«И это вся приветственная делегация? Судя по количеству встречающих, мой приезд едва ли кого обрадовал», – вздохнул наставник Дагоски.

– Меня зовут Харкер. Я главный инквизитор Дагоски.

– Были. До моего приезда, – отрезал Глокта. – Сколько вас здесь?

Харкер нахмурился.

– Четыре инквизитора и человек двадцать практиков.

– Маловато, чтобы уберечь столь крупный город от изменников.

Инквизитор еще угрюмее сдвинул брови.

– Пока справлялись.

«Справлялись! А исчезновение наставника, само собой, не в счет», – усмехнулся Глокта.

– Вы первый раз в Дагоске? – спросил Харкер.

– Дагоску ранее посетить не довелось, но я провел на Юге несколько лет.

«Лучших лет моей жизни и худших», – мысленно продолжил свой ответ Глокта и добавил:

– Во время войны побывал в Гуркхуле. Видел Ульриох.

«Точнее, руины. После того, как мы его сожгли», – на него нахлынули воспоминания.

– Два года жил в Шаффе.

«В императорских тюрьмах. Два года невыносимого зноя и непроглядной темноты. Два года ада».

– Кхм… – хмыкнул Харкер. Рассказ не произвел на него впечатления. – Ваша резиденция в Цитадели.

Он кивком указал на вздымающуюся над городом огромную скалу.

«Ну разумеется! Где же мне еще жить? Только на самой высокой точке города, в самом высоком здании».

– Я покажу вам дорогу, – продолжал инквизитор. – Лорд-губернатору Вюрмсу и городскому совету не терпится познакомиться с новым наставником. – И, помрачнев, отвернулся.

«Что, сам рассчитывал на это место? Рад, что разочаровал тебя».

Харкер резво зашагал в сторону города. Рядом, согнув толстую шею и ссутулив тяжелые плечи, устало тащился Иней; по дороге практик жался к любому подобию тени, прячась от солнца так усердно, будто светило метало в него крошечные дротики. Витари двигалась вдоль пыльной улицы зигзагообразно, словно в танцевальном зале: то в окно заглянет, то в узкий переулок. Глокта плелся сзади, ни на шаг не отставая, хотя левая нога уже начинала гореть.

«Прошаркав по городу всего три шага, калека навернулся мордой в пыль, так что остаток пути пришлось тащить его на носилках. При этом он визжал как недорезанная свинья и просил воды, а горожане, для устрашения которых его послали в Дагоску, таращились на нашу процессию с открытыми ртами…» – Глокту измучили собственные уничижительные фантазии. Он втянул губы, сжал челюсти, вонзив оставшиеся зубы в десны и подобрался: не отставать, не отставать! Рукоять трости адски впивалась в ладонь, каждый шаг отдавался болезненным щелчком в позвоночнике.

– Это Нижний город, – буркнул через плечо Харкер, – тут живет коренное население.

«Бескрайние, раскаленные, зловонные трущобы. До чего же тут все жалкое, ветхое…»

Хлипкие одноэтажные хибары напоминали покосившиеся штабеля глинобитного кирпича. Смуглые обитатели были под стать: худые, голодные, в лохмотьях. Из дверного проема выглядывала тощая женщина. Мимо прохромал на костылях одноногий старик. В глубине узкого закоулка среди груд мусора носились оборванные ребятишки. В воздухе стоял густой запах гнили и неисправной канализации.

«А может, канализации вообще нет».

Всюду с жужжанием носились мухи, жирные, злые, – единственные, кто здесь блаженствовал.

– Если бы я знал, что тут за райское местечко, – проронил Глокта, – то приехал бы раньше. Похоже, вступление в Союз принесло дагосканцам немало пользы…

Инквизитор не уловил иронии.

– Немало. За время короткого правления гурков многих уважаемых горожан забрали в рабство. Теперь, при Союзе, все вольны работать и жить, как им заблагорассудится.

– Вольны, говорите?

