Заплакала Фанта-Гиро. Страшен ей Кремень-разбойник. Не такого жениха ждала. Узнал про все герцог, опечалился. Черные мысли одолевают, но все же спрашивает дочку:
      — Может, правда за Кремня пойдешь?
      — Умереть мне лучше, чем такое от вас, отец, слышать.
      Долго думал герцог и решил ждать завтрашнего дня. Если Кремень свататься придет, схватить его и в подвалах на хлебе и воде до смерти держать. А не придет — ловить посылать. Как с дочкой быть — видно будет. С тем и задремал перед рассветом.
      Утром, глядь, едут к воротам всадники, богато одеты. Не поверил бы, что разбойники, если бы впереди не Кремень. Едет, усы крутит, латы серебряные, шелковый плащ развевается. Едет, о богатстве герцогском мечтает.
      А герцог позвал своих людей с мечами да пиками и в соседней комнате спрятал, а сам на резное кресло сел.
      Заходит первым Кремень, за ним сваты шпорами позванивают. И разбойник гордо так говорит:
      — За своим я, мессер, пришел.
      Герцог тоже не спешит. Велел вина принести, закусок, за стол зовет. Не успели гости по чарке выпить, как выскочили герцоговы слуги, всех схватили, связали, в подвал затолкали. Бегут докладывать: все, дескать, мессер, готово.
      Успокоился герцог, спать улегся. Ну, думает, поплачет дочка, да успокоится. А от себя он ее не отпустит. Одна ведь она у него, кровиночка. А герцогине не спится. Плакала она, плакала и решила в сад пойти. Позвала тихонько свою нянюшку и пошла. Дух от яблонь чудесный. Соловей поет. На небе звездочки перемигиваются. Покойно так, тепло.
      А разбойники тем временем через стену перелезли и к покоям герцогским подобрались. Имели они наказ: не вернется атаман до вечера — в полночь поджечь все герцоговы постройки. Порубили они всех караульщиков да собак. Кремня выпустили, а все двери закрыли и бревнами заложили. Соломы накидали и подожгли. Погода тихая, безветренная была. Полыхнул огонь до самого неба.
      Проснулись люди. Женщины кричат, дети плачут — да не выйти никому, а кто в окно выпрыгнет — того разбойники режут.
      Проснулся герцог, да поздно. Во второй раз его разбойники обманули. Кинулся он к дочери — а ее нет в комнате.
      — Унес, окаянный, доченьку, не жить мне теперь!
      И в окно герцог прыгнул. Разбился или нет, только разбойники всего его изрубили. И всех истребили разбойники, кого ножом, кого огнем. И на сад пожар перекинулся.
      Увидала огонь Фанта-Гиро, побежала назад к дому, отца спасать. Да только поздно уже — крыша проваливаться начала. И такой страх вокруг творится, что и не видать бы лучше. А разбойники веселятся, на конях гарцуют, факелами да ножами окровавленными размахивают. И спрятаться бы девушке — да некуда; Все огнем освещено. Видит она — несется на нее разбойник, клинком замахнулся. И вдруг ожгло ей лицо. Это головня летящая ей в глаз ударила. Упала она на землю, а всадник обезумевший дальше помчался.
      На рассвете нашла ее нянюшка. Всю ночь она в озере просидела, от огня спасалась. Очнулась Фанта-Гиро. Слышит, нянюшка плачет, причитает. А сама глаз раскрыть не может. Рассказала ей все нянюшка, подняться помогла, отвела к озеру. Ведет, а на герцогову дочь взглянуть боится: вместо лица — сплошной ожог, глаз вытек, волосы клоками висят. И кругом пепелище да мертвые валяются. А страшнее всего сад — деревья черные, обугленные. Только у одной яблони возле озера несколько веток целых, да на том месте, где Кремень Фанта-Гиро бесчестил, — трава зеленая.
      Срезала нянюшка с яблоньки эти ветки и повела слепую герцогиню подальше от страшного места. Одни вороны над пепелищем кружиться остались. Остановились они в лесу ночевать. Глядь — на полянке яблонька дикая стоит. Старуха к ней веточки из герцогова сада и привила. Проснулись они утром и пошли дальше, ягодами, корнями питались.
