Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Мечом раздвину рубежи

ModernLib.Net / Серба Андрей Иванович / Мечом раздвину рубежи - Чтение (стр. 39)
Автор: Серба Андрей Иванович
Жанр:

 

 


      Закончив менять повязку на голове русича, болгарин засеменил к двери. Едва замерли звуки его шагов, Фулнер вмиг преобразился. Резкими, судорожными от нетерпения движениями он сбросил с себя оружие и кольчугу, рубаху и сапоги. Затолкал вещи под лавку с раненым, прикрыл снятым с Владимира своим плащом. Оставшись в одних штанах, он сунул в зубы обнаженный кинжал, воровато выглянул в окно, предварительно поставив свечку в комнате на пол у двери.
      Сумерки уже сгустились, было темно. Садик располагался Между стеной дома кмета и крепостной башней замка, и викинг не заметил поблизости ни единого человека. Он влез на подоконник, мягко, по-кошачьи, спрыгнул в садик. Не разгибая спины, бесшумно метнулся в сторону освещенного окна горницы кмета, затаился под ним среди виноградных лоз.
      Теперь окно было как раз над ним, всего в десятке локтей. Звучавшие в комнате голоса доносились намного отчетливее, однако различить их все равно было невозможно. Викинг пробрался среди виноградных плетей вплотную к стене дома, прикрытый листьями, встал во весь рост. Напрягая зрение и шаря по стене рукой, он вскоре обнаружил первый подходивший для его замысла крюк. Подпрыгнув, Фулнер поудобнее ухватился за него руками, стал подтягиваться вверх, к следующему крюку.
      От крюка к крюку, опираясь босыми ногами на каждый выступ в камне и пользуясь любой трещиной в кладке, он достиг окна. Сунув большие пальцы ног в обнаруженную в стене выбоину, повиснув на полусогнутых руках, он замер всего в локте от полураспахнутого окна Младана. Загорелое тело викинга полностью сливалось с зеленью виноградной листвы, его привычные к многочасовой работе на веслах руки почти не чувствовали тяжести тела. Поэтому, отбросив всякий страх и не обращая внимания на неудобство своего положения, Фулнер весь превратился в слух.
      – Воевода, я велел тебе находиться у Острой скалы и ждать там меня или Бориса,– услышал он недовольный голос кмета.– Что заставило тебя оставить дружину и явиться ко мне?
      – Я отправлял к тебе гонцов вчера вечером и сегодня утром. Однако ни один из них не возвратился обратно. Тогда я решил узнать, в чем дело, и в случае какой-либо беды помочь тебе,– прозвучал ответ Любена.
      – У меня не было ничьих гонцов ни вчера, ни сегодня. Думаю, все дороги к замку перехвачены ромеями, которые не пропускают ко мне никого.
      – Сегодня ты ждешь гонца от воеводы Асмуса,– с тревогой произнес Любен.– Нужно немедля выслать ему навстречу сильный отряд, который сможет защитить его от любого противника.
      – Русский гонец уже в замке, ему тоже не удалось миновать ромейской засады. Все его спутники погибли, лишь он, раненный двумя стрелами, с побратимом-викингом сумел прорваться ко мне.
      – С викингом? – В голосе Любена прозвучали удивленные нотки.– Насколько мне известно, в отряде тысяцкого Микулы не было ни одного викинга, да и воевода Асмус всегда держался от них подальше.
      – Я тоже знаю, что русичи не особенно доверяют наемным варягам, а посему используют их лишь как воинов, но никак не гонцов. Но ведь и варяги бывают разные, да и обстоятельства иногда вынуждают поступать не как хотелось бы… А если викинг действительно побратим сотника Владимиpa, тот вполне мог захватить его с собой. Но Бог с ним, с варягом, из предосторожности я не выпущу его из замка ни на шаг, а в дороге буду держать рядом с собой. Завтра днем мы со-единимся с русичами и доподлинно узнаем, что он за птица на самом деле. А может, еще раньше лекарь поставит на но-ги сотника Владимира, который поручится за своего побратима. Так что хватит о викинге, у нас есть дела куда важнее.
