Глава 28

– К сожалению, нет, – сказал Блейз. – Вы, наверное, знаете, что я прилетел совсем недавно и пока просто не имел возможности нигде побывать. Но завтра я непременно ее посмотрю. Уверен, что получу огромное удовольствие.

– Вот как, – прозвучал вдруг тенорок Жоржа Лемэра. Математик по-прежнему сидел совершенно неподвижно, да и выражение его лица ничуть не изменилось. – Значит, в этом турне вы решили сочетать приятное с полезным?

Блейз улыбнулся в ответ.

– Нет. Эта поездка чисто деловая. Просто я считаю, что «Факелы» являются одним из показателей развития Ньютона. Я довольно внимательней изучил прошлое вашего мира, но, к сожалению, так и не смог прийти ни к каким определенным выводам по поводу его будущего.

Эта двусмысленная фраза была произнесена столь непринужденно, что даже таким людям, как члены Совета, потребовалось некоторое время, чтобы переварить услышанное.

Затем Хаф-Тандер наклонился вперед.

– Уж не хотите ли вы сказать, что и сами в какой-то степени способны повлиять на будущее нашей планеты?

– Ну, – пожал плечами Блейз, – дело в том, что я и так уже до некоторой степени повлиял на него и не вижу причин, которые помешали бы мне влиять на неге и в дальнейшем.

Снова наступило молчание.

– А этот человек вообще-то нормален? – поинтересовалась у Хаф-Тандера Айбен.

– Насколько нам известно – да, – взглянув на нее, ответил Хаф-Тандер.

Он снова повернулся к Блейзу:

– Вы, должно быть, шутите, Блейз Аренс?

– С чего вы взяли? – удивился Блейз.

– Меня ничуть не удивляет, что Айбен поставила вашу нормальность под сомнение, – сказал Хаф-Тандер. – Остается только добавить: повлиять на этот мир вы способны не более, чем кто-либо на другом конце Вселенной.

Говоря это, он немного повысил голос – почти незаметно. Затем помолчал и продолжал уже прежним спокойным тоном.

– Мало того, вообще не можете хоть как-то повлиять на ситуацию. Совет вызвал вас, чтобы сообщить об определенных мерах, которые собирается предпринять по отношению к вам. У нас сложилось впечатление, что вы прибыли сюда под прикрытием своего дипломатического паспорта с намерением будоражить умы наших граждан этой вашей чепухой насчет Иных.

– Боюсь, что вы ошибаетесь, – возразил Блейз. – Это чисто лекционное турне. Разумеется, прибывая на планету, где есть филиал организации Иных, я встречаюсь с ее членами. Почему бы и нет?

Никакой реакции со стороны Совета не последовало.

– Мои выступления, – продолжал он, – не имеют никакого отношения ни к вам, ни к организации Иных, а затрагивают лишь будущее человеческой расы. Население Ньютона также является частью человечества, следовательно, то, что я говорю, в равной степени относится и к вашему народу. Естественно, люди могут меня и не слушать. Но мне кажется, что для некоторых это представляет определенный интерес.

– Так вы не отрицаете? – воскликнула Айбен. – Вы действительно собираетесь будоражить умы наших граждан?

– Я не отрицаю только того, что я сказал, – чуть улыбнувшись, ответил ей Блейз. – Если вам так хочется исказить смысл моих слов, я за это ответственности нести не могу.

– Еще как можете, – сказал Жорж Лемэр.

– Жорж совершенно прав, – подхватил Хаф-Тандер, – особенно принимая во внимание ваш дипломатический паспорт. Наш Совет, учитывая то, что нам известно о ваших целях не только здесь, у нас, но и на других планетах, которые вы посетили, и на обоих Квакерских мирах, откуда вы прилетели сейчас, считает совершенно очевидным: иной цели, кроме как вносить смуту в сознание общества лучшего из всех Новых Миров, которые создало человечество, у вас нет.