      Недели через две пришли они в город большой. Нанялась старуха к купцу за свиньями ходить, и изуродованная герцогиня с ней в свинарнике живет, как может помогает. Один глаз понемножку видеть начал. Велела ей старуха себя матушкой звать, а про то, что дочка герцога да Гарда никому не сказывать. А зимой народился у нее мальчик.
      А как новая весна расцвела, затосковал Кремень-разбойник. Хоть и не любил он Фанта-Гиро, а все тянет на то место взглянуть, где она ходила. Никому не сказал, один поехал.
      Недолго искал, нашел то место лихое. Трава молодая едва-едва через горелое пробивается. Все голое, обугленное, на земле кости человеческие валяются. И сад черный, мертвый стоит. Не по себе даже разбойнику стало. Слез он с коня, пошел по саду. Вдруг блеснуло что-то. Наклонился он. Видит, это жемчужины из ожерелья девичьего по земле рассыпаны. Какие потемнели, а несколько штук — живые, горят. Собрал он их в ладонь, сжал кулак и заплакал. Первый раз за всю свою разбойничью жизнь заплакал. Во всем раскаялся.
      Да недолгое оно, воровское раскаяние. Чуть дружков увидал, вина выпил и опять за разбой принялся. Только иногда вытащит из кармана жемчужины, вздохнет и назад положит.
      Шли дни за днями, годы за годами. Стал сынок герцогинин подрастать. Красивенький, быстроглазый мальчишечка получился. Понравился он хозяевам. Хоть и богато жил купец, за морями торговал, да не было у него детей. Стали они мальчика к себе в дом пускать, читать, писать учить. А он все на лету ловит. Купчиха мальчика балует, лакомствами кормит. А он все матери унести норовит. Ласковый такой. Джованни.
      Собрался купец однажды на ярмарку и решил Джованни с собой взять. И веселее, и все лишний глаз за товаром смотрит.
      Ехали они долго ли, коротко ли, а дорога через те места, через горелые, страшные. Едут, купец крестится и говорит:
      — Эх, какие тут сады да яблоки были, я их у герцога возами покупал да по яблочку продавал. Какой же лиходей загубил здесь все!
      Съездили они на ярмарку, назад вернулись. Купец на Джованни не нарадуется. Насыпал ему полный карман денег и платок шелковый для матери дал. Джованни дома про ярмарку расспрашивают, про дорогу, не было ли разбойников.
      — Разбойников мы не видели, а ехали мимо горелого места. Купец очень жалел, что сад сгорел, нет нигде теперь таких яблок.
      — Как это нет?! Есть, я сохранила! — говорит нянюшка.
      — Молчи, няня, совсем с ума сошла! — испугалась герцогиня.
      А бабка слушать ее не стала и говорит Джованни:
      — Зови купца, я ему про яблоки расскажу.
      Мальчик бегом к купцу. Так, мол, и так, сеньор, бабушка вам про яблоки рассказать хочет. У купца глаза загорелись. Купцы, они прибыль за сто земель чуют. Побежал он в свинарник.
      — Ты что, старая, столько лет у меня живешь, мой хлеб ешь, а такое скрываешь! Рассказывай!
      — Отпишите Джованни все свое богатство в наследство, скажу.
      Стали они торговаться. Как-то уж поладили. А герцогиня молчит, как бы не узнал купец, кто она такая. Стыдно.
      Ну, сели они на лошадей, поехали. А там лес, пешком идти нужно. Купец сам старуху под руки ведет. Вышли они к той полянке, а ее не узнать. Сад, на деревьях яблоки крупные, налитые, огнем горят. Старуха сама удивилась: и то деревце уцелело, да еще новые повырастали. Чудо.
      Купец рад-радешенек. На другой день работников послал, сад огородил, сторожей поставил. Яблоки поснимал, в сено уложил и торговать поехал. Джованни, понятно, с собой взял, а герцогине с нянюшкой дом с прислугой нанял.
      Хоть Кремень-разбойник воровство свое не бросил, только его на берег озера Гарда все чаще тянуть стало. Съездит, а потом неделю с тоски пьет. Тошно ему, седой весь стал. Волк и есть волк. Ни семьи, ни детей.
      А купец Джованни как родного сына любил. И доход от яблоневого сада год от году все больше. Только задумался однажды купец: откуда старуха про сад знала? Почему знала, а сама удивлялась? Как бы проведать? А старуха к тому времени померла. Мать Джованни он спрашивать боялся: больно лицо-то обожженное страшно. Ну-ка, думает, лицо обожжено, сад сожженный. Стал он догадываться: уж не хозяйка ли сада?