      – Что передал через сотника воевода Асмус? – с нетерпением спросил Любен.
      – Владимир до сих пор без сознания, однако варяг сообщил все необходимое. Асмус говорит нам – «пора». Поэтому, воевода, ты сейчас же вернешься обратно к Острой скале, а завтра утром двинешь дружину на ромеев.
      – Наконец-то! – радостно воскликнул Любен.– Но скажи, кмет, неужто ты на самом деле отправил в византийский стан семью?
      – Я был вынужден сделать это,– сухо ответил Младан.
      – Почему? Разве не понимаешь, что твои близкие стали заложниками в руках спафария? И он, узнав о твоем выступлении против империи, не остановится ни перед чем.
      – Я был вынужден сделать это,– повторил Младан,– и вот почему. Спафарий Василий хорошо знает меня и отношение большинства болгар к империи, а потому задумал обезопасить себя от возможного нового врага. Он перекрыл горные перевалы в сторону моря своими когортами, в тылу у них расположил еще таксиархию пехоты и пять центурий конницы. Прежде чем мы успели бы собрать наших воинов и выступить на помощь русичам, Василий без труда захватил бы мой замок и разбил по частям дружину. И я замыслил усыпить подозрительность спафария, получить время для сбора своих воинов.
      Когда в замок прибыл тысяцкий Микула, долгожданный посланник моего побратима Асмуса, мы первым делом разработали с ним план, как обмануть ромеев. Я давно знал, что воевода Борис в последнее время начал тянуться к империи, через мужа своей дочери стал родственником спафария Василия и попал под его влияние. Именно на этом и замыслили сыграть мы с Микулой…
      И Фулнер услышал подробный рассказ о том, как вначале был обманут воевода Борис, который затем ввел в заблуждение спафария. О том, как клюнул опытный византийский полководец на ложную высадку русичей в бухте, проморгав в другом месте настоящую.
      – Но хитрый спафарий не поверил мне до конца, потребовав заложниками моих жену и дочь,– продолжал Младан.– Дабы не выдать раньше времени своих истинных намерений, я был вынужден расстаться с семьей. Однако мы с тысяцким предусмотрели и такой ход событий, так что, воевода, не тревожь себя думами о моих близких,– закончил кмет.
      – Почему ты не раскрыл мне свой план раньше? – В голосе Любена прозвучала обида.– Неужто не верил?
      Младан добродушно рассмеялся:
      – Совсем не потому, воевода. Просто знал, что ты никогда не допустишь мысли, что я могу продаться империи. А учитывая твой горячий нрав и опасаясь, что можешь в запальчивости сказать лишнее, решил рассказать тебе о плане в последний момент. Сейчас он наступил, и ты знаешь теперь все. В доказательство своего полного к тебе доверия именно ты двинешь завтра утром дружину на помощь братьям русичам.
      – Кмет, ты сам хотел вести воинов в этот поход. Когда болгары узнали, что будут сражаться заодно с русичами против империи, под твое знамя собралась не только дружина, но и сотни воинов других кметов и боляр. Не двадцать, а тридцать сотен болгар можешь повести ты завтра на спафария! Почему тебе не поскакать к дружине сейчас вместе со мной? – предложил Любен.– При тебе в замке всего полусотня стражи, а кто знает, сколько ромеев шныряет вокруг стен и какие у них помыслы?
      – С радостью поступил бы так, но что-то с утра неважно себя чувствую. Поэтому либо прибуду к тебе завтра утром в ущелье, либо встречу в полдень на перевале. А обо мне не волнуйся: ромеям ни к чему новые враги, они не тронут нас до тех пор, покуда мы сами не ударим по ним.
      – Буду ждать тебя, кмет. Мои разведчики донесли, что хуже всего ромеи охраняют Черный перевал, поэтому я замыслил выйти к морю через него. Согласен с этим?
      – Добро, воевода. Если в моих планах что-либо изменится, пришлю к тебе Бориса с грамотой либо устным известием. Уж его ромеи не тронут ни при каких обстоятельствах,– насмешливым тоном заметил Младан.– Теперь ступай, и до встречи завтра.
