Возможно даже, что повторятся и _названия_ предметов. Разве в былые времена не существовала и не была забыта Наука Исцеления? И разве совсем недавно она не возникла вновь и не принесла с собой свое забытое название? Погибнет ли она снова? Еще не раз, я полагаю, с течением веков. И будет возникать вновь и вновь. А забытая книга "Наука и Здоровье с ключом к Священному Писанию" - разве не получили мы ее снова, просмотренную, исправленную, так что буйство ее стиля и грамматических конструкций оказалось укрощенной рукой образованного прозелита? И разве не будет она забываться и раз, и два, и двадцать, и вновь возникать через огромные промежутки времени, и вновь ставить в тупик людские умы? В этом можно не сомневаться. Так должно случиться по "Закону периодических повторений"".
      ОТРЫВОК ИЗ ДНЕВНИКА ЧЕЛОВЕКА С ПОЛОЖЕНИЕМ
      Был принят славнейшей, могущественнейшей, всемилостивейшей, благороднейшей Ее Величием Исполняющей Обязанности Главы Человечества, которую я назвал этими ее официальными титулами и коленопреклоненно, смиренно ее поблагодарил; затем, получив разрешение, выраженное мановением руки, поднялся и встал перед престолом. Происходило это в Зале Государей, в том дворце, в котором она и вся Первая Семья живут уж не знаю сколько столетий и который они предпочитают всем остальным. Он по-прежнему остается самым великолепным - и на мой взгляд, самым красивым - дворцом во всей империи. Его золоченые здания занимают целые мили и сияют, точно упавшее на землю солнце. Его парки, сады и леса теряются в голубой дали, и кажется, будто этот рай беспределен. Сто тысяч человек, не считая бригад и дивизий дворцовой гвардии, служат Прародителям и семьям их первых эдеморожденных потомков. И все же дворец этот не кажется таким уж огромным в колоссальной столице, чье население почти невозможно выразить в цифрах и где многие улицы тянутся на двести с лишним миль.
      Зал Государей - это великолепная обширная ротонда, которой искуснейшие старые мастера придали сказочную красоту с помощью мраморных статуй, драгоценных камней, золотых украшений и закатного великолепия красок. Здесь монархи всего земного шара в сопровождении знатнейших своих вельмож собираются каждые пятьдесят лет, чтобы поклониться Прародителям человечества. Для этого, разумеется, необходим простор - и простора здесь хватает. Какое, вероятно, дивное зрелище представляет собой это множество черных, белых, желтых и коричневых царей в богатейших чужеземных нарядах! И какое тут раздолье для толмачей! Но сейчас Зал почти пуст - телохранители, камергеры, пажи и все прочие, с надлежащим количеством секретарей, готовых ничего не делать и усердно этим занимающихся.
      Наряд Ее Величия напоминал арктические небеса, когда северное сияние затопляет их трепещущими волнами лилового, малинового и золотого пламени, - и сквозь этот мерцающий, изменчивый сон переливающихся красок пробегали, соединялись и расходились вспышки бесчисленных драгоценностей, то разгораясь, то затухая, как искры в испепеленной бумаге. Позже я с восторгом описал это великолепное зрелище Нанга-Парбату, озлобленному и распущенному эдеморожденному отпрыску Первой Крови, чье дурное сердце совсем переполнилось ненавистью, завистью и злобой, когда давным-давно ему было запрещено являться на глаза Праотцам. Он едко улыбнулся и сказал презрительно:
      - Ах, это чванство! А я еще помню дни, когда на всю семью не нашлось бы и одной рубашки.
      Я сдержал свое возмущение, так как человеку моего положения не дозволяется возражать эдеморожденным, даже когда он этого хочет, хотя подобное желание в истинно лояльной груди может возникнуть лишь в минуту гнева и тут же бесследно исчезает; но я смиренно просил его избавить меня от подобных слов о Властях Предержащих, ибо мне не подобает их слушать.