      Посоветовался он с женой. А она и говорит:
      — Возьми, муженек, кушаний дорогих, вина молодого, да поди узнай, может, там еще богатство какое есть. Джованни нам как сын родной. Чего ей нас бояться.
      Купец сделал, как жена сказала, и пошел. Приходит. Очень герцогиня удивилась. А купец мнется. Мялся-мялся, да и спросил наконец:
      — Я вас давно знаю. Джованни мне вместо сына. Скажите, кто вы такие? Я плохого не сделаю, Господь свидетель.
      Фанта-Гиро заплакала:
      — Место горелое — мой дом отчий. — И все купцу рассказала.
      Очень купцу их жалко. А Джованни как про Кремня-разбойника услыхал, как вскочет:
      — Из-под земли, — говорит, — гадину достану и убью.
      — Нельзя живого человека убивать, — мать ему говорит. — Грех большой. А к тому ж отец он тебе. Родителей, говорит, не выбирают. Не видел ты его никогда, ну и забудь. Теперь мы хорошо живем. Мой отец Кремню мстил, вот как все и вышло.
      Задумался Джованни.
      Пришел купец домой. Все жене рассказал. Она говорит:
      — Возьми людей верных и поезжай на герцогово пепелище. Не верю я, чтобы там кладов каких-нибудь в подвалах не было.
      — Ладно, на тот год поеду.
      Собрал купец урожай, других товаров накупил, Джованни прихватил и поехал на ярмарку. А Кремень-разбойник про те яблоки где-то прослышал. Не поверил сначала. Сам же видел: сгорел сад. И люди все погибли. А потом увидел яблоки и поверил. Вот, думает, найти бы тот сад, можно бы и нажиться.
      Стал он купца выслеживать. Только на след напал, как вдруг понял, что на герцогово пепелище приехал. Слез с коня, пошел бродить. Вдруг слышит: едет кто-то. И наперерез поскакал. Это купец с Джованни с ярмарки возвращались. А купцовы люди поотстали. Э-э-э, думает Кремень, со старым да малым я один справлюсь. И притворился, будто с коня упал. Лежит, стонет.
      Джованни услыхал и говорит:
      — Слышите, стонет кто-то, помочь надо.
      — Это место такое, здесь не то услышится, — отвечает купец и коней гонит.
      А Джованни все одно: стонет, помочь надо. Подъезжают ближе: лежит кто-то на дороге, а вдали конь бродит-ходит. Джованни со своего коня спрыгнул и спрашивает:
      — Вы, сеньор, кто будете? Может, помочь чем?
      — Ах-ах, упал, ногу сломал, коня поймать не могу!
      — Подождите, сеньор, — говорит разбойнику Джованни, — я вашего коня поймаю.
      А купец что-то почуял и говорит:
      — Не ходи, Джованни, наши следом едут, догадаются, поймают. Дело-то к ночи.
      — А давайте, дядя, — Джованни уж давно купца дядей звал, — давайте в сад ночевать не поедем. Здесь где-нибудь остановимся. Скорее бы домой попасть. Матушке мазь заморскую привезти.
      Смекнул тут Кремень: эге, думает, это же сада хозяева. Если убью сейчас, так про сад ничего и не узнаю.
      Остановились. Коней распрягли, костерок развели. Сыром да вином своего гостя угощают. А Кремень стонет, до ноги дотронуться не дает. А конь его поодаль пасется.
      Уж очень купцу спутник подозрительный. А Джованни — ничего, все про мать вспоминает.
      — Скорее бы, дядя, домой! Только бы матушку красивой сделать, такой, как до пожара.
      Купец молчит, в костер смотрит. А Кремню интересно: чудно, в его руках люди, а убить жалко. Так у костра хорошо. И мальчик такой славный. Вроде бы лицо знакомое. И что он там про пожар толкует, лучше бы про сад узнать.
      — А что, Джованни, кто мать-то твоя?
      — Она, сеньор, герцога сожженного дочь, — отвечает Джованни, — этим местам хозяйка.
      — Только жизнь-то по-другому решила, — купец говорит.
      Начал тут Кремень догадываться:
      — А кто, парень, твой отец будет? Как его звать-то?
      Джованни вспыхнул.
