Ну, это была хотя бы не та девица, чьего имени она даже не расслышала, — дочь Джаддена, мелкого приграничного барончика, не связанного родством ни с одним из правящих Домов. Он явно привез ее в столицу в надежде направить именно на такой путь, рассчитывая получить какую-нибудь выгоду.
Какая удача, что вкусы Флориана такие же, как и у его отца! И что при этом у него хватает сообразительности не путаться с девицами из мелкой знати, брак с которыми был бы невозможен или нежелателен.
Королева поднялась в башню и заперла за собой дверь. Четыре огромных окна, выходившие на четыре стороны света, были занавешены прозрачной тканью, которая радужно переливалась, колышась на легком ветерке.
В центре круглой комнаты стояло массивное кресло, вырезанное из драгоценного дерева, имевшего цвет крови; оно было таким твердым, что для его обработки требовались особые инструменты и немалая физическая сила. Рядом с ним, на столике того же дерева, лежала магическая книга, по-прежнему открытая на странице с заклинанием вызова.
Чуть в стороне стояли маленький столик и еще одно кресло, попроще. В него и опустилась королева, чтобы снять шапочку и удалить толстый слой косметики. Потом она зажгла свечу и поставила ее у зеркала. Ее волосы, по-прежнему почти не тронутые временем, которое так истерзало лицо, были рыжими, и их цвет походил на цвет редкостного дерева, из которого было вырезано драгоценное кресло. Когда Иса вынула шпильки, волосы волной упали ей на спину — роскошный водопад цвета. Затем королева облачилась в красное бархатное платье с капюшоном (в башне было довольно холодно). Накинув капюшон на голову, Иса пересела в большое кресло, взяла книгу и начала ритуал.
С неизведанной дотоле легкостью слова срывались с ее губ, звучно разносились по комнате, эхом отражаясь от стен и создавая в воздухе узел энергии. И прямо на глазах королевы этот узел сгустился в существо, которое, похоже, с перепугу забыло о том, что оно крылатое. Чтобы не дать ему упасть, Иса протянула руку, поймала его в воздухе и посадила к себе на колени.
Наслаждаясь чувством победы и стремясь оттянуть ту минуту, когда зеркало покажет ей, что именно очередное прикосновение к магии сотворило с ее лицом, Иса гладила зверюшку, пока та не перестала дрожать. Существо цеплялось лапками за платье, но не смотрело на королеву.
Она взяла крошечное тельце за шкирку. Существо забилось, дергая лапками и хлопая кожистыми крыльями, но она подняла его на уровень глаз, подчиняя своей воле, покоряя.
Тварюшка распахнула пасть, обнажив острые зубы. Язык у нее оказался багрово-красным, с загнутым кончиком. Существо застрекотало, а потом издало пронзительный и протяжный вопль, явно возмущенное. Иса продолжала держать своего волшебного слугу, пока не уверилась в том, что странное существо всецело принадлежит ей.
— Иди и ищи, — приказала она.
С этими словами она подбросила существо высоко в воздух. Крылья развернулись и захлопали, унося послушную тварь к окну, к которому подошла ее госпожа. На лету очертания зверька начали таять, размываться — и наконец существо пропало.
Поджав губы, Иса пристально посмотрела туда, где в последний раз видела своего летуна. А потом спокойно села, сложила руки на коленях и стала ждать. А ожидая, позволила себе предаться воспоминаниям.
Больше шестнадцати лет прошло с тех пор, как ее силы были впервые успешно испытаны. Тогда это принесло полную победу. О, той жалкой женщине долго удавалось скрывать свое положение — ей помогала мода: облегающий лиф заканчивался прямо под грудью, и от этой линии вниз ниспадали широкие юбки. Некоторые так и не догадались, что леди Алдита беременна, хоть она была уже почти на сносях. Но шлюху в конце концов удалось вывести на чистую воду. Она умерла вместе со своим несвоевременно зачатым плодом. Трясинная смерть безжалостна. И за эту смерть не пришлось даже платить дани, потому что яснеродные не захотели предать свой позор гласности.