      - Ну, разумеется, - фыркнул он, - ты же патриот, как и все тебе подобные. А что такое патриот, скажи на милость? Да тот, кто пресмыкается перед Первой Семьей и прославляет императора и правительство, правы они или не правы - и особенно когда они не правы; это называется "стоять за свою страну". Патриотизм... Подделка, пакость, посеребренная детская погремушка, с помощью которой сброд грабителей, конституционных пустозвонов, слабоумных и лицемеров, именуемый имперским правительством, обманывает и прибирает к рукам доверчивых детей - народ. О, патриотизм - это чудная вещь. Адам имел обыкновение Называть его "последним приютом негодяя". А знаешь, пустоголовые невежды даже меня называли патриотом. Увы, в этом мире невозможно избежать оскорблений. Пойдем выпьем?
      Я чувствовал себя ужасно неловко: прохожие изумленно оглядывались, видя, как Отпрыск Первой Крови в священном одеянии своего сословия (правда, весьма поношенном) фамильярно, будто равного, держит за лацкан человека моего положения. Да и слова его, несомненно, мог расслышать кто угодно, потому что он _упорно_ говорил чрезвычайно звучным голосом (будучи, так сказать, слегка под мухой), как я ни старался его успокоить. Чтобы избежать любопытных взглядов, я последовал за ним в "Герб Эдема", где наконец вздохнул свободно, так как все посетители почтительно встали в удалились с непокрытыми головами.
      - Рабы! - рявкнул он. - Погляди на них: они унижаются перед одеждой, перед случайностью рождения - опять посеребренная детская погремушка! О, господи, вот что такое это человечество. - Он скрипуче засмеялся. Человечество, которое столь высокого мнения о себе!
      Он оглядел свое священное одеяние, оторвал висевший на ниточке кусок золотого кружева, задумчиво помял его в руке и бросил собаке, которая с надеждой его обнюхала, а потом, не тронув, разочарованно побрела прочь.
      - Вот, во всяком случае, разумное создание, достойное уважения. Я склоняюсь перед ним. - Он запустил пальцы в свою белоснежную гриву и сказал со вздохом. - Что же, когда-то и мы были так же мудры и так же разумны. Я видел те дни.
      Вскоре он снова разразился горячей тирадой. На этот раз - по поводу непотизма. Имен он, правда, все-таки не упоминал, но было совершенно ясно, что метит он в Исполняющую Обязанности Главы Человечества, свою бабушку. У меня просто мурашки по коже побежали,
      - В этом дворце нет ни одного поста, - говорил он, - которого можно было бы добиться заслугами, нет ни одной богатой синекуры, которая не была бы отдана какому-нибудь слабоумному старикашке только потому, что по случайности рождения он принадлежит к одной из Первых Трех Степеней Родства. Все, что чего-нибудь стоит, отдается Трем Сословиям. И как они цепляются за свои теплые местечки, эти дряхлые развалины! Адам, бывало, вздыхал и говорил: "Они редко умирают и никогда не подают в отставку". Непотизм? Да это просто осиное гнездо непотизма. Она - ах, боже мой! она не выносит ни прикосновения, ни запаха плебейской плоти. Даже судомойки должны принадлежать к Первой Семье. Третья Степень Родства, удостоверение геральдического департамента, брачные свидетельства всех предков по прямой линии - так сказать, "ирландцев просят не беспокоиться". И какая ирония - у нее-то у самой брачного свидетельства нет1
      Я осмелился возразить ему и сказал с упреком:
      - Она так и родилась замужней.
      - Чушь, - фыркнул он и щелкнул пальцами,- детские сказочки!
