Джеймс шагнул вперед и схватил ее за лацканы сюртука.
– Встаньте!
Она встала. Он положил руки ей на плечи и покрутил девушку в разные стороны. Каждый стежок ее одежды был сделан с единственной целью – скрыть ее женственность.
– Баттон.
Сговор уходил своими корнями глубже, чем ему представлялось. Если и был человек, абсолютно преданный их делу, так это Баттон – Джеймс мог бы в этом поклясться. Старый камердинер откровенно боготворил Агату, и, естественно, часть его любви распространялась на Саймона.
Она сделала крохотный шажок и, подойдя к нему совсем близко, умоляющим жестом положила ладонь на его руку.
Джеймс смерил ее холодным взглядом.
– Баттон знал лишь, что я девушка и мне нужна помощь.
Филиппа подошла к Джеймсу почти вплотную.
– Он ни за что бы вас не предал. Поверьте мне.
– Я не поверил бы вам, даже если бы вы сказали, что трава зеленая.
Ее губы горько изогнулись.
– И это говорит «лжец». – Она вскинула голову. – Вы ведь шпион. Как Грифон.
Джеймс вздрогнул.
– Грифон мертв.
– Сожалею по поводу вашей утраты. Надеюсь, в этом меня не обвиняют, Я не убивала его.
– Нет, – пробормотал Джеймс, отвлеченный ее близостью. – Это сделал я.
Джеймс чувствовал исходящий от нее запах. Не цветочного мыла или туалетной воды – запах женщины.
Неожиданно Джеймс вспомнил, как оказался в темном парке, держа в объятиях нежную, рыжеволосую, отчаянно вырывавшуюся женщину. Горячее желание вновь охватило его.
Очевидно, ночь, проведенная с восточной танцовщицей, не ослабила его вожделения, если он может испытывать сексуальное желание к этому бесполому существу. Он отступил на шаг.
– Баттон и Робби. Кто еще? Денни?!
Она покачала головой:
– Только не Денни.
– Нет, конечно, не Денни. Денни, вероятно, не видит дальше своего носа. – Его губы изогнулись в язвительной усмешке. – Впрочем, как и я.
– Джеймс, вы должны понять. Прежде чем раскрыть себя, я должна была выяснить, на чьей вы стороне.
– А узнав это, вы должны были бежать со всех ног.
– Я думала об этом. И все-таки вы заблуждаетесь на мой счет. Я на вашей стороне. И мой отец тоже.
– Ах да. Продолжайте плести свои небылицы. – Он с безразличным видом прислонился к оконной раме.
Филиппа судорожно сглотнула. Никогда Джеймс не казался ей таким большим и таким грозным. Она начала видеть другую сторону этого человека, ту сторону, которая, без сомнения, делала его талантливым шпионом и настоящим героем. Отчаяние придало Филиппе сил, и она посмотрела Джеймсу в глаза.
– Моего отца насильно увезли из нашего дома в Испании. Ему удалось спрятать меня, но французы, разорив наш дом, забрали его с собой.
Джеймс молча кивнул. Глаза его оставались в глубокой тени, но она ощущала на себе его взгляд, пронзавший ее словно ледяное копье.
– Следуя его указаниям, я добралась до Лондона.
– К Апкерку.
– Да, к мистеру Апкерку. Но он к тому времени скончался, а как найти кого-либо из старых друзей отца, я не знала.
– И вы направились в меблированные комнаты миссис Фаркорт.
Холодок пробежал по спине Филиппы. Откуда ему это известно? Если только…
– Так это вы следили за мной?
Джеймс фыркнул.
– Да, но, к сожалению, нас постоянно кто-то опережал.
– Кто-то еще разыскивал меня? Но кто?
– Вам лучше знать.
Она покачала головой.
– Насколько мне известно, только секретные службы Наполеона могли с таким упорством меня разыскивать.
– В самом деле? С чего бы это?
Его язвительный тон вывел Филиппу из себя.