      — Нет у меня отца. И не было. Злодей он, хоть мама и не велит говорить про него худое.
      Задумался Кремень-разбойник. Может, открыться? Тогда уж прощай нажива, да и не очень, сдается, рад будет Джованни своего родителя видеть. Отвернулся он, а Джованни к ручью за водой пошел. И вдруг Кремня как кто по плечу стукнул. Вскинул глаза, а на Джованни из куста волк нацелился, вот-вот схватит. Забыл про ногу Кремень. Кинулся на волка и насмерть голыми руками задушил. Купец видит, а с места сойти боится, одеревенел весь со страха.
      Нагнулся Кремень волка-то рассмотреть.
      — Дай-ка, Джованни, нож, шкуру снимать буду!
      Побежал Джованни за ножом к костру. Только откуда ни возьмись на Кремня волчиха набросилась, рычит, на землю повалила, рвет, кусает. С клыков злоба так и летит. Да не долго она Кремня мяла. Изловчился Джованни, вогнал нож ей под лопатку. Тут и купец подоспел. Вытащили вдвоем Кремня.
      — Прости, — говорит купец, — добрый человек, за разбойника я тебя принял, а ты Джованни от волка спас.
      А Кремень уж и не слышит ничего. Вытащил из последних сил жемчужины, протянул Джованни.
      — Ей отдашь, — прохрипел и умер.
      Помолились над ним купец с Джованни, как умели, и похоронили. И крест над безымянным холмиком приладили. Очень купец сокрушался, что не узнал имени доброго человека. А конь Кремня так и остался у могилы бродить.
      Приехал купец домой. Все, как обычно, жене рассказывает, и про спутника удивительного. Кому же теперь жемчуга отдать?
      — Ясно кому, матери Джованни. — Жена у купца толковая была, сразу сообразила.
      — Это почему? — не понял купец.
      — Эх, — говорит жена, — башка седая, а соображения как у дитяти. Это ж Кремень-разбойник был, он ведь отец Джованни.
      Узнала про то герцогиня. Не то печалиться, не то радоваться, только легче ей стало. Может, мазь заморская помогла, может, жемчужины живые красоту возвращать умеют.
      А тем временем разбойники всполошились. Нет и нет атамана. Знают, что он на герцогово пепелище повадился. Вот и поехали туда. Глядь, у дороги могилка свежая, а поодаль атаманов конь ходит. Постояли разбойники у могилы, повздыхали да разъехались в разные стороны. Известно, где атаман похоронен, ни один разбойник воровать не станет.
      Прошла зима, вот и говорит купцу жена:
      — Пора клад искать, лето давно.
      Пошел купец Джованни с собой звать.
      — Хочу я, Джованни, на ваше пепелище ехать. Богатства герцоговы искать. Все ж они деда твоего, негоже им там скрытыми лежать. Денежка, она в обороте быть любит.
      Джованни на мать смотрит, ждет, что она скажет.
      — Я давно бы сама там побывала, да боюсь, — говорит герцогиня. — Я с вами поеду, я же помню, где что.
      Вот и пепелище перед ними. Все бурьяном заросло, только обгорелые стены да стволы кое-где чернеются. Страшно. Пошла тогда Фанта-Гиро вперед, а Джованни с купцом следом. Идет, слез унять не может, да рассказывает: здесь то было, а здесь это. Облазили купцовы люди все подвалы, все тайники — нет ничего.
      — Эх, — говорит купец, — поздно мы хватились, все, что огонь не взял, разбойники растащили, а что — и звери лесные.
      А Джованни возьми да спроси:
      — А разве, мама, у вас церкви не было?
      — Как же, была. На этом самом месте. Видишь, плиты травой заросли. Подклеть-то из камня. Вот и уцелела.
      Стал тогда Джованни по плитам на коленях лазить, каждую плиту простукивать. И одна пустотой отозвалась. Подняли эту плиту, вниз Джованни с купцом спустились. Джованни-то ловко спрыгнул, а купец кряхтит, но лезет. Любопытно. Видят они: стены изразцами выложены, а посередине сундук стоит. Огромный, кованым железом обит.
      — Ах, — говорит купец, — вот оно, золото…

Глава 45,
в которой не оказалось золота

Глава 46,
в которой Паоло горько вздохнул

Глава 47,
в которой дочь Леона поцеловала этого парня

Глава 48,
в которой Леон и аббат остались одни