера, Рэйф вышел из комнаты на­встречу утреннему солнцу. Солдаты уже вста­ли и занимались своими делами. Одни марши­ровали в центре площади, другие чистили лошадей и оружие.

Приблизившись к военному госпиталю, он решил войти и навестить Скотта и Нейта. Было рано, но ковбои уже не спали. Они сдвинули кровати и играли в стад, когда Рэйф вошел в комнату.

Они обменялись обычными приветствиями, а потом Скотт и Нейт переглянулись.

– Я думаю, надо рассказать ему, – сказал Нейт Скотту. – Он имеет право знать.

– Что рассказать?

– После нападения мы с Нейтом нашли Уэба в канаве. Он был в плохом состоянии, стрелы торчали из него, как иголки дикобраза. – Лицо Скотта побледнело при этом воспоминании.

– Говори, – сказал Рэйф.

– Он был в плохом состоянии, – повторил Скотт. – Перед тем, как потерять сознание, он сказал, что видел с индейцами белого челове­ка. Ему показалось, что это Абнер Уайли.

– Уайли! – вскричал Рэйф. Скотт кивнул:

– Вчера мы не хотели ничего говорить, когда здесь была Кэтлин, не хотели беспо­коить ее.

Рэйф кивнул.

– В любом случае, мы с Нейтом много об этом думали, – продолжил Скотт. – А что, если старина Уэб прав? Что, если Уайли действи­тельно стоит за этим? Что мы будем делать?

Рэйф покачал головой:

– Я не знаю. Но вы ведь не видели его, прав­да?

Нейт покачал головой:

– Нет, не видели.

– Вы правильно сделали, что не рассказали об этом в присутствии Кэтлин, – заметил Рэйф. – Давайте пока что не будем никому говорить.

Скотт и Нейт переглянулись, а потом кив­нули.

– Ты босс, – сказал Скотт.

– Да. Спасибо, что рассказали об Уайли. Рэйф еще немного побыл с ними, а потом ушел.

Абнер Уайли! Рэйф задумчиво хмыкнул. Правда ли, что Уайли каким-то образом сгово­рился с индейцами, предложив им столько ско­та, сколько они смогут угнать, если они помо­гут ему напасть на гурт? Неужели у него такая подлая и мстительная душенка? Он не только подверг жизнь Кэтлин опасности, но и спокой­но смотрел, как убивают невинных людей! Если это правда, где найти доказательства сейчас, когда умер Уэб?

Задетый за живое, он бесцельно бродил по площади, а потом вышел из ворот форта. Он шел, пока не оказался в лагере племени воро­нов, примыкавшего к форту.

Рэйф сжал челюсти. Лакота и вороны были давними врагами, ненависть между ними воз­росла и стала более ожесточенной, когда воро­ны стали разведчиками в американской армии.

Рэйф заметил два вигвама, которые стояли в стороне от остальных. Потом увидел, как дол­говязый краснолицый капрал вылез из одного из них, с самодовольной ухмылкой поправляя штаны. Немного позже из второго вигвама вы­лез воин-ворон, с бутылкой жидкости янтар­ного цвета, наполовину скрытой в складках одеяла.

Рэйф нахмурился. Несомненно, кто-то тор­гует виски и женщинами, продает их и крас­нокожим, и белым, и, без сомнения, сильно наживается на тех и других.

– Что-нибудь нужно?

Рэйф обернулся. Сзади стоял высокий чело­век с жирными черными волосами и изъеден­ными зубами.

Человек улыбался.

– Что-нибудь нужно? – повторил он. – Вис­ки, чтобы согреть брюхо, или женщину, чтобы разогреть кровь?

– Ни того, ни другого, – сухо ответил Рэйф.

– Слишком рано для тебя, да? – дружелюб­но спросил человек. Вынув зубочистку из кар­мана рубашки, он стал ковыряться в зубах.

– Да, – согласился Рэйф. – Слишком рано.

– Жаль, – сказал человек. – У меня есть хорошенькая маленькая индейская девчонка. Она не очень-то горячая, но такая же нежная, как ее имя, Летний Ветер…

– Что? – Рэйф сгреб человека за воротник его засаленной рубашки из оленьей кожи. – Что ты сказал?

– У меня есть хорошенькая индейская… – начал человек.

– Ее имя! – перебил Рэйф. – Как ты сказал, ее зовут?

– Летний Ветер. – Лицо человека побледне­ло при виде ярости, растущей в глазах полу­кровки. – Забудь о ней, – сказал он, пытаясь ослабить хватку Рэйфа. – Она тебе не понра­вится.

– Где она?

– В вигваме слева. – Человек хищно улыб­нулся при мысли, что ему так скоро снова уда­лось пустить ее в дело.

– Эй! – крикнул он, когда Рэйф отпустил его и пошел к вигваму. – Плата вперед.

Но Рэйф не слышал его. С напряженным лицом он вошел в вигвам.

Летний Ветер сидела на куче грязных би­зоньих шкур, ее длинные черные волосы спу­танным клубком спадали на голые плечи и грудь. Даже при тусклом свете он увидел безобразные рубцы на ее руках и шее, темные тени под глазами. Она даже не посмотрела, кто вошел, откинулась на шкуры и закрыла глаза с покорным выражением на лице.

– Летний Ветер!

Она вздрогнула при звуке своего имени, но так и не посмотрела на Рэйфа.

– Летний Ветер!

Теперь она узнала голос и приподняла веки. Она долго смотрела на Рэйфа, и глаза ее на­полнились слезами стыда. Схватив шкуру, она прикрыла свою наготу.

– Уходи!

Рэйф поднял ее и крепко сжал.

– Что ты здесь делаешь? – резко спросил он.

– Пожалуйста, Крадущийся Волк, уходи. Мне стыдно…

– Я не уйду, пока ты не скажешь, какого черта ты здесь делаешь.

– Я убежала от наших людей, – сказала она приглушенным голосом, уткнувшись в его пле­чо. – После того, как тебя изгнали, со мной никто не хотел разговаривать. Мой собствен­ный отец знать меня не хотел, и поэтому я убе­жала. Теперь я знаю, что это было глупо. Но я думала, что смогу найти наших братьев, чеинн, может, они взяли бы меня к себе.

Летний Ветер судорожно дрожала.

– Вместо этого, тот человек, Бич, нашел меня полумертвую, когда я бродила по полям и по лесам. Он выходил меня, и теперь я здесь.

– Сколько ты занимаешься этим?

– Я не знаю. Кажется, очень долго.

– Ты хочешь остаться здесь?

– Нет!

– Тогда пошли.

Летний Ветер покачала головой, и на ее лице явно проступил страх:

– Бичу это не понравится.

– Меня не волнует, что ему нравится. Где твоя одежда?

– У меня ее нет.

– Но он же не может держать тебя все вре­мя голой.

– Он держит мою одежду в своем вигваме, чтобы я не убежала.

– Это сделал он? – спросил Рэйф, дотронув­шись до безобразной ссадины на ее руке.

– Да.

Рэйф тихо выругался и снял рубашку.

– Вот, надень это.

Летний Ветер сделала, как ей сказали. Рубаш­ка была теплая и спадала почти до колен, и, при­крыв наготу, она почувствовала, как к ней верну­лась надежда. Здесь был Крадущийся Волк. Он пришел, чтобы спасти ее от позорной жизни. Лет­ний Ветер скользнула по нему глазами. Она уже забыла, какой он высокий, сильный и красивый.

Она нахмурилась, когда увидела повязку, обмотанную вокруг его талии.

– Ты ранен.

– Ничего страшного. Пошли.

Бич ждал снаружи, скрестив руки на гру­ди. Он нахмурился, когда Рэйф вышел из виг­вама, ведя за собой Летний Ветер.

– Эй, – крикнул Бич, – куда это ты идешь с моей шлюхой?

– Она больше не твоя, – отрезал Рэйф. – А теперь убирайся с моей дороги.

– Ишь, какой шустрый метис. Ты не мо­жешь просто прийти и уйти отсюда с моей собственностью.

– Посмотрим.

– Против воровства есть законы, – проску­лил Бич.

– Против того, что ты делаешь, тоже есть законы, – саркастично возразил Рэйф.

– Нету!

– Тогда я придумаю такой закон.

– К черту! – Бич полез за пояс и вынул нож с длинным лезвием.

Глаза Летнего Ветра расширились, когда Бич пошел на Крадущегося Волка. Она взгля­нула на повязку на боку Рэйфа. Он был ранен, подумала она, и совсем недавно, иначе он не носил бы повязку до сих пор.

Рэйф выругался про себя. Каждый раз, ког­да дело касалось Летнего Ветра, кто-нибудь да шел на него с ножом. Но в этот раз он не был вооружен.

Он схватил с земли твердую палку, чтобы парировать ножевые удары противника. Бич нападал и отступал, нападал и отступал, още­рив свои гнилые зубы.

Как только он потерял бдительность, Рэйф широко размахнулся и обрушил палку на по­ясницу Бича.

Взревев от боли, Бич выронил нож, и Рэйф бросился на него, безжалостно разбивая кула­ками его лицо и горло. Послышался громкий хруст, когда сломался нос Бича и кровь хлы­нула Рэйфу на руки. Бич потерял опору, и тог­да Рэйф отпустил его и встал. С трудом перево­дя дыхание, он увидел, что собралась толпа.

– Что здесь происходит?

Вопрос задал невысокий крепкий военный с капитанскими нашивками.

Рэйф кратко объяснил, что случилось, и капитан кивнул.

– Тебе лучше забрать эту скво отсюда, – по­советовал он. – Мои люди не будут слишком счастливы от того, что ты отнял у них един­ственное развлечение.

– Все в порядке, – повернулся капитан к солдатам. – Расходитесь. Концерт окончен.

Рэйф шумно вздохнул. В глазах Летнего Ветра светилась благодарность, а за благодар­ностью – отблески старых чувств. Он впервые подумал о Кэтлин с тех пор, как услышал от Бича имя Летнего Ветра.

Он сомневался, что сможет все объяснить Кэтлин.


Кэтлин смотрела на индейскую девушку, которая стояла у окна в рубашке Рэйфа. Кэт­лин не хватало слов. Она терпеливо выслуша­ла объяснение Рэйфа, едва понимая, что он говорит. Она смотрела на голые темные ноги девушки, на ее грудь, которой было тесно под рубашкой, и на то, как ее черные глаза с обо­жанием следят за каждым движением Рэйфа. Она едва поверила своим ушам, когда Рэйф сказал, что они возьмут Летний Ветер с собой на ранчо.

Кэтлин заговорила о другом, потому что не могла освоиться с такой ужасающей новостью.

– Я пойду взгляну на Скотта и Нейта, – ска­зала она.

– Они оба выглядят намного лучше, но док­тор хочет подержать их в постели еще недель­ку, – отозвался Рэйф.

В другое время Кэтлин обрадовалась бы, что ее люди так быстро выздоравливают, но сей­час, когда здесь стояла Летний Ветер, такая беззащитная и нуждающаяся в отдыхе, она не могла улыбаться.

Рэйф кивнул.

– Кэти, присядь. Ты немного бледна.

– Со мной все в порядке, – сказала Кэтлин. Она посмотрела Рэйфу в глаза. «Зачем ты при­вел ее сюда?! – хотелось ей крикнуть. – Поче­му она так на тебя смотрит?!»

– Я собираюсь отвести Летний Ветер в лаза­рет и попросить доктора осмотреть ее, – сказал Рэйф. – Мы уезжаем завтра утром.

Было видно, что Рэйф все еще небезразличен этой скво. А была ли она безразлична Рэйфу?

Кэтлин подошла к окну и смотрела, как ее муж и индейская девушка пересекали пло­щадь. Она подумала, что Рэйф любит ее просто потому, что ему нравится делить с ней постель. Оставит ли он ее сейчас, когда к нему верну­лась его первая любовь? И сможет ли она, Кэт­лин, отпустить его?

ГЛАВА 16

Они были на тропе уже два дня, два долгих дня. Кэтлин ехала молча, углубившись в свои мысли. Рэйф отдал все деньги, которые у него были, Скотту и Нейту. Их было немного, но достаточно, чтобы помочь им оправиться и воз­вратиться на «Сэкл Си».

Кэтлин терзалась из-за состояния их с Рэйфом финансов. Она рассчитывала на деньги от продажи скота, а сейчас, вместо того, что­бы возвращаться домой с девятью тысячами долларов, они были разорены. Она несколь­ко раз едко высказалась об индейцах, кото­рые украли больше восьмисот голов превос­ходного скота и убили четырех человек, но Рэйф не разделял ее чувств. Он оплакивал потерю людей, но философски относился к потере стада.

– Они голодают, Кэтлин, – сказал он, как будто это все оправдывало.

– Мы, вероятнее всего, тоже будем голо­дать, – сказала Кэтлин без тени сочувствия.

Рэйф долго смотрел на нее с грустью в гла­зах.

– Я жил с лакота, Кэти, – напомнил он ей. – Бизоны исчезают. Люди голодны. Что бы ты делала, если бы твои дети плакали от голода, а родители умирали?

– Я бы нашла работу, – возразила Кэтлин, но она знала, что несправедлива. Тем не менее все это напоминало ей, что денег, на которые она рассчитывала, нет. «Сэкл Си» нуждается в ремонте, нужно вернуть банковский заем и нужно придумать, как это сделать.

Но сейчас эти мысли не очень отягощали ее. Она раз десять в течение часа незаметно рассматривала эту скво.

Летний Ветер была прекрасна. Ее черные волосы были густыми и блестящими, и от этого Кэтлин казалось, что ее собственные, светлые, выглядят полинявшими и безжизненными. У Летнего Ветра была гладкая кожа, красно-ко­ричневого цвета, большие темные глаза с чер­ными, как сажа, ресницами. Ее фигура – без­упречна. Она старалась держаться поближе к Рэйфу, используя каждую возможность, чтобы дотронуться до него. Они разговаривали на язы­ке лакота, потому что девушка почти не знала английского. Кэтлин чувствовала себя посторон­ней. В ее сердце росло негодование, когда она видела, как Летний Ветер улыбается Рэйфу. Ее возмущало присутствие скво в их с Рэйфом жизни. Но сильнее, чем негодование, была рев­ность, которая глубоко и горячо бурлила в ее крови, готовая вырваться наружу. Раньше она никогда ничего подобного не испытывала, и это мучило ее и вызывало отвращение к себе са­мой.

Рэйф хорошо понимал, какие чувства испытывает Кэтлин, но он не мог разобраться в своих. Он думал, что все его чувства к Летне­му Ветру умерли вместе с Горбатым Медведем, но обнаружил, что ее красота и улыбка обезо­руживают его. Она была первой женщиной, к которой он испытывал страсть, и он с удивле­нием понял, что она небезразлична ему, хотя Кэтлин он тоже любит, но любит по-другому. Сейчас у него не было времени разбираться в своих чувствах. Они шли по вражеской терри­тории, и нужно было все время быть начеку. Рэйф не мог ослабить бдительность раздумья­ми об этих двух очень разных женщинах, ехав­ших рядом с ним.

В этот вечер приготовление ужина взяла на себя Летний Ветер. Она привыкла к жизни в лесах и к еде, приготовленной на костре. Ког­да Летний Ветер взяла кролика из рук Рэйфа, он заметил гнев в глазах Кэтлин, хотя она и промолчала. Он уныло покачал головой, не понимая, как воины лакота, у которых было несколько жен, ухитрялись поддерживать мир в своем жилище.

Когда кролик был готов, Летний Ветер от­дала Крадущемуся Волку самую большую пор­цию, а остатки разделила между собой и Кэт­лин. Она знала, что белой женщине не нравится ее присутствие, и улыбнулась этой мысли. Кра­дущийся Волк должен принадлежать ей. Ког­да-то он любил ее, и это из-за нее он убил чело­века. Возможно, если повезет и если разумно вести себя, она сумеет отвоевать его.

Во время еды Рэйф сидел между двумя женщинами и ощущал растущее напряжение меж­ду ними. Летний Ветер рассыпалась в улыб­ках, когда они болтали о старых добрых вре­менах, и тепло смотрела на него своими сияющими темными глазами.

Кэтлин хранила угрюмое молчание. Каза­лось, она не обращает никакого внимания на Рэйфа и Летний Ветер, но на самом деле она остро ревновала к каждой улыбке, которая воз­никала между ними, и хорошо видела, что Летний Ветер ищет любого повода, чтобы при­коснуться к Рэйфу.

Кэтлин встала, не в силах смотреть на них.

– Извините, – холодно сказала она, повер­нулась и пошла в темноту. Слезы жгли ей гла­за и кипели в горле.

Она шла долго, забыв о расстоянии и о том, что опасно уходить так далеко от стоянки. Ночь была теплая, темная, успокаивающая. Здесь она могла выплакаться без посторонних глаз. Она теряла, Рэйфа из-за индейской девчонки и не знала как этому противостоять. Возмож­но, никак. Рэйф говорил, что ему нравится жизнь с индейцами, возможно, он заберет эту скво и останется на Черных Холмах. К лакота он вернуться не мог, но его могло принять дру­гое племя.

Она услышала приглушенные шаги, появил­ся Рэйф и обнял ее за плечи.

– Возвращайся к костру, Кэти, – тихо ска­зал он, тепло дыша ей в ухо.

– Почему я должна возвращаться?

– Потому что я хочу, чтобы ты вернулась.

– Я тебе не нужна. Чтобы составить тебе компанию есть Летний Ветер.

– Ты моя жена, – напомнил он.

– А она об этом знает?

– Конечно, знает.

– Но ей все равно.

– Что ты имеешь в виду?

Глупый вопрос! Он прекрасно понимал, что она имеет в виду.

– Она заигрывает с тобой, прикасается к тебе, говорит с тобой на своем языке, чтобы я не мог­ла понять. Она все еще любит тебя, – с горечью сказала Кэтлин. – Это видно даже слепому.

– Она просто благодарна мне за то, что я спас ее от Бича, вот и все.

Кэтлин издала звук отвращения.

– Кэти…

– Прогони ее, Рэйф. Я не хочу, чтобы она ехала с нами.

– Я не могу, Кэти.

– Понятно, – она повернулась к нему ли­цом. – Ты все еще любишь ее.

– Нет, – Рэйф покачал головой. – Я не люб­лю ее так, как ты имеешь в виду. Я отвечаю за нее, и не могу просто так бросить ее.

– Прекрасно, – Кэтлин положила руки ему на грудь и оттолкнула его.

– Кэти…

– Я возвращаюсь обратно, – коротко сказа­ла она. – Я устала.

– Черт возьми, Кэтлин, почему ты не хо­чешь понять?

– Я слишком хорошо все понимаю, – возразила Кэтлин, хотя тихий внутренний голос со­ветовал ей молчать, подсказывая, что она толь­ко ухудшает положение. Если она будет так сварлива, Рэйф быстрее окажется в объятиях Летнего Ветра.

Высоко подняв голову, она пошла было к костру, но Рэйф не мог позволить ей уйти. Он схватил ее за волосы и дернул к себе. Она не­громко вскрикнула от боли, уверенная, что он вырвал ей клок волос. Но прежде, чем она ус­пела ударить его, он уже целовал ее, язык его был твердым, жестким, а руки держали креп­ко. Он целовал ее так, как будто хотел причи­нить боль, и он сделал ей больно, силой своего поцелуя прижав ее губы к зубам. Потом он погрузил свой язык, точно танцующий язык пламени, ей в рот, заставляя забыть обо всем остальном, отнимая все силы, делая податли­вой и гибкой в его руках.

Она была ошеломлена и почти не дышала, когда он оторвался от нее.

В его темных глазах горел огонь страсти и еще что-то таинственное, но она не могла по­нять, что это.

– Рэйф, – она пытливо посмотрела ему в глаза. – Скажи, что ты любишь меня, только меня.

– Крадущийся Волк? Ты здесь?

Рэйф чертыхнулся про себя, когда голос Летнего Ветра нарушил тишину. Он еще раз поцеловал Кэтлин легким многообещающим поцелуем и отпустил ее.

– Мы здесь, – отозвался он.

Летний Ветер пробиралась к ним среди де­ревьев. Как она и подозревала, он пошел не к лошадям, а к своей женщине. Она переводила взгляд с Крадущегося Волка на Кэтлин и чув­ствовала себя победительницей. Она помешала тому, что должно было случиться между ними.

– Мне стало страшно, – сказала Летний Ве­тер, скользнув рукой по руке Рэйфа и улыба­ясь ему. – Бич нашел меня ночью.

Рэйф кивнул.

– Давайте пойдем обратно к костру и не­много поспим. Кэти?

Она кивнула. Не обращая внимания на пред­ложенную руку, она пошла к стоянке, натяну­тая, как струна. У нее руки чесались отхлес­тать Летний Ветер по щекам. Страшно! Эта девка не побоится и двухголового змея.

Кэтлин мало спала этой ночью, и утром у нее под глазами были темные тени. Летний Ветер хорошо отдохнула и прекрасно выгляде­ла. Ее глаза сверкали, а на губах сияла улыб­ка, пока она готовила завтрак и относила его Рэйфу.

Кэтлин не разговаривала с Рэйфом целый день, хотя и понимала, что ведет себя по-дет­ски, и такое поведение еще больше отталкива­ет его. Но она боялась. Она очень боялась поте­рять его.

Страх, что Рэйф уйдет к Летнему Ветру, превратился в ужас, когда немного позже они поднялись на вершину невысокого холма и оказались в окружении дюжины индейских воинов.

Кэтлин в ужасе смотрела на их лица, ис­пещренные ужасной краской, на скальпы, ко­торые развевались на наконечниках их копий, и на перья, вплетенные в длинные черные во­лосы.