– Видимо, они хотят захватить меня, чтобы вынудить моего отца к сотрудничеству, неужели непонятно, болван вы эдакий! – Она выставила вперед руки. – Господи, неудивительно, что Англия проигрывает войну, если такие, как вы, осуществляют наши секретные миссии!
Джеймс крепко схватил ее за запястье и с такой силой привлек к себе, что Филиппа ударилась о его мощную грудь. Он чуть наклонился, и она почувствовала на своей щеке его дыхание.
– Лучше не злите меня!
Филиппа содрогнулась, услышав его рокочущий голос.
Вид у Джеймса был поистине угрожающий, однако Филиппа почему-то не испугалась. Влечение к этому мужчине заглушало все остальные чувства, в том числе и чувство самосохранения. Она так желала его. Страстного, обнаженного, злого и даже жестокого.
У нее нестерпимо заныло внизу живота, колени подогнулись, а ладони стали влажными. Как ей хотелось, чтобы их желания совпадали!..
И тут Филиппу осенило.
Он не знает, что это была я.Прошлой ночью Джеймс занимался любовью с Амилой, а не с Филиппой Этуотер. И если он не простит ее, она никогда не сможет сказать ему об этом.
Внезапно Филиппа буквально возненавидела созданный ею образ. В его сознании Филиппа Этуотер навсегда останется шпионкой и предательницей, в то время как Амила – сбывшейся мечтой.
– Проклятие! – пробормотала она и, вырвавшись от него, стала ходить по комнате.
– Что вы сказали? – В голосе Джеймса сквозило явное изумление. Очевидно, раньше, в столь устрашающий момент, никто не мог вот так запросто погрузиться в собственные мысли и начать бродить по комнате. В горле Филиппы застрял смешок, смешанный со слезами. Спохватившись, она попыталась прикрыть рот ладонью, но было поздно, смешок, будто вылетевшая из клетки птица, запорхал по комнате.
Черт подери!
Джеймс ошарашенно смотрел на девушку. Святые угодники, она смеется! Перехватив его озадаченный взгляд, Филиппа с огромным трудом сдержала рвущийся наружу истерический хохот.
Он стоял, скрестив руки на груди, и ждал, когда пленница успокоится.
– Мисс, вы просто сумасшедшая, – произнес он вполне серьезно.
Филиппа вздохнула:
– Полагаю, вы правы.
Он продолжал пристально смотреть на нее. Филиппа грустно улыбнулась. В ответ он грозно нахмурил брови. Ну что за удивительный человек – настоящий патриот и одновременно искатель приключений.
«Как же я люблю тебя, мой король-воин». Увы, она не могла сказать ему этих слов. Он ей не поверит, тем более сейчас.
Филиппа продолжала улыбаться, глядя на его нахмуренное лицо.
– Вы собираетесь меня выслушать?
– Нет. – Он вздохнул. – Я поручу это кому-нибудь другому. – Джеймс направился к двери. – Надеюсь, вы понимаете, что вас будут держать здесь столько времени, сколько потребуется. И не пытайтесь испытывать свои чары на вашем охраннике. Стаббс будет предупрежден.
Джеймс вышел. Заскрежетал засов. Однако Филиппа не обратила на это внимания, поскольку с удивлением рассматривала свою измятую и испачканную мужскую одежду.
– Чары? – пробормотала она. – Какие, к черту, чары.
Когда раздался робкий стук в дверь. Филиппа устало размышляла над тем, что ей, по-видимому, придется спать одетой – поскольку переодеться перед сном ей скорее всего не удастся. – Она с удивлением взглянула на запертую дверь. Неужели кто-то считает, что она может ее открыть?
– Да?
– Мисс Этуотер? Могу я попросить вас уделить мне минуту вашего времени?
– О, конечно, пожалуйста.
Задвижка скрипнула, и дверь открылась. На пороге с крайне серьезным видом стоял ученого вида молодой человек в очках.
– Прошу прощения, мисс Этуотер. Я. понимаю, что беседовать в этой комнате не совсем: удобно.
Филиппа выразительно огляделась.
