Жажду уничтожить.
 
      Что такое мужская дружба? Любовь есть жажда — потери себя в другом, дружба — обретения себя в другом. Над дружбой всегда третье — то, ради чего — по Гронскому:
 
      — Восток был отперт на простор
      и — Нашего полку прибыло.
 
      (Над любовью (душой ее) — всегда третий, бывший или будущий, угроза, смерть.)
 
      А любовь — тупик. Выход — смерть. (Дружба — бессмертье.)
 
      Если бы я в ноябре 1934 г. любила Н. П. Г<ронского> я в ноябре Х-вого года его — разлюбила: забыла.

* * *

      <Вклеенная газетная вырезка:>
 
      — В Египте найден дневник школьника, относящийся ко II веку до Р. Х. В нем подчеркнуты слова Гомера, что богини часто выбирают мужей среди смертных людей.
 
      (П<оследние> Н<овости> — 26-го июня 1938 г. — Оправдание тщательности моих записей. Ибо наверное и тогда были войны — и всякие великие события. А школьник — читал и выписывал. Писал — и подчеркивал. Этот школьник для меня покрывает всю мою современность. Этот школьник II-го века до Р. Х. — мой современник. Ибо он так же жил прошлым — как я. Гомером — как я. И нам скоро обоим будет — столько же лет. (Нисколько — лет.))

* * *

      А так — отрешенно, чисто и кровно (там — кроваво!) я буду помнить его вечно, болеть будет вечно. Моя боль — о нем, а не о себе без него.
 
      Приезжайте в П<ариж>. Расскажу. То, чего никогда не прочтете — даже в моей рукописи о нем, живом, даже в нашей переписке, где он считался с детской ревностью моей дочери, а я — не хотела быть ему слишком всем. Переписка с обеих сторон чрезвычайно бережная. Он считался с моей семьей, я — с его юношеством, — и оба с временем и местом. Мы же должны были скоро, скоро встретиться и всё друг другу сказать!
 
      Я бы Вам не рассказала, я бы Вам показала его.

* * *

      «Трагических обстоятельств» не было. Он был счастлив. Его все любили. Он готовил свою книгу и ни в кого не был влюблен. Он только что был у матери, только что посадил ее на автобус (Мама! осторожней!) и вез своему старому морскому другу — в Мёдон — чужой морской бинокль. Мы с Г<ронским> под поезд с чужими Цейесами не бросаемся.

* * *

      «Eux que le d?part d’une femme ou la fuite du temps inspire…»
      (Aragon, crieur public).
      «Les prodiges ne sont plus dans les eglises, ils sont dans la rue…»
      — Ils ?taient quelquefois dans les champs… Sur mer aussi…
      (J?sus, Jeanne d’Arc)

* * *

      …Во всю величину залива

* * *

      В ответ на слезы мне «Колхозы»,
      В ответ на чувства мне «Челюскин»
      (Б. П. и я — Писательский Съезд 1934 г. июнь)

* * *

      …Дорогой Б<орис>, я теперь поняла: поэту нужна красавица, т. е. без конца воспеваемое и никогда не сказуемое, ибо — пустота et se pr?te ? toutes les formes. Такой же абсолют — в мире зрительном, как поэт — в мире незримом. Остальное всё у него уже есть.
 
      У тебя, напр., уже есть вся я, без всякой моей любви направленная на тебя, тебе экстериоризировать меня — не нужно, п. ч. я все-таки окажусь внутри тебя, а не вне, т. е. тобою, а не «мною», а тебе нужно любить — другое: чужое любить.
 
      И я дура была, что любила тебя столько лет напролом.
 
      Но мое дело — другое, Борис. Женщине — да еще малокрасивой, с печатью особости, как я, и не совсем уже молодой — унизительно любить красавца, это слишком похоже на шалости старых американок. Я бы хотела бы — не могла. Раз в жизни, или два? — я любила необычайно красивого человека, но тут же возвела его в ангелы.
 