Она перевела испуганные глаза на Рэйфа, сердце ее выбивало бешеную дробь. Эти индей­цы как две капли воды похоже на тех, что уби­ли братьев и отца.

Постигнет ли и ее такая же ужасная участь? Она остановила взгляд на скальпе с длинными светлыми волосами, так похожими на ее собст­венные, и почувствовала покалывание, когда представила, как один из воинов срезает ей волосы вместе с кожей и прикрепляет к копью рядом с другими скальпами.

Рэйф тоже почувствовал, как волосы у него на затылке встали дыбом, когда их окружили воины. Они были из племени чеинн, союзни­ков лакота, но он не узнал никого из них. Он почувствовал укол ревности и страха, когда воины с восхищением уставились на Кэтлин и Летний Ветер. Индейцы были при оружии и в боевой раскраске. Они хорошо поживятся, если убьют его и захватят женщин.

Он поднял правую руку в традиционном мирном приветствии, но прежде, чем он успел что-либо сказать, Летний Ветер подъехала к одному из воинов.

– Хоу сикьеси, – сказала она, улыбаясь. – Здравствуй, двоюродный брат.

Шинте Галеска нахмурился, а потом улыб­нулся.

– Хоу ханкаси, – ответил он. – Ты ездишь далеко от дома.

– Я была в гостях, – приветливо ответила Летний Ветер. – А это мой муж, Крадущийся Волк.

Шинте Галеска коленями подогнал лошадь вперед, и двое мужчин обменялись приветст­виями.

– Кто эта белая женщина? – спросил Шин­те Галеска.

– Рабыня, – ответила Летний Ветер, мах­нув рукой. – Не обращайте внимания.

Рэйф предупреждающе посмотрел на Лет­ний Ветер, она только лукаво усмехнулась и стала расспрашивать двоюродного брата о семье.

Кэтлин тревожно смотрела на индейцев, пока Летний Ветер разговаривала с ними. Ее ладони вспотели, а во рту вдруг пересохло, когда Летний Ветер пренебрежительно махну­ла рукой в ее сторону. Кэтлин догадывалась, что стоит за неприятной улыбкой на лице скво.

Летний Ветер подъехала к воину, с кото­рым разговаривала, и они направились туда, откуда появились индейцы. Другие воины поскакали вперед, оставив Кэтлин и Рэйфа в хвосте.

– Что происходит? – нервно спросила Кэт­лин. – Куда мы едем?

– В их деревню.

– В их деревню! – воскликнула Кэтлин. – Зачем?

– Кажется, один из воинов двоюродный брат Летнего Ветра. Она сказала ему, что я ее муж и что мы ездили в гости.

– А что она сказала обо мне?

Рэйф закусил губу, прежде чем ответить.

– Она сказала ему, что ты – наша рабыня. Кэтлин свирепо посмотрела на Рэйфа, не веря своим ушам.

– Как ты мог позволить ей так соврать?

– Ты хотела бы, чтобы я назвал ее лгуньей перед двоюродным братом?

– Вообще-то не хотела бы, – пробормотала Кэтлин. Неудивительно, что Летний Ветер ка­залась такой самодовольной. Подумать толь­ко, рабыня!

Лагерь чеинн был расположен в виде боль­шого круга, состоящего из вигвамов разных размеров. Большая часть их была размалевана изображениями солнца или луны и грубыми рисунками, изображающими лошадей, людей, оленей или бизонов.

У Кэтлин рассеялся гнев на Рэйфа, когда ее окружили индейцы, и она держалась к нему поближе, чувствуя необходимость быть рядом и ощущать его силу. Конечно, он не позволит этим дикарям причинить ей вред.

– Расслабься, Кэти, – прошептал Рэйф, обод­ряюще дотронувшись до ее плеча. – Мы пробу­дем здесь день или два.

День или два, подумала Кэтлин. За эти день или два с ней могло случиться все, что угодно.

Индейцы разглядывали ее, удивляясь длин­ным светлым волосам и ярко-зеленым глазам. Они показывали на нее пальцами, как будто она была каким-нибудь редким животным, быстро переговаривались на своем неприятном гортанном языке, иногда трогали ее светлую кожу или волосы. Она ежилась от этих при­косновений, их смех унижал ее.

Шинте Галеска привел их в свое жилище и представил Рэйфа своей жене, Радуге, высо­кой худощавой женщине с огромными черны­ми глазами, высоким лбом и красивым ртом.

Летний Ветер и Радуга обнялись, потом сели на кучу шкур и начали приятный разговор о том, какие события произошли с тех пор, как они виделись в последний раз.

Шинте Галеска предложил Рэйфу сесть, ос­тавив Кэтлин одиноко стоять у входа.

– Садись, Кэти, – тихо сказал Рэйф. – Вот здесь, за мной. Не разговаривай.

Кэтлин бросила на него протестующий взгляд, но сделала, как он велел. Сесть было не на что, поэтому она села на голую землю, подогнув ноги и пытаясь уловить хоть какой-нибудь смысл в беседе Рэйфа и Шинте Галес­ка, но этот язык не был похож ни на один из тех, что она слышала раньше, и она удивля­лась, как его вообще можно понимать.

Через несколько минут Радуга принесла Рэйфу и своему мужу чашки с тушеной олени­ной. Потом она дала такую же чашку Летнему Ветру и приготовилась снова сесть.

В животе у Кэтлин заурчало. Радуга нахму­рилась и посмотрела на Летний Ветер.

– Ты хочешь, чтобы я накормила ее?

Летний Ветер собралась сказать «нет», но заговорил Рэйф.

– Я был бы очень благодарен, если бы вы покормили белую женщину, – улыбаясь, ска­зал он. – Она хорошо работает, и я бы не хо­тел, чтобы ее силы истощились от недостатка пищи.

Радуга кивнула и нехотя дала Кэтлин чаш­ку с олениной. Она не любила белых, и ее раз­дражало, что приходится делиться едой с блед­нолицей.

После обеда женщины, сидя в дальнем углу жилища, тихо разговаривали, Шинте Галеска жаловался, что в этих местах становится все больше белых и что несколько дней назад бе­лые вырезали небольшую деревню Арапахо. Он рассказал о только что прошедшем Танце Солн­ца и выразил сожаление, что Крадущийся Волк его не видел.

Шинте Галеска снова предложил Рэйфу трубку, и потом они вышли. Радуга и Летний Ветер вымыли чашки и тоже ушли.

Кэтлин немного посидела, расстроенная, что Рэйф не обращает на нее внимания. Нахмурив­шись, она поднялась на ноги, намереваясь най­ти его и все высказать, но как только она вы­шла наружу, Летний Ветер приказала ей вернуться обратно.

– Ты, рабыня, – высокомерно сказала индеанка. – Оставайся внутри.

– Нет, – вскинула голову Кэтлин.

– Оставайся или у тебя будут большие неприятности, – прошипела Летний Ветер. – Здесь я жена Крадущегося Волка, а не ты.

Крадущийся Волк. Кэтлин повторила про себя это имя, свирепо глядя на Летний Ветер, слишком разозленная, чтобы заметить, что английская речь Летнего Ветра значительно улучшилась, как только Рэйф ушел.

Настроение у Кэтлин немного поднялось, когда она увидела возвращающегося Рэйфа.

– Что случилось? – спросил он тихо.

– Она не выпускает меня, – раздраженно ответила Кэтлин. – Она говорит, что это вызо­вет неприятности.

Рэйф глубоко вздохнул.

– Боюсь, она права, Кэти. На прошлой не­деле войска уничтожили деревню Арапахо, и сейчас обстановка накалена до предела. Тебе лучше не показываться им на глаза.

– Что ты собираешься делать?

– Один из воинов отмечает день рождения своего первенца сына. Меня пригласили на праздник, как гостя Шинте Галеска.

– А что делать мне?

– Оставайся здесь и сиди тихо. Я вернусь, как только мне удастся улизнуть оттуда.

Кэтлин посмотрела на Летний Ветер.

– А что будет делать она?

– Сидеть с женщинами.

Кэтлин печально поникла головой. Ей здесь не нравилось, она хотела домой. Не сказав ни слова, она повернулась, вошла в вигвам и усе­лась на пушистой бизоньей шкуре. Она ни за что не хотела смириться с тем, что осталась одна, и была до смерти напугана. В вигваме все было чужим и незнакомым: и запахи, и обстановка. Земля под шкурой была твердой. С улицы донеслись смех, пение и ритмичный стук барабана. Она слышала незнакомые голоса. Заскучав, Кэтлин встала и выглянула нару­жу, желая посмотреть, что из себя представля­ет индейский праздник.

Она сразу увидела Рэйфа. Он сидел рядом с Шинте Галеска, кивая ему при разговоре.

Барабанный бой изменился, один из индей­цев встал и вышел в центр круга. Сбросив с себя шкуру, он начал плясать вокруг костра. Она не понимала слов, но у нее создалось впе­чатление, что индеец рассказывает о том, как он сражался и убил трех вражеских воинов.

Кэтлин была удивлена, когда через несколь­ко минут встал Рэйф. Он не сказал ни слова, но ей не составило труда понять его действия. Понятными движениями и жестами он расска­зал об охоте лакота на бизона, как его лошадь провалилась в нору степного койота, и как она умерла под копытами стада. Он едва уцелел, а потом на себе нес большую бизониху, убитую единственной, но меткой стрелой.

Смотреть на него было одно удовольствие. Оде­тый только в брюки и мокасины, он заставлял ее затаить дыхание. Оранжевое пламя отбрасывало тени на смуглую кожу и иссиня-черные волосы, и от этого казалось, что все происходит во сне. Или в ночном кошмаре. В его волосах торчало орлиное перо, лицо раскрашено, на правом пред­плечье поблескивает медный браслет. Рэйф ничем не отличался от индейцев. Он был среди сво­их. Она смотрела, как танцуют другие мужчи­ны, все по-разному, поднимая пыль, а барабаны бьют все быстрее и быстрее.

Танцоры испускали возгласы и воинствен­ные крики, и зрители отвечали им тем же.

Женщины танцевали более мягко. Среди них Кэтлин увидела Летний Ветер, и ее сердце наполнилось отчаянием. Девушка взяла у кого-то платье из оленьей кожи и красивую накид­ку, очень идущую ей. Она распустила длинные черные волосы и разделила их на прямой про­бор. В ушах покачивались огромные сережки, а шею украшало ожерелье из ракушек. Часть ее волос была выкрашена в ярко-красный цвет. Выглядела она как дикарка, но при этом каза­лась страстной и очень, очень красивой.

Барабан перестал бить, а когда начал снова, женщины выстроились в большой круг. Они медленно раскачивались из стороны в сторо­ну, а когда барабан утих, каждая из женщин подошла к мужчине, которого выбрала, и хлоп­нула его по руке.

Летний Ветер пошла прямо к Рэйфу, и ког­да хлопнула его по руке, он встал на ноги и вышел за ней в круг. Теперь мужчины и жен­щины стояли лицом друг к другу. Стук бара­бана возобновился, и начались танцы. Люди в парах не дотрагивались друг до друга, двига­ясь вправо, влево, вперед и назад, но в их дви­жениях чувствовался любовный призыв и ожи­дание встречи.

Кэтлин встала, чтобы лучше видеть, и в этот момент Летний Ветер улыбнулась Рэйфу. Ее глаза горели от возбуждения, и вся она лучи­лась от счастья.

Кэтлин больше не могла смотреть на это. Задернув полог, она откинулась на шкуру би­зона, чувствуя боль в сердце.

Она еще не спала, когда Рэйф и Летний Ветер часом позже вошли в вигвам вместе с Шинте Галеска и его женой.

Летний Ветер и Радуга обменялись несколь­кими словами, а потом Летний Ветер залезла под кучу шкур с левой стороны жилья. Кэт­лин чуть не задохнулась от гнева, когда Рэйф полез туда за ней.

Не в силах вынести мысль, что ее муж спит с другой женщиной, Кэтлин подумала, что этот маскарад зашел слишком далеко.

Она посмотрела на Рэйфа и увидела, как он покачал головой, предупреждая, чтобы она не устраивала сцену. Чувствуя себя несчастной, Кэтлин спрятала лицо, стараясь не слышать шепота Шинте Галеска и его жены, устраива­ющихся на ночь.

Она слышала, как Летний Ветер что-то про­шептала Рэйфу на языке лакота, и как он, по-ви­димому, велел ей замолчать. Наступила тишина. Но Кэтлин еще долго не могла заснуть.


Кто-то тряс ее за плечо, и она тихо застона­ла, когда открыла глаза. Все тело казалось де­ревянным и болело после почти бессонной ночи.

– Просыпайся, – сказал Рэйф.

– Что такое? – с тревогой спросила Кэтлин.

– Ничего. Шинте Галеска просит меня по­ехать вместе с ним на охоту.

– Ты не поедешь! – крикнула Кэтлин, испу­гавшись, что останется одна с индейцами.

– Надо ехать, Кэти. Это большая честь, что меня пригласили, и нет причин отказывать.

– А я не причина?

– Помни, что здесь ты рабыня. Не волнуй­ся, Летний Ветер присмотрит за тобой.

– Да, конечно, присмотрит, – саркастиче­ски пробормотала Кэтлин.

– Кэти… – он приложил палец к ее губам, когда увидел, что она собирается спорить с ним.

– Послушай меня, – настойчиво сказал он, понизив голос. – Я не хочу вызывать подозре­ния у Шинте Галеска. Лакота изгнали меня. Это как смертный приговор, Кэти. Единствен­ная причина, почему я до сих пор жив, – это то, что я убил Горбатого Медведя в честном бою, но все равно я убил индейца, факт остает­ся фактом. Если Шинте Галеска узнает, что я сделал, последствия могут быть самыми ужас­ными. У него горячий нрав. Я знаю, что тебе тяжело, но меня не будет всего один день, в крайнем случае – два дня. Пожалуйста, поверь мне, Кэти.

– Я верю. Но если здесь мы в опасности, то не разумнее было бы ехать отсюда прямо сей­час?

Рэйф вздохнул:

– Я пообещал Летнему Ветру, что мы проведем несколько дней с чеинн, если она будет хорошо себя вести.

– Она что, угрожает тебе?

– В некотором роде. Ей было плохо с Би­чом, и она снова хочет побыть со своими. Кто знает, может, она решится остаться здесь.

– Как она может остаться? Ведь предпо­лагается, что вы с ней женаты.

– Мы разведемся.

– Я не знала, что у индейцев есть развод.

– Есть, и им развестись легче, чем белым.

– Правда?

– Да. Если женщина хочет развестись с му­жем, она просто возвращается к своим родите­лям. В нашем случае Летний Ветер могла бы остаться с Шинте Галеска и объявить, что наш брак распался.

– А ты можешь сделать то же самое?

– Для мужчин это немного по-другому. Если он устает от своей жены или решает, что она ему не подходит, он ждет до следующих тан­цев и объявляет, что бросает свою жену, и ее может взять любой, кто хочет.

– Как это по-дикарски, – заметила Кэтлин, думая, что никогда не слышала ничего более странного. Брак – это священный союз, и к нему нельзя относиться так легкомысленно.

– Возможно, но вспомни, что большинство индейских браков устраивается родителями. Они не всегда удачны, и лучше быть дикарем, чем жить с человеком, который не подходит тебе.

– Вообще-то да.

Рэйф взял руки Кэтлин в свои.

– С тобой все будет хорошо пока меня нет? Кэтлин пожала плечами.

– Думаю, что да, – она умоляла бы его не ехать, но мысль, что Летний Ветер, возможно, решит остаться с чеинн…

– Мне надо идти, – неохотно сказал Рэйф, – они ждут меня. – Я буду скучать по тебе, – прошептала он, погладил ее по спине, провел рукой по волосам, а потом нагнулся и горячо поцеловал.

– Возвращайся побыстрее, – сказала Кэт­лин, выдавливая улыбку.

Рэйф кивнул:

– Можешь рассчитывать на это.

Кэтлин пошла провожать его. Он снял ру­башку из оленьей кожи, и раннее утреннее солнце согревало его широкие плечи. Он был обут в мокасины, за поясом висел нож в чехле, а на голове – красная повязка. Кожа такая же темная, как у Шинте Галеска.

Летний Ветер вывела лошадь Рэйфа, и он вскочил в седло. Когда Шинте Галеска дал Рэйфу лук и колчан со стрелами, Кэтлин почув­ствовала приступ беспокойства. Теперь Рэйф выглядел совсем как индеец.

С полдюжины воинов в считанные секунды собрались у вигвама Шинте Галеска.

Рэйф послал Кэтлин длинный взгляд, мол­чаливо уверяя ее, что в его отсутствие все бу­дет нормально.

Летний Ветер дернула Рэйфа за руку, и он посмотрел на нее сверху.

– Доброй охоты, мой муж, – сказала она, улыбаясь ему.

– Заботься о Кэтлин, – сказал Рэйф.

Летний Ветер угрюмо кивнула. Если белая женщина исчезнет, тогда она и Крадущийся Волк смогут навсегда остаться с чеинн. Им бу­дет хорошо вместе, и она родит ему сыновей, много сыновей.

Если бы не эта белая женщина…

Рэйф легко потрепал Летний Ветер по пле­чу, но смотрел он в это время только на Кэт­лин. Он тепло улыбнулся ей на прощание и вместе с другими воинами поехал из деревни.

Радуга помахала рукой своему мужу и ста­ла рядом с Летним Ветром.

– Пошли, – сказала она, – надо найти дрова и принести воды.

– Пусть это сделает белая женщина, – ска­зала Летний Ветер.

Радуга улыбнулась в знак согласия. Она пошла в вигвам и вернулась с большой бутылью из тыквы, которую сунула в руки Кэтлин.

– Иди к реке и принеси воды, – повели­тельно сказала Летний Ветер. – И дров.

– Не пойду.

– Пойдешь, если хочешь есть, – огрызну­лась Летний Ветер. – Пошевеливайся.

Пробормотав совсем не подобающее леди ругательство, Кэтлин пошла к реке, измыш­ляя тысячи способов, как избавиться от Лет­него Ветра.

Встав на колено около реки, она наполнила бутыль, потом поставила ее на землю рядом с собой и уставилась вдаль. Она видела мальчи­шек, пускающих стрелы в шкуру медведя, прикрепленную к дереву, и дальше вниз по реке – трех девочек, плещущихся в воде.

Минут через двадцать она направилась к рощице, растущей неподалеку от реки. Если она убежит, скорее всего, никто не станет ее искать. Летний Ветер, конечно, обрадуется. Но Кэтлин не очень улыбалась мысль бродить од­ной по полям и лесам, быть добычей для хищ­ников и индейцев. Неизвестно, какие еще опас­ности подстерегают ее в этой глуши. «Лучше уж переносить напасти, к которым привыкла, чем искать новые», – решила она.

Набрать охапку хворосту было делом не­скольких минут, и потом, тяжело вздыхая, Кэтлин вернулась в вигвам Радуги.

После обеда женщины начали играть в ка­кую-то игру. У каждой было по четыре палки, выкрашенных с одной стороны черной, а с дру­гой белой краской. Кэтлин следила за играю­щими, пытаясь понять смысл игры. После не­скольких конов она поняла, что если все четыре палки падали вверх черной стороной, игроку засчитывалось два очка, если белой – одно, или очки вообще не засчитывались. Она с удивле­нием обнаружила, что индейские женщины страстные игроки: они ставили на кон шкуры, мокасины и домашнюю утварь.

Когда ставки повысились, к ним присоеди­нились два воина, и игра стала более шумной и напряженной.

Шло время, и Кэтлин заметила, что один из воинов часто поглядывает в ее сторону. Она видела, как он пошептался с Летним Ветром и та кивнула. Воин глянул на Кэтлин и улыб­нулся. Кэтлин внезапно почувствовала дрожь.

Ее беспокойство возросло, когда воин оста­вил игру, а потом вернулся, ведя на поводу гне­дую кобылу. Он указал на Кэтлин, а потом на лошадь, и хотя Кэтлин только догадывалась, о чем он говорит с Летним Ветром, она поняла, что он ставит свою лошадь на следующий бро­сок. Если он проиграет, у Летнего Ветра поя­вится новая лошадь, а если выиграет, у индей­ца будет новая рабыня.

Летний Ветер через плечо взглянула на бе­лую женщину. Можно ли принять ставку Тонкаллы? Она представила себе гнев Крадущего­ся Волка, когда он узнает, что она избавилась от белой женщины. Не важно, что Кэтлин ей не принадлежала. Она была белой, а значит – врагом.

Летний Ветер повернулась к Тонкалле.

– Идет, – сказала она и бросила палки.

– О нет, – прошептала Кэтлин, когда все четыре палки выпали белой стороной.

На лице Тонкаллы дрогнули мускулы, когда настал его черед. Кэтлин казалось, что палки вертятся в воздухе слишком медленно. Воин ис­пустил громкий победный возглас, когда все че­тыре палки упали черной стороной. Он победил.

Кэтлин замотала головой, когда он пошел к ней.

– Нет, – сказала она, отступая от него, – я не принадлежу тебе.

Страх сковал ее, разрушая напускное спо­койствие, когда воин взял ее за руку.

– Нет! – крикнула она. – Оставь меня в по­кое!

Летний Ветер вскочила на ноги и дала воину ремень из сыромятной кожи.

– Нет, – всхлипывала Кэтлин, когда воин связывал ей руки за спиной. – Нет, вы не по­нимаете. Я – жена Рэйфа.

Но ее протесты были напрасными. Воин не понимал по-английски, ее слова ничего для него не значили. Она безуспешно вырывалась, пока он тащил ее через деревню к своему виг­ваму, а потом втолкнул внутрь.