– Вообще-то это не комната, а тюремная камера. Но это мое личное мнение.
Парень кивнул:
– Вы абсолютно правы, мне нечего возразить.
Он стоял в дверном проеме, теребя в руках небольшую пачку документов.
Наконец. Филиппа потеряла терпение.
– Или входите, или уходите. Но если вы входите, захватите с собой свечу. Моя, к сожалению, погасла, а зажечь мне ее нечем.
Действительно, уходя, Джеймс оставил ей горящую свечу, но, по иронии судьбы, когда дверь за ним закрывалась, сквозняк задул слабое пламя. Символичность этого момента даже показалась ей забавной.
Бормоча извинения, молодой человек склонился над, свечой, держа в руках небольшую коробочку, и в следующее мгновение свеча загорелась.
Филиппа была поражена.
– Кто же вы все такие? – спросила она, в ее душе вновь начала подниматься тревога. Джеймса она знала, или ей казалось, что знает. А вот остальных, может быть, ей пока еще не следует расслабляться.
– Прошу меня извинить, – произнес парень, вероятно, уже в десятый раз. – Полагаю, я должен представиться. О Господи…
Филиппу утомило его бормотание. Она встала и по-мужски протянула руку. Мужчина машинально пожал ее.
– Меня зовут Филиппа Этуотер. Представьтесь, пожалуйста.
– Фиш. – Затем покачал головой. – Нет. Меня зовут Фишер. Бартоломью Фишер.
– И что привело вас ко мне, мистер Бартоломью Фишер? – спросила Филиппа. – Поскольку
яжду важных гостей, то смогу вам уделить лишь несколько минут.
– Что? Ах, это вы шутите. Понятно. – Вид у него был растерянный. Он ничего не понял. Филиппа не винила его в этом. Она очень устала, и шутка получилась не очень удачной. – Возможно, вы могли бы мне сказать… я имею в виду, не сочли бы вы возможным помочь мне… хотя я не думаю, что вам известны шифры…
– Мистер Фишер, боюсь, вы окончательно поставили меня в тупик. О каких шифрах вы говорите?
– О шифрах вашего отца, конечно. Но вы леди. Скорее всего вы понятия о них не имеете.
– Но они мне известны. Некоторые из них.
Услышав эти слова, мистер Фишер чуть не бросился к ней.
– Мне так хотелось встретиться с вами. Понимаете, ваш отец оказал большое влияние на мою работу. Нет, я совсем не хотел сказать, что я тоже предатель… о Боже…
– Мистер Фишер, я считаю, что мой отец помогает французам только потому, что считает, что я у них в плену и моей жизни грозит опасность. – Филиппа отвернулась. – Вы, конечно, можете этому не верить.
– Но я верю!
Филиппа повернулась к нему в изумлении.
– Верите? Но почему? Вот мистера Каннингтона мне никак не удается в этом убедить.
– Что ж, возможно, Джеймс блестящий агент, но он не криптограф, ведь так? Я занимаюсь дешифровкой в течение нескольких последних месяцев, и, похоже, шифры становятся все проще, словно кто-то на другой стороне пытается нам помочь.
Филиппа улыбнулась, в ее душе затеплилась надежда.
– Да! Именно так он и может действовать! – Она обняла ошарашенного мистера Фиша и закружилась в танце вокруг него. – Вы понимаете, что это означает? Это означает, что отец жив!
От избытка чувств она чмокнула мистера Фиша в щеку. Папа жив, и она наконец сможет помочь ему вернуться домой.
Открылась дверь. Филиппа, все еще улыбаясь и продолжая обнимать окончательно смущенного и покрасневшего Фишера, подняла глаза.
Стоя в дверном проеме, Джеймс сердито смотрел на них.
Филиппа, разомкнув руки, освободила своего окончательно смутившегося партнера по танцу и взмахнула рукой, приветствуя Джеймса.
– Привет. – Решительно не обращая внимания на то, что он просто кипит от ярости, она радостно улыбнулась ему. – Папа жив, Джеймс. И я могу доказать, что он не предатель.
