Словно почувствовав ее взгляд, Рэйф повер­нул голову в ее сторону. Он заметил ее, изме­нил направление и легко поплыл к берегу, пока не остановился в нескольких метрах от нее. Он встал по пояс в воде, и взгляд Кэтлин при­тянула его грудь. Струйки воды стекали по упругой коже. Растущие на груди черные во­лосы сужались на животе в тонкую полоску и исчезали под водой.

Смущенная направлением своего взгляда и тем, что рисовало ей воображение, она подня­ла глаза и увидела, что Рэйф улыбается ей.

– Что ты тут делаешь? – резко произнесла Кэтлин, злясь на то, как сжимается ее сердце и учащается пульс, когда он рядом.

– Плаваю, – спокойно ответил он. – А ты против?

Кэтлин издала крайне неженственный звук, обозначавший отвращение.

– Конечно, нет. Какое мне дело? Просто, похоже, ты меня преследуешь.

– В самом деле? – Рэйф уперся кулаками в бока, блеснув зубами в широкой улыбке. – А я думал, ты преследуешь меня.

– Не будь смешным!

Он лишь пожал плечами, и она подумала: какая прекрасная картина – он в зеленоватой воде на фоне лазурного неба… Она даже пожа­лела, что не может запечатлеть этого на холс­те. Без сомнения, она никогда не видела ничего прекраснее. И ничего притягательнее и му­жественнее.

– Вы могли бы выйти на берег и обсушить­ся, – не очень любезным тоном пригласила Кэтлин.

– Не думаю.

– Почему бы и нет?

– Потому что на мне нет ничего, кроме воды. На лице Кэтлин сменилось пять оттенков красного, пока она усмиряла свое воображение.

– Моя одежда на том берегу, – заметил Рэйф, которого забавлял ее пораженный вид. – Если я пойду и оденусь, ты все еще будешь здесь, когда я вернусь?

– Конечно, – сказала Кэтлин. Вообще-то ей очень хотелось убежать, но она не могла по­зволить Рэйфу думать, что боится его.

Перед тем как отвернуться и нырнуть, он улыбнулся ей с таким видом, словно хотел ска­зать, что не верит ей. Она смотрела, как он пересекает озеро, восхищаясь естественностью его движений в воде, блеском света в его гус­тых темных волосах. Она быстро опустила го­лову, когда он достиг берега, но потом, не в силах справиться с собой, подняла глаза как раз в тот момент, когда он ступил на берег.

Его ноги были длинны и прямы, ягодицы – маленькие и упругие, спина – длинная и ров­ная, плечи – широкие и сильные.

Он скрылся за деревом, и ей овладело не­знакомое странное желание, и ясно вспомнил­ся его поцелуй в столовой всего несколько дней назад. Что же с ней происходит? Вскоре появился Рэйф верхом на сером мустанге. Он си­дит на лошади так же замечательно, как и плавает, подумалось ей, – словно он занимал­ся этим всю жизнь. На нем были узкие джин­сы, синяя хлопчатобумажная рубашка и чер­ная шляпа. Ей пришло в голову, что она никогда не видела ничего прекраснее Рэйфа Галлахера, гарцующего на высоко поднимаю­щей копыта лошади.

С улыбкой он остановился и соскочил на землю.

– Ага, ты все еще здесь.

– Я ведь так и сказала, не правда ли? Рэйф кивнул. Его тянуло к ней, несмотря на клятвы никогда больше не увлекаться женщи­ной. Она словно колючая груша, подумал он. Уже поспела, но кругом колючки. Вздохнув, он опустился на землю рядом с ней, а потом растя­нулся на траве, заложив руки за голову.

Кэтлин по-прежнему сидела, положив руки на коленях, в напряжении от его близости. Ни один мужчина не действовал на нее так, а тем более мужчина, о котором она знала так мало. Что же она знала о нем? Его имя, то, что он жил с индейцами, – и больше ничего.