      Ты был очень добр ко мне в нашу последнюю встречу (невстречу), а я — очень глупа.
 
      Логически: что ты мог другого, как не звать меня <фраза не окончена>. Раз ты сам не только в ней живешь, но в нее рвешься. Ты давал мне лучшее, что у тебя есть. Но под всеми твоими навязанными в любовь бабами — была другая правда: и ты со мной был — по одну сторону спорящего стола.
 
      Я защищала право человека на уединение — не в комнате, для писательской работы, а — в мире, и с этого места не сойду.
 
      Ты мне предлагал faire sans dire, я же всегда за — dire, к<отор>ое и есть faire: задира этого дела!
 
      Вы мне, — массы, я — страждущие единицы. Если массы вправе самоутверждаться — то почему же не вправе — единица? Ведь «les petites b?tes ne mangent pas les grandes» — и я не о капиталах говорю.
 
      Я вправе, живя раз и час, не знать, что такое К<олхо>зы, так же как К<олхо>зы не знают — что такое — я. Равенство — так равенство.
 
      Мне интересно всё, что было интересно Паскалю и не интересно всё, что было ему не интересно. Я не виновата, что я так правдива, ничего не стоило бы на вопрос: — Вы интересуетесь будущим народа? ответить: — О, да. А я ответила: нет, п. ч. искренно не интересуюсь никаким и ничьим будущим, к<отор>ое для меня пустое (и угрожающее!) место.
 
      Странная вещь: что ты меня не любишь — мне всё равно, а вот — только вспомню твои К<олхо>зы — и слезы. (И сейчас плачу.)
 
      Однажды, когда при мне про Микель-Анджело сказали биф<ш>текс и мясник, я так же сразу заплакала — от нестерпимого унижения, что мне (кто я, чтобы…) приходится «защищать» Микель-Анджело.
 
      Мне стыдно защищать перед тобой право человека на одиночество, п. ч. все ст?ющие были одиноки, а я — самый меньший из них.
 
      Мне стыдно защищать Микель-Анджело (одиночество) — оттого я и плачу.
 
      Ты скажешь: гражданские чувства М<икель->А<нджело>. У меня тоже были гражданские — т. е. героические — чувства, — чувство героя — т. е. гибели. — Не моя вина, что я не выношу идиллии, к к<отор>ой всё идет. Воспевать к<олхо>зы и з<аво>ды — то же самое, что счастливую любовь. Я не могу.

* * *

      (Набросок письма карандашом, в книжку, на скворешной лестнице, в Фавьере, пока Мур спал. Письмо было лучше, но Б. П. конечно его не сберег.)

* * *

      (Одновременно — другому: последнему, к<оторо>му я нравилась — пишу это в те же дни (июньские — четыре года спустя))
 
      …Главное, чего не забудьте:
 
      я в Вас не влюблена, я по Вас и без Вас не томлюсь, мое «скучаю» значит: рада была бы здесь с Вами ходить и беседовать. И еще — привыкла.
 
      У меня к Вам — братское чувство, одной семьи. Ни малейшей ревности — женись Вы завтра, я за Вас была бы счастлива, а за себя — спокойна, что никогда уже не смогу Вам сделать никакого зла.
 
      Мне в жизни нужна не влюбленность, а понимание и помощь.
 
      Будь я совершенно свободна, я бы Вам сказала то же самое, я бы никогда не соединила своей судьбы с Вами — и ни с кем уже.
 
      Поэтому — умоляю: забудьте обо мне как о женщине — во мне ее так мало.
 
      Если мне тогда хотелось к Вам прислониться — то с той же нежностью как к каштану — при чем тут пол? И не сделала я этого только потому что Вы не каштан.

* * *

      (NB! После этого сразу и навсегда перестал писать и «любить».)

* * *

      Я могу раскрыть руки — только от безмерности души моей, от невозможности встретить ровню — или хотя бы ровесника всех моих возрастов, соотечественника всех моих климатов, включая в это объятье и всех молодых женщин, которых Вы будете любить.
 
      И Вас — любя!
 
