- Идемте отсюда, - предложил Владимир, почувствовав неловкость.
      - Ты все ещё со мной на "вы", - осуждающе заметила Варя. - Давай выпьем на брудершафт, чтобы закрепить нашу дружбу.
      Владимир покачал головой.
      - Не надо напоказ выставлять то, что следует прятать от посторонних глаз, - посоветовал шутливо-назидательно.
      - Согласна, - улыбнулась Варя. - В таком случае, идем. - Она открыла сумочку и, достав пачку стотысячных купюр, приготовилась расплатиться.
      - С каких это пор в ресторанах расплачиваются дамы? - спросил Владимир.
      - С тех самых, с каких дамы стали приглашать, - парировала Варя.
      - Ты хочешь, чтобы я вернул долг по почте? - не на шутку рассердился Владимир.
      - Ну, пожалуйста, пожалуйста, - Варя спрятала деньги. - Видишь, я повинуюсь тебе во всем. Пусть будет по-твоему.
      Владимир позвал официанта и расплатился. На улице Варя бесцеремонно взяла его под руку.
      - Какой чудесный вечер! - сказала восторженно. - Как тут о любви не заговорить.
      Вечер действительно был на редкость не по осеннему теплый и тихий, пахло морем и хвоей будто в самый разгар весны. Но говорить о любви с чужой женой Владимиру не хотелось.
      Они спустились к набережной. Море было спокойно, сотни огненных дорожек, тянущихся от кораблей, исполосовали его до самого берега и освещали гальку, прибрежные постройки. Варя увидела свободную лавочку и увлекла Владимира к ней. Он повиновался, решив до конца претерпеть все капризы, и получше разобраться в психологии этой женщины: что руководит ею - любовь, страсть или просто желание поиграть у мужа на нервах.
      Они сели. Варя прижалась к его плечу и осторожно, шутливо спросила:
      - Ты был женат?
      - Нет, к счастью. И в скором времени не собираюсь.
      - Почему?
      - Политическая ситуация не позволяет, - пошутил Владимир.
      - Да, сложное время, - приняла Варя шутку за чистую монету. - И жизнь - не простая штука. За Петю я вышла потому, что он летчик: с детства неравнодушна к голубым петлицам. Не понимала, что человек ценится не за профессию.
      - Ты ещё достаточно молода, чтобы исправить ошибку.
      - Это ты так думаешь. - Варя вздохнула и помолчала. - Вашего брата крутится около меня немало. И здесь отдыхает один мой старый знакомый. Год назад у него жена умерла. Предлагает уехать с ним... А мне другой нравится. - Она игриво посмотрела на Владимира, положила руку ему на плечо и потянулась губами.
      - Люди вон гуляют, - указал Владимир взглядом на проходившую парочку. - Идем отсюда.
      - Подумаешь, люди! - обиделась Варя. - Они такие же бедолаги, как мы, укромное местечко ищут. Давай поедем к моей сестре? - И чмокнула его в губы. Рассмеялась. - Для начала. Там нам будет хорошо.
      - Поздно уже. И что подумают о тебе твои родные? И как я завтра буду смотреть в глаза твоему мужу?
      - Ну, как знаешь, - окончательно обиделась Варя и встала...
      Он проводил её до автобуса и вернулся в санаторий.
      Весь следующий день, чтобы не встречаться с Варей, Владимир пропадал на пляже соседнего санатория и познакомился там с местной девушкой, довольно привлекательной и милой. Вечер провел с нею: сходили в кино, посидели в кафе. В санаторий явился к отбою - в половине одиннадцатого. Геннадий уже спал, а Петра не было. Наверное заехал к жене, решил Владимир.
      Он ещё не успел заснуть, как в палату не вошел, в прямо-таки вломился Петр, ударившись плечом об один косяк, о другой. Он был сильно пьян, брови недобро хмурились. Зло сверкнув глазами на Владимира, Петр тяжело опустился на свою кровать. Разулся и запустил туфлю через всю комнату в угол.
      - Чего разбушевался? - проснулся Геннадий. - Бродишь Бог знает где, а тут жинка тебя дожидалась.