– Кто ты, Рэйф Галлахер? – спросила она и бросила на него взгляд через плечо. – Кто ты на самом деле?

– Ты знаешь, как меня зовут, что еще тебе надо?

– Где твоя семья? Они живы?

– Мать умерла. Вскоре после того, как я родился. Отец живет с лакота. У меня есть индейская мачеха и пятилетняя сестра по име­ни Желтый Цветок.

– А ты… у тебя… у тебя есть женщина? Образ Летнего Ветра пронесся в его голове – ее волосы, чернее воронова крыла, глаза, такие темные и прекрасные, ее губы, такие нежные и лживые…

– Нет.

– Ты никогда не рассказывал мне, почему ушел от индейцев.

– Разве?

– Да, не рассказывал.

– Хорош сегодня денек, – беззаботно сказал Рэйф, меняя тему разговора.

Кэтлин нахмурилась, но по его лицу было видно, что он не собирается рассказать ей, по­чему он ушел от индейцев.

Рэйф сел, потянувшись, и Кэтлин смотре­ла, как играют мышцы на его руках и плечах. Она вспомнила эти руки, обнимавшие ее, ве­дущие ее в вальсе по залу, крепко прижимав­шие ее во время поцелуя.

– А где ты так хорошо научился танцевать? – нарушил тишину ее голос.

Рэйф усмехнулся.

– Одна мадам в борделе Нового Орлеана на­учила меня, – ответил он с надеждой, что та­кой ответ заставит ее держать свои вопросы при себе.

– Мадам?! – пискнула Кэтлин.

Рэйф кивнул.

– Ее звали Коринн, и у нее были самые ры­жие волосы, какие я только видел.

Он хихикнул.

– Ей было, наверное, лет шестьдесят, и она была мадам почти сорок лет.

– Чему еще она научила тебя? – вырвалось у Кэтлин. Она тут же прикрыла рот рукой в ужасе от того, что сказала.

Рэйф удивленно поднял бровь и склонился к Кэтлин, заглядывая в душу своими темными глазами.

– А ты действительно хочешь узнать? Кэтлин замотала головой. Вскочив на ноги, она подбежала к лошади и взлетела в седло. Схватившись за поводья, она ударила пятка­ми и понеслась домой.

Веселый смех Рэйфа преследовал ее, как кош­марный сон. Въехав на первый же холм, она увидела пожар. Горел сарай, и она различила Поли и Скотта, бегавших туда и обратно через большие двойные двери, пытаясь спасти живот­ных, оказавшихся в ловушке. Не менее двадца­ти индейцев скакало по двору к мустангам, за­пертым в коралях с восточной стороны дома. Она с досадой вспомнила, что остальные ковбои были как раз на холмах, где проверяли скот.

Несколько минут страх не давал ей сдви­нуться с места, но когда она наконец собра­лась с духом, чтобы подъехать поближе, голос Рэйфа остановил ее.

– Оставайся здесь, – кратко приказал он, доставая привязанное к седлу ружье. – Ты ни­чего не сможешь сделать.

Она собралась возразить, но он уже что есть сил скакал к дому.

Теперь индейцы открыли ворота кораля, и мустанги ринулись наружу в предвкушении свободы. Индейцы поскакали за ними. Насту­пившая тишина казалась оглушающей.

Рэйф направил лошадь к сараю, намерева­ясь помочь Поли и Скотту, как вдруг увидел Кармайкла, лежавшего у веранды. Еще не спрыгнув с лошади, он понял, что хозяин ран­чо «Сэкл Си» мертв.

Увидев, что индейцы уходят, Кэтлин сразу же поскакала к ранчо. Утрата табуна, похоже, менее страшна, чем потеря сарая, корма и ско­та. Она резко остановила лошадь у дома, так что грязь брызнула во все стороны, и спрыгну­ла на землю.

– Папа! – позвала она. – Папа, где ты? Увидев у веранды Рэйфа, она поспешила к нему.