      Не: Вас — любя!

* * *

      Получить меня легче чем понять.

* * *

      Мур — 21-го июля 1935 г.
 
      — Он любит свою жену — точно она из сахара. Или из стекла.

* * *

      (В ответ на мои стихи:
 
      Небо — синей знамени,
      Сосны — пучки пламени…)
      — Синее знамя? Синих знамен нет. Только у кан?ков.
 
      Пучки пламени? Но ведь сосны — зеленые. Я так не вижу, и никто не видит. У Вас белая горячка: синее знамя, красные сосны, зеленый змей, белый слон.

* * *

      Как? Вы не любите красивой природы? Вы — сумасшедшая! Ведь все любят пальмы, синее море, горностай, белых шпицев.
 
      Для кого Вы пишете? Для одной себя, Вы одна только можете понять, п. ч. Вы сама это написали!

* * *

      …От столького — увяла
      Душа — роско-шест-ва.
      Поэту нужно — мало,
      Его легко сыта
      Душа

* * *

      Мур: — Поэт — кто поет.

* * *

      (Тому же — до письма о каштане)
 
      …Нынче приезжал овощник — красавец, и жена его — красотка, и ребенок — красавец. И я подумала о Вас, пожелала Вам — такой жены, говорящей: — Moi, je ne d?cide rien. C’est mon mari qui d?cide, moi — je suis. И такого ребенка, еще ничего не говорящего.
 
      П. ч. это дает мир, а не дружба со мною.
 
      Я этого мира — никому не дала.
 
      Будь я даже на все 20 л. моложе, я бы Вам этого мира никогда не дала, и не по строптивости, а по невозможности — в полной чистоте сердца — сказать первому встречному — с радостью, и даже с гордостью: Moi — je le suis.
 
      (Мое suis — есмь!)
 
      П. ч. над каждой любимой головой я видела — высшее: хотя бы голову — облака, и за это высшее всегда — внутри себя — отдавала все земные головы, свою включая.
 
      Со мной — счастья — нет.

* * *

      Маршрут в Lavandou.
 
      Спуститься до римского колодца и — мимо куч сухого тростника — тропинка виноградником — глубиной тростников. — Мост. — По тропинке мимо домика — полем до проволоки — направо.

* * *

      (Конец ужасной прах?вой записной книжки.)

* * *

      (Костяк блок-нота)
 
      Мать — это обнимать, понимать, унимать, поднимать.

* * *

      — Очень старый листок, карандашный, Берлин 1922 г. лето —

* * *

      …Думаю о расставании. Что во мне расстается — и с чем? Мной владело — и без ведома, во всяком случае без участия того, что владело. Здесь потеря равна освобождению, но освобождаешься ли по воле от того, что завладело тобою помимовольно.
 
      Можно выходить только из-под чьей-нб. воли. Там где воли чужой (ведома!) не было, там и освобождения нет.
 
      Луч. Но у него одна дорога. Да, и эта дорога сейчас как раз моя, и не могу я ради свободы свернуть направо или налево.
 
      — М. б. сам повернет? — согласно солнцу. Ибо только прожекторы прыгают, у луча — закон.

* * *

      (NB! Темно, но достаточно ясно.)

* * *

      …Главный мой грех — если уж по чести — непогрешимость. (Сознание ее!)

* * *

      Богом становишься через радость, человеком через страдание. Это не значит, что боги не страдают и не радуются — человеки.

* * *

      Мур — март-май 1929 г. (4 года) — Из Алиных записей.
 
      — Какая сегодня у нас погода раскрашенная!

* * *

      — Сейчас будет грох.

* * *

      — Когда у кошки вырастут руки, она будет мыться губкой?

* * *

      …Глазки — голубые, нос маленький, крючком, уши — серые, собачиные, ротик — красный, щеки — огромные, страшный подбородок, малиновые брови…

* * *

      — Хулиган ищет свою пару чулков.

* * *

      — На свинью надета хря-хря-хря.

* * *

      — Погода совсем новая.