      - Дожидалась? - с иронией спросил Петр. - Меня? - Прошлепал босой ногой к его кровати и сел рядом. - И что ты ей сказал?
      Геннадий повернулся к Петру спиной, давая понять, чтобы тот отстал. Помолчал, но все же ответил:
      - Сказал, что пошел в ресторан ужинать. Ложись спать. - И натянул на голову одеяло.
      Но Петр не ложился, сидел, опустив голову на грудь, о чем-то задумавшись. Глянул на Владимира и, словно отгоняя наваждение, тряхнул головой. Потом спросил:
      - А ты её видел?
      Провокационный вопрос. Либо что-то узнал, либо с самого начала, когда Варя отказалась ехать на Рицу, заподозрил их в сговоре.
      - Вчера, - не стал отпираться Владимир.
      - И как её голова? - Петр не скрывал иронии.
      Владимиру захотелось подразнить ревнивца, отплатить за подозрения, но вспомнилось как он сам переживал, когда узнал об измене Клавы, и он сжалился:
      - Голова у неё прошла. Я видел её вечером. Она не жаловалась.
      - Не скучала без меня? - В его выпуклых глазах сквозило недоверие.
      - Слез, во всяком случае, не лила, - не сдержал Владимир раздражения.
      - И я так думаю. - Петр протопал к его кровати и, сев, похлопал Владимира по плечу. - А ты настоящий летун. Перехватчик?
      - Слушай, катись-ка ты со своими вопросами к черту. Или к своей жене. Дай нам поспать.
      Петр молча удалился к своей кровати и затих под одеялом.
      Утром, пока он спал, Владимир с Геннадием сбегали на физзарядку, искупались в холодной воде. Когда пошли на завтрак, Геннадий с усмешкой спросил:
      - Петя-то не на шутку забеспокоился. Есть основания?
      Владимир рассказал о прогулке с Варей, о её прозрачных намеках.
      - Зря ты не поддержал престиж летчиков-дальневосточников, - посмеялся Геннадий. - Бабенка она аппетитная, и с Петром породичался бы.
      - Вот и докажи свое мужское достоинство, коль есть охота; я уступаю тебе.
      - Ни, ця двустволка не моего калибру, - засмеялся Геннадий. - А вообще-то жаль Петра, он добрый хлопец. Тилько зря на такой молодице женился, не ровня он ей...
      После завтрака все трое собрались на пляже. Приехала к ним и Варя. Привезла сочных золотистых груш, винограда. Угостила мужчин. Справилась у мужа, как съездили на Рицу.
      - Отлично, - бодро ответил Петр, словно и не было вчерашних подозрений. - Только дорога очень уж вихлястая, так укачало, что голова до сих пор болит.
      - Вечером я тебя полечу, - пообещала Варя. - Сегодня у меня юбилей исполнилось десять лет моей педагогической работы. Я приглашаю вас всех, она обвела мужчин улыбчивым взглядом, задержала на Владимире, то ли укоряя его, то ли снова призывая не отвергать её.
      - С радостью принимаем приглашение, - за всех ответил Петр. - А как насчет девочек для мальчиков? - Кивнул он на Владимира и Геннадия. - Может, ты им подыщешь? Местных. В нашем санаторий действительно не на кого глаз положить.
      - Не такие они паиньки, как ты думаешь, - рассердилась Варя. - Если захотят, сами найдут.
      - Тоже верно, - согласился Петр. - Мальчики что надо. Любая, если сразу не даст, то потом пожалеет.
      - Не хами, - оборвала его Варя.
      Владимир, чтобы не слушать пошлости ревнивца, резко встал с топчана и пошел в воду. Геннадий последовал за ним.
      - Разве я не прав? - услышал Владимир позади голос Петра. - Кто тебе из них больше нравится?
      Варя не ответив, тоже поднялась и пошла за мужчинами. Подплыла к Владимиру.
      - Ты не ответил - принимаешь мое предложение?
      - Тебе мало того, что Петр уже бесится? Зачем ты его дразнишь? Он же любит тебя.
