Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Мадам Лафарг

ModernLib.Net / Исторические приключения / Дюма Александр / Мадам Лафарг - Чтение (стр. 14)
Автор: Дюма Александр
Жанр: Исторические приключения

 

 


Работало несколько человек, одни стучали, другие пилили. Время от времени старший громко требовал подать какой-нибудь инструмент, и название инструмента больно ударяло меня, словно само было из железа.

Пытка длилась примерно четверть часа. Наконец «штуку» установили.

– Главное, – сказал комендант, – чтобы сквозь нее ничего не было видно, особенно бульвар.

– Ничего не будет, не беспокойтесь, – заверил его старший. – Мне приказали делать такие узкие щелочки, чтобы едва пробивался свет, а пластинки располагать не как обычно, а с наклоном. Если честно, комендант, то мне нехорошо становится, когда подумаю, каково придется бедной даме, у которой и без того хватает неприятностей…

Комендант, очевидно, проверил, все ли старший сделал как требовалось.

– Отлично. Вот только прижмите потуже левый подхват, а то там осталась щелка.

– Пусть остается, снизу ее все равно не видно, так что ничего дурного не будет.

– Дурно будет, если меня накажут. Пара ударов молотком, и все в порядке.

Вновь послышались удары молотка, затем голос коменданта:

– А дом напротив не будет виден? Нет? Всем рабочим достанется, если тут будет видно что-то кроме деревяшки. А сад? Сада тоже не должно быть видно. Да нет, хорошо получилось.

– Неужели садовник и его помощники тоже с ней здороваются? – спросил комендант недовольным тоном.

– Мало того, что садовник здоровался! В сад приходили друзья мадам, когда она по вечерам у окна стояла. Они с ней здоровались, делали ей знаки, что-то шептали, словом, терпеть такого было нельзя… А семинария? Поле? Нет, их тоже не видно. Деревья «Назарета» едва виднеются. Но из такого далека кто станет знаки подавать? Ну что, закончили?

– Закончили. Но делал я это без большой охоты. У нее же потемки будут, а в дождливые дни – тьма тьмущая, хотя и на юге. Бедная женщина! У покойников в гробу света больше.

Пока они за окном работали, я удерживала слезы – мне хотелось слышать, что они говорят, хотелось узнать побольше. Когда рабочие ушли, я попросила Бассон не следовать за мной и вернулась одна к себе в камеру, но она уже не была на себя похожа, как не похож ясный день на пасмурный.

Еще более печальное зрелище ожидало меня возле окна. Мою решетку закрыли выпуклым деревянным щитом, обитым по краям железной полосой, планки на нем сложились в злобную гримасу, с какой художники изображают кошмары. Этот щит, наполовину жалюзи, наполовину ставень, не преграждал дорогу взгляду, он его отталкивал. И сразу становилось ясно, что сделали его не из добрых побуждений, желая оградить меня от ранящего любопытства прохожих, а из жестокого желания лишить последнего утешения, отнять улыбку солнца и сочувственные приветствия друзей»[176].

«Меня сторожили, за мной следили. Меня отторгли от мира, меня отторгли от жизни. Сквозь решетку на моем окне виднелся лоскутик голубого неба, солнечный луч, краешек чудесного пейзажа. Одним росчерком пера небо, солнце и горизонт были взяты под стражу. Воздух и дневной свет отныне мне отмерены по капле. И мне уже не дождаться вечером ветра с моря, не надеяться освежить лицо. Не дождаться и едва заметного кивка от сочувствующего незнакомца, столь освежающего сердце. Поверх железной решетки теперь сделали деревянную, она прячет от прохожих тень живой покойницы, а от несчастной узницы призрак живой жизни.

Разве природа не создание Творца и разве власть, отторгающая человека от человека, имеет право отторгать его Господа? В тюрьме тело передает душе все, что имеет. Если люди отягощают тело оковами, Провидение наделяет душу крыльями… Так почему же не позволить узнику любоваться Божьим творением, чтобы с большей верой молить Его о сострадании!»[177].