* * *

      Достать с н?-пола

* * *

      — Радз<евич>, ты не ешь апельсин, он соленый!

* * *

      Раньше — январь 1929 г.
 
      — Я не ты.

* * *

      — Я засучиваю рукава, чтобы лучше держать barnrn. — Мура пришел к папе с визитом. — Папа, вставай, лентюга! — Снять салфицу (раньше: фатицу). — А у Бомаршэ (Bon March? ) — есть колеса? — Папа, в какую сторону садится поезд? — А у тебя есть одышка, малокровье? (NB! Вопрос — всем гостям.)

* * *

      Февраль.
 
      — Шахматы —
 
      — Конь съел собаку. Пешка съела королеву и убежала. Пешка проглотила королеву.
 
      — Владик, когда я буду твоей женой, я буду тебя кормить. — Книга меня руручит. — Медвяк (медведь). — Баю, баю, я козляю. — Я не шагаин, это Лев — шаг?ин (хозяин). — Из кодпапусты (из-под капусты). — Как говорят когда едят? Поглаборадить? — Скрипщик. Л?рщик. Умерел, умурул. — Если синее и желтое — получается грязь. — Я вчера взял ножницы и нацелился, а его нет нигде. — А кошки любят ангелов? — А микетка любит Жанну д’Арк? — Нет, она других микэтов любит. — Мать течырех Петров (сказка Андерсена: Мать четырех ветр?в). — Фылинский глаз на небе сверкает. Фылинский глаз, зоологический сад. (Вариант: после сверкает: — Директор — зоологический сад.) Кто-то: — Здоровый мороз! Мур: — Мама! Мороз выздоровел! — В комнате Евразины (вроде — образины). — Когда люди спят, петушки им подпевают.

* * *

      — Немножко раньше, 1-го февраля, день рождения (4 года) — Алина запись.
 
      — С утра нашел на столе d?coupages — La belle au bois dormant и La biche au bois и фартучек (ненависть!), а в кармане тетрадка и карандашик. Надел новый костюм. После сна пришел Владик с огромной лошадью, страшно грохочущей. Потом А<лександра> З<ахаровна> и Лелик. Л<елик> принес громадную корзину с яблоками, апельсинами и бананами и играл с Муром в d?coupages. Когда ушел Л<елик>, пришла Вес?нна со сводными картинками и мячиком. В сказке про Кащея — на вопрос как он кричал — ответил: — Как? сейчас узнаю. Сейчас вспомню. Сейчас скажу. Как слон мычит.

* * *

      Две ёлки (Алина запись).
 
      1) Наша, в Сочельник. Гости: Весанна, Лель, Владик, М<ария> С<ергеевна> и К<онстантин> Б<олеславович>. Подарки принес Дед Мороз в мешке: стройка от папы, карандаши от меня, барабан от Радз<евича>, зайца, машину и козлов от Весанны. Деду Морозу орал: — «Мура умный! Мура хороший! Я себя хорошо вел!» Очень понравился барабан. От мамы получил столик.
 
      2) У Б<огенгард>тов. После длиннейшей дороги в поезде, метро и трамвае — особнячок. Встречают радостно, меряют Мура с Сережей, Мур больше. Гости (дети) — две французских девочки, два русских мальчика и мы. Елочка маленькая, в горшке, служит уже вторую зиму. Подарки — волчек, музыка джаз-банд и мячик (мне — чашку) и две корзинки со сладостями. Еще козел.

* * *

      Март 1929 г.
 
      — Когда я бегу, у меня сзади мешок с корабликом.
 
      Мама: — Если ты будешь есть колбасу, а другой будет смотреть — что нужно сделать?
 
      Мур: — Дать ему по морде. (В другой раз — на тот же вопрос:) — Дать ему картошку.
 
      — Много воды поправляет кашель. —
 
      Мур рисует. Аля спрашивает: — А что это за кружки — румянец?
 
      — Нет, это сиянец.