      Не дожидаясь, когда Любен покинет Младана, Фулнер стал быстро спускаться по стене. Давно общаясь с русичами, он неплохо знал их язык, поэтому мог легко понимать и речь болгар. Не разбираясь во всех оттенках разговора кмета с воеводой, он тем не менее отлично понял его смысл. Этого было вполне достаточно, чтобы заставить Фулнера немедленно и решительно действовать.
      Очутившись на земле, викинг с кинжалом в руке прошмыгнул к окну своей комнаты, заглянул в нее. Комната была пуста, если не считать неподвижно лежавшего на лавке раненого русича. Стоявшая у двери свеча ярко освещала противоположную окну сторону комнаты, оставляя в полумраке окно, через которое Фулнеру нужно было попасть в комнату. Оглянувшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, викинг одним махом оказался в комнате и начал торопливо облачаться в оставленные под лавкой одежду и доспехи. Полностью одевшись и поставив на прежнее место свечу, Фулнер склонился над Владимиром, всмотрелся в его лицо. Губы русича заметно порозовели, со щек исчез мертвенный оттенок, дыхание стало глубже и ровнее.
      Выходит, старый болгарский лекарь действительно неплохо знал свое дело. Нет, сотник Владимир, тебе не дано жить дальше, ибо ты уже свершил на земле все, что было необходимо Фулнеру, и теперь стал ему опасен. Если ты за ночь победишь смерть и утром заговоришь, наружу выплывет ложь викинга, и это будет его концом. Поэтому, рус, готовься к встрече с душами своих предков – не зря ты видел их у горного источника и постоянно слышал их голоса.
      Фулнер оглянулся на окно, на дверь и с силой сомкнул пальцы на шее сотника…
      Когда в комнату вошел лекарь, окно было плотно прикрыто, плащ викинга заботливо наброшен на русича. Сам Фулнер, примостившись в углу подле лавки, имел вид давно уснувшего человека. Болгарин легонько потряс его за плечо, и викинг открыл глаза.
      – Варяг, я принес обещанный тебе настой. Выпей его, и боль вскоре отступит.
      Фулнер вдохнул в себя резкий, горьковатый запах отвара, брезгливо взглянул на желтоватую, с маслянистым отливом поверхность жидкости.
      – Спасибо, старик, но мне стало намного лучше.
      – Как знаешь,– пожал плечами лекарь.– Если боль повторится, питье будет рядом.
      Поставив чашу рядом с Фулнером, болгарин подошел к сотнику, наклонился к его изголовью. На лице лекаря попеременно мелькнули удивление и растерянность, он тихо вскрикнул и отшатнулся от русича. Повернувшись к висевшей в углу возле окна маленькой деревянной иконе, лекарь осенил себя крестным знамением.
      – Боже, неужто ты так жесток? – еле слышно прошептал он.– Ведь мне казалось, что я уже спас его.
      – Старик, что случилось? Отчего ты дрожишь? – спросил Фулнер, приближаясь к нему.
      – Варяг, недавно в этой комнате я был слишком самонадеян и непочтителен с Богом. И Небо тут же поставило меня на место, напомнив, что я всего лишь простой смертный. Твой товарищ мертв, мне нечего здесь больше делать. Прощай. Сгорбившись и по-старчески шаркая ногами, лекарь покинул комнату. Через несколько минут это сделал и Фулнер. Первый встреченный во дворе замка дружинник указал ему воеводский дом, где после отъезда Любена обитал Борис. Воевода встретил викинга, сидя за ломившимся от еды и питья столом, в руке у него был кубок вина. Не отвечая на вопросительный взгляд Бориса, Фулнер подошел к столу, вырвал из руки воеводы кубок, положил в освободившуюся ладонь обрубок золотого диргема.
      – Воевода, вторая часть этой монеты у тебя. Поскольку моя больше, приказываю я. Но прежде ты выслушаешь то, что я расскажу…
      И Фулнер посвятил Бориса в историю своих последних приключений, начиная от утреннего нападения на русского сотника и кончая последовавшей несколько минут назад его смертью.