«Ангел-хранитель моего детства! По вечерам я молилась тебе и звала тебя к своей колыбели, прилети и теперь, добрый ангел, молю тебя на коленях! Навести без меня места, где, пошатываясь на слабых ножках, я делала свои первые шаги, куда теперь мне не дойти никогда…

Твои быстрые крылья, наверное, уже донесли тебя туда… добрый ангел, ответь мне!

Смотрятся ли по-прежнему липы в пруд? Плавают ли по-прежнему золотые кувшинки в закатных водах? По-прежнему ли твой брат, добрый ангел, хранит от всех бед играющих на берегу детей?

Видишь ли ты узловатые ветви боярышника? Он первым начинает цвести под ласковым майским солнцем. Милый боярышник… Отец подсаживал нас с сестрой, мы дотягивалась до цветущих кистей и собирали букет в день рождения нашей любимой бабушки.

Пощадило ли время церковь с готическими арками? Алтарь в ней каменный, распятие черного дерева. Придет ли кто-нибудь после меня и украсит ли крест васильками и розами в трижды благословенный день, когда моя очистившаяся душа соединится с Господом?

Видишь ли ты розовые кусты, что одаривали цветами мою матушку? Видишь ли тополя, что росли вместе со мной? Стоят ли по-прежнему среди луговой травы кудрявые яблони, укрывая своей сенью деревенскую дорогу, по которой под их зелеными куполами я несла белую хоругвь во время крестного хода в честь Девы Марии?..

Среди цветов под завесой ив ты увидишь могилу, где спят мои мертвые… Отнеси им мою молитву, они тебя услышат!..

Добрый ангел, вернись ко мне и опять полети туда! Наполни свои глаза моими слезами и ороси землю, где я оставила свое сердце, но где мне уже – увы! – не доведется побывать!!!»[178].

«Давным-давно глаза мои не видят Божьего мира, руки не могут к нему прикоснуться… На двери – засовы, на окне – ставни. Справа, слева, внизу только я да я. Хорошо, что вверху надо мной есть Господь…

Уличная суета была для меня ежедневным развлечением. В моем состоянии болезненного равнодушия вид внешнего мира, его пестрые райские картины успокаивали мои страдания, как в детстве успокаивали нянюшкины сказки, под которые я засыпала. Я улыбалась далеким видениям, как улыбаются снам. Я изымала так несколько часов из нескончаемой пытки.

Я поступала плохо, время дано нам в долг, и мы должны будем за него отчитаться. Оно тоже тот талант из Евангелия, который мы не должны расточить[179]… Оно тоже роса с того поля, жатву с которого мы принесем, когда как завершится время года, именуемое жизнь.

Если нужно, чтобы я жила, то нужно, чтобы мои усилия приносили плоды, чтобы политый моим потом талант принес плоды, чтобы он расцвел, политый моими слезами. Перст Господа подтолкнул мое сердце, и оно забилось. Я не ускорю и не замедлю его биения. Божий маятник меряет отпущенное мне время. Я не потеряю больше ни одного отпущенного мне дня»[180].


Так завершается горькая книга, носящая название «Часы заточения». Страница за страницей пленница превозмогала свои страдания, и душа ее шаг за шагом восходила к Господу.

Остается сказать немногое. Мы встретились с Марией Каппель, постояв у ее колыбели, и расстанемся, опустив в могилу. Нам остался один эпилог.

Эпилог

Марии Каппель больше нет. Кому вести рассказ? Есть еще голоса, что шепотом переговаривались вокруг смертного ложа, на котором она лежала в агонии, – голоса, что вздыхали над ее могилой.

Первым будет г-н Коллар, отец Эжена, старик семидесяти пяти лет. Послушаем его:

«В первые дни октября 1848 года[181] здоровье бедной узницы заметно ухудшилось. Жар у нее не прекращался. Ее врач, добрый и преданный, поделился своими опасениями с префектом, тот распорядился, чтобы четыре профессора медицинского факультета освидетельствовали больную и написали свое заключение. Мнение консилиума было следующим: только освобождение может дать больной шанс на выздоровление.