Джеймс прищурился.
– Значит, у вас есть ключ к шифрам? – Улыбка Филиппы угасла.
– Ключ?
Мистер Фишер сделал шаг вперед.
– У вас есть записи вашего отца? Может быть, записная книжка с условными знаками?
– Книжка? Дневник! – Она повернулась к Фишеру. – Перед тем как закрыть меня в тайнике, он дал мне дневник, который велел передать мистеру Апкерку!
– Ага! – Фишер просиял. – Замечательно! Если там есть ключ, тогда нет никаких сомнений в преданности вашего отца! Не так ли, Джеймс?
Видимо, Джеймса это не убедило.
– Возможно. Если там и в самом деле найдется ключ.
Мрачное настроение Джеймса подействовало на Филиппу, и ее восторг несколько поутих.
– Это убедит вас в моей невиновности?
Филиппа очень хотела, чтобы Джеймс ей поверил, но ни на секунду не забывала, что этот человек, этот мужчина, которого она любит, замышлял убийство ее отца.
Ликвидировать.
– Посмотрим.
Джеймс наблюдал, как различные чувства быстро мелькали на этом странно незнакомом бледном лице, обрамленном короткими растрепанными рыжевато-каштановыми волосами. По крайней мере один вопрос он решил для себя окончательно. Она была женственна, как сама Венера, несмотря на ее одеяние и варварски остриженные локоны. Он ощутил это, еще когда впервые привлек ее к себе, и ощущал это сейчас, заметив, как она исподтишка наблюдает за ним.
Когда он увидел, как Филиппа обнимает явно смущенного Фишера, гневное чувство оскорбленного собственника охватило его, напрочь лишив способности здраво мыслить.
– Фишер, тебя вызывают. Джентльмен ждет. – Его голос прозвучал гораздо резче, чем ему бы хотелось.
Фишер одернул жилет и бросился собирать упавшие на пол бумаги. Затем робко улыбнулся Филиппе и пробормотал слова ободрения. Джеймс стиснул челюсти – Фишер явно попал под очарование этой бесовки.
И на это ей потребовалось совсем немного времени.
Она так же ловка и хитра, как заклинатель змей.
Глава 29
Далтон ждал их в шифровальной. Несмотря на столь поздний час, он, как обычно, был чертовски элегантен. Он кивнул Фишеру и указал на стул, затем повернулся к Джеймсу.
– Насколько я понимаю, Робби еще не пришел в себя?
– Нет, – ответил Джеймс. – И мне хотелось бы как можно быстрее вернуться к нему, так что давайте приступим к делу.
Далтон удивленно вскинул брови, но воздержался от замечания, впрочем, Джеймс и сам понимал, что ведет себя грубовато.
– Что ж, хорошо. – Далтон сел, Джеймс последовал его примеру. – У нас возникла проблема. Филиппа Этуотер не нарушала закона и никому не причинила вреда. У нас даже нет доказательств, что она передавала сведения французам. Короче говоря, у нас нет никаких оснований задерживать эту женщину, мы должны ее отпустить.
Джеймс вскочил.
– Ты с ума сошел? Она едва не убила Робби!
– Джеймс, Робби забирался на все вертикальные поверхности, которые ему попадались, с того момента, как он у нас появился. Неудивительно, что он в конце концов упал.
– И это «в конце концов» случилось именно тогда, когда она была рядом. Тебе не кажется это подозрительным?
– Стаббс говорит, что она утверждает, будто Робби показывал ей черный ход, а она пыталась его остановить.
– По-видимому, не слишком усердно.
Далтон покачал головой.
– Ты только подумай, Джеймс. Если бы она хотела выбросить Робби из окна, стала бы она кричать и звать на помощь? Она сделала бы все тихо и незаметно.
– Она и сама туда забралась. – Фишер выдвинулся вперед. – А когда Робби упал, ей пришлось прыгнуть самой, чтобы немедля спуститься по лестнице к мальчику. – Причем все это она проделала без посторонней помощи.