      Тут он опять принялся обличать непотизм и договорился бог знает до чего. Я мог бы напомнить ему (если бы человеку моего положения приличествовало говорить подобные вещи), что будь даже эта система плоха, сам он извлек из нее пользы больше, чем кто-либо другой. Ведь без всяких на то прав, кроме происхождения, он два столетия служил во дворце и перепробовал в нисходящем порядке все должности, составляющие священную привилегию Третьей Степени Родства, позоря каждую из них по очереди, пока не докатился до ранга чистильщика сапог. И только когда было обнаружено, что он ухитрился обесчестить и этот пост, от него наконец в отчаянии отреклись и запретили ему появляться во дворце.
      Он бранил по очереди все, что мы уважаем и почитаем, а я был вынужден слушать, потому что он очень капризен и мог бы смертельно оскорбиться, если бы я вдруг попросил разрешения уйти. Но в конце концов без всякого предупреждения или предисловия он неожиданно заявил, что ему надоела моя бесконечная болтовня, и указал рукой на дверь. Это было не -справедливо, потому что говорил один только он, а я не сказал и трех слов, но я тут же, почтительно пятясь, удалился без всяких возражений, так как рад был расстаться с ним на любых условиях. Через минуту он тоже вышел из трактира и пошел по улице, ни на кого не глядя, а все прохожие расступались перед ним, почтительно кланяясь. Самый неприятный шалопай из всех мне известных - в этом я уверен,
      По характеру, по речи, по виду он - полная противоположность своей благородной бабушке. В давние времена, говорят, и она восставала И не желала покориться, но заботы и бремя веков очистили ее сердце для милосердия и кротости, всегда в нем живших, и их благодать освещает ее лицо, и оно прекрасно; Какой честью было увидеть ее еще раз! Я не видел ее с первого дня нового столетия, когда она в блеске иллюминации торжественно показалась народу и по старинному обычаю благословила наступающий век - церемония эта всегда производила глубокое впечатление, но на этот раз она была особенно трогательной, потому что впервые Ее Величие совершала обряд одна.
      Все глаза увлажнились при виде пустого места рядом с ней, места, которое, вероятно, больше никогда не будет занято. Восемьдесят лет тому назад по причине все ухудшающегося здоровья Его Верховная Светлость Глава Человечества передал все свои обязанности - но не власть - своей Супруге и с тех пор не принимал прямого участия в управлении дедами Первой Семьи, если не считать того, что пятьдесят пять лет назад он ввиду некоторых важнейших обстоятельств удостоил аудиенции императора мира и позволил убедить себя сделать то же самое тридцать один год спустя. Вот уже три четверти века он живет в полном уединении под строжайшим наблюдением личных врачей, и они с помощью все новых и новых достижений медицины в течение последних пятидесяти лет год за годом поддерживают теплящуюся в нем искру жизни. Это поистине замечательно. Врачи вполне заслуживают того, чтобы их успех был назван чудом. Он обеспечил им мировую славу, а также недурное богатство.
      ОТРЫВОК ИЗ ДНЕВНИКА {15}
      ...Его истинное состояние не сообщалось широкой публике - во всяком случае, о нем ничего нельзя было узнать из врачебных бюллетеней. Люди, умудренные опытом, умеют учитывать эти бюллетени, поскольку совершенно ясно, что врачу, помышляющему о своем кармане, выгодно время от времени преувеличивать опасность, грозящую знатному пациенту, раз в шестнадцать - двадцать, а затем снискивать восхищение и благодарность всего мира (а также обзаводиться новыми пациентами), доводя его вновь до того состояния, когда он сам кушает ложечкой свою кашку, улыбается бессмысленной улыбкой и что-то бормочет о "моих возлюбленных народах", дабы эти слова затем разносились телеграфом по всей земле, обливались умиленными слезами в газетах и использовались церковью для смягчения сердец и выкачивания новых доброхотных даяний. За все эти десятилетия он ничем не болел, кроме "врачебной болезни", - об этом мне рассказала помощница одной из дипломированных сиделок. Те из нас, кто еще не совсем ослы, знают, что это за болезнь и кто ее вызывает, как она протекает и какие деньги приносит, а также - какую репутацию. "Врачебная болезнь" существует только для избранных, только для знатных и поражает лишь богатых и знаменитых, а по своей длительности она даст бессмертию десять очков вперед.