Иса рассмеялась вслух и тут же вспомнила о кудахтанье кустарниковой курочки — оно звучит весело, но может предвещать смертельную угрозу… На огромном ложе в парадных покоя внизу лежал сейчас… кто? Мужчина? Другие могли бы подумать именно так, но Иса знала, что там осталась лишь оболочка, которая жила только потому, что еще не перестала дышать. Теперь, когда произошло немыслимое, ей станет легче поддерживать в Борфе жизнь.
Она снова посмотрела на Великие Кольца — ее Кольца! Их вес был все еще непривычным, они казались чужими. Однако Иса знала, что так будет недолго.
В конце концов, она правит уже много лет… это началось задолго до того, как король перестал вставать с постели. Иса не жалела сил, пожертвовала юностью и красотой, чтобы поддерживать иллюзию того, что король по-прежнему здоров и в полном сознании. И так должно продолжаться — по крайней мере еще какое-то время.
С Кольцами на пальцах она почувствует, будто на жизнь короля кто-то покусится. С кольцами на пальцах она смогла наконец вызвать крылатое существо — и сделала это без труда, после стольких катастрофически неудачных попыток в прошлом. Великие Кольца прибавляют ей сил.
Борф и Флориан благополучно дремлют под ее управлением — и так устроилось задолго до того, как Великие Кольца избрали ее. Теперь у Исы будет еще больше власти. Ей только было непонятно, почему Кольца так долго не признавали очевидного. Отбросив мысли о муже и сыне, королева мысленно перебрала тех, кто в будущем мог представить для нее опасность.
Провинция Ясеня пуста. Половина их земель исчезла, проглоченная Зловещей Трясиной, само слово «Яснекрепость» теперь вызывает одно только презрение. С Ясенем в союзе лишь семьи Вакастер, Мимон и Лерканд. Ну, может быть, еще какие-то, о которых она пока не знает. Проблемы на севере… Да, о них приходили известия, и тот иностранец подтвердил, что дела на севере обстоят неладно… как его звали? Да, граф Бжоден, который почему-то внезапно уехал и больше не появлялся. Однако война против сил севера при умелом подходе объединит даже враждующие семьи, они встанут под общее знамя… Нет, север ее не тревожил.
Посланник, которого королева отправила этой ночью на разведку, расскажет ей, что происходит за северной границей. И тем не менее чувство неясной тревоги не исчезало. Правда, существовали магические приемы, к которым Иса могла бы прибегнуть в случае крайней нужды, но это потребуем от нее огромной траты сил — а она привыкла действовать осторожно. Не будь королева постоянно настороже, она бы не сидела здесь сегодня, наблюдая и строя планы.
Тут ей пришло в голову, что летун может отсутствовать много часов. Она встала, сама удивившись тому, что почти не утомилась, и направилась к столику у стены. Не без опасений взяла ручное зеркальце, чтобы посмотреть, какой ущерб нанесен ее внешности на этот раз. И с глубочайшим изумлением увидела не измученное и постаревшее лицо, а кожу, к которой вернулась молодая свежесть. Губы стали полнее и ярче, серебряные искры в бровях исчезли, глубокие морщины на лбу и возле рта разгладились.
— Да! — выдохнула она. — О да!
Только теперь пришло прозрение и королева до конца поняла, что происходит. Все это время Борф получал силы и энергию не от нее, не благодаря ее усилиям и воле, а от Великих Колец. Но несмотря на их помощь, он продолжал сдавать, и Кольца решили перейти к Исе. Ну что ж, пусть Борф и стал пустой оболочкой, у нее имелись возможности поддерживать его столько, сколько понадобится. К тому же без ущерба для себя.