Блейз рассмеялся.

– По-вашему, это смешно? – взорвалась Анита дел ле Сантос. При ее внешней хрупкости и нежности черт фраза показалась особенно резкой.

– Боюсь, что да, – улыбнулся Блейз. – Судите сами: вот вы – высший и непререкаемый орган власти планеты, которую вы называете самой лучшей из всех Новых Миров, хотя обитатели некоторых из них могут с вами и не согласиться. Тем не менее вы придумываете какой-то фарс, делая в нем главным героем – этаким рыцарем плаща и кинжала – меня. Не сочтите за труд объяснить мне, чем же это я таким занимаюсь под видом своих лекций о судьбах всех людей на всех обитаемых мирах?

– Я уверен, для вас, как и для нас, совершенно очевидно, что это никакой не фарс и что вы действительно занимаетесь подрывной деятельностью. – Хаф-Тандер обвел взглядом своих коллег, которые утвердительно закивали.

– Как бы то ни было, – продолжал он, – при поддержке старшего брата вы начали с создания филиалов подрывной организации на максимально возможном числе миров. Здесь, на Ньютоне, вам не удалось преуспеть в этом, хотя и среди наших ученых нашлись те, кто проявил слабость и клюнул на ваше заявление о том, что человечеству прежде всего нужно сбросить ярмо Старой Земли – причем, заметим, ярмо несуществующее, как вам и самому отлично известно, – а потом стать таким, каким представляете себе его вы.

Он замолчал. Блейз молча наблюдал за ним. Когда пауза несколько затянулась, Хаф-Тандер продолжал:

– И вот, организовав все это, теперь вы перебираетесь с планеты на планету и пытаетесь запалить шнур и взорвать общественное мнение изнутри. Причем производите вы впечатление человека достаточно разумного. Неужели вы предполагали, что и на Ньютоне будут молча сносить весь этот открытый и циничный саботаж, принимая во внимание ваш дипломатический паспорт? Это просто удивительно. Остается только надеяться на ваш здравый смысл – вы поймете нас, если мы при необходимости просто наплюем на вашу дипломатическую неприкосновенность.

– Это было бы неумно, – возразил Блейз. – Все Новые Миры существуют на основе финансовой взаимозависимости, что, в свою очередь, требует соблюдения ряда взаимопризнанных норм в отношениях. Одна из них – неприкосновенность лиц с дипломатическим статусом. Это нам досталось в наследство еще со Старой Земли.

Он с улыбкой оглядел присутствующих.

– Нарушьте данное правило, и не останется причин, по которым нельзя было бы нарушить и все остальные договоренности и соглашения. А это имело бы уже катастрофические последствия.

– Я знаю, что таково общественное мнение на большинстве Новых Миров, – заметил Хаф-Тандер. – Но оно не учитывает одного существенного момента. Именно Ньютон приобретает значение планеты, жизненно важной для всех остальных.

– Жизненно ли? – спросил Блейз.

На эту наживку тут же клюнул Жорж Лемэр.

– Конечно, ведь если бы не мы, у остальных населенных планет просто не было бы общей технологии! – громко воскликнул он.

– А не слишком ли много вы на себя берете? – как бы про себя произнес Блейз. Но Лемэр уже не слушал его.

– Если мы завтра прервем всяческие сношения с остальными мирами, все они двинутся в разные стороны с разной скоростью и постепенно снова одичают. А между тем наш мир и те, кто останется с нами, будут продолжать научно и технически развиваться еще более быстрыми темпами, познавая все больше и больше тайн мироздания. Со временем мы превратимся в империю, решения в которой будет, конечно же, принимать только Ньютон. За всех. В принципе мы и сейчас уже недалеки от этого.