      - Пожалел... От его любви у меня синяки на сердце... Вечное подозрение, ревность... Пусть будет хоть не напрасно.
      - Не напрасно?
      Она не ответила.
      - Ты для того и устраиваешь ужин?
      - Нет. У меня в самом деле юбилей. И я хочу побыть с тобой, хотя бы потанцевать. Ведь скоро мы разъедемся. - Варя помолчала. - Или ты хочешь, чтобы я в любви тебе объяснилась?
      Только этого ему не хватало! И он решил не щадить больше её самолюбия.
      - Не пойму, на кого ты больше похожа: на ветреную амазонку или на расчетливую куртизанку.
      Варя не обиделась.
      - Потом поймешь. Разве плохо, когда женщина - загадка? Попытайся разгадать ее...
      Разгадывать хитросплетения бабьей дури у Владимира желания не было, и в ресторан они с Геннадием не пошли, а спустя два дня узнали, что Варя из Сочи уехала. В тот же день покинул санаторий и Петр. Протянул Геннадию руку, а на Владимира даже не взглянул. Забрал чемодан и пошел из палаты, не говоря ни слова...
      Тогда на выходку ревнивца Родионов лишь усмехнулся: считает его виновником своих бед и не хочет объясниться - ради Бога, это его проблема, Владимир ни в чем не виноват и оправдываться не собирался. Это было пять лет назад. Теперь же перед ним сидел полковник, представитель вышестоящего штаба, старший инспектор службы безопасности полетов, от которого зависела судьба командира эскадрильи: что он напишет в акте расследования летного происшествия, то и примет за аксиому начальство. Хотя Вихлянцев заверил, что за прошлое зла не таит, Владимир Васильевич знал: полковник чрезвычайно подозрителен и самоуверен, а это не может не сказаться на его выводах. И коль он помнит сочинскую историю, червячок сомнения об интимных отношениях Владимира с его женой все ещё точит его сердце...
      - Дело ваше, - повторил Родионов. - Но я уверен, что Горелов заменил фильтр.
      Зазвонил телефон. Вихлянцев взял трубку.
      - Слушаю...
      По мере того как ему что-то говорили, его круглое лицо вытягивалось, глаза расширялись.
      - Где, говорите?.. А почему он так поздно доложил?.. Понятно... Корабли, разумеется, пока не могут выйти на поиски?.. Да, да, конечно...
      Владимир Васильевич понял, что речь идет о перехватчике Соболевского. И когда Вихлянцев положил трубку, спросил:
      - Что с ним? Где?
      - Упал в море, недалеко от берега. Пограничники позвонили. Им сообщил один рыбак, видевший, где упал самолет.
      В дверь несмело постучали, вошел старший лейтенант Горелов, держа в руке фильтр.
      - Вот он, - техник подошел к полковнику и протянул ему прибор. Кладовщик просто забыл записать. Можете спросить у него.
      Вихлянцев вышел из-за стола, взял фильтр, повертел его в руках.
      - Чем докажешь, что это тот самый, с того самолета, на котором ты выполнял регламентные работы? А спрашивать у кладовщика, наверняка твоего дружка и собутыльника, уволь, сердечный. Я верю только фактам. А факты таковы: только что нам сообщили, что самолет упал в море недалеко от берега. Тянул на аэродром, медленно снижаясь. Потому что движок сдал засорился фильтр. Другой версии у меня пока нет.
      - Но летчик не стал бы молчать, - возразил Родионов, хотя понимал переубедить полковника вряд ли удастся. И не ошибся.
      - Летчик, может, и не молчал. - Полковник сделал паузу. - Молчала радиостанция, - и недобро ухмыльнулся. - Вы свободны.
      3
      По небу, едва касаясь крыш домов, неслись темно-сизые косматые облака. Военный городок, приютившийся у сопок невдалеке от аэродрома, казался угрюмым, придавленным этими облаками. Шквалы ветра обрушивались из-за сопок, ломали деревья и телефонные столбы, срывали крыши с домов. Вой и стон стояли вокруг, будто на похоронах, терзая и без того растревоженную душу Владимира Васильевича.