Заключение консилиума осталось без последствий. Болезнь между тем прогрессировала. Через полтора года вновь был созван консилиум, и опять с еще большей настоятельностью повторил свои рекомендации. Наконец был отдан приказ о переправке ее в клинику в городе Сен-Реми.

Перевезли ее туда 22 февраля 1851 года, сопровождала ее моя дочь. Но время было упущено. Доброта директора г-на Шабрана, постоянные заботы лечащего врача, попечение священника и милосердный уход сестер-монахинь, мягкость климата, красота окружающих мест – все оказалось бессильным: больной становилось все хуже и хуже.

Убедившись, что опасность велика, я поспешил в Париж. Первым делом я подал прошение принцу-президенту, потом подписал еще одну просьбу. В моих хлопотах мне оказал помощь один очень знаменитый человек, и мне жаль, что я не могу назвать его имени. Три дня спустя я получил письмо, где сообщалось, что моя родственница будет в ближайшее время освобождена.

Но я сразу почувствовал, что наша радость будет короче нашей признательности. Через тридцать шесть часов я уже был в Сен-Реми и прижал к груди – нет, не женщину, а живые мощи, которые спешила отпустить на свободу смерть.

1 июня 1852 года несчастная переступила порог моего дома – она была свободна! Со мной теперь были обе мои дочери. 7 сентября одна из них умерла в водолечебнице Усса, вторая закрыла ей глаза.

Смиренное кладбище Орнолак приняло прах покойной, над ее могилой склонился крест. И больше пусть ни о чем меня не спрашивают».

Достойный старец в самом деле больше не написал ни слова, не рассказал более пространно, как умирала его вторая дочь. И не к нему мы обратились за подробностями о ее смерти, у нас недостало на это мужества. Рассказал нам о ее смерти священник, который напутствовал ее в последний путь.

Но и среди традиционных формул, которыми сторонний человек передает скорбь близких, мы угадываем следы того необыкновенного влияния, какое оказывала Мария Каппель на каждого, с кем она общалась.


«Сударь,

мне поручено выполнить нелегкую обязанность и написать вам.

Добрейшая, благороднейшая м-ль Адель Коллар понесла жестокую потерю, утратив сестру, к которой была глубоко привязана. Господь потребовал от ее любящего сердца величайшей жертвы: ее дорогая и достойная всяческого уважения подруга, Мария Каппель, была отнята у нее. Вы понимаете, сударь, как тяжек был этот удар для ее любящего сердца, чьими достоинствами вы и сами не раз восхищались – на протяжении многих лет она с несказанной деликатностью и преданностью заботилась о доброй своей кузине. Если бы не поддержка религии, м-ль Коллар вряд ли бы вынесла ту боль, какую причинило ей печальное событие, о котором я вынужден вас известить.

Мадам Мария Лафарг, которую я имел честь часто навещать и которая своими религиозными добродетелями и другими душевными достоинствами завоевала мою самую горячую симпатию, отдала Богу душу сегодня, в половине десятого утра. Перед смертью она получила все утешения, какие дает наша святая церковь. В эти священные минуты она вызывала восхищение своим смирением, верой, набожностью и кротостью. На протяжении восемнадцати лет, что я исполняю свои священнические обязанности, у меня не было умирающей с более пламенной и твердой верой. Никогда еще я не был свидетелем столь высоких христианских чувств. Милосердный Господь избавил ее в последние часы от страданий и мучений, которые отягощали ее на протяжении двенадцати лет. Ожидая свой смертный час, она вызывала восхищение.

Прошу вас, уважаемый собрат, разделить скорбь семьи доброй Адели. Мне нет необходимости напоминать вам о деликатности, с какой следует обращаться с этими чувствительными и глубоко страдающими людьми. У вас достанет мудрости и тонкости, чтобы помочь им.

Успокойте добрых родителей Адели относительно ее состояния. Мы делаем все возможное, чтобы облегчить ее горе.

Она решила не сразу возвращаться в Монпелье, а сначала поехать в Тулузу и пожить некоторое время у кузины мадам Марии Каппель, после чего она вновь отправится в путь и обнимет своих дорогих родителей.