– Понятно, – кивнул Блейз. – Видимо, вы уже разработали планы организации собственного производства, подобного кассидианскому, медицинских исследований и образовательных структур, подобных экзотским, военной подготовки как на Дорсае – кстати, а не дорсаец ли Донал Грим лет около ста тому назад заставил Ньютон капитулировать?

– Названные вами миры уже специализированы до предела. Мы знаем обо всех этих вещах не меньше них, – ответил Лемэр.

– Ясно, – снова спокойно повторил Блейз.

Ему действительно все стало ясно.

Именно теперь он вдруг с необыкновенной четкостью осознал гораздо больше, чем им хотелось бы, и даже больше, чем они понимали сами.

Одним из признаков общественного упадка, предсказанного для Новых Миров, было и сползание в некую разновидность мегаломании, при которой население планет вдруг начинало не только полагать себя обитателями лучшего из миров, но и рассчитывать на дальнейшее господство над остальными.

В принципе он был готов встретиться с подобными проявлениями мании величия, но только не так скоро. К тому же он считал, что первыми признаками подобного полубезумия будет наращивание вооружений и создание армии, способной силой овладеть остальными Новыми Мирами.

Старая Земля однажды уже пыталась завоевать Дорсай. И совершенно неожиданно потерпела сокрушительное поражение – причем вовсе не из-за того, что ей пришлось уступить дорсайскому военному гению, и не из-за того, что ее противниками выступили отборные силы дорсайцев. Нет, победу одержали мирные жители планеты, и с тех пор подобные планы завоевания были навсегда заброшены.

Очевидно, его собеседники намеревались пойти другим, менее насильственным путем – использовать прежде, всего экономические средства. Совет вовсе не шутит, заявив о своем пренебрежительном отношении к его дипломатической неприкосновенности. Если они и вправду собирались арестовать его, то даже Солдаты Генри вряд ли могли остановить их.

Блейз полностью отдавал себе отчет в том, что в межпланетной политике он все еще оставался довольно мелкой фигурой. Члены Совета могли, конечно, не знать этого, но он-то был твердо уверен, что Маккей ни в коем случае не поставит под удар отношения между Квакерскими мирами и Ньютоном только из-за того, что с одним из членов правительства обошлись неподобающим образом. У Маккея не было для этого ни соответствующей твердости, ни решительности.

Скорее всего, он вообще отреагирует крайне вяло, в глубине души даже порадуясь тому, что этим человеком оказался именно Блейз, совершенно не учитывая, насколько тот популярен среди населения обоих Квакерских миров, а также то, что стоит пасть Блейзу, как вскоре падет и он сам. У тамошних избирателей была отличная память и вполне определенные убеждения.

Все это промелькнуло в голове у Блейза мгновенно, поэтому он ответил Хаф-Тандеру почти сразу:

– Даже если предположить что вы действительно готовы совершить такой неслыханный доселе акт, как нарушение моей дипломатической неприкосновенности, а то и подвергнуть меня чему-то худшему, чем просто высылка, хотя мне даже трудно представить…

Хаф-Тандер с усмешкой перебил его:

– Я не собираюсь скрывать наши намерения. Мы предлагаем отдать вас под суд по обвинению в подрывной деятельности. Не буду цитировать вам соответствующие статьи нашего уголовного законодательства, но хочу заметить, что признание виновным в подобном преступлении может караться даже смертной казнью.

– Причем приговор, очевидно, будет приведен в исполнение незамедлительно, – вставил Блейз с плохо скрываемой иронией в голосе.

– Ничуть не сомневаюсь в этом, – вмешалась Динь Су все с теми же теплыми, почти материнскими интонациями в голосе. – Я уверена, что все Новые Миры испытают только облегчение, узнав об избавлении от такого возмутителя спокойствия, как вы.

– Мне кажется, что вы не учли еще кое-чего, – заметил Блейз. – Если вы будете судить меня вопреки всем международным законам и правилам, а затем казните, то тем самым сделаете из меня мученика. Обратитесь к истории не только Новых Миров, но и Старой Земли. Мучеников обычно долго помнили и объявляли святыми. У мучеников, как правило, гораздо больше последователей появляется после смерти, а не при жизни.