      Я располагаю точными сведениями, почерпнутыми частным образом у помощницы сиделки, что доктора с самого начала устроили из болезни этого пациента биржевую игру и продавали бюллетени маклерам за неделю вперед иногда тем, кто играл на опасность, а иногда тем, кто играл на выздоровление. Однажды, когда бумаги стояли на 39, они затеяли тайные переговоры с обеими сторонами сразу, предлагая взвинтить акции до 42 или понизить их до 35 - в зависимости от того, кто больше предложит. Это факт. Мне рассказала об этом помощница сиделки. Больше дали быки - это она мне тоже сказала. И в бесчисленных других случаях они заранее продавали повышение или понижение, хотя точных цифр она не знала. Отсюда видно, чего стоит бюллетень, когда у больного "врачебная болезнь". Что за (слово неразборчиво) мир!
      ДВА ФРАГМЕНТА ИЗ ЗАПРЕЩЕННОЙ КНИГИ, ОЗАГЛАВЛЕННОЙ "ВЗГЛЯД НА ИСТОРИЮ", ИЛИ "ОБЩИЙ ОЧЕРК ИСТОРИИ" {8_8}
      В речи, которую он произнес более пятисот лет назад, и которая полностью дошла до нас, он сказал:
      "Мы, свободные граждане Великой республики, по праву гордимся ее величием, ее мощью, ее справедливым и кротким правительством, ее великими свободами, ее славным именем, ее Незапятнанной историей, ее незагрязненным флагом и тем, что ее руки не угнетали слабых, не были обагрены кровью захватнических войн, что ее гостеприимная дверь распахнута перед изгнанниками всех наций; мы гордимся почтительным уважением, которое питают к ней монархии, окружающие ее со всех сторон, но более всего мы гордимся высоким патриотизмом, который мы унаследовали от наших отцов, который сохранили чистым, с помощью которого завоевали наши свободы и сохраняем их по сей день. Пока жив этот патриотизм, Республике ничто не угрожает, величие ее незыблемо и никаким земным силам ее не одолеть".
      Поразмыслите над этими словами. Вопреки всем нашим традициям мы затеваем теперь несправедливую и подлую войну, войну против беспомощного народа, войну, чья цель - гнусный грабеж. Вначале наши сограждане, сохраняя верность тем принципам, в которых они были воспитаны, выступали против нее. Но теперь они отступились от них и требуют совсем иного. Чем же вызвана эта перемена? Всего лишь ловким ходом политика - звонкой фразой, зажигательной фразой, от которой закружились их не способные к критическим размышлениям головы: _"Наша страна и в правом и в неправом!"_ Пустая фраза, глупая фраза. Но ее печатала каждая газета, она гремела с церковных кафедр, старший инспектор департамента народного образования приказал повесить этот лозунг в каждой школе, военное министерство начертало ее на государственном флаге. И каждый человек, который выкрикивал ее недостаточно громко или просто молчал, объявлялся предателем - патриотами считались только те, кто вопил. Чтобы считаться патриотом, надо было непрерывно твердить: "Моя страна и в правом и в неправом" и требовать этой малой войны. Но неужели вы не заметили, что фраза эта оскорбительна для всей нации?
      Ибо кто является "страной" при республике? Правительство, в данную минуту стоящее у власти? Но ведь правительство - это только _слуга_, временный слуга, и ему не дано решать, какой путь правый, а какой неправый, кто патриот, а кто нет. Оно обязано подчиняться указаниям, а не давать их. Так что же все-таки "страна"? Газеты? Церковь? Школьные инспектора? Но ведь все они - только незначительная часть страны, а вовсе не она вся; не им принадлежит власть, им принадлежит лишь ничтожная доля этой власти. Их приходится по одному на тысячу, и власть принадлежит именно этим тысячам; именно _эти тысячи_ должны решать, какой путь правый, а какой - неправый; именно они должны решать, кто патриот, а кто - нет.