Здоровье ее в превосходном состоянии, и она просит передать близким свою самую горячую любовь.

Примите, сударь, и проч., и проч.

Б….

кюре водолечебницы Усса.

Орнолак, 7 сентября 1852»


А теперь мы прочитаем письмо той, на чьих руках отдала свой последний вздох Мария Каппель, письмо ее подруги по водолечебнице, так как Адель Коллар за два часа до кончины своей сестры вынуждена была уехать.

Читая ее письмо, вы с первых же строк почувствуете разницу между мужчиной, утешителем по своей профессии, и женщиной, утешительницей по своей природе.

«Получив от меня письмо так поздно[182], уверена, вы не посетуете и не станете меня ни в чем упрекать. Спасибо, добрые мои друзья. Если бы я не знала вас так хорошо, мое опоздание добавило бы мне страданий. В прошлый вторник я опять была на приеме у доктора Д… После тех болезненных процедур, которым он меня подвергает, один его вид действует на меня удручающе, и я даже несколько раз теряла сознание, чувствуя себя самой несчастной из женщин. Однако врачи находили, что в ходе моей болезни наступило большое улучшение, и даже пообещали, что через три месяца мне не понадобится никаких прижиганий. Как ни велика моя вера в лечение доктора Д…. верится в это с трудом.

Но поговорим о ней . Я была с ней всем своим сердцем, и воспоминание о ней никогда не изгладится из моей памяти. Горевала она только о вас. Только из-за вас она сожалела о жизни. «Как ей будет тяжело, – повторяла она. – Бедная Адель! Как только я представлю себе, что она останется одна, мне становится невыносимо больно. Господи! Продли мою жизнь еще на несколько дней, чтобы бедная Адель успела вернуться в объятия своей семьи. Сама я готова к смерти. Мне будет так хорошо лежать под могильным камнем. Я настрадалась за жизнь. Настрадалась, умирая. Я не ропщу, Господи! Я Вас благословляю и молю об одном: посылая мне боль, посылайте и мужество переносить ее».

Боли у нее усилились.

«Мне кажется, это слишком… Вы же знаете, Господи, что я ничего плохого не сделала. Мои враги причинили мне много зла, но я их прощаю, и прошу Господа, чтобы он вернул им добром все страдания, которые они мне причинили!»

Потом она позвала вас, Адель, и поручала нам всем о вас заботиться. Потом стала молиться, и все это с величайшим смирением.

Все ли я запомнила? Не могу поручиться. Видя ее страдания, страдала и я, чувствуя себя такой несчастной оттого, что не могу утишить ее боль. Оттого, что ее теряю. И гордилась тем, что заслужила ее привязанность… Я была ей благодарна за то, что она прочитала в моем сердце любовь, которую я из природной робости никогда бы не решилась ей выказать, ведь она была настолько выше меня.

Как вы добры, вы послали мне драгоценную памятку о ней. Вы ведь напишете мне еще? Мы будем с вами говорить о ней. И о себе вы мне тоже расскажете, вы ведь были ее самым близким другом.

Передайте, пожалуйста, своим близким мою самую почтительную симпатию.

Сестра и мама просили передать вам свои дружеские чувства. Я рассказала им, что вы ангел доброты.

До скорой встречи, милая моя подруга. Обнимаю вас от всего сердца.

Клеманс,

Понедельник, 27».


Спустя год 20 сентября 1853 года г-н Коллар получил второе письмо от славного кюре из Усса. Мы приводим его целиком, оно так трогательно своей добротой и простодушием.


«Глубокоуважаемый господин Коллар,

поверьте, что долгое мое молчание так же неприятно мне, как досадно вам. Вы, должно быть, сердитесь, что я не ответил раньше на ваше письмо от 22 июля. Ваш гнев совершенно оправдан. Но когда вы узнаете, почему я не мог вам ответить сразу, вы поймете, что не столько виноват, сколько обременен неурядицами.

Как только я узнал ваши пожелания относительно могилки бедной мадам Марии, я тут же переговорил с Блази по поводу оградки и узнал его цену. Он потребовал сто двадцать франков и ни франком меньше. Я согласился и заплатил ему. К уговоренному сроку он сделал решетку точно по рисунку, и в конце июля поставил оградку.