Джеймс отвел глаза. Он хорошо помнил, как сам впервые совершил этот трюк. Все «лжецы», бывшие в тот день в клубе, подбадривали его, а внизу, под самой лестницей, были положены огромные мешки с тряпками.
И все-таки он промахнулся, когда прыгал, и приземлился мягким местом на кучу тряпья. Дважды.
– Мне абсолютно наплевать, пусть бы она точно так же грохнулась! – выпалил Джеймс. – Она выследила меня, проникла в мой дом и подвергла опасности моего сына. Далтон, поверь мне, эта женщина опасна. Даже Баттон не устоял перед ней, а ведь Баттон почти невосприимчив к женщинам, ну, разумеется, кроме Агаты.
– Я еще разберусь, какова роль Баттона в этом деле, но лишь при условии, что ты соблаговолишь признать, что я все еще являюсь хозяином этого клуба.
Холодная нотка в голосе Далтона напомнила Джеймсу, почему этот человек получил псевдоним Джентльмен. Только лорду Этериджу было свойственно это холодное, даже пугающее высокомерие, исполненное чувства собственного достоинства.
– Приношу свои извинения, милорд.
Джеймс произнес это отнюдь не учтивым тоном. Господи, что же с ним происходит, если он не в силах совладать с собственными нервами?
Все дело в ней.
Это она на него так действует. Как же он мог допустить, чтобы вожделение одержало верх над рассудком, и это после горького урока, полученного от Лавинии Уинчелл? Сама возможность искупления заставляла его еще больше желать греха Если Далтон увидит, как болезненно Джеймс на все реагирует, его отстранят от этого дела, а Джеймс очень хочет довести его до конца.
Уже через минуту Джеймсу удалось встретить, взгляд Далтона почти спокойно.
– Так о чем вы говорили?
– Я говорил о том, что у нас нет доказательств. И очень сомневаюсь в том, что они вообще существуют. Учитывая нехватку у нас людей, не думаю, что мы имеем возможность вести дело против мисс Этуотер.
– Но ее отец…
Далтон поднял руку.
– Ее отец – это совершенно другая история. Имеется достаточно доказательств, что Руперт Этуотер помогает французам. Даже мисс Этуотер допускает такую возможность, не так ли?
Джеймс презрительно фыркнул.
– Она утверждает, будто ее отца вынудили к этому.
– Ты не допускаешь такой возможности?
– Я – нет. Этуотер – предатель, и точка.
Фишер попытался было возразить. Далтон призвал его к молчанию. Подняв палец, он все еще пристально смотрел на Джеймса. Джеймс заерзал, весьма неуютно чувствуя себя под этим холодным взглядом. Далтон был хорошим учеником Ливерпула. Хотелось бы Джеймсу перенять эту грозную привычку и на ком-нибудь ее испытать.
На Филиппе Этуотер для начала.
– Не слишком ли ты поспешен в своих оценках, Джеймс? Возможно, ты воспринимаешь это дело чересчур лично?
Джеймс стиснул челюсти, удержавшись от язвительной реплики, и покачал головой. Фишер фыркнул.
– Не понимаю, что ты имеешь против мисс Этуотер. Во время нашей беседы она произвела на меня очень сильное впечатление.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – пробормотал Джеймс. «Руки прочь от моего подозреваемого, браконьер». Фишер осторожно отодвинул свой стул от Джеймса, но продолжил:
– Она добровольно предложила мне ознакомиться с дневником своего отца. Она убеждена в том, что отец направил ее к Апкерку специально, с целью передать ключи от своих шифров.
Далтон кивнул.
– Значит, вы полагаете, в этом дневнике есть ключ Этуотера.
Фишер согласился:
– Именно. В этом случае ее история подтверждается, не так ли?
Далтон откинулся на стуле.
– Похоже, что так. И если мы сможем передать Этуотеру закодированное сообщение о том, что его дочь в безопасности, это, без сомнения, заставит его прекратить сотрудничество с врагом.
– Точно.