      Кто же эти тысячи? Другими словами, кто же составляет "страну"? При монархии страна - это монарх и его семья, при республике - это голос народа. Каждый из вас должен говорить сам за себя, от своего имени и на свою ответственность. И это - великая и святая ответственность, от нее нельзя легкомысленно отмахнуться, поддавшись запугиванию со стороны церкви, газет, правительства или чарам пустой фразы политикана. Каждый сам должен решить для себя, какой путь правый, а какой - неправый, что патриотично, а что нет. Нельзя уклониться от выполнения этого долга и остаться человеком. А выбрать путь против внутреннего убеждения - значит стать подлейшим и бессовестнейшим предателем и по отношению к самому себе и по отношению к своей стране, как бы ни называли тебя люди. Если ты один, вопреки всей нации, выбрал какой-то путь, считая, что путь этот - правый, значит, ты исполнил свой долг и по отношению к себе и по отношению к своей стране - и держи голову высоко! Тебе нечего стыдиться.
      Только когда опасность грозит самому существованию республики, человек должен поддерживать свое правительство, даже если оно неправо. Но только в этом случае.
      Существованию нашей республики не грозит никакая опасность. И нация продала свою честь за звонкую фразу. Она перерубила надежный якорный канат и плывет по воле волн, отдав свой штурвал в руки пиратов. Глупая фраза нуждалась в подкреплении, и она обрела достойную пару: "Даже если эта война несправедлива, мы ее уже начали и должны довести до конца: _прекратить ее - значит покрыть себя бесчестием_". Право, никакой громила не мог бы сказать лучше. Мы не можем прекратить гнусную грабительскую экспедицию потому, что заключить мир с этим маленьким народом, требующим только одного - сохранения своей независимости, значит покрыть себя бесчестием. Вы забыли изречение Адама - вспомните его, хорошенько над ним поразмыслите. Он сказал: _"Бесславный мир лучше бесчестной войны"_.
      Вы посеяли семена, и они дадут всходы.
      ...Но спасти Великую республику оказалось невозможным. Она прогнила до самой сердцевины. Жажда захватов давным-давно сделала свое черное дело; топча беспомощных чужеземцев, республика, естественно, научилась с вялым равнодушием смотреть на попрание прав своих собственных граждан; толпы, рукоплескавшие подавлению чужих свобод, дожили до дня, когда им самим пришлось расплачиваться за эту ошибку. Правительство окончательно попало в руки сверхбогачей и их прихлебателей; избирательное право превратилось в простую машину, и они вертели им как хотели. Торгашеский дух заменил мораль, каждый стал лишь патриотом своего кармана. Плутократы, которые вначале только с великой пышностью принимали аристократов из соседних стран и покупали их для своих дочерей, с течением времени сами возжаждали наследственных титулов. Возникло все усиливающееся тяготение к монархическому строю. Сначала об этом говорили шепотом, потом - в полный голос.
      Вот тогда-то на Крайнем Юге и появился муж рока, получивший прозвище "Феномена". Армия за армией, держава за державой рассыпались в прах под могучей поступью сапожника, и он продолжал свой победоносный путь на север - все дальше на север. Дремлющая Республика наконец проснулась, но было уже поздно. Она изгнала менял из храма и отдала бразды правления в чистые руки - но все оказалось бесполезным. Чтобы укрепить свою власть, менялы давно уже подкупили половину граждан с помощью солдатских пенсий, превратив некогда благотворную меру в средство изготовления рабов, в надежнейшее орудие тирании - ведь каждый пенсионер имел право голоса, а пенсию получали каждый мужчина и каждая женщина, которые когда-либо были знакомы с солдатом; пенсии начислялись со дня Грехопадения, и орды людей, в жизни своей не державших в руках оружия, требовали и получили деньги за триста прошедших лет. Завоевания не только не пополняли государственную казну, но с самого начала стали для нее тягчайшей обузой. Пенсии, завоевания и коррупция привели страну к полному банкротству, несмотря на сумасшедшие налоги; государственные кредиты были исчерпаны, арсеналы пусты, страна не готова к войне. Военные и морские училища, так же как и все офицерские посты в армии и флоте, давно стали заповедником менял, а постоянная армия - творение эпохи завоеваний - превратилась в их вотчину.