– Рэйф, ты не видел моего…

Слова застряли у нее в горле, когда Рэйф встал и повернулся к ней лицом. Она прочита­ла все в его глазах.

– Нет, – сказала она, – нет.

– Мне очень жаль, Кэтлин.

– Нет, – она уклонилась от его рук и пробежа­ла мимо. Глаза ее расширились, когда она увиде­ла стрелу, вонзившуюся в спину отца. – Нет!!

Это было уже не рыдание, а душераздираю­щий крик…

– Кэтлин, – Рэйф положил ладонь ей на пле­чо, зная, что любые слова бесполезны.

– Не смей трогать меня! – закричала она. – Не смей больше трогать меня!

Рэйф отпрянул от ненависти, пылавшей в ее глазах.

– Индеец! – выплюнула она. – Твой народ убил моих братьев, а теперь и моего отца! Я ненавижу тебя! – Она тряхнула головой, глаза ее были полны ненависти. А потом, не выти­рая струившихся по лицу слез, она опустилась на колени рядом с отцом и положила его голо­ву к себе на колени.

– О, папа, – всхлипывала она, – папа… Рэйф смотрел на нее, крепко сжав кулаки.

Ее плечи сотрясались от рыданий, каждое из которых разрывало его сердце. Повернувшись на каблуках, он пошел к сараю, где Поли и Скотт тщетно пытались затушить огонь.

– Уже можно не тушить, – сказал Рэйф. – Бесполезно.

Он указал большим пальцем в направлении Кэтлин.

– Ты нужен ей, Поли. Я займусь тут.

– Он мертв?

– Да.

– И Лютер тоже, – пробормотал Поли. Горе исказило его черты. Лютер был ему как отец, единственный отец, которого он знал. Тяжело вздохнув, Поли пошел утешать дочь Брендена Кармайкла.

Кэтлин сидела одна в большой комнате, гля­дя из окна в темноту. Ночь была темной и хо­лодной, как и комната, где она сидела, как и боль в ее сердце. Умер ее отец. Умер Лютер. Все, кого она любила, умерли, и она осталась одна, совсем одна…

Снова потекли слезы, она не в силах была остановить их. Она часами сидела в комнате, просто глядя в окно. Сарай сгорел вместе с молочной коровой и упряжными лошадьми. Украли всех мустангов, в том числе и серую кобылу Рэйфа. К счастью, Рэда, пару ездовых коней и черную кобылу Рэйфа удалось спасти.

Кэтлин глухо рассмеялась. Что же это за счастье, если спасают лошадей, а люди гибнут? Она была готова убить всех оставшихся лоша­дей, чтобы вернуть отца и Лютера.

Скотт, Поли и Расти уже завернули их тела в одеяла и увезли. Завтра нужно съездить в город и договориться о похоронах.

Слезы жгли ее глаза, и она прижалась лбом к холодному оконному стеклу.

– О, папа, – вздохнула она.

Вернувшись вечером на ранчо, ковбои были потрясены этим несчастьем. Они выражали соболезнования, но слова застревали у них в горле. Каждый думал, что Хикс и Кармайкл могли остаться живы, если б поблизости ока­залось больше ковбоев.

Чувствуя ответственность на своих плечах, Кэтлин убедила их, что никто не виноват. Они были далеко и делали свою работу. Вина лежа­ла на дикарях-язычниках, которые убили отца и Лютера, убили зверски и хладнокровно. Ин­дейцы! Она ненавидела их всех. Она отослала Рэйфа Галлахера, но сейчас уже не была уверена, что поступила правильно. Он оказался полезен для ранчо, нравился отцу и пользовал­ся его доверием. Но она не могла спокойно смотреть на него. Он все-таки – индеец, и пос­тоянно напоминал ей о смерти отца и братьев.