Королева напрягла волю, восстанавливая утраченную красоту, разглаживая морщины, возвращая коже упругость, пока не стала даже более ослепительной, чем в тот день, когда выходила замуж за короля. Восторгаясь своим отражением, Иса смотрела в зеркало, тихо напевая.
И в такт песне, почти не сознавая, что делает, она начала поглаживать Кольца.
Волд горел — как до него горели Шэтер, Доса и Джаптэ. На переполненных людьми палубах плакали дети, надрывно рыдали женщины у них на глазах под напором армий дальнего севера рушился привычный им мир. Морские Бродяги еще не потеряли надежды; море было для них вторым домом, но все знаки выглядели настолько ясными, что даже самые несообразительные понимали, что им следует покинуть эти места как можно скорее.
Морской Бродяга Снолли из Волда несообразительным не был. Из-под рукава его кольчуги сочилась кровь. С каменным лицом он вонзил родовой меч в настил палубы и устремил взгляд вперед, а не на пылающие в ночи пожары.
Чего бы еще ни достигли Морские Бродяги, лучше всего они умели строить корабли. В результате этого мир многих берегов и дальних стран был для них таким же знакомым, как и родные холмы. Но теперь все рушилось. На средней палубе крепкого корабля обстановка приближалась к полному хаосу. И несмотря на стойкость Снолли, позади него в небе расплывалось оранжево-красное зарево.
Те, кто выводил «Горгулью» в море, были заняты своим делом, но вокруг Снолли собрался его личный военный отряд — точнее, его остатки, потому что многие воины были ранены настолько тяжело, что даже не смогли подняться на палубу, чтобы попрощаться с родиной. К их группе присоединился сын Снолли, Оберн, а с ним пришел и волнознатец Гарвас. Оба держали большие мехи. Корабля, на котором прежде плавал Гарвас, больше не существовало, но Гарвас не желал сидеть без дела до тех пор, пока для него отыщется новый корабль и он сможет заняться тем, для чего был рожден.
Тут же поблизости стояли три женщины, сражавшиеся в эти страшные дни рядом с мужчинами, без устали пускавшие стрелы во врага. Три женщины, оставшиеся в живых на этом корабле.
Гарвас раздал всем прощальные чаши, выточенные из рогов, — он достал их из висевшей на его плече сумки. А потом Оберн наполнил каждую чашу из мехов.
Выполнив эту обязанность, Оберн занял свое место за спиной отца. Шум на палубах не стих, но стоявшие рядом со Снолли легко расслышали его слова — слова такие же древние, как его народ.
— Будьте наготове и крепко держите сталь. — Голос Снолли не срывался, он без колебаний произнес старинный призыв. — Мы сделали все, что могли сделать кровные родичи. Мы приветствуем тех, кто уже погиб. — Он поднял свою чашу. — И честь тому, кто умрет следующим!
Он осушил чашу одним глотком и швырнул ее за борт. Все его воины повторили этот жест. Так они давали понять ветру и волнам, что предвидят свою судьбу, но сдаваться не намерены.
Оберн едва не испортил обряд: вино оказалось таким кислым, что желание выплюнуть его было почти непреодолимым. Но ведь этот напиток и не был предназначен для радостного пира. Вино символизировало горечь расставания, и мрачный смысл прощальной чаши становился понятным, как только ее содержимое касалось языка. Оберн заставил себя проглотить вино, но все его существо восставало против предзнаменования, которым он чуть не подавился.
Они сражались — о да, как они сражались! За этой ночью лежали почти три года битв, безнадежных вылазок, упорного сопротивления. Они были не первыми, кому пришлось сделать такой выбор. Поспешно нагрузив те шесть кораблей, которые удалось перевести в безопасный порт, они привели на палубы всех, кто еще оставался в городе. Они были арьергардом — и не слишком надеялись на то, что ветер и волны придут им теперь на помощь.