«Значит, вот как выглядит свобода…» Глокта уставился на группку угрюмых туземцев, толпящихся вокруг убогого прилавка с порчеными фруктами и ливером, над которым роились мухи.

– По крайней мере, большая часть. – Харкер нахмурил брови. – Когда мы, первые инквизиторы, только приехали, пришлось избавиться от некоторых смутьянов. А три года назад подняла мятеж еще одна неблагодарная свинья.

«И это после того, как мы позволили им свободно жить в собственном городе на положении скота! Поистине поразительно», – завершил мысль собеседника Глокта.

– Восстание мы подавили, но ущерб мятежники нанесли серьезный. Тогда туземцам запретили владеть оружием и подниматься в Верхний город, где живет основная масса белых. С тех пор в Дагоске тишь да благодать. Это лишний раз доказывает, что с дикарями надо вести себя жестче.

– Так называемые дикари возвели весьма впечатляющие укрепления.

Жалкие кварталы трущоб накрывала длинная тень огромной стены, рассекающей город на две части. У ее подножия темнела свежевырытая широкая канава с рядом заостренных кольев. Через канаву тянулся узкий мост, ведущий к воротам меж двух угрожающего размера башен. Тяжелые створки были распахнуты, но проход перегораживала дюжина истекающих потом солдат-союзников в стальных шлемах и кожаных куртках с заклепками; мечи и копья воинов ослепительно сияли на солнце.

– Хорошая у ворот охрана… – задумчиво отметила Витари. – Учитывая, что они в самом городе.

Инквизитор помрачнел.

– После мятежа туземцев пускают в Верхний город только по пропускам.

– А у кого есть пропуска? – осведомился Глокта.

– У опытных ремесленников – тех, кто до сих пор работает на гильдию торговцев пряностями. Но в основном у прислуги: часть трудится в Цитадели, часть – у жителей Верхнего города. Многие граждане Союза нанимают целый штат туземцев.

– Но ведь туземцы – тоже граждане Союза?

Харкер презрительно скривил губы.

– Если вам угодно, да, наставник. Однако доверять им не стоит, это факт. Они думают иначе – не так, как мы.

– Неужели? – переспросил Глокта, скрывая иронию. «Ну, если они способны думать, то лучше уж туземцы, чем дикари вроде этого».

– Смуглые эти – ничтожества и отбросы. Что гурки, что дагосканцы – без разницы. Все они воры и убийцы, все до единого. Их надо задавить, да покрепче, чтоб головы не смели поднять. – Харкер смерил мрачным взором раскаленные солнцем трущобы. – Если что-то воняет дерьмом да еще выглядит, как дерьмо, то, скорее всего, это и есть дерьмо.

Инквизитор, развернувшись, двинулся через мост.

– Ах, какой приятный, умный человек… – пробормотала Витари.

«Да ты читаешь мои мысли!» – улыбнулся Глокта.

За воротами их встретил совершенно другой мир: переливающиеся на свету величественные купола, изысканные башенки, мозаика из цветного стекла, белоснежные мраморные колонны, широкие подметенные улицы, ухоженные здания. На безупречно чистых площадях даже зеленело несколько пальм, которые явно тосковали по хорошему поливу. Вокруг ходили холеные, прекрасно одетые белокожие люди.

«Только хорошо поджаренные на солнце», – заметил наставник Дагоски.

Несколько раз мелькнули темные лица – темнокожие держались в стороне, опустив глаза в землю.

«Так это и есть те счастливчики, которым позволено прислуживать в Верхнем городе? А ведь они должны плясать от радости, что в землях Союза рабство запрещено».

За общим уличным гамом Глокта различил странный гул – будто где-то вдалеке шла битва. Чем глубже уводил их Харкер в кварталы Верхнего города, тем гул становился сильнее, а когда они вышли на широкую, заполненную людьми площадь, превратился в оглушительную какофонию. Кого здесь только не было! Жители Срединных земель, гурки, стирийцы, узкоглазые уроженцы Сулджука, желтоволосые подданные Старой империи и даже забравшиеся в такую даль бородатые северяне.

– Купцы, – буркнул инквизитор.

«Похоже, тут собрались все торговцы мира!»

Народ толпился вокруг прилавков, загроможденных продукцией, огромными весами и исписанными мелом досками-ценниками с наименованиями товаров. Отовсюду неслась разноязыкая речь: на десятках наречий купцы перекрикивались, договаривались о займах, торговались. Все странно вскидывали руки, пихались, указывали друг на друга пальцами, дергали друг друга за рукава; нюхали коробочки с пряностями и ароматические палочки, щупали ткани и образцы редкой древесины, мяли, проверяя на свежесть, фрукты, пробовали на зуб монеты, рассматривали через увеличительные стекла сверкающие драгоценные камни. Время от времени сквозь толпу пробивался согнутый под тяжким тюком в три погибели носильщик-туземец.

– Торговцы пряностями со всего имеют процент, – негромко пояснил Харкер, нетерпеливо проталкиваясь через говорливую людскую массу.

– Недурно, должно быть, наживаются, – вполголоса заметила Витари.

«Еще как недурно! Достаточно, чтобы сопротивляться гуркам и удерживать в заточении целый город. Люди убьют и за меньшее, много меньшее…»

Со страдальчески перекошенным лицом Глокта начал пробиваться через площадь – подпрыгивая, тяжело наваливаясь на одну ногу и вздрагивая от боли при каждом шагу. Вырвавшись в конце концов из толпы, они очутились в тени огромного изысканного здания с хрупкими остроконечными башенками по углам: арка за аркой, купол за куполом, оно устремлялось высоко в небо.

– Великолепно… – пробормотал Глокта, выпрямляя ноющую спину и щурясь на белоснежные каменные стены, которые так сияли в полуденном свете, что на них было больно смотреть. – При виде такой красоты можно, чего доброго, и в Бога поверить.

«Если не знать, что его нет…»

– Ха! – насмешливо обронил Харкер. – Туземцы молились здесь многотысячными толпами, отравляя все вокруг чертовыми песнопениями и идолопоклонством, – разумеется, до тех пор, пока не было подавлено восстание.

– А теперь?

– Наставник Давуст запретил им ходить в храм. Да и вообще в Верхний город. Теперь торговцы пряностями используют его как пристройку к рынку. Продают здесь, покупают и прочее…

– Вот как!

«Поистине достойное применение. Храм денег. Храм нашего собственного божка».

– Если не ошибаюсь, часть храма выделена под банк, – добавил инквизитор.

– Банк? Который?

– Это по части торговцев пряностями, – раздраженно отозвался Харкер. – Валинт и кто-то там еще!

– И Балк. Валинт и Балк, – подсказал Глокта.

«Старые знакомые… Выходит, и тут они крутятся? Мог бы сам догадаться. Эти ублюдки повсюду. Повсюду, где есть деньги. – Он окинул взглядом бурлящее море людей на площади. – Сколько же здесь денег!»

Дорога к вершине большой скалы становилась все круче, улицы тянулись вдоль высеченных в иссохшем склоне уступов. Путь наверх, да еще по такому пеклу, давался Глокте с трудом. Чтобы отвлечься от боли в ноге, скрючившись над тростью в три погибели, он с силой кусал губы. До смерти хотелось пить, пот сочился из каждой поры, но Глокта упрямо плелся за Харкером, а тот и не думал сбавлять шаг.

«Черта с два я стану просить его идти помедленнее!»

– Цитадель прямо над нами. – Инквизитор взмахом руки указал на скопление неприступных зданий, куполов и башен, громоздящихся высоко над городом на самой вершине бурой скалы. – Бывшая резиденция туземного короля. Теперь здесь административный центр Дагоски, место собрания гильдии торговцев пряностями, Допросный дом, а также апартаменты самых влиятельных горожан.

– Да уж, вид отсюда поистине роскошный, – пробормотала Витари.

Глокта, обернувшись, прикрыл глаза рукой и оглядел расстилающуюся внизу Дагоску: «Почти остров».

Вниз по склону сбегал Верхний город: аккуратные квадратики аккуратных домиков, разделенные прямыми длинными улицами, с желтыми крапинками пальм и широкими площадями. За длинной изогнутой крепостной стеной раскинулись пыльные бурые хаотично застроенные трущобы. Вдалеке за мерцающей дымкой, на узком скалистом перешейке, соединяющем город с материком, темнели мощные укрепления; по одну сторону полуострова синело море, по другую – гавань.

«Говорят, более крепких стен во всем мире не сыскать. Не придется ли скоро проверить на деле это хвастливое заявление?..»

– Наставник Глокта… – Харкер откашлялся. – Вас ждет лорд-губернатор и городской совет.

– Пусть еще немного подождут. Меня интересует исчезновение наставника Давуста. Любопытно, насколько вы продвинулись в расследовании, – объявил Глокта и мысленно произнес: «Будет крайне неприятно, если нового наставника постигнет та же участь».

Инквизитор нахмурился.

– Э-э… подвижки есть. В деле замешаны туземцы, тут и гадать нечего. Они постоянно плетут заговоры. Несмотря на предпринятые после восстания меры, многие по-прежнему не желают знать свое место.

– Поразительно!

– Поверьте, так и есть. В ночь, когда исчез Давуст, в его покоях находились три слуги-дагосканца. Я их сейчас допрашиваю.

– Что-то выяснили?

– Пока, к сожалению, ничего. Они упрямы, как мулы.

– Тогда давайте допросим их вместе.

– Вместе? – Харкер облизнул губы. – Наставник, я не знал, что вы пожелаете допросить их сами.

– Теперь знаете.

В недрах скалы, вопреки ожиданиям, оказалось так же жарко, как и в раскаленном солнцем городе. Даже хуже: на улице хотя бы веял легкий милосердный бриз. В коридоре было тихо, безлюдно и душно, словно в гробнице. Свет факела в руках Витари отбрасывал на стены зыбкие тени, позади быстро сгущалась тьма.

Остановившись у окованной железом двери, Харкер стер с лица крупные капли пота.

– Должен предупредить вас, наставник, с подозреваемыми пришлось действовать довольно… жестко. Жесткость в нашем деле – лучшее средство, сами понимаете.

– Я и сам, если необходимо, действую жестко. Не волнуйтесь, я не впечатлительный.

– Отлично, отлично…

Ключ скрежетнул в замке, и дверь распахнулась; в коридор хлынул омерзительный запах гнили и неисправной уборной. Камера была крошечная, без окон, с низким потолком, под которым толком не выпрямиться. Плюс убийственная жара и тошнотворная вонь. Глокте вспомнилась камера, расположенная еще южнее, в Шаффе, в недрах императорского дворца.

«Где я на протяжении двух лет задыхался в непроглядной тьме, выл и царапал стены, ползая в собственных нечистотах…»

Глокта аккуратно потер задергавшийся глаз.

Один узник – с переломанными ногами, весь в почерневших синяках – вытянувшись лежал лицом к стене. Другой был подвешен на запястьях к потолку: колени касаются пола, спина содрана до мяса, голова безжизненно свешивается на грудь. Витари, наклонившись, тронула одного из них пальцем.

– Мертв, – просто сказала она и перешла ко второму. – Этот тоже мертв. Причем давно.

Мерцающий свет факела озарил третьего пленника. Точнее, пленницу. Та была жива.

«Едва жива», – заметил наставник.

Ее руки и ноги сковывали цепи, глаза и щеки запали от голода, губы потрескались от жажды; несчастная судорожно сжимала в руках грязные окровавленные тряпки. Прикрывшись рукой от света и что-то невнятно бормоча на кантийском наречии, она попыталась забиться еще глубже в угол.

Глокта нахмурился: «Как же, как же, помню… Хуже тьмы только свет. Свет означает допрос». Глаза под дергающимися веками скользнули от изувеченных трупов к перепуганной девочке; от напряжения, жары и вони кружилась голова.

– Ничего не скажешь, уютное местечко. И что вам поведали узники?

Зажимая ладонью рот и нос, Харкер неохотно вошел в камеру, за его плечом маячил здоровяк Иней.

– Пока ничего, но я…

– Ну, от этих двух вы уже точно ничего не добьетесь. Надеюсь, они подписали признания?

– Э-э… не совсем, – замялся инквизитор. – Видите ли, признания туземцев наставника Давуста не интересовали. Мы просто, понимаете…

– Вы даже не сумели допросить их так, чтобы они оставались в живых, пока не признаются?

Харкер насупился, будто школьник, которого несправедливо отчитал учитель, и отрывисто бросил:

– У нас осталась девчонка!

Глокта облизнул десну, там, где когда-то росли передние зубы. «Ни системы, ни цели. Жестокость ради жестокости. Хорошо, что я ничего сегодня не ел, иначе бы меня вывернуло наизнанку».

– Сколько ей лет?

– Кажется, четырнадцать. Только не понимаю, наставник, почему это для вас важно.

– А важно это, инквизитор Харкер, потому, что четырнадцатилетние девочки, как правило, не устраивают заговоров!

– Я решил, что лучше ничего не упускать.

– Ничего не упускать? Да вы их вообще допрашивали?

– Ну, я…

Глокта хлестнул инквизитора тростью по лицу. От резкого движения бок Глокты скрутила мучительная судорога, больная нога подвернулась, и он схватился за Инея, чтобы не упасть. Харкер с воем – от боли и потрясения – отлетел к стене и, поскользнувшись, рухнул на пол в нечистоты.

– Ты не инквизитор, – прошипел Глокта. – Ты мясник! Посмотри, в каком состоянии камера! Два свидетеля убиты! Какой от них теперь толк, придурок? – Он подался вперед. – Или это часть замысла? Может, с Давустом расправилась завистливая пешка? А потом заткнула ненужным свидетелям рты? Что скажешь, Харкер? Может, мне начать расследование с самой инквизиции?

Инквизитор попытался встать на ноги, но над ним грозно склонился практик Иней, и он снова вжался в стену; из носа Харкера закапала кровь.

– Нет, нет! Прошу вас! Это вышло случайно! Я не собирался их убивать! Я просто хотел выяснить, что произошло!

– Случайно? Тогда одно из двух: либо ты изменник, либо некомпетентен в своем деле! Мне такие люди не нужны! – Не обращая внимания на боль в спине, Глокта нагнулся еще ниже и зловеще улыбнулся беззубыми деснами. – Если я правильно помню, инквизитор, с дикарями чем жестче, тем лучше? Так вот на целом свете не сыщется человека жестче меня. Нигде и никогда. Уберите с глаз моих этого червя!

Иней схватил Харкера за облачение и поволок по загаженному полу к двери.

– Погодите! – взвыл инквизитор, цепляясь за косяки. – Прошу вас! Вы не можете со мной так поступить!

Вскоре его крики стихли в глубине коридора.

Глаза Витари улыбались, будто она получила необыкновенное удовольствие от разыгравшегося спектакля.

– А что делать с этой помойкой?

– Вычистить. – Глокта бессильно привалился к стене, утирая дрожащей рукой потное лицо; бок по-прежнему сводило от пульсирующей боли. – Вымойте здесь все. Тела похороните.

Витари кивнула на девочку.

– А ее куда?

– Искупайте. Оденьте. Накормите. Пусть идет, куда хочет.

– Стоит ли ее купать, если она вернется в Нижний город? – усмехнулась Витари.

«Что верно, то верно…» – задумался наставник, затем бросил через плечо, шагая к дверям:

– Ладно! Раз она прислуживала Давусту, пусть послужит и мне. Пусть возвращается к прежней работе!

Ему не терпелось выбраться наружу. Дышать в камере он уже не мог.

– Жаль вас разочаровывать, но крепостные стены в нынешнем плачевном состоянии далеко не столь неприступны…

Говорящий умолк на полуслове – в зал заседаний правящего совета Дагоски шаркающей походкой вошел Глокта.

Зал разительно отличался от камеры в подземелье.

«Пожалуй, ничего красивее я в жизни не видел».

Стены и потолок, каждый их дюйм, украшала изящная резьба – переплетающиеся геометрические фигуры пугающей сложности; резной узор обрамлял выполненные в натуральный размер фрески по мотивам кантийских легенд: все они были написаны яркими красками – красной и голубой, все они мерцали золотом и серебром. Пол покрывала восхитительная, замысловатая мозаика. Отполированный до ослепительного сияния длинный стол был инкрустирован пластинами слоновой кости и завитками темного дерева. Из высоких окон открывался впечатляющий вид на пыльную, бурую часть города и сверкающий залив.

Едва Глокта вступил в зал, к нему поспешила с приветствием женщина внешностью под стать великолепной обстановке – она поистине изумительно вписывалась в царящую вокруг роскошь.

– Меня зовут Карлота дан Эйдер, – с легкой улыбкой сказала женщина, протягивая ему руки, как старому другу. – Я магистр гидьдии торговцев пряностями.

Глокта был впечатлен. Хотя бы крепостью ее желудка.

«Надо же – ни тени ужаса на лице. Она приветствует меня, будто перед ней не уродливая, скрюченная, подергивающаяся развалина, а такой же красавец, как она».

Прохладный бриз, веющий из высоких открытых окон, играл ее свободным длинным платьем в южном стиле, отчего голубой шелк с серебряной отделкой искрился и переливался. На пальцах, запястьях и шее магистра дан Эйдер сверкали бесценные украшения. Когда она подошла ближе, Глокту обдало странным сладким ароматом. Будто пряностями, на торговле которыми она, видимо, так сказочно разбогатела. И аромат на него подействовал. Еще как подействовал…

«Что ж, в конце концов, я по-прежнему мужчина. Хоть и в меньшей степени, чем прежде».

– Прошу прощения за свой наряд, но при такой жаре кантийская одежда намного удобнее. Я привыкла к ней за те годы, что здесь живу.

«Ее извинения за свой внешний вид – все равно что извинения гения за свою тупость».

– Это пустяки. – Глокта низко поклонился, насколько ему это позволяли неработающая нога и острая боль в спине. – Наставник Глокта к вашим услугам.

– Мы рады, что вы теперь с нами. Мы так сильно волновались, места себе не находили, когда исчез ваш предшественник, наставник Давуста.

«Подозреваю, что некоторые из присутствующих волновались несколько меньше других».

– Я надеюсь, мне удастся пролить свет на это дело.

– Мы все надеемся… – Карлота непринужденно и уверенно взяла Глокту под локоть. – Позвольте представить вам остальных.

Однако он не двинулся с места.

– Благодарю вас, магистр, думаю, я сам справлюсь.

Глокта прошаркал к столу: пусть не слишком грациозно, зато самостоятельно.

– Вы, полагаю, генерал Виссбрук, ответственный за оборону города.

Генерал – лысеющий мужчина лет сорока пяти в застегнутой до горла, несмотря на жару, парадной форме – буквально лоснился от пота.

«А тебя я помню! Вместе воевали в Гуркхуле. Майор Собственного королевского полка. Редкостный тупица, это все знали. Похоже, ты, приятель, неплохо устроился. Как все дураки».

– Рад вас видеть, – проронил Виссбрук, едва оторвав глаза от документов.

– Еще бы! Всегда приятно возобновить старое знакомство.

– Мы знакомы?

– Сражались плечом к плечу в Гуркхуле.

– Неужели? – Потное лицо генерала исказилось от изумления и ужаса. – Так вы… тот самый Глокта?

– Да, я тот самый Глокта, как вы выразились.

Виссбрук растерянно хлопал глазами.

– Э-э… хм… э-э… Как поживали все это время?

– В муке и страданиях. Спасибо, что поинтересовались. Зато вы, смотрю, преуспели, это великое утешение. – Генерал снова захлопал глазами, но Глокта ждать ответа не стал. – Это, должно быть, лорд-губернатор Вюрмс. Большая честь для меня, ваша светлость.

Старик Вюрмс олицетворял собой карикатуру на дряхлость, усохшее тело в просторной мантии напоминало съежившуюся под ворсистой кожицей сливу. На сияющей плеши торчало несколько седых пучков волос, а руки, по-видимому, дрожали даже в зной. Он, щурясь, посмотрел на Глокту слабыми слезящимися глазами и недоуменно спросил:

– Что? Что он сказал? – Вид у лорд-губернатора был озадаченный. – Кто этот человек?

Генерал Виссбрук наклонился к старику через стол и, едва не касаясь губами уха, громко прокричал:

– Наставник Глокта, ваша светлость! Вместо Давуста!

– Глокта? Глокта? А куда, черт побери, подевался Давуст?

На вопрос никто не удосужился ответить.

– Меня зовут Корстен дан Вюрмс.

Небрежно развалившийся в кресле сын лорд-губернатора произнес свое имя, словно волшебное заклинание, а руку для приветствия протянул, словно драгоценный дар. Гибкий и атлетичный в той же степени, в какой был стар и морщинист его отец, белокурый загорелый красавец буквально лучился здоровьем.

«Уже всем сердцем его презираю».

– Если не ошибаюсь, вы когда-то прекрасно фехтовали. – Молодой Вюрмс с насмешливой улыбкой оглядел Глокту с головы до ног. – Я тоже фехтую, но, к сожалению, здесь у меня нет достойных соперников. Может, нам устроить как-нибудь поединок?

«С удовольствием бы с тобой сразился, крысеныш. Если бы у меня действовала нога, я бы устроил тебе поединок! Ты и глазом не успел бы моргнуть, как я бы тебя выпотрошил».

– Да, прежде я фехтовал, но – увы! – пришлось это дело оставить. Здоровье не позволяет. – Глокта обнажил десна в беззубой ухмылке. – Впрочем, я мог бы поделиться с вами кое-какими хитростями, если хотите усовершенствовать свое мастерство.

Вюрмс помрачнел, а Глокта двинулся дальше.

– Вы, полагаю, хаддиш Кадия.

Хаддиш, высокий, стройный мужчина с длинной шеей и усталыми глазами, был облачен в простое белое одеяние и белый, обмотанный вокруг головы тюрбан.

«По виду и не скажешь, что он богаче туземца из Нижнего города, однако в нем чувствуется достоинство».

– Да, я Кадия. Народ Дагоски избрал меня своим представителем, чтобы я говорил от его имени. Только я уже не хаддиш. Священнослужитель без храма – не священнослужитель.

– Долго нам еще слушать о храме? – страдальчески взвыл Вюрмс.

– Долго – пока я заседаю в совете. – Он перевел взгляд на Глокту. – Итак, в городе новый инквизитор? Новый дьявол. Новый сеятель смерти. Ваши приезды и отъезды, палач, меня не интересуют.

Глокта улыбнулся.

«Сразу же в лоб объясняется в ненависти к инквизиции, даже не познакомившись с моими методами. Что ж, трудно ожидать любви народа к Союзу, когда их держат на положении рабов в собственном городе. Может быть, Кадия и есть предатель?

Или генерал Виссбрук? Конечно, он производит впечатление преданного делу вояки. Люди со столь развитым чувством долга и в равной мере неразвитым воображением интриги не плетут. Однако человек, который не радеет о собственной выгоде, не лицемерит, не скрывает какие-то тайны, редко становится генералом.

Или Корстен дан Вюрмс?..»

Молодой человек презрительно косился на Глокту, словно на загаженную уборную, куда его случайно занесло по нужде.

«Сколько раз я встречал заносчивых молокососов вроде него! Пусть он сын самого лорд-губернатора, но такие преданы только себе.

Или магистр Эйдер? Она сама улыбчивость и любезность, но глаза ее тверды, словно алмазы. Оценивает меня, как купец наивного покупателя. С ней явно все не так просто. За прекрасными манерами и любовью к заморским фасонам платьев кроется кое-что посерьезнее. Куда серьезнее…

Или лорд-губернатор? – Теперь ему казался подозрительным даже старик. – Так ли он плохо видит и слышит, как показывает? Не наигранно ли щурится, требуя объяснить, что происходит? Может, ему известно больше других?»

Глокта похромал к окну и, прислонившись к прекрасной резной колонне, залюбовался восхитительной панорамой; заходящее солнце по-прежнему припекало лицо. За спиной беспокойно шуршали и бродили члены совета, им явно не терпелось избавиться от свалившегося на них как снег на голову гостя.

«Интересно, скоро ли калеке велят ковылять прочь из чудесного зала? Ни одному из них я не доверяю. Ни одному. – Глокта ухмыльнулся. – Собственно, так и должно быть».

Первым потерял терпение Корстен дан Вюрмс.

– Наставник Глокта! – раздраженно воскликнул он. – Спасибо, что почтили нас своим присутствием, но вас наверняка ждут неотложные дела. Как и нас.

– Разумеется.

Глокта с преувеличенной медлительностью, приволакивая ногу, направился обратно к столу, в сторону выхода. Затем выдвинул кресло… и, кривясь от боли, осторожно в него опустился.

– Я постараюсь вставлять замечания по минимуму. По крайней мере, поначалу.

– Что? – изумился Виссбрук.

– Кто этот парень? – требовательно спросил лорд-губернатор, вытягивая вперед шею и щуря глаза. – Что происходит?

Его сын высказался более определенно:

– Что вы, черт возьми, делаете? Вы ненормальный?

Хаддиш Кадия тихо засмеялся: то ли над Глоктой, то ли над гневом членов совета.

– Пожалуйста, господа, прошу вас! – Магистр Эйдер говорила мягко и терпеливо. – Наставник только приехал, поэтому не осведомлен о заведенных у нас порядках. Видите ли, ваш предшественник никогда не посещал заседания городского совета. Вот уже несколько лет мы успешно правим городом, и…

– А закрытый совет так не считает. – Глокта двумя пальцами поднял над собой королевский приказ и, подождав, пока все рассмотрят тяжелую, красную с золотом, печать, резко толкнул его через стол.

Члены совета с подозрением уставились на документ. Карлота дан Эйдер развернула свиток и начала читать.

– Похоже, это мы не осведомлены… – проронила она, нахмурившись, а затем вскинула идеально выщипанную бровь.

– Дайте-ка взглянуть! – Корстен дан Вюрмс вырвал у нее приказ и заскользил глазами по бумаге. – Невероятно… – пробормотал он. – Невероятно!

– Боюсь, что вероятно. – Глокта одарил собрание беззубой ухмылкой. – Архилектор Сульт крайне обеспокоен. Он поручил мне расследовать исчезновение наставника Давуста, а также проверить, насколько город готов к обороне – то есть тщательно осмотреть крепостные стены и удостовериться, что гурки продолжат толкаться у их подножия. Для успешного выполнения заданий архилектор позволил мне использовать любые, необходимые, на мой взгляд, средства. – Он выдержал многозначительную паузу. – Любые… средства.

– В чем дело? – рассвирепел лорд-губернатор. – Я хочу знать, что происходит!

Бумагой завладел Виссбрук.

– Королевский приказ… – тихо забормотал он, утирая рукавом потный лоб. – Подписан двенадцатью членами закрытого совета. Наделяет предъявителя всеми полномочиями! – Генерал осторожно положил документ на инкрустированный стол, словно опасаясь, что тот неожиданно вспыхнет. – Это…

– Мы знаем, что это. – Магистр Эйдер, поглаживая кончиком пальца гладкую щеку, задумчиво рассматривала Глокту. Точно купец, который обнаружил, что не он обвел вокруг пальца наивного с виду покупателя, а покупатель – его. – Похоже, наставник Глокта берет бразды правления в свои руки.

– Я бы так не сказал. Ничего я не беру, но на собраниях совета присутствовать буду. Учтите, это лишь первое новшество – одно из многих, которые я намерен ввести.