      – Я не могу покинуть замок, поэтому к моим легионерам гонца пошлешь ты. Гонец вручит центурионам мою часть диргема и именем спафария Василия прикажет немедленно собрать расположенные вокруг замка дозоры и секреты воедино. С восходом солнца обе центурии должны поджидать кмета Младана на дороге к Острой скале. Если его не будет, им надлежит к полудню перенести засаду на тропу, ведущую от замка к Черному перевалу. Пусть гонец под страхом смертной казни напомнит центурионам, что болгарский кмет нужен спафарию живым и невредимым. Выполняй, воевода…
      Мелькнувшая среди туч луна на миг осветила раскинувшийся невдалеке от берега моря византийский лагерь: длинные прямые ряды палаток, коновязи для лошадей. Из тьмы выступил насыпной земляной вал с полностью окружавшим лагерь наружным рвом, вбитый по верху вала густой частокол из острых кольев. В лунном свете обозначилось трое ворот, одни из которых вели в направлении гор, двое других выходили на противоположные стороны побережья.
      Посреди лагеря на пригорке был разбит большой, богато украшенный шатер спафария Василия. Чуть поодаль от него виднелся другой, меньший по размерам, однако не менее роскошный по убранству, возле которого стояло несколько распряженных возов с поклажей. Набежавшая косматая туча вновь скрыла луну, и все вокруг, как прежде, поглотил мрак.
      Из меньшего шатра выскользнули две неясные тени, легко и бесшумно прошмыгнули к одному из возов. Сбросив на землю плащи, тени превратились в хорошеньких молоденьких болгарок, служанок жены кмета Младана, чей красивый шатер был разбит рядом с шатром спафария. В руке одной из девушек блеснуло лезвие кинжала, быстрыми умелыми движениями она принялась разрезать толстые веревки, которыми была стянута плотная холстина, укутывавшая поклажу на возу. Другая девушка, поминутно озираясь по сторонам, забрасывала освобождавшуюся от веревок холстину на верх соседнего воза. Глазу все больше и больше открывалось хаотичное нагромождение кулей, бочонков, ящиков, корзин, которыми тесно, в несколько рядов, был заставлен воз.
      – Ищи большой деревянный ящик с белым крестиком на боку. Сотник в нем,– проговорила шепотом подруге болгарка с кинжалом, когда воз полностью был освобожден от веревок и холстины. Ящик оказался почти на дне воза, сверху на нем было навалено несколько узлов и коробок. Стараясь не шуметь, девушки освободили ящик с крестом от преграждавших к нему доступ вещей, разрезали стягивавшие его бока широкие кожаные ремни. После этого одна из служанок трижды постучала костяшками пальцев по крышке. Точно такое же число ударов раздалось в ответ из ящика, внутри него едва слышно проскрипел засов, и крышка медленно поднялась. В следующее мгновение рядом со служанками стоял стройный болгарский воин в кольчуге, с мечом и кинжалом на поясе, со шлемом в руках.
      – Спасибо, красавицы, что выручили из неволи,– улыбнулся он.– Теперь можете идти в шатер, остальное я сделаю сам.
      – Только, сотник, не медли – ночь на исходе,– проговорила одна из служанок.– Госпожа уже готова и ждет вас у себя.
      Девушки исчезли, а сотник, с хрустом поведя онемевшими в тесном ящике плечами, выхватил из ножен меч, шагнул к другим возам. Почти из каждого – где из плетеной корзины, где из ящика – он выпускал спрятанного там вооруженного дружинника. Когда их вместе с ним стало пятеро, сотник, велев подождать его, направился в шатер жены кмета Младана. Та, полностью готовая в дорогу, уже поджидала его.
      – Госпожа, я и мои люди к твоим услугам. Повелевай нами,– сказал он, низко кланяясь.