Кэтлин упала на пол. Встав на колени, она забилась в дальний угол, сердце колотилось от страха, но воин не подошел к ней. Жестом при­казав ей оставаться здесь, он вернулся к игре.

Время текло медленно. Всякий раз, когда Кэтлин слышала шаги рядом с вигвамом, она замирала в ужасном ожидании, но никто не входил. Она слышала, как индейцы занима­лись своими делами: женщины смеялись и зва­ли детей, маленькие девочки визжали, маль­чишки кричали, где-то тихо плакал ребенок. Собаки, казалось, не переставали лаять.

В страхе она закрыла глаза и молила Бога, чтобы Рэйф поскорее приехал.


Охота прошла удачно. Шинте Галеска на­шел небольшое стадо бизонов, которое паслось на лугу недалеко от деревни, и теперь каждый воин вез с собой одну или две туши этих боль­ших косматых зверей.

Рэйф наслаждался каждой минутой охоты, ее волнением, радостью погони. Снова пресле­довать пте (бизона), чувствуя под собой упру­гую силу коня, слышать свист тетивы, когда пускаешь стрелу, и издавать древний побед­ный клич! Он вез свою добычу – крупную бизониху.

Воины устроили пиршество из отборных кусков бизоньего мяса, причмокивая губами от вкуса свежей печенки и языка. Так как с ними не было женщин, мужчины сами освежевали и разделали туши и сложили мясо в шкуры. Когда они вернутся в деревню, будет большой праздник, с песнями и танцами, и еды будет вдоволь для всех.

Рэйф чувствовал ликование, когда через два дня они вернулись в деревню. Он ехал, разыс­кивая глазами Кэтлин. Но навстречу ему с при­ветливой улыбкой выбежала Летний Ветер и взяла лошадь за поводья.

– Охота была удачная, – заметила она.

– Очень. Где Кэтлин?

Летний Ветер опустила взгляд.

– Я сделала ужасную вещь, – прошептала она.

– О чем ты говоришь? Какую ужасную вещь?

– Я позволила Радуге увлечь себя игрой в палки, – сказала она, избегая его взгляда. – Один из воинов предложил хорошую гнедую кобылу против белой женщины. Я была увере­на, что выиграю и что лошадь будет моей. Но… Она замолчала, чувствуя возраставшее на­пряжение Крадущегося Волка, когда тот начал наконец понимать, что случилось, и внезапная мысль о том, что сейчас на нее обрушится его гнев, стала невыносимой.

– Продолжай, – сказал Рэйф, слезая с ло­шади.

– Я проиграла.

– Где она?

– В жилище Тонкаллы.

– Проклятие!

Рэйф повернулся и пошел по деревне.

– Куда ты? – крикнула Летний Ветер.

– Узнать, смогу ли я выкупить ее обратно, – грубо ответил ей Рэйф.

Огромным усилием он подавил ярость, ког­да шел к вигваму Тонкаллы. Глубоко вздох­нув, чтобы успокоиться, он поскреб о полог вигвама рукой.

– Входи, – пригласил Тонкалла, и Рэйф нырнул внутрь. Он сразу же увидел Кэтлин. Она сидела в дальнем углу со спутанными во­лосами, лицо бледное и искаженное страхом, в глазах – слезы. Он слегка качнул головой, пред­упреждая, чтобы она оставалась спокойной.

Тонкалла улыбнулся и пригласил Рэйфа присесть.

– Ты голоден, брат мой? – спросил воин.

– Да, немного, – ответил Рэйф, зная, что нарушит этикет, если не примет гостеприим­ства хозяина.

Жена Тонкаллы предложила Рэйфу кусок копченого бизоньего мяса и вышла из вигва­ма. Рэйф ел, почти не чувствуя вкуса; он пы­тался обдумать, как лучше объяснить причи­ну своего визита.

Потом Тонкалла предложил Рэйфу трубки, они курили и разговаривали об охоте. Посте­пенно разговор стих, и Тонкалла выжидатель­но посмотрел на Рэйфа.

Рэйф откашлялся.

– Я хочу выкупить обратно белую женщину, которую ты выиграл у Летнего Ветра, – сказал он, решив, что лучше идти напрямик. – Лет­ний Ветер ревнует к светловолосой женщине, и она проиграла ее без моего разрешения.

Тонкалла покачал головой.

– Я не хочу расставаться с ней. Моя жена, Маленький Олень, скоро родит. Ее мать ото­шла в страну духов, и у меня нет родственниц, чтобы помочь ей. Ей нужна будет помощница в домашней работе, когда родится ребенок.

Рэйф сочувственно кивнул.

– Я понимаю. Но я очень привязался к бе­лой женщине. Она так хороша под бизоньими шкурами.

Тонкалла усмехнулся, а Рэйф чертыхнулся про себя, подумав, что выбрал неправильные слова.

Чтобы вернуть Кэтлин, не следовало гово­рить, что она хороша в постели. Большинство мужчин-индейцев переставали жить со свои­ми женами после того, как ребенка отнимали от груди.

– Это еще одна причина, почему я хочу ос­тавить у себя белую женщину, – признался Тонкалла, с вожделением взглянув на Кэт­лин. – От рабыни меньше беспокойства, чем от второй жены, и от нее легче избавиться, если она вызовет неприятности.

Рэйф кивнул, благодаря Бога, что Кэтлин не понимает языка чеинн.

– Я дам тебе лошадь и винтовку за эту жен­щину, – сказал он.

Тонкалла задумчиво наморщил лоб. Новая винтовка – это соблазнительно, но не менее соблазнительна женщина с белой кожей и со светлыми волосами.

– Я оставлю женщину себе, – сказал воин громко, и было видно, что это его окончатель­ное решение.

Рэйф выругался про себя. Встав, он посмот­рел на Кэтлин, а потом на Тонкаллу.

– Могу я поговорить с ней?

– Конечно, – любезно согласился Тонкал­ла. – Я оставлю вас наедине, чтобы вы могли попрощаться.

– Ле пила мита, – пробормотал Рэйф. – Спа­сибо.

Когда они остались одни, Рэйф опустился перед Кэтлин на колени и взял ее за плечи.

– С тобой все в порядке, Кэти?

Она кивнула, не в силах говорить из-за слез, душивших ее.

– Кэти, извини, – он обнял ее, легко погла­живая спину. Он чувствовал, как она дрожит, и проклинал Летний Ветер за вероломство.

– Я пытался выкупить тебя, – сказал он, – но Тонкалла отказал мне.

– Но ты же не хочешь бросить меня здесь! – воскликнула Кэтлин.

– Конечно, нет, – он крепче обнял ее. – Не волнуйся, я что-нибудь придумаю. А пока де­лай все, что велит Тонкалла.

– Ты хочешь, чтобы я и спала с ним? – спро­сила Кэтлин, отталкивая его.

– Не будь глупой.

– Рэйф, я боюсь. Я хочу уехать домой сей­час же.

– Кэти, пожалуйста, потерпи. Я не могу так просто уйти отсюда вмести с тобой средь бела дня.

– А когда?

– Сегодня ночью, если получится.

Кэтлин кивнула, и глаза ее наполнились слезами.

– Я заберу тебя отсюда как только смогу, – спокойно сказал Рэйф. – Обещаю.

Она ничего не сказала, только стояла и смот­рела на него затуманенными от слез глазами.

– Кэти, Кэти… – он крепко обнял ее. Легко представить, как ей страшно без него. Он по­чувствовал вину, когда понял, что пока он раз­влекался на охоте, Кэтлин сидела в вигваме Тонкаллы, одинокая и испуганная.

– Мне лучше уйти, – неохотно сказал он. – Не бойся. Тонкалла не причинит тебе вреда.

Кэтлин сглотнула слезы.

– Сегодня ночью, – напомнила она, – я буду ждать.

– Я приду за тобой, – потом он поцеловал ее, наслаждаясь вкусом ее губ. Он знал, что убьет Тонкаллу и любого другого, кто осмелит­ся притронуться к ней.

Рэйф вышел наружу и увидел, что к нему идет Шинте Галеска с широкой улыбкой на лице.

– Моя жена рассказала мне о твоей утра­те, – сказал воин, усмехаясь. – Иногда две жен­щины в одном вигваме приносят большие хло­поты, и, кажется, Летний Ветер решила за тебя эту проблему.

– Да, – согласился Рэйф, выдавливая улыб­ку.

Шинте Галеска хлопнул Рэйфа по плечу.

– Я знаю, что ты намеревался покинуть нас завтра, но ты должен остаться на праздник. Женщины уже стали готовить еду.

Рэйф согласно кивнул. Он не собирался по­кидать деревню чеинн без Кэтлин.

ГЛАВА 17

Кэтлин сидела возле вигвама Тонкаллы, рядом с ней на земле стояла небольшая чашка с остатками еды. Индейская еда оказалась до­вольно вкусной, если разнообразить ее, но Кэт­лин совсем не думала о еде. Женщины готови­ли весь день, и сейчас, когда заканчивался праздник, индейцы пели, танцевали или про­сто развлекались. Грудных младенцев и детей, которые еще не начали ходить, уложили спать; дети постарше возились недалеко от взрослых. Несколько мужчин играли в кости, а молодые девушки расхаживали вокруг, демонстрируя новые наряды и украшения.

Но Кэтлин видела только Рэйфа. Она по-новому взглянула на него, увидев, что в ин­дейской деревне он чувствует себя как дома. Казалось, его место здесь, среди этих людей со смуглой кожей. В который раз ей показалось, что Рэйф может остаться здесь. И в который раз она уверяла себя, что этого не произойдет. Рэйф любит ее. Она знает это. И он не оставит ее другому мужчине.

Летний Ветер вертелась возле Рэйфа, улы­балась ему, трогала его и открыто восхищалась им. В Кэтлин с новой силой вспыхнула ревность. В конце концов, Рэйф – мужчина. Сколько еще Летний Ветер будет улыбаться ему и ласкать его, пока он не согласится на то, что она так открыто предлагает?

Кэтлин закрыла глаза, не в силах смотреть на них. Она приглушенно всхлипнула, пред­ставив, как Летний Ветер и Рэйф делят ложе в темном вигваме.

В отчаянии она попыталась освободить руки, но сыромятная кожа только больнее впи­лась ей в запястья. Глаза наполнились слеза­ми, и она наклонила голову, чтобы никто не видел, как она плачет.

Погруженная в свои страдания, она громко вскрикнула, когда кто-то положил руку ей на плечо.

– Кэти.

Все ее существо наполнилось радостью, ког­да она услышала этот голос.

Рэйф увидел слезы, блестевшие на глазах Кэтлин. Взяв ее лицо в ладони, он нежно поце­ловал ее, а потом нежно стал вытирать ее щеки.

– Не плачь, Кэти, – прошептал он. – Пожа­луйста, не плачь.

– Я хочу домой, – взмолилась она. – Ты обещал прийти прошлой ночью. Где ты был?

– Я не мог улизнуть. Я ждал, пока все уснут, но когда я вышел из вигвама, Летний Ветер пошла за мной.

– Летний Ветер! Летний Ветер! Я устала от нее и от твоих обещаний!

– Черт возьми, Кэтлин, будь разумна. Я де­лаю все возможное, чтобы мы выбрались отсюда целыми и невредимыми. Мне все это нра­вится не больше, чем тебе, но Летний Ветер – двоюродная сестра Шинте Галеска, и если она скажет ему правду, меня могут убить. Что тог­да будет с тобой?

Кэтлин уже раскаивалась в своих словах. Конечно, он прав, только очень тяжело тер­петь все это. Так тяжело ждать под постоян­ным, не отпускающим страхом.

– Я приду сегодня за тобой, если получит­ся, Кэти. Пожалуйста поверь мне.

– Я верю. Прости меня. Ты, наверное, ду­маешь, что я ужасная трусиха.

– Нет, ты молодец. Только держись.

– Я постараюсь.

– Не беспокойся, – коротко сказал он и встал.

Кэтлин нахмурилась и сердито посмотрела на Летний Ветер, которая спешила к ним.

– А, ты здесь, – сказала Летний Ветер, лу­каво улыбаясь.

Она подошла к Рэйфу и положила руку на плечо.

– Я устала, – сказала она по-английски, что­бы Кэтлин поняла. – Может, пойдем спать?

Рэйф посмотрел на Кэтлин, умоляя ее дове­риться ему.

– Пошли, муж, – сказала Летний Ветер, дер­гая его за руку, – уже поздно.

Рэйф попытался сбросить ее руку, но в это время из темноты появился Тонкалла. Он кив­нул Рэйфу, потом схватил Кэтлин за руку и поставил на ноги.

Когда воин затаскивал ее в вигвам, Кэтлин посмотрела на Рэйфа. Ему будто ножом по серд­цу полоснули.

– Пошли муж? – лукаво повторила Летний Ветер.

– Заткнись, – прошипел Рэйф. И в это мгновение он не знал, кого ненавидит боль­ше: мужчину, чьей собственностью была те­перь Кэтлин, или женщину, из-за которой это случилось.

Кэтлин забилась в дальний угол, когда Тонкалла задернул полог. Пока что он не дотраги­вался до нее, но она боялась, что это до поры до времени.

Бормоча что-то на своем языке, индеец на­правился к ней, и когда она попыталась увер­нуться, схватил за волосы. Опустившись на пол, Тонкалла притянул ее к себе и грубо пор­вал на ней рубашку. Глаза загорелись от воз­буждения, когда он увидел ее гладкую белую кожу и полные груди.

Он сдернул с нее юбку и начал снимать нижнее белье. Кэтлин тихо вскрикнула и съежилась от страха, когда его рука скользну­ла по бедру, а потом поползла к груди.

Помощь пришла неожиданно. В вигвам во­рвалась Маленький Олень с палкой, издавая леденящие душу вопли. Она огрела мужа пал­кой по спине, крича что-то на языке чеинн, изо всех сил браня мужа за то, что он хотел переспать с этой бледнолицей.

Накрыв голову, Тонкалла выбежал из виг­вама. Кэтлин облегченно вздохнула, но тут же сжалась от боли, так как палка опустилась на ее обнаженные плечи.

Маленький Олень кричала, по-видимому, ругая и предупреждая, чтобы Кэтлин подаль­ше держалась от ее мужа.

Кэтлин закивала, плечи ее горели в том месте, куда пришлись удары.

Когда гнев Маленького Оленя поутих, она толкнула Кэтлин на землю и набросила на нее бизонью шкуру, чтобы прикрыть наготу. Потом, что-то бормоча себе под нос, Маленький Олень залезла под свои шкуры и закрыла глаза.

Кэтлин улыбнулась в темноте. Слава Богу, индейские женщины тоже были ревнивы!

Летний Ветер увлекала Крадущегося Волка в темноту. В вигваме Шинте Галеска у них не было возможности остаться наедине, но здесь, в лесу, было тихо и спокойно… И никого во­круг.

– Что ты делаешь? – спросил Рэйф, когда Летний Ветер потащила его дальше в лес.

– Ищу место, где мы сможем остаться одни.

– Зачем?

– Ты не хочешь остаться со мной наедине?

– Не сейчас. Мне надо придумать, как спас­ти Кэтлин от Тонкаллы.

– Она тебе не нужна, – настойчиво сказала Летний Ветер, положив руки ему на грудь. – Я буду твоей женой. Мы можем остаться здесь, с нашими братьями чеинн. Нам будет хорошо вместе.

Рэйф отшвырнул Летний Ветер. Глаза его горели от ярости.

– Кэтлин – моя жена, – сказал он сквозь стиснутые зубы. – Я не брошу ее!

– Она больше не твоя жена, – возразила Лет­ний Ветер. – Она теперь рабыня Тонкаллы, и ты ничего не сможешь сделать, чтобы освобо­дить ее.

– Да? Но, моя маленькая избалованная ли­сица, я всегда могу сказать Шинте Галеска правду, что мне и следовало сделать, когда мы встретились.

– Ах так! Он будет оскорблен, когда узнает, что ты обманул его. Возможно, он убьет тебя. Возможно, он убьет всех нас.

– Я легко могу убить тебя сам, – раздра­женно произнес Рэйф.

Лицо Летнего Ветра смягчилось.

– Позволь мне быть твоей женой, Краду­щийся Волк. Я буду делать все, что ты прика­жешь.

Она обняла его и поцеловала, прижавшись так, чтобы он мог чувствовать ее груди.

Но Рэйф чувствовал только отвращение. Он разомкнул обвивавшие его руки и оттолкнул девушку.

– В этот раз не пройдет, Летний Ветер. Рань­ше я уже целовал твои лживые губы, помнишь?

– Может, ты передумаешь и останешься здесь со мной?

– Нет.

– Очень хорошо. Надеюсь, тебе не придется жалеть об этом.

– Что ты хочешь этим сказать?

Летний Ветер покачала головой. Она просила его остаться с ней, умоляла не покидать ее ради этой бледнолицей женщины. Больше она не будет просить. Не сказав ни слова, она ушла, обдумывая всевозможные способы ото­мстить.

Рэйф долго смотрел ей вслед, внезапно ощу­тив, что мерзнет, хотя ночь была теплая.

Когда минут через двадцать он вернулся в вигвам, Рэйф увидел, что его поджидают Лет­ний Ветер, Шинте Галеска и семеро воинов.

Рэйф тяжело вздохнул. Судя по самодоволь­ному выражению на лице Летнего Ветра и мрачному взгляду Шинте Галеска, ему грози­ли неприятности.

Шинте Галеска выступил вперед, и Рэйф заметил, что все мужчины вооружены.

На какое-то мгновение мелькнула мысль, не сбежать ли, но от их стрел ему не уйти, да и Кэтлин он не мог оставить, пока оставался хоть какой-то шанс на ее спасение.

Рэйф не сопротивлялся, когда один из вои­нов связал ему руки за спиной и отобрал нож, который он носил за поясом.

– Пошли, – коротко сказал Шинте Галеска и направился к вигваму вождя.

Рэйф и сопровождавшие его индейцы вошли в вигвам Двух Лун. Все старейшие воины пле­мени собрались здесь. Тихий шелест голосов стих, когда Шинте Галеска и другие чеинн сели, оставив Рэйфа стоять в центре вигвама.

Он стоял прямо, высоко и гордо держа го­лову.

Совет племени слушал внимательно, когда Шинте Галеска встал и голосом, проникнутым убежденностью, стал обвинять воина, известно­го под именем Крадущийся Волк, в том, что он намеренно нарушил законы племен. Волка из­гнали из племени лакота, потом он сказал, что Крадущийся Волк не только убил представи­теля своего племени, но он также обманул чеинн, объявив, что Летний Ветер – его жена, тогда как на самом деле он похитил ее и белую женщину из форта Ларами.

Рэйф выругался про себя, проклиная Лет­ний Ветер за новую возмутительную ложь.

Он подумал, не сказать ли ему правду и не потребовать ли, чтобы ее привели сюда, чтобы она повторила свои слова при нем, но такой шаг ни к чему не привел бы. Совет племени, скорее всего, не поверит его словам.

Пока совет обсуждал, что с ним делать, Рэйф стоял, плотно сжав челюсти. В их распоряже­нии было три выбора: они могли убить его, наказать физически или отпустить на все че­тыре стороны.

По напряженному выражению на лицах со­бравшихся воинов Рэйф понял, что они не от­пустят его.

Затаив дыхание, он ждал приговора. Под­нялся вождь племени.

– Крадущийся Волк, ты слышал обвинение, выдвинутое против тебя. Ты можешь что-ни­будь сказать в свое оправдание?

Рэйф покачал головой. Что он мог сказать? Его изгнали из племени, он не мог отрицать самого серьезного обвинения.

– Завтра на рассвете тебя разденут до пояса и с побоями выгонят из деревни.

– Проклятие, – в этом негромко сказанном слове звучало полное крушение всех надежд.

С побоями выгонят! Будет не только боль­но, но и унизительно. Это было суровое нака­зание, которое лакота не назначили ему толь­ко потому, что он убил Горбатого Медведя в честном бою. Он не ожидал, что чеинн подверг­нут его такому наказанию. Трудно пройти че­рез эти побои и выжить, чтобы потом вернуть­ся за Кэтлин.

Летний Ветер стояла снаружи, когда Рэйф, сопровождаемый Шинте Галеска, вышел из вигвама вождя. Их глаза встретились на ко­роткое мгновение, и Рэйф едва не услышал ее мстительный смех. «Надеюсь, тебе не придет­ся жалеть об этом», – сказала она тогда. Он горько подумал, что теперь он жалеет. Жале­ет, что не оставил ее в форте Ларами.

Рассвет наступил слишком быстро.

Рэйфа, раздетого по пояс, со связанными руками, привели в конец деревни. Перед ним, образуя коридор, стояли женщины и мужчи­ны племени. У всех в руках были палки, дуби­ны или копья.

Тяжелая тишина повисла над деревней. Даже собаки не лаяли.

Он увидел Летний Ветер, стоявшую в конце линии с тяжелой палкой в руке. Он одарил ее своей самой бесшабашной улыбкой и потом, под грохот барабанов, согнулся и побежал. Утреннее спокойствие деревни было нарушено монотонным стуком барабана и криками толпы. На шею, спину, ноги, голову и плечи обрушились удары.

Дубины и палки опускались на него, как злые кулаки, оставляя красные следы, а нако­нечники копий пронзали кожу, из ран текла ярко-красная кровь. Но он бежал и бежал впе­ред, а в голове отзывался бой барабанов. Паде­ние означало верную смерть, и он старался удержаться на ногах.

Наконец каким-то чудом он добрался до конца. Удары прекратились. Перестали бить барабаны. Толпа замолчала.