Я бы порадовался его работе, если бы не одна загвоздка: он отказался красить решетку, утверждая, что разговору об этом не было. Я и в самом деле забыл отдельно оговорить, что решетка должна быть покрашена, а иначе она заржавеет, и он ее не стал красить. Однако не тревожьтесь, все уже покрашено, и хоть это будет для вас дополнительным расходом, но совсем маленьким. А на Блази я все еще сердит, он повел себя некрасиво.

Но главное мое огорчение – крест, из-за креста я и не мог вам ответить раньше.

Я хотел, чтобы сделан он был как можно лучше, и, на свое несчастье, обратился к одному очень ловкому мастеровому из Памье, он как раз приехал в Усса в конце июля. Мы договорились, что я заплачу ему двенадцать франков, а он сделает крест со всем тщанием и отправит мне его в конце недели. Договаривались мы во вторник. Прошла неделя, потом вторая. А креста нет как нет. Я рассердился и отправил ему по почте письмо, требуя немедля прислать крест. Он ответил, что приедет в ближайшую субботу, и просил ждать его возле моста у водолечебницы. Но и в субботу он не приехал. Вне себя из-за новой отсрочки я написал ему снова письмо и высказал все свое негодование, вызванное его неумением держать слово. Целых полтора месяца он водил меня за нос, и наконец привез мне крест. Должен сказать, что, в отличие от Блази, он довел свою работу до конца и сделал крест красиво и добросовестно. Крест уже стоит на могиле и выглядит очень оригинально.

К этим неурядицам прибавились и другие, о которых я вам сейчас расскажу. Я уже писал вам, что посаженная мной на могиле плакучая ива принялась и смотрится очень хорошо. Ну так надо было, чтобы и эта ива принесла мне немалое огорчение. Все приезжие, – а дорога на Орнолак всегда запружена – непременно посещают могилку и срывают на память по листочку с несчастной ивы. Дело кончилось тем, что она засохла. А я ведь и молил не трогать дерево, и грозил, но ни мольбы, ни угрозы не подействовали. Растащили и все цветы, каждый хочет унести с собой память. Но вам не стоит огорчаться по этому поводу. Напротив, вас должно порадовать почтение к праху бедной покойницы. Беду же с цветами и деревом нетрудно поправить.

Посажу я иву с цветами, и дело с концом».


Что прибавить к письму достойного кюре? Несколько строк, написанных почтенным г-ном Колларом. В свои семьдесят пять лет убеленный сединами старец так защищал племянницу:

«И вы еще спрашиваете меня, считаю ли я эту женщину виновной?

Вот мой ответ:

К ней в тюрьму я послал как подругу свою дочь.

Будь она на свободе, я дал бы ей в мужья своего сына.

И это мое последнее слово.

Коллар,

Моппелье, 17 июня 1853» .


Преступница или невинная жертва, но Мария Каппель умерла, проведя двенадцать лет в заточении. Испытание тюрьмой не обелило ее, а восстановило в правах. Соберем же слезы, которые капля за каплей падали из ее глаз на протяжении одиннадцати лет[183]. Мы не знаем, отчего она плакала – из-за угрызений совести, от несправедливости или отчаяния. Не знаем, кто плакал – грешница или праведница, мы знаем другое – теперь она одесную Господа и слезы ее чище хрустальной воды горного ручья.

Александр Дюма

Словарь

Абеляр, Пьер (Лепале, 1079 – аббатство Сен-Марсель, 1142) – профессор философии, был влюблен в племянницу каноника Фульбера, который в наказание подверг его кастрации. А принял постриг в Сен-Дени, Элоиза в Аржантее.

Алибо, Жан (Ним, 1810 – Париж, 11 июля 1836) – семинарист, затем торговец сукном, служил в армии до 1824 г.; 25 июня 1836 пытался застрелить из пистолета Луи-Филиппа при входе в сад Тюильри. Приговорен к смертной казни судом пэров и казнен.