      – Знаю, что ты лучший сотник Младана, поэтому у меня нет от тебя тайн. Сегодня утром кмет оставит замок и пове-Дет дружину против ромеев. Прежде чем спафарий узнает об этом, мы должны покинуть ромейский лагерь. Мои служанки хорошо его изучили и могут незаметно провести нас к валу, однако днем и ночью он охраняется стражей. Наша жизнь и свобода целиком зависят от храбрости и умения твоих воинов, сотник.
      – Будь спокойна, госпожа: восход солнца ты встретишь на воле. Дозволь вернуться к моим людям?…
      Действительно, девушки смогли незаметно вывести беглецов к валу, правильным четырехугольником окружавшему лагерь. Жена кмета с обеими служанками и кормилицей, на руках которой сладко посапывала дочь Младана, остались в тени одной из византийских палаток. Сотник с воинами осторожно подобрались поближе к валу и затаились. Вал, наскоро и небрежно насыпанный легионерами, был невысок и не представлял серьезной преграды. Колья частокола были вбиты в землю тоже кое-как: никому из легионеров не хотелось по-настоящему изнурять себя трудом, поскольку подобными укреплениями византийцы обносили свои лагеря каждый вечер, и эти работы давно надоели. Наибольшую для беглецов опасность представляли часовые виглы(Вигла – стража, караул в византийской армии.), несущие круглосуточный караул снаружи и внутри лагеря, по всей длине его вала.
      Однако беглецы недаром выбрали именно предутренние часы: многие уставшие за бессонную ночь часовые, опершись на копья, сейчас спокойно дремали в ожидании смены. Опытному в подобных делах сотнику было достаточно нескольких слов, чтобы распределить обязанности между своими воинами. Двое из них бесшумно расползлись в противоположные стороны параллельно валу, сотник с оставшимися также ползком направились к видневшейся в десятке шагов от них фигуре византийского часового. Повесив на плечо щит, перенеся тяжесть тела на воткнутое в землю древком копье, тот мирно дремал, время от времени теряя точку опоры и наваливаясь тогда грудью на копье. В этих случаях он открывал глаза, вертел по сторонам головой и через какое-то время снова опирался на древко копья и прикрывал глаза.
      Молниеносный бросок сотника с земли – и его кинжал глубоко вошел в не защищенное броней горло легионера, а левая рука закрыла ему рот. Тотчас один из болгарских дружинников подхватил на руки обмякшее тело византийца, другой поймал на лету его щит и копье, не давая им загреметь от удара на землю. Из темноты появились два других воина, наблюдавшие до этого за соседними часовыми. Допусти сотник какую-либо ошибку, они должны были обезопасить его справа и слева от других часовых, дав заодно возможность жене кмета со спутницами уйти за черту лагеря.
      – К госпоже,– приказал одному из них сотник.– Скажи, что путь свободен, и помоги женщинам преодолеть частокол. А мы пока расчистим дорогу с той стороны вала.
      Таким же образом был снят часовой с наружной стороны лагеря. Через несколько минут маленький отряд уже пробирался среди деревьев по склону расположенной рядом с византийским лагерем горы.
      – Киев, княже,– прозвучал за спиной голос Ратибора.
      – Знаю, воевода,– обронил Игорь, не поднимая головы.
      Ему не нужно было смотреть по сторонам, приближение этого города он всегда чувствовал самим существом: сразу ставшим необычайно легким телом, гулким звоном колокольчиков в висках, стремительным током крови в жилах. Такое состояние бывало с Игорем всякий раз, стоило ему лишь очутиться рядом с градом, в котором он так редко бывал, служению и возвеличиванию коего посвятил полную походов и браней жизнь. Каким образом город извещал его о своей близости, оставалось загадкой даже для него самого. То ли игривым, как нигде больше на Днепре, плеском ласковой воды, то ли особым свистом прохладного свежего ветра, с бешеной скоростью и неуемной радостью вырывавшегося на речную ширь из хмурых, холодных оврагов среди береговых круч. А может, неповторимым ощущением напоенного ароматом воздуха, в котором слились воедино запахи всегда сумрачного лесного правого берега и постоянно залитого ослепительным солнцем ковыльного степного левобережья.