Рэйфу стоило больших усилий стоять пря­мо. Повернувшись, он обвел толпу долгим пре­зрительным взглядом. Потом он увидел Кэт­лин, стоявшую у жилища Тонкаллы. Глаза ее наполнились ужасом от того, что она видела. Поколебавшись, она шагнула в его сторону, но Рэйф предупреждающе покачал головой.

Потом Рэйф, высоко держа голову, пошел к лесу. Только теперь, когда его не видели, он под­чинился боли… Медленно опустившись на ко­лени, он склонил голову и прерывисто задышал, потом закрыл глаза, тяжело перевернулся на бок и стал ждать, пока пройдет самая острая боль. Он чувствовал, как по бокам стекает кровь, сме­шиваясь с потом, обильно оросившим его тело.

Он долго лежал так. Трава под ним была холодной, солнце высушило пот на коже, и мягкий ветерок помогал ему оправиться.

Поднявшись, Рэйф нашел острый камень и долго тер о него ремень из сыромятной кожи, пока, наконец, не освободил руки. Он хотел подальше уйти от индейцев. У неглубокого род­ничка он вновь напился, а потом смыл кровь с тела. На руках и ногах уже проступили тем­ные синяки, перемежавшиеся с длинными красными рубцами, оставленными дубинами. Каким-то чудом все кости остались целы, но все тело ныло и болело. Никогда в жизни ему не было так больно!


Слабый, голодный, он нашел укромную ло­щину и забрался в нее. Нужно найти одежду, оружие и лошадь, чтобы забрать Кэтлин у Тон­каллы, но сперва ему необходимо как следует выспаться.

Летний Ветер долго смотрела вслед Краду­щемуся Волку. Она ждала, что будет удовлет­ворена, когда увидит его до смерти избитым, думала, что почувствует радость, когда сама опустит палку на его спину. Но сейчас, глядя, как он уходит, обливаясь кровью и потом, но с гордо поднятой головой, она почувствовала угрызения совести. Он был хорошим, гордым человеком, а она причинила ему зло. Он спас ее от унизительной жизни у Бича, поддался ее уговорам провести время с чеинн, а она отпла­тила ему предательством.

Отягощенная чувством вины, она обернулась и увидела, что на нее смотрит белая женщина.

– Что случилось? – спросила Кэтлин. – По­чему они избили и прогнали Рэйфа?

Летний Ветер отвела взгляд, не в силах смотреть в лицо бледнолицей и признать, что это случилось по ее, Летнего Ветра, вине. Она молча повернулась и поспешила к вигваму сво­его двоюродного брата. Ей нужно побыть од­ной и как следует подумать.

Кэтлин смотрела вслед Летнему Ветру, и в ее сердце возникла зияющая пустота. Рэйфа нет, она была здесь одна, зависела от прихотей ревнивой женщины племени чеинн и ее мужа, каждый взгляд которого говорил, что рано или поздно он овладеет ею.

Но сейчас Кэтлин казались неважными собственные страхи. Рэйфа избили, и она не знала, насколько сильно. У него не было одеж­ды, еды и оружия. Он больше не сможет пока­заться в деревне. Кэтлин не знала, сколько ему придется пройти, чтобы найти еду, одежду и кров. И почему индейцы прогнали его?

Она посмотрела в том направлении, куда пошла Летний Ветер. Неужели эта девушка сказала или сделала нечто такое, что привело к несчастью? Почему ей захотелось увидеть его избитым? В этом не было никакого смысла. Весь день Кэтлин не могла избавиться от этих мыслей.

Маленький Олень оказалась строгой хозяй­кой и требовала, чтобы Кэтлин постоянно была занята.

Утром Кэтлин принесла дров и воды, по­могла Маленькому Оленю освежевать тушу и приготовила жирный душистый суп из олени­ны, лука и шалфея. Она вытряхнула бизоньи шкуры, которые служили постелью, подмела пол в вигваме и принесла еще воды. И все это время Кэтлин думала о Рэйфе.

Работая, она много узнала о жизни индей­цев. Раньше Кэтлин полагала, что индейские женщины выполняют всю работу, пока муж­чины играют в азартные игры, слоняются со своими приятелями или охотятся. Теперь, пос­ле нескольких дней, проведенных в деревне, она поняла, что воины проводят долгие ночи и дни, охраняя лагерь от врагов. Они также про­водили долгие часы, а иногда и дни, вне дома в поисках воинских подвигов.

Она была вынуждена воздать должное че­инн за то, что они сумели создать условия для жизни в такой глуши, но она не хотела бы раз­делить с ними такую жизнь.

Время шло медленно, Рэйф не покидал ее мыслей. Желание сбежать тоже не покидало ее. Сейчас Рэйф не мог помочь ей. Каким-то образом она должна найти способ улизнуть, пока не будет слишком поздно, пока Тонкалла снова не полезет к ней. Каким-то образом…

ГЛАВА 18

Когда Рэйф проснулся, было темно. Попы­тавшись сесть, он тихо застонал… Все тело бо­лело и было невыносимо больно двигаться. При свете луны он видел темные ссадины от уда­ров.

Он посмотрел на небо. Судя по звездам, было около десяти вечера. Он проспал больше две­надцати часов.

Рэйф встал и, прихрамывая, пошел к род­нику. Как следует утолив жажду, он немного облегчил этим голод. Возвратившись в лощи­ну, он сел, тихо ругаясь, так как каждое дви­жение отзывалось непереносимой болью.

Ему нужно что-то придумать, но боль меша­ла сосредоточиться. «Отдых, – подумал он, – мне нужен отдых». Потом свернулся на земле и уснул.

Летний Ветер ворочалась всю ночь. В полу­сонном состоянии она видела Крадущегося Вол­ка, его худощавое бронзовое тело, как он бе­жал, сгорбившись, спасая свою жизнь. Ей снились гневный стук барабана, резкие шлеп­ки палок и дубин, избивающих живое челове­ческое тело, кровь, стекавшая по бокам Краду­щегося Волка, когда копья вонзались в него.

Не важно, что он сделал, но он не заслужил этого жестокого наказания.

За час до рассвета она оставила вигвам Шинте Галеска и направилась к реке. Любой, кто увидел бы ее, подумал, что она подчиняется зову природы. В складках своей юбки она пря­тала штаны, которые похитила у Шинте Га-леска, несколько кусков вяленого мяса и бан­ку с целебной мазью.


В сны Рэйфа проникло радостное щебета­ние голубой сойки, и он сразу проснулся, гля­дя на зеленый полог над головой и не пони­мая, где находится.

Он сел, к нему тут же вернулась боль, и он вспомнил все.

Рэйф встал и прислонился к дереву. Потом, двигаясь скованно и медленно, точно старик, пошел к роднику. На этот раз вода не облегчи­ла голод.

– Крадущийся Волк.

Рэйф резко обернулся на звук знакомого голоса, и его глаза загорелись нескрываемой яростью.

– Какого черта ты здесь делаешь? – резко спросил он. – Тебе мало того, что ты натворила?

– Я пришла помочь.

– Ты хочешь, чтобы я поверил тебе?

– Это правда, – она вынула вяленое мясо, нож и штаны, сделанные из кожи волка. – Это тебе.

– К чему это? Ведь меньше, чем два дня назад ты жаждала крови.

– Я поступила плохо. Я позволила гневу овладеть моим сердцем.

Он подозрительно рассматривал ее, не же­лая верить.

– Возьми, – сказала она и сунула ему в руки вяленое мясо. – Ты, должно быть, голоден.

– Скорее всего, отравленное, – пробормотал он, но тем не менее стал есть.

Летний Ветер смотрела на него, чувствуя угрызения совести. На его руках, спине, ногах и плечах не осталось живого места; все тело было в кровоподтеках и распухло.

– Я принесла мазь для твоих ран, – сказала Летний Ветер, когда он поел.

Крадущийся Волк кивнул. Он лег на живот, закрыл глаза, и Летний Ветер стала втирать в его спину густую темно-зеленую мазь. Мазь хо­лодила кожу и быстро вытягивала огонь из из­раненного тела. Ее руки были нежны, когда она втирала мазь, растирала его спину, шею и ноги.

Глубоко вздохнув, Рэйф сел.

– Спасибо, – пробормотал он, сам удивля­ясь, что благодарит ее. Ведь это она во всем виновата.

– Ты уверен, что мы не сможем жить вмес­те? – спросила она, и в ее голосе послышалась мольба.

– Это было решено еще тогда, – слабо отве­тил Рэйф. «И посмотри, к чему привела моя слабость», – горько подумал он.

– Я знаю, – легко поднявшись на ноги, Летний Ветер бросила штаны ему на колени. – Прощай, Крадущийся Волк.

Он вскочил, уронив штаны на землю.

– Летний Ветер, подожди.

Она посмотрела на него с надеждой в глазах, и он чертыхнулся про себя. Как может мужчина просить женщину, которую он отверг, привести другую женщину, ту, которую он любит?

Летний Ветер наклонила голову набок, и у нее возникло неприятное подозрение.

– Летний Ветер, я… не могла бы ты…

– Это она! – злобно вскричала Летний Ве­тер. – Ты хочешь, чтобы я привела ее сюда!

– Я знаю, что прошу слишком много, но…

– Нет, я не сделаю этого.

– Черт возьми, ты должна мне помочь. Я не могу оставить ее.

– Нет.

Рэйф выругался про себя. Чертова упрямая баба. Ясное дело, если он не принадлежит ей, то не будет принадлежать и Кэтлин!

– А если я на коленях попрошу тебя?

Искорка удовольствия мелькнула в глазах Летнего Ветра и потом исчезла.

– Правда?

– Я должен это сделать?

– Ты слишком многого хочешь от меня, – заметила она, слегка покачав головой.

Рэйф нахмурился и жестом показал на свои многочисленные раны на теле.

– Я думаю, у меня есть такое право.

Чувство вины охватило Летний Ветер. Воз­можно, она была несправедлива. Все-таки Крадущийся Волк спас ее от этого ужасного челове­ка, Бича, и она знала, что Кэтлин – его жена. Крадущийся Волк никогда не лгал ей, никогда ничего не обещал. Сейчас было совсем нетрудно держать Кэтлин от него подальше, и все же…

– Ты действительно встанешь на колени и будешь меня умолять? – спросила она.

– А ты как думаешь?

– Я думаю, что мне это понравится.

– Я уверен, что понравится.

Летний Ветер посмотрела на него. Он был привлекательным мужчиной. На него было приятно смотреть даже сейчас, когда он весь был в синяках и кровоподтеках.

– Мне надо идти, – резко сказала она. – Я ничего не обещаю насчет твоей женщины.

– Понятно.

Он смотрел, как Летний Ветер исчезает из вида, гадая, увидит ли он когда-нибудь Кэтлин.


Кэтлин провела бессонную ночь. Страх за Рэйфа не давал ей спать. Тонкалла и его жена сладко похрапывали. Она думала, насколько опасны раны Рэйфа, нашел ли он кров на ночь, и насколько ему больно.

Но утром, когда она вышла из вигвама в предрассветные сумерки, ее подгонял страх за собственное будущее. Теперь Рэйф больше не сможет спасти ее. Она была предоставлена са­мой себе и больше ни дня не собиралась оста­ваться в жилище Тонкаллы.

Еще раньше Тонкалла настоял, чтобы она оделась, как женщина чеинн. Тогда она про­тивилась, но сейчас была благодарна ему за это. Одетая в накидку из оленьей кожи и в мокаси­ны, закутав голову в одеяло, чтобы спрятать светлые волосы, она покинула деревню и на­правилась к реке. Она двигалась осторожно, в любой момент ожидая, что Тонкалла схватит ее за руку или кто-нибудь из сторожей подни­мет тревогу, но ничего не случилось.

Когда Кэтлин дошла до реки, она поверну­ла на юг, следуя направлению, которым по­шел Рэйф, когда уходил из деревни. Он не мог уйти далеко, ведь он ранен. Если она пойдет достаточно быстро, то сможет, наверное, до­гнать его.

Проходили часы, небо светлело. Она бежа­ла, пока не закололо в боку, потом шла и сно­ва бежала, постоянно оглядываясь, чтобы по­смотреть, не гонятся ли за ней.

Утром Тонкалла спросил жену, где белая женщина.

– Она пошла за едой, – ответила Малень­кий Олень, зная, что это ложь.

Тонкалла что-то проворчал под нос и вре­менно забыл о Кэтлин, пока Маленький Олень накрывала завтрак. Позже, когда муж пошел навестить дядю, Маленький Олень старатель­но уничтожила у реки следы белой женщи­ны.

– Беги быстрее, – пробормотала Маленький Олень. – Беги быстрее и дальше и хорошо прячь­ся. Моему мужу хватит одной женщины.


Рэйф спал почти все утро. После полудня он пошел к роднику и своим неожиданным появлением испугал двух лошадей, отбивших­ся от табуна чеинн.

Подумав, Рэйф сел у воды и начал плести аркан из ползучих растений, что росли побли­зости.

Лошади, которых влекли к ручью жажда и любопытство, снова возвратились. Опустив го­ловы и прядая ушами, они смотрели на чело­века, сидящего рядом с водой.

Они осторожно раздували ноздри, приню­хиваясь к его запаху, и подошли ближе. Ди­кие лошади не вернулись бы, но эти лошади не были дикими. Они захрапели и стали бить копытами, когда Рэйф встал, но не ускакали. Тихо говоря что-то на языке чеинн, Рэйф при­близился к лошади, которая стояла ближе к нему, и набросил аркан ей на шею. Лошадь помотала головой и позволила Рэйфу почесать у себя за ушами.

– Дела пошли лучше, – пробормотал Рэйф. Крупный конь гнедой масти послушно после­довал за Рэйфом до лощины. Вторая лошадь, кобыла с коротким туловищем и гладкой шку­рой, тоже пошла за ним.


Впервые в жизни Кэтлин хотелось быть индейской женщиной. Возможно, тогда она смогла бы найти Рэйфа. Только индеец может идти по следу через прерию, на которой для белого не остается следов. Она посмотрела во­круг и увидела только море травы. Потеряв вся­кую надежду, Кэтлин подумала, что никогда не найдет его. Она никогда не найдет Рэйфа и никогда не вернется к нормальной жизни.

Она устала, ей было жарко, и ее мучила жаж­да, когда услышала фырканье лошади за своей спиной. Смирившись с судьбой, Кэтлин оберну­лась, ожидая увидеть преследующего ее Тонкаллу. Вместо него появилась Летний Ветер.

Две женщины смотрели друг другу в глаза: Кэтлин – с опаской, Летний Ветер – с досадой.

– Ты, глупая женщина, – отрывисто сказа­ла Летний Ветер. – Что ты делаешь здесь?

– А тебе какое дело? – защищаясь, выкрик­нула Кэтлин.

– У нас нет времени спорить, – перебила ее Летний Ветер. – Маленький Олень уже боль­ше не может придумывать отговорки, чтобы оправдать твое отсутствие. Поспеши, нам надо идти.

– Куда?

– К Крадущемуся Волку.

– Рэйф! Ты знаешь, где он?

– Да, – Летний Ветер протянула руку. – За­лезай.

Кэтлин, дрожа, взяла руку Летнего Ветра и запрыгнула на лошадь. У Кэтлин не было при­чин доверять этой женщине, но даже вернуть­ся к Тонкалле будет лучше, чем погибнуть в этой глуши.

Но Летний Ветер не поехала в деревню. Она поскакала к группе деревьев, окружавших те­нистую лощину. Там они нашли Рэйфа, скры­вающегося от посторонних глаз.

Кэтлин соскользнула со спины лошади и упала в его объятия.

– Рэйф, о, Рэйф, – бормотала она.

– Кэти, – он крепко обнял ее, скорчив гри­масу боли, когда Кэтлин слишком сильно сжа­ла ему спину. Ему все еще было больно, но такую боль он мог перенести.

Рэйф посмотрел на Летний Ветер и улыб­нулся:

– Ле пила мита. Спасибо.

Летний Ветер кивнула.

– Вам лучше идти. Маленький Олень весь день придумывает причины, почему нет белой женщины. Скоро Тонкалла заподозрит неладное.

– А что будешь делать ты?

– Я думаю, что останусь с чеинн.

– Будь счастлива, Летний Ветер.

– Доброго пути, Крадущийся Волк. – Она еще немного посмотрела на него, сожалея, что между ними все так повернулось, а потом по­скакала к деревне.

– Нам нужно спешить, – сказал Рэйф, при­жимая Кэтлин к себе. – Ты можешь ездить без седла?

– Если нужно, смогу.

– Теперь нужно.

Рэйф взял у Кэтлин одеяло и разорвал его на несколько длинных полос, которые она пре­вратила в поводья и уздечки.

– Готово? – спросил он.

– Да.

Он на секунду обнял ее, прижался губами к волосам, потом посадил на кобылу и дал само­дельные поводья. Затем вскочил на своего гне­дого, и они поскакали в прерию.

Рэйф ободряюще улыбнулся Кэтлин и пе­решел на рысь, зная, что их единственная на­дежда – подальше уйти от чеинн.

Они скакали и скакали под лучами ослепи­тельного солнца, иногда останавливаясь, что­бы дать лошадям передохнуть. Не было ни пищи, ни воды, но Кэтлин не жаловалась. Они были свободны. Все остальное не имело значе­ния.

Рэйф остановился на ночлег, когда сильно стемнело.

Кэтлин соскользнула с лошади, чувствуя слабость во всем теле. Она нашла поддержку в руках Рэйфа и положила голову ему на плечо, чувствуя, что наконец вернулась домой.

– Ты думаешь, они преследуют нас? – спро­сила она.

Рэйф пожал плечами:

– Я не знаю, – он приподнял ее подбородок и внимательно посмотрел в глаза. – Тонкалла приставал к тебе?

– Нет, – Кэтлин улыбнулась. – Он попытал­ся один раз, но Маленький Олень побила его палкой.

Рэйф засмеялся.

– Благодарение Богу за всех ревнивых жен, – сказал он и крепко обнял Кэтлин, зная, что никогда не простил бы себе, если бы ей причинили вред. Правой рукой он гладил ее спину и плечи, а левой – обнимал. Кэтлин спря­тала голову на груди Рэйфа. Они долго стояли так. Внезапно Кэтлин почувствовала, как меж­ду ними возникает напряжение, как ее груди тяжелеют в том месте, где они касаются его груди, и ощутила все возрастающее давление его мужского естества.

– Кэти, – тихо и умоляюще начал Рэйф. – Да?

– Ты устала?

Она кивнула, и в уголках ее губ появилась улыбка.

– Сильно?

– Очень, – поддразнила она.

Он гладил ее волосы губами, а рукой лас­кал спину, изгиб бедра. Он опустил другую руку ниже и прижался бедрами к ее бедрам, позволяя ей почувствовать мощь его желания.

– Очень устала? – Рэйф горячо дышал в ухо Кэтлин, его язык был влажным, когда он по­кусывал ей мочку уха.

– Что у тебя на уме? – невинно спросила она.

– А ты что думаешь? – прорычал он, теснее прижимаясь к ней.

– А, это, – теперь она смеялась, и глаза ее сияли, когда она откинула голову назад, что­бы лучше видеть его лицо.

– Да, это, – ответил Рэйф, и не успела она и глазом моргнуть, как он припал к ее губам. Его поцелуй был пылким, настойчивым и просто чудесным. Кэтлин прильнула к нему, обвив руками его шею и сливаясь с ним. Она чув­ствовала огонь его желания через складки юбки, и этот огонь подстегивал ее собственное желание, делая ее податливой.

Рэйф ослабил бретельки на ее плечах, и платье соскользнуло на землю. Он снял брю­ки, потом встал на колени и снял с нее мока­сины, руками лаская ее ступни.

Он поднял одну руку, и Кэтлин положила на нее свою. Потом Рэйф уложил Кэтлин на зем­лю рядом с собой. Руки Кэтлин скользили по бицепсам, по плечам, по груди, снова знакомясь с силой и мощью человека, который был ее му­жем. Она буквально упивалась тем, как вздува­ются его мускулы у нее под пальцами, как он судорожно дышал, когда она гладила внутрен­нюю сторону его бедра, заставляя его замирать, пока он не взвыл от наслаждения. Распростер­шись на нем, Кэтлин целовала его лицо, кончи­ками грудей щекотала его грудь, проводя ими как по разогретому железу.

Рэйф позволял ей прикасаться к нему, драз­нить и изучать его, пока чуть не взорвался. Он перевернул ее на спину и возвратил все до еди­ного прикосновения и поцелуя, пока оба не задохнулись. Наконец, они слились, устремля­ясь в тот блистающий рай, где на один крат­кий волшебный миг два человека становятся единым целым.

После, когда Кэтлин увидела ужасные сса­дины и рубцы на спине и плечах Рэйфа, она тихо заплакала. Длинный красный шрам рассекал ягодицы, ноги были в ссадинах и рас­пухли от кровоподтеков. Кэтлин удивилась, как он мог скакать весь день без седла и тер­петь такую адскую боль.

– Со мной все нормально, Кэти, – подбод­рил ее Рэйф. – Не плачь.

– Что случилось, Рэйф? Почему они избили тебя?

– Летний Ветер точно с ума сошла из-за того, что я не хотел разводиться с тобой и жениться на ней. Она рассказала Шинте Галеска, что лакота изгнали меня за убийство и что я будто бы похитил вас обеих из форта Ларами. Чеинн поступили так, как сочли нужным.

Рэйф улыбнулся:

– Я думаю, что у Летнего Ветра проснулась совесть, и она пошла искать меня. Я попросил ее привести тебя.