Андриан, Гангульф Филипп Франсуа Александр (Париж, Жуи-ле-Конт, 1 жерминаля V/1797 – Койе-ла-Форе, Уаза, 12 января 1863) покинул Францию после падения Империи, примкнул к карбонариям, боролся в Италии против Австрии, был арестован и приговорен к смертной казни (январь 1824); казнь была заменена пожизненным заключением в крепости Спилберг. Освобожден в 1832-м, вернулся во Францию, опубликовал свои воспоминания под заголовком «Мемуары государственного преступника» (1837-1838).

Анкарстром, Якоб Иоганн (Линдо, 11 мая 1762 – Стокгольм, 27 апреля 1792) – паж, гвардейский офицер, лейтенант в отставке, убил выстрелом из пистолета Густава III, шведского короля, казнен.

Анна , республиканец, принимал участие в заговоре Нейи, приговорен к пяти годам заключения.

Араго, Франсуа Виктор Эммануэль (Париж, 6 августа 1812 – 27 ноября 1896), сын астронома Франсуа Араго, адвокат, защищавший Лору Грувель на процессе заговора Нейн, водевилист, впоследствии посвятил себя политической деятельности – представитель народа в 1848-1849; депутат в 1869-м и в 1871-м гг., сенатор в 1876-м, посол в Швеции с 1880 по 1894 гг.

Арно, Антуан Винсент (Париж, приход Сен-Жан-де-Грев, 22 января 1766 – Годервиль, 16 сентября 1834). Сын Никола Винсента Арно и Марии Жаклины Ле Дюк, великий хранитель королевского гардероба и секретарь королевы, автор знаменитых пьес «Марий в Минтурнах» (Театр Франсе, 19 мая 1791) и «Лукреция» (Комеди Франсез, 4 мая 1792). Роялист, был изгнан, вернулся в Париж и не был казнен в память о своем «Марии». Написал две оперы и три трагедии («Квинкций Цинциннат», Театр де ла Репюблик, 11 нивоза III г./31 декабря 1794; «Оскар, сын Оссиана», Театр де ла Репюблик, 14 прериаля IV г./ 1июня 1796; «Бланш и Монкассен, или Венецианцы», Театр Франсе, 25 вандемьера VII г./ 2 сентября 1798). Поддержал Бонапарта 18 брюмера, был назначен главой Отдела общественного образования (1800), генеральным секретарем университета, кавалером Империи (6 сентября 1811). Во время консульства и Империи написал три трагедии: «Король и землепашец, или Дон Педро», Театр Франсе, 16 прериаля X г./5 июня 1802; «Консул Сципион», фруктидор XIII г./август – сентябрь 1805; «Расплата Дюгеклена, или Нравы XIV века», Театр Франсе, 17 марта 1814. Депутат в 1815-м, во время Реставрации – в изгнании в Брюсселе, публикует эпиграммы в «Мируар де Пари». Трагедия «Германии» 22 марта 1817 г. вызвала настоящую битву. Вернулся во Францию в ноябре 1819-го, руководил «Нувель биографи де Контемпорен» (1820-1825), вошел в состав Академии (1829), после смерти Андриё стал неизменным секретарем. Последняя трагедия «Пертинакс» (Театр Франсе, 27 мая 1829) была снята после второго представления. Оставил после себя «Воспоминания и сожаления старого драматурга» (1829). Дюма посещал либеральный и бонапартистский салон семьи Арно, дружил с его старшим сыном, драматургом Люсьеном Арно. Первым браком был женат на Элизабет Александрине Дефорж (развод 31 августа 1800), вторым – на Марии Жанне Катерине Генон де Бонёй.

Бассон , заключенная тюрьмы в Монпелье, осужденная на четыре года за подделку документов, прислуживала мадам Лафарг, сама родом из Сент-Этьен-ан-Форез, муж – Мейнбар, сын и дочь.

Бекингем, Джордж Вильерс (Бруксби, Лейстершир, 28 августа 1592 – Портсмут, 23 апреля 1628), фаворит Якова I, затем Карла I, лорд, располагавший неограниченными полномочиями; прибыв с посольством во Францию для переговоров о браке Карла I с Генриеттой Марией де Бурбон, сестрой Людовика XIII, влюбился в королеву Анну Австрийскую. Герой романа А. Дюма «Три мушкетера».