      Сколько раз покидал Игорь сей град и сколько раз возвращался сюда обратно! Возвращался из морских и степных походов, с победами и после поражений, хмельной от обуревавшей его гордости и тяжко страждущий от телесных либо душевных ран. Постоянно видел этот город с ликованием, всегда стремился к нему, словно на крыльях. Всегда, но только не сегодня.
      Триста ладей, целый флот, повел он совсем недавно от этих берегов на брань, а возвращался на одной-единствен-ной. После поражения его флота в морском сражении Игорь с частью уцелевших русских судов приплыл к побережью Малой Азии, высадился на сушу и опустошил одну из византийских провинций. После ряда боев с подоспевшими имперскими войсками он был вынужден вновь уйти в море и отправиться домой. Догадываясь, что византийский флот может поджидать его возле устья Днепра, Игорь решил попасть в Киев кружным путем, однако ромеи оказались и там. В проливе, соединяющем Русское и Сурожское моря(Керченский пролив, соединяющий Черное и Азовское моря.), произошел новый морской бой с преградившими русичам путь византийскими кораблями. Несмотря на неравенство сил, русичам удалось прорваться в Сурожское море, достичь его северного берега и двинуться к Киеву сухим путем. Сутки назад, оторвавшись от главных сил, Игорь с небольшим отрядом прибыл на берег Славутича. Уходивший в поход на ладье, великий князь считал для себя позором завершить его пешим! И вот на борту чужой ладьи он подплывал к стольному граду всей Русской земли.
      Да, поражения он терпел и раньше, враги оказывались многочисленнее, сильней и прежде, однако всегда ответственность за неуспех похода вместе с ним делили согласные с его замыслами воеводы и тысяцкие. Свою часть вины чувствовала и дружина, которая, как бы храбро ни сражалась, могла бы сражаться еще лучше и не упустить победу. Поражений, подобных последнему, Игорь не испытывал еще ни разу, причем позор случившегося лежал только на нем, поведшем дружину в поход вопреки воле богов и наперекор слову большинства участников воеводской рады. Лишь на нем, великом князе, кровь и неслыханный позор страшного похода…
      Нос ладьи с разбега наполз на прибрежный песок. Оба ряда гребцов с поднятыми веслами замерли на местах, не смея встать на ноги раньше великого князя. Глаза приплывших вместе с Игорем воевод выжидающе уставились на него. Великий князь медленно поднялся со скамьи, сделал первый шаг к молчавшей, тревожно застывшей на берегу огромной толпе киевлян.
      Великая княгиня стояла впереди всех. В шаге за ее спиной сгрудилась плотная группа киевских бояр и лучших мужей полянской земли. Чуть в стороне от толпы земельной и торговой знати замерли двое воевод, оставленные с частью дружины для охраны города от возможного набега кочевников. Широко открыв глаза, закусив до боли губу, дабы сдержать невольно рвущийся из груди крик, Ольга смотрела на приближавшегося к ней мужа и не узнавала его.
      Не было на нем, как обычно, ярко-красного великокняжеского корзна с большой золотой пряжкой на плече, не сверкал на голове высокий шлем с золотой насечкой. В серой тяжелой боевой кольчуге, простой белой рубахе и грубых высоких сапогах великий князь ничем не отличался от обыкновенного русского дружинника. Но вовсе не одеяние Игоря, а его лицо поразило Ольгу: осунувшееся и почерневшее, с ввалившимися щеками и глубоко избороздившими лоб морщинами. Глаза словно провалились внутрь черепа и сверкали оттуда злым, настороженным блеском, перекошенные губы едва были заметны из-под густых, спускавшихся до подбородка усов. Суров и неприветлив был облик великого князя, быстрыми и стремительными – шаги, которыми он приближался к жене и боярам. Гнетущая тишина висела вокруг него. Вот Игорь в трех шагах от Ольги, его глаза безразлично скользнули мимо жены так, будто ее вовсе не существовало. Остановившись, Игорь гордо вскинул голову, холодным взглядом окинул безмолвную толпу бояр и лучших киевских мужей. Губы князя раздвинулись, обнажая два ряда белых ровных зубов.