* * *

      Белая лошадь сидела на снеге,
      Она скользкая без сиденья.
      А Бобик вышел из подворотни.
      В подвале река с супругом.

* * *

      Май 1929 г.
 
      — Я не хочу, чтобы священники были бритые, а чтобы с волосами!

* * *

      (Адам и Ева) — Мадам Гиэна.

* * *

      Мурина первая франц<узская> фраза (июль 1929 г.)
 
      — Donne bonbon gamin s’il vous pla?t.

* * *

      Солдат-убивальщик.

* * *

      Мне хочется с папой венчаться.

* * *

      — Петр Петрович, Вы — шина мясная (Michelin).

* * *

      — Аля гадкая очень, сломала свою лошадку.
 
      — А рифма где?
 
      — Какая арихва??

* * *

      Мур на море (Понтайяк)
 
      — Савва, соблазни пожалуйста нашу собаку!
 
      — Эх ты, старый букан!
 
      — Мур упал с поезда, большого, длинного, нехорошего, у Мура нога болит (это — ночью, и после этого хромает).
 
      — Моталь-Матвевна, уходите с дороги, старая змея!
 
      — Марьяша (К<арсави>на, 18 лет) — моя подруга любимая.
 
      — Мороженое — вещь очень вредная для больших.
 
      — Савва, нате Вам печеные окурки!
 
      — Какая тетя уродистая!

* * *

      (Конец Алиным записям.)

* * *

      Еще Алины записи — на дне коробки
 
      26-го сент<ября> 1927 г. (Муру 2 г. 7 мес. 26 дней)
 
      — Полотенца, пошло вон!
 
      — Почему?
 
      — Пошла, пошла в угол, полотенца, ты грязная и глупая!

* * *

      — Аля, не сиди на сундуке!
 
      — Почему?
 
      — На сундуке неинтересно, пускай лучше Мура сядет!

* * *

      — Пускай Аля лучше суп ест! Он не оцень кусный, он сладкий такой!

* * *

      Визит С. М. (27-го ноября 1927 г., Муру 2 г. 9 мес., 27 дн<ей>)
 
      Мур, на вопрос о стихах (знает ли он какие-нибудь стихи)
 
      Старый барабанщик шляпу снял,
      Немец это видел сказал:
      — Вы моя надежда, я твой идеал, —
      Ах, зачем, зачем я шляпу снял?!
 
      — а на вопрос С. М. о песне — и затем самоё песню:
 
      — Спой мне песню, как девица
      […]
      Спой мне песню, как синица
      Тихо за морем жила

* * *

      — «Была синица, была еще синица, еще синица — много. Они все пошли гулять. Шли, шли, прибежали разбойники. Убежали — разбойники. У синицы была морда, глазки, волосы, ручки, башмаки».

* * *

      19-го ноября 1927 г. — разговор с Гризо (? совершенно не помню, м. б. так Аля звала Владика, я никакого Гризо не знала)
 
      Гр. — Кошка мулями пахнет.
 
      Мур: — Да, да, М?лом!
 
      Гр. — А ты любишь мули?
 
      Мур, показывая себе на живот: — Да!
 
      Гр. — А ты хочешь есть мули?
 
      Мур, возмущенно: — Ннееет!

* * *

      (NB! Он понимал, что речь — о нем.)

* * *

      16-го ноября
 
      — Папа, пусти своего кота, твоего сына!
 
      1-го декабря
 
      — Мама, поцелуй своего сына, кота любимого, под хвост!

* * *

      11-го дек<абря>
 
      — Аля, ты ужасная шутка!

* * *

      3-го дек<абря>
 
      Мура надевает штаны и палталоны.

* * *

      — Папа, хотите черного кофе с молоком?

* * *

      21-го дек<абря> — Почему у Зозефины усы мокрые?
 
      14-го дек<абря> — таща кошку за хвост: — Вот две кисы едут на поезде.
 
      22-го дек<абря> Когда мама ушла, Аля взяла мех и стала пудриться, вот так, вот так, вот так. (Показывает на голову.)
 