– Но это явится для него сигналом, – не выдержал Джеймс. – Не могу поверить, что вы вообще это обсуждаете! Вы что, намереваетесь сотрудничать с предателем?
– Да, я рассматриваю это как часть расследования возможного предательства. – Далтон поднялся. – Думаю, тебе, Джеймс, полезно будет помнить, какова истинная цель этого расследования. Такой опыт может положительно сказаться на твоем отношении. Время позднее, и я отправляюсь домой. Я освобождаю мисс Этуотер из-под стражи и попрошу ее остаться здесь в качестве гостьи клуба. Я полагаю, нам понадобится ее помощь. Дайте ей на расшифровку что-нибудь не очень важное и посмотрите, насколько она будет точна, в общем, проверьте ее компетентность.
Джеймс согласно кивнул, хотя был потрясен. После всего, что эта женщина совершила, она окажется на свободе!
Джеймс поднялся и вышел из комнаты, не проронив ни слова. Черт с ними, с правилами приличия, он не будет больше терять ни минуты и поспешит к Робби.
Когда он вошел в комнату, где провел сегодня так много часов, больше всего ему хотелось увидеть, что Робби спит как обычно, беспокойно раскинувшись на широкой кровати или с головой закутавшись в простыни. Сердце его упало, когда Джеймс увидел, что, пока он встречался с Далтоном и Фишером, Робби даже не шелохнулся.
Он сел на стул возле кровати, откинул прядь влажных волос со лба мальчика и начал говорить:
– В Эпплби деревья огромные, Робби. Ты можешь лазать по ним сколько хочешь. Когда Я был мальчишкой, я тоже сломал руку, упав с дерева.
Филиппа с неохотой выплыла из глубин сна, разбуженная тихими голосами, шептавшимися в ее комнате. Черт побери этот ад, кишащий акулами. Разве мало того, что ее держат под стражей? Неужели обязательно так рано будить ее после очередной почти бессонной ночи?
Через мгновение ока поняла, что голоса были женскими, а потом она осознала, что они обсуждают ее. Ей стало любопытно, и она, прислушиваясь к разговору, сделала вид, будто спит.
– Они собираются убить ее, миледи?
Филиппе и самой хотелось бы получить ответ на этот вопрос. Она вся превратилась, в слух, в то же время стараясь казаться совершенно расслабленной.
– Если она действительно работает на французов, надеюсь, – так и будет. Ей удалось проникнуть в дом Джеймса. Ведь она могла его убить, когда он спал, как и Робби!
– Ох, Агата, мне кажется, она не способна на убийство. Ей наверняка не больше девятнадцати!
– Клара, в таких делах возраст не имеет никакого значения. Если ей нечего скрывать, зачем нужно было маскироваться?
– Не знаю, Агата, Может, ты мне это скажешь?
Снова раздался первый голосок, обладательница которого то и дело сбивалась на неправильную речь, словно по рождению не принадлежала к высшему обществу.
– Но, миледи, ведь миледи совершенно права!
Женщина, которую звали Агата, фыркнула.
– Роуз, я запуталась. Прошу тебя, обращайся к нам по имени, так будет намного проще.
Слышно было, как девушка, которую назвали Роуз, вздохнула:
– Но я никак не могу!
– Агата, не дави на нее, – произнесла женщина по имени Клара. – Со временем она будет чувствовать себя свободнее.
– А скажи-ка, ты когда-нибудь встречала эту девушку, когда она изображала гувернера Робби?
Какое, к черту, изображала!
Возмущенная. Филиппа едва не выскочила из кровати. Она так много времени посвятила Робби, обучила его грамоте, но эти люди, похоже, готовы забыть об этом.
Робби. Окончательно проснувшись, она была потрясена.
Если Клара – это леди Этеридж, а Агата – леди Рейяз, значит, эти женщины знают, как себя чувствует Робби. Открыв глаза, Филиппа, прищурившись, посмотрела на них, не собираясь больше притворяться, что спит.
– Здравствуйте, – произнесла она, вовсе не уверенная, что ее пробуждение будет встречено с радостью.