      – Что молчите, бояре и воеводы? – глухо прозвучал над толпой голос Игоря.– Нечего молвить или мыслите, что от вашего молчания станет легче мне либо вам? Нет, други, легче не будет никому, а потому слушайте мое слово…
      Голос великого князя окреп, стал звонче и громче, его фигура напряглась, подобралась. Левая рука намертво вцепилась в перекрестие меча, немигающий взгляд был настолько тяжел, что всякий, на ком он останавливался, тотчас опускал глаза.
      – …Да, империя оказалась сильнее! Да, на сей раз ромеи разбили мою дружину! Однако они победили только меня, великого князя киевского Игоря, но вовсе не Русь! Пускай стонут и рыдают по мертвым женщины – это их удел, нам же, воинам-русичам, следует помнить лишь об одном – о святой мести. Закон наших богов прост и суров: око за око, зуб за зуб, кровь за кровь! Поэтому я, великий киевский князь Игорь, снова поведу вас на империю! Но теперь поведу не дружину, не киевлян или даже полян, а подниму на Новый Рим всю Русь, все ее племена от Варяжского до Русского моря. Я двинусь на Царьград по земле и воде, встану под его стенами с моря и суши. Я снова, как некогда князь Олег, прибью на его вратах русский щит!
      Великий князь замолчал, шагнул от Ольги в сторону, развернулся так, чтобы стоять одновременно лицом к толпе встречавшей его полянской знати и приплывшим с ним из похода сподвижникам.
      – Я не собираюсь откладывать час святой мести ни на день, потому, бояре и воеводы, не ждите отдыха и покоя. Воевода Ратибор,– взглянул Игорь на своего первейшего помощника в воинских делах,– сегодня же разошли по всем Полянским градам и весям глашатаев, дабы скликали лучших воинов в мою дружину. Пускай вещают всем: я, великий киевский князь, зову их под моим стягом боронить славу и честь Руси, а им взамен обещаю кров и пищу, оружие и платье,милость русских богов и княжескую помощь во всех делах… Вы, воевода Свенельд и боярин Судислав, завтра отправитесь гонцами к тиверцам и кривичам. Молвите их князьям, чтобы готовились к походу и ждали о том моего слова… Ты же, воевода Ярополк,– повернулся Игорь к одному из оставленных в Киеве на время похода воевод,– готовься стать моим посланником к печенежскому кагану…
      Ярополк был одним из опытнейших киевских военачальников и командовал великокняжеской конницей. За его плечами было несколько удачных походов на хазар и печенегов, те пугали его именем детей, сулили своим лучшим удальцам за голову ненавистного им русского воеводы казан золота и тюк узорчатой парчи. Более подходящего посланца к степнякам Игорь не смог бы сыскать на всей огромной Руси.
      – Передашь кагану, что кличу его в поход на Византию. А дабы в корне пресечь всякие его помыслы о сговоре с империей, пускай как залог верности мне, союзнику, отправит в Киев старшего сына. Ежели каган станет отказываться от совместного похода, молви, что тогда буду считать его недругом Руси и весной брошу на его вежи и стойбища дружину. Испепелю их дотла,. а всех уцелевших ордынцев прижму к морю и перетоплю, как крыс.
      Взгляд Игоря снова пробежал по приплывшим с ним военачальникам, остановился на стоявшем среди них варяжском ярле Эрике. Несколько спасшихся от разгрома в морском бою с флотом империи шнек викингов примкнули к отряду ладей князя Игоря у малоазиатского побережья и с тех пор следовали вместе с русичами.
      – Что молвишь ты, храбрый ярл? Прощают ли твои боги пролитую кровь своих детей-викингов? Мирится ли твоя честь воина с позором и горечью поражения? Позволишь ли объять душу отважного сына Одина страхом или снова с мечом в руках пойдешь вместе со мной за славой и удачей?
      Глаза ярла мрачно блеснули. Сильная, загорелая рука до половины выхватила из ножен меч, швырнула его обратно.