      Он шел домой, с трудом преодолевая ветер, раздумывая над сложившейся ситуацией, над версией Вихлянцева. Ироничные вопросы, короткие, как выстрел, говорили об уверенности инспектора в причине катастрофы. Упрямый и подозрительный он ухватился за первую попавшуюся зацепку, и то ли у него не хватает здравого смысла глубже проанализировать другие аспекты дела, то ли он просто не хочетутруждать себя, стараясь побыстрее закончить дело и убраться из этого глухого, забытого Богом захолустья... Пологое снижение самолета и молчание летчика могли быть из-за того, что Соболевский потерял сознание, хотя на здоровье он никогда не жаловался... Перехватчик мог врезаться в какой-либо летательный предмет - в шар-зонд, осколок от сгоревшего спутника, метеорит... Могли и американцы со своего разведчика провести какой-нибудь эксперимент...
      Но все это из области предположений. А у Вихлянцева имеются конкретные вещественные доказательства: топливный фильтр низкого давления, запись в рабочей тетради техника, приписки налета некоторыми летчиками...
      О приписках Владимир Васильевич знал, просил подчиненных не делать этого. А как не сделаешь, если без определенного налета не засчитывается выслуга год за два, не положено летного пайка. И разве по своей вине они летают раз в месяц, а то и того реже? Нет топлива. Вот и приходится "химичить". И так поступают не только в его эскадрилье, так поступают теперь во всех военно-воздушных силах... Хотя, какие теперь это силы. Голодная стая ворон...
      Подходя к солдатской казарме, Владимир Васильевич увидел у общественного сортира возившегося в выгребной яме младшего сержанта Ярочкина, механика самолета. Рядом с ним стоял уполномоченный особого отдела старший лейтенант Гаврилов и давал какие-то указания. Сержант длинным шестом, на конце которого была прикреплена "кошка", шарил в яме и периодически вытаскивал оттуда листы бумаги.
      - Что вы здесь делаете? - поинтересовался командир эскадрильи.
      - Золото ищем, - невесело усмехнулся старший лейтенант и кивнул на Ярочкина. - Вот главный золотоискатель. Пока вы летным происшествием занимались он в отместку за то, что в отпуск не пустили, списки личного состава выкрал из комнаты досуга и в туалет выбросил. Я, грешным делом, подумал, что у нас шпион объявился. Хорошо, что начальник штаба быстро хватился, и этого субчика вычислить не составило большого труда.
      Родионов, оглушенный новым ЧП, с недоумением и недоверием посмотрел на младшего сержанта. Как он мог докатиться до такой низости, совершить такой подлый поступок? Мстить за то, что его не пустили в отпуск. Да Владимир Васильевич и не отменял отпуск, только отсрочил на время полетов, так как поступило долгожданное топливо - авиаспециалистов не хватало. И он, казалось, вразумительно все объяснил механику.
      - Как же вы до этого додумались? - спросил он, глядя в глаза младшего сержанта. Тот молчал и с вызовом смотрел на командира. Ни малейшего раскаяния, ни угрызения совести в его взгляде.
      - Пусть найдет каждый лист, обмоет, просушиьт и принесет мне, - только и смог сказать Родионов. И зашагал дальше, ещё не зная, какой сюрприз достанут ему из этой зловонной ямы.
      Следовало бы вернуться в штаб и отчитать майора Анучина, распорядившегося выложить списки состава в комнате досуга, чтобы каждый солдат проверил свои биографические данные, но беспокоило состояние Вероники, жены Соболевского, к которой он относился если не по отечески, то, по крайней мере, как старший брат: он привез её в гарнизон, выдал замуж за Соболевского и теперь считал себя ответственным за её судьбу.
      У Вероники он неожиданно застал жену заместителя командира эскадрильи майора Филатова, Софью Борисовну, женщину своенравную и высокомерную. Это была крашеная блондинка с агатово-черными глазами, считавшая себя первой красавицей в гарнизоне. Так, собственно, и было... до появления Вероники.
      Софья Борисовна почти ни с кем не дружила. Лишь с Ольгой, женой Владимира Васильевича нашла общий язык...