      Армия и флот отказались подчиниться новому конгрессу и новому правительству и насмешливо заявили: "Попробуйте заставьте!" Возразить на это было нечего. Порядочные люди, ничего не понимавшие в мореплавании, вывели в море те корабли, которые не надзирали за завоеванными странами, и утопили их все в честной попытке исполнить свой долг. Штатское ополчение, руководимое штатскими, воодушевленное истинным патриотизмом былых давно забытых времен, кинулось на фронт, вооруженное вилами и охотничьими ружьями, - и регулярная армия оставила от него мокрое место. Ибо менялы под шумок продались сапожнику. Он наделил менял пышными титулами и без единого выстрела взошел на трон Республики.
      Вот каким образом Попоатахуалпакатапетл стал нашим господином, а вскоре власть его перешла к его преемнику, носящему то же имя, который до сих пор правит нами через своего вице-короля.
      ОТРЫВОК ИЗ ДНЕВНИКА СИМА ЗА 920 ГОД ОТ СОТВОРЕНИЯ МИРА {9_9}
      *День субботний*. Как обычно, никто его не соблюдает. Никто, кроме нашей семьи. Грешники повсюду собираются толпами и предаются веселью. Мужчины, женщины, девушки, юноши - все пьют вино, дерутся, танцуют, играют в азартные игры, хохочут, кричат, поют. И занимаются всякими другими гнусностями - гнусностями, для которых нет слов. А какой шум стоит! Завывают рога, гремят котлы и кастрюльки, ревут медные трубы, гудят и рокочут барабаны - оглохнуть можно. И все это - в день субботний! Подумать только! Отец говорит, что в старое время все было иначе. Когда он был мальчиком, все соблюдали День Господен, никто не грешил, не веселился, не шумел; повсюду царили мир, тишина, спокойствие; богослужение совершалось несколько раз в течение дня - и еще вечером. Так было лет шестьсот назад. Сравните те времена с этими. И ведь подобная перемена произошла за столь короткий срок, что даже люди еще нестарые хорошо помнят, как все было прежде!
      Сегодня этих тварей явилось сюда еще больше, чем обычно, - поглазеть на ковчег, полазать по нему и поиздеваться над ним. Они задают вопросы, а когда им отвечаешь, что это - корабль, они хохочут и спрашивают, откуда же возьмется вода посреди сухой равнины. Когда мы объясняем, что господь ниспошлет воду с небес, чтобы затопить весь мир, они хохочут и говорят: "Расскажи это своей бабушке".
      Сегодня опять приезжал Мафусаил. Если он и не самый старый человек в мире, то, во всяком случае, самый старый из знатнейших, и это своеобразное верховенство вызывает у всех почтительный благоговейный трепет: стоит ему где-нибудь появиться, как шум буйного веселья замирает, воцаряется тишина и люди, обнажив головы, кланяются ему с рабским подобострастием и шепчут друг другу, когда он проходит: "Глядите, глядите - вон он идет... ему чуть не тысяча лет... говорят, был знаком с самим Адамом". Он - очень тщеславный старикашка, и сразу видно, до чего все это ему приятно, хотя он и ковыляет мимо, задрав нос и семеня ногами, словно танцует кэк-уок, а сам притворяется, будто размышляет над какими-то высокими материями и ничего вокруг не замечает.