Хаф-Тандер снова усмехнулся и покачал головой.

– Нынешняя ситуация имеет совершенно иной прецедент. Помните, в свое время кто-то заметил, что в исторических хрониках именно Карфаген, а не Рим, представлен как злодей – а все потому, что история писалась именно в Риме. Вскоре и мы будем подобны Риму. И историю писать тоже будем мы.

– Понятно, – протянул Блейз. Он снова опустился в кресло. – Тогда чем быстрее вы начнете соответствующие юридические процедуры, тем лучше. Поскольку я верю в свои слова, обращенные к людям. И жизнь моя гораздо менее важна, чем то, что я им говорю.

Он окинул взглядом присутствующих.

– Вообще не так уж важны ни моя жизнь, – продолжал он, – ни организация Иных, ни что-либо еще. Самое главное – это будущее человеческой расы. Конечно, перспектива гибели меня вовсе не радует, но все же я уверен, вопреки вашим утверждениям, что моя смерть даст как моему делу, так и будущему человечества больше, чем могли бы мои слова дать при жизни.

Теперь он позволил себе мрачно улыбнуться.

– Может быть, – добавил он, – мне следовало бы даже поблагодарить вас за это.

Блейз не только был совершенно искренен, но и в голосе его, прекрасно натренированном, как всегда, звучала убежденность, так эффективно действующая на слушателей. Члены Совета, какими бы проницательными и опытными людьми они ни были, не были и столь же опытными слушателями, способными распознать намеренное эмоциональное окрашивание речи Блейза.

Впрочем, даже если бы они и обладали такими способностями, он все равно говорил чистую правду – кроме самых последних слов. В душе Блейз совершенно искренне продолжал считать, что для выполнения конечной цели нужен именно он сам, причем живой и способный продолжать начатое дело. Но они вряд ли смогли бы заметить эту маленькую ложь на фоне всего остального. Более того, теперь Блейз был уже совершенно уверен, что, если бы они и в самом деле вознамерились покончить с ним таким образом, бессмысленным тогда являлось это приглашение, а также попытка запугать.

А запугать и потрясти его они весьма старались, но только в качестве первого этапа на пути к чему-то большему. Что же предполагалась, он сейчас и пытался понять, примешав к бочке правды ложку не правды.

– Да, в мужестве вам не откажешь, – чуть помолчав заметил Хаф-Тандер. – Но в любом случае, независимо от того, сколько людей будет считать вас мучеником на других Новых Мирах, – здесь, на Ньютоне, это кажется маловероятным, а Старой Земле вы вообще безразличны.

– Вы так уверены? – спросил Блейз. – Но ведь вполне возможно, что мой мученический венец породит людей, которым ваша власть придется сильно не по вкусу, и они причинят вам множество неудобств, когда вы попытаетесь взять под свой контроль другие Новые Миры.

– А они и так у нас под контролем, – вставила Анита делле Сантос.

Блейз бросил на нее мимолетный взгляд и снова перевел глаза на Хаф-Тандера.

– Я вовсе не имею в виду то, что вы в состоянии сделать, особенно учитывая высокий уровень развития вашей науки, – пояснил Блейз. – Я говорю о попытках занять главенствующее над всеми остальными Новыми Мирами положение. И если вы поставите перед собой такую цель, то у вас могут возникнуть сложности с ее достижением, если достаточно большое количество людей на других планетах будет исповедовать философию, отличную от вашей.

– А с чего вы, собственно, взяли, что Ньютон так стремится командовать остальными планетами? – спросил Хаф-Тандер.

– А разве не в этом состоит ваша конечная цель? – невинным голосом вопросом на вопрос ответил Блейз. – Стать самыми могущественными? Доминировать над остальными? Получить практически неограниченную власть?