      Участливое отношение майорши к Веронике несколько удивило Владимира Васильевича: он знал, что Софья Борисовна недолюбливала жену Соболевского и не раз выговаривала Ольге: "Ну, чего ты привечаешь эту необразованную гуттаперчевую куклу? С ней-то, по-моему, и поговорить не о чем". Она считала Веронику легкомысленной приспособленкой: не успела появиться в гарнизоне, как выскочила замуж за "рыжую образину Соболевского".
      Владимир Васильевич не придавал этой неприязни значения: женщины ревнивы, любят посудачить, посплетничать. Со временем все образуется... И вот Софья Борисовна у Соболевской. Сидят рядом, как близкие подруги. Майорша что-то говорила, видно, утешительное, Вероника вытирала платком заплаканные глаза. За эти четыре дня она сильно сдала: лицо вытянулось и осунулось, под глазами залегли темные круги... Горе не красит человека...
      Владимир Васильевич познакомился с Вероникой год назад. Ехал поездом из санатория - решил из окна вагона посмотреть, какая она Русь-матушка, - с высоты полета все кажется однообразным, мало примечательным.
      В Пензе в купе подсела девушка, юная, симпатичная, жизнерадостная будто весеннее солнышко, озарившее заскучавших было от безделия несовместимых по возрасту и по характеру попутчиков: с Владимиром ехал старик, пожилая женщина и юный отрок лет восемнадцати с длинными патлами и серьгой в ухе. Старик в Пензе сошел, а его место заняла черноглазая красавица. Запросто представилась:
      - Вероника. Еду до Хабаровска, а потом самолетом в Южно-Сахалинск.
      Несколько позже Владимир узнал всю биографию девушки: окончила десятилетку, в институт не поступила. Матери нет, умерла три года назад. Отец женился на молодой, почти ровеснице Вероники, и жить с мачехой стало очень трудно. В Южно-Сахалинске заведующей библиотекой работает подруга Вероники, она и пригласила к себе девушку, обещая место в библиотеке. Вот Вероника и отправилась на поиски счастья.
      Около девушки сразу завертелся длинноволосый франт. До неё он пренебрежительно поглядывал на "стариков", больше молчал, а тут вдруг разговорился, бисером рассыпался перед черноокой сверстницей, приглашая её в ресторан отобедать, поболтать в тамбуре. Вероника кокетливо посмеивалась, но от угощения и уединения отказывалась. Новоявленный поклонник пытался перехватить и задержать её в тамбуре, но девушка проявляла характер и уходила.
      В Свердловске сошла и пожилая женщина. В купе остались втроем. Парень все настойчивее и нахальнее приставал к девушке. Веронику вначале это забавляло, но вскоре стало сердить, и комплименты сменились колкостями.
      Однажды Владимир задержался в ресторане. А когда пришел, увидел девушку со слезами на глазах и нахохлившегося поклонника у окна.
      - Что здесь произошло? - Строго спросил Владимир, глядя парню в глаза. - Почему девушка плачет?
      - А это у неё спросите, - огрызнулся парень.
      Владимир повернулся к девушке.
      - Он тебя обидел?
      Вероника кивнула.
      - Пристает... Дон Жуан неумытый.
      - Еще раз полезешь, в окно выброшу, - пригрозил Владимир парню.
      - А твое какое дело? Сам намыливаешься? - Зло усмехнулся парень.
      - Ты не только наглец, ты ещё и дурак. Я предупредил. И учти - слов на ветер не бросаю.
      Так невольно Владимир стал опекуном девушки. Лохматый сосед больше не приставал к Веронике. Но однажды утром недалеко от Читы Владимир, проснувшись, заметил, что парень исчез. С вещами. Хотя говорил, что едет в Хабаровск. Владимир проверил свои вещи и обнаружил, что парень прихватил его часы, лежавшие на столике, перочинный нож и свитер. Хорошо, что документы и деньги лежали в чемодане, в ящике под ним.
      Владимир разбудил девушку, попросил проверить свои вещи. Выяснилось, что парень украл сумочку Вероники, в которой находились документы и деньги.