      А я знаю, что он очень завистлив, да и мелочен тоже. Пожалуй, мне не следовало бы так говорить, потому что я с ним в родстве через жену - она приходится ему пра-пра-пра-прапра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-правнучкой или чемто в этом роде, и на людях я, конечно, помалкиваю, но почему бы мне и не признаться в этом наедине с моим дневником - ведь это все равно что самому себе сказать. Он завидует и злится из-за ковчега, я в этом убежден. Завидует и злится потому, что построить ковчег поручили не ему, а отцу. Ковчег кажется всем окрестным народам таким чудом, что отец, прежде пребывавший в безвестности, благодаря ему прославился па весь мир, и Мафусаилу завидно. Сначала люди говорили: "Ной? А кто такой этот Ной?", но теперь они сбегаются издалека, лишь бы заполучить его автограф. Мафусаила это раздражает.
      Но _ему-то_ не приходится сидеть по ночам над изготовлением автографов, как нам. Всем нам - всем восьмерым, так как один отец и десятой части их написать бы не смог из-за старости и ревматизма. У Мафусаила очень скверный характер. По-моему, он только тогда бывает доволен, когда испортят всем настроение. Он всегда называет моих братьев, меня и наших жен "детьми". И делает это только потому, что видит, как нам это неприятно. Один раз Иафет робко осмелился напомнить ему, что мы уже взрослые мужчины и женщины. Вы бы и за милю услышали, как он фыркнул! Он даже прищурился от презрения, раздвинул сморщенные губы, показав пожелтевшие остатки зубов, и выдавил из себя отвратительный сухой смешок вперемежку с астматическим кашлем, а потом сказал: "Мужчины и женщины - это вы-то? Так сколько же вам лет, почтенные развалины?"
      - Нашим женам под восемьдесят, а из нас всех я самый младший - мне весной исполнилось сто лет.
      - Восемьдесят - боже! Сто - боже мой! И _женаты!_ Боже, боже, боже! Сосунки! Тряпичные куклы! _Женаты!_ В дни моей молодости никто и подумать не мог женить таких детей. Чудовищно!
      Иафет хотел было напомнить ему, что многие патриархи женились в ранней юности, но он не стал слушать. Вот он всегда так: если приведешь ему неопровержимый довод, он начинает кричать на тебя, и остается только умолкнуть и переменить тему. Спорить с ним нельзя - это сочтут неслыханной непочтительностью. Во всяком случае, не нам, юнцам, ему возражать. Не нам и никому другому. Кроме врача. Врач его не боится и вообще ни к кому не питает почтения. Он говорит, что всякий человек это только человек, и то, что ему тысяча лет, ничего не меняет - он так человеком и остается.
      РЕЛИГИОЗНЫЕ ЗАПОВЕДИ И МОЛИТВЫ {10_10}
      НИЗШЕЕ ЖИВОТНОЕ {16}
      В августе 1572 года точно то же происходило в Париже и но всей Франции. Но тогда христиане обрушились на христиан. Католики по предварительному сговору напали врасплох на ничего не подозревавших протестантов и истребляли их тысячами, не щадя ни женщин, ни детей, ни стариков. Произошло это в достопамятный день Святого Варфоломея. Когда радостное известие долетело до Рима, папа и вся католическая церковь вознесли хвалы богу.
      В течение нескольких столетий ежегодно сжигались на кострах сотни еретиков, потому что их религиозные взгляды не нравились католической церкви.
      Во все века дикари всех стран повседневно и хладнокровно истребляли своих братьев и ближайших соседей и обращали их жен и детей в рабство.
      Лицемерие, зависть, злоба, жестокость, мстительность, распутство, насилие, грабеж, мошенничество, поджигательство, двоеженство, супружеские измены, всевозможное угнетение и унижение бедняков и сирых были - да и остаются - весьма распространенными явлениями как среди цивилизованных, так и среди нецивилизованных народов земли.