      23-го дек<абря> — Аля! Какая у тебя кофта чудная! Вся рваная, шелушится, и в паршаф.
 
      23-о дек<абря> — Кто тебе Аля? — Аля — братья.
 
      16-го дек<абря> — Муре нужно намазаться папиной мазью, у Мура паршаф, ужасный паршаф.
 
      20-го дек<абря> усиленно рассказывал Д<митрию> П<етровичу> про Кащея, а уходя спросил: — А М<ир>ский — очень страшный старик?
 
      24-го дек<абря> — А почему Лелик ночью не играет на скрипке?

* * *

      (Мое, на картоне блок-нота)
 
      Мур — 20-го дек<абря> 1929 г.
 
      — Вот когда я состарюсь…
 
      Мур: — Вы не состаритесь! Я позову чортов и они Вас сделают. Молодой сделают.

* * *

      29-го дек<абря> 1929 г. — Удар ветра. Мур: — Я знаю что это. Это ветер сердится на своих ветряток.

* * *

      — Кто французов сделал?
 
      — Бог.
 
      — А почему он французов — так много сделал, а русских — так мало?

* * *

      — Мур, ты когда будешь большой поедешь на полюс?
 
      — Где снег?
 
      — Снег, плавучие ледяные горы, спят в мешках, ни травки, ни лавки…
 
      — Я буду мимо путешествовать.

* * *

      Я (дек<абрь> 1929 г.)
 
      С какой-то минуты отсутствия человека мы пишем письмам.

* * *

      St. Laurent — канун Алиного 17-летия — дописываю последние строки М?лодца.

* * *

      Мур — 2-го Окт<ября> 1930 г., С<ен> Лоран, последние дни.
 
      — Как меня сейчас блоха укусила! Это еще ничего когда блохи кусаются! Вот когда люди кусаются! А когда мясники кусаются — самое опасное!

* * *

      Письмо к С.
 
      — Милый папа! Отчего Вы мне Benjamin не присылаете, самого обыкновенного? Приедем скоро (o!). Встретьте нас, пожалуйста, в Gare de Lyon и возьмите И<русю>, чтобы она встретила. Вчера мы были в шато, там пили чай с крендельками, и я съел массу крендельков, и даже у меня желудок сделался плохой, неважный. Вчера приезжал Бюффар в красном автомобиле. Сейчас пашут, а коровы у нас звонят — только они в хлеву заперты. Вывезли тачку, и я ее катал, а потом перестал.
 
      До свидания, папа (шепотом: где моя лейка?!) прощаюсь с Вами, где Вы сейчас находитесь?
 
      (собственноручно: Мура)

* * *

      Мур — 23-го февраля 1934 г. (9 л. 23 дня) — 1-ый школьный год.
 
      Вот я сегодня глядел на учительницу и думал: — Вот у нее есть какая-то репутация, ее знают в обществе, а мама — ведь хорошо пишет? — а ее никто не знает, п. ч. она пишет отвлеченные вещи, а сейчас не такое время, чтобы (писать) читали отвлеченные вещи. Так что же делать? Она же не может писать другие вещи.

* * *

      Первая школьная consigne (со слов нынешнего Мура).
 
      Задали тему для сочинения Charlemagne, и нужно было сказать, что сделал с оставшимся золотом St. Elois. A я написал: — Il s’acheta une patinette.
 
      — Qu’est-ce que ?a signifie? — мне сказали. Я пожал плечами. А потом дали consigne.

      — Стихи — как всё что чрезвычайной важности (и опасности!) — письмо зашифрованное.

* * *

      Стихи: созвучие смыслов.
 
      (Кламар, 23-го апр<еля> 1932 г.)

* * *

      Внешняя рифма только путь к рифме внутренней, слуховое созвучие только путь к смысловому созвучию.