Кэтлин уютно устроилась в его объятиях, благодаря небо за то, что Летний Ветер нашла ее, за то, что она снова со своим мужем.

Вздохнув, она посмотрела на полную луну, ярко сияющую над головой.

– Красивая, да?

– Да. Видишь темные пятна на луне? У чеинн есть легенда о Солнце и Луне, в которой рассказывается, откуда взялись эти пятна.

– Правда? Расскажи.

– Ну, кажется, когда Солнце была моло­денькой девушкой, у нее был брат Луна, кото­рый жил на западе. У Солнца был возлюблен­ный, который каждый месяц приходил к ней в темноте, когда Луны не было. Он приходил только ночью и уходил перед рассветом, и хотя она разговаривала с ним, никогда не видела его лица, и он не говорил ей, как его зовут. Солнце очень хотела узнать, кто же ее таин­ственный возлюбленный.

В конце концов она придумала, как сде­лать это. Когда он пришел в следующий раз, и они сидели в темноте, она сунула руку в золу в очаге и провела пальцами по его лицу, гово­ря: «У тебя холодное лицо, наверное, был силь­ный ветер». Немного погодя возлюбленный ушел, а на следующую ночь, когда появился Луна, его лицо было покрыто пятнами, и так его сестра узнала, что это он приходил к ней.

Ему было так стыдно, что он убежал от нее на другой конец неба. С тех пор он старается держаться от Солнца подальше, и когда случа­ется, что ему нужно появиться рядом с ней на западе, он становится тонким, как лента, что­бы его едва можно было заметить.

– Чудесная легенда, – заметила Кэтлин. – А ты знаешь, кроме этой, какие-нибудь еще?

– Да. Индейцы любят рассказывать исто­рии. Зимними ночами они часами рассказыва­ют истории и легенды.

– Расскажи мне еще.

– Я лучше придумаю собственную легенду, – пробормотал Рэйф, гладя ей подбородок, – о Кра­дущемся Волке, сильном воине, который всю ночь занимался любовью со своей женщиной.

– А я стану мешать созданию легенды, – отозвалась Кэтлин с соблазнительной улыбкой на губах, и Рэйф снова накрыл ее своим телом.


Кэтлин облегченно вздохнула, когда уви­дела знакомые межевые знаки. Наконец-то, после трех недель, проведенных на тропе, они были дома! Путь от деревни чеинн был длинным, но они благополучно завершили его. Иногда они ложились спать голодными, но почти всегда Рэйфу удавалось найти до­статочно пищи и воды, чтобы поддержать силы. Они дважды видели индейцев, но всег­да в отдалении. Кэтлин очень боялась, что Тонкалла отыщет ее и вернет в деревню. Она узнала индейцев и с другой стороны, поня­ла, что они вовсе не дикари, что они могли любить и смеяться, радоваться и плакать, но у нее не было никакого желания снова встречаться с ними.

Перегон скота, который должен был принес­ти ранчо выгоду, обернулся крахом, печально подумала она. Четверо убито, восемьсот голов скота угнано индейцами. Вместо того, чтобы получить прибыль почти в девять тысяч дол­ларов, они разорились. Как теперь восстано­вить стадо, уныло думала она. Где они возьмут денег, чтобы вернуть заем, заплатить работни­кам, купить зерно и другие необходимые вещи?

И все же, несмотря ни на что, Кэтлин по­чувствовала, как сердце подпрыгнуло в груди, когда она увидела ранчо.

– Наконец-то мы дома, – сказала она и по­смотрела на Рэйфа, который ехал рядом с ней.

– Иногда мне казалось, что мы никогда не до­беремся.

Рэйф кивнул. Снова увидеть ранчо, после всего, что они пережили!

Поли и Расти вышли их встречать, но ра­дость в их глазах сменилась недоумением, когда они увидели, что Рэйф и Кэтлин оде­ты в шкуры. Поли посмотрел на дорогу и нахмурился, когда понял, что Рэйф и Кэт­лин одни.

– Где Скотт? – спросил Поли. – И Уэб, и остальные? – Поли посмотрел на короткие шта­ны из волчьей шкуры, которые были на Рэйфе. – Что это за одежда на тебе?

– Долгая история, – ответил Рэйф. Он слез с лошади сам, помог слезть Кэтлин и отдал Поли поводья лошадей.

– Иди в дом, Кэти, – сказал он, – а я введу Поли и Расти в курс дела.

Кэтлин кивнула. Многое нужно было обсу­дить, но она не могла думать ни о чем, кроме горячей ванны и стакана холодного молока.

Рэйф подождал, пока уйдет Кэтлин, а по­том стал задавать Поли вопросы, которые тер­зали его с тех пор, как они оставили чеинн.

– Пока нас не было, ничего необычного не произошло?

Поли покачал головой.

– Нет. А что?

– Ты ни за чем не ездил в город?

– Пару раз ездил.

– Ты видел Уайли?

– Нет, но я не искал встречи с ним.

– К чему все эти вопросы? – спросил Расти.

Рэйф кратко рассказал о перегоне, о напа­дении индейцев на стадо, об утверждении Уэба, что с индейцами он видел Уайли.

– И ты думаешь, что за нападением стоял Уайли, – заметил Расти. – Но зачем ему это? Что он выгадает, помогая шайке индейцев украсть наш скот?

Рэйф пожал плечами.

– Я не знаю. Месть, наверное.

– Месть кому? – спросил Поли.

– Я бы сказал, что я самый подходящий для этого человек, – скривившись, предпо­ложил Рэйф. – Я побил его на танцах в День Независимости и стал причиной его ухода с ранчо, на которое он имел виды.

– И увел его девушку, – добавил Расти. – Он всегда был уверен, что мисс Кэтлин выйдет замуж за него.

– Я не знаю, – сказал Поли, помотав голо­вой, – не могу представить, что Абнер, пере­одетый индейцем, угнал стадо.

– А я могу, – убежденно сказал Расти. – Ну, и что мы будем делать?

– Пока ничего, – сказал Рэйф. – У нас нет других доказательств, кроме слов человека, который сейчас мертв. – Рэйф провел рукой по волосам и по щетине на подбородке. – Скотт и Нейт должны вернуться со дня на день. Я ду­мал, что они уже здесь.

– Ты выглядишь сильно избитым, босс, – заметил Поли. – Почему бы тебе не подняться в дом и не привести себя в порядок?

– Да, это хорошая мысль. А вы смотрите в оба. Боюсь, что у нас еще будут неприятности, прежде чем мы избавимся от этой.

ГЛАВА 19

Скотт и Нейт вернулись на ранчо через два дня. Оба они выглядели немного бледными и похудевшими, но полностью оправились от сво­их ран и, казалось, были в хорошем настрое­нии. Несколько раз им пришлось прятаться от индейцев, сказал Скотт, но в остальном их пу­тешествие прошло без приключений.

Мужчины собрались вечером в столовой после ужина, и Скотт повторил слова Уэба о том, что тот видел Абнера Уайли с индейцами.

– Может, это были совсем не индейцы, – вслух подумал Рэйф. – Все следы, которые я видел, были оставлены подкованными ло­шадьми.

– Не индейцы?! – воскликнул Поли. – Ты же не хочешь сказать, что это белые напали на стадо и оскальпировали Уишфула и других?

Рэйф пожал плечами.

– За хорошую плату можно найти людей, которые и не такое сделают.

– Я не могу поверить этому, – не сдавался Поли, качая головой. – Я работал с Абнером почти пять лет.

Рэйф задумался. Воины-вороны, которые напали на Кэтлин, точно были индейцами, а вот другие, те, что угнали стадо?.. Он никого из них не видел вблизи. Во время нападения ему просто не пришло в голову, что налетчи­ки, переодевшись индейцами, могли быть бе­лыми. Он вспомнил об убитых. Все они были оскальпированы неумело.

– Слушай, Поли, – сказал Рэйф. – Я хочу, чтобы отныне ты и Нейт держались поближе к дому. Возьми с собой Скотта и Расти и приго­ни всю скотину, какую сможешь найти. И дер­жите ружья наготове.

Все согласились. Если Абнер Уайли ищет драки, он ее получит.

– А что будешь делать ты? – спросил Поли. – Тебе лучше начать носить револьвер. Это удоб­нее, чем везде таскать за собой винтовку.

Рэйф задумчиво хмыкнул:

– Возможно, ты прав. Я позабочусь об этом завтра. Я поеду в город и посмотрю, можно ли купить пару ломовых лошадей вместо тех, ко­торых мы потеряли, – его челюсти сжались. – Может, я найду также пару людей. Нам может понадобиться помощь.

– Я поеду с тобой, – предложил Расти.

– Нет, я хочу, чтобы ты остался здесь, – он внимательно посмотрел в лицо каждому. – Я не хочу беспокоить Кэтлин, пока всего не вы­ясню.

Рэйф настоял на том, что поедет в город один. Он поехал в Седар Крик на том самом гнедом с белым пятном на морде, которого украл у чеинн. Он знал, что Кэтлин разорена, но у него было достаточно денег, чтобы оплачивать счета следующие несколько месяцев. Это были деньги, которые он выиграл в покер у Френчи. Они приятно оттопыривали карман. Главным делом было вернуть банковскую ссу­ду. Очевидно, четыре года назад на ранчо были тяжелые времена, и Кармайкл взял у банка заем в шесть тысяч долларов, который нужно было вернуть первого октября. Рэйф подсчи­тал, что на ранчо осталось около ста голов ско­та. Кармайкл никогда не держал большого ста­да, в основном он занимался ловлей мустангов, которых объезжал и продавал армии. Но в про­шлом году ему не везло с лошадьми, и тоже из-за индейцев.

Городок был спокоен, когда Рэйф въехал в него. Он повернул лошадь к кузнице, решив, что если есть ломовые лошади на продажу, кузнец наверняка знает об этом.

Как выяснилось, Клайд Хупер не слыхал, чтобы кто-либо продавал лошадей, но он обе­щал Рэйфу, что даст знать в случае чего.

Потом Рэйф остановился около оружейно­го магазина. Он никогда не носил шестиза­рядного револьвера, предпочитая нож или хо­рошую винтовку-винчестер, но признавал, что иметь такой револьвер не помешало бы, осо­бенно сейчас. После минутного раздумья он выбрал кольт 44-го калибра, черную кожаную кобуру и ремень. Кольт тяжело лежал на бед­ре, и Рэйф несколько раз вытаскивал его, при­выкая к нему. В придачу он закупил такое количество патронов, что ими можно было снабдить маленькую армию, и разложил их в свои седельные сумки, а потом направился к салуну, зная, что в это время там бывают без­работные ковбои. Но он искал не совсем ков­боев. Скорее, ему была нужна пара вооружен­ных людей.

После яркого солнечного света глазам по­надобилось время, чтобы привыкнуть к полу­мраку в салуне. Оглядевшись, Рэйф увидел, что в помещении не было никого, кроме крас­нолицего бармена и двух людей, сидящих за столиком в дальнем углу. Один из них был Абнер Уайли.

Абнер выглядел зажиточным человеком. На нем была красная шелковая рубашка и брюки для верховой езды, а на ногах – сапоги из зме­иной кожи за сто долларов. На голове красова­лась новая шляпа фирмы «Стетсон» кремового цвета.

Рэйф бессознательно положил руку на ру­коятку кольта, когда Уайли поднял глаза и они встретились взглядом. Уайли замолчал, и Рэйф понял без слов, что за всем, что случилось, сто­ит он.

Рэйф водил ладонью по гладкой рукоятке кольта, отделанной ореховым деревом. Сейчас нельзя стрелять в Уайли. Хотя этот ловкач и заслуживает смерти.

Уайли медленно встал и передвинул руку ближе к кобуре. В его глазах читался вызов, он ждал, пока метис сделает первое движение.

Двери салуна распахнулись, и вошел высо­кий человек с сутулыми плечами. Он посмот­рел на двух мужчин, которые стояли, напряженно глядя друг на друга, в дальнем конце помещения, и обратился к бармену.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – спросил он.

– Ничего, шериф, – ответил бармен. – Пока ничего.

Абнер улыбался, когда сел на место, но не спускал своих бледно-голубых глаз с лица по­лукровки.

– Держись подальше от «Сэкл Си», – спокой­но сказал Рэйф. – Мы знаем, кто разогнал стадо.

– Какое стадо? – спросил Абнер. – Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Не понимаешь?

Абнер покачал головой:

– Почему бы тебе не рассказать мне?

– Старый Уэб узнал одного из угонщиков. Он был жив еще достаточно долго, чтобы уз­нать этого человека. Если я когда-нибудь уви­жу этого кровавого ублюдка около «Сэкл Си», я убью его без предупреждения.

– Эй! Нельзя ли полегче! – крикнул шериф.

– Можно, – согласился Рэйф, глядя на Уайли. Он вернулся к двери, все еще держа руку на револьвере.

– Добрый день, шериф.

Абнер вздохнул, ослабляя напряжение, в ко­тором он пребывал с тех пор, как Галлахер вошел в салун. Итак, размышлял он, Уэб узнал его. Ну, это не так важно: старик мертв. Но то, что Гал­лахер знает об этом, – действительно опасно.

Нахмурившись, Абнер опустошил стакан и налил себе еще. Идея украсть стадо «Сэкл Си» пришла ему уже давно, когда он сидел на этом самом стуле. Он проклинал про себя Рэйфа Галлахера, думая, как отомстить человеку, который украл у него работу на ранчо и жен­щину. Случайно он услышал, как Фрэнк Ауйс, один из банкиров «Седар Крик Бэнк & Траст» сказал бармену, что «Сэкл Си» гонит в Ларами стадо, чтобы вернуть заем его банку.

Услышав об этом, Абнер сразу понял, что нужно делать. Одним махом он отомстит и Галлахеру, и Кэтлин. Он отобьет стадо, продаст скот и купит ранчо, когда его выставят на аук­цион, чтобы оплатить заем.

Или, может быть, размышлял он, пойти к Кэтлин и предложить ей деньги в уплату за заем, при условии, что она разведется с Галлахером и выйдет замуж за него, Абнера.

Абнер улыбнулся и залпом опустошил ста­кан. Ему казалось, что он не может проиграть. Даже если Кэтлин откажется выйти за него, он все равно выиграет, потому что «Сэкл Си» бу­дет его. Он усмехнулся, когда вспомнил, как просто оказалось увести стадо. Он нанял деся­терых бродяг, переодел индейцами и заплатил им по сто долларов каждому, чтобы они угнали стадо. Убийство и скальпирование не было его идеей, но он вынужден был признать, что так все выглядело гораздо натуральней. Заплатив людям, он прикарманил семь тысяч долларов. Это больше, чем достаточно, чтобы оплатить заем.

Поздравив себя с отлично сделанной рабо­той, он налил себе еще. Виски было лучшим напитком, который могло предложить это за­ведение, и Уайли мог его себе позволить.


Кэтлин стояла на крыльце, когда Рэйф въехал во двор. Она подозрительно посмотрела на него, когда он слезал, увидев револьвер на его левом бедре.

Рэйф пожал плечами.

– Это предложил Поли, – сказал он, отве­чая на ее немой вопрос.

– Зачем?

– Что на ужин, Кэтлин?

– Не уходи от ответа.

– Он сказал, что лучше носить револьвер, чем все время таскать за собой винтовку, и он прав. Ковбою нужно, чтобы обе руки были сво­бодными. Вот и все. Что на ужин?

– Ты чем-то обеспокоен.

– Чем?

– Я не знаю, Рэйф. Скажи мне сам.

– Не о чем беспокоиться, Кэтлин. Не о чем, кроме как о голодном муже, который провел в городе целый день.

– Не обманывай меня. Что-то не так. Я чув­ствую это. Я вижу это по твоим глазам.

Наверное, она все-таки имеет право знать обо всем. В конце концов, ранчо принадлежит ей, это ее работников убили, ее стадо угнали.

– Давай зайдем в дом, – сказал он. Кэтлин слушала рассказ Рэйфа с возраста­ющим недоверием. Он повторил то, что рассказал ему Скотт в форте, и то, что они обсу­дили в столовой.

– Абнер? – Кэтлин покачала головой. – Зачем Абнеру нападать на нас? Когда-то он работал на «Сэкл Си». Он… он хотел жениться на мне.

– И ты отказала ему.

– Да, но это не причина, чтобы убивать лю­дей, с которыми ты работал, – она снова пока­чала головой. – Нет. Я не верю этому. Должно быть, Уэб ошибся.

– Утром я видел Уайли в городе, – спокой­но сказал Рэйф. – Это сделал он. Могу по­клясться своей жизнью.

– Он признался тебе?

– Нет.

– Тогда почему ты так уверен?

– Я знаю, Кэти. Я просто знаю.

– Что мы будем делать?

– Мы ничего не будем делать. Обо всем по­забочусь я.

– Поэтому ты купил револьвер?

– Да.

Кэтлин прижалась к Рэйфу, почувствовав вдруг необходимость в нем. Ей никогда не нра­вился Абнер Уайли, но она никогда не подо­зревала, что он способен вероломно напасть на своих друзей из-за того, что его притязания были отвергнуты. Хотя, похоже, Уайли устро­ил нападение не только из-за того, что Кэтлин вышла за другого.

Нахмурившись, она вспомнила ненависть, вспыхнувшую в глазах Абнера, когда 4 июля на танцах Рэйф побил его. Перед этим Абнер обвинил Рэйфа в том, что он отнял у него рабо­ту главного ковбоя. И в довершение ко всему Рэйф на ней женился.

Она оторвалась от Рэйфа и пристально по­смотрела на него.

– Он делает все это из-за тебя, да?

Кэтлин не хотела вслух произносить эти слова и немедленно о них пожалела. Рэйф чувствовал себя виноватым, потому что в го­роде были люди, которые избегали ее из-за ее замужества, а теперь еще эта история с Абнером. Погибли люди, ее саму чуть не изнаси­ловали. И Рэйф чувствовал себя в ответе за все это.

– Я хотела сказать не это, – быстро попра­вилась Кэтлин. – Я не виню тебя.

– Почему бы нет? Если бы ты вышла за Уайли, ничего бы не случилось.

– Рэйф…

– Пусть все будет как есть, Кэтлин, – с тру­дом произнес он. – Пусть все просто идет сво­им чередом.

Сердце ее точно окаменело, когда он, ссуту­лившись, вышел из комнаты.

Рэйф оседлал гнедого и поехал вниз, к до­лине, погруженный в свои мысли. Он уныло думал, что ему не следовало жениться на Кэт­лин. С самого начала он не принес ей ничего, кроме неприятностей. Некоторые друзья Кэт­лин в городе отдалились от нее, узнав, что ее муж – полукровка. И теперь, ясное дело, Уайли жаждал мести за все обиды, настоящие и ненастоящие, которые он вменял в вину мужу Кэтлин. Без сомнения, Уайли рассчитывал, что, убрав Рэйфа со своей дороги, он завоюет руку Кэтлин. А также ранчо.

Возможно, ей было бы лучше с Уайли.

…При одной только мысли об этом он страш­но выругался. Она принадлежит ему. Она всег­да будет принадлежать ему. Но все-таки без него ей было бы лучше.

Он разнуздал гнедого около пруда и вспом­нил тот день, когда они с Кэтлин любили друг друга в мягкой траве под куполом зеленых листьев и яркого голубого неба. Он не мог даже думать о том, чтобы оставить ее!

Рэйф смотрел на спокойный пруд, в глубине он был таким же зеленым, как глаза Кэтлин. Возможно, он напрасно так сильно беспокоится насчет Уайли. Вряд ли Уайли попытается сде­лать еще что-нибудь сейчас, когда Рэйф разга­дал его.

Рэйф ударил пятками по бокам гнедого, и конь пошел быстрой иноходью. Он отпустил поводья, радуясь лошади и легкому ветерку, освежающему лицо. Он изгнал все мысли и наполнил свою душу землей, деревьями, ди­кими цветами, рассеянными там и сям, совер­шенной красотой огромного голубого неба. Рэйф скользил взглядом по траве, следя за тенью краснохвостого ястреба, который кру­жил в небесах, а потом упал на землю, точно камень, выпустив когти. Неподалеку он уви­дел лося, а еще дальше – белохвостого оленя.

Было уже темно, когда Рэйф повернул, на­конец, к дому.

Кэтлин была на кухне и чистила картошку. Она не слышала, как вошел Рэйф, и он стоял у двери, опершись на дверной косяк и наблюдая за ней. Волосы ее были заплетены в косу, спа­давшую ей на спину. Рэйф скользил взглядом по ее стройным плечам и узкой талии, по ров­ной спине и мягкой линии ее округлых бедер. Она надела простое зеленое платье, которое было одним из самых его любимых.

Ему было достаточно взглянуть на нее, что­бы ощутить удовлетворение от того, что она принадлежит ему. Он вернулся домой. До сих пор он не знал этого чувства. Только благодаря Кэтлин он понял, что такое дом. Она сделала свой дом и его домом.

Кэтлин услышала, что Рэйф в комнате, и обер­нулась. Глаза ее были до краев наполнены ра­достью, когда она смотрела, как он стоит в двер­ном проеме с револьвером за поясом, но потом на ее лице появилось выражение настороженности: она вспомнила, в каком настроении он ушел.

– Ужин скоро будет готов, – сказала она. Его упорный взгляд не давал ей покоя. От волнения она облизала губы, приготовившись ус­лышать плохие новости.

– Кэтлин.

– Ч-что случилось?

– Ничего, – он робко улыбнулся. – Мне просто нравится произносить твое имя.

Она слегка настороженно наклонила голо­ву. Кажется, Рэйф не собирался бросать ее. Значит, бояться нечего.

