- Понял, - сказал я, - учту...
      Шлагбаум медленно поднялся. Полз вверх, подрагивая, поскрипывая, будто и не в подземелье вовсе, а вверху, на шоссейке, пересекающей железнодорожное полотно.
      - Да, - сказал "отпетый", он оказался на редкость разговорчив, - ну и занесло вас, парни. Двоечники.
      Он непонятно произнес "двоечники", не то утверждая, не то спрашивая, и я почел за лучшее ответить:
      - Мы - не двоечники...
      - Гы, - ухмыльнулся "отпетый", - значит, дебоширы, прогульщики, скандалисты.
      - Мы - не скандалисты, - твердо сказал я, - у нас просто не сложились отношения с сержантом.
      - Бла рива. - удивился "отпетый", - а кто же вы, если у вас отношения с сержантом не сложились? Скандалисты и есть...
      Я глядел на тронутые сыростью, облупленные стены подземелья и молчал.
      - Слышь, - спросил раззадоренный, как видно не на шутку, "отпетый", кто же вы, как не скандалситы? Ангелы, что ли? С сержантом не поладили... Рожей не вышли! Хы, - "отпетый" покачал головой, - чего вас сюда выслали, раз вы такие хорошие?
      - В характеристике и препроводительных документах, - с видимым усилием. чтобы "отпетому" стало ясно, что разговор кончается, сказал я, - дана обоснованная мотивировка причин перевода в Северный городок.
      - Ббте... - "отпетый" разинул рот, - ты, парень, стихи, что ли, пишешь? Или в писаря навострился? Ты что же, думаешь, что я буду твою препроводиловку читать? У меня времени нет, чтобы фантастику почитать, а ты мне поганую бумажку подсовываешь - читай, мол, там про меня написано... Я подтерся уже давно твоей характеристикой.
      - Очевидно, - вежливо сказал я, - вы наклали в штаны и подтерлись, не снимая штанов...
      "Отпетый" махнул кулаком, и я не смог отбить удар, поскольку Диего схватил меня за руки.
      Вслед за тем "отпетый" ахнул по челюсти Диего.
      - Вы что? - изумился Диего, - хватаясь за скулу.
      - Ничего, - буркнул "отпетый", - нашелся союзничек. Помогать мне кинулся. В следующий раз вообще мозги вышибу.
      Оставшуюся часть пути ехали молча.
      Стены туннеля были испещрены надписями и незамысловатыми рисунками, трактующими вечную тему борьбы и дружбы двух полов.
      Грузовик притормозил у огромных ворот в стене, обрубающей, оканчивающей туннель.
      Ворота поехали в разные стороны, открывая вид на Северный городок.
      Перед нами был плац. На плацу стояли кадки с пальмами.
      Пальмы поливал из лейки какой-то "отпетый". Вместе с ним бродила кошка.
      У стены сидел на стульчике другой "отпетый" в расстегнутом кителе.
      Грузовик въехал на плац. "Отпетый" тронул некий рычаг, и ворота, скрипя, закрылись.
      "Отпетый"-драчун спрыгнул из кузова на бетонный пол.
      - Ден, - крикнул драчун поливальщику, - сколько я тебе говорил, чтобы ты эту дрянь с собой не таскал?
      Ден, не поднимая головы, не прерывая своего занятия, спокойно ответил:
      - Валь, чего ты вяжешься? Сходи к полковнику - с ним и разбирайся. Он Аграфену приволок.
      Кошка замурлыкала и принялась тереться о ногу Дена.
      - Его любили кошки, женщины и дети, - провозгласил сидящий у стены на стуле "отпетый", - ибо он был силен, жесток и тверд, как настоящий мужчина. Валек, здорово! Наши все - в малахитовой. Монстров ловят...
      - Ловят, - буркнул недовольно Валек, - я знаю, как они ловят! Надрались небось - и спят под сталактитами. Ты бы хоть застегнулся, Пауль.
      "Отпетый", сидящий на стуле, почесал грудь, зевнул и дружелюбно спросил:
      - Валечка, тебя что - в звании повысили, пока ты за "младенцами" ездил? Или стаж прибавился? нашивочки? Ты иди и "младенцев" муштруй, а от "годков" отлипни.
      Диего выглянул из кузова и робко спросил:
      - Разрешите выйти?
      - Выходи! - крикнул Пауль.
      - Сидеть! - прикрикнул Валя.
      Диего остался сидеть.
      - Я ни хрена не понял, - Пауль пристукнул кулаком по колену, - что за орлов ты привез? Они что, недавно после киносеанса? Победа над жутким зверьем так вскружила им головы, что они не слушаются взрослых? Выходи!
      Диего дернулся.
      - Сидеть! - расхохотавшись, заорал Пауль.
      Диего застыл с задранной ногой на борту грузовика.
      По лицу его бродила глуповатая испуганная улыбка, он понимал, что над ним смеются, и не хотел, чтобы его побили.
      Ден прекратил поливать, поставил лейку на край кадки, ухмыльнулся:
      - Во цирк. Ребята, сидите. Пока полковник не пришел, сидите спокойно.
      - Ты вот там поливаешь, - обозлился Валя, - ну и поливай. Тебе пальмы доверили, ну и не суйся... Вылезай, - заорал он Диего.
      Диего спрыгнул на бетонный пол. Я остался сидеть. Сидел и смотрел на высоченный потолок, к которому были привинчены мощные лампочки.
      - Слушай, - обиделся Ден, - ты тово, - ты действительно умом хряснулся? Ты чего - поливаешь, ну и поливай? Ты зачем так сказал? Ты нехорошо сказал.
      - А он забыл, - лениво напомнил Пауль, - как его первый год в унитаз головой макали и как он к полковнику стучать бегал.
      - Точно, - обрадованно воскликнул Ден, - было такое. Стукач. Сука...
      И Ден, удовлетворившись этим воспоминанием, продолжал полив.
      Валя покраснел.
      Пауль подошел к Диего.
      - Погоди, погоди, - он потрогал скулу Диего, - это у тебя что за вздутие... Это тебя коллега Валя так приласкал? А? Воспитатель! Тут я прибегнул к методу, который в принципе отвергал, но который спасал меня в невыносимых ситуациях. Коллега Валя дал тебе по морде?
      - Пауль, - начал Валя, несколько смутившись, - ты чего?
      - Помолчите, коллега, - поморщился Пауль, - дайте на второго орла поглядеть, он что, прячется?
      Пауль встал на колесо грузовика, заглянул в кузов. Он был рыжеволос и веснушчат.
      - О, - воскликнул он, - здорово. Интеллигентное лицо - и фонарь под глазом. Я вижу, тут была массовая порка восставших крестьян.
      - Никак нет, - равнодушно ответил я, - грузовик трясло, и мы несколько раз ударились о борт.
      - Вот хорошо, - одобрительно кивнул Пауль, - правильно воспитанный молодой человек. Слово "аборт" знает.
      Он спрыгнул на бетонный пол, побил ладонь о ладонь.
      - Только, дорогие мои, - радостно продолжил он, - дорогие мои новички, новобранцы, запомните раз и навсегда! Рукоприкладство среди "отпетых" за-пре-ще-но! И строго преследуется! Устав есть устав.
      - О, лепит, - восхитился Ден, - тебя в "комнату Джорджи" вместо "старшего друга" - от бы там заливал!
      Ден потряс лейкой. Из лейки нехотя выпало несколько капель. Ден вздохнул и пошел вглубь площади.
      Кошка Аграфена легко, чуть пританцовывая, направилась за ним.
      - Эй, - крикнул Валя, - наглец! Тебя что - не касается? Вылезай на фиг.
      Я выпрыгнул из машины и не успел уклониться от подножки Вали.
      Я довольно сильно ударился о бетонный пол и поднялся нескоро, перемогая боль.
      - Очень плохая реакция, - равнодушно сказал Пауль, - и совсем скверно держит удары. В первой же пещере "стрелочник" выжжет "младенцу" глаз.
      И пальцем он ткнул в мое лицо.
      Палец Пауля остановился в миллиметре от радужной оболочки глаза, и я увидел огромную дубину, застившую весь мир справа, готовую выдавить, выколоть, превратить в слизь...
      - Ничего, - одобрительно сказал Пауль и убрал палец, - бледнеет и зеленеет, но не дергается и не прудит в штаны - тоже достижение. Кто тебе синяк поставил под глаз, воин?
      - Я уже ответил на ваш вопрос, Пауль, - вежливо сказал я, - и хотел бы, чтобы и вы обращались ко мне на "вы". Меня зовут Джек Никольс.
      Пауль переглянулся с Валей.
      - Валя, - спросил Пауль, - на какой помойке ты его подобрал?
      Между тем Ден вернулся с лейкой, наполненной водой. На сей раз кошка сидела у него на плече и лизала ему ухо.
      Ден завершал полив.
      - Я же и говорю - ужасно наглый народ. За двумя "младенцами" - целый грузовик.
      - Да, да, - закивал Пауль, - целый грузовик и одного идиота - это слишком. Пешком бы дошел по карте, азимуту и компасу.
      - Пауль, - всерьез обиделся Валя, - что ты надо мной при "младенцах" стебаешься? То насчет унитаза... Теперь "идиот" говоришь.
      - А че, - крикнул Ден, аккуратно нагибая лейку, - не было че ли этого? Пауль, помнишь, как он орал: "Ой, не могу, ой, не буду!" Веселые были ребята, - вздохнув, окончил Ден.
      - Да, - согласился Пауль, - и где они теперь? Иных уж нет, а тех долечат... Кого растерзали безжалостные когти, кого пронзили язвящие жала, кого растоптали тяжелые слоновьи лапы... А кого... кого, - Пауль поднял руку, словно задумавшись, словно припоминая что-то, и будто вспомнив, сообразив, легко вспрыгнул на подножку грузовика и крикнул в полуоткрытое окно кабины: - Витек, покажись новичкам.
      Дверь кабины распахнулась.
      Кошка зашипела и вцепилась в Деново плечо.
      - Аграшка, дура, - сморщился Ден, поставил лейку и принялся отцеплять кошкины когти, - ты что, "превращенцев" не видела?
      Я -то помнил по квартире Натальи Алексеевны подобных существ, а Диего отчаянно закричал, что, по-моему, говорило только в его пользу.
      Перед нами стоял, раздувая отвратительное мешковидное горло, длиннорылый печальноглазый монстр.
      - Дитя, - изумился Пауль, - что ко мне ты так страстно прильнул? Ты что, "борцов" не видел?
      - Таких - нет, - ответил я за Диего.
      - Хорошо отвечает, - одобрил Пауль.
      Лапа Вити дернулась конвульсивно резко, я не успел сообразить, что происходит, а рептилия уже деловито и ловко мяла мое лицо.
      - Витек, Витек, - позвал Пауль, - довольно ласк, довольно... Он понял. Понял. Ну, что сказано! Кнут! - гаркнул Пауль. - Хлыст!
      Витек отдернул лапу, точно ожегшись, испуганно пискнув. Я подивился тому, какой у него тоненький, тоненький жалобный писк.
      - Все, - сказал Пауль, - все! Массаж лица окончен. Марш в кабину.
      Витек ловко впрыгнул в кабину на водительское сидение и захлопнул дверцу.
      Я украдкой потрогал саднящее лицо.
      - Что, малыш, - усмехнулся Пауль, - проверяешь, не произошли ли необратимые изменения? Да нет, покуда не произошли... Смирно! - заорал вдруг Пауль, застегиваясь.
      Мы вытянулись. Из кабины выскочил Витек и застыл рядом с нами.
      Пауль успел застегнуться до того, как попал в поле зрения полковника.
      Одна кошка нагло мяучила и лизала ухо нервно помаргивающего, вытянувшегося Дена.
      У Витька нервно опадал и раздувался зоб.
      Диего стоял серовато-белый, как нависший над нами потолок, и сглатывал подступающую к горлу тошноту.
      Я обратил внимание, что его кадык дергался в такт вздувающемуся и опадающему зобу рептилии.
      "Как мы на них похожи", - подумал я.
      Полковник, заложив руки за спину, шел на нас. Он был низенький, толстенький. На нем был гражданский штатский сюртук и брюки с потертыми, вытершимися от времени лампасами.
      - Бб-те, - сказал полковник, - вольно, вольно. Денушка, еб-те, прекрати скотоложество, пусти Аграньку погулять... Ат... царапается, царапается, Грунечка, Грунечка, кисонька, кыс-кыс, иди, иди сюда... Ат... еб-те, не идет... Виктор Петрович, в кабинку, в кабинку, неча эстетику портить... Павлик, не выпячивай грудь, я в окно видел: расселся на стуле, ноги расставил, расстегнулся, декольте с волосами навыпуск, еб-те, борода и бакенбарды, плавно переходящие в волосы на груди... Иди садись. Валентин Аскерханович, привезли? - полковник подошел поближе к кадкам, сунул палец в землю, - еб-те, Денушка, я те что сказал: полить, а ты что сделал? Ай-я-яй, еб-те двадцать, ты же их залил, за-лил. Ну, смотри, лужи вокруг кадок... А? Что за болото развел. Ну, напецкал так напецкал.
      Ден стоял понурившись и шмыгал носом.
      - Коллега полковник, - начал он.
      - Бб-те, - махнул рукой полковник, - ну тя к монстру в бриллиантовой, ну, гляди, какую сырость развел... Грунечка, Грунечка, кыса, кыса...
      Кошка зашипела, выгнула спину и попятилась за Денову ногу.
      - Вот, еб-те, дилемма... понимаешь, закавыка, загадка... Я Груню люблю, а она меня нет, еб-те, шипит, а она меня, еб-те, кусает.
      - Чем меньше женщину мы любим, - подал голос от вахты Пауль, - тем легче нравимся мы ей. А кошка - женщина, коллега полковник.
      - Ббте, - изумился полковник, - Павлик, ты че влез? зачем? для чего? какая твоя цель?.. - полковник смерил Пауля взглядом. - Ну, Валентин Аскерханович, покажи новичков. У, какие, у, еб-те...
      Полковник похлопал меня по плечу...
      - Молодец, молодец, еб-те... Назовись, еб-те,.
      - Джек Никольс, - выкрикнул я и как-то само собой у меня вырвалось: Ббте.
      Пауль фыркнул. Валя разинул рот. Диего встал по стойке смирно. Ден выронил лейку.
      Потом сделалось тихо, и в наступившей тишине стало слышно умильное мурлыкание кошки Аграфены, трущейся о ногу Дена.
      - Ббте, - сказал наконец справившийся с волнением полковник, - да ты, я гляжу, артист-пародист... Для артистов, еб-те, у нас есть третья рота. Павлик оттуда, Валентин Аскерханович...Ты что, еб-те, думаешь, ты семь русалок, еб-те, и уже можешь, еб-те, полковника, еб-те...
      Полковник всерьез разволновался, он вынул из кармана большой клетчатый платок и вытер шею и затылок.
      У меня тоже вспотели шея и затылок.
      Я сглотнул и выдавил:
      - Виноват, коллега полковник, обмолвился. Сорвалось.
      - Ббте, - полковник сунул в карман клетчатый платок, - Виктор Петрович тебе коллега, а не Гордей Гордеич... Нашел себе коллегу... Виктор Петрович, сиди, сиди, не скалься...
      И тут я заметил, что рептилия высунулась из кабины и глядит на меня с живейшим, хищным каким-то интересом.
      - Брысь, сказал, еб-те, зубы повыдергаю, брысь! - не то разозлился, не то испугался полковник.
      Витек хлопнул дверцей машины.
      - Ббте, - поуспокоившись, сказал полковник, - ну а тебя как звать?
      - Диего Хальцедонов, - отрапортовал Диего.
      - Молодец, еб-те, - одобрил полковник, - умница, золотко...
      Диего старательно тянулся, ел глазами полковника.
      - Ббте, - вздохнул полковник, - жалеешь, небось, что к "чистильщикам" попал?
      - Никак нет! - бодро гаркнул Диего. - Не жалею! Рад...
      - Ббте, - нахмурился полковник, - Бриллиантов, как тебя, Аметистов... полковник пощелкал пальцами, - этот Альфонсо Аметистов...
      - Дие... - робко начал Диего.
      - Я сказал: Альфонсо Аметистов, - рявкнул полковник, - ебте, - добавил он поспокойнее, - я не чаю, как отсюда выбраться, этот... мне выкаблучивает... рад... ну, я покажу тебе рад, еб-те, я тебе покажу рад, он погрозил пальцем и, покачав головой, громко приказал Вале, - Валентин Аскерханович, этого весельчака тоже в третью роту... Прислали, еб-те, один артист-пародист, другой - коверный, еб-те, рот до ушей, хоть завязочки пришей... Весь вечер на манеже... В третью их, в третью...
      - Лезь в машину, - коротко приказал Валя, - разрешите? - обратился он к полковнику.
      - Давай, давай, - полковник замахал руками, - вези их, еб-те, с глаз долой - из сердца вон.
      Я плюхнулся на твердую скамью, рядом расположился Диего.
      Следом в кузов нырнул, хищно и ловко, Валя.
      Он не успел постучать в крышу кабины, как в кузов заглянул сияющий Пауль.
      - Ну, - Пауль был в восторге, - ну, пародист, Пиздей Пиздеич тебя верно назвал. Не, парень, - Пауль был вне себя от переполняющих его чувств, - не жить тебе с людьми, - и не дожидаясь моего вопроса "почему"?, сразу ответил: - Уж больно талантлив. Пиздей Пиздеича аж в пот бросило...
      - Просто наглец, - сухо заметил Валентин Аскерханович.
      Пауль покачал головой:
      - Не, ты его не ругай, не ругай, он тебя еще может в пещере пополам перекусить, а будешь себя с ним хорошо вести - и он тебе поможет.
      - Кончай глумиться и стебаться, - рассердился Валя, - сойди с колеса, дай отсюда уехать.
      - Да катитесь вы отсюда колбасой, - немного обиделся Пауль и спрыгнул вниз.
      Валентин Аскерханович постучал в крышу кабины, дескать, поехали.
      И мы покатили вдоль кадок с пальмами.
      Впрочем, я еще успел услышать, как Ден радостно вопит, размахивая лейкой:
      - Ббте! Кликуха есть! Пародист будет "Ббте".
      - Засветился, - с удивившей меня печалью выдохнул Валентин Аскерханович.
      - Как это, - сказал я, - полковник быстро и тихо ушел.
      - Пиздей-то? - переспросил Валя. - Да, он у нас мастак по уходам-приходам, херак - и нету его, херак - и тут он. Бегунок, - и Валя, усмехнувшись, добавил:- Ббте...бегунок.
      Дружелюбный тон Валентина Аскерхановича меня нимало не обрадовал, скорее насторожил. Но Валя, казалось, в самом деле помягчел к нам после скандала с полковником.
      - Слышь, - обратился он ко мне. - Ббте, пародист, это правда, что ты семь русалок выловил?
      - Меня зовут Джек Никольс, - твердо сказал я.
      - Ббте, - покачал головой Валентин Аскерханович, - Пауль прав. Ты очень борзой. Тебе здесь не прожить. Слышь, Ббте? Ты не в карантине, это в карантине можно было даже сержанта жизни обучать, а в Северном, - Валя шмыгнул носом, - я вот тоже гордый был, уставник был.
      - Я не гордый, - сказал я, - я просто - Джек Никольс.
      Грузовик миновал кадки с пальмами, возле одной из которых сидела рыжая собачонка с лихо торчащим одним ухом и горестно повисшим другим, так что вместе они напоминали знаки восклицательный и вопросительный в конце гневного восклицания - и понесся вдоль стены с множеством разнокалиберных дверей.
      Потолок здесь был так высок, что не диво было увидеть под ним птиц и в какое-то мгновенье забыть, что ты в подземелье.
      Птицы, и в самом деле, метались вверху.
      Валентин Аскерханович проследил мой взгляд и кивнул:
      - Тут дыры неба - неподалеку.
      Пару раз в карантине я видел длиннющие, уходящие вверх, суживающиеся вверху сияющей иголкой, звездой туннели - "дыры неба".
      - Ну, - продолжил Валентин Аскерханович, - еще из пещер поналетели, там такие летающие крокодилы с бегемотами водятся, - Валя хмыкнул, - Пиздей Пиздеич кадок с пальмами наставил, вот они и поналетели, позасрали здесь все.
      - Он, я вижу, - осторожно спросил Диего, - у вас вообще живность любит?
      - Юннат, - скривился Валентин Аскерханович, - юный натуралист. У него в штабе, в кабинете, хомяк живет и попугай. Попугай дурной такой, ни хрена слов не знает. Пиздей Пиздеич его учил-учил: и "попка-дурак", и "Антоша хороший" - скорее бы хомяка выучил разговаривать, тупой, блин, попугай оказался, как бревно...
      Грузовик остановился. Валентин Аскерханович заколотил в крышу кабины:
      - Дальше, дальше, Витек. Этих раздолбаев в к нам определили.
      Грузовик фыркнул и поехал.
      - Эт, - Валя покачал головой, - совсем Витек мышей у нас не ловит. Видел же, что Пиздей Пиздеич недоволен, а тормозит у первой... Слышь, Ббте, Ббте, оглох? Ты не обижайся, у нас у всех кликухи. Вон даже Гордей Гордеича Пиздей-Пиздеичем прозвали.
      - Валентин Аскерханович, - вежливо поинтересовался я, - у вас какая кликуха: п...бол или мудозвон?
      На сей раз Диего не стал вмешиваться, и мне удалось отбить удар.
      - Блин, - в бешенстве заговорил Валентин Аскерханович, - блин, да ты еще и драться умеешь? Ббте... пародист... К нему по-человечески, а он... драться умеет... он, - Валентин Аскерханович покрылся от волнения пятнами, ругается. С ним нормально разговаривают, а он - оскорбляет. Ты сам п...бол. Вот!
      Грузовик остановился как раз, когда Валентин Аскерханович произносил "вот". Это вышло настолько забавно, что я рассмеялся.
      Валя еще раз махнул кулаком, я ответил.
      - Брэк! - услышали мы резкий, не слишком приятный высокий голос.
      В кузов заглядывал здоровенный мужик с тоненькими, аккуратно пробритыми усиками.
      - Мишель, - морщась от боли, сказал Валя, - вот пополнение привез. Ты за дежурного?
      Мишель помолчал, потом спросил:
      - Это они что же, всю дорогу тебя так мудохают?
      - Нет, - начал объяснять Валентин Аскерханович.
      - Понятно, - перебил его Мишель, - делают перерывы, чтобы отдохнуть... Ну, капитан ты, самый здоровый, подь, капитан, сюда...
      Мишель спрыгнул с колеса и ждал меня внизу.
      - Это такая борзота, - пожаловался Валентин Аскерханович, - он и полковника на хер послал.
      - Правильно сделал, - кивнул Мишель, - туда ему и дорога... Знаешь. что он сегодня сделал?
      - Ну?
      - "Летающего воробья" выпустил... Здоровый, - крикнул мне снизу Мишель, - быстро вниз прыгай, сейчас меня будешь посылать.
      - Как же это он, - искренно ужаснулся Валя.
      - Мудак, - объяснил Мишель, - на волю птичку выпускаю...
      Я спрыгнул вниз - и тут же получил в живот, в грудь, в скулу - удар за ударом.
      Я упал и скорчился, стараясь не стонать от боли, закрываясь руками от возможных ударов.
      На какое-то мгновение боль застила все мое существо, и я не расслышал, что говорил Мишель. Потом услышал:
      -...Привезли, все нормально, а этот мудак открывает клетку, я, говорит, думал, это - птичка...
      - А, - догадался Валя, - так это за "летающим" все сорвались?
      - Сорвались, сорвались, - подтвердил Мишель и тронул меня за плечо, вставай, приехали.
      Я поднялся. Диего стоял руки по швам, навытяжку.
      Мишель деловито въехал мне пару раз по скуле, потом развернул меня и с силой дал под зад ногой.
      - Таким вот путем, - объяснил Мишель, - чтобы руки не распускал. Марш в расположение! Живо! Что ты стоишь?
      Лицо у меня горело. Нет ничего страшнее и унизительнее, чем идти с битой рожей и битым задом. Кто хоть раз испытал это - не забудет никогда.
      Если хоть раз вам въехали в морду, а вы не смогли защититься, то чувство бессилия и унижения выжгут в вашей душе славный чудесный след, траншейку, и долго, долго на вашем небе вместо доброго солнца над вами будет нависать насмешливый кулак.
      Но тут и неба не было, но здесь и удар кулаком по морде был не самое ей-же-ей - страшное. Подумаешь.
      Вон Валентина Аскерхановича головой в унитаз окунули, а он - ничего. Жив и здоров, силен и весел.
      Все дело в дивной способности человека забывать. Ведь если бы унижение, испытанное Валентином Аскерхановичем тогда, было бы живо в нем до сих пор, как бы он жил? Как бы он мог бы жить?
      Он загремел бы в "вонючие" - и не вылезал бы из болота.
      Валентин Аскерханович распахнул перед нами двери, тяжелые, кованые.
      Казарма как казарма.
      Двое "отпетых", голых по пояс, натирали пол.
      - Хуан, Федя, - окликнул их Мишель, - кончай работы. Прибыло молодое пополнение...
      - У, - подивился Хуан, - молодое пополнение уже получило в морду? Так скоро? Это, наверное, очень лихое молодое пополнение.
      - Так, - сказал Мишель и ткнул в меня пальцем, - южный наглец. Докладывай.
      - Джек Никольс. Бывший воспитанник седьмого карантина прибыл в третью роту "отпетых" Северного городка.
      Валентин Аскерханович прошел к совей кровати, уселся на табурет и сказал:
      - Он - пародист, блин, такие штуки отмачивает. Полковнику представляется: "Джек, ебте, Никольс, ебте. Прошу любить и жаловать, ебте. Пиздея чуть удар не хватил.
      "Отпетые" и Мишель расхохотались. Диего заулыбался, я усмехнулся и тут же получил тычок в зубы.
      - Рукоприкладство у "отпетых", - сказал я и потрогал расшибленную губу, - запрещено.
      Мишель сунул мне кулаком в ухо.
      Я шатнулся, схватил табурет, стоящий рядом, - и целый град ударов посыпался на меня.
      Я свалился на пол, табурет брякнулся рядом со мной.
      Боль, соленый вкус крови, бессилие и тяжесть собственного тела, ставшего просто мешком из боли и тяжести, придавили меня к полу.
      - Ну, - спросил Мишель, подождав, пока я восстановлю дыхание, - что кряхтишь, как старый дед? Встал и пошел драить унитазы и медные ручки в умывальнях... Давай, давай, очень медленно, страх как медленно...
      Я поднялся, морщась от боли, поставил на место табуретку, взялся за спинку кровати и пообещал:
      - Я тебя убью.
      - Убьешь, убьешь. - презрительно хмыкнул Мишель, - вон Валентин Аскерханович, когда его только, только привезли, тоже бегал по расположению - орал: убью, зарежу - растопчу - не помилую. Я нервный и у меня воо такой нож есть! Помнишь, Валек, - Мишель подмигнул Валентину Аскерхановичу, - как ты тут всех воо таким ножом стращал?
      - Помню, а как же? - заулыбался едва ли не радостно Валентин Аскерханович, - а нож у меня, кстати, был.
      - Нож, - сказал один из "отпетых", что натирал пол, а ныне наблюдал за воспитательной сценой, - это не главное! Зарезать можно и ногтем - было бы старание, умение и желание.
      - И любовь к однажды выбранному делу, - шмыгнув носом, сказал второй "отпетый".
      - Что стоишь? - поинтересовался Мишель. - Что скрипишь зубами? Пыхтишь, сопишь? В чем дело? Ты плакать собрался? Нет? Вон там каптерка. Хуан пойдет с тобой, выдаст рабочую робу и кальсоны. Вопросы? Чего ты ждешь? О чем думаешь?
      - Я... думаю... как... тебя... убить, - раздельно выговорил я.
      - Ох, - вздохнул один из "отпетых", по всей видимости, Хуан, - да ты и в самом деле пародист. Так нельзя.
      Кулаки Мишеля утюжили мое лицо, превращая его в морду, в физиономию, в побитое рыло, в которое чем дальше, тем больше хочется бить, бить и бить.
      Мишель бил и приговаривал:
      - Раз навсегда запомни: не пугай, не пугай! Не хами. Знай свое место... Самое главное - знай свое место.
      Наконец Мишель утомился и перестал бить. А еще говорят, что душа не связана с телом! За пять минут из уверенного в себе выпускника карантина я вновь превратился в жалкого неуча, в дурня, в побитого пса, каким меня приволокли в карантин под начало к сержанту Джонни.
      - Но если я, - сказал я, сел шевеля разбитыми губами, - буду знать свое место, как же я убью Его?
      - Что, что? - не понял Мишель и , не поняв, заинтересовался.
      Я подождал, приводя в порядок мысли, разбросанные кулаком Мишеля по закоулкам сознания, и наконец сказал:
      - "Отпетый", по-моему, как раз и не знает своего места, раз его конечная цель - убить... - я сглотнул боль, мешавшую говорить, - зверя... то есть главная задача "отпетого" - не знать своего места, потому-то он и может оказаться в "вонючих".
      - Ах ты падла, - всерьез рассердился Мишель, - так ты еще и философ!
      - Он еще и поет, - рассмеялся Хуан.
      Я получил удар в ухо и вновь полетел на пол.
      ...Я поднялся и побрел к каптерке получать робу, по пути получив пинок от Мишеля.
      Валентин Аскерханович хмыкнул:
      - Из карантина теперь такие наглые выползают, только что крыльев и когтей нет, а так все при всем.
      - Ничего, - сказал Хуан, двинувшийся следом за мной с ключами от каптерки, - ничего страшного: здесь мы мигом крылья выдернем, а когти острижем.
      - До тех пор, - подсказал Федя, - покуда новые не отрастут - крепче, надежнее.
      _____________________________________________________________
      Эта неделя слилась для нас с Диего в одну нескончаемую, освещенную лампами дневного света, бессонную ночь. Кажется, не было уголка в казарме, которого мы не вычистили, не вылизали, не отодрали.
      В долго тянущиеся часы бодрствования за мелкой унизительной или тяжелой работой я порой с внезапной ясностью понимал: я - один. Совершенно, абсолютно один, надо мной гигантская толща почвы и камня, и я запихнут в самый темный и самый грязный закуток.
      Мне вспомнились слова, слышанные мной уже очень давно: "Всякому человеку есть что терять. И чем меньше человек имеет, тем больше он может потерять, тем с большей жалостью он вцепляется в то, что имеет". Это было правдой. Сон - вот что оставалось у меня, и я жадно припадал к часу, часику, полу-, четверь часику выкраденного, выцыганенного сна.
      Несколько раз я заснул на занятиях. Незнакомый капитан растолковывал нам про самого для нас опасного зверя - про "птичку - черную точку" на горизонте, серую пичужку в клетке - на воле, едва лишь встретится с противником, моментально расползающуюся жгучим уничтожающим студнем с множеством присосок, шевелящихся мохнатых лапок, - про "летающего воробья".
      Такого и среди тренажеров в карантине не было: как его приручишь? Как приучишь "тренажерствовать" безжалостный расплескивающийся студень, в секунду обращающий тебя в ничто, в прах и пепел, и от восторга уничтожения еще и шевелящий своими лапками, щупальцами, чмокающий присосками, еще бы кого, еще бы что...
      С таким чудищем можно работать только на экране, нажимая кнопочки, подергивая рычажки.
      - ...Не совсем понятно, - лениво тянул капитан, он даже не представился нам, когда пришел на занятия, - можно ли назвать "летающего воробья" живым существом в полном смысле этого слова? Кажется, что это некая межеумочная, срединная организация материи. В лабораториях...
      Я с силой надавил кнопку и снова опоздал: на голубом экране белесой кляксой расплылась моя очередная неудача.
      Капитан сделал пометку в журнале и сказал:
      - Джек Никольс.
      Я стал подниматься.
      - Сидите, юноша, сидите, - недовольно замахал рукой капитан, - что вы, в самом деле? Я буду запускать вам помедленнее, но вообще... вообще-то, капитан покачал головой, - если вы на вольном воздухе так будете телепаться. ..
      На экране зачернелась точечка. Я хлопнул по кнопке. Точка вспыхнула ослепительно-белым.
      - Да что вы по кнопкам-то колотите? - поморщился капитан, - вы бы еще кулаком бы саданули.
      В классе засмеялись.
      - Молчать, - не повышая голоса, сказал капитан и сделал в журнале сразу несколько пометок, - будете много веселиться, я вам так экраны запорошу замаетесь кнопочки нажимать.
      Я еле поспевал за появляющимися на экранах точками. Откуда-то издалека, сквозь гудущую, гудящую вату усталости, головной боли, разламывающихся висков, доносились слова, обрывки фраз:
      - ...И здесь главное - успеть... Или отойти... Вообще не щекотать... Не-попадание в "летающего воробья" - все равно что попадание лично в вас... Лучше пальнуть из огнемета в себя, чем пальнуть из огнемета в "летающего воробья"... и не попасть.
      Я увидел перед собой множество деревянных застекленных строений. В синем небе чернели опасной сыпью точки и точечки. Они напоминали черные звезды, черные снежинки, застрявшие в небе по пути к земле.