При этих его словах присутствующие как-то заерзали и начали переглядываться. Блейз понял: он коснулся животрепещущей темы. Возможно, они еще ни разу не обсуждали – ни официально, ни неофициально, – как распределят между собой власть, если Ньютону все же удастся взять верх над остальными Новыми Мирами.

Хотя совершенно очевидно, что они стремятся именно к этому. Все они наверняка уже мысленно примеряли на себя эту власть, и примерка явно удовлетворила многих из них.

Вопрос о разделе будущих властных полномочий наверняка должен был привести к серьезным разногласиям между ними. Сейчас Блейз поставил эту проблему перед ними совершенно открыто, одновременно пытаясь заставить их наконец высказать вслух так до сих пор и не прозвучавшее предложение, которое ему очень хотелось бы услышать. В принципе это был тот же метод кнута и пряника, знакомый ему по Новой Земле, правда, с небольшими отличиями. Весь этот разговор об игнорировании дипломатической неприкосновенности, а также угрозы судить его и казнить с трудом воспринимались как прелюдия к подобному предложению. Поэтому он ждал, чтобы кто-нибудь из них произнес его наконец вслух.

Блейз готов был держать пари, что это будет Динь Су. И оказался прав.

– Интересно, – начала она, – а с чего вы взяли, что многие будут помнить о вас, не говоря уже о том, чтобы считать вас мучеником?

– Однажды на Новой Земле послушать мою лекцию пришло около восьмидесяти тысяч человек, – сказал Блейз. – И это на планете, где я никогда да этого не бывал и где меня слушали только в записях. Не знаю как для вас, а для меня это факт очень показательный.

– Да, показательный, – согласилась Динь Су, – хотя мне кажется, вы в значительной степени сами себя обманываете. Подобный интерес зачастую недолговечен. Любое экстраординарное событие всегда поначалу привлекает толпы зевак.

– Неужели даже восьмидесятитысячные?

Но Динь Су ничего не ответила, а вместо этого обратилась к Хаф-Тандеру.

– Если мне не изменяет память, – произнесла она негромко и доверительно, как будто в зале, кроме них двоих, никого больше не было, – мы вроде бы обсуждали и другие возможности использовать его.

– Надеюсь, ты не приняла всерьез эти его хвастливые заявления? – отозвался Хаф-Тандер.

– Согласна, он действительно изрядно перебарщивает, – кивнула Динь Су. – Даже если он и вправду готов умереть за свою философию, ему все равно имело бы смысл пытаться убедить нас в том, что у него действительно много последователей. Но, к сожалению, он обладает даром, который один из древних классиков Старой Земли в свое время назвал «опасным красноречием». Полагаю, мы должны попытаться найти этому красноречию какое-то полезное для нас применение. Как ты считаешь?

– Хм-м, – задумчиво протянул Хаф-Тандер и обвел взглядом остальных. Члены Совета молча смотрели на него.

– Итак, – чуть раздраженным тоном проговорил Хаф-Тандер, – вы все-таки выскажете свои мнения?

– Лично мне, – буркнул Жорж Лемэр, – совершенно все равно. Как решите, так и будет.

– А как мы можем быть уверены, что он у нас под контролем? – спросила Анита делле Сантос. Ее вопрос прозвучал как-то фальшиво и немного наигранно.

– Есть способы, – пожал плечами Хаф-Тандер. – Надеюсь, вы помните – нам уже приходилось таким образом брать под контроль несколько человек.

Через секунду Анита кивнула.

– А я говорю – нужно судить его и казнить, – настаивала Айбен. – Какой нам смысл рисковать?

– Иногда, дорогуша, – улыбнулась Динь Су, – бывает, что стоит и рискнуть.

Айбен как будто собралась что-то возразить. Она уже приоткрыла было рот, но снова закрыла его и сидела, недовольно уставившись на Динь Су.