Три женщины посмотрели на нее. Одна сделала шаг вперед и улыбнулась. Женщина была темноволосой, стройной и очень элегантно одетой.
– Доброе утро, мисс Этуотер. Я леди Этеридж, зовите меня Кларой. Вы должны простить наше вторжение, поскольку, если бы мы не принесли ваш завтрак, боюсь, он достался бы мистеру Стаббсу.
Неожиданно вспомнив, что на ней одна только мужская рубашка, Филиппа натянула на грудь покрывало, радуясь, что по крайней мере не мужчины вторглись к ней в комнату.
– Спасибо, леди… Клара. Не могли бы вы мне сказать, как Робби? Я с ума схожу от беспокойства.
Одна из женщин высокомерно фыркнула.
– Она сходит с ума, возможно…
Полногрудая брюнетка скрестила на груди пухлые ручки и с укоризной посмотрела на Филиппу.
Агата, сестра Джеймса. Вполне вероятно, ее отношение к Филиппе могло сложиться под влиянием Джеймса. Филиппа старалась быть максимально любезной, хотя, оставаясь в постели, фактически в неглиже, находилась в весьма невыгодном положении по сравнению с этими элегантными дамами.
– Я знаю, что вы думаете, миледи, но умоляю вас…
Голос Филиппы дрогнул, когда она вспомнила Робби, такого маленького, лежавшего на земле.
Клара подошла и обняла Филиппу, бросив полный упрека взгляд на леди Рейнз.
– Не волнуйтесь, Робби обеспечен самый лучший уход в Лондоне. У него сломана рука, а других повреждений, по-видимому, нет.
– По-видимому? – У Филиппы болезненно сжалось сердце. – Он что… он еще не пришел в себя? – Последние слова она почти прошептала.
Даже Агата, похоже, смягчилась.
– Дети очень гибкие, по крайней мере так сказал мне доктор Уэстфолл, – произнесла она. – Мальчик скоро очнется, я в этом уверена.
Филиппа закрыла глаза. Какое легкомыслие! Какая глупость!
– Я должна была заставить его влезть обратно в окно, – проговорила Филиппа.
Третья гостья рассмеялась. Филиппа, Клара и Агата взглянули на Роуз и увидели, что та, ладонью прикрыв рот, во все глаза смотрит на них.
– Извините, мисс. Но заставить молодого господина что-то сделать – это… это непросто.
Девушка пожала плечами. Филиппа заметила, что Роуз одета не так хорошо, как две «миледи», хотя вид у нее был вполне презентабельный. Она не была пухленькой красоткой, как Агата, и не обладала изяществом Клары. В общем, выглядела она весьма заурядно, если бы не большие карие глаза, обрамленные густыми ресницами.
Даже Агате пришлось согласиться с Роуз.
– Да уж… – произнесла она со вздохом. – Он становится настоящим Каннингтоном.
Филиппа кивнула. Они были очень добры к ней, и она не станет им возражать.
– Я бы хотела увидеть его, если мне будет дозволено.
– Ох, вы можете входить и выходить совершенно свободно, – заверила ее Клара. – Вы не пленница.
Она посмотрела на Агату, которая пожала плечами.
– Джеймс вряд ли позволит вам навестить своего сына.
Филиппа подняла голову.
– Джеймс называет Робби сыном?
Агата прищурилась с подозрением.
– Конечно. А почему бы и нет?
– Ну ладно, – пробормотала Филиппа. – Похвально, мистер Каннингтон.
Окинув себя взглядом, она двумя пальцами оттянула ворот рубашки.
– Думаю, больше не имеет смысла носить этот наряд. – Она вздохнула, подумав о том, как хорошо было бы надеть обычное платье. – Но не думаю, что у меня найдется какая-нибудь женская одежда.
Роуз шагнула вперед и стянула со спины знакомую сумку.
– Мистер Фишер забрал дневник. Он сказал, что вы не будете возражать.