Кэтлин закрыла глаза, и воспоминания о том, как убили братьев, нахлынули с новой силой. Она хорошо помнила тот день! Индейцы появи­лись на рассвете. Они прискакали с востока с ярко-красным солнцем за спинами и пронзи­тельными воплями в глотках. Они напали быст­ро и хищно, угнали лошадей, скот и шестерых убили. Арло был первым, а Морган защищался ненамного дольше. Она вспомнила, какое горе нависло над караваном, когда вырыли шесть могил и шесть завернутых в одеяла тел опусти­ли в землю… Прочитав короткую молитву, от­ряд двинулся дальше, боясь, что индейцы мо­гут вернуться, но оставшаяся часть путешествия прошла спокойно. Вообще, караван направлял­ся в Орегон, но отцу пришлась по душе эта до­лина, и они поселились здесь. Некоторое время все шло хорошо, индейцы больше не появля­лись. А сейчас ее отец мертв…

Чувствуя страшную усталость, Кэтлин на­бросила на плечи одеяло и отправилась в пос­тель. Долгие часы лежала она без сна, думая о том, как жить дальше. Она не может управ­лять ранчо сама. Она не может продать его. Отец любил это место, и она обязана справить­ся. Отец никогда не отступал перед трудностя­ми, не отступит и она.

Завтра она назначит Поли старшим ковбоем и прикажет заново отстроить сарай. Скотту нужно взять помощников и перегнать скот бли­же к дому. И необходимо найти способ вер­нуть ссуду банку…

И еще: завтра она поедет в город и догово­рится о похоронах.

Погребальная контора Рэйтмана оказалась небольшим зданием на окраине города.

Кэтлин теребила складки своего черного платья и старалась не думать о том, что лежит за выцветшей голубой занавеской. Гомер Рэйтман, высокий, угрюмый человек с пепельны­ми волосами и водянистыми голубыми глаза­ми, вошел несколько минут спустя. Когда он предложил присесть, Кэтлин вздрогнула. Все кругом казалось нереальным, но она сумела выбрать гробы для отца и Лютера. Все проис­ходило, словно во сне.

Из конторы она направилась к преподобно­му Тобиасу Уилсону, чтобы договориться о по­хоронных службах. Священник оказался добрым, сочувствующим человеком, но она ис­пытала облегчение, когда все было, наконец, оговорено и ей можно было выйти на воздух из маленькой белой церкви. Кэтлин понимала, что и мистер Рэйтман, и отец Уилсон искренне со­чувствовали ей, но ласковые слова и успокаи­вающие пожатия рук почти невыносимы, и она постоянно боролась с желанием расплакаться, проклясть судьбу. Казалось, что все это лишь дурной сон, кошмар, который кончится, как только она проснется.

Она опустила голову, чтобы скрыть высту­пившие слезы, и пошла вниз по дощатому тро­туару. Не успев сделать нескольких шагов, Кэтлин с кем-то столкнулась и стала извинять­ся, но услышала вдруг знакомый голос:

– Ба, кого я вижу! Уж не мисс Кармайкл ли это? – с подчеркнутой медлительностью про­изнес Абнер Уайли, не дав ей договорить. – Что привело вас в город в этот прекрасный день?

У Кэтлин не было ни малейшего желания обмениваться с ним шутками.

– Дела, – отрезала она. – Рада была вас ви­деть.

– Постойте-ка, – Абнер взял ее за руку. – Я слышал о вашем старике. Мне очень жаль.

– Спасибо, – она выразительно посмотрела на его руку, но он не отпустил ее.

– Что ты теперь думаешь делать? – настой­чиво спросил Уайли.

– Насчет чего?

– Насчет ранчо. Старика и Лютера нет. Кто будет управлять им?

– Поли.

– Поли? – он рассмеялся. – Поли хорош для животных, но люди – не стадо. Они же ему на голову сядут.

– Я думаю, у него получится. И я буду ему помогать.

– Ты? Ни один уважающий себя ковбой не станет работать на женщину.

– В Западном Техасе есть несколько ранчо, которыми управляют женщины, и неплохо управляют.