Рэйф поманил Кэтлин, и она без колебания пошла к нему. В его объятиях был же­ланный приют, и она положила голову ему на плечо, несколько смущенная. Они долго стоя­ли так. Рэйф молчал, нежно поглаживая ее щеки и волосы. Его прикосновения гипноти­зировали Кэтлин, заставляя бурлить ее кровь, а сердце – петь.

Он нежно взял ее за подбородок и припод­нял голову. Они улыбнулись друг другу глаза­ми. Какие прекрасные глаза, подумала Кэтлин, темные, полные огня.

Кэтлин утонула в его взгляде, и тогда Рэйф наклонился и поцеловал ее. Его рот был теп­лым и мягким, язык мягким пламенем сколь­зил по ее губам. Она опустила голову на его плечо и раскрыла губы. Его рука скользнула по ее ягодицам, он крепче прижал ее к себе, чтобы она почувствовала, как Нужна ему.

– Кэти, Кэти, – шептал Рэйф, тепло и неж­но дыша ей в ухо. Он провел языком по ее шее, точно совершая магический обряд, и она затрепетала от возбуждения.

Рэйф легко поднял ее на руки, глядя в глу­бину ее глаз, сияющих нежностью и мольбой.

Он очень хотел ее, но все-таки спрашивал у нее разрешения. Она знала это, хотя Рэйф не произнес ни слова. Внезапно застыдившись, Кэтлин кивнула и охватила руками его шею.

– Кэти! – Рэйф страстно поцеловал ее и по­нес в спальню. Он бережно положил ее на кро­вать и встал, чтобы задернуть занавески.

Она следила за каждым его движением, и сердце ее застучало, как барабан, когда он остановился возле кровати и стал медленно раз­деваться. И сердце ее билось все чаще и чаще, когда он снимал рубашку, сапоги, брюки. Он не носил нижнего белья, и сейчас стоял перед ней обнаженный, стройный, сильный и краси­вый. И очень мужественный. Она улыбнулась, увидев, как явно дает о себе знать его жела­ние. Рэйф поднял брови:

– Ты находишь меня смешным? – спросил он, хитро улыбаясь. – Или ты просто чувству­ешь превосходство от того, что можешь спря­тать свои желания, а я – нет?

– Ни то ни другое, – ответила Кэтлин с улыбкой, ясной, как летнее солнце. – Я улы­баюсь, потому что ты прекрасен и потому, что ты здесь, со мной.

– Больше я нигде не хотел бы быть, – мяг­ко сказал Рэйф.

Он встал коленями на кровать и начал разде­вать ее. Огонь его взгляда передавался ей, кожа горела от острого желания. Рэйф быстро раздел ее и потонул в кровати рядом с ней, тесно при­жимая ее к себе. Его руки ласкали ее бедра, пос­тепенно разжигая страсть, и в конце концов она испытала чудесное и освобождающее чувство, которого раньше никогда не испытывала.

– Я люблю тебя, Кэти.

Он очень тихо сказал эти долгожданные слова. Так тихо, она едва услышала их. Ее гла­за наполнились слезами.

– Я люблю тебя, – снова сказал он, на этот раз громче, как будто во второй раз ему было легче признать это.

– О, Рэйф, – прошептала она, – пожалуй­ста, не обращай внимания на мои глупости. Я ведь не хотела тебя обидеть.

– Не надо, Кэти.

– Я так тебя люблю.

– Я знаю, – прошептал он, – я знаю.

Он погладил ее груди, потом его рука скольз­нула к животу. Наморщив лоб, он приподнял­ся на локте и посмотрел ей в лицо.

Зардевшись, Кэтлин отвела взгляд, но по­том посмотрела ему в глаза.

– Это правда, – прошептала она, – я бере­менна.

– Кэти!

– Ты против?

– Конечно, нет! – он сел и прижал ее голову к груди. – Когда? Как?

– Как обычно, – сказала она. Радость в ней била ключом. – Я думаю, он родится в феврале.

«Ребенок!» – подумал Рэйф. Ему нужно было привыкнуть к этой мысли. Ребенок – ма­ленькая девочка с золотыми волосами и изум­рудными глазами Кэти.

Февраль. Он посчитал и понял, что ребенок зачат, когда они были на тропе.

– Кэти! – он прижал ее к себе, не в силах произнести ничего, кроме ее имени.

Кэтлин вздохнула от счастья. Она давно по­дозревала, что беременна, но все не было слу­чая сказать об этом Рэйфу. У него столько за­бот из-за убитых людей и из-за потери стада. Но главной причиной был все-таки страх, что он не захочет иметь детей. Они никогда не говорили об этом.

Рэйф долго обнимал Кэтлин, а потом долго смотрел на нее. В его глазах было благогове­ние, когда он снова положил руку ей на жи­вот.

– С тобой все в порядке?

– Да. Только иногда тошнит по утрам.

– Это пройдет, – уверенно сказал Рэйф.

Кэтлин посмотрела на него.

– А ты откуда знаешь?

Рэйф усмехнулся, глядя на ее удивленное лицо.

– Одна из девочек Коррин забеременела, случайно. Пару месяцев ее тошнило по утрам, – Рэйф пожал плечами. – Коррин сказала, что так бывает.

– Я думаю, что хозяйка публичного дома должна знать такие вещи, – пробормотала Кэт­лин. Она посмотрела на Рэйфа, вдруг заподо­зрив неладное:

– Это ведь не ты…

– Нет, отцом был не я, – с усмешкой отве­тил Рэйф, он взял подушки и удобнее устроил Кэтлин.

– Отдохни немного. Я хочу, чтобы ты боль­ше отдыхала.

– Но со мной все нормально, – запротесто­вала Кэтлин.

– Ты слышала, что я сказал. Никаких тя­жестей и ничего, требующего напряжения. И больше никакой езды верхом.

– Рэйф, я не больна, а всего лишь беременна. И голодна. Ты не хочешь, поужинать?

Рэйф кивнул. Он почувствовал, что прого­лодался.

Он встал, взял ее за руку и помог подняться. Рэйф пытался представить, как она будет выглядеть, когда в ее животе зашевелится ре­бенок, а груди набухнут молоком.

Ребенок, его ребенок, думал Рэйф. Эта мысль немного пугала его.

Глядя, как Кэтлин двигается по кухне, Рэйф представил ее с ребенком на руках. Ему было совсем нетрудно представить Кэтлин в роли матери, но он не мог вообразить себя в роли отца. Его собственный ребенок… Возможно, удача поворачивается к ним лицом.

ГЛАВА 20

На ранчо настали относительно мирные вре­мена. Рэйф и другие мужчины работали шесть дней в неделю. По воскресеньям все отдыхали.

В одно из воскресений Кэтлин попросила Рэйфа пойти с ней в церковь.

Едва они вошли в часовню, как сразу же почувствовали неприятное напряжение прихо­жан. Рэйф хранил бесстрастное молчание, но глаза его были холодны. Кэтлин высоко дер­жала голову, шагая с ним по узкому проходу. Он остановился у первой свободной скамьи и пропустил Кэтлин вперед. Она прекрасно ви­дела, как горожане смотрят на Рэйфа, и слы­шала приглушенный гул голосов.

– Индеец…

– …И полукровка здесь?

Кэтлин сжала руку Рэйфа, подбодрила его улыбкой.

Рэйф многого не понял в проповеди отца Уилсона. Он также не знал, что священник изменил текст проповеди, когда увидел, что в церковь пришел Рэйф. Он намеревался просить прихожан быть более щедрыми в подаяниях церкви, но теперь произнес проповедь о терпе­нии и любви к ближнему.

Рэйф что-то ворчал себе под нос, когда свя­щенник убеждал паству быть более терпимы­ми к тем, кто не похож на них, справедливо судить о людях и помнить, что однажды они тоже попадут на высший суд.

Они выходили из церкви, когда Кэтлин уви­дела, что к ним направляется Абнер Уайли. Она слышала, как Рэйф выругался, и поняла, что он тоже увидел Абнера.

Абнер дерзко уставился на Кэтлин, мол, теперь она и полукровку привела в церковь! Что ж, когда настанет время, она сможет по­хоронить его по христианскому обычаю.

Кэтлин почувствовала, как мускулы на руке Рэйфа вздуваются под ее рукой. Абнер продол­жал оскорбительно смотреть на нее своими во­дянисто-голубыми глазами.

– Рэйф, – с тревогой произнесла Кэтлин, когда Рэйф взялся за рукоятку кольта.

– Не вмешивайся, Кэтлин! Это касается Аб­нера и меня.

– Ты обещал оставить его в покое.

– Помню.

Абнер усмехнулся, увидев, что Кэтлин бес­покоится, и подумал, что, возможно, очень скоро она станет вдовой.

Рэйф был спокоен, когда они возвратились на ранчо. Абнера Уайли нужно убить, и чем скорее, тем лучше.

Кэтлин не нравилось выражение глаз Рэйфа, но она благоразумно хранила молчание, зная, что словами она только ухудшит положение.

После обеда Кэтлин пошла к загону с пучком морковки в руках. Рэд тихо заржал, когда она подошла, и заковылял к ней. Его нога быст­ро заживала, и ей хотелось поскорее взнуздать его. Но с этим придется потерпеть, ведь Рэйф запретил ей ездить верхом до рождения ребен­ка. А пока что Поли начнет понемногу трениро­вать Рэда.

Она дала жеребцу большую морковку и по­шла посмотреть, как там Черный Ветер. Рэйф снова свел Рэда с этой кобылой вскоре после их возвращения на ранчо. Жеребенок должен родиться в мае.

Черный Ветер гарцевала в стойле вместе со своей годовалой кобылкой. Они были так по­хожи! Дочка – маленькая копия матери!

Кэтлин угощала Черный Ветер морковью, когда подошел Рэйф.

– Мы еще не назвали жеребенка, – заме­тила она. – У тебя есть какие-нибудь имена на примете?

Кэтлин задумчиво нахмурила лоб, почесы­вая у жеребенка за ушами, и добавила:

– Может быть, Уинди?

– Уинди, – повторил Рэйф, похлопывая же­ребенка по шее. – Мне нравится это имя.

Кэтлин дала кобыле последнюю морковь, в последний раз похлопала ее по шее и взяла Рэйфа за руку.

– Что мы будем делать с займом? – спроси­ла она.

– Пока не знаю.

– До выплаты осталось два месяца. Где мы возьмем шесть тысяч за это время?

– Я думаю, что попытаю счастья у Френ­чи, – сказал Рэйф, зная, что Кэтлин не пон­равится эта идея.

– Мошенничество?

– Я не буду мошенничать, – сухо отчеканил Рэйф.

Кэтлин отрицательно покачала головой.

– Нет, Рэйф, ты отнимешь деньги у наших соседей. Нужно придумать что-то другое.

– А если я буду просто играть в карты?

– Ты думаешь, что сможешь выиграть шесть тысяч долларов?

– Не в таком маленьком городке, как наш. Но я смогу выиграть достаточно денег, чтобы погасить часть займа и убедить банк продлить срок до следующего года.

– Хорошо, Рэйф, если ты думаешь, что так лучше.

– Не хмурься, Кэтлин. Я не стану мошенничать, я обещаю.


Это был черный фургон, покрытый когда-то белой, а теперь насквозь пропыленной па­русиной. Отчетливо выведенные красные бук­вы оповещали всех и каждого, что если какого-то товара у Хез Шарки нет, то его, зна­чит, пока что не изобрели.

Кэтлин стояла перед мистером Шарки, ко­торый читал список своих товаров и превозно­сил их достоинства. Но Кэтлин не слушала, она смотрела на длинноногую кобылу каштанового цвета, привязанную к фургону, а не на режущие инструменты, которые пытался про­дать ей Хез Шарки.

– Послушайте, мистер Шарки, – сказала Кэтлин, когда он достиг пика в восхвалении своих товаров, – а кобыла каштанового цвета продается?

– Кобыла? – переспросил Шарки, нахмурив­шись. – А, каштановая. Вы хорошо разбирае­тесь в лошадях, мисс. Она превосходна!

– Да. Она продается?

– Ну, на основании своего опыта я могу ска­зать, что все на свете продается, если цена хо­рошая.

– Сколько вы хотите за нее?

– Сто долларов, – сказал Шарки без колеба­ний. – У нее прекрасная родословная. Я купил ее в Кентукки.

– Сто долларов, – пробормотала Кэтлин.

– Она стоит каждого цента этих ста долла­ров.

Кэтлин топнула ногой. Сто долларов слиш­ком высокая цена. На западе лошадей хоть пруд пруди, и продают их намного дешевле.

– А если я дам за нее двадцать долларов и лошадь в придачу?

Хез Шарки покачал головой.

– Я не знаю. – Он перестал улыбаться. Ко­была хорошая, но необъезженная. Шарки счи­тал, что ее невозможно ни объездить, ни осед­лать, потому что уж слишком норовиста. Он пытался избавиться от нее, только никто не хотел покупать эту бестию после безуспешных попыток прокатиться на ней.

– Я не могу заплатить больше двадцати дол­ларов, – заметила Кэтлин.

Шарки улыбнулся.

– Вы застали меня в хорошем настроении, мисс. Давайте выпьем по чашке кофе, и счи­тайте, сделка состоялась.

Когда вечером Рэйф вернулся с пастбищ, он увидел, что Кэтлин стоит у ограды загона, положив руки на верхнюю перекладину и с восхищением смотрит на длинноногую кобы­лу каштанового цвета.

– Откуда она взялась?

– Я купила ее.

– Купила? У кого?

– У бродячего торговца. Правда, она хоро­ша? Ее зовут Дилайт.

– За сколько?

– За двадцать, – призналась Кэтлин. – И в придачу дала одну из наших лошадей.

– Двадцать, говоришь, – отметил Рэйф, – ну, посмотрим, стоит ли она этих денег.

Через полчаса Кэтлин больше не улыбалась. Рэйф был расстроен. Он снова и снова пытался оседлать кобылу, но она отчаянно сопротивля­лась, и глаза ее в это время белели от ужаса. Кобыла на минуту успокоилась, когда Рэйф снимал седло, но как только он снова брал его в руки, она становилась на дыбы, брыкалась, прижимала уши и скалила зубы.

– С этой кобылой плохо обращались, – сказал Рэйф за ужином. – Мы можем приручить ее только с помощью терпения.

– Думаю, мне не стоило покупать ее, не спросив тебя, – сказала Кэтлин.

Рэйф пожал плечами.

– Если она понравится Рэду, значит, ты не зря ее купила. Мы сведем их на следующей неделе. Она поживет у нас, может быть, при­выкнет к новому окружению.


Как выяснилось, Рэд и новая кобыла по­нравились друг другу. Кэтлин и Рэйф с без­опасного расстояния наблюдали за ухажива­нием жеребца и удивлялись красоте этого ритуала.

Каждый вечер после ужина Рэйф проводил несколько минут в конюшне, разговаривал с Дилайт и изучал ее повадки. Он повесил яр­кую попону на верхнюю перекладину загона и положил потертое седло около кормушки.

Через несколько дней он стал приносить попону в стойло, пока кобыла не перестала шарахаться от нее.

Однажды он положил попону ей на спину. Она сбросила ее на землю. Рэйф успокаиваю­ще похлопал Дилайт по шее и снова положил попону ей на спину. Так продолжалось до тех пор, пока кобыла не поняла, что попона не принесет ей никакого вреда.

То же самое было с седлом. Рэйф дал кобы­ле понюхать его, потом положил ей на спину и слегка подтянул подпругу. Он все время раз­говаривал с ней и в конце концов сумел осед­лать и расседлать ее. Только после этого он попытался сесть на нее.

Рэйф и Кэтлин вернулись в дом. Положив руку на живот, Кэтлин думала, что все не так уж и плохо. У них есть отличный жеребец, две хорошие кобылы и жеребенок. На следующий год у них будет еще два жеребенка. Рэйф вы­играет достаточно денег, честно играя, – ведь он обещал ей, – чтобы выплатить часть займа.

Управляющий банком согласился продлить срок выплаты. Он нахмурился, подписывая бумаги, и заметил, что кто-то, ему незнакомый, интересовался, как обстоят дела с займом. Если этот человек появится снова, он узнает его имя.

Да, думала Кэтлин, пока все идет неплохо, и, похоже, обещает быть еще лучше.

ГЛАВА 21

Абнер Уайли свернул папиросу и сел в сед­ло. Вот уже несколько дней он таился на окраи­нах «Сэкл Си», надеясь застать Кэтлин одну. Он был уверен, что она сразу же примет его предложение.

Каждую ночь, сидя у себя в комнате, он представлял, как она обрадуется деньгам. Аб­нер видел это так ясно. Они встретятся, он предложит деньги, и она будет так благодарна ему за помощь, что разведется с Галлахером и выйдет замуж за него, Абнера. Каждый раз, когда он представлял себе эту сцену, она ста­новилась все более реальной.

И сейчас, после двух недель ожидания и наблюдений, его терпение кончилось. Он ви­дел, как Галлахер, Скотт и Джексон уехали с ранчо, а Кэтлин и Поли поскакали по направ­лению к пруду в дальней части долины.

Как тень, Абнер последовал за ними. Его нетерпение возрастало. Скоро, думал он, очень скоро Кэтлин и ранчо будут принадлежать ему, так как это должно быть.

Кэтлин сидела на берегу пруда, болтая бо­сыми ногами в воде и наблюдая, как Поли на­саживает наживку на крючок.

– Сегодня хороший лов, – самоуверенно ска­зал Поли, закидывая удочку.

– Ты почистишь рыбу, а я сварю, – крикну­ла вслед ему Кэтлин.

День был прекрасный, теплый, на солнце переливались оттенки зеленого и золотистого цветов. Ей хотелось, чтобы Рэйф был рядом, но он уехал со Скоттом и Нейтом проверять западную ограду. Они уехали на целый день, какая жалость. Но потом она улыбнулась. Каж­дый день и каждую ночь своей жизни она бу­дет видеть Рэйфа. Она не знала, что любовь – такое прекрасное, всепоглощающее чувство. Любовь росла в ее сердце, с каждым днем удваиваясь, пока не заполнила ее без остатка. Прикосновения Рэйфа, улыбка, ее имя на его устах – все вызывало бурную радость, распрост­раняющую тепло по всему телу.

Она помахала рукой Поли, который был на другом берегу пруда, и он исчез из виду за де­ревьями. Как только Поли не стало видно, ее мысли снова вернулись к Рэйфу. Снова и сно­ва она благодарила свою счастливую звезду за такого человека, как Галлахер. Он был всем в ее жизни, и даже больше.

Мысль, что она когда-то считала Рэйфа ди­карем, заставила ее улыбнуться. Она хотела бы ускорить ход времени, чтобы увидеть своего ребенка и прижать его к груди. Кэтлин пред­ставила Рэйфа, укачивающего их ребенка. Она надеялась, что у их сына будут иссиня-черные волосы и смуглая гладкая кожа.

Подперев голову руками, она закрыла глаза и стала перебирать имена: Джон, Дэвид, Джошуа, Джэйкоб, Роберт… Нет, ни одно не подходит. Если у них будет сын, она, навер­ное, назовет его Рэйфордом Кармайклом Галлахером.

Она представляла счастливую картину, как Рэйф учит их сына ходить, и вдруг услышала стук копыт. Она обернулась, надеясь увидеть скачущего к ней Рэйфа.

Но увидела Абнера Уайли. От удивления Кэтлин открыла рот. Абнер легким галопом подъезжал к ней. Какого черта он тут делает? У Кэтлин возникло какое-то неясное предчувст­вие. Она вспомнила, как Рэйф обвинил Абнера в краже скота.

– Добрый вечер, Кэтлин, – приветливо ска­зал Абнер, улыбаясь.

– Привет, Абнер, как дела? – ответила Кэт­лин.

– Отлично, просто отлично, – он нагло осмотрел ее с ног до головы и широко улыб­нулся. – Ты прекрасно выглядишь.

– А что ты здесь делаешь?

– Я пришел помочь тебе решить твои проб­лемы.

– Мои проблемы? – произнесла Кэтлин, на­хмурясь. – Не понимаю.

– Тебе нужно оплатить заем в банке до ок­тября, правильно? И у тебя нет денег для этого.

– Об этом уже позаботились без тебя, – от­четливо произнесла Кэтлин.

– Как же?

– Это не твое дело, – резко сказала Кэтлин.

– Я тебе не верю.

– Тем не менее это правда.

Абнер нахмурился. Все получалось совсем не так, как он предполагал.

– Абнер, тебе лучше уйти.

– Так, значит, моя помощь тебе не нуж­на, – вслух произнес Абнер. – Я думаю, что и замуж за меня ты тоже не выйдешь, раз тебе не нужны деньги.

– Выйти замуж за тебя! – воскликнула Кэт­лин. – Я уже замужем.

– Ну, ты могла бы развестись. Хуже, чем сейчас, о тебе не подумали бы. Ведь вышла же ты за метиса. Дьявол, не нужно тебе было выхо­дить за этого ублюдка.

– Попридержи язык, Абнер Уайли, – пере­била его Кэтлин.

– Извини, – растерянно пробормотал он. – А что, если Галлахера вообще не было бы?

Кэтлин почувствовала, как кольнуло серд­це, у нее возникло подозрение, что Абнер не­много не в себе.

– Прости, Абнер, – мягко сказала Кэтлин, – но я не люблю тебя.

Абнер сжал кулаки. Это несправедливо, думал он со злостью. Черт, это несправедливо, у Галлахера есть все, а у него, Абнера Уайли, ничего. Он был готов убить Галлахера, чтобы получить Кэтлин, но сейчас он сообразил, что убийство ничего не даст.