      Проспала вора и проводница - не видела, где и когда он сошел.
      Пришлось Владимиру брать девушку на свое обеспечение, и в Хабаровске везти к себе на квартиру: без документов в Южно-Сахалинск её никто бы не пустил - погранзона и соответствующий режим.
      Ольга встретила мужа с юной красавицей не без удивления и ревности. Выслушала объяснение внимательно. В случившееся поверила. Но в том, что между мужем и девушкой не произошло близости, усомнилась. Лишь спустя некоторое время, пока Вероника жила у них, узнав её поближе, поняла, что девушка не из легкомысленных и относится к Владимиру Васильевичу с почтением, но не более.
      Выправить документы Веронике оказалось делом сложным и долгим: пришлось запрашивать с места жительства дубликаты свидетельства о рождении, паспорта; из школы - аттестата зрелости. Сидеть иждивенкой на шее приютившей её семьи, которая и без того еле сводила концы с концами, она не хотела: Владимир почти все сбережения истратил в отпуске, надеясь получить задержавшееся денежное содержание за три месяца, но денег в эскадрилью так и не поступило. Командир эскадрильи с трудом выбивал у местных органов продовольствие летчикам. И Ольга не работала. Приходилось делить летный паек на троих.
      Вероника попросила устроить её на работу. Кроме официантки в столовой, Владимир ничего предложить ей не мог. И Вероника согласилась. Там и увидел её Соболевский. Увидел и влюбился безоглядно, безотчетно. Он подолгу засиживался за столом, находя всяческие предлоги, чтобы поговорить с девушкой. К удивлению многих, Вероника из всех холостяков, роем вившихся вокруг нее, предпочтение отдала "рыжему мордовороту", разрешив ему провожать её до дому; и не прошло месяца как они стали мужем и женой...
      И вот Соболевского нет. Пошли пятые сутки, а тайфун все не утихал, и надежда на то, что летчик остался жив, становилась все призрачней...
      Увидев Владимира Васильевича, Вероника вытерла глаза, и, пошатываясь, встала. А когда он подошел к ней и обнял, чтобы утешить, она громко разрыдалась, содрогаясь всем телом.
      Владимир Васильевич молчал, понимая, что слова ещё больше разбередят её душу. Лишь когда всхлипывания стали затихать, сказал как можно убедительнее:
      - К вечеру тайфун утихнет, и мы сразу продолжим поиски. Я уверен, что Олег катапультировался. Ветер дул к берегу и если не унес его в тайгу, то он приводнился где-то у берега.
      Вероника покачала головой.
      - Не надо успокаивать меня, Владимир Васильевич. Во всем виновата я. Я будто проклятая, всем доставляю только горе.
      - Не говори чепухи. Наберись мужества - ты же сильная женщина. А удары судьбы подстерегают каждого... Мне не легче, ведь Олега я любил и как летчика и как человека.
      Встала и Софья Борисовна.
      - Ей надо сделать укол. Она четвертые сутки не спит. А в поликлинике говорят, что нет лекарств. Позвони, может, тебя послушают, найдут что-нибуль. - Сказала твердо, властно, словно отдавала приказ. Владимир Васильевич знал - в доме командует она, хотя и у мужа не слабый характер. Женщины избрали Софью Борисовну председателем женсовета, и она охотно вникала в жизнь и быт семей офицеров, организовывала коллективные выезды в театр, посещала солдатскую казарму, следя за обеспечением и санитарным порядком. Майорша имела медицинское образование, но из-за отсутствия вакансий в гарнизонной поликлинике помогала больным бескорыстно, на общественных началах.
      - Хорошо, я позвоню в поликлинику, - пообещал Владимир Васильевич. Если у них нет, пошлю в город. Спасибо тебе, Софья Борисовна. - И поцеловал Веронику в щеку. - Успокойся. Слезами горю не поможешь. Будем искать и надеяться.
      4
      Старший лейтенант Гаврилов утром следующего дня снова был у выгребной ямы туалета. Младший сержант Ярочкин вел себя ещё агрессивнее и наглее его чуть ли не силой удалось заставить продолжить работу.
