Глава 1

Восседая на Троне Колючих Роз, Элена изучала представшую перед ней загадочную личность. Невысокий человек, одетый в шелк и лен, казался мальчишкой из-за гладкого, невыразительного лица, но явно был немолод. Слишком уж уверенно он держался под пристальными взглядами собравшихся в большом зале людей. Его глаза светились едкой иронией, словно все происходящее было развлечением, но читался в них оттенок горечи и усталости. А тень улыбки, искривившая губы, оставалась холодной и жесткой.

Несмотря на кажущуюся простоватость, он вызывал у Элены болезненное чувство беспокойства.

Незнакомец сдернул с головы щегольскую шляпу и опустился перед троном на одно колено. Тонко зазвенели множество колокольчиков – золотых, серебряных, медных, оловянных, – нашитых на его одежду.

Рядом с коротышкой замер, неслышно подойдя, человек ростом повыше – Тайрус, лорд Тайламон Ройстон, властелин северного замка Мрил. Принц, ставший пиратом, вместо подобающего его положению наряда носил потертые сапоги и черный плащ в соляных разводах. Щеки его загорели докрасна, а светлые волосы давно не знали гребня. Принц приплыл в А’лоа Глен на заре и тут же потребовал встречи с Эленой и военным советом.

Тайрус преклонил колено, указывая рукой на спутника.

– Могу я представить вам Арлекина Квэйла? Он прибыл издалека и принес весть, которую все непременно должны выслушать.

Элена жестом приказала им встать.

– Поднимитесь, лорд Тайрус. Добро пожаловать.

Под хор колокольчиков, зазвеневших, когда Арлекин выпрямился, Элена изучала вновь прибывшего. Да, этот человек в самом деле явился издалека. Его лицо было бледным, даже слегка синеватым, словно ему не хватало воздуха. Но больше всего удивляли его глаза: золотистые, наполненные лукавством.

– Прошу простить, что потревожил в столь ранний час, – бесстрастно произнес принц, разглаживая плащ так, будто только сейчас заметил его жалкое состояние.

– Что за срочность, лорд Тайрус? – заговорил Эр’рил, супруг и первый советник Элены, стоявший по правую руку от трона. – У нас нет времени на шутов и болванов.

Ведьме не нужно было оборачиваться, чтобы убедиться – воин стандийских равнин сохранял свой обычный угрюмый и суровый вид. Слишком часто она видела его недовольство за минувшие два месяца. Очень уж неутешительные новости приходили из Аласеи: то поставки на остров срывались из-за чудовищ и странностей с погодой; то в городах полыхали пожары и появлялись болезни; то уродливые звери вытаптывали поля сельских тружеников. Но самые худшие беды подступили к самому порогу.

Странная пугающая болезнь охватила стихийников, тех немногих, кто мог еще использовать магию самой земли. Ме’рай переставали чувствовать море и теряли связь с драконами; воздушные корабли элв’инов не могли летать высоко и далеко; даже Ни’лан жаловалась, что голос ее лютни слабеет, словно древесный дух покидает ее. Стало ясно, что, несмотря на полученный удар, врата Вейра продолжают приносить вред земле. Стихийная магия истощалась, как вытекающая из раны кровь.

Ощущение стремительно уходящего времени лежало на плечах ведьмы и ее соратников непомерным грузом. Следовало поторопиться с выступлением против Гал’готы до того, как иссякнут дары земли, до того, как их сила превратится в слабость. К несчастью, армии Элены располагались далеко друг от друга. Поэтому решительное наступление на цитадель Темного Властелина, черный вулкан Блэкхолл, откладывалось до следующей весны. Эр’рил утверждал, что раньше середины зимы не удастся собрать все войска. Но переправа через зимнее штормовое море сыграла бы на руку тем, кто обороняет Блэкхолл.

Итак, весной, когда утихнут бури… Но Элена сомневалась, будут ли они готовы даже тогда. Столь многое оставалось невыясненным. Тол’чаку предстояло вернуться из земли своего народа, куда он отправился с Фардейлом и горсткой спутников, желая расспросить старейшин огров о загадочной связи между эбеновым камнем и сердце-камнем. Элв’инские корабли-разведчики должны были принести ценные сведения, совершив дальний рейд к Блэкхоллу. Армия д’варфов, возглавляемая Веннаром, связь с которым поддерживалась с помощью почтовых воронов, накапливалась неподалеку от Пенрина. Предводитель д’варфов просил об отсрочке, чтобы успеть собрать как можно больше воинов. Время поджимало всех. И вот теперь срочные новости издалека.

– Арлекин, – Тайрус повернулся к своему спутнику. – Расскажи все, что ты разузнал.

– У меня вести и добрые, и дурные одновременно, – кивнул шут.

На его ладони, словно по волшебству, возникла монета. Щелчком пальцев он послал ее высоко вверх. Золото ярко заблестело в свете факела.

Элена внимательно следила, как монета взлетела едва ли не до стропил и упала вниз… И отшатнулась, увидев, что загадочный человек успел за считаные мгновения оказаться возле ее трона. Теперь он стоял почти что рядом с ней, и ни один из его колокольчиков не зазвенел.

Даже Эр’рил оказался захвачен врасплох. С яростным криком он выхватил меч и отгородил им правительницу от шута.

– Что за трюки?!

Вместо ответа Квэйл поймал падающую монету на ладонь, насмешливо подмигнул Элене, а затем отступил на пару шагов, вновь сопровождаемый мелодичным перезвоном.

– Не позволь пестрому наряду Арлекина одурачить себя, – с холодной улыбкой сказал лорд Тайрус. – На протяжении минувших десяти зим он оставался главным лазутчиком на службе пиратского братства Порт-Роула. Если вам надо незаметно что-то разнюхать, лучших глаз и ушей не сыскать.

– Да, он неплохо притворяется, – выпрямилась в своем кресле Элена.

– Довольно уловок, – Эр’рил опустил меч, но не спешил убирать его в ножны. – Если он раздобыл какие-то сведения, пусть говорит.

– Раз человек железа просит, надо исполнять, – Арлекин держал монету, любуясь игрой света на ее поверхности. – Вначале хорошая новость. Разрушив три эбеновых статуи, вы нанесли Черному Сердцу гораздо больший ущерб, чем могли себе представить. К тому же он потерял свою нежно любимую армию д’варфов. Теперь его поддерживают только люди и всевозможные чудища, которые защищают берлогу внутри вулкана.

– Арлекин потратил половину последней зимы на разведку Блэкхолла, – вмешался Тайрус. – Он составил карты и выяснил численность сил Темного Властелина.

– А как он пробрался туда? – проворчал Эр’рил.

– Прямо под носом командующего войсками Темного Властелина, – с вызовом ответил Арлекин. – Кажется, он ваш брат, да?

Покосившись на Эр’рила, Элена увидела ярость, вспыхнувшую в его глазах.

– Он мне не брат, – холодно ответил стандиец.

– Ты был в самом Блэкхолле? – спросила Элена, желая сгладить напряженность.

Шутовская маска на миг слетела с Квэйла. Девушка сумела заметить в его глазах боль и тьму.

– Да, – прошептал разведчик. – Я прошел сквозь его чудовищные залы и погруженные во мрак казематы и заявляю – больше я туда не сунусь.

– Но, мастер Квэйл, – Элена подалась вперед, – ты упоминал о дурной новости?

– Да, есть и плохая новость, – Арлекин поднял руку и разжал кулак, в котором сжимал золотую монету. Теперь на его ладони лежал уголек. – Если вы вознамерились одолеть Черное Сердце, то должны успеть до кануна летнего солнцестояния.

– За один месяц? – нахмурилась Элена.

– Это невозможно! – усмехнулся Эр’рил.

Но Арлекин смотрел прямо на ведьму необычными золотистыми глазами.

– Если вы не остановите Черного Зверя до следующей полной луны, все мы погибнем.

Мерик бежал по палубам «Крыла бури». Он отталкивался от знакомых досок, перепрыгивал через релинги, переходя с уровня на уровень. А взгляд его неотрывно следил за небом. Там, в высоте, над утренней дымкой, виднелось крохотное темное пятнышко, которое стремительно и неотвратимо снижалось. Это был один из элв’инских кораблей-разведчиков, возвращавшихся из похода в земли, окружающие Блэкхолл.

Что-то пошло не так…

Подбежав к бушприту собственного судна, Мерик вскинул обе руки и обратился к магии. Поток силы прошел через его тело и вырвался на свободу, устремляясь в небо, чтобы там влиться в стремительно пустеющий киль другого корабля. Мерик щедро напитал его своей силой, но судно продолжало падать в раскинувшийся вокруг А’лоа Глен океан.

Борясь с неотвратимым, принц чувствовал тяжесть чужого корабля, рушившегося вниз. Ему пришлось опуститься на одно колено в то время, как «Крыло бури» терял магическую силу и его несло к гавани.

Задыхаясь в борьбе с волшебными потоками, Мерик не собирался сдаваться.

«Помоги мне, Добрая Матушка!»

Теперь он смотрел двумя парами глаз: одна глядела вверх, а вторая – вниз. Выступая связующей нитью между двумя кораблями, принц чувствовал слабеющую волю капитана судна-разведчика, Фрелишии – его троюродной сестры по материнской линии. Она едва держалась на ногах, отдав, по всей видимости, последние силы, чтобы вернуть корабль в порт.

– Держись, кузина, – шептал Мерик ветру.

Его слова услышали. Через магическое соединение последние слова капитана достигли его разума: «Нас предали!»

С этими словами сердце, биение которого Мерик ощущал рядом с собой, сжалось в последний раз, а потом замерло навеки.

– Нет! – Элв’ин опустился на второе колено.

Мгновение спустя огромная тень стремительно промчалась мимо релинга правого борта. Поднялся столб воды вперемешку с изломанной древесиной, но принц слышал грохот крушения словно издалека. От причалов донеслись тревожные испуганные крики, но он шептал одно лишь слово:

– Предали…

Когда в порту тревожно зазвонил колокол, Ни’лан сидела в Большом внутреннем дворе Замка и следила за игрой детей. Ее пальцы замерли над струнами лютни.

На пристани что-то случилось.

В нескольких шагах от нее маленький Родрико опустил палку, изображавшую меч, и оглянулся на мать. Его противник в шуточном поединке – Шишон, девочка дри’ренди – задрала голову, услыхав шум, и позабыла о своем игрушечном клинке.

Ни’лан вскочила на ноги, закидывая лютню за плечо, и задела при этом тонкий ствол коа’коны позади себя. Листва задрожала. Молодое деревце с трудом выдерживало тяжесть кроны и напоминало мальчика, связанного с ним.

– Родрико, уходи! – приказала Ни’лан сыну.

Мальчик все еще был неуклюжим и нескладным.

«Благодарение Доброй Матушке, первоначальный ускоренный рост приостановился».

Теперь и дерево, и мальчик будут взрослеть постепенно.

– Шишон! Ты тоже! – добавила нифай. – Пойдите на кухню, посмотрите – не готова ли ваша овсянка.

Выпрямившись, Ни’лан прикоснулась босыми ступнями к плодородной почве у корней дерева и потянула из нее силу. Так она готовилась войти в каменные палаты замка. Чувствуя, что уходить не хочется, нифай продолжала напитываться силой корней.

В это время года сады Большого внутреннего двора находились в самом расцвете. Плющ, покрывавший стены, цвел крошечными белыми цветками. Землю под кустами кизила усеивали опавшие лепестки, а сами обрезанные кусты вдоль дорожек из светлого гравия покрывали красные ягоды. Но прекраснее всего были сотни розовых кустов, которые посадили прошлой осенью. Они распустились нежными розовыми, бордовыми, желтыми цветками. Казалось, даже морской ветерок обрел вещественность, наполнившись их чудесным ароматом.

Но не только красота удерживала здесь Ни’лан – двор хранил ее прошлое, настоящее и будущее. Лютня, вырезанная из сердцевины любимого дерева; юное деревце, выращенное из семени, связанного с ребенком; мальчик – последняя надежда народа нифай.

Вздохнув, Ни’лан взъерошила выгоревшие на солнце кудри Родрико и взяла его за руку. Так много надежды в такой маленькой оболочке.

Шишон подбежала и протянула Родрико маленькую ладошку с перепонками между пальцами – знак связи между мореходами – кровавыми наездниками и обитателями океанских глубин мер’ай. Мальчик сжал ее руку. За минувшие месяцы эти двое детей, так отличающиеся от других, стали почти неразлучны.

– Пойдемте, проверим кухни, – Ни’лан повернулась и сделала шаг.

Но Родрико, казалось, прирос к земле.

– Мама, ты говорила, что я могу попробовать спеть Древесную Песню.

Ни’лан открыла рот, чтобы возразить. Ей хотелось узнать, что же случилось в гавани, но набат начал стихать.

– Ты обещала, – настаивал Родрико.

Нахмурившись, Ни’лан посмотрела на дерево. Да, она обещала. В самом деле, мальчику пришла пора научиться петь собственную песню, но нифай все еще не решалась позволить ему это.

– Я уже большой. И нынче ночью полнолуние!

Ни’лан не знала, что и ответить. Юные нифай всегда устанавливали связь со своими деревьями в первое полнолуние лета. Так дитя и семечко становились подростком и деревцем.

– Ты правда уверен, что готов, Родрико?

– Он готов, – ответила Шишон, глаза малышки излучали уверенность.

Ни’лан слышала, что девочка владела магией моря, могла предчувствовать будущее, скрывающееся за горизонтом. Дри’ренди называли эту способность – раджор мага.

– Ну, пожалуйста, мама, – просил Родрико.

Колокола в порту смолкли.

– Ты можешь попытаться, – строго сказала Ни’лан. – Но постарайся успеть на кухню, пока повар не рассердился.

Лицо мальчика просияло, словно солнце, выглянувшее из-за туч.

– Шевелись! – повернулся он к Шишон. – Мне нужно успеть подготовиться.

– Это тебе надо торопиться, – нахмурилась девочка, всегда отличавшаяся практичностью. – Если ты хочешь успеть, пока не закрылись кухни.

– Я не возражаю, – кивнула Ни’лан. – Но не расстраивайся, если в первый раз не получится. Может быть, следующим летом…

Родрико кивнул, хотя явно не слушал ее. Он подбежал к дереву и встал на колени. Его руки и ноги казались такими же тонкими, как молодые побеги. Настал миг, когда судьба их народа или обретет новую жизнь, или сломается окончательно. Родрико был первым мужчиной-нифай. Мальчик и дерево – единственные в своем роде – явились плодом союза дерева Ни’лан и охваченного порчей призрака – Цесилии. Кто знает, имеют ли над ними власть древние обряды, песни, законы произрастания?

Ни’лан затаила дыхание.

Прикоснувшись пальцем к коре, Родрико слегка расцарапал ее ногтем. Вытекла капелька сока, Древесная Песня, вырвавшись из сердцевины коа’коны, стала доступной для мальчика. Ни’лан слышала ее ушами и сердцем. Ее сын сейчас или проникнется песней дерева, или будет отторгнут. Она не знала, чего ей хотелось больше. Какая-то часть души нифай молила, чтобы мальчик потерпел неудачу, ведь у них было так мало времени – одна-единственная зима…

Родрико уколол палец о шип и выдавил капельку крови, а потом прижал раненый палец к поцарапанной коре.

– Пой, – шепнула Ни’лан. – Пусть дерево услышит твое сердце.

Он оглянулся со страхом в глазах. Мальчик ощущал значение предстоящего ритуала.

«Пой», – повторила Ни’лан мысленно.

И он начал петь. Рот его приоткрылся, мальчик выдохнул, и полилась чистая мелодия. Его голос звенел так, что даже солнце, казалось, поблекло. Вокруг потемнело, будто прежде времени опустились сумерки, но вокруг молодого деревца сохранился ореол света, который становился ярче и ярче.

В ответ развернулась песня самого дерева, как распускающийся навстречу солнцу бутон. Вначале нерешительно, потом все увереннее мальчик и коа’кона слили голоса в единой мелодии.

В этот миг Ни’лан поняла, что у Родрико все получится. Слезы хлынули из ее глаз, слезы потери и облегчения одновременно. Теперь возврата нет. Нифай ощутила всплеск стихийной магии от дерева и мальчика, они подпитывали друг друга, и трудно было сказать, где между ними граница.

Две песни слились в одну.

Ни’лан не помнила, как опустилась на колени. Древесная Песнь затопила мир. Никогда раньше она не слыхала подобного могучего хора.

Зная, что сейчас должно произойти, она поглядела на тонкие ветви. Листья охватила дрожь, будто от сильного ветра. Кончик каждой веточки пульсировал Древесной Песнью и стихийной магией. Мальчик и дерево продолжали петь в унисон, их голоса звучали все громче, красивее, напряженнее и многообещающе.

Магия, пойманная в ловушку в каждом стебле, не имела никаких путей выхода. Кроме одного…

На конце веточек набухали бутоны, взращенные магией и кровью. Благодаря союзу ребенка и деревца Древесная Песнь обретала жизнь.

Он – или они? – сумели это сделать.

Родрико задыхался от радости и от боли.

Очень медленно Древесная Песнь затихала, словно теряя силы, истощаясь. Летнее солнце вновь озарило внутренний двор.

– У меня получилось, мама! – Родрико повернул сияющее от радости и гордости лицо. Его голос стал более глубоким и богатым, напоминая голос взрослого человека. Но он не был человеком, он – нифай. Мальчик вновь повернулся к дереву. – Теперь мы едины!

Но Ни’лан хранила молчание, не в силах оторвать взгляд от коа’коны.

«Что мы натворили? – думала она про себя. – Добрая Матушка, что мы наделали?»

Появившиеся на концах стеблей бутоны и вправду являлись следствием нового союза. Им предстояло открыться этой ночью, когда впервые за лето в небе появится полная луна. Но цветы Родрико не имели ничего общего с пурпурными цветами всех нифай. Появившиеся бутоны были окрашены в цвет запекшейся крови, черно-багровый, похожий на мрачные цвета призраков-гримов.

Ни’лан уткнула лицо в ладони и разрыдалась.

– Мама! – кинулся к ней Родрико. – Мама, что случилось?

А глубоко в подземелье, под внутренним двором замка, пробирался по узкому коридору Джоак. Целый месяц он разыскивал тайный проход. Большая часть туннелей, скрытых под твердыней, была разрушена, когда Рагнар’к пробудился от каменного сна. Джоак хорошо помнил тот день – как сам он едва живой вырвался из плена чародея Грэшима, как бежал вместе с братом Морисом, как сражался в пещере под островом. Хотя минуло всего две зимы, казалось, что эти события происходили столетия тому назад. Ведь он стал дряхлым старцем, его молодость похитили.

Иногда Джоак отдыхал, всем телом налегая на посох, сделанный из окаменевшего дерева, усеянного зеленоватыми кристаллами. Один конец посоха излучал слабое свечение, разгоняя тьму. Очень маленькая частица темной магии оставалась в этой жуткой штуковине.

Пальцы Джоака помимо воли сжимали посох, стремясь ощутить тонкую струйку остаточной силы. Кусок окаменевшей древесины достался ему как дар от мерзкой сделки с Грэшимом. За него Джоак заплатил юностью, став изможденной и дряхлой копией самого себя. Спускаясь теперь глубоко в недра острова, он чувствовал, как гранитная толща давит на его хрупкие плечи. Удары сердца отзывались в ушах. На то, чтобы спуститься по узкой длинной лестнице, ушло почти все утро.

«Осталось совсем немного», – утешал брат ведьмы самого себя.

Это сработало, и Джоак продолжил путь, молясь, чтобы тот зал, который он разыскивал, оказался неповрежденным. Добравшись до конца тоннеля, он культей правой руки раздвинул путаницу высохших корней, загораживавшую проход. Они рассыпались от одного прикосновения.

Он выставил посох перед собой.

И увидел пещеру.

Хрипло вздохнув от облегчения, Джоак с трудом перешагнул порог. С потолка, подобно желтому и хрупкому болотному мху, свисали корни деревьев. Даже юное деревце Родрико, должно быть, протянуло свои корни сюда, в каменную могилу. Здесь царила смерть.

Но нарочитая мрачность принесла Джоаку некоторое утешение. Наверху, за стенами замка, летние дни казались ему слишком яркими, слишком зелеными и цветущими. А он теперь предпочитал тень.

Измученный, на дрожащих ногах, он пошел вперед. Пол пещеры устилала россыпь камней и высохшие трупы. Крошечные мохнатые зверьки разбегались во все стороны, завидев блеклый свет посоха. Не обращая внимания на падальщиков, Джоак поднял посох повыше. Стены покрывала копоть – напоминание о магическом огне – оружии Грэшима и Шоркана. Словно древние письмена, выведенные углями.

Если бы он смог их разобрать…

Джоак вздохнул. Сколько знаний все еще продолжало оставаться для него тайной за семью печатями. Минувшие два месяца он провел в уединении, скрываясь в книгохранилищах и прочих укромных уголках, где досконально изучал старинные книги и свитки. Если он хотел вернуть себе молодость, ему нужно было разобраться в той магии, которая ее отняла. Но он оставался простым учеником черного мага, слишком далеким от понимания истинной сути волшебства. Удалось найти лишь одну подсказку. Рагнар’к.

Прежде чем соединиться с Кастом, дракон спал долгие века в каменном основании острова, а будучи наполненным стихийной магией сна, отдавал часть ее окружающим скалам и их обломкам. Надежда на возвращение юности для Джоака заключалась в полном подчинении магии сна. Ведь именно в сонной пустыне он стал стариком и потерял еще нечто…

Он закрыл глаза, сосредоточившись на пульсации крови в жилах, которая слегка отдавалась в ушах.

«Кесла», – прошептал он пещере смерти.

Порождение сна, девушка в чем-то была подобна Рагнар’ку.

Раз боль и горечь утраты пришли к нему из сонной пустыни, возможно, исцеление следует искать там же. Именно эта призрачная надежда и влекла Джоака в глубокие пещеры под островом.

Он долго лелеял свой замысел.

Опираясь на посох, словно на клюку, Джоак ковылял по костям, обходил валуны. Хоть Рагнар’к и улетел отсюда давным-давно, за время его долгого сна каждый камень, каждый осколок пропитался магией. Джоак рассчитывал извлечь ее.