Бервик, Яков Фицджеймс Стюарт , маршал, герцог (Мулен, 21 августа 1670 – Филиппсбург, 12 июня 1734), незаконнорожденный сын Якова II Английского от Арабеллы Черчиль, сестры герцога Мальборо. После английской революции 1688 г. отдал свои военные таланты Людовику XIV. Командовал армией в Испании (1703), армией в Севеннах (1709), вернулся в Испанию и одержал блестящую победу при Альмансе (1709), защищал границу в Альпах (1709). Губернатор Гиени в 1716-м, вновь возглавил армию в 1719-м в войне против Филиппа V Испанского, был убит пушечным ядром во время войны за Польское наследство при осаде Филиппсбурга.

Берри, Мария Каролина Луиджия Фердинанда Неаполитанская , герцогиня де (Палермо, 5 ноября 1798 – Брюнзее, 16 апреля 1870), дочь Франсуа, герцога Калабрии, и Марии Клементины Австрийской, замужем с 1816 г. за герцогом Беррийским. Дюма рассказал ее вандейскую эпопею 1832 г. в главах ССХХIХ-ССXLIV «Моих воспоминаний», выправив их по воспоминаниям «Вандея и Мадам» генерала Демонкура, который арестовал герцогиню в Нанте.

Бертен, Антуан де , шевалье (Сент-Сюзанн, остров Бурбон, 10 октября 1752 – Сан-Доминго, конец июня 1790), поэт, соотечественник и соперник Парни, его сборник элегий «Любовь» (1780) пользовался необыкновенным успехом.

Бильяр, Франсуа Жак Марк Огюст (Куртоме, Орн, 3 октября 1788 – после 1857), окончил юридический факультет, поступил в министерство внутренних дел в отдел протоколов Монталиве (1811), затем возглавил Управление местных отделений полиции; при первой Реставрации был назначен супрефектом Ивето и Ланьона; во время Ста дней был отправлен в Нант в качестве главного государственного секретаря. В 1816 г. был вынужден покинуть Францию и жил на о-ве Бурбон (1817-1820), где прилагал все усилия, чтобы стать депутатом. Сотрудничал в газете «Тан» и подписал вместе с другими журналистами протест против указов Карла X. 1 августа 1830 г. был назначен генеральным секретарем министерства внутренних дел, затем начальником полиции. В 1831-м префект Финистера, затем Ландов, но очень скоро получил отставку. В 1848 несколько дней был временным секретарем министерства внутренних дел, затем членом Государственного совета.

Божоле, Луи Шарль Орлеанский, граф де (Париж, 7 октября 1779 – Мальта, 29 май 1808), самый младший из сыновей Филиппа Эгалите, арестован в 1793 г. одновременно со своим братом герцогом де Монпансье, оба заключены в Марселе в форт Сен-Жан, где содержались до 1796 г., когда им было разрешено уехать в Америку. Впоследствии жил в Англии и на Мальте, умер от чахотки.

Бонапарт, Полина (Аяччо, 20 октября 1780 – Флоренция, 9 июня 1825), «любимая сестра» Наполеона, прославившаяся своей красотой, вышла замуж в 1797 г. за генерала Леклерка, после его смерти за принца Боргезе.

Боссюэ, Жак Бенинь (Дижон, 27 сентября 1627 – Париж, 12 апреля 1704), по прозванию «Орел из Мо», один из любимых авторов мадам Лафарг, «старинных друзей», чьи произведения она читала в тюрьме.

Брак, Антуан Фортюне (Париж, 8 апреля 1789 – Эврё, 21 января 1850), окончил военное училище в Фонтенбло, адъютант генерала де Кольбера (1809), в 1811 г. стал любовником Полины Боргезе; капитан 2-го полка легкой кавалерии (1813), был переведен в резерв в 1815 г. В 1830-м стал подполковником 3-го егерского полка и опубликовал книгу, ставшую настольной для кавалеристов – «Сторожевое охранение легкой кавалерии», затем продолжил свою блестящую карьеру: полковник 4-го гусарского полка (1832-1838), генерал (24 августа 1838), начальник кавалерийского училища (1838-1840), командующий округом Эр (1840-1849).