      - Я уже все достал, что там было, - зло говорил он, остервенело шуруя палкой в вонючей жиже.
      - А где третья и четвертая страницы? - Гаврилов тоже еле сдерживал гнев. Нюхать второй день "ароматы" солдатского сорта ему осточертело, но списки надо было найти до единой страницы: может, и в самом деле младший сержант запродал кому-то данные на определенных солдат - ныне время такое, всего можно ожидать. - Копни поглубже, что ты сверху елозишь.
      Ярочкин, стиснув зубы, подошел ближе к яме и, отвернув лицо, засунул шест на всю глубину. Поковырял там и вдруг сказал с сарказмом:
      - Кажись, клад с золотом подцепил. Что-то тяжеленное. - И потянул "кошку" наверх. Из вонючей жижи показалась нога, обутая в босоножку. Лямки босоножки попали под крючья "кошки" и держали находку прочно. Руки младшего сержанта задрожали, и он чуть не выронил шест.
      - Не упусти! - успел крикнуть старший лейтенант. Схватился за шест и помог Ярочкину вытащить из ямы женское тело, обезображенное хлорной известью до неузнаваемости. И платье на трупе было обесцвечено, порвано в нескольких местах. К шее веревкой привязана пудовая гиря.
      Оба, старший лейтенант и солдат, ошарашено смотрели друг на друга.
      - Вот это клад! - вымолвил наконец Гаврилов. - От такого и во сне мурашки побегут по телу. - Снова помолчал. - Вот что, Ярочкин. Ты постой здесь, а я пойду доложу кому следует. Это уже не моя епархия.
      В первую очередь Гаврилов проинформировал свое начальство, затем позвонил в милицию и начальнику гарнизона подполковнику Родионову командир отдельной эскадрильи исполнял и эту обязанность, - но его ни дома, ни в штабе не нашел. Дежурный по штабу объяснил, что командира срочно вызвали в Хабаровск, к командующему воздушной армией. Гаврилов вернулся к яме. Поиски недостающих двух листов временно пришлось прекратить - было не до них.
      Местная милиция - участковый со своим внештатным помощником - прибыли минут через пятнадцать, а оперативную группу из Хабаровска ждали более часа. Защелкали фотоаппараты, заскрипели перья. При беглом осмотре судмедэксперт сделал заключение, что женщине лет тридцать - тридцать пять, блондинка, без характерных примет. Рост сто семьдесят. Пролежала в яме около полугода. Определить следы насилия не представляется возможным.
      - Не по собственному же желанию она бросилась в эту яму, - съязвил следователь по особо важным делам капитан Врабий.
      - Разумеется, - согласился медик. - Скорее всего, задушили, потом сунули сюда.
      - А где же местное начальство? - поинтересовался начальник уголовного розыска, мужчина лет сорока в штатском.
      - У них тут местное ЧП, - пояснил Гаврилов. - Авиакатастрофа. Командира вызвал командующий.
      - А заместитель, начальник штаба? - не унимался мужчина в штатском.
      - Сейчас прибудут, - сообщил дежурный по штабу, появившийся у туалета после разговора Гаврилова по телефону с милицией.
      И будто по его команде из-за угла вывернулись два майора - начальник штаба Анучин и заместитель по летной подготовке Филатов, которых Гаврилов хорошо знал. Представились и поздоровались со всеми, кроме стоявшего в сторонке младшего сержанта, за руку.
      - Посмотрите повнимательнее, может, узнаете, - кивнул на труп следователь.
      Анучин и Филатов долго и внимательно осматривали обезображенное хлоркой тело, оба отрицательно помотали головами.
      - У нас никто не пропадал, - сказал Анучин.
      - Скорее, не из наших, - подтвердил Филатов.
      - Наверное, из Москвы вам подбросили труп, - съязвил начальник уголовного розыска. - Хотя... Холостяков у вас много?
      - Есть, разумеется, - ответил начальник штаба, догадываясь, к чему вопрос. - И девиц из города частенько привозят - не у каждой есть возможность принимать любовника у себя.