– Это верно, но эти женщины не молоды и не красивы. Они выросли на ранчо, вышли замуж за ковбоев и продолжили дело мужей, которые умерли. Это не городские девушки, которые приехали на запад оттого, что у их отцов зачесались пятки.

Кэтлин выдернула руку.

– До свидания, мистер Уайли.

– Черт возьми, девочка, послушай меня.

Кэтлин остановилась. Ей не хотелось слу­шать Абнера, но, похоже, придется, ведь все, что он пока говорил, было чистой правдой.

Абнер снял шляпу и провел рукой по воло­сам.

– Тебе понадобится мужчина, чтобы управ­лять ранчо, и я предлагаю себя.

– У меня есть старший, – напомнила Кэт­лин.

– Я не говорю, что хочу быть старшим, – сказал он. – Я говорю о том, что хочу стать твоим мужем.

– Мужем?! – воскликнула Кэтлин.

– Да, мэм. Я буду тебе хорошим мужем, Кэтлин, – пообещал он. – И я буду следить за тем, чтобы ранчо процветало.

Кэтлин пристально смотрела на него, пора­женная этим предложением. Сначала ей хоте­лось рассмеяться, а после – расплакаться. Но она не сделала ни того, ни другого.

– Спасибо, Абнер, я не знаю, что и сказать.

– Просто скажи «да». Ты знаешь, что я всег­да был неравнодушен к тебе.

Кэтлин кивнула. Неожиданный блеск же­лания в бледно-голубых глазах Уайли внушил ей отвращение.

– Это все так неожиданно, – проговорила она с трудом. – Я и вправду не могу пока ду­мать об этом. Похороны назначены на завтра. А мне нужно еще многое сделать…

Абнер кивнул, уверенный в том, что она примет его предложение, обдумав все хоро­шенько. Черт возьми, разве у нее есть выбор?

Кэтлин протянула руку.

– До свидания, Абнер.

– Подумай о том, что я сказал. Это един­ственный выход.

Кэтлин кивнула и зашагала прочь. Он прав, мрачно думала она. Ей придется выйти замуж, и поскорее. Но не за Абнера. Только не за Абнера!

На похороны Брендена пришло много лю­дей: соседи любили его. Он был щедр с друзья­ми, всегда готов был поделиться с ними всем необходимым, будь то деньги, совет или корм для скота, чтобы пережить суровую зиму. Он хорошо относился к наемным рабочим, но сей­час, глядя на ковбоев «Сэкл Си», Кэтлин гада­ла, надолго ли они останутся. Она была увере­на в Скотте, Нейте и Расти, которые работали на ранчо с самого начала. Она знала, что останутся Поли и Уэб. А остальные? Хэл Таил ер, Уишфул Поттер, Джонс Тернер… Риата Джонс и Марти Дэвис устроились на работу только в начале этого года. Будут они чувствовать себя обязанными ранчо, или Абнер окажется прав? Неужели они предпочтут уйти, чем работать на женщину?

Кэтлин отогнала от себя эти мысли, когда начал говорить священник. Он рассказал о доб­родетелях Брендена Кармайкла, обходя вни­манием недостатки, и суля его душе вечное блаженство.

Когда служба кончилась, Кэтлин пришлось принимать соболезнования. Она еле сдержала слезы при виде Белинды Крокер.

– Нам будет не хватать его, – прошептала Белинда, обнимая Кэтлин.

Кэтлин кивнула, не в силах поблагодарить Белинду из-за комка, стоявшего в горле, когда та ласково погладила ее по спине и сказала:

– Знаю, что сейчас в это трудно поверить, но впереди всех нас ждут лучшие времена.

Кэтлин опять кивнула, Белинда пошла даль­ше. Знакомые и незнакомые люди подходили к ней, пожимали ей руку, говорили сочувствен­ные слова…

Абнер подошел самым последним. Он был одет в темно-коричневый костюм и галстук в полоску. Его гладко зачесанные волосы и на­чищенные туфли навели Кэтлин на мысль, что он специально отстал от других, чтобы остать­ся с ней наедине.

