- Выдерни КЛЫК! - гаркнул я.
      Поэт прервался, поморщился и вежливо сказал:
      - С удовольствием.
      Он подошел к самой драконовой пасти и взялся за рукоять клещей.
      Я подумал: "А если рискнуть?"
      Я посмотрел на Поэта.
      Он был хиловат на вид, узкогруд, худ.
      Но здесь была важна не сила, а рывок - резкий, отчаянный, как вольный взмах топора при рубке дров, как вольный взлет шашки при рубке людей...
      Я выпрямился. Меч, не сдерживаемый более моим телом, брякнулся оземь.
      Секунда! И дракон за эту секунду налился жизнью, силой; я почувствовал, как он радостно вздрогнул.
      И этот вздрог, эта дрожь жизни могла оказаться моей гибелью, но Поэт выказал себя отличным зубодером.
      Мы рванули одновременно.
      Из пасти дракона хлынула кровь.
      Мы отскочили в сторону. Кони попятились.
      Дракон вертелся на одном месте - вой, комья земли... а потом он остановился, тяжко дыша, двигая всем своим гигантским уродливым телом.
      Принцесса, широко распахнув глаза, прижав ладони к вискам, смотрела на дракона.
      - По такому случаю, - сказал Поэт, - полагается ода.
      Я подошел к дракону для рыцаря.
      Это была декорация мощи; его мог убить любой салабон, вроде меня, юного, глупого, прикончившего Малыша.
      Дракон устало зашипел. И в шипении его было: не тронь, не нужно... моление, а не угроза.
      Я привязал к шее дракона веревку и потянул за собой.
      Я протянул веревку принцессе.
      - Кэт, - сказал я, - волоки чудище...
      Принцесса покорно взяла веревку .
      Поэт махнул рукой раз, второй раз и заорал дурным голосом:
      Ода победителю!
      Кто отличит беду от победы?
      Победу от беды кто отличит?
      Я подошел к двум лошадям, взял поводья... Повел их.
      Следом за мной шла принцесса, за ней покорно-пришибленно полз дракон.
      Замыкал шествие Поэт, все еще выкрикивавший что-то про беду и победу.
      Я глянул через плечо и попросил принцессу:
      - Заткни ему глотку! Ну, никакой же возможности нет!
      Мельком я увидел ее лицо, перекошенное от страха.
      Она боялась меня.
      Меня, своего спасителя.
      А потом я увидел облако пыли и торчащие из этого облака пики.
      - Вам не холодно? - с запоздалой вежливостью спросил я принцессу просто потому, что мне хотелось кого-то о чем-то спросить, чтобы не оставаться один на один с этими наставленными на тебя, несущимися издали в облаке грохочущей пыли пиками.
      Принцесса молчала. И Поэт замолчал тоже.
      Слышно было только жалобное шипение дракона.
      Еще - грохот копыт.
      Рыцари застопорили ход своих коней у самой драконовой морды, так что мне довелось испытать немало неприятных минут.
      Кони знали то, чего не знали люди: это сипящее, хрипящее чудовище не опаснее какой-нибудь каракатицы.
      Раздуйте каракатицу до размера горы - и она будет так же ужасна, ее будет трудно раздавить, но убить труда не составит.
      Рыцарям удалось сдержать коней.
      Дракон задрал голову и, морщась, как морщится брезгливый и сильный человек от унизительной пытки, харкнул в рыцарскую компанию сгустком зелено-красной слюны.
      Рыцари натянули поводья.
      В наступившей тишине стали слышны астматическое дыхание дракона, фырканье и перетоптывание лошадей, равнодушный посвист жаворонка, всхлипывание принцессы и еще вопли Поэта.
      Когда ангелы, - надрывался Поэт,
      устают летать, они
      сдают свои крылья на сохрание Богу
      и спускаются на землю без крыльев
      по невидимой лестнице, они дремлют
      в деревьях, камнях и лягушках, набираются
      сил для новых полетов.
      - Заткни его, - попросил я принцессу, он помог мне выдернуть клык, но...
      - Вздрог - вдркг - друг,
      гром - гроб - сук,
      гроб - горб - груб,
      гриб - рук - мук...
      орал Поэт.
      Дракон принялся давиться и кашлять, как не похмелившийся алкоголик.
      Один из рыцарей наудачу швырнул копье.
      К счастью, он бросал в меня, а не в дракона. И рука у него дрожала. Копье вонзилось у самых моих ног. Конь нагнулся, понюхал копье, презрительно фыркнул и коротко игогокнул.
      - Друзья, - начал я, - прекрасно вас понимаю, приказ есть приказ, но чего-то вы не учли. Вот - дракон, - я указал на бессильную гору живого страдающего мяса со слезящимися глазками пьющего философа, - он не убит, а покорен мною. Вы убьете меня - и он убьет вас. Верно?
      Дракон, давясь, выхрипнул еще один сгусток красно-зеленой слюны.
      Поэт перешел на бормотание, а потом завизжал, как резаный:
      - Прочти причту притчу и ответь
      на вопрос:
      отчего блеск так похож на лязг?
      Не оттого ль, что бляск
      так похож на лееезг!
      Вот этого рыцари не выдержали, они умчались с грохотом хорошего товарняка.
      - Ну, - сказал я принцессе, - Кэт, ты успокоилась?
      Принцесса шмыгнула носом:
      - Успокоишься тут... - она кивнула в сторону Поэта.
      Тот и впрямь что-то разошелся.
      Я повернулся к нему и сказал:
      - Чем орать, пошел бы и принес даме платье...
      К моему удивлению, Поэт довольно швыдко побежал за платьем принцессы.
      Я меж тем устроился у самых лап дракона, у когтей, вминающихся в землю, и принялся вызывать Контору.
      Провозился я довольно долго. Поэт успел приволочь платье, а принцесса одеться. (Белое платье превратилось в серое тряпье, что, в общем-то, гармонировало с перемазанной в грязи Кэт.)
      Кони отошли пощипать травку подальше.
      - О, рев вер,
      доносилось до меня восторженное токование,
      о , веер верований...
      Я ловил позывные Конторы.
      Я расслышал голос, доносящийся из приемника.
      - Жак! - заорал я.
      - Джек? - услышал я голос Георгия Алоисовича. - Что у тебя?
      - Да у меня-то хорошо, - озлился я, - я никак на Контору выйти не могу...
      - Убил? Уже убил? - с восхищением выдохнулось, выщелкнулось из приемника.
      Лапа дракона чуть заколебалась, словно бы опоре фундамента вздумалось проверить прочность почвы.
      - Лучше, - сказал я. - выдернул клык.
      - Ох, ты...
      - Я до Конторы добраться не могу, - снова пожаловался я.
      - Еще бы ты добрался, - объяснил мне Георгий, - у них сегодня праздник...
      - Праздник? - подивился я и даже оперся о драконову лапу.
      Дракон не пошевелился.
      Принцесса и Поэт меж тем уселись на травке рядком и ладком.
      Поэт откровенно охмурял принцессу.
      - Ну да, - Георгий Алоисович, кажется, был удивлен моей неосведомленностью, - у Гризельды день рождения. Сорок лет в Конторе - и не ожабиться...
      - Вот суки, - просто сказал я.
      Дракон склонил голову и принялся через силу пощипывать травку. Он шевелил губами, как большая добрая зеленая лошадь.
      Я почти заорал в приемник:
      - Георгий, голубчик! Я его в холл загоню. В холл, говорю, ракеты загоню! Ага... Поместится, но пусть встречают... Лады? И еще, Жак там галочку поставил - пусть зачеркнет, прием? Да... Мне мало удовольствия читать себя в списках. Годится?
      Георгий отозвался:
      - Годится... Ты через полчасика подергай, поверти ручку... Отбой.
      Я поднялся.
      Поэт, не обинуясь, обнимал принцессу за талию.
      - Пошли, - сказал я, - доведешь меня до огнедышащей горы - и привет. Тебе - налево, мне - направо.
      Принцесса вскочила. Потянула за собой увлекшегося травкой дракона.
      - Я с тобой, - сказала она.
      Я обалдел. Это не предусматривалось никакими положениями.
      - Нельзя, - сказал я, как говорят собаке, вздумавшей положить передние лапы к вам на колени, когда на вас - парадный костюм.
      Кэт закусила нижнюю губу.
      - Я только с тобой. Мне - страшно.
      Я показал на дракона:
      - Его я заберу. Тебе бояться нечего.
      Кэт покачала головой:
      - Я не боюсь дракона. Я боюсь людей.
      "Вот не было печали", - подумал я и тут же обрадовался, сейчас Кэт была снова похожа на Мэлори, Мэлори, Мэ...
      - Хорошо, - сказал я и добавил: - Я посоветуюсь с начальством.
      Получилось - с королем. И я пояснил:
      - Со своим королем.
      Кэт не удивилась.
      Она только спросила:
      - Твоя страна - далеко?
      Я ответил:
      - Очень. Но мы доберемся до нее быстрее, чем до вашей столицы. Притом добраться-то мы туда доберемся, а вот обратно сюда уже не выберемся...
      Кэт посмотрела на меня, как провинившаяся собака на строгого хозяина, и снова спросила:
      - Ты... убьешь меня, а потом себя?.. Это ваш такой колдовской обычай?
      Я обмер. В самом деле, я словно бы описал ей смерть. Очень далекое королевство, куда добраться можно очень скоро, а вот выбраться...
      - Нет, - попытался я объяснить ей ситуацию, - если ты, действительно, хочешь со мной, то... это не смерть, это - другое... Видишь небо? На небе ночью - звезды.
      - Понимаю, - кивнула принцесса, - меня так и так убьют... Не ты, так он. Тебя он не тронет, а меня...
      - Я оставлю тебе дракона, с драконом тебя никто не тронет. Верно, Поэт?
      Зря я к нему обратился. Он опять залопотал что-то несусветное.
      Драк он - кадр, но
      ног крад, ногокрад...
      Клад драк, дал рак,
      но - кардддрак... - он
      Карррак.
      - Прекрасно, - сказал я, - видишь, и Поэт подтверждает... Ничего с тобой не сделают, если ты с карддраком, или как там у него...
      - Нет, - принцесса покачала головой, - я - с тобой. Если папа простит, я сама - умру. Мне страшно. Так страшно, что уже ничего не страшно.
      - Бывает, - встрял Поэт.
      Я вел двух лошадей, всхрапывающих, чуть косящих глазами на печального недоубитого дракона.
      Принцесса почти не вела его. Она шла за мной, и веревка, привязанная к шее дракона, провисала чуть не до земли между горлом дракона и рукой принцессы.
      Поэт шел чуть поодаль.
      - Бывает, - сказал он, - однажды я зашел в хижину к крестьянину. Я прочел оду его жилищу...
      Куродо ждал меня недалеко от драконовой пещеры.
      Ракета, серая, замшелая, удачно вписалась в окружающий гористый, режущий небо острыми краями пейзаж.
      (Если бы я был поэтом, вроде того, что плелся сейчас рядом с нами, я бы обязательно написал что-то вроде:
      Горы - ракеты, вросшие в землю
      корнями,
      ракеты - горы, вырвавшие из земли
      свои корни, и корни эти
      превратились в струи огня...)
      Поэт продолжал рассказывать:
      - Я прочел оду его жилищу, а он почему-то обиделся. Я давно заметил: что для одних - похвала, для других звучит оскорблением. Но тогда я этого не понимал. Крестьянин вытащил меня во двор и принялся бить оглоблей. Когда он начал меня бить, мне было страшно, и страх этот не исчез до того самого момента, пока не сломалась оглобля, но, как вы справедливо заметили, мне было так страшно, что уж и вовсе не было страшно...
      - У этого крестьянина потом был пожар? - спросила Кэт.
      - Да, - с важностию ответил Поэт, - дом, прославленный мною, - сгорел. И я написал эпитафию:
      Приемли хвалу Поэта,
      даже если хвала кажется тебе
      хулою... Иначе
      тебя приемлет огонь.
      Что тоже - неплохо.
      Мне захотелось треснуть Поэта по голове. Но я сдержался, поскольку увидел Куродо.
      Куродо идиллически сидел у подножья ракеты, которое казалось подножьем горы, и покусывал травку.
      ...Так Куродо не вытягивался даже в карантине перед сержантом.
      - Джек! - он проглотил травинку. - Ты поймал дракона?
      - Как видишь, - ответил я.
      - Джек, - Куродо развел руками.
      - Мы его в ангар засунем? - спросил я.
      - Да... - Куродо сглотнул, - о чем речь? какие вопросы...
      Поэт и принцесса не без любопытства слушали наши непонятные беседы.
      - Теперь так, - сказал я, - эта баба хочет лететь со мной, с нами.
      - Колдуны, - объяснил Кэт Поэту, - они притворялись рыцарями. Сейчас они убьют нас и умрут сами.
      Поэт с достоинством поклонился:
      - Я это понял.
      - Не положено, - сказал Куродо растерянно.
      - Не положено? - разозлился я. - Мало ли что не положено? Тебе вон не положено было из ракеты на вольный воздух выбираться. Конторским не положено приемники выключать...
      - А что, - встрял Куродо, - отключили?
      - Отключили, - передразнивая его, ответил я, - поставили галочку против моей фамилий и пошли праздновать юбилей Гризельды.
      -Уу, грымза, - восторженно протянул Куродо, - сколько ей стукнуло триста?
      - Неважно, - поморщился я.
      - Вот из таких грымз образуются очень милые поджарые ящерки-прыгуны. Все, понимаешь ли, наоборот...
      - Я понимаю, - я был очень зол, - что ты мне зубы-то заговариваешь. Я тебе ясно сказал: загоним дракона в холл и берем Кэт...
      - Не положено, - Куродо страдальческим сморщился, - для ее же блага не положено. Ты представь себе, в какой ад она бухнется?
      Я поглядел на принцессу. Я чуть не вздрогнул. Господи, до чего же она была похожа на Мэлори...
      Принцесса спросила:
      - Ты убьешь только меня или еще и Поэта?
      Мне не хотелось долго объяснять, и я коротко брякнул:
      - Только тебя...
      - Что он сказал? - поинтересовался Поэт.
      - Что на небо он возьмет только меня, - ответила Кэт.
      - А мне и не надо, - заносчиво ответил Поэт, - я и сам там бываю...
      - Чего они лопочут? - спросил Куродо.
      Я промолчал, устроился на камне, принялся пробиваться к координатору. Понятно, ничего не получилось.
      Услышав шорохи и свисты, доносящиеся из железного нагрудника, Поэт изрек:
      Молчание - золото, но
      тишина золотее молчания,
      но немота ужаснее
      тишины, и в немоте
      нет ни золота, ни молчания,
      ни тишины...
      Я подумал, подумал и вызвал начальника школ.
      Куродо тем временем распахнул чрево ракеты.
      Поэт остался невозмутим.
      Кэт чуть побледнела.
      Зато дракон попятился. Хотя ему-то что было бояться? Перед ним была пещера, распахнутая настежь, чистая, светлая, гладкостенная.
      Пещера, разинувшая зев, ставшая видной всем, кто смотрит...
      Начальник школ удивился, услышав мой голос, но с готовностью спросил:
      - Джек, чем обязан?
      Я вкратце объяснил ситуацию с драконом.
      - Да, - услышал я, - помещение-то найдется, но, как ты сам понимаешь, это - даже не тренажер. Так, экземпляр. И надо следить, чтобы в другие пещеры не забредал... Съедят за милую душу. Что еще?
      Я рассказал о принцессе.
      Куродо зазывал дракона в ангар ракеты.
      Дракон мотал мордой из стороны в сторону и пятился, пятился назад.
      Поэт, словно поняв, что от него требуется, сбежал с камня вниз, отважно уперся обеими руками в хвост дракона и стал подпихивать дракона к ракете.
      - Это, - ответил начальник школ, - другое дело. Хотя почему - другое?.. Ее тоже нельзя будет отпускать в другие пещеры. Оставь ее там.
      Я глядел на принцессу.
      - Она не хочет, - сказал я и добавил: - Она не хочет, и я не хочу.
      Начальник школ некторое время молчал (я уже опасался, что прервана связь), потом ответил:
      - Это - твое дело. Своя рука - владыка. Даже если нарушишь инструкцию, кто тебе слово скажет? Но я бы на твоем месте... - начальник школ не договорил, вздохнул, - ладно... Дам знать координатору: в довесок к дракону для рыцаря - для рыцаря - принцесса... Кстати, из Северного городка, третья рота, в ветераны перешел твой знакомый...
      - Бриганд, - обрадовался я, - Мишель?
      - Точно.
      Отбой.
      Я поднялся.
      Куродо звал дракона:
      - Цыпа, цыып, цыып...
      - Кэт, - сказал я, - встань туда и кликни чудище - по-своему. Вперед, а то еще шажок-другой - и был Поэт, вот и не стало Поэта. Гляди, он уже почти под брюхом...
      Дракон, в самом деле. отползал, отодвигался от зовущего, приманивающего его Куродо, так что Поэт, упиравшийся обеими руками в хвост дракона, находился в весьма опасном положении.
      Принцесса подхватила веревку, довольно грубо дернула (так тянет старуха упрямую глупую корову) - и дракон шаг за шагом, нелепо и неуклюже пополз за принцессой.
      - Готово, - с восхищением выдохнул Куродо.
      - Еще бы нет, - усмехнулся я.
      Поэт отряхивался.
      - Может, вы и меня возьмете? - кажется, больше из приличия поинтересовался он.
      - Нет, - я покачал головой, - ни в коем случае. У меня и с Кэт были сложности. Вам, впрочем, и ни к чему. Вы и здесь как на другой планете.
      Поэт зарделся.
      Я посоветовал:
      - Вам лучше бы удалиться - подальше и побыстрее. Сейчас будет сноп огня, дрожание земли и прочие неприятности. Вы умеете скакать на лошади?
      - Да, - горделиво сказал Поэт, - умею.
      - Ну и прекрасно, - сказал я, - забирайтесь на принцессину лошадь, она вроде бы посмирнее, и - рвите как можно дальше.
      - Прощальную оду прочитать? - спросил Поэт.
      - Уносясь вдаль, - заметил я, - вы можете читать все что угодно - хоть прощальную, хоть величальную...
      Глава восьмая. Семейные сложности
      Первое время я старался научить Кэт нашему языку. Она не понимала, пугалась. Она всего пугалась.
      Я понимал, что зря приволок Кэт в подземелье.
      Впрочем, Жанна Порфирьевна успокаивала:
      - Там... девочке было бы много сложнее.
      А потом Кэт освоилась. Она словно бы пришла в себя и даже научилась бойко лопотать по-нашему.
      А потом случилось превращение Жанны Порфирьевны - и мы общими усилиями отволокли Жанну Порфирьевну в близлежащую санчасть.
      Огромная жаба с выпуклыми прекрасными глазами все смотрела и смотрела на меня, покуда мы волокли ее в санчасть - и часто вздрагивала своим отвратительным горлом-мешком.
      - Вот так, - засмеялся и хлопнул меня по плечу Мишель , - будешь плохо себя вести - станешь такой же красивый...
      Я рассердился и ударил Мишеля. Нас едва растащили.
      Мишель орал мне:
      - Дурачок, ты не хыщнык - у тебя рога! Забодать можешь, а загрызть ни-ни...
      Я вырвался из рук Куродо, схватил бриганда за грудки, прижал к стене туннеля:
      - Ты про что? Про что ты?
      - Сдурели, - спокойно сказал Георгий Алоисович, - что, не можете свои ротные дела дорешить? Крепко тебя бриганд кантовал?
      Я отпустил Мишеля.
      - Не особенно, - сказал я и добавил: - Как положено...
      Потом мы всей комнатой поминали Жанну Порфирьевну.
      Глафира, которая стала квартуполномоченной вместо Жанны, пела песни, а Мишель объяснял мне:
      - Да все нормально, честно... ну, подумаешь, шлюха, ну, бывает...
      - Конечно, бывает, - соглашался я, - это как я в какой-то книге читал: "Вот ведь шлюха, не хочет спать со мной". В этом смысле - шлюха?
      - В этом, в этом, - кивал Мишель , - со мной она и впрямь спать не хочет... У нее есть магнит попритягательней.
      Я смотрел в наглое ухмыляющееся лицо Мишеля и вспоминал слова капитана.
      Вот оно как повернулось, вот оно как.
      - Мишель, - сказал я, - тут дело пахнет дуэлью... Поединком - чуешь?
      Мишель заулыбался еще шире, ликующе.
      - Валяй, - с каким-то яросно-радостным надрывом выкрикнул он, валяй... давно ты дерьма не хавал, да?
      - Виноват, - улыбнулся я, - но вы... ошибаетесь, это вы, кажется, употребляли... дважды... Спросите у сослуживцев...
      - Тссс, - поднялся Куродо, - тихо. Тихо, ребята.
      - Чего тихо, - громыхнул по столу кулаком Мишель, - чего тихо-то?
      Глафира набрала полные легкие воздуху и вывела звонко-звонко, печально-печально...
      - Это правда, курица - не птица,
      но с куриными мозгами хватишь горя,
      если выпало в Империи родиться,
      лучше жить в провинции, у моря...
      Песня была хороша, но она не утихомирила Мишеля, нагнувшись ко мне, он проговорил отчетливо, ясно:
      - Джекки - Ббте - Пародист, знай свое место...
      Я вздрогнул. Ад возвращался, а я должен был предотвратить это возвращение.
      Я молчал, я знал, что реакция у Мишеля лучше и руки сильнее. И вообще, я чудом, случайно, оказался в ветеранах, а ему-то давным-давно должно было здесь оказаться.
      - Молчишь? - Мишель погладил себе горло. - Правильно молчишь. Знаешь свое место. Помнишь... Не ты, блин, косточки твои помнят... Да?
      Это было правдой. Я страшился того избиения. Мне было жутко вспомнить тот ад.
      А он надвигался. И горло ада было похоже на горло жабы, отвратительный дряблый колеблющийся ме-шок...
      - Твоя жена, - говорил Мишель, - блядь. Сходи к седьмому болоту убедись... У тебя, Ббте-Пародист, только такая...
      Он слишком увлекся. А я слишком разозлился. Только этим я объясняю свой удачный удар.
      А может быть, он был слишком пьян?
      Не знаю. Когда перестаешь держать душу за копыта, о теле тоже как-то подзабываешь.
      Загребая бутылки и тарелки со стола, Мишель опрокинулся навзничь.
      И даже поднялся не сразу.
      - Нокаут, - прокомментировал событие Георгий Алоисович, - из-за чего шум, ребята?
      Куродо объяснил:
      - Бывший бриганд стал выстябываться. Он решил, что он в роте. Это нехорошо.
      Георгий Алоисович сказал:
      - Но Джеку тоже нельзя руки распускать, а то что же такое получается? Чуть что не по мне - в харю? Райская жизнь получается, а не суровые будни...
      Захмелевшая Глафира подперла щеку рукой и затянула:
      - Ой да не вечер, да не вечер...
      Кэт подошла ко мне, обняла за плечи и попросила, тихо вышептала в самое ухо:
      - Пойдем?
      Она не была на вечеринке. Сидела в комнате, вязала или шила, или читала - здесь она пристрастилась к чтению - да вот и появилась в самый подходящий момент на кухне.
      Мишель шумно поднялся, водрузил два огромных кулака на стол и выругался.
      - Какие слова, - удивилась Кэт, - я их не знаю.
      - Это - нехорошие слова, голубка, - сказал я, - тебе совсем необязательно их знать.
      - Решено, - выдохнул Мишель, - дуэль? Сегодня... Здесь.
      - Завтра, - примирительно сказал я, - завтра - и где-нибудь подальше отсюда. Сегодня у тебя трясутся руки.
      - Нееет, - замотал головой Мишель , - дуэль! Здесь, сейчас...
      - Это просто хамство, - внезапно возмутилась Глафира, - он побил все тарелки, сдернул скатерть... Мы сидели нормально, поминали Жанну, а этот... Все! Ты у меня завтра будешь дежурным - все вымоешь. выскоблишь...
      Куродо поглядел на Глафиру и спросил:
      - А если он сегодня ляжет смертью храбрых?
      -Тогда дежурным будет он! - Глафира ткнула пальцем в меня.
      Георгий Алоисович рассмеялся:
      - Джекки! Ты лучше погибни, чтоб пол не мыть.
      - Что происходит? - спросила Кэт. - Я ничего не понимаю.
      - Иди, - сказал я ей, - иди спокойно, - я все объясню.
      Кэт разомкнула руки, кольцом легшие вокруг моего горла, - и ушла, тихо-тихо ушла.
      - Дуэль, - талдычил свое Мишель, - поединок , блин, - и никаких гвоздей!
      - Вот заладил, - Георгий Алоисович поднял с пола бутылку и неразбитый стакан; бутылку открыл, в стакан налил вино, выпил. - Дуэль, дуэль... Нехорошо получается, несолидно. Нужно вызов как следует оформить, чтобы по правилам... Эти, как их, секундомеры? Да?
      - Секунданты, - сказал я.
      - Во, во, - согласился Георгий Алоисович, - в библиотеке есть как его... - он похлопал себя по лысине, - устав дуэльный.
      - Сам ты устав, - гоготнул Куродо, - никакой не устав, а...конституция дуэльная... Да!..Точно!
      Они были очень пьяные, и я решил, что пора как-то кончать все это дело.
      - Ладно, - сказал я, - давай завтра.
      - Ты уже это говорил, - набычился Мишель , - а я тебе говорю се-год-ня. Сходим в блиотеку, - он так и сказал "блиотека", даже "бляотека", - возьмем дуэльный кодекс - и устроим все по правилам, сегодня, сегодня, сегодня...
      - Как маленький, - хмыкнула Глафира , - вынь да положь ему пулю в лоб, и не когда-нибудь, а сегодня.
      - Слушай, - удивился Куродо , - что ты ему сделал в роте, что он до сих пор забыть этого не может?
      - Джек Джельсоминович, - вежливо объяснил другой мой сослуживец, вымазали дерьмом-с лицо Мишелю Джиордановичу...
      - Ох, - едва ли не протрезвел Георгий Алоисович, - ну и нравы у вас в третьей роте Северного городка - бриганда вымазать в дерьме и остаться живым. Джекки, как же тебя не убили, Джекки?
      - Почему не убили? - обиделся Мишель. - Мы его чуть не убили, да чуть-чуть не добили.
      - Чуть-чуть, - встрял Куродо, - это не оправдание. Джек, так это тогда тебе глаз выбили? А ты говорил, что тебе квашня выжгла... Я-то тебе сразу не поверил.
      Я не стал объясняться.
      - Короче, - завершил дискуссию Мишель, - нам с тобой под одним небом не ходить - я тебя загрызу, поэл?
      Он так и сказал "поэл", но я его понял.
      Не то, чтобы я испугался его угроз, мне вдруг стало совершенно все равно - я вспомнил: у седьмого болота была изолированная пещера. Там обретался дракон для рыцаря. Мой дракон. Он жевал травку-муравку. Он был безобидным экспонатом для карантинных. Чтобы будущие "отпетые" не боялись, его демонстрировали как пример огромного, но вполне безобидного чудища.
      Но причем здесь Кэт? Причем? Причем?
      И когда я понял, "причем", когда я понял это, мне захотелось убить Мишеля. Так мне хотелось убить дракона после киносеанса.
      Молчавший до сих пор де-Кюртис заметил:
      - Но дуэльный кодекс - просто необходим. Ну-ка, Валя, - он обратился к Валентину Аскерхановичу, меланхолически намазывающему бутерброд кабачковой икрой, - ты на ногу скор - давай швыдко - одна нога - здесь, другая - там. В библиотеку, за книжкой! Фиють. Книжка: фон Болгар "Правила дуэли". Запомнил?
      Валентин Аскерханович покраснел. Он обиделся. Но я уже не стал обращать на это внимание. Я просто сказал:
      - Валя, я тебя очень прошу. Сходи в библиотеку и принеси эту книжку... И еще... Ты бы не согласился быть моим секундантом?
      Валя ответил:
      - Доем бутерброд - и буду.
      - Ой, - Глафира окинула всех мутным, пьяным глазом и спросила: - А можно, я тоже буду секундантом?
      - Нельзя, - рассердился Георгий Алоисович, - не положено. Секундантом у бриганда буду я. Вот так.
      Валентин Аскерханович доел бутерброд, облизал пальцы, поднялся.
      - Я пойду, - сказал он, - раз такое дело - я пойду. Как говорите: фон Венгр?
      - Фон Болгар, - махнул рукой де Кюртис, - спроси просто дуэльный кодекс. Она знает.
      - Ты, - обратился Мишель к де Кюртису, - отвезешь нас к болоту?
      - Да, - кивнул де Кюртис, - это мысль. Здесь стреляться никакого резона. Опять же труп волочь неизвестно куда. Да и не принято это... запрещено. Не принято и не принято, - продолжал рассуждать де Кюртис, - а там - пиф-паф - и в дамки, то есть в болото. И пузырей не останется.
      - Тогда, - вмешался Георгий Алоисович, - надо ехать к пятому, там удобно, там площадка такая, уступом... разом сдунет, как со стола чашку бульк... и - конец.
      - Только, - заметил Куродо , - надо бы фонари взять...
      - Не надо, - поморщился де Кюртис, - в пятой уже есть глаза дракона. Они посверкивают, что твои лампочки. Пойду машину выведу.
      - Глаша, - попросил Георгий Алоисович, - принеси мне ящичек...Такой черный с золотым тиснением.
      Глафира вздрогнула.
      - Это, - медленно произнесла она, - от Эдуарда...
      - Разумеется, разумеется, - Георгий почесал лысину, - кто еще у нас старое оружие собирал?
      Глафира молча повернулась и вышла.
      - Мудро, - одобрил де Кюртис, - не из огнеметов же друг по другу хлестать.
      Глафира вынесла обитый черным бархатом ящичек, в правом верхнем углу была вдавлена золотая узорчатая надпись на непонятном языке.
      Георгий Алоисович открыл ящичек.
      Изнутри он был красно-бархатен.
      В углублениях покоились два длинных древних пистолета, шомпол и пули.
      Глафира прислонилась к стене.
      Георгий Алоисович ловко подхватил пистолет.
      - Показываю, как пользоваться! Шомпол, пуля, вот так, вогнал. Вот сюда - порох, засыпал... Так - прицелился. И...
      Грохот, резкий запах, сверкание, дым.
      Когда все утихло, улеглось, успокоилось, когда дым рассеялся, мы увидели в стене над самой головой Глафиры огромную дырку и бегущие от этой дырки изломанные, тонкие, как лапы паука, трещины.
      - Дурак, - пожала плечами Глафира и пошла прочь с кухни.
      Георгий Алоисович взял шомпол и пошуровал им в стволе пистолета.
      - После выстрела, - объяснил он, - хорошо бы прочистить пистолет.
      - Кому-то не повезло, - задумчиво сказал Куродо, - убирать-то хрен с ним - уберет, а вот дырку в стене заделывать...
      _________________ ____________________________________________
      Мы мчались к пятому болоту, и я старался не думать, не представлять себе то, о чем говорил Мишель, - и чем больше я старался об этом не думать, тем больше и больше лезла в глаза эта виденная мной когда-то на другой планете картина: запрокинутая в жарком бесстыдном задыхе голова женщины, стон, стооон...
      А потом мы вылезли из машины, и я увидел, как вспыхнули ярче, зажглись сильнее плоские глаза дракона.
      Я увидел каменистую площадку, вдающуюся нешироким мыском в побулькивающее коричневеющее болото. Моих ноздрей коснулся запах этого болота - и я понял, что застрелю Мишеля.
      - Ну и вонь, - сказал Георгий Алоисович.
      - Самое место для дуэли, - усмехнулся де Кюртис, - у сортирной ямы. Глядите, как старик обрадовался.
      - Вонючку увидел, - бриганд, не отрываясь, глядел на меня. Но мне было плевать на его ненависть, потому что сам я его слишком ненавидел.
      Георгий Алоисович открыл ящичек.
      Валентин Аскерханович зарядил пистолеты.
      - Проверь, - обратился он к Георгию Алоисовичу.
      Тот мотнул головой, мол, чего там... проверять-то... Ни к чему. Незачем.
      Я стоял на краю площадки и видел, как разгораются плоские глаза дракона под сводами пещеры.
      - Ребята, - заволновался де Кюртис, - давайте быстрее. Нам сложности с "псами" ни к чему... Представляете - приволокутся сюда?