      – Рус! Мои боги, как и твои, тоже требуют мести и жаждут вражьей крови. Я и моя дружина опять пойдем под русским знаменем на империю, а взамен погибших в этом походе воинов ко мне придут новые сотни викингов. Позови нас – и я с дружиной встану рядом с твоими русами!
      Великий князь еще раз осмотрел застывших против него бояр и воевод. Непроницаемые лица, опущенные головы, руки на мечах.
      – Други-братья! Лучшие мужи полянской земли! Вы слышали мое слово, теперь жду вашего.
      Ничего не изменилось в позах бояр и воевод, ответом Игорю было всеобщее молчание. Но что бы оно ни выражало – согласие с его планами или полное его отрицание,– Игорь не волновался: он принял решение и, как всегда, был готов любой ценой претворить его в жизнь. Он усмехнулся, тронул ладонью кончики усов.
      – Тогда будем считать, что разговоры окончены. Коли так, не мешкая, приступайте к делу.
      Фулнер скакал рядом с кметом, стремясь держаться к нему как можно ближе. Перед выездом из замка он самым тщательным образом начистил доспехи и надраил на щите металлические бляхи, надеясь, что блеск его снаряжения сразу бросится византийцам в глаза и выдаст в нем викинга, а не болгарина. Зная, что отряд Младана подстерегает засада, Фулнер хотел этим обезопасить себя от возможной стрелы или камня пращника. Помня также, что самого кмета необходимо захватить живым, он и старался постоянно быть рядом с ним.
      Небольшой отряд Младана только что оставил за спиной мелкую горную речушку и втянулся в глубокое ущелье, как одновременно с разных сторон засвистели стрелы, а из кустов спереди и сзади на болгар бросилось не меньше центурии конных легионеров. Исход боя был предрешен в первые же секунды схватки. Из полусотни болгарских дружинников больше половины сразу оказались перебитыми стрелами. Остальные, преимущественно раненые либо лишившиеся лошадей, были окружены и ожесточенно сражались посреди дороги и на ее обочинах без всякой надежды на спасение.
      Мимо Фулнера и кмета за все время схватки не просвистело ни единого камня из пращи. Однако Младан столь отважно бросался в самые горячие места боя, что через несколько минут его конь был убит, а сам он получил удар копьем в плечо. Викинг, неотступно находившийся подле него, тотчас тоже соскочил с лошади, прикрывая кмета своим щитом, снова пристроился рядом и, несмотря на то что Младан вскоре оказался в центре заканчивавшейся схватки, не отходил от него ни на шаг.
      Десяток последних уцелевших болгар во главе с кметом были прижаты к отвесной скале у дороги и продолжали рубиться там до последнего. Вот с Младаном лишь двое воинов, вот уже один, но упал и он. У скалы остались двое – кмет и викинг. Когда Младан, уклоняясь от направленного ему в грудь копья, на мгновение отвернулся от Фулнера, он сильным ударом секиры выбил из руки кмета меч и прежде, чем тот успел что-либо понять, обрушил ему на голову удар краем щита. В следующее мгновение на упавшего Младана набросились несколько легионеров, начали заламывать ему за спину единственную руку.
      – Добрый день, кмет! – произнес стратиг Иоанн, подходя к Младану.– Оставьте его,– приказал он легионерам, возившимся с кметом.
      Те, не выпуская из рук оружия, отошли недалеко в сторону. Младан поднялся на ноги, глянул на византийца.
      – Здравствуй, стратиг. Ничего не скажешь, ты удачно начал этот день. Однако воинское счастье обычно переменчиво.
      Иоанн в ответ рассмеялся:
      – Теперь оно будет со мной надолго, кмет. И вот почему. Все твои замыслы мне известны и потому никогда уже не сбудутся, а ты сам в моих руках.
      Насмешливо глядя на Иоанна, рассмеялся и Младан:
      – Не слишком ли много самонадеянности в твоих словах, стратиг? Как понимаю, ты покуда лишь пожинаешь плоды чужого предательства. А вот как будешь удачлив в открытом бою с моей дружиной, покажет время.
      – Никакого боя не будет, кмет.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43