– По-моему, – сказала Динь Су, – мы сможем использовать его без всякого риска для себя. – Она взглянула на Блейза. – Вы понимаете, что мы имеем в виду, Блейз Аренс? – спросила она.

Блейз улыбнулся. Это даже скорее было похоже на ухмылку.

– Могу себе представить. Видимо, вы хотите воспользоваться мной, чтобы я приспособил свою философию для ваших целей и убеждал людей в том, что выгодно вам. Я прав?

– Вот видишь, – заметила Динь Су Хаф-Тандеру. – Он исключительно умен. Его обязательно нужно использовать.

– Может, ты и права, – с сомнением произнес Хаф-Тандер. – Хотя лично я так не считаю, но если остальные…

Все уставились на Блейза.

– Может, вы все-таки и моим мнением поинтересуетесь? – обратился к ним Блейз.

– А какое нам дело до вашего мнения, – отозвался Хаф-Тандер мягким снисходительным тоном, каким обычно разговаривают с ребенком. Хаф-Тандер и Динь Су, сказал себе Блейз, совершенно определенно занимают в Совете главенствующие позиции. Если они придут к единому мнению, остальные члены Совета наверняка поддержат его. Однако Жорж Лемэр продолжал хмуриться, а хищное лицо Айбен искажала гримаса, которая придавала ему еще более плотоядный вид. Да и Анита делле Сантос казалась весьма недовольной.

Если все это было заранее отрепетированным представлением, то играли они хорошо. Блейз решил, что ему вряд ли повредит еще одна попытка поддеть их.

– А я бы на вашем месте все же его выслушал, – сказал он. – Дело в том, что изменять своим взглядам ради спасения жизни я вовсе не собираюсь, равно как и не намерен любой ценой избежать мученической смерти. Мои взгляды – это моя жизнь.

– Вот видите! – воскликнула Айбен. – Не будет с него толку.

– Вовсе нет. Вовсе нет, – почти таким же ласковым тоном, как только что Блейзу, возразил ей Хаф-Тандер. – Прежде всего, я не думаю, что он понимает, в каком оказался положении. Далее, всегда есть способы гарантировать безопасность в подобных вопросах. Но в чем-то он и прав. Если он не будет сотрудничать с нами добровольно, у нас ничего не получится.

Он снова повернулся к Блейзу.

– Прежде всего, Блейз Аренс, вы должны уяснить: никто из нас вовсе не требует от вас искажать смысл того, что вы говорите. Ваши речи – как раз самое безобидное из всего, что вы делаете.

Блейз улыбнулся.

– Я понимаю, вы так не считаете, – резонно заметил Хаф-Тандер. – Но с нашей точки зрения это именно так. По крайней мере, в отношении Ньютона. В настоящее время по вашему сценарию главный злодей – это Старая Земля. А мы и не спорим. Мы только рады будем, если Старая Земля станет объектом ненависти со стороны обитателей Новых Миров, хотя, разумеется, действительных причин для подобного отношения в общем-то нет. Но дело в том, что если мы просто позволим вам продолжать в том же духе, то впоследствии ничто не помешает вам сопоставить нас и нашу науку с аналогичным направлением развития Старой Земли – ну, скажем, с научными достижениями, воплощенными в Абсолютной Энциклопедии.

– Мне казалось, вас больше всего беспокоит возможное брожение местных умов как следствие моих выступлений, – напомнил ему Блейз.

– О! – Хаф-Тандер небрежно махнул рукой. – Просто это был повод собраться и что-то решить относительно вас. Нет, на самом деле нас гораздо больше интересует будущее. Если бы у нас была уверенность, что вы ограничитесь только выступлениями и будете продолжать все валить на Старую Землю, в этом случае мы, наверное, могли бы со спокойной душой отпустить вас и позволить и дальше разъезжать с вашими лекциями – даже здесь, на Ньютоне.