      В течение многих веков проповедовались "всеобщее братство людей" (по воскресеньям) и "патриотизм" (по воскресеньям и в будние дни). А ведь патриотизм _предполагает нечто противоположное всеобщему братству людей_.
      Ни один народ, будь он древним или новым, цивилизованным или диким, не признавал равенства между мужчиной и женщиной.
      Я изучал характер и склонности так называемых "низших животных" и сравнивал их с характером и склонностями человека. Результаты этого сравнения, на мой взгляд, крайне унизительны для меня. Ибо они вынуждают меня отказаться от моей веры в дарвиновскую теорию происхождения человека от низших животных, так как мне теперь представляется очевидным, что эту теорию следует заменить новой и гораздо более близкой к истине, назвав ее "теорией нисхождения человека от высших животных" {17}.
      К этому неприятному выводу я пришел не путем догадок или беспочвенных предположений и сопоставлений, но прибег к тому, что принято называть научным методом. Другими словами, я подверг каждую подвертывавшуюся предпосылку критической экспериментальной проверке и принимал или отвергал ее в соответствии с результатом. Таким образом я выверял и доказывал каждое свое положение прежде, чем переходить к следующему. Опыты ставились в Лондонском зоологическом саду и потребовали многомесячной кропотливой и утомительной работы.
      Прежде чем перейти к конкретному описанию этих опытов, я хочу сделать несколько замечаний, Которые здесь будут уместнее, нежели в дальнейшем. Это - в интересах ясности. Массовые опыты дают мне основания для следующих общих выводов:
      1. Человечество представляет собой единый биологический вид. Существуют некоторые легкие различия - в цвете кожи, сложении, интеллектуальности и так далее, зависящие от климата, среды и т.п.; но оно тем не менее представляет собой единый самостоятельный вид, который не следует смешивать ни с каким другим.
      2. Четвероногие также представляют собой самостоятельное семейство. Это семейство также обладает некоторыми внутренними различиями - в цвете, в размерах, в способе питания и прочем, но все же это - единое самостоятельное семейство.
      3. Все остальные семейства - птицы, рыбы, насекомые, пресмыкающиеся и пр. - тоже более или менее самостоятельны. Они следуют друг за другом. Они - звенья в цепи, которая тянется от высших животных вниз к человеку, находящемуся на нижнем ее конце.
      Некоторые из моих опытов были чрезвычайно любопытны. Изучая литературные источники, я наткнулся на следующий случай: много лет тому назад какие-то охотники в наших прериях устроили охоту на бизонов для развлечения некоего английского графа - и чтобы снабдить его толикой свежего мяса. Охота доставила всем участникам много удовольствия. Они убили семьдесят двух этих степных великанов, съели часть одного из них, а семьдесят две туши бросили разлагаться. Чтобы определить, какова разница между графом и анакондой - при условии, конечно, что такая разница существует, - я приказал пустить в террариум к анаконде семь молодых телят. Благодарное пресмыкающееся тут же задушило одного из них и проглотило его, а потом предалось блаженному отдыху. Змея не выказывала никакого интереса к остальным телятам и не трогала их. Я повторил этот опыт с другими анакондами, и каждый раз все с тем же результатом. Можно считать доказанным следующий факт: разница между графом и анакондой заключается в том, что граф жесток, а анаконда - нет и что граф уничтожает живые существа, не имея в том никакой нужды, чего анаконда никогда не делает. Отсюда, очевидно, можно сделать вывод, что анаконда от графа не происходила. А также - что граф произошел от анаконды, утратив при этом много хороших качеств.
      Мне известно, что многие люди, нажившие гораздо больше миллионов, чем они в состоянии были бы когда-нибудь потратить, бешено жаждали наживать новые и готовы были для временного утоления этой жажды отнимать у простодушных и сирых их последние жалкие гроши. Я дал возможность сотням различных диких и домашних животных накапливать большие запасы пищи, но ни одно из них не пожелало этим заняться.