53

Так они и сидели тихо вдвоем, две усталые и измученные женщины; наступили сумерки, затем взошло солнце, а пожар продолжал бушевать.

Когда высокий худой человек, весь в черном, прошел мимо нее, Лили начала было вставать, подумав, что это Кнеф. Но это был не он. К человеку в черном присоседился еще один, одетый точно так же, и они оба стали помогать пожарным.

— Это левеллеры, — сказала Тремер, и Лили села обратно рядом с ней. — Я встретила одного антидемониста по дороге к доктору Вайлдебадену. Когда я упомянула Кнефа, он сказал… Лили, он сказал, что они ждут от него вестей в этот трудный час. Хотя он очень странно произносил его имя. Он говорил: «Гнев». Потом он отвел меня в какой-то дом вроде церкви, и… они удивительные люди! Они не усомнились ни в чем, поверили всему, что я им сказала, и сразу предложили мне помощь.

После этого Лили, наверное, задремала. Ее окутала серая мгла, и все происходящее доносилось будто издалека, постепенно у нее появилось ощущение, что суматоха вокруг стихла.

Потом дорогой и любимый голос звал ее по имени, снова и снова. Тремер отодвинулась, сильная рука взяла Лили за талию, а веселое кареглазое лицо оказалось на одном уровне с ее лицом — чумазое от дыма и пота, но тем не менее вполне узнаваемое.

— Лили, Лили, я думал, я тебя потерял.

Она облегченно всхлипнула и уткнулась носом в его плечо.

Линденхофф продолжал гореть несколько дней. И хотя были приложены все усилия, чтобы огонь не перекинулся на ближайшие дома, никаких попыток спасти само здание дворца предпринято не было. Все, что могло гореть, выгорело, пока не осталось ничего, кроме почерневшего кирпича и камня и груд пепла.

Город избежал серьезных разрушений. Он был почти неузнаваем, сильно потрепан и закопчен, но только несколько зданий рухнуло во время землетрясения, вызванного вулканом. Сомнительно было, что Тарнбург когда-нибудь вернет себе былое величие или легкий и элегантный уклад жизни, даже после того как сажу и пепел вычистят, но было похоже, что столица переживет конец этой цивилизации так же, как пережила конец прошлой.

С верхнего этажа дома доктора Вайлдебадена Лили могла разглядеть дымящиеся руины Линденхоффа. Она понимала, что ей повезло, что она вышла из этого огненного ада живой, и повезло также, что Вилл не пострадал. Хотя она и не могла вспомнить, видела ли она во дворе Трефаллона — все ее внимание было поглощено Виллом, — но Блэз был, по всей видимости, все время рядом с другом. По словам Вилрована, они перевязали друг другу раны после той драки и вдвоем поковыляли наружу. Он теперь прихрамывал, а у Блэза одна рука висела на перевязи, но, по крайней мере, оба были живы. В конце концов старый доктор Перселл нашел и Люка, тот скитался по улицам в замешательстве. Что-то или кто-то сильно ударило его по голове, у него была глубокая рана, и прошло еще два дня, прежде чем он вспомнил собственное имя. Про Кнефа и королеву Ис вестей не было.

— Он не дал бы ей уйти, — настаивал Люк, когда пришел в себя настолько, что был в состоянии выслушать новости и ответить нечто связное. — Они, наверное, оба погибли в огне. Не может быть, чтобы Кнеф ее упустил.

Когда огонь наконец потушили, руины обыскали. Было найдено несколько тел, многие сгорели так, что их невозможно было узнать, но это явно были мятежники либо стражники. Но ни одно из тел не было достаточно маленьким или достаточно большим, чтобы принадлежать королеве или Кнефу. Лили, естественно, этому не удивилась. Если то, что люди говорили о королеве Ис, — правда, то от нее останется очень немного — и от Кнефа не больше. Кто заметит две горстки серебристого пепла среди угля и пепла целого дворца?

Машину Хаоса и остальные пропавшие Сокровища еще предстояло найти и вернуть на законные места как можно скорее, но, к сожалению для Лили и остальных, было очевидно, что пройдет несколько дней, а может быть и недель, прежде чем они будут в силах дальше путешествовать. Вилл и Блэз потеряли слишком много крови, Лили наглоталась дыма. У обоих мужчин раны воспалились, а Лили так кашляла, что едва могла ходить. Люк все еще временами терял память, а когда он окончательно придет в себя, ему, скорее всего, найдется много дел в восстановлении любимого города. Поэтому доктор Вайлдебаден и несколько других Спекуляриев взялись за поиски, хотя без Лили и ее особого дара они не надеялись на скорый успех.

А пока вулканы стихли, благодаря своевременному вмешательству короля. Но народное недовольство правящим домом не ослабевало. Джарред был такой же жертвой своей королевы, как и все остальные, но его до сих пор винили в том, что он так опрометчиво женился. Под угрозой дальнейшего бесчинства толпы парламент собрался, проголосовал и сместил короля, посадив на трон его кузена Руперта. И уже в качестве рядового гражданина Джарреда судили за государственную измену.

Когда настал день суда, Люк уже достаточно поправился, чтобы присутствовать. Он явился в зал суда вместе со старым доктором Перселлом, нашел свободное место где-то высоко на галерее и смотрел с ужасом и растущим возмущением, как худого человека в черном вытолкали на скамью подсудимых два грубых констебля и как «господина Джарреда Саквиль-Вальбурга» обвиняли, оскорбляли и унижали буквально все — судья, прокурор, огромная толпа, которая набилась в зал, чтобы поглазеть на процесс и поглумиться над бывшим королем.

Когда пришла очередь Люка говорить, он спустился по длинной винтовой лестнице вниз и встал на свидетельское место, преисполненный очень дурных предчувствий, но с твердым намерением сделать то, что считал правильным.

Потом он отправился прямо домой, горько разочарованный. Он надеялся, что им достаточно будет лишить короля короны, но толпу в зале суда не так-то просто было умиротворить.

Люк позже описывал процесс Тремер:

— Он ни слова не сказал в свою защиту, но все, кто его знал, говорили в его пользу. Мы пытались напомнить людям, каким он был — как он их всегда любил, как неустанно пекся об их благе, — но люди пострадали и хотели кого-нибудь за это наказать, это не считая сотен невинных толстопятов и олухов, которых они уже изгнали с насиженных мест. Все, чего мы, все, кто остался из друзей Джарреда, смогли добиться, — это помешать суду приговорить Джарреда к тюремному заключению или смерти. Было составлено официальное обвинение в государственной измене. Его не только свергли, они сделали так, будто он вообще никогда не правил. Все его эдикты отменены, его имя будет замазано или вырезано из всех исторических сочинений, а сам он навсегда изгнан из Винтерскара под страхом смерти.

Люк закрыл лицо руками.

— Мне кажется… мне кажется, вот это как раз даже и к лучшему. Он — сломленный человек, и ему лучше вести частную жизнь. Он говорит, они поедут с доктором Перселлом в Оттарсбург, снимут там дом и откроют часовую мастерскую. Да, для самого Джарреда это, может быть, и к лучшему — но это же чертовски несправедливо! Они наказывают его снова и снова, предают его позору и анафеме, хотя он сделал только то, что сделал бы на его месте любой честный и порядочный человек…

Люк задохнулся от возмущения и не мог продолжать. Он поднялся наверх, заперся в спальне, и его несколько часов не было видно.

Люк уже успокоился несколько дней спустя, когда объяснял сложившуюся ситуацию Лиллиане:

— Самое смешное, что я сам, по сути, от этого выигрываю. Официально такого человека, как Джарред — король Винтерскара, никогда не существовало, а что до нашего доброго короля Руперта, который, как теперь получается, невидимый управлял страной все эти годы, — мы с ним не родственники. А это значит, что мы с Тремер — законные супруги с того момента, когда тот священник в Шато-Руж объявил нас мужем и женой. Хотя, — добавил он с кривой усмешкой, — вряд ли кто-то станет обращать особое внимание на этот запрет теперь. Все слишком изменилось. И все-таки я не могу не радоваться, что мой брак теперь узаконен, потому что, кроме всего прочего, моя жена, кажется, всерьез намеревается присоединиться к левеллерам.

Лили выразила свое удивление легкой улыбкой. Они стояли в маленьком саду за домом, который окружали высокие стены. Лили собирала розы, которые она хотела расставить в вазах в столовой и в холле.

— О да, уверяю вас, — продолжал Люк. — Она очень искренне ими заинтересовалась. Она всегда восхищалась Кнефом, а местная паства произвела на нее крайне приятное впечатление! Один из них даже сказал ей, что их бог может простить все, что угодно, — если, конечно, искренне раскаяться. Я не могу вам передать, как ее увлекла мысль, что все ее грехи можно смыть одним чистосердечным раскаянием. И вообще, — добавил он, пожимая плечами, — они ведь и вправду потрясающие люди. Они отнеслись к этому бедствию совершенно спокойно и сделали очень много, чтобы облегчить людям страдания. Так что, похоже, мне придется принять тот факт, что я женат на… исключительно добродетельной женщине и рано или поздно у меня будет выводок на редкость благовоспитанных детей.

Лили не находила себе места. Кашель ее больше не беспокоил, и слабость прошла. Вилл и Блэз тоже хоть и не полностью выздоровели, но жаловались, что уже почти две педели ничего не делают. И единственное, что удерживало их от того, чтобы собрать вещи и немедленно отправиться на поиски Машины Хаоса, — это то, что у них не было ясного представления, откуда начинать поиски. День шел за днем, Лили надеялась, что придет какая-нибудь весть от доктора Вайлдебадена, но новостей не было, и магического озарения на нее тоже не находило.

Как-то раз Лили сидела в крохотной гостиной на третьем этаже, который холостяк-врач предоставил дамам, и вяло пыталась залатать одну из своих нижних юбок, и тут вошла Тремер, крайне взволнованная, в руке она держала небольшой сверток, завернутый в бумагу.

— Ты только посмотри, как таинственно! Принесли посылку, на ней твое имя и никакого обратного адреса.

Лили, естественно, была заинтригована. Отложив свое шитье, она быстро распаковала сверток; в нем оказалась маленькая деревянная богато инкрустированная коробочка из ценных пород дерева — черное дерево, догадалась она, и палисандр. Лили открыла крышку, достала лежавший внутри предмет — легкомысленную безделушку — и обернулась к Тремер с озадаченной улыбкой.

— Кто бы мог послать мне веер-головоломку? Он, конечно, очень милый, но… А, понятно, тут все-таки есть записка. — Она вынула сложенный клочок бумаги со дна коробочки и вслух прочитала: «Госпожа Блэкхарт, это поможет вам найти то, что вы ищете». Как я должна это понимать?

— Надо позвать Люка, — предложила Тремер. Она взяла веер в руки и раскрыла его, чтобы лучше рассмотреть рисунок. — У него просто талант разгадывать зашифрованные послания.

Итак, послали за Люком, и он вскоре явился в компании Блэза и Вилрована. Он несколько минут внимательно рассматривал веер, с одной и с другой стороны. Потом в его глазах сверкнула догадка.

— Все очень просто. С одной стороны тут нарисованы ребусы, на каждой планке по ребусу, и в них зашифрованы названия городов: Тронштадт, Валлерховен, Далмарк и так далее. Сам по себе этот список говорит о многом, если посмотреть на карту, которую вы с Кнефом так тщательно изучали во время нашего путешествия. — Он снова перевернул веер. — А на обратной стороне, как видите, — там, где рисунок не закончен, — на большинстве планок выгравированы старинные знаки. Кажется… я даже уверен — это названия улиц и номера домов. — Он выдержал театральную паузу и продолжил: — Я бы сказал, Лиллиана, что кто-то очень любезно предоставил тебе ключ к поиску всех пропавших Сокровищ.

Друзья были удивлены, но, естественно, очень обрадованы.

— Но кто это прислал? Можем ли мы им доверять? — спросил Трефаллон, приподнимая изящную бровь.

Люк передал веер Блэзу и взял в руки записку, некоторое время ее рассматривал, улыбаясь все шире и шире.

— Трудно сказать наверняка, но мне кажется, что можем. Вот этот почерк — он мне не знаком, но в то же время он может показаться знакомым каждому из нас, он такой округлый, аккуратный и разборчивый. Это рука педагога, почерк учителя. Или я очень ошибаюсь, или и веер и записка — от Кнефа.

В девяти городах на девяти улицах стояло девять домов — из кирпича, камня и дерева, все они были самыми обычными и незаметными, но в каждом из них был спрятан бесценный клад.

Спустя три долгие недели после получения веера-головоломки Лили стояла в маленькой прихожей девятого дома с жезлом в руке. Сокровища из Тольи, Нордфджолла, Фингхилла, Лихтенвальда и других стран были уже найдены, не хватало только Сокровища Маунтфалькона.

«Оно должно быть где-то здесь, — сказала себе Лили. — Я так устала путешествовать, устала искать. Я хочу домой». При этой мысли жезл повернулся в ее руке.

— Сюда, — сказала она Вилровану и Блэзу, потому что только они двое были сейчас с ней. Доктор Вайлдебаден и каждый из его друзей-магов Спекулярии взяли на себя ответственность за доставку какого-нибудь Сокровища на законное место, и все они уехали до того, как Лили добралась до этого домишки в Старкхавне.

Лили распахнула дверь и вошла в очень странную комнату. Она была обставлена как спальня, по на стенах висело не меньше семи огромных зеркал в причудливых рамах. У Лили закружилась голова, и она взялась руками за виски.

— Такое впечатление, будто тут не одно Сокровище… они как будто со всех сторон.

Трефаллон и Вилл начали быстро обыскивать комнату — выдвигать ящики, простукивать панели, рыться в бельевых шкафах. А Лили стояла, глядя на свои руки, которые необъяснимым образом дрожали, и пыталась понять, почему она чувствует себя такой больной и потерянной.

Она услышала, как Вилл резко вздохнул.

— Не двигайтесь. Здесь где-то ловушка, я уверен.

Блэз замер на месте. Лили сглотнула, ее все сильнее тошнило, и оглянулась. Что Вилл имел в виду? Если он что-то заметил, почему так и не сказать? Потом она поняла, откуда исходит опасность.

— Зеркала. Разбейте зеркала!

Грохот и звон разбитого стекла — Вилл и Блэз схватили по тяжелому предмету и стали колотить по зеркалам. Когда последний серебристый осколок упал на пол, Лили обнаружила, что голова больше не болит и тошнота прошла.

— Еще несколько минут, и мы бы с ума сошли — или умерли!

Теперь жезл безошибочно указывал на шкафчик у камина. Вилл широкими шагами пересек комнату, открыл его и вынул маленькую шкатулку из розового дерева. Он открыл крышку, и Лили с Блэзом увидели, что там лежало. Все трое вздохнули с облегчением.

— Но как ты узнал, что в комнате ловушка? — спросила Лили четверть часа спустя, когда они вернулись в карету. — Ничего подобного раньше не было, когда мы нашли остальные Сокровища.

Кучер прикрикнул на лошадей, и карета тронулась.

— Королева Ис либо мертва, либо в плену у левеллера, — сказал Вилл, — но наша злая судьба, леди Софрониспа, все еще на свободе. Думаю, она устроила эту ловушку в качестве прощального подарка, хотя, может быть, и не последнего.

Лили озадаченно на него смотрела.

— Почему ты так думаешь? Мы не просто разоблачили заговор похищения Сокровищ — заговора больше не существует. Я думаю, сейчас ей хочется только одного — спрятаться подальше.

— И все-таки, — сказал Вилл, повышая голос, так как карета несколько раз с грохотом подпрыгнула на ухабах, — она все время на шаг опережала нас. Она ускользала снова и снова — только подумай, сколько народу из-за нее погибло в Маунтфальконе и в других местах! — Он горестно покачал головой. — Не могу отделаться от мысли, что она была самой опасной из всех заговорщиков.

— Она вполне может считать самым опасным и совершенно неуловимым тебя, — возразил Блэз с противоположного сиденья. — И потому станет держаться от тебя подальше. Сколько раз она пыталась тебя убить? А ты все еще жив.

Лили успокаивающе погладила мужа по плечу.

— Более того, чародеи ждали полторы тысячи лет, чтобы попытаться отвоевать свою Империю. Кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем они предпримут следующую попытку? Да и зачем бы этой Софрониспе спешить? Она ведь может прожить еще две, а то и три сотни лет. Она может себе позволить выждать, пока люди вроде тебя и меня умрут и не останется никого, кто бы помнил о ней.

Вилрован задумчиво кивнул. И правда, как он может надеяться понять мотивы поступков существа, которое способно прожить несколько веков? Он ведь определенно ни разу не смог угадать, что она сделает дальше.

И все-таки его не покидало тревожное ощущение, что он не в последний раз слышит о леди Софрониспе.

ЭПИЛОГ

Они возвращались домой, но на душе у них было невесело. Стоял тусклый осенний день. Хоксбридж выглядел более обветшалым и уродливым, чем обычно. Вилл задумался — то ли город еще больше состарился за время его отсутствия, то ли у него после долгого путешествия обострилось зрение. Улицы заполонили нищие, оборванные и измученные, но это была единственная явная перемена.

— Они, наверное, из рудных поселков, — сказал он Лили. — Будем надеяться, что, как только мы вернем Машину Хаоса на место, Родарик сможет начать все исправлять.

Когда они подъехали ближе к Волари, Вилла поразило отсутствие стражи на внешних воротах, и хотя в самом дворце, казалось, стражи было столько же, сколько обычно, в этом старинном здании было необычно тихо. Лейтенант направил Лили и Вилла в один из садов, где король завел привычку прогуливаться после обеда.

— Боюсь, вы его просто не узнаете.

И это был действительно совсем другой Родарик, усталый и очень тихий, он бродил среди буйной беспризорной растительности в заброшенных теплицах. Но его глаза загорелись, а лицо просветлело, когда Вилл вложил ему в руки маленькую шкатулку из розового дерева, окаймленного железом, и он, открыв крышку, увидел маленький механизм из золота и хрусталя, мирно лежавший на зеленой шелковой подушечке.

Лили делала все, что могла, и ей помогали остальные маги, но маленькие шарики и фигурки почти не двигались. Одного из гвардейцев отправили в Малахим с письмом к доктору Фоксу и сэру Фредерику Марло. Втроем с Родариком два профессора смогут настроить Машину Хаоса.

Король закрыл шкатулку, провел худой дрожащей рукой по лицу, которое тревоги избороздили новыми морщинами с тех пор, как Вилл видел его в последний раз.

— Вилрован… Лиллиана… Я не могу найти слов, чтобы выразить свою благодарность. Я обещал вам, Вилрован, любую награду по вашему выбору…

— Многое тогда было иначе, — прервал его Вилл, вспоминая (как помнил это и Родарик), что одним из условий было благополучие королевы и рождение здорового наследника. — Если позволите, сэр, мне не хотелось бы об этом говорить.

Они провели с королем час в тишине, прогуливаясь по саду, по дорожкам на высоких дворцовых стенах, и он рассказал им о последних днях Дайони.

— Она не испытывала боли, в этом я уверен. Просто рождение ребенка отняло у нее последние силы — и на следующее утро она погрузилась в глубокий сон, от которого, по всей видимости, не захотела просыпаться.

— А ребенок? — спросил Вилл. — Я слышал столько противоречивых разговоров. Что он родился мертвым, что очень скоро умер, что…

Легкая улыбка осветила исхудавшее лицо Родарика.

— Моя дочь жива и здорова, Вилрован. Она родилась такой маленькой и слабой, что некоторое время мы опасались, что она не выживет. Но она набралась сил за эти недели и сейчас просто цветет. Клеона — моя единственная радость, единственная причина продолжать жить. Я больше не женюсь, и никакие сыновья не заменят ее в моем сердце — этот последний и самый драгоценный подарок моей Дайони, — и я собираюсь привести эту страну в порядок… только для нее. — Он очень, очень устало вздохнул. — Когда ко мне вернутся силы. Когда я снова почувствую, что в этом есть какой-то смысл… надеюсь, это случится скоро.

Вилл и Лили вскоре после этого распрощались, но сначала Вилл успел испросить личной аудиенции назавтра. Они переночевали в его комнатах в казарме. Утром он в последний раз надел свою зеленую форму и отправился поговорить с королем.

— Ну? — спросила Лили, вставая с места ему навстречу, когда он вернулся несколько часов спустя. — Ты отказался от своего поста, как собирался?

Вилл снял треуголку с яркой кокардой и стоял, глядя на нее озадаченно и нахмурившись, как будто не очень понимая, что с ней теперь делать.

— Да, я подал в отставку, — сказал он наконец. — И конечно же, Родарик сказал, что я могу поступать, как пожелаю, он ведь понимает, что мне здесь теперь, без Дайони, делать нечего. Но он… он предложил мне кое-что другое.

Лили вопросительно приподняла бровь.

— Ты видела, в какой упадок пришла страна, — Вилл широко развел руками. — Все изменилось. И Родарик считает, как и я, что назад дороги уже нет. Но он верит, что возможно и необходимо восстановить хоть что-то. Он хочет отправить некий отряд, чтобы сделать все необходимое, чтобы уладить споры, установить порядок, — что-то вроде армии, полиции и магистрата в одном лице. Сегодня он как раз нашел в себе достаточно энергии, чтобы составить список нескольких достойных людей, но ему нужен кто-то, кто возглавит этот отряд. Он предложил мне этот пост и чин полковника.