      - Дайте нам список этих дон жуанов. Будем искать, что это за женщина и чьих рук это дело.
      5
      Майор Филатов с нетерпением ждал обеденного перерыва, чтобы побыстрее попасть домой и сообщить своей жене Софе потрясающую новость о найденном трупе. Тайфун утихал, но вертолеты и корабли ещё не вышли в море на поиски. В другое время Виктор Гаврилович и на обед не пошел бы - такое происшествие, - командира в штаб армии вызвали и вся ответственность легла на плечи заместителя, а тут новое ЧП. Правда, если быть откровенным, оно нисколько не встревожило Филатова, наоборот, взбодрило, наполнило душу непонятным чувством ожидания чего-то нового, радостного. Он ещё боялся признаться себе, отчего учащенно забилось сердце, какой заветный огонек увидел впереди, но сдержать волнение уже не мог и поспешил домой, чтобы поделиться новостью с женой и услышать по этому поводу её мнение - женщина она сметливая, толковая, сразу оценит обстановку и безошибочно обрисует дальнейшую ситуацию.
      Он не ошибся в ожиданиях - Софья Борисовна восприняла известие как многообещающее предзнаменование: задумчиво закатила глаза, и на губах её заиграла улыбка. Но сказала будто бы с сочувствием:
      - Да, не завидую я Владимиру Васильевичу. Два ЧП в гарнизоне - это, милый, соответствующие выводы. А что за женщина, говоришь, в яме оказалась?
      - А кто её знает. Какая-нибудь залетная бабочка. Вот обмоют её, обработают химикатами, в гарнизон привезут на опознание. Так, во всяком случае, сказал следователь. Потаскают наших холостячков...
      - Ты никого не подозреваешь?
      Виктор Гаврилович помотал головой.
      - Убить женщину - думаю, наши офицеры на такое не пошли бы.
      - А солдаты? Ты говорил, у вас и ранее судимые служат.
      - Убитой лет тридцать. Не стала бы она с молокососом связываться. Да и одета была лишь в легкое платьице да босоножки. Значит, у кого-то на квартире гостевала... За что её так варварски? К шее гирю пудовую привязали, чтоб не всплыла.
      - Спортсмен, значит, - сделала уверенный вывод Софья Борисовна. - Вот по гирьке и найдут злодея. Но вам, командирам, от этого не легче. Плохо воспитывали, скажут, подчиненных. Распустили, не контролировали. Хорошо еще, что ты меньше года здесь. А то и тебе влетело бы. Какое на ней платье, говоришь?
      - Это тебе сейчас и эксперты не скажут - известка все вытравила.
      - А босоножки?
      - Черт их знает, - начал злиться Виктор Гаврилович дотошностью жены. Вот привезут труп, пойдешь посмотришь. Может, и опознаешь, - заключил он насмешливо. Глянул на часы. - Ну я пошел в столовую. Вечером, наверное, задержусь - вертолеты и корабли должны выйти на поиск.
      - Звони если что, - попросила Софья Борисовна.
      6
      Труп женщины привезли в гарнизон после обеда и выставили в Доме офицеров. Обмытый, подгримированный, одетый в предположительно такое платье, какое было на женщине в день убийства: крепдешиновое с крупными ярко-оранжевыми цветами на голубом фоне. Рядом положили и настоящее, выстиранное, разорванное у шейного выреза и под мышкой.
      Первыми на опознание пригласили холостяков. Впускали по одному и заставляли внимательно осматривать тело со всех сторон. И пока они обходили труп, капитан Врабий не спускал с их лиц напряженного взгляда, будто просвечивал каждого насквозь лазером, желая по дрогнувшему мускулу или мимолетному смятению определить преступника.
      Холостяков в наличии оказалось шестеро, да ещё двое находились в отпуске. Как ни напрягал зрение следователь по особо важным делам, как ни пытался проникнуть в чужую тайну, скрытую не только телесной оболочкой, а и не менее твердой волей (слабохарактерный на убийство не пошел бы), заподозрить кого-то в содеянном не смог: офицеры без особого волнения осматривали труп и все как один отвечали однозначно: эту женщину они никогда не видели.