Абнер слабо улыбнулся новой, только что родившейся идее. Если он не получит Кэтлин, пусть и у Рэйфа Галлахера ее тоже не будет.

Дьявольская ухмылка исказила его лицо, когда он вспомнил о человеке, которого встре­тил у Френчи прошлой ночью. Тот назвался Мануэлем Рамосом и проговорился, что рабо­тает на Хуана Мальдонадо, известного команчеро, замешанного в торговле человеческим товаром. Он мог бы продать Кэтлин этому Маль­донадо. Одним махом он отомстит и Кэтлин, и Галлахеру.

Он продаст Кэтлин Мальдонадо, и сам ста­нет ее первым клиентом.

Он, было, уже собирался приказать Кэтлин сесть на лошадь, как вдруг показался Поли с тростниковой удочкой через плечо.

Первый раз в своей жизни Абнер запанико­вал.

– Будь ты проклят, Поли, – он выхватил пистолет и выстрелил.

Поли рухнул на землю. На его левом виске расползалось темно-красное пятно. Кэтлин за­кричала.

На секунду время остановилось. Звук вы­стрела затих вдалеке, и пороховой дым разве­ялся ветром. Поли лежал без движения.

Вдруг Абнер засунул револьвер в кобуру и схватил Кэтлин за руку.

– Пошли, – бесцеремонно сказал он. – Нуж­но выбираться отсюда.

– Нет! – Кэтлин попыталась вырвать руку, но Абнер зажал ее словно в тиски. Он подта­щил Кэтлин к лошади, посадил в седло и при­вязал к нему своим шейным платком. Подо­брав поводья, он оседлал свою лошадь и, ведя жеребца Кэтлин на поводу, быстро поскакал к городу.


Кэтлин натянула веревки, которые привя­зывали ее руки к кровати. Страх и отчаяние заглушали боль в кистях рук. Веревки вреза­лись в кожу, и на подушках оставались крова­вые пятна.

Абнер – сумасшедший, думала она. Он со­бирается продать ее какому-то команчеро, а тот продаст ее в бордель. Бордель! По крайней мере, не нужно будет думать о противозачаточных средствах, подумала она и громко, истерично захохотала. Потом она попыталась успокоить себя. Не время паниковать. Абнер скоро вер­нется. Он пообещал, что переспит с ней до того, как команчеро заберет ее, как будто это реша­ло все проблемы.

«Быстрее, быстрее!» – эти слова эхом отзы­вались у Кэтлин в голове, когда она пыталась освободиться. Она должна выбраться отсюда и убежать до возвращения Абнера.

Когда Рэйф и все остальные вернулись на ранчо, было уже темно. Рэйф поставил лошадь в стойло и пожелал Скотту и Нейту спокойной ночи. Потом быстро зашагал к дому, чтобы поскорей увидеть Кэтлин.

Подойдя к крыльцу, он замедлил шаг и на­хмурился.

Окна были темными.

Он вошел в дом.

– Кэтлин!

Шаги гулко отозвались в помещении, ког­да из гостиной он прошел в кухню.

– Кэти!

Он подумал, что она могла рано лечь спать, и проверил их комнату, но спальня тоже была пуста. Где она может быть?

Выйдя из дома, он направился в столовую. Скотт, Нейт и Расти посмотрели на него, ото­рвавшись от ужина.

– Что-то не так? – спросил Скотт.

– Нет Кэтлин.

– Нет? – воскликнул Нейт. – Где же она?

– Не знаю, – Рэйф провел рукой по воло­сам. – А где Поли?

– Он уехал утром вместе с миссис Галлахер к пруду, – вспомнил Расти.

– Видели, как они возвращались?

– Нет. Я ездил проверять северное пастби­ще. Вернулся, когда стемнело.

– Консуэло, а ты?

– Я ее не видела, сеньор Галлахер. Я уехала в город к сестре сразу после завтрака. Меня не было целый день.

– Черт, – Рэйф повернулся, выскочил из дома, побежал к конюшне и накинул седло на жеребца.

– Подожди! – крикнул вдогонку Скотт. – Мы с тобой.

Но Рэйф не мог ждать.

– Догоняйте! – крикнул он и выехал из ко­нюшни. Погоняя лошадь, он галопом поска­кал к пруду на дальнем конце долины. Мысли об индейцах не давали ему покоя. Только бы она осталась жива. Он скакал в звездной ночи, твердя молитву.

Жеребец заржал и приостановился. Рэйф услышал ответное ржание справа. Поворачи­вая в этом направлении, Рэйф увидел силуэт лошади на фоне звездного неба и лежащее на земле тело.

– Нет, – только и смог он выдавить из себя.

Но это была не Кэтлин. Это был Поли. Пра­вая сторона его головы была залита чем-то чер­ным, дышал он с трудом.

– Галлахер!

– Я тут, Скотт, – отозвался Рэйф, и через секунду все работники «Сэкл Си» были рядом с ним.

Нейт спешился и, присев на корточки, осмотрел голову Поли.

– Босс, он опасно ранен.

– Да.

– Придется накладывать швы.

– Давай положим его на лошадь, – сказал Рэйф. – Скотт, неси его перед собой.

Поли застонал, его веки приподнялись, ког­да Рэйф и Нейт подняли его.

– Уайли… – выдавил он и обмяк.

– Он мертв? – спросил Скотт дрожащим го­лосом.

Рэйф покачал головой.

– Нет, без сознания. Скотт, Нейт отвезите его домой. Расти, найди врача. И поспешите!

– А ты куда? – спросил Нейт.

– Искать Кэтлин.

– Но ты не можешь искать след в темноте.

– Могу, черт меня побери.

– Да, иди и найди Кэтлин, – сказал Скотт, взглядом показывая Нейту и Расти замол­чать. – Мы тут за всем присмотрим, не бес­покойся.

Через минуту Рэйф остался один в лунном свете. Стреножив коня, он принялся осматри­вать землю и искать отпечатки. Возможно, бе­лый человек и не может выслеживать в темно­те, но он не был белым. Он был наполовину чероки, воин из племени лакота, и его женщи­на была в опасности. Он не мог ждать до рас­света в то время, как жизнь Кэтлин была в опасности. Рэйф почувствовал растущую нена­висть к Абнеру Уайли, она, как нож, вреза­лась в его тело. Если что-нибудь случится с Кэтлин, Уайли сто раз пожелает умереть еще до самой смерти.

Усилием воли он подавил в себе желание убивать: сейчас не это главное. Он вниматель­но осматривал землю, захватывая все большее пространство, и вдруг заметил след. Две под­кованные лошади поскакали на восток. Они ехали вместе, но первая лошадь несла более тяжелую ношу. Вскочив на жеребца, Рэйф по­скакал по следу. Его губы сжались в тонкую линию, а глаза мерцали, как у хищника при запахе добычи или крови.

ГЛАВА 22

Кэтлин рывком освободила руку и негром­ко вскрикнула от боли, оставив на веревке боль­шой лоскут кожи.

На миг она закрыла глаза, пытаясь справить­ся со жгучей болью. Она изо всех сил пыталась развязать веревку на правой руке, когда вне­запно услышала, как в замке поворачивается ключ. Через секунду в комнату вошел Абнер, а за ним – высокий смуглый человек с черной повязкой на левом глазу.

Абнер оскалился.

– Да, Мануэль, кажется, мы пришли вовре­мя.

Незнакомец кивнул. Осмотрев Кэтлин с ног до головы, он снова скривил губы в ухмылке. Она была замечательной находкой.

– Подойдет, – сказал он хриплым голосом. – Сколько за нее хочешь?

– Тысячу. Золотом.

Незнакомец опять кивнул.

– Деньги дам, когда получу ее.

– Одно условие, Рамос, – сказал Абнер. – Я хочу переспать с ней до того, как ее заберет Мальдонадо.

Незнакомец пожал плечами.

– Тебе придется обсудить это с Хуаном, – он посмотрел через плечо, услышав шаги в ко­ридоре. – Пошли.

Абнер достал нож и обрезал веревку на руке Кэтлин.

– Веди себя хорошо, – пригрозил он, – и не пытайся схитрить. Ни с кем не разговаривай, и не делай ничего, что может привлечь внима­ние, поняла?

– Зачем ты это делаешь? – запричитала Кэт­лин, когда Абнер стал подталкивать ее к две­ри. – Абнер, отпусти меня, пожалуйста!

– Нет. Я предложил тебе помощь, а ты от­вергла меня. Итак, миссис Галлахер, если вы не можете быть моей, то не будете принадле­жать и этому индейцу. А когда «Сэкл Си» пой­дет с молотка, я куплю его. Помни об этом, когда будешь лежать под кем-нибудь в деше­вом борделе.

– Абнер, не делай этого, пожалуйста.

– Спокойно, женщина.

Кэтлин вышла из комнаты и спустилась по лестнице в холл. Абнер и незнакомец конвои­ровали ее с двух сторон. Надеясь на помощь, она осмотрелась вокруг, но улица была совер­шенно пустынна.

Абнер помог ей сесть в седло и взял поводья ее лошади.

Через пять минут они уже выезжали из Седар Крика.

Как только они отъехали на расстояние, достаточное, чтобы их не увидели из города, Абнер остановил лошадь. Достав из седельной сумки моток веревки, он привязал руки Кэтлин к седлу, и они поскакали дальше, причем Мануэль Рамос задал быстрый темп.

Они ехали очень долго. Время от времени Рамос возвращался назад, чтобы убедиться, что их не преследуют.

Кэтлин видела, как он спешивается, чтобы замести следы, и ею овладело ощущение безы­сходности. Когда наступила ночь, Кэтлин на­чала бить дрожь, но это было не от холода, а от сознания того, что она зависит от милости Абнера.

Они двигались в темноте. Ее спутники ка­зались неутомимыми. Кэтлин вцепилась в сед­ло, голова упала на грудь, а веки налились свинцом.

Было уже далеко за полночь, когда Рамос приказал остановиться. Кэтлин осмотрелась и, к своему удивлению, обнаружила, что они были в Гринуотере, небольшом фермерском городке в тридцати милях от Седар Крика.

– Эту ночь мы проведем здесь, – объявил Рамос. – А завтра Мальдонадо встретит нас за рекой.

– Ты думаешь, оставаться здесь разумно? – спросил Абнер.

– Это тихий городок, – усмехнулся Рамос.

– Хорошо, хорошо, – пробормотал Абнер.

– Мы снимем две комнаты и по очереди бу­дем сторожить девчонку.

– Ты будешь первым, – сказал Абнер, ис­коса взглянув на Кэтлин. – Я хочу немного поспать. Для начала.

Рамос кивнул, соглашаясь.

– Это мне подходит, – он провел ладонью по руке Кэтлин и засмеялся, когда она отпря­нула от него.

– Эй, Мануэль, не трогай ее, – сказал Абнер, пристально глядя бледно-голубыми глаза­ми в лицо своего спутника. – Никто к ней не притронется до меня.

– Ладно, ладно, – раздраженно пробормо­тал Рамос. – Я могу и подождать. Думаю, она будет достойна этого ожидания.

Он похотливо ухмыльнулся.

Ледяной страх сжал сердце Кэтлин, она буд­то оцепенела. Все казалось таким нереальным. Нет, этого не могло быть на самом деле.

Она вошла в гостиницу вслед за Абнером и стояла рядом с ним, пока он записывал в кни­гу имена мистера и миссис Браун из Небраски. Поднимаясь по лестнице, Абнер крепко дер­жал ее за руку.

Комната оказалась небольшой, с одним ок­ном, двуспальной кроватью и комодом с че­тырьмя выдвижными ящиками. Потревожен­ный таракан кинулся спасаться бегством, когда Абнер зажег лампу.

Рамос вошел через несколько минут. Он сел на кровать и начал стаскивать сапоги.

– Запомни, – строго сказал Абнер. – Я пер­вый.

– Да, да, иди поспи немного.

Абнер в последний раз окинул Кэтлин про­должительным взглядом и вышел из комнаты. «Скоро, – думал он, – скоро она будет моей».

Кэтлин неподвижно стояла посреди комна­ты, разум отказывался понимать происходя­щее. «Все это сон, – думала она, – дурной сон». Скоро она проснется в объятиях Рэйфа, и они вместе посмеются над этим.

– Эй, девочка, – позвал ее Рамос, – раздень­ся, подойди сюда и будь нежной с Мануэлем.

Кэтлин продолжала неподвижно стоять на своем месте. Она услышала голос, но не поня­ла слов. Она ушла в себя, в мир, где ничего не существовало, кроме Рэйфа и их еще не родив­шегося ребенка. Там было прекрасно, тихо и безмятежно.

Рамос закинул сапоги под кровать и встал.

– Эй, ты что – глухая?

Бормоча себе под нос ругательства, он подо­шел к девушке и уставился на нее.

– Эй, – он нахмурился, когда она не ответила.

Его терпение лопнуло, и он ударил ее. Ку­лак попал в подбородок и отбросил Кэтлин на кровать.

– Отлично, – с нарочитой медлительностью произнес Рамос и взгромоздился на нее.

Горячее отвратительное дыхание, жадные руки, сжимающие ее груди, ужасные губы и слюнявый язык – и все усиливающийся жар мужского вожделения. С отчаянным криком Кэтлин стала сопротивляться, готовая умереть, но не позволить ему осквернить себя. Страх за нерожденное дитя придал ей сил, и она вырва­лась, но Рамос только ухмыльнулся.

– Я люблю горячих женщин. Давай, крош­ка, поборись со мной еще немного.

Он лениво протянул руку и дал ей поще­чину.

Увидев руку, тянувшуюся к ней снова, она отшатнулась. Потом быстрым отчаянным дви­жением наклонилась к нему и выхватила из его кобуры пистолет. Револьвер был слишком тяжелым для ее слабых рук.

Рамос засмеялся. Он все еще смеялся, ког­да она нажала на курок.

Звук выстрела разбудил Абнера. Он спрыг­нул с кровати и выбежал в коридор. Дверь была заперта, и он ударил по ней. Подогнув ноги, Кэтлин сидела на кровати с револьвером в руке. Из дула все еще вился дымок.

Абнер выругался, увидев Рамоса, неуклю­же растянувшегося на кровати. Кэтлин мед­ленно повернулась к нему, ее лицо было блед­ным, как только что выпавший снег, а глаза светились неестественным светом. Выражение ее лица не изменилось, когда она подняла пис­толет и направила его на Абнера.

Его глаза округлились, он выбрался из тол­пы, собравшейся в коридоре, скатился вниз по лестнице и выбежал из гостиницы.


Луна закатилась, и Рэйф потерял в темноте след. Обеспокоенный неожиданным препят­ствием, он стал мерить шагами землю. Следы, кажется, вели в сторону Седар Крика, но он не был в этом уверен, кроме того, маловероятно, что Уайли повез Кэтлин к себе домой. Рэйф, обдумывая положение, расседлал жеребца и вы­чистил его пучком травы.

Казалось, ночь никогда не кончится. Растя­нувшись на жесткой земле, он закрыл глаза, и образ Кэтлин тотчас возник перед ним: Кэти готовит завтрак, улыбаясь ему с другого конца стола; Кэти штопает ему рубашку, сидя перед огнем… и вырывается из рук Уайли.

Он встал, приглушенно выругался.

– Кэти, Кэти, я иду к тебе.

Сон исчез. Достав из седельной сумки ку­сок вяленого мяса, он рассеянно жевал его и смотрел в темноту, желая, чтобы время шло быстрее.

С первыми лучами солнца Рэйф снова взял след. Его взгляд был полон решимости; все, что он хотел – это найти Кэтлин. Найдя ее, он разделается с Абнером Уайли. Уайли умрет.

Когда Рэйф въехал в Седар Крик, город еще не проснулся. Рэйф направился в гостиницу, так как знал, что это единственное открытое в этот час заведение.

Когда он вошел, Уилл Стэйли подметал пол.

– Д-доброе утро, – сказал Уилл, голос выда­вал его удивление при виде Рэйфа.

– Уилл, ты видел Кэтлин?

– Вообще-то, да. Она была тут вчера. При­ехала с Абнером Уайли. Они приехали пример­но… да, примерно в обед.

– Она уехала с Уайли?

– Ага, – Уилл Стэйли кивнул, подтверждая свои слова. – Был еще какой-то незнакомец. Смуглый, с черными волосами. На левом глазу – повязка. Раньше я его никогда не ви­дел, – Уилл провел рукой по усам. – Они вы­ехали из города вместе.

– Ты разговаривал с Кэтлин?

– Нет. Она уехала с этими двумя мужчина­ми. Думаю, она меня вообще не заметила.

– Спасибо, Уилл. Ты видел, куда они по­ехали?

– Думаю, на запад, – Стэйли кивнул. – Да, на запад.

Не успел Стэйли договорить, как Рэйф был уже на улице. Он вскочил в седло и направил жеребца на запад. Следы тут были менее чет­кими, но у лошади Уайли был особый шаг, и через двадцать минут быстрой езды Рэйф сно­ва напал на след.

Идти по следу днем было значительно лег­че, и он неустанно подгонял лошадь, жалея о тех минутах, когда приходилось останавливать­ся и давать жеребцу отдых. В полдень он дал коню попастись полчаса, зная, что если он не сделает этого, скоро вообще не сможет двигать­ся дальше.

Сам он был слишком напряжен, чтобы рас­слабиться и отдохнуть.

После пяти часов бешеной скачки следы исчезли. Рэйф спешился и стал внимательно осматривать землю. Он слишком многое пре­одолел, чтобы потерять ее сейчас.

Рэйф стал ходить кругами, увеличивая ра­диус. Довольная улыбка вскоре заиграла на его губах. Немногие белые могли замести след и не оставить новый, и этот человек не был ис­ключением.

Вскочив в седло, Рэйф поскакал дальше. Он больше не чувствовал усталости, забыл о голо­де и жажде – он приближался к человеку, по­хитившему его женщину.

ГЛАВА 23

Кэтлин очутилась в маленькой каменной камере без окон и с крепкой дубовой дверью. Воздух и свет проникали через единственную узкую щель, прорезанную в стене высоко под потолком. Железная кровать и эмалированной горшок составляли всю обстановку.

Опершись руками на колени и обхватив го­лову ладонями, Кэтлин присела на край кро­вати и закрыла глаза.

Она убила человека. Выстрелила в него не один раз, а целых четыре. Она знала, что спо­собна убить еще раз, – и это было хуже всего.

Что он за человек? Ведь она всегда ненави­дела насилие в любом виде, питала отвраще­ние к кровопролитию, жестокость вызывала у нее тошноту. А сейчас она убила человека. Почему же она не сожалеет о содеянном?

Она ничего не чувствовала: ни печали, ни сожаления, ни грусти. Как будто все ее чувст­ва умерли вместе с Мануэлем Рамосом.

Время тянулось медленно. Солнце взбира­лось по небу все выше и выше, и свет, прони­кающий в камеру через отверстие, постепенно становился все ярче. Кэтлин подумала, увидит ли она когда-нибудь солнечный свет снова.

После полудня в камеру принесли миску овощного супа, два куска хлеба с маслом и чашку горячего черного кофе, но есть Кэтлин не могла. У еды был вкус пепла.

Лежа на кровати, она рассматривала неболь­шой кусочек неба. Она убила человека. А за убийство вешают. Ее, конечно, не повесят сей­час, когда она носит в себе новую жизнь. Да, закон милосерден, и исполнение приговора бу­дет отложено до рождения ребенка. Ребенка Рэйфа.

Рэйф. Кэтлин почувствовала, как ее глаза наполнились слезами, а в горле запершило, и только всеподавляющее оцепенение удержало ее от слез.

Бедный Рэйф. Он никогда не узнает, что с ней случилось. Рамос замел следы так, что ни­кто не сможет узнать истину.

Кэтлин положила руки на живот. Бедный малыш. Может, он вообще не родится, а если и увидит свет, то никогда не узнает свою мать. Люди скажут: «Ее повесили за убийство», – и ребенок будет носить этот позор всю жизнь.

Усталость паутиной окутала Кэтлин, и, пре­жде чем уснуть, она пожалела, что не убила Абнера Уайли. В конце концов, повесить ее можно только один раз.


Когда Рэйф въехал в Гринуотер, уже смер­калось. Своего взмыленного гнедого жеребца Рэйф оставил в конюшне, дав слуге указания почистить и накормить его сеном и хорошим зерном. А сам медленно пошел по улице, вы­сматривая какой-либо признак присутствия Кэти, Уайли или брюнета с перевязанным гла­зом.

Гринуотер – небольшой городок, и в нем немного интересного. В городе были конюш­ня, маленькая гостиница, крохотный ресторан­чик и коммерческий магазин. Ни почты, ни шерифа, ни телеграфа.

Гостиница показалась Рэйфу наиболее до­стойным внимания местом, и он сначала на­правился туда. За столом сидел лысеющий мужчина средних лет и читал каталог заказов по почте. Он посмотрел на вошедшего Рэйфа.

– Чем могу служить?

– Я ищу женщину.

– Извините, это гостиница, а не бордель.

– Не такую женщину, – ответил Рэйф.

– Не важно, какую женщину вы ищете. У нас тут женщин нет. Даже горничной.

– Я ищу свою жену, – с раздражением ска­зал Рэйф. – Она должна была остановиться тут этой ночью или утром.

– Блондинка? – спросил клерк. – Такая симпатичная с зелеными глазами?

– Вы ее видели?

Мужчина помолчал.

– Да. Ночью она убила человека. Выстрели­ла в него четыре раза.

– Где она сейчас?

– За магазином. У нас там имеется место для заключенных.

– А юрист у вас в городе есть?

– Уэнделл Монро, начальник полиции.