Брендо, Пьер Ашиль (Париж, 1795 – 18 мая 1859), журналист, совместно с Феликсом Бонаром и Бюло выкупил у Верона «Ревю де Пари»; в сентябре 1837 г. стал акционером и главой «Мессаже», газеты, в которой принимал участие граф Валевски.

Буланже, Луи (Версей, Пьемонт, 21 марта 1806 – Дижон, 5 марта 1867), художник, ученик Летьера и Ахилла Девериа, получил известность после Салона 1827 г. благодаря картине «Мучения Мазепы». Дружил с Дюма и Гюго, иллюстрировал их произведения. См. А. Дюма «Живопись и современные художники в Салоне 1859», Париж, 1859.

Бургуэн, Мария Бенуа Жозефина де Прево де Ла Круа, баронесса де (ум. 10 февраля 1838), вдова (с 1811) посла и барона времен Империи, приказом от 11 июля 1820 г. была назначена начальницей Воспитательного дома ордена Почетного легиона в Сен-Дени, получила титул графини 14 октября 1827 г. Ушла в отставку 31 декабря 1837 г.

Бюфьер, Мари Амена Пуш-Лафарг, мадам Леон – сестра Шарля Пуш-Лафарга.

Валанс, Жан-Батист Сирюс Мари Аделаид де Тимбрюн Тьемброн, граф де (Ажан, 22 сентября 1757 – Париж, 4 февраля 1822), зять мадам де Жанлис, главный конюший герцога Орлеанского, полковник Шартрского драгунского полка, был избран депутатом в Генеральные Штаты Парижа; командовал резервом при Вальми, последовал за Дюмурье в эмиграцию и вернулся во Францию при Консульстве, служил Бонапарту, при Людовике ХVIII получил титул пэра.

Валанс, Эдме Николь Пульхерия Брюлар де Жанлис (1767 – Париж, 21 января 1847), дочь мадам де Жанлис, вышла замуж 3 июня 1784 г. за графа де Валанса, родила троих детей: сына Шарля Эммануэля Сильвестра (1785-1786) и двух дочерей – Луизу Филиппину Фелисите Серафину (Париж, 1787 – Рим, 1828), замужем за графом Империи Више де Селем, и Луизу Розу Эме (Париж, 1789-1860), замужем за Морисом Этьеном Жераром, маршалом Франции. Развелась с мужем в 1793 г.

Валансе, Наполеон Луи де Талейран-Перигор, герцог де Талейран, де (Париж, 12 марта 1811 – 21 марта 1898), сын Александра Эдмонда де Талейрана-Перигора, графа империи, и Доротеи де Бирен, внучатый племянник Талейрана, женился 26 февраля на Анне Луизе Шарлотте Алике де Монморанси.

Валентен, Луи Дидье (род. Сен-Лу, 1814), без определенных занятий, называл себя студентом-юристом, вор, мошенник, которым манипулировала полиция. М-ль Грувель выходила его в больнице для бедных, он донес в полицию о заговоре Нейи.

Вантажу , врач в Бриве.

Вивье, Эжен (Бриуд, 4 декабря 1817 – Ницца, 24 февраля 1900), обладал удивительным даром игры на валторне, в 1844 г. оставил налоговую инспекцию и проехал всю Европу с концертами, его игра отличалась юмористическими нотками. А. Карр назвал его «забавником-музыкантом». Наполеон III удостоил его своей дружбой.

Вильгельм I, король голландский (Гаага, 24 августа 1772 – Берлин, 12 декабря 1843), сын последнего штатгальтера Вильгельма V, эмигрировал во время революции, получил от Венского конгресса корону Голландии и Бельгии (9 июня 1815). Дал стране либеральную конституцию, но ущемил в правах бельгийцев. В 1830 г. бельгийцы восстали и вновь обрели независимость. Вильгельм отрекся от престола в 1840 г.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18