* * *

      Душе, чтобы писать стихи нужны впечатления. Для мысли впечатлений не надо, думать можно и в одиночной камере — и м. б. лучше чем где-либо. Чтобы ничто не мешало (не задевало). Душе же необходимо, чтобы ей мешали (задевали), п. ч. она в состоянии покоя не существует. (Покой — дух.) — (Что сказать о соли, к<отор>ая не солёная… Что сказать о боли, к<отор>ая не болит?..) Покой для души (боли) есть анестезия: умерщвление самой сущности. Если вы говорите о душевном покое, как вершине, вы говорите о духовном покое, ибо в духе боли нет, он — над. (…Или вы говорите о физическом здоровье.) «Я знаю, я породил смертного сына» — есть ответ духа Гёте, Гёте — духа, des Geistes — Goethe. Есть ответ бога. Душа его болела как у всех — и больше, ибо после этого бессмертного ответа — смертный живой поток крови, чуть не унесший — душу, которой он и был. Душа знает одно: болит. Есть одно: болит. Как болит — стихи. «Переболит» — быт: дурной опыт.

* * *

      — Творческая воля есть терпение.
 
      28-го апр<еля> 1932 г.

* * *

      Мур — 10-го янв<аря> 1932 г.
 
      Мур — смесь лукавства и гордости:
 
      — Раньше реки тихо текли — и теперь так текут…
 
      — Не только деревни, не только избушки, но и дерево, и этого бы дерева никакими топорами не вырубить…
 
      (Отрывки из моего «Искусства при свете Совести», к<отор>ое однажды при нем читала вслух Але.)
 
      — Как страшно, д. б., резать человека, как это д<окто>ра могут?
 
      — Учились — и крепкие нервы.
 
      — Они наверное в очках.

* * *

      — Когда будет Поэт и Время, я буду говорить гораздо проще. Нужно, чтобы у Поэта было время, а для того, чтобы у поэта было время, нужно достать время: расковырять время.
 
      (31-го янв<аря> 1932 г., 7 л. без одного дня)

* * *

      Во сне (я)
 
      — Совесть должна разучиться спрашивать: за что?

* * *

      Мур — Пасха 1932 г. (1-го мая 1932 г.)
 
      Страстная Пятница
 
      Мур — до исповеди, припоминая:
 
      — Черти. — Злопамятность. — Ругань. — Драка.

* * *

      … — Наоборот: я их ненавижу. — (Увещевания священника.) — Ну, прощать-то я их м. б. и буду, но уже любить — не-ет!

* * *

      Аля рассказывает сон, мрачный (две ночи)
 
      Мур: — Ce n’est pas qu’un r?ve, un — только не joli, a vilain — r?ve! (Из фильма Congr?s de Vienne — Le Congr?s s’amuse)

* * *

      <Рукой Мура:>
 
      Бордо, 24 декабря. —
 
      В 8 часов вечера со станции Мон-де-Марсан отошел пассажирский поезд. Ночь была холодная и туманная. Термометр показывал 5 градусов ниже нуля. Поезд шел полным ходом. Полусонных пассажиров бросало из стороны в сторону. Не доходя до станции Моко-Банке поезд начал замедлять ход и, наконец остановился в поле. Прошло 10 мин. 20 минут. Обеспокоенные пассажиры повыходили из вагонов. В чем дело? Не случилось ли несчастия? Несколько человек направились к локомотиву, чтобы расспросить машиниста. Нетрудно себе представить состояние всех, когда локомотива не оказалось. Машинист потерял свой состав и умчался дальше. Гордо подкатил одинокий паровоз к станции Моко-Банке и затормозил. Машинист стал возиться с машиной. С криком прибежал начальник станции: «Где ваш состав?» — «Какой состав?» — к большому конфузу для себя, машинист должен был убедиться, что потерял поезд. Пятясь назад он повел свой паровоз на поиски потерянного поезда. Вследствие тумана пришлось идти очень медленно, чтобы не врезаться в состав без локомотива. К счастью всё обошлось благополучно. Машинист прицепил к паровозу вагоны. Пассажиры вынуждены были провести ночь среди поля. —
 
      Переписано Муром 2-го июля 1938 года, в Ванве.