– Мне жаль, что так получилось, Кэтлин, – искренне сказал он. – Твой отец был хорошим человеком. Я знаю, что тебе будет не хватать его.

– Да, спасибо, Абнер.

– Я понимаю, что сейчас не время говорить об этом, но все-таки мне интересно, обдумала ли ты мое предложение?

– Абнер, пожалуйста, поговорим об этом позже.

– Конечно, конечно, я понимаю, – он взял ее руку в свою и сжал. – Если тебе что-нибудь по­надобится, я живу в гостинице Мэйбела.

– Спасибо, Абнер, – ответила она, думая о том, чтобы он скорее ушел.

– Ну, счастливо, – сказал он и, надев шля­пу, пошел вниз по холму, оставив ее, наконец, одну.

Кэтлин еще долго оставалась у могилы, про­щаясь с отцом. Она мысленно простилась и с Лютером. На его похоронах не было службы. В его вещах нашли пожелание насчет этого. Он хотел быть похороненным тихо, чтобы во­круг не было никого, кроме священника, кото­рый благословит могилу и помолится за упо­кой его души.

Кэтлин смахнула слезу со щеки и положи­ла на отцовскую могилу примулу.

– Спи с миром, папа, – прошептала она. – Наверное, ты теперь с мамой. И с Морганом и Арло. Я никогда не забуду тебя.

Ничего не видя из-за слез, она отвернулась от могилы и вдруг резко остановилась. К ней направлялся Рэйф.

Она узнала его походку и фигуру, еще не видя лица. Несмотря на то, что она поклялась ненавидеть его всю жизнь, впервые за эти три дня на сердце у нее чуть полегчало. Рэйф по­дошел и кивнул.

– Мне очень жаль, Кэтлин, – тихо сказал он. – Я могу как-то помочь?

Она прогнала его тогда с жестокими гнев­ными словами и клятвой ненавидеть всю жизнь, и вот он стоит перед ней, сняв шляпу, и предлагает свою помощь. Она подняла взгляд, увидела его бронзовую кожу, широкие плечи, сильные руки, и вдруг ей захотелось положить голову ему на грудь и выплакать все свои го­рести и страхи. Она чувствовала, что он пой­мет, что он сможет все исправить, но не могла сдвинуться с места. Слово «индеец» глухо сту­чало в ее висках.

Кэтлин медленно покачала головой.

– Я справлюсь сама, спасибо.

Его челюсти сжались, и она пожалела, что ответила так резко. Он был добр к ней, а она отблагодарила его грубостью.

– Ну, тогда я пошел, – внешне безразлично произнес Рэйф. – Просто я хотел удостоверить­ся, что у тебя все в порядке.

– У меня все хорошо, – заверила его Кэт­лин.

Но это было не так. Она чувствовала себя растерянной и одинокой.

Рэйф кивнул. Она стояла перед ним такая маленькая, такая беззащитная… Черное платье подчеркивало тонкую талию, высокую грудь, бледное милое лицо и тени под глазами. Когда-то он поклялся не связываться больше с женщинами, но теперь ему хотелось обнять Кэтлин, утешить ее, прикрыть собою от всего мира, чтобы никто не мог больше обидеть ее.

Но он предложил свою руку, а она отвергла его. Он не мог винить ее: старая ненависть и старые обиды залечиваются с трудом. Она ви­дела в нем только индейца, и он знал, что она никогда не забудет, как погибли ее отец и братья. Я не могу винить ее, подумал он, но от этого не становилось легче.

Он кивнул на прощание и пошел в сторону города.

Она отказала ему, вот и все. Сейчас он добе­рется до конюшни, оседлает вороную кобылу и уедет отсюда прочь.

И, вполне возможно, отправится в Калифор­нию…