Откуда они явились, эти захватчики, во главе которых стояли жуткие всадники верхом на чудовищных монстрах? Их оружием были волшебные палки, извергавшие туман, который выжигал людям легкие. Никому из разведчиков Снолли так и не удалось выяснить, откуда в северных льдах появился этот ужас, ворвавшийся в прекрасные земли, которые с незапамятных времен принадлежали Морским Бродягам. Да, врагов удавалось убивать, но захваченные в плен умирали словно по собственной воле, прежде чем у них удавалось выпытать хоть что-нибудь. А сами враги пленных не брали: мужчины, женщины и дети захлебывались кашлем в облаке ядовитого тумана и почти сразу умирали.
И вот теперь враг захватил последний оплот обороны — вернее, его пылающие руины. И только открытое море осталось тем, кто собрался на палубах перегруженных судов.
Отряд на корме стоял тесной группой, глядя на огонь, отражавшийся в облаках.
— Летун!
Рука впередсмотрящего взметнулась вверх. Что-то действительно парило в воздухе, приближаясь к кораблю. У Оберна были зоркие глаза разведчика.
Он заметил в небе двух летунов — один крошечном точкой обозначился на фоне ночного неба, за ним следовал второй, гораздо больших размеров. Но тут же маленькое существо словно растворилось в воздухе. Оберн протер глаза, убеждая себя в том, что больший летун просто проглотил меньшего.
Темное существо, следовавшее за ними, не было морской птицей. Даже в далеких землях Морские Бродяги никогда не видели ничего подобного. Из всех событий страшной ночи это было самым странным и настолько не похожим на все известное им, что Оберна охватили страх и дурные предчувствия. И, похоже, не только его. За его спиной зазвенела тетива. Стрела попала в цель, но летуна не сбила. Он просто взмыл высоко в небо с такой легкостью, с какой олень перепрыгивает через ручей. А потом резко ушел вбок и исчез, растворившись в темноте.
Оберна пробрало холодом, и ночной ветер был тут ни при чем. Юноша не сомневался в том, что это было видение — но кто его послал и с какой целью, угадать было невозможно.
5
Ясенка подошла ближе к высеченному из камня гигантскому лапперу. Ее первый страх забылся, сменившись любопытством, — его пробудила странная надпись, выбитая на брюхе чудища. А потом, вздрогнув, девушка вдруг поняла, что прошло много времени и приближается ночь. С темнотой придут те опасности, что каждый вечер заставляют трясинный народ прятаться по домам. Ясенка выпрямилась, осмотрелась и прислушалась к миру всем своим существом. Несмотря на проявленную ею беспечность, ей повезло: она больше не слышала ни криков охотников, ни кваканья болотника. Произойти могло одно из трех. Либо лапперу надоело ее преследовать, и он вернулся в свое подводное жилище. Либо он пал жертвой охотников… или сам съел их и теперь спит, переваривая свои обед. Однако третий вариант казался Ясенке наименее вероятным.
Она знала, где проходит главная тропа, но прекрасно понимала, что Тассер мог уже опомниться от первого испуга и устроить засаду возле этой полоски надежной суши. Единственным ее оружием был изогнутый нож из панциря черепахи, которым она срезала тростник — и который каким-то чудом не потерялся во время ее отчаянного бегства.
Участок Трясины, на котором она сейчас находилась, отнюдь не был безопасным. Девушка знала, что, оставаясь здесь, ежеминутно рискует. И ей угрожают не только обитатели омутов, но и козни тех, кто сегодня хотел ее захватить.
Ясенка осторожно повернулась. Когда-то какие-то люди — или не люди — построили здесь убежище. Она пришла сюда по каменной дорожке, скрытой под водой. И этой дорожке много-много лет. А что, если к этому месту ведет не одна древняя тропа, а две или несколько?
Девушка еще раз посмотрела на каменное чудовище. На этот раз ее внимание было сосредоточено не на самой фигуре, а на окружавших площадку зарослях, достаточно густых и неприветливых, чтобы окончательно превратить в лохмотья одежду Ясенки. На перекрученных ветках виднелись шипы длиной с ее палец. Они угрожающе поблескивали, и их желтоватый цвет сообщил ей, что для человека они смертельны.
Когда Ясенка подошла к тому месту, где на нее упала удлинившаяся тень каменной фигуры, она заметила в окружающей растительности небольшой просвет. Конечно, тропа могла и оборваться через несколько шагов… но именно этот путь и следовало испробовать, чтобы не наткнуться снова на Тассера. Тассер ни за что не решился бы забраться в подобное место!
Девушка, повинуясь внутреннему порыву, вновь начала вращать над головой камень силы который так помог ей недавно. И хотя она не стала повторять свист, которым разбудила магию камня, волшебство все равно сработало. Прямо перед Ясенкой тропа — или ее начало — засветилась яркой зеленью. Ясенка решительно расправила плечи и медленно пошла вперед.
Даже когда каменная фигура осталась далеко позади, земля под ногами по-прежнему была такой надежной, что девушка не сомневалась: она все еще идет по каменной площадке, хотя ее почти затянула болотная трава. Свет повел ее дальше. Спустя несколько мгновений стало понятно, что теперь Ясенка шагает по узкой дорожке. Она тоже была вымощена, хотя здесь камни были гораздо меньшего размера и совсем скрылись подо мхом и травой. Единственная проблема заключалась в том, что тропа шла в направлении, противоположном тому, куда ей хотелось попасть. Однако никаких ответвлений девушке не попадалось, и в сгущающемся сумраке она поневоле шла за зеленым светом. Не желая продираться сквозь кусты или брести по болоту наугад, она все шла и шла вперед.
Дважды Ясенка оборачивалась — и к ней тут же тянулись холодные щупальца страха: казалось, что тропу за ее спиной проглатывает все более густой мрак.
Вскоре она оказалась на втором островке. Здесь никаких камней не было, и земля под ногами стала сырой. Ясенка догадалась, что теперь ей придется самой искать безопасный путь. Она подошла к кусту, росшему у самой прогалины. Хотя здесь было очень темно, острые глаза девушки отыскали несколько веток, на которых не было шипов — только редкие засохшие листья. По одной из этих веток пробежало какое-то насекомое — и впервые Ясенка почувствовала прилив радости. Она знала Трясину не хуже ее исконных обитателей и теперь нашла то, что искала, — растение, не грозящее всему живому.
Однако осторожность все равно не была лишней. Ясенка протянула руку так, чтобы не задеть не столь безобидные части куста, и с силой опустила на основание ветки лезвие своего каменного ножа.
После второго хорошо рассчитанного удара длинная ветка, по которой беспечно пробежала козявка, упала на землю. Ясенка стремительно отскочила назад, уворачиваясь от вздрогнувших колючих листьев на соседних ветвях.
Из-под коры срубленной ветки поспешно поползли многочисленные жуки, буравившие древесину. Ясенка стряхнула их, чтобы они могли вернуться на куст. А сама сунула руку в кошель, висевший у нее на поясе, и извлекла оттуда маленький сверток. Теперь она повесила камень силы себе на шею, чтобы не мешал распутывать сплетенную из травы бечевку, перетягивавшую сверток. В нем было несколько щепоток красноватой пыли. Ясенка осторожно подула на нее так, что пыль поднялась облачком и облепила срезанную ветку.
В следующую секунду те жучки, которые не успели сбежать, посыпались на землю темным дождиком. Тогда Ясенка подняла ветку и, держа ее в вытянутой руке, энергично встряхнула, убеждаясь в том, что древоточцев в ней больше не осталось, и что веткой можно будет пользоваться как дорожной клюкой. Благодаря этой опоре — хоть она была довольно хрупкой, изъеденной насекомыми, — Ясенка почувствовала себя немного увереннее и стала оглядывать раскинувшуюся перед ней поляну, над которой уже кружили те искристые облачка, что охотятся в темноте. Ей надо было сосредоточиться на поиске надежной дороги. В голове Ясенки жужжали многочисленные предостережения, вбитые в нее с младенчества. Ночами Трясина оживает, и с темнотой ее обитатели становятся все многочисленнее и опаснее…
К великому облегчению девушки, она, ткнув палкой в землю прямо перед собой, обнаружила, что ей снова повезло. Под тонким слоем болотной жижи лежала твердая поверхность. Ясенка терпеливо шла по скрытой тропе. Дорожка дважды поворачивала, и девушка каждый раз пугалась, думая, что попала в тупик. Однако, прощупывая почву по обе стороны от себя, она находила следующий камень, хотя совершенно непонятно было, почему направление меняется.
Прогалина оказалась пугающе большой. Темнота сгустилась еще не настолько, чтобы стать надежным укрытием от опасных существ, и, что еще хуже, камень силы на шее Ясенки начал светиться бледным зеленоватым светом. Тем не менее она не стала прятать его под рубашку или убирать в кошель. Хотя он выдавал ее местонахождение любому, кто мог оказаться поблизости, в его свете было что-то успокаивающее.
Стена более высокой растительности, к которой Ясенку вела дорожка, расступилась — и девушка очутилась на берегу одной из сонных трясинных проток. И здесь она снова наткнулась на нечто такое, что давало понять: когда-то здесь были разумные обитатели. Растирая ушибленную лодыжку, Ясенка рассматривала каменный кубик, положенный поверх двух других, так что они образовали нечто вроде мостика. И к тому же впереди можно было различить новые камни, обещавшие надежный переход.
Ясенка ступила на первый камень и на секунду остановилась, чтобы передохнуть. Последний этап пути, когда ей приходилось напряженно следить за дорогой, очень ее утомил. И тут она вдруг вспомнила об указателе дома, который ей дала Зазар. Пристроив клюку под мышку, девушка снова открыла свой кошель. Оттуда она извлекла небольшой кусок старого дерева, который от прикосновения множества рук стал таким же гладким, как шкурка лаппера, Ясенка подумала, что наконец-то она выяснит, действует ли этот магический предмет так, как было обещано.
— Зазар. — Она поднесла кусочек дерева к самым губам, но не позволила ему соприкоснуться с ее кожей. От деревяшки исходил пряный аромат. — Зазар, — повторила она.
Ей уже стало казаться, что она зря тратит время. Возможно, дом настолько далеко, что указатель не может его найти.
И в этот момент деревяшка начала слабо светиться. По ее поверхности пробежала желтая линия — такая же блеклая, как трава, что росла вокруг камней, на которых Ясенка сейчас стояла.
Возможно, линия правильно показала направление, а возможно — нет. Ясенка еще ни разу не пользовалась этим указателем, к тому же она прекрасно знала, что ушла далеко за пределы известной ей части Трясины. В быстро сгущающихся сумерках до нее донесся басовитый крик, который могло издать одно из страшных существ, обитающих в глубине болотных омутов. К счастью, он прозвучал не в той стороне, куда она собиралась идти.
Девушка зашагала вперед — настолько быстро, насколько смела. Судя по всему, она снова оказалась на одном из островков, которые усеивали эту часть Трясины. Возможно, он даже был настолько стабильным, что его мог обжить трясинный народ.
И в эту минуту Ясенка почуяла запах дыма и жарящегося мяса ланки. Однако она не стала поворачивать в сторону огня. Никто из жителей Трясины не приближался к чужому очагу, не издав особого сигнального свиста, — но для нее этот очаг был совершенно незнакомым. А Ясенка была приучена опасаться незнакомого.
Уже в следующую секунду она убедилась в том, что ее учили этому не напрасно. Ритмично застучал барабан — трясинное средство дальноговорения, — но пальцы на говорящем барабане, двигавшиеся в обычном ритме, производили звуки, которых девушка не понимала.
Неожиданно Ясенка поняла, где находится: неподалеку от поселка одного из соперников Джола. Отсюда до ее собственной деревни было меньше лиги. Здесь обитали не друзья и не враги — два поселка в случае необходимости сотрудничали, — но с тем же успехом можно было считать себя попавшей в чужую страну. Зазар могла без малейшей опасности для себя бродить по всей Зловещей Трясине, но в отсутствие знахарки Ясенке на гостеприимство рассчитывать не приходилось. Девушка сошла с отчетливо обозначившейся тропы и повернула на восток, куда более уверенно, чем прежде. Она тщательно прощупывала землю клюкой, так что могла быть уверена, что не провалится. Однако по ее телу то и дело пробегала дрожь, словно звуки барабана превратились в невидимую веревку, тянувшую ее в противоположную сторону. Камень силы на ее груди снова начал разогреваться, его свечение усилилось, но Ясенка не нуждалась в его предостережении, прекрасно понимая, что должна держаться подальше от незнакомцев.
Дважды она низко пригибалась к земле. Все ее тело сотрясалось в такт барабанной дроби. В лунном свете то и дело возникали тени, превращавшиеся в вооруженных трясинных людей. Похоже, из деревни отправили лучших охотников — однако почему-то ни один из них ее присутствия не ощутил.
Тем не менее Ясенка старательно вспоминала все, что знала о Трясине, и держалась с крайней осторожностью, пока не увидела наконец знакомые вехи. Только тогда она осмелилась перейти на бег, чтобы поскорее добраться до лачуги Зазар. Но у самого входа она резко остановилась: ей навстречу поднялась скорчившаяся на пороге Кази. Казалось, прислужница знахарки намеренно сидела там, как сторож.
— Порх-порх.
Сгорбленная женщина стояла так, словно и не собиралась впускать Ясенку в дом.
Ясенка поняла, что Зазар еще не вернулась. В противном случае Кази не решилась бы вот так встать перед ней. За время долгого отсутствия знахарки Кази осмелела.
Девушка решительно двинулась вперед, так что в конце концов Кази отступила, приволакивая кривую ногу. В лачуге Ясенку встретило привычное тепло и сложный аромат собранных Зазар трав.
— Она узнает, чем ты занимаешься…
Ясенка отвернулась от Кази и спрятала камень силы и деревянный указатель дома в свой кошель. Потом посмотрела на старую каргу. Угли тандыра давали мало света, но на низком столе, возле кипы любимых подушек Зазар, горела масляная лампа. Отблеск света вдруг упал на что-то блестящее, спрятанное в складках шали Кази, связанной из тростникового пуха.
Заметив, куда направлен взгляд Ясенки, Кази моментально прижала ладонь к груди — и крошечная искра исчезла. Девушка не знала, что именно прячет от нее Кази. Она ни разу не видела этот предмет вблизи, но понимала, что это нечто металлическое. А еще она знала, что Кази и от Зазар скрывает свою непонятную вещицу. Ну что ж — рано или поздно Ясенка раскроет тайну. Как только ей удастся узнать, что за кусочек металла Кази носит на груди под шалью, у нее появится небольшая власть над старухой. Ясенка знала, что Кази ее ненавидит — и так было всегда. Она не сомневалась в том, что калека — злобная сплетница. Не было никаких сомнений и в том, что она помогала сохранить преграду, отделявшую Ясенку от трясинного народа.
— Она все узнает! — угрожающе прошипела Кази. — Все узнает про то, чем ты занимаешься!
Ясенка не отреагировала на угрозу Кази.
— Что происходит? — спросила она. — Почему клановая стража вышла из поселка?
Казн нахмурилась, секунду поколебалась, но потом ответила:
— Иноземцы — твоя родня — пришли за тобой. Но ты же теперь трясинная. Когда твои родичи приходят в Трясину, то убивают и жгут. Скармливают своим псам.
Ясенка ухмыльнулась.
— Очень приятная перспектива, — отозвалась она. — И что же, стражники отдадут меня иноземцам? Думаю, Зазар найдет что сказать по этому поводу.
И Ясенка с подчеркнутым спокойствием сняла с полки миску, взяла черпак, лежавший на столе, и наполнила миску густой похлебкой, которая всегда кипела над очагом.
Иса, королева Рендела, первая жрица Сантиза, сидела в полумраке. Ночь уже наступила, а маленький гонец все еще не вернулся. Чтобы чем-то занять себя теперь, когда ее внешний вид полностью соответствовал ее желаниям, королева решила испытать Великие Кольца, символы главных Домов Рендела.
Она поднесла к губам Кольцо, надетое на большой палец ее правой руки, и кончиком языка прикоснулась к золотому листочку.
— Дуб, — сказала она.
Ее восприятие изменилось — словно часть ее существа полетела по дворцу невидимой тенью, проверяя, все ли в порядке и как чувствует себя глава Дома Дуба. В лабиринте коридоров и комнат, в невысоких башенках и даже в глубине подвалов, в темницах, царила тишина. Борф продолжал спать, хрюкая, словно свинья: он еще не заметил, что больше не повелевает Кольцами.
— Тис.
Иса прикоснулась языком к Кольцу на указательном пальце правой руки. Это был знак ее собственного Дома, и по праву наследования главой Дома Тиса был теперь Флориан — щенок, которого она с самого момента его рождения считала беспомощным. Внимание Борфа, естественно, к этому времени уже давно занимали другие женщины. Правитель, заботящийся о силе своего рода, прикончил бы подобное ничтожество в первый же час его жизни. Но теперь, когда у Исы появились Кольца, Флориан окончательно превращается в ее послушный инструмент. Однако ей следует помнить, что этот инструмент в любую секунду может неловко повернуться в ее руке — и как раз в тот момент, когда ей нужно будет нанести быстрый и точный удар…
Принц был один и спал. Насытившийся. Его легко было бы сбросить со счетов. Однако у него имелось свое окружение. Целая толпа жалких бездельников пресмыкалась перед Флорианом, соперничая между собой за право оказывать ему поддержку. Однако среди высших лордов не было ни одного, кто не выражал бы осторожного презрения к нему.
Секунду поколебавшись, королева прикоснулась к Кольцу, которое охватывало большой палец ее левой руки. — Ясень.
Тут нечего и узнавать, яростно сказала себе королева, да, нечего… Этот истощенный Дом не мог более претендовать на трон Рендела, несмотря на то, что именно представители Дома Ясеня занимали престол в легендарные периоды истории государства…
Нет, теперь Дом осыпался, как осенняя листва, он уже ни на что не годен… но что это?
Иса снова прикоснулась кончиком языка к золотому листку ясеня. Разрушенный город далеко на юге. Не почудилось ли ей движение среди развалин? Нет, там ничего нет. Конечно, ничего! И все же… Почему ее голова чуть повернулась в том направлении — ведь не для того же, чтобы посмотреть на серую пелену, затянувшую южное окно? Ясень, Ясень… Королева в третий раз послала свой зов, но на этот раз на него не было отклика. Ничего, и совершенно определенно — ничего. Однако она все еще продолжала хмуриться, когда касалась кончиком языка последнего Кольца. Рябина, самый слабый из Домов, который всегда состоял в союзе с Ясенем, как были союзниками Дуб и Тис. Да, тут ответ был — далекий и слабый. Кто там сейчас есть? Эрфт, номинальный глава Дома, был настолько стар, что даже не смог бы сесть в седло. Он уже около года не выходил за стены своего главного замка. Иса поискала его — и получила едва ощутимый отклик. Да, Эрфт теперь такое же ничтожество, как и его король. И все же… Иса повторила вызов, потому что ощутила намек на нечто большее. У Эрфта не было детей с момента падения Яснекрепости… Когда это было? Семь или восемь лет тому назад? Иса почувствовала тихий шепот: юное, еще не созревшее существо. Всего лишь женщина…