Филиппа на мгновение прижала к себе запачканную сумку, в каждой складке ощущая присутствие отца. Внутри она обнаружила свое единственное невзрачное платьице, которое выглядело еще хуже, потому что больше недели смятое пролежало в тайнике, судя по запаху, вместе с мышами.
– Вот черт!
– Так не годится. – Клара приложила палец к ее губам. – Но ни одно из моих платьев вам не подойдет. Вы гораздо выше.
Агата покачала головой:
– И мои будут вам не впору. Вы гораздо стройнее.
Филиппа улыбнулась и бросила взгляд на Роуз:
– Может, вы поможете мне?
Роуз широко улыбнулась в ответ, в одно мгновение улыбка преобразила ее лицо, которое из обычного стало поразительным. Потом улыбка исчезла, и Роуз вновь смотрела на нее с серьезным видом, став такой же неприметной, как и раньше.
– Не думаю, мисс. Я бы с радостью, но, боюсь, все мои платья будут вам слишком коротки.
– Спасибо. Полагаю, я могла бы обратиться к Баттону… – Филиппа подняла глаза в тревоге. – Хотя нет! У него и так, наверное, неприятности из-за того, что он помог мне?
Агата подняла брови.
– Вряд ли они попытаются причинить ему неприятности. Баттон в моей армии, а не в их. Я лишь изредка позволяю им позаимствовать его у меня.
Клара кивнула.
– Не переживайте за Баттона, мисс Этуотер. Если леди Агата заупрямится, отступит даже принц-регент.
Филиппа бросила быстрый взгляд на выдающиеся достоинства Агаты и сразу же отвела глаза, подавив короткий смешок. Интересно, осознала ли Клара, как двусмысленно прозвучала ее реплика? Очевидно, Филиппа была не единственной, у кого возникла эта непочтительная мысль, поскольку она могла бы поклясться, что услышала, как Роуз издала приглушенный смешок.
Филиппа, сдержав смех, бросила на Роуз заговорщический взгляд, а Роуз в ответ одарила ее своей удивительной улыбкой. Вновь взглянув на свое жалкое дорожное платье, Филиппа вздохнула. Пожалуй, в брюках она будет выглядеть более прилично. Хотя Джеймса это мало волнует.
Агата с Роуз вышли, сказав, что пойдут справиться о здоровье Робби. Клара поспешила за ними.
– Съешьте ваш завтрак. По-моему, сегодня Курт превзошел самого себя.
Филиппа оделась и влажной теткой попыталась пригладить растрепавшиеся волосы. Затем приподняла крышку серебряного блюда с едой.
Божественно. Нектар и амброзия. На большом блюде лежал завтрак, достойный королевы. И нескольких ее фрейлин.
Филиппа уплетала за обе щеки, ведь накануне она вообще ничего не ела. К тому же она разучилась есть маленькими кусочками, как приличествует леди. Опустив голову, Филиппа заметила, что ноги у нее широко расставлены, и резко сдвинула их.
Черт побери! Она разучилась быть девушкой!
Глава 30
Весь день Джеймс сидел в шифровальной, не давая передышки ни себе, ни Фишеру, ни Филиппе. Сначала он поручил Филиппе расшифровку нескольких малозначимых сообщений и, лишь убедившись, что ей можно доверять, настоял на том, чтобы она начала работать с письмами Лавинии.
Филиппа потерла щеки и прижала ладони к глазам, стараясь унять неожиданную резь.
– Здесь ничего нет.
– Должно быть!
Выйдя из себя, Филиппа ударила ладонями по дубовой столешнице.
– Возможно, я не могу сравниться с отцом, но знаю достаточно, чтобы обнаружить систему, которая имеется в любом шифре. И если даже невозможно взломать код, то можно хотя бы установить тот факт, что сообщение действительно зашифровано.
Она схватила пачку листков и помахала ими.
– Это любовные письма леди Уинчелл, просто любовные письма – сентиментальные, скучные, откровенно непристойные. Шифра здесь нет.
Джеймс стиснул зубы.
– Здесь должен быть скрытый смысл! Иначе она не писала бы их так часто.