– Где он?

– Он уехал в город за судьей Гастингсом. Вернется завтра.

– Я хочу видеть свою жену.

– Боюсь, я не могу вам ничем помочь, – клерк пожал плечами.

– И на том спасибо, – пробормотал Рэйф и вышел из гостиницы.

Ярдах в двадцати за магазином он обнару­жил небольшую каменную постройку. При мысли, что Кэтлин заперта внутри, как зверь в клетке, по спине побежали мурашки.

– Кэти? – позвал он через массивную дверь. Изнутри ничего не послышалось.

– Кэти? – снова позвал он ее, на это раз громче.

Кэтлин очнулась, услышав свое имя. Наверное, ей померещилось. Она посмотрела на окно и увидела, что уже наступила ночь. И вдруг она снова услышала голос Рэйфа, зовущий ее.

Она спрыгнула с кровати и подошла к двери.

– Рэйф?

– Это я, милая. С тобой все в порядке?

– Да.

Рэйф прислонился лбом к холодной дубо­вой двери.

– Рэйф, ты еще здесь?

– Да, Кэти. Что случилось?

– Я убила человека. О, Боже, помоги мне! Рэйф, я убила человека.

– Милая, успокойся. Все будет хорошо, не волнуйся, я… – он замолчал, услышав сзади шаги.

Повернувшись, Рэйф увидел здоровяка с подносом в одной ручище и с пистолетом в дру­гой.

– Ты кто такой, черт возьми? – рявкнул ги­гант. – Что ты здесь делаешь?

– Меня зовут Галлахер, – с вызовом отве­тил Рэйф, – и я разговариваю со своей женой.

– Твоя жена! – воскликнул Лем Муди. – Черт меня побери, я не знал, что она замужем.

– А ты кто? – спросил Рэйф, не отрывая взгляда от пистолета в руке здоровяка.

– Я – кузнец, Лем Муди. Монро оставил меня присматривать за заключенной, пока его нет.

– Можно ее увидеть?

Муди сдвинул черные густые брови.

– Я не знаю.

– Пожалуйста.

Муди поджал губы. Было очевидно, что этот полукровка не привык упрашивать.

– Сними кобуру, нож, и я тебя впущу, – решил он. – Сколько ты там пробудешь?

– Столько же, сколько и она.

– Точно?

– Да.

– Ну, я не знаю.

– Она беременна, – сказал Рэйф. – Я не хочу, чтобы она оставалась одна.

Сомнение на лице Муди сменилось сочув­ствием.

– Хорошо. Снимай оружие.

Здоровяк сделал шаг назад, когда Рэйф сни­мал кобуру и нож, потом вручил Рэйфу под­нос.

– И не пытайся ничего предпринять, – пред­упредил он. – Я хороший стрелок.

Рэйф кивнул. Муди шагнул к двери, с ре­вольвером, все еще нацеленным на Рэйфа, ко­торый в это время вставлял ключ в замок. На секунду у Рэйфа возник соблазн кинуться к револьверу, но он поборол его. Не было смысла спешить, пока он не узнал, что случилось с Кэтлин.

Дверь открылась. Рэйф колебался некото­рое время, прежде чем войти. Он не любил маленькие помещения, а эта комната была не больше туалета. Потом он увидел Кэтлин. По­ставив поднос на пол, он обнял ее.

– Эй, Муди, – позвал он через плечо. – Как насчет чего-нибудь поесть и для меня? Я за­плачу.

– Хорошо, – здоровяк посмотрел на Рэйфа и Кэтлин, а потом закрыл дверь.

Рэйф вздохнул, когда услышал, как ключ повернулся в замке. Камера угнетала его. Она была темная и маленькая. Очень маленькая.

– Рэйф…

Голос был полон боли. Он взглянул на нее и заметил в глазах отчаяние.

– Все хорошо, Кэти, я здесь, – он подтолк­нул ее к кровати, сел сам и посадил ее на коле­ни.

– Расскажи мне, что случилось. Все по по­рядку.

– Я отправилась с Поли на рыбалку, Рэйф. Он ходил вокруг пруда, а я сидела одна, когда подъехал Абнер. Он сказал, что даст деньги, чтобы оплатить заем банку, если я разведусь с тобой и выйду замуж за него. Я сказала ему, что не брошу тебя, и он разозлился. Он достал револьвер, и я думала, что он убьет меня, но когда вернулся Поли, он застрелил его.

– Он жив, Кэти, – сказал Рэйф.

– Ты уверен?

– Да, – ответил Рэйф, умолчав, что Поли сильно ранен и, может быть, уже скончался. – Продолжай. Что случилось потом?

– Абнер привез меня в город. Он запер меня в гостиничном номере, привязал к кровати и, ког­да вернулся, привел с собой другого мужчину.

– Кого?

– Мануэля Рамоса. Тот спросил у Абнера, сколько он хочет за меня, и Абнер назвал цену в тысячу долларов. Рамос согласился, мы ос­тавили гостиницу и приехали сюда, чтобы встретиться с каким-то человеком по имени Мальдонадо.

– Хуан Мальдонадо?

– Думаю, да.

Рэйф выругался.

– Когда они собирались встретиться?

– Сегодня вечером. За рекой.

– Кэти, ты убила Рамоса?

– Да, – прошептала она испуганным голо­сом. – Он… он хотел… Он обещал Абнеру, что не тронет меня, но как только мы остались вдвоем, он приказал мне раздеться. Потом ударил меня. Не помню, как я выхватила у него пистолет, но помню, как нажала на спусковой крючок. Я стреляла в него еще и еще.

Слезы наполнили глаза и потекли по щекам.

– Вокруг была кровь, а я все продолжала нажимать на курок.

– Все нормально, Кэти, – сказал Рэйф. Он гладил ее по голове и утешал, как мог, хотя внутри у него нарастал гнев. Уайли умрет, и умрет страшной смертью.

Кэтлин уткнулась лицом ему в шею. Она не спросила, как он ее нашел, это было уже не важно. Он здесь, и этого достаточно. Кэтлин свернулась калачиком рядом с ним, как бы признавая его силу, и тепло, исходящее от него, заставило ее позабыть о холодной камере.

– Рэйф, мне так страшно.

– Не бойся, я здесь и никому не позволю обидеть тебя.

– Я убила человека. За это вешают.

– Кэти, ты защищала себя.

– Нет, я не сражалась за свою жизнь, я про­сто хотела, чтобы Рамос меня не трогал. Он не заслужил смерти.

– Черт возьми, если бы ты не убила его, это сделал бы я.

– А что, если суд решит, что я виновна? Они ведь не повесят меня до рождения ребенка?

Кэтлин подалась назад, чтобы увидеть лицо Рэйфа. Умирать не хотелось, но она убила чело­века, и заплатит ту цену, которую требует за это закон. Но она не могла вынести мысли, что ее поступок станет причиной смерти ее ребенка.

– Черт возьми, Кэти, ты не сделала ничего плохого! У каждого есть право защищать свою честь так же, как и жизнь. Ну, а если суд это­го не поймет, то к дьяволу их всех. Я не позво­лю им повесить тебя.

Она обняла его и расплакалась.

Рэйф крепко прижал ее к себе, зная, что ей нужно дать выплакать весь свой страх, вину и угрызения совести. Он убивал людей по раз­ным причинам, но независимо от причины, ноша убийства всегда очень тяжела.

Он шептал ей слова любви, гладил длинные волосы и просто обнимал. Раньше он думал, что останется с ней до приезда судьи, но сей­час изменил решение. Он уйдет после того, как Муди принесет ужин. Сегодня Уайли встреча­ется с Мальдонадо, и Рэйф намеревался тоже быть там. Нужно было разобраться с Уайли, и Рэйф хотел опередить в этом судью.

Рэйф лежал рядом с Кэтлин на узкой кой­ке. Она спала, и ее ресницы веером прикрыва­ли глаза на бледном, измученном лице. Он на­стоял, чтобы она поела, а потом стал укачивать ее на руках, пока она не уснула. Он перевел взгляд на ее живот, нежно положил на него руку, и сердце его наполнилось любовью к бу­дущему ребенку и его матери.

Время шло медленно. На улице похолода­ло, и Рэйф накрыл Кэтлин одеялом. Как оста­вить ее здесь одну?

Он услышал, как в замке поворачивается ключ, и спрыгнул с кровати.

– Галлахер, – позвал Муди, – я принес тебе ужин. Отойди от двери. У меня револьвер, так что и не думай что-нибудь учинить.

– Понятно, – ответил Рэйф.

Дверь медленно открылась, и Рэйф увидел силуэт Лема Муди.

– Я ухожу, – сказал Рэйф.

Муди нахмурился.

– Я думал, ты останешься на ночь.

– Я передумал.

– Рэйф! – отозвалась с кровати Кэтлин. – Не уходи!

– Мне нужно идти, Кэти. Я вернусь сразу же, как только смогу.

– Куда ты идешь?

Он повернулся и дал знак помолчать.

– Я приду к тебе сразу же, как во всем раз­берусь.

Она кивнула, но взглядом умоляла остаться. Рэйф пошел за Абнером. Она боялась за него. Рэйф не был равным противником Абнеру.

– Пожалуйста, не уходи.

– Кэти, так надо.

Он положил руку ей на голову и прижался губами к ее губам.

– Я вернусь.

Он обнял ее на прощание и ушел.

ГЛАВА 24

Рэйф тихо двигался в темноте, пробира­ясь вдоль реки. Босые ноги ступали бесшум­но. Он снял обувь, рубашку, шляпу – а вмес­те с ними и налет цивилизации. Он снова был индейским воином, Крадущимся Вол­ком. Вооруженный кольтом и ножом, он ос­танавливался, чтобы вслушаться и понюхать воздух.

До этого он вернулся к гостинице, чтобы взять след Уайли, но потерял его на окраине города, где земля была твердой и усыпанной гравием. Вероятность, что он снова нападет на след, была невелика, но он был уверен, что Уайли придет на встречу и не допустит, чтобы Хуан Мальдонадо сам искал его.

Рэйф остановился, пальцы сжали рукоятку кольта. Он что-то учуял и пошел на острый запах.

В добрых двух милях от Гринуотера Рэйф нашел Уайли и Мальдонадо, сидящих у неболь­шого костра.

– Где Рамос? – спросил Мальдонадо. – И девушка?

– А деньги? – вопросом на вопрос ответил Абнер.

– Ты получишь их, как только я получу девчонку, – парировал Мальдонадо.

– Но они здесь, с тобой?

У Мальдонадо мелькнуло подозрение, но было слишком поздно, Абнер уже выхватил револьвер.

Выстрел разорвал тишину ночи. С глухим звуком тело Мальдонадо упало на землю.

Абнер собирался обшарить карманы убито­го, но тут почувствовал, что ему в спину уткнулось дуло револьвера. Он замер.

– Встань! – кратко приказал Рэйф. – Под­ними руки!

Кивнув, Абнер поднял руки над головой и встал. Он сморщился, когда Рэйф вынул его револьвер из кобуры.

– Руки за спину.

– Кто ты? – спросил Абнер. – И что тебе надо?

– Руки, я сказал.

Рэйф связал руки Абнера и проверил узлы на прочность.

– Повернись.

– Ты! – воскликнул Абнер. – Мне следовало догадаться.

– Уайли, ты знаешь какие-нибудь молит­вы? – спросил Рэйф. Он засунул револьвер за пояс и достал нож.

– Что ты собираешься делать?

Рэйф по-волчьи усмехнулся.

– А как ты думаешь? – Рэйф провел боль­шим пальцем руки по лезвию ножа. Лезвие было острым.

– Отпусти меня, – сказал Абнер, задыхаясь от ужаса. – Ты не пожалеешь.

– С чего бы это?

– В моей седельной сумке шесть тысяч дол­ларов, и еще тысяча в кармане Мальдонадо.

– Откуда у тебя шесть кусков?

– А ты разве не знаешь?

– Я хочу, чтобы ты сам сказал.

– А если я откажусь?

Выражение лица Рэйфа не изменилось, ког­да он подошел к Абнеру и приставил лезвие ножа к его щеке.

Абнер взвизгнул от боли, глаза его побеле­ли, когда он почувствовал, как кровь заструи­лась по лицу.

– Хорошо, хорошо, – закричал он, когда Рэйф снова занес нож. – Я украл стадо Кэтлин и продал его. Эти деньги принадлежат ей. Возь­ми их.

– Я как раз намеревался это сделать, – лез­вие дотронулось до другой щеки Абнера. – Что ты хотел сделать с Кэтлин?

Абнер подался назад при виде ярости в гла­зах полукровки. Если сказать ему правду, он убьет его.

– Отвечай, – голос Рэйфа был тихий и ледя­ной, как могила.

– Ничего, – прошептал Абнер пересохшими губами. – Я… ничего…

Рэйф прервал его:

– Правду, Уайли, или я отрежу твой лжи­вый язык.

– Я… – Абнер сглотнул, не отрывая взгляда от ножа и от крови, его собственной крови, капающей с острия. – Я просто хотел напугать ее, заставить бросить тебя и выйти за меня за­муж.

– Правду, черт возьми!

– Ладно, – крикнул Абнер, – я ревновал. Потому что люблю ее. Я решил, что если не могу обладать ею, то и тебе она не достанется. Я собирался продать ее за тысячу баксов и скрыться.

– Кэтлин в тюрьме, – сказал Рэйф звеня­щим от гнева голосом. – Под замком, как соба­ка, и все из-за тебя.

Абнер задрожал, он отлично понимал, что еще никогда не был так близок к смерти. Гла­за Галлахера были черными, глубокими и без­донными, как преисподняя.

– Мы возвращаемся в Гринуотер, – сказал Рэйф, – подождем судью, и когда он объявит­ся, ты во всем сознаешься. И тебе следовало бы изо всех сил молиться, чтобы Кэтлин от­пустили, потому что иначе ты пожалеешь о том, что родился.

Уайли кивнул. Камера в ближайшей тюрь­ме казалась ему во сто крат безопаснее Рэйфа.

Рэйф смотрел на Уайли. Он подумал о ков­боях из «Сэкл Си», которые были убиты из-за Уайли, о стаде, которое он украл, и об ужасе, в который он вверг Кэтлин. Жажда мщения от­давалась жаром в крови. Этот человек – враг. Он взял скот, который не принадлежал ему. Он похитил Кэтлин. Он заслуживает долгой и мучительной смерти.

Вид Рэйфа стал угрожающим, он почувство­вал жажду крови. Рэйф представил себе те пытки, которым подверг бы Абнера, прежде, чем дать ему умереть. Столько разных пыток, и одна ужаснее другой.

Но Уайли нужен ему живым, и эта мысль наполнила его чувством разочарования.

Страшно закричав, он ударил кулаком по лицу Уайли и испытал удовлетворение, когда под его кулаком сломался нос Уайли и кровь густой теплой струей хлынула ему на руки.

Внезапная вспышка ярости разрядила на­пряжение. Глупо было тратить время и силы на такого выродка, как Абнер Уайли, но он нужен для спасения Кэтлин.

ГЛАВА 25

Суд над Кэтлин занял всего несколько ми­нут.

Защита сформулировала ее случай просто: она была похищена Абнером Уайли и Мануэ­лем Рамосом и убила Рамоса, пытаясь защи­тить свою честь, а может, и жизнь. Двенадца­ти присяжным, добропорядочным горожанам, не потребовалось много времени на признание ее невиновности.

Абнера Уайли обвинили в краже и клейме­нии чужого скота, и он, в конце концов, при­знался. Доказательств того, что он убил ковбо­ев «Сэкл Си», не было; Уайли настаивал, что эти убийства совершались другими, без его ве­дома и согласия. Были подписаны ордера на арест его сообщников, а Уайли приговорили к десяти годам за кражу скота.

Мало, думал Рэйф, слишком мало, но пока и этого достаточно.

Он сидел на кровати, ждал, пока Кэтлин оденется. Они провели две ночи в гостинице, и сейчас стремились поскорей попасть домой.

Дом. Как замечательно звучало это слово. Наблюдая за Кэтлин, Рэйф почувствовал, что его сердце тает. Она была его домом, его жизнью, смыслом его существования.

– Ну, – сказала Кэтлин, осматривая себя, – думаю, я готова.

– До того, как мы уйдем, я хочу сделать тебе сюрприз, – сказал Рэйф.

– Какой?

– Вот, – Рэйф подал ей седельные сумки, – загляни внутрь.

Заинтригованная, Кэтлин открыла потре­панную кожаную сумку.

– Рэйф, – прошептала она, – где ты их взял?

– Это твое, Кэти. Выручка от продажи скота. Кэтлин нахмурилась.

– Это Абнер дал тебе их?

– Ну, это как сказать… Здесь шесть тысяч долларов, Кэтлин. Больше чем достаточно, что­бы вернуть заем банку.

У него было почти семь тысяч долларов, если бы в последнюю минуту он не раздумал брать деньги Мальдонадо.

Крадущийся Волк взял бы деньги белого человека без всяких сомнений, но сейчас Рэйф был цивилизованным человеком, а цивилизо­ванные люди не воруют у мертвых.

– О, Рэйф, – Кэтлин уронила сумку на пол и упала в его объятия. Все часы, проведенные в ужасной камере, чувство агонии, которое она испытала, не зная, куда пошел Рэйф и вернет­ся ли вообще, жгучее чувство страха, что ее признают виновной в убийстве, – все можно было перенести ради этой минуты. Рэйф был тут, рядом с ней, и она знала, что какие бы препятствия ни возникли в будущем, они пре­одолеют их, пока они вместе.

Она подставила ему лицо для поцелуя, и он дотронулся губами до ее губ. Вдруг она почув­ствовала первый робкий толчок жизни, кото­рая росла в ней.

– Что это? – спросил Рэйф.

– Твой сын сообщает о себе, – ответила Кэт­лин, с удивлением в голосе.

Рэйф перевел взгляд на ее живот.

– Тебе не было больно?

– Нет. Это новая жизнь, Рэйф, – прошепта­ла она. – Мы создали новую жизнь.

– И это не последняя жизнь, которую мы создадим, – пообещал Рэйф. Потом он поцело­вал ее, нежно поглаживая по голове одной ру­кой, а другой чувствуя робкие толчки малень­кого человечка, не ведающего о радости в глазах отца и о слезах счастья, текущих по щекам матери.

Через день после возвращения в «Сэкл Си» они вернули банку заем. Кэтлин хотелось пры­гать от радости, когда мистер Уалден передал Рэйфу все бумаги.

– Полностью выплачено, – счастливо вос­кликнула она. – О, Рэйф, давай отметим это!

– Конечно, Кэти, все что хочешь.

– Хочу новую шляпу, – решила она, когда они вышли из банка и пошли по тротуару, – и вечер со свечами. И что-нибудь для Поли и для других, и… А что ты хочешь, Рэйф?

– Поцелуй, – ответил он, притягивая ее к себе.

– Рэйф, только не здесь, – запротестовала она, стесняясь людей на улице.

– Поцелуй, – настаивал Рэйф. – И немед­ленно!

– Это все, чего ты хочешь? – поддразнила она его. – Только один поцелуй?

– Для начала, – ответил Рэйф, хитро ухмы­ляясь. – А об остальном я подумаю по дороге, – его темные глаза улыбнулись ей. – И исполне­ние моих планов может занять годы.

ЭПИЛОГ

Кэтлин вздохнула, опустившись в кресло на крыльце. Она будет счастлива, когда, наконец, родится ребенок, подумала она устало. Иногда ей казалось, что она беременна уже целую веч­ность.

Она почувствовала, что покрылась испари­ной от усталости. Рэйф с младшим сыном на плече огромными шагами приближался к ней. Двойняшки, Тони и Люк, шли рядом с отцом, а Бренден вел сзади недавно родившегося от Черного Ветра жеребенка.

– Так как ты не можешь сама прийти в конюшню, мы решили привести жеребенка к тебе, – сказал Рэйф, улыбаясь. – Что ты ска­жешь о нем?

– Он красавец, – ответила Кэтлин, – и бу­дет таким же гнедым с рыжеватым оттенком, как его отец.

Кивнув, Рэйф поднял Джимми с плеча и передал шаловливого двухлетнего малыша ма­тери, затем сел на ступеньку крыльца у ног жены.

Кэтлин обвела ранчо взглядом. Ранчо про­цветало. Были пристроены две спальни, рас­ширена конюшня, и они наняли больше рабочих. Коровы паслись на холмах, а лошади за домом. Кэтлин с любовью посмотрела на своих четырех сыновей, каждый из них – вылитый отец, и про себя благодарно помолилась за жизнь, полную счастья.

– Отец гордился бы им, – сказала она, поса­див сына на колени, – очень гордился бы. – Она взглянула на загон рядом с конюшней, в котором резвились жеребята, дети Рэда. Луч­шие из них были от Черного Ветра.

– Да, мы сделали очень много, – согласился Рэйф, взглянув на большой живот Кэтлин. – Я имею в виду не только лошадей.

Кэтлин улыбнулась мужу.

– И все они очень шустрые, – горделиво ска­зала она, – как и их отец.

Они улыбались друг другу, в их глазах све­тилась любовь, яркая, как солнце. Люк и Тони взобрались на колени к отцу и потребовали рассказать свою самую любимую историю.

– Ты ведь знаешь одну такую историю, – сказал Тони, – там мама спасла тебе жизнь.

– Да, я знаю, – сказал Рэйф, это была исто­рия, которую он никогда не уставал рассказы­вать. – Все началось с Черного Ветра, да, имен­но с этой вороной кобылы…

Кэтлин сидела, подперев голову и улыба­ясь, ведь она знала, что у этой истории счаст­ливый конец.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15