На несколько миль вокруг земля была завалена вещами в панике бежавших северян. Здесь валялись одеяла и вещевые мешки, седла и ботинки, штормовки и коробки из-под патронов. На полях рядом с фермой Бушонг лежали павшие и раненые солдаты обеих армий.
      Ройс шел с хирургами и санитарами-носильщиками, обмениваясь кивками с женщинами из Нью-Маркета, которые покинули свои дома в эту промозглую ночь, чтобы помочь раненым, независимо от того, к какой армии они принадлежали.
      Ройс искал Боганнона Холстона.
      Дождь смывал кровь, превращал следы от ботинок в глубокие грязные лужи. Зловоние, исходящее от трупов, ощущалось не так остро, но дождь не мог облегчить страдания тех, кто все еще дышал, истекая кровью.
      Ройс заметил, что навстречу ему пробирается по вязкой грязи Джон, ведущий за собой какого-то курсанта. Этот мальчик был все еще очарован зрелищем войны, теориями, преподаваемыми в классе и на плацу, где слово «смерть» не значило ничего, а слово «честь» было священно.
      Их посвящение в солдаты произошло сегодня, и никто не знал, сколько этих мальчиков погибло во время «церемонии» крещения огнем. Только не Бо. Господи, только не он!..
      Когда мужчины поравнялись с Ройсом, курсант отдал честь. Ройс тоже отдал честь, удивляясь тому, что собственная рука показалась тяжелой, как свинец.
      – Капрал Хочкисс, сэр, – представился молодой человек. – Я слышал, вы разыскиваете рядового Холстона?
      Ройс кивнул, сосредоточив внимание на пухлом, как у ребенка, лице молодого человека с румяными щеками и невинными голубыми глазами. У Ройса комок подступил к горлу – глаза точь-в-точь как у Бо.
      – Боганнон упал рядом со мной, – сказал курсант. – В него попала первая же пуля. Его уже отправили в город.
      – Он погиб или ранен, капрал?
      – Ранен, сэр. Извините… Я не подумал, – виновато ответил юноша.
      Бо жив. Ройс испытал огромное облегчение. Молодой человек тоже. Это было весьма кстати, так как избавило Ройса от необходимости благодарить курсанта, что смутило бы обоих.
      Ройс положил руку на плечо молодого человека:
      – Сколько вам лет, капрал Хочкисс?
      – Шестнадцать, сэр, в ноябре исполнится семнадцать.
      – Вы вели себя как настоящий мужчина, – тихо произнес Ройс. – Для меня большая честь пожать вам руку.
      Капрал распрямил плечи, вытянулся в струнку, как на параде, и протянул руку. Ройс пожал ее, а потом привлек парня к себе и обнял.
      – Вы можете гордиться собой. – Ройс судорожно сглотнул и выпустил молодого человека из объятий. – Вы свободны. Поищите горячей еды и сухую постель. Это приказ, капрал.
      Капрал Хочкисс посмотрел на свою руку, и внезапно его лицо озарила широкая улыбка.
      – Что за день! Я сражался под командованием генерала Брекинриджа и пожал руку самого полковника Кинкейда.
      – Уносите отсюда ноги, капрал, пока я не поставил вас в охрану, – сказал Ройс.
      Курсант вновь отдал честь и пошел прочь, Ройс смотрел ему вслед.
      – Как думаешь, он вымоет руки перед обедом? – поинтересовался Джон деланно беспечным тоном.
      Ройс проигнорировал вопрос, не в силах скрыть охватившие его после сражения чувства.
      – Что это за война, если мы заставляем наших детей идти на смерть? – спросил он.
      – Адская война.
      Они вместе отправились в обратный путь по грязному топкому полю. Молча. Не проронив ни единого слова. И Ройса вновь одолело беспокойство. Насколько серьезно ранен Бо? Он заметил, что курсант направился к одному из умерших.
      – Думал, это наш, – произнес капрал. – Но он янки.
      Ройс посмотрел вниз, и что-то оборвалось в его душе, оставив кровоточащую ноющую рану Он опустился на грязную землю и убрал темную прядь волос с лица солдата. Еще один мальчик.
      – Где Сэвидж? – спросил он. Джон не ответил. – Господи, Джон, где Сэвидж? Это его племянник, тот мальчишка, вражеский дозорный, которого ты когда-то поймал.
      Джон снова промолчал. Ройс медленно выпрямился и посмотрел в лицо Джона. В уголках его губ пролегли глубокие складки.
      Ройс швырнул шляпу на землю.
      – Черт тебя подери, почему ты мне ничего не сказал?
      – Подумал, что на сегодня с тебя достаточно переживаний.
      Ройс продолжал смотреть на Джона. Сэвидж мертв. Его племянник тоже мертв. Девитт и еще двое его товарищей погибли во время перестрелки. Одному Богу известно, сколько народу полегло сегодня на этом поле. Где-то лежал раненый Боганнон Холстон, и Ройс вынужден был сообщить эту печальную новость Аннабель. Господи, даже его любимый конь мертв.
      Конфедерация умирала. Это была медленная, мучительная смерть, влекущая за собой необходимость посылать курсантов, почти мальчишек, под артиллерийский огонь. Ройс повернулся и пошел через поле куда глаза глядят, не произнеся ни единого слова проклятия.
      Джон Дешилдс подобрал с земли шляпу друга. Он наблюдал, как полковник Кинкейд шагал по полю, увязая в грязи, его худощавая фигура четко выделялась в свете фонарей.
      Внезапно Кинкейд остановился, и огонь костров осветил жесткие черты его лица, когда он медленно повернулся, словно впервые увидел поле боя, и устало опустился на пенек, уронив на руки голову Его широкие плечи вздрагивали.
      – Что с ним? – спросил курсант.
      – Война, сынок. Даже храбрый мужчина плачет. Каждый из нас плакал. – Джон сглотнул и продолжал. – А он – нет. С самого начала войны ни единой слезинки не проронил.
      Войска стали собираться – кавалеристы Кинкейда, пехотинцы, артиллеристы, уцелевшие в бою курсанты военного института. Дешилдс кивнул, и всадники начали движение, окружая пень, на котором сидел командир. Суровые молчаливые мужчины снимали поношенные шляпы и склоняли головы. Окруженный солдатами, полковник Кинкейд дал волю эмоциям.
      Казалось, предсмертные стоны затихли, когда на поле спустилась ночь и первые капли дождя упали на землю. Это было поле чести для юнцов, поле потерь для янки.

      Аннабель увидела их в кухонное окно – отряд уставших всадников, едущих сквозь заросли одуванчиков. Сердце ее словно замерло, пока она искала глазами худощавого всадника в потертой фетровой шляпе, украшенной тонким пером чайки. Увидев его, она будто ожила и пересчитала едущих мимо нее всадников, которые стали теперь ее семьей.
      На этот раз с ними не было Гири. Аннабель терялась в догадках: то ли он просто уехал в другой лагерь, то ли погиб? Она старалась не вспоминать май прошлого года, когда отряд вернулся без Уильяма Сэвиджа. Однако память снова и снова возвращала ее к событиям того дня.
      Солнце ярко светило, воздух был настолько прозрачным, что горы четко вырисовывались на горизонте. Она увидела их из этого самого окна, усталых запыленных мужчин, пересекавших горный хребет.
      Аннабель побежала, подхватив юбки и стуча каблуками. Ройс спешился и раскрыл ей объятия. Она побежала быстрее. Прильнула к его мускулистой груди и звонко рассмеялась, когда он крепко обнял ее.
      Боганнон Холстон поправился. Он теперь был в Ричмонде с остальными курсантами. Военный институт и большую часть Лексингтона сожгли северяне. Папин дом тоже сожгли, но это была небольшая потеря. Аннабель едва не потеряла Бо, и от этой мысли сердце ее разрывалось на части. Она даже боялась думать о том, что может понести еще более тяжелую утрату. Жизнь теперь ничего не стоила, война не знала ни жалости, ни сострадания.
      Аннабель направилась к своей хижине. Прошла мимо Ройса, но не остановилась. Она уже знала, что он жив, и на сегодня ей этого было достаточно.
      Солнце немилосердно жгло, а в хижине было темно и прохладно. Аннабель опустилась в кресло-качалку и стала раскачиваться, глядя в окно на заросли болиголова и бревенчатый мост через горную речушку.
      Снаружи до нее доносились ржание лошадей, громкие голоса, звон упряжи и удил. В большом доме этих людей ожидали свежесваренный кофе и джем из голубики, поэтому Аннабель позволила себе немного расслабиться.
      Ей хотелось выплакаться, но она не давала волю слезам. Слишком много их накопилось с начала войны.
      Ройс приезжал на несколько дней и уезжал снова. Они вместе выполняли обязанности по дому. Спали в одной кровати, но не прикасались друг к другу, даже не разговаривали. Аннабель поворачивалась к мужу спиной, а когда он засыпал, смотрела на него.
      Иногда ей до боли хотелось прикоснуться к нему, погладить застарелые шрамы. Но Аннабель боялась, что он проснется.
      Аннабель раскачивалась в кресле, наблюдая за тем, как мужчины повели своих коней к конюшне, а потом услышала звон шпор за спиной. Он по-прежнему был ее мужчиной, но она не хотела любить его и пыталась забыть о своих чувствах, хотя это было невозможно. Она всегда любила его и противостоять этой любви было выше ее сил.
      Нет, он не совсем ее мужчина. Ройс принадлежал Конфедерации. Ведь он сам когда-то сказал ей, что в первую очередь он солдат и только потом мужчина.
      Ройс подошел к ней и встал так близко, что она могла видеть его покрытые пылью сапоги, однако Аннабель не подняла на него глаз. И не спросила о Калебе – боялась.
      – Я подумал, может, тебе захочется поехать со мной к водопаду, пока я не расседлал коня, – произнес Ройс.
      Аннабель промолчала, продолжая смотреть сквозь рифленое стекло на щебечущую сойку, прыгающую с ветки на ветку.
      – Ты, Энни, устала от всех этих мужчин, но считаешь своим долгом о них заботиться. Я вижу это каждый раз, когда ты готовишь, штопаешь или ухаживаешь за ранеными. Тебе нужно уехать отсюда, ощутить лучи солнца на своем лице и ветер, развевающий волосы.
      – Именно это ты чувствуешь, когда скачешь под пули? Или склоняешься над очередным убитым солдатом?
      Ройс тяжело вздохнул. Сцепленные руки Аннабель лежали на коленях. Она напомнила себе, что не должна давать волю чувствам. Однажды этот мужчина погибнет на залитом кровью поле боя, и тогда она тоже умрет. Просто потому, что не сможет жить дальше.
      – Аннабель… – Рука Ройса легла ей на плечо. – Поговори со мной, Энни. Я не знаю, что происходит, объясни мне.
      В груди Аннабель поднялась волна гнева. Она вскочила с кресла так резко, что оно перевернулось. Но тут же взяла себя в руки.
      – Мне нечего тебе сказать, – бросила она равнодушно.
      Ройс схватил ее за плечи и с силой встряхнул.
      – Черт возьми, женщина, скажи, что тебя мучает?
      Аннабель попыталась вырваться, но Ройс лишь крепче прижал ее к себе.
      – Ты просто убиваешь меня своим молчанием. Ради всего святого, облегчи душу. Кричи, ругай меня, только не молчи.
      – Не прикасайся ко мне!
      Аннабель посмотрела в глаза мужа и увидела в них боль. Пусть страдает так же, как она всякий раз, когда он покидает ее и уезжает на войну.
      – Я не могу вынести твоих прикосновений.
      Руки Ройса безвольно опустились, и он покачал головой:
      – Ты не это хотела сказать.
      Аннабель закрыла глаза, чтобы не видеть муки, написанной у него на лице. Ройс дотронулся до ее волос.
      – Скажи, чего ты хочешь? Господи, Аннабель, я готов вырвать свое сердце и преподнести его тебе на серебряном блюде, если это вернет твою улыбку.
      – Чего я хочу? – натянуто рассмеялась она. – Я хочу, чтобы эта война закончилась. Хочу, чтобы солдаты вернулись домой. Чтобы мой дом вновь стоял целым и невредимым, а люди, которых я любила, вернулись ко мне… – Голос Аннабель дрогнул. – Хочу просыпаться утром и не думать о том, что могу потерять сегодня кого-нибудь, кто очень мне дорог.
      – Не в моих силах закончить войну. Никто не может этого сделать.
      – Мужчины не могут. Они с легкостью начнут войну, будут стрелять из пистолетов и умирать под пулями. Но положить ей конец не в их силах. Почему, Ройс? Скажи, почему?
      Ройс вцепился в спинку стула так, что побелели костяшки пальцев.
      – Я сражаюсь за наш дом, Энни, за тебя. Я готов за это умереть.
      – Не надо мне таких жертв. Я сама о себе позабочусь.
      Аннабель повернулась к мужу спиной и ждала, пока он уйдет, но он все не уходил, и она слышала его тяжелое дыхание. А когда ушел, она готова была заплакать.
      Девушка смотрела в окно на бревенчатый мост, на заросли болиголова, шелестящие на ветру.
      Потом выбежала из хижины и пошла куда глаза глядят. Ройс окликнул ее, но она лишь ускорила шаг. Ей хотелось уйти хоть на край света, где она никогда не узнает, что пуля настигла ее мужа. Дойдя до моста, она побежала.

* * *

      Ройс не верил в любовь до тех пор, пока в его жизни не появилась эта женщина. Он полюбил ее, а теперь терял.
      Волна холодной ярости захлестнула его. Ему хотелось ненавидеть ее и в то же время обладать ею. Но больше всего ему хотелось увидеть радость в ее глазах.
      Ройс отвязал коня и повел к конюшне, но, не сделав и трех шагов, остановился, раздумывая, стоит ли последовать за Аннабель.
      – Я позабочусь о твоем коне, – сказал Джон. – Ты нужен ей.
      – Не знаю, как бы не сделать хуже.
      – Одному Богу это ведомо. Я никогда не понимал женщин, но случай с Аннабель особый, – сказал Джон, беря коня под уздцы. – Калеб не вернулся с нами.
      – Калеб тут ни при чем, – огрызнулся Ройс.
      Аннабель всегда заботилась о бойцах. Но ее муж Ройс, а не Калеб.
      – Она беспокоится, но скрывает это от тебя. Остальные, в том числе и я, видят это, потому что жили с ней бок о бок достаточно долго. С каждым разом ей все тяжелее и тяжелее расставаться с тобой, – сказал Джон, кивнув в сторону тропы, по которой они обычно уезжали из лагеря. – Она смотрит на этот холм, ожидая нашего возвращения. Ищет тебя глазами. Все чувства написаны у нее на лице.
      Джон сдвинул шляпу на затылок, и солнце осветило его лицо.
      – Стоит ей увидеть тебя, как страх исчезает из ее глаз. Но если кто-то не вернулся, она несколько дней ходит как в воду опущенная.
      Только сейчас Ройс осознал, что Аннабель живет в постоянном страхе. И это его вина. Ему, видите ли, хотелось всякий раз, возвращаясь с войны, находить успокоение в ее объятиях.
      Живя здесь, Аннабель знала о каждой схватке и перестрелке, знала каждого, кто погибал, и постоянно думала о том, что следующим может оказаться ее муж.
      Джон открыл ему глаза.
      – Она когда-нибудь плачет? – спросил Ройс.
      – По крайней мере, никто из нас этого не видел.
      Ройс вспомнил, что Аннабель никогда по-настоящему не плакала, только слезы изредка наворачивались ей на глаза. Он вскочил на коня и взялся за поводья.
      – Не позволяй парням ехать за нами, что бы вы ни услышали. Я побуду с ней, и мы не вернемся в лагерь на ночь.
      – Кажется, у тебя осталось немного здравого смысла, а то я думал, что мне придется ехать за ней.
      – Нет уж, это моя забота.
      Ройс поскакал вдогонку за женой.
      Сквозь шум водопада он услышал рыдания Аннабель.
      Он спешился и привязал коня к еловому пню. Аннабель вскочила и, свернув с тропинки, побежала через кусты. Ройс бросился следом и вскоре увидел жену на берегу горного ручья.
      Он подошел и опустился на землю рядом с ней.
      – Энни, милая Энни, – тихо произнес он, пытаясь обнять ее.
      Аннабель вырывалась, колотила его кулаками, продолжая рыдать. Ройс крепко обнял ее. Обессилев, Аннабель уткнулась лицом в рубашку мужа и вновь зарыдала.
      – Все хорошо, дорогая, – пробормотал Ройс. – Поплачь.
      Вскоре всхлипы Аннабель стали тише, а его рубашка намокла. Ее боль передалась ему. Возможно, это и есть любовь – когда влюбленные делят и горе, и радость.
      Ройс баюкал ее до тех пор, пока она не затихла.
      – Леди никогда не плачут, – произнесла Аннабель.
      – Еще одна заповедь из пособия для настоящих леди? – спросил Ройс, едва сдерживая смех.
      – Заповедь номер три, – сказала Аннабель очень серьезно.
      – Дорогая, когда-нибудь ты объяснишь мне, почему проигнорировала почти все правила, кроме этого, самого глупого.
      – Это признак слабости. Ведь ты никогда не плачешь.
      – Но я никогда не стремился стать леди.
      Аннабель тихонько хихикнула. Ройс погладил ее по затылку, испытывая непреодолимое желание заглянуть ей в глаза.
      – И все же ты ошибаешься. Слезы не всегда признак слабости. Я тоже однажды плакал и считаю это одним из самых мужественных поступков в моей жизни.
      Аннабель вскинула голову. Она не поверила мужу.
      – Это было после сражения при Нью-Маркете, – стал рассказывать Ройс. – Я боялся за Бо, не знал, как сообщить тебе, что он тяжело ранен. А потом увидел на поле боя убитого Абнера, и Джон сообщил мне, что Сэвидж мертв. Для меня это было настоящим ударом. Я сел на пень посреди поля боя. Мимо проходили люди, лил дождь… А я плакал и плакал, не в силах остановиться.
      – Ты никогда не рассказывал мне об этом.
      – Мы очень похожи с тобой, дорогая. Оба слишком гордые, и поэтому нам иногда не хватает здравого смысла. Но это дело поправимое. Теперь, как только тебе станет страшно и ты разозлишься или опечалишься, сразу говори мне. Я помогу тебе с этим справиться. Я постараюсь поступать так же. Будем друг с другом откровенными. Ведь мы муж и жена.
      Аннабель ничего не ответила, лишь поудобнее устроилась в объятиях Ройса. Мимо пролетела птичка, сверкнув желