Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ожерелье королевы

ModernLib.Net / Фэнтези / Эджертон Тереза / Ожерелье королевы - Чтение (стр. 9)
Автор: Эджертон Тереза
Жанр: Фэнтези

 

 


— Даже если ты продашь Волари целиком, со всем его содержимым… Дайони, ты потеряла единственную вещь во дворце, в Хоксбридже, в Маунтфальконе, которую… невозможно… заменить. — Он произнес эти слова раздельно, делая ударение на каждом: — Ты потеряла Сокровище Гоблинов.

Дайони сцепила руки перед лицом и замотала головой.

— Но, сэр, но как же… как такое возможно? Сокровище Гоблинов — это ведь Сфера Маунтфалькона, а не какая-то дурацкая игрушка…

— Как раз Сфера Маунтфалькона — это подделка, ерунда, игрушка… Она должна была лишь служить приманкой для воров и предателей, чтобы обезопасить Машину Хаоса.

Дайони продолжала мотать головой.

— Но я же видела — все видели, как вы открывали золотой шар и показывали, какой там внутри сложный механизм.

— Обычный часовой механизм, имитация, ничего больше. Насколько грубая имитация, вы бы поняли, если бы когда-нибудь сравнили его с неизмеримо более тонким механизмом, маленькими, но совершенными драгоценными камнями внутри Машины Хаоса.

Дайони сидела, наморщив лоб.

— Как так могло получиться? Почему, ну почему мне об этом никогда не говорили?

Родарик не обратил внимания на ее вопрос.

— Точно так же дело обстоит и с остальными так называемыми сокровищами чародеев — Серебряным Нефом, Синим Стеклянным Лебедем, — со всеми. Они все были созданы с одной и той же целью: защитить настоящие Сокровища от обычных воров и исключить возможность, что какой-нибудь королевский дом с имперскими амбициями выкрадет сокровища у других домов и сосредоточит всю власть в одних руках.

Он сел на край стола рядом с лампой и засунул руки глубоко в карманы своего длиннополого коричневого камзола.

— Я, конечно, не знаю, какие сокровища являются настоящими в остальных местах, хотя у меня есть некоторые подозрения. А раз так, я должен сделать вывод, что и соседние государи имеют свои подозрения насчет Машины Хаоса. Вилл кашлянул.

— Простите мне мою дерзость, но, по-моему, все это… шито белыми нитками.

Родарик напрягся и перевел взгляд своих холодных серых глаз на Вилла. Казалось, он неприятно удивлен, да так оно, вероятно, и было. Вряд ли он сказал бы так много, если бы помнил о присутствии Вилрована.

— Это бессмысленная хитрость, потому что всегда найдется сотня людей, которые знают правду. Это вообще не похоже на тайну. Неужели те, кто это задумал, действительно считали, что таким наивным обманом смогут сохранить Сокровища?

— Наивный обман, возможно, — согласился Родарик, — но в течение полутора тысячелетий он работал. Может быть, именно потому, что это было так просто. И хотя часть правды знают многие, угадать все Сокровища смогли бы только чародеи, которые их создали, а чародеев, как известно, уже не осталось.

— Я так понимаю, — Дайони крутила платок в руках, — что если воры, кто бы они ни были, обнаружат, что у них в руках, выкуп потребуют совершенно непомерный.

Родарик вытащил руки из карманов.

— Если они пойдут на переговоры, нам невероятно повезет, сколько бы они ни запросили. Дайони, ты представляешь себе, почему мы зависим от Сокровища Маунтфалькона? Наша страна полностью окружена сушей, знаешь, что это значит?

— Что нам приходится платить пени и пошлины нашим ближайшим соседям за то, чтобы ввозить товары, за то, чтобы обеспечивать наши нужды.

— А чем мы платим эти пени и пошлины?

— Сэр, я это все знаю, я не такая уж безмозглая. Железом, оловом… и углем, которых у них нет.

— А железо, олово и уголь приходится добывать из-под земли, в труднодоступных и даже опасных местах. К северо-востоку и юго-западу от Хоксбриджа есть древние шахты — шахты, которые разрабатывались тысячи лет. Жилы проходят невероятно глубоко, и эти шахты настолько огромны, что это трудно даже вообразить. Большая часть насосов, которые спасают их от затопления такие старые и примитивные, а балки, поддерживающие своды туннелей, такие древние и хрупкие, что рудокопы должны бы бояться спускаться в эти шахты И тем не менее они спускаются и приносят наверх руду, которая нам так нужна. Знаешь почему?

— Потому что, — ответил Вилл за Дайони, — это не помпы сдерживают воду и не балки поддерживают своды. Это тонкий механизм внутри Сокровища Маунтфалькона работает на расстоянии.

— Именно. Но не на слишком большом расстоянии. И все эти рычажки и колесики требуют частой настройки, как и любой другой часовой механизм… в неумелых руках он рано или поздно сломается. Если Машина Хаоса не вернется ко мне в течение полугода, шахты Маунтфалькона станут настолько опасны, что я, будучи человеком здравомыслящим, не позволю никому туда спускаться.

— Вы говорите, что у нас есть полгода, — сказал Вилл. — За эти шесть с половиной месяцев вы можете послать в шахты инженеров, они починили бы обычную технику, и туннели стали бы безопасны.

— Сомневаюсь, чтобы они справились с этим за шесть или даже за шестьдесят месяцев. Вы плохо представляете, насколько эти шахты глубокие и огромные. Когда я в первый раз туда спустился, меня поразили бесконечные разветвления коридоров. И если мы попробуем это сделать, — добавил Родарик, — все поймут, что Сокровище пропало, — а это может нас погубить.

Он встал. Сделав знак Дайони следовать за ним, он взял со стола лампу, в два шага пересек кабинет, откинул в сторону траченные молью ярко-красные занавеси и повел ее в темный зал. Вилрован, хотя его и не пригласили, не смог устоять перед соблазном и бесшумно последовал за ними на несколько шагов сзади.

Библиотека короля Родарика была одним из чудес Волари. Полка за полкой, балкон за балконом, она поднималась на шесть этажей вверх к куполообразному потолку. Воздух здесь был тяжелый и затхлый, в нем висел запах десяти тысяч книг. На каждом балконе стояли деревянные статуи, тонкой резьбы и щедро позолоченные, — существа, олицетворяющие четыре основные стихии: гарпии символизировали воздух, русалки — воду, саламандры — огонь, а горгоны — землю, все они пристально смотрели с высоты своими пустыми деревянными глазами, безмолвные, непостижимые, древние, как сам дворец.

В центре пола была нарисована огромная карта мира: двадцать пять футов по диагонали. И хотя краски за все эти годы, потемнели и выцвели, а названия стран и городов, изначально выписанные тонким почерком золотой краской, стерлись под множеством проходящих ног настолько, что остались только отдельные тусклые металлические крупинки, но все еще можно было различить туманные очертания пяти континентов и получить смутное представление о горах, реках и морях.

Взяв Дайони за руку, Родарик подвел ее к той части карты, которую занимал Маунтфалькон и его ближайшие соседи.

— Горы, о которых я говорил, я должен, наверное, тебе напомнить, граничат с Херндайком, Шенебуа и Монтань-дю-Солей. Если воры, укравшие Машину Хаоса, были не обычными толстопятами, но шпионами какого-то другого правителя и если станет известно, что Сокровище Маунтфалькона у него в руках, люди, живущие в шахтерских городах, могут признать его своим властителем. Кто-то, возможно, пытается расширить границы, кто-то, возможно, пытается создать… империю.

У Вилла мороз пробежал по коже. Посмотрев на Дайони, он увидел, что глаза у нее округлились от ужаса.

Вот уже полторы тысячи лет мир существовал в благословенном, но опасном равновесии. Ни одно королевство, герцогство или княжество не имело права оказывать влияние на другое. Альянсы были запрещены; браки между представителями разных правящих домов были невозможны. И все же кошмарные воспоминания об Империи Чародеев, их чудовищные злоупотребления, долгая история угнетения и жестокости — все это еще не стерлось из памяти. Не менее ужасающими были предания о первых годах Правления Людей. На протяжении трех бурных десятилетий войны захлестывали континенты, так как честолюбивые люди — правители сильнейших из вновь созданных государств — прилагали все усилия, чтобы навязать свою волю более слабым соседям. В этом побоище пали бесчисленные жертвы.

Постепенно порядок был восстановлен. Кропотливо создана была новая цивилизация: совершенное общество, находящееся в постоянном восхитительном равновесии. Оно было продумано так, чтобы просуществовать в течение многих тысяч лет. Оно должно было выстоять. Это было общество, построенное не только на официальных законах, оно существовало в умах и в сердцах. Оно учило людей, как надо думать.

И все же страх появления новой империи не отпускал людей, эту тему редко обсуждали в приличном обществе, но не могли совсем выбросить из головы.

Вилрован вспомнил, как еще в бытность свою студентом Малахима, он присутствовал на некоторых полуночных собраниях в соседних колледжах, на которых самые смелые студенты отваживались обсуждать некоторые способы, которыми беспощадный лидер смог бы построить собственную империю. Вилл выходил с таких собраний глубоко потрясенным, но в то же время очень возбужденным — как будто ему разрешили присутствовать при некоем грандиозном непристойном действе, которое его одновременно отталкивало и завораживало. По нескольким колледжам университета даже ходила анонимная газета, освещающая эту тему. Никто не удивился, что эту газету запретили, как только она попала в поле зрения властей, и всех причастных к ее изданию немедленно исключили. К несчастью для Вилла, некоторые из его друзей были серьезно замешаны в этом деле, и, хотя он сам единственный раз в жизни был совершенно чист, эти его связи обернулись против него.

— Эта опасность может прийти совсем не оттуда, откуда мы ее ждем, — сказал он, глядя на карту. — Она может исходить издалека, из Нордфджолла, например. — Он неожиданно повернулся к Дайони. — Ты говорила, что сама решила удивить посла, но не сказал ли тебе лорд Волт что-нибудь, что навело бы тебя на эту мысль?

Она наморщила лоб, стараясь вспомнить.

— Он вскользь однажды действительно упоминал Машину Хаоса, задаваясь вопросом, насколько она древняя, но на самом деле это Руфус Маккей сказал, что было бы забавно…— Она замолчала и решительно покачала головой. — Нет, Вилл, нет. Не может быть никакой связи между твоей дуэлью и тем, что произошло потом.

— Думаешь, не может? — угрюмо сказал он, — Они рассчитывали, что я буду мертв или заточен в Виткомбской тюрьме, а ты отправишься в посольство с совершенно неподобающим эскортом. — Он невесело рассмеялся. — И даже несмотря на то что ни тот, ни другой план не удался, мне все равно пришлось покинуть Хоксбридж, чтобы избежать гнева Его Величества.

Родарик и Дайони переглянулись, он — удивленно, она — пристыженно.

— Я тебя обманула, Вилл, — очень тихо сказала она. — Но тогда это казалось такой безобидной ложью, откуда мне было знать, что все это закончится так плохо?

Вилрован моргнул.

— Ты обманула меня? В чем? Ты сказала, что король был в ярости, что он чуть ли не выслал меня — это что, все неправда?

— Родарик меня действительно отчитал, но совсем не из-за тебя. Когда Барнаби сказал, что ты вызвал Руфуса на дуэль за то, что тот оскорбил Лили, он сказал, что это… что это вполне можно понять.

Здесь король ее прервал:

— Не помню, чтобы я говорил именно это. Но я действительно заметил, что на этот раз на проступок Вилрована можно закрыть глаза. Но почему ты сказала ему все наоборот?

— Потому что я хотела убрать его с дороги. Он бы все испортил, если бы знал, что я задумала.

Вилл заскрипел зубами.

— Да уж, непременно. Прими мое восхищение, Дайони. Ты успешно сделала за Маккея его работу и таким образом, несомненно, навлекла несчастье на всех нас. — Он сжал кулаки. — Я почти готов тебя задушить.

Но затем, взглянув на короля, тихо добавил:

— С разрешения Его Величества, конечно.

— Спасибо, Вилрован, но в этом нет необходимости, — холодно отреагировал Родарик. — Я знаю, что она тебе солгала и обошлась с тобой гнусно, но я благодарю тебя за то, что, обращаясь к ней, ты все-таки не забываешь, что она — королева. — Он повернулся спиной к карте и направился обратно в кабинет.

— Мне кажется, — со вздохом сказал он Дайони, — я мог бы остановить тебя не хуже Вилрована.

— Но, сэр, вы же ничего не знали! Разве вы могли догадаться?

— Я бы знал обо всем, если бы решил сопровождать тебя в посольство в тот день. Конечно, я привык избегать этих долгих и многолюдных церемоний, но это не слишком мудро со стороны мужа такой молодой и легкомысленной жены, как я теперь вижу. Я вел себя как эгоист, причем я всегда это понимал. А что касается того, что я скрыл от тебя истинное назначение Машины Хаоса: да, Дайони, я думаю, я должен был тебе доверять. При всем твоем легкомыслии, ты не настолько испорчена, чтобы обмануть мое доверие, и не настолько беспечна, чтобы сделать то, что ты сделала, знай ты правду.

Король сел обратно в дубовое кресло за свой стол, Дайони, шурша атласными юбками, встала на колени рядом с ним.

— Значит, ты не очень на меня сердишься?

Поставив масляную лампу на место, Родарик посмотрел на нее долгим взглядом.

— Прямо сейчас, Дайони, я готов тебя убить. Но, учитывая что я и сам не безгрешен, подозреваю, что в конце концов я тебя прощу. — Он обернулся к Виллу: — Вы, наверное, не тот человек, кому я доверил бы эту тайну, если бы мог выбивать Но раз уж вы замешаны в этом деле, то остается лишь надеяться, что к лучшему. Я надеюсь, что могу на вас положиться и поручить вам выяснить как можно больше среди ваших, боюсь, не самых достойных…

Вилл подал Дайони руку и помог ей подняться.

— Если Машину Хаоса взяли хоксбриджские толстопяты, я найду способ ее вернуть. Но если ее похитили шпионы какого-нибудь другого короля, князя или герцога… Эта вещь пропала уже три дня назад и может теперь быть где угодно — в Риджксленде, в Шенебуа или в Монтсье, а с тем же успехом и в Херндайке, Брайдморе или Монтань-дю-Солей.

— Нет, — сказал Родарик, — не думаю. Поддерживая работу этого механизма, я и сам настроился на него. На вибрацию маленьких камней, которые составляют часть механизма. В двух словах: я не думаю, чтобы Машина Хаоса могла быть унесена далеко либо могла пересечь границы так, чтобы я этого не знал.

Вилл задумчиво нахмурился.

— Если тут дело в каком-то магическом взаимном притяжении, то это может помочь вернуть Сокровище. — Он вспомнил, как сидел на большой белой кровати Лили и спрашивал, что она читает. — А ведь я всего два дня назад держал в руках Мандевиля — жаль, что у меня сейчас нет этой книги!

Но мысль о Мандевиле подала ему другую идею.

— Хоксбриджский университет самим своим существованием обязан указу короля. Все профессора давали клятву служить короне. И весь преподавательский состав колледжа Малахим состоит из магов и естествоиспытателей — они могут подсказать, что делать.

Родарик обдумал это и быстро принял решение.

— Я напишу декану и попрошу его устроить мне встречу с двумя лучшими учеными. А пока, — заключил он, — никому ничего не говорите и никому не доверяйте. Вы сами сказали — неизвестно, как далеко может распространиться заговор и кто может в нем участвовать.

13

Тарнбург, Винтерскар.

Одиннадцатью месяцами раньше — 26 бореаля 6537 г.


— Это не тот дом, — сказал король Джарред. — Я никогда не был здесь раньше и определенно не собирался сюда сейчас. — Когда он это сказал, то почувствовал, как у него мороз побежал по коже, его на мгновение охватил необъяснимый ужас.

Кучер и два лакея озадаченно переглянулись.

— Ваше Величество…— начал кучер, но замолчал и лишь в совершенном замешательстве покачал головой. Джарред открыл дверцу своей маленькой позолоченной кареты, сам откинул подножку и вернулся внутрь.

— Вы просто ошиблись. Вы неточно следовали моим инструкциям, и больше тут говорить нечего.

Но явно было что-то еще, судя по смущенным взглядам кучера и лакеев и по их продолжительному молчанию.

— Ну? — спросил Джарред с глубоким вздохом. — Вы же не хотите сказать, что здесь живет мой друг Мариус Буврей? Я бывал у него уже десяток раз.

Кучер был статный молодой человек: высокий, сильный и светловолосый. Когда он поднялся во весь свой шестифутовый рост, от макушки напудренного парика до подошв начищенных сапог, то выглядел весьма внушительно в своем отороченном мехом плаще и долгополом камзоле, с большой треуголкой в одной руке и кнутом в другой. И все же он переминался с ноги на ногу и выглядел совершенно смущенным.

— Ну? — повторил король.

Вместо ответа кучер засунул кнут под мышку, залез в карман просторного бархатного камзола и вытащил сложенный треугольником плотный лист бумаги.

— Вы ничего не сказали мне, сэр, про господина Буврея, когда в полдень мы отправлялись в путь. И вот адрес, вы сами его мне написали.

Джарред взял бумагу в руки, развернул и внимательно изучил содержимое. Почерк был определенно его, но он не помнил, чтобы писал эти сло…

Что-то вдруг болезненно изменилось в его мыслях, и воспоминание поставило все на свои места. Он смущенно усмехнулся.

— Да, я вспомнил. Прошу вас великодушно меня простить Господин Буврей сменил место жительства. Не понимаю, как я мог забыть. Хотя должен признать, никогда бы не подумал, что он поселится в таком месте.

Дом, о котором шла речь, находился примерно в миле от города. Разрушающееся строение в стороне от дороги, на темном фоне елей, окруженное собственным парком. Старый дом выглядел устрашающе, по крайней мере так подумалось Джарреду, когда он вышел из кареты во второй раз и, подойдя поближе, заглянул сквозь железную решетку ворот.

Если его собственный дворец, Линденхофф, как будто вышел из сказки — белый с золотом замок какого-то невероятно счастливого сказочного принца, — то этот дом с двумя крыльями и одинокой башней посередине, похожей на гриб-поганку, был бы подходящей декорацией для более страшных страниц той же самой истории. Башня была круглая, как барабан, и заканчивалась зловеще вытянутой к небу островерхой крышей. Побелка и штукатурка местами обвалились. А кроме того, дом слишком густо зарос виноградной лозой, которая, казалось, старалась его задушить, обвиваясь вокруг бесчисленных балконов; слишком много окон проглядывало сквозь плющ и плети ежевики, и бесконечное множество маленьких стекол, из которых состояли окна, отсвечивало кроваво-красным в свете заходящего солнца. Джарред почувствовал, что узнает это место, хотя никогда раньше здесь не бывал: это дом ведьмы, где в хрустальном гробу, под пологом из густой паутины, в пыльной-пыльной комнате спит принцесса.

Тут король мысленно себя одернул. В предместьях Тарнбурга было множество таких старых домов. И только один вопрос оставался без ответа: как случилось, что он стоит у ворот именно этого дома?

Джарред пустился в путь морозным днем в своей карете из красного дерева и золота, чтобы навестить больного друга, Мариуса Буврея. Что-то заставило его направить кучера именно к этом дому, хотя до сегодняшнего дня он полагал, что Мариус живет совсем в другой части города.

Он сел на ступеньки кареты, изо всех сил пытаясь разобраться. Ему вспомнилось, что Мариус написал ему, прося навестить его. Но он не помнил, чтобы тот упоминал какой-то конкретный дом, а тем более писал, что переехал. Но кто-то ему сказал…

Король слышал, как кучер и лакеи переговариваются, и, хотя говорили они шепотом, он догадывался о предмете их разговора. Лошади со стуком переступали с ноги на ногу, и от них в морозном воздухе подымался пар. Не оглядываясь, Джарред знал, что и гвардейцы, и их горячие лошади становятся все нетерпеливее.

Зазвенели шпоры — один из солдат спешился и широкими шагами направился к Джарреду. Сняв шляпу с плюмажем, он опустился перед королем на одно колено.

— Ваше Величество, мы будем здесь еще ждать или поедем обратно во дворец?

Джарред вдруг осознал, как странно его поведение выглядит со стороны. Не думать о своих людях и их лошадях было совсем на него не похоже. Он взглянул в небо. Солнце садилось за деревья по ту сторону дома, и небо испещрили яркие сполохи арктического заката. Он, должно быть, уже больше часа сидит здесь в раздумьях.

Король подал знак одному из лакеев.

— Постучите в дверь. Я подойду следом.

Лакей удалился. Джарред подхватил шляпу и соболью шубу и медленно поднялся. Приказав гвардейцам ждать на месте, он последовал за лакеем, сквозь железные ворота, по выложенной каменными плитами аллее, мимо замерзшего фонтана, поднявшись на несколько ступеней вверх к тяжелым дверям.

Когда он подошел, одна дверь как раз широко распахнулась и привратник, низко поклонившись, почтительно пригласил их войти.

Переступив через порог, Джарред поежился. Внутри было так же холодно, как и снаружи. Комната была огромная и пустая, пол выстелен черно-белой плиткой, потолок куполом уходил вверх, по стенам висели выцветшие шелковые гобелены. Наверх, в темную галерею, где лежали тени, вела красивая дубовая лестница. Чего этой комнате действительно не хватало, так это ярко пылающего огня и пяти или шести канделябров со свечами. Но камина здесь не было, только посреди комнаты виднелась длинная темная шахта, закрытая кованой железной решеткой, единственными источниками света служили два медных светильника, свисающих с потолка на длинных цепях.

Джарред кашлянул.

— Господин Буврей… дома сегодня?

Слуга не ответил на вопрос прямо. Он поклонился и сказал, что доложит хозяину о прибытии Его Величества, принял у Джарреда шубу, шляпу и перчатки и исчез в низком проеме, оставив короля в одиночестве. Вопросы вихрем кружились в голове гостя, и ему нечем было скрасить ожидание.

Джарред с любопытством оглянулся. У лестницы висело причудливое круглое зеркало со старинной рамой в виде змеи, а наверху, на площадке, стояли гоблинские доспехи. Неспешно подойдя к зеркалу и заглянув в него, Джарред обнаружил, что зрение у него туманится и все вокруг искажается. Стены надвинулись на него, и все пропорции комнаты изменились.

В оцепенении, сбитый с толку, Джарред даже подумал, что сейчас упадет в обморок, и ухватился за стул, чтобы устоять на ногах. Но как только он перевел взгляд с зеркала на старый дубовый стул, он понял, что это зеркало искажало комнату, а вовсе не с ним произошло что-то неладное. Оно криво отражало и зал, и его самого, потому-то он чуть не упал, и только это послужило причиной непродолжительного замешательства.

— Ваше Величество, какая неожиданная честь! — произнес высокий нежный голос; казалось, он звучал прямо из воздуха над ним.

Джарред взглянул через плечо. Светловолосая девушка в черном шелковом платье улыбалась ему с лестничной площадки. Повернувшись, чтобы лучше ее рассмотреть, он почти ахнул от неожиданности: ее лицо показалось ему невероятно знакомым.

Он попытался вспомнить, где же он ее видел. Девушка легко сбежала по лестнице, скользя одной рукой по полированным перилам, а другую протянув ему гостеприимным жестом. И только когда она совсем спустилась и присела в реверансе, а он галантно одну за другой поднес к губам ее холодные маленькие ручки, целуя кончики пальцев, только тогда он наконец ее узнал.

— А, это вы исчезли тогда с бала без следа.

Он почувствовал невыразимое удовольствие и замешательство одновременно. Было в ней что-то… новое. Ну конечно, на балу ее волосы были напудрены, а ему бы и в голову не пришло, что вдобавок к этим черным-черным глазам у нее была копна золотистых кудрей. Но это, несомненно, была она: темные глаза, белая кожа, острый подбородок, высокие скулы и все остальное.

— Мадемуазель, неужели никто не говорил вам: мои люди вот уже три месяца обыскивают каждый уголок города, пытаясь вас найти. И теперь я вдруг встречаю вас здесь, в доме моего старого друга…

Его голос затих. Он только что заметил у нее на шее ожерелье из молочно-белых камней, хрустальная подвеска чуть светилась на черном газовом шарфе, скромно прикрывая глубокий вырез. И опять его охватило пронзительное ощущение потерянности, болезненное замешательство, смятение.

— Это… это ведь дом Мариуса Буврея?

Она потрясла головой, и светлые локоны заплясали.

— Нет, что вы, Ваше Величество. Я и не знаю, кто такой этот господин Буврей.

Только теперь она, казалось, заметила его состояние. Он почти отпустил ее руку, но она крепче взяла его руки в свои.

— Сэр, вы больны. Я провожу вас в гостиную.

Ее лицо затуманилось, потом он опять ясно ее видел.

Джарред кивнул, не в состоянии говорить. Но ее холодная маленькая ручка неумолимо тянула его за собой. От головокружения он не мог сам ни думать, ни действовать, поэтому он позволил ей вести себя. Король, спотыкаясь, вошел, в комнату, где было, казалось, слишком много зеркал, слишком много мерцающих огней. Подчинившись мягкому нажиму, он сел на узкий стул с высокой спинкой.

— Благодарю… вас, — с трудом проговорил он. Комната вращалась вокруг него в ослепительном круговороте зеркал и огней. — Не могу понять, что со мной. Мне остается только принести свои извинения…

— Вам не в чем извиняться, — сказала девушка, грациозно опускаясь на колени возле его стула. — И беспокоиться тоже не о чем.

Джарред заметил, что, если он сосредоточивает внимание только на ней одной, ему становится легче и зрение проясняется. Ее острое личико находилось почти на одном уровне с его собственным, ее шелковое платье было совсем не непроглядно-черным, как он сначала заподозрил, оно было расшито мелким узором тонкой серебряной нитью, будто паутина тянулась по шелку.

— Вы — та принцесса.

Она очень удивилась.

— Какая принцесса, Ваше Величество?

— Принцесса из сказки, та, что проспала сотни лет в ожидании, когда сможет вернуть свое королевство, и огромные серые пауки заплетали паутиной ее хрустальный гроб. — Он смущенно рассмеялся. — Прошу прощения. Я бормочу несусветную бессмыслицу. Это все из-за узора на вашем платье.

Она озадаченно посмотрела на свое платье. Потом хрипло рассмеялась сама.

— Вы правы, Ваше Величество, я действительно спала сотни и сотни лет, но теперь я проснулась.

Джарред беспокойно пошевелился на стуле. Поза, в которой она сидела у его ног, была одновременно полна смирения и легкой чувственности. Было также что-то странное и глубоко непристойное в ее смехе, особенно учитывая, что так смеялась совсем юная девушка. Все это пробудило в нем странный голод, нестерпимое стремление, которое он не смог бы определить. Оно касалось желаний, совершенно не связанных с обычным телесным вожделением, но было в них что-то запретное, что-то, чего он стыдился.

Король не мог понять, догадывается она о его чувствах или нет. Но он отчаянно покраснел. Несомненно, для них обоих будет лучше, если она не будет об этом знать. Но выражение ее лица было совершенно непроницаемым, она безмолвно подняла руки и расстегнула застежку своего ожерелья.

Мгновение спустя Джарред почувствовал тяжесть ожерелья в своих ладонях. Холод пробежал по всему его телу и по его нервам, невероятное, изысканное блаженство наполнило душу тоской. И вдруг — он толком не понимал почему — Джарред очень, очень испугался.

14

Была почти полночь, и луна уже зашла, но на небе ярко сверкали звезды. Джарред стоял у открытого окна в часовой башне Линденхоффа и смотрел на город. В других-краях дело уже вовсю шло к весне, а здесь еще много долгих недель будет тянуться зима. Зимнее солнцестояние уже миновало, но на улицах Тарнбурга еще долго будет лежать снег, и роса замерзала на черепичных крышах каждую ночь.

Джарред перевел взгляд дальше: за поблескивающие в темноте крыши домов, за городские стены, за развалины чародейских дворцов на окраине города, за голые ледяные пустоши и одинокие деревеньки — к заснеженным зубчатым горным вершинам на горизонте. От одной из вершин поднимался дым, бледные отсветы огня окрасили снег в алый цвет. Джарред знал, что скоро эта гора начнет сотрясаться и внутри нее раздастся глухой рокот, а в воздух поднимутся тучи пепла. Но пока ветер оставался восточным, Тарнбург и окрестные деревни не пострадают.

А что касается их собственного вулкана, то он вел себя мирно, и так и будет, пока король поддерживает работу сложного механизма внутри Сокровища Винтерскара.

Над его головой бронзовый великан ударил молотом, и двенадцатичасовой колокол звучно отозвался. Джарред закрыл витражное окно и вернулся к свету и домашнему теплу лаборатории философа.

— Дорогой мой Френсис, —. сказал он, присаживаясь у кирпичного камина, — не знаю, поверите ли вы хоть одному моему слову, но мне сегодня довелось пережить поразительное приключение.

Доктор Перселл сидел за рабочим столом и возился с одной из своих механических игрушек — маленькой серебряной канарейкой с рубиновыми глазками, у которой была привычка падать на бок, если ее слишком сильно завести. Как только король заговорил, ученый тут же отложил в сторону свою работу, и глаза его за очками в золотой оправе загорелись неожиданным интересом.

— Я и правда подумал, сэр, когда вы только вошли, почему это вы выглядите таким больным? Но за полчаса бледность прошла. Может быть, теперь вы чувствуете себя в силах рассказать о вашем… приключении, что бы это ни было?

— Да, думаю, в силах. Мне кажется, я должен это сделать. — Король переплел свои длинные белые пальцы. — Потому что я должен признать, что совершенно не в состоянии объяснить свои собственные поступки, и надеюсь, что вы мне поможете разобраться.

Философ встал из-за стола и уселся на табуретку напротив своего бывшего воспитанника, и на его лице появилось такое заинтересованное и доброжелательное выражение, что король продолжил.

— Помните девушку, которую я встретил на балу? Которую я потом так хотел найти. Так вот я ее сегодня совершенно случайно встретил, при удивительных обстоятельствах. Но это еще… сравнительно… ничего. А вот то, что случилось потом, — вот это уже действительно приключение.

Старик кивнул и продолжал смотреть с интересом. Но король погрузился в тревожные раздумья и снова заговорил только через несколько минут.

— Думаю, для начала, — медленно проговорил Джарред, — мне стоит рассказать вам о ней немного. Она живет с дядей и его несколько жутковатой женой, они носят имя Дэбрюль и утверждают, что отдаленно связаны с Монтбарронами. Монтбарроны, как было известно Джарреду и Перселлу, были древней фамилией и владели поместьями в Монтсье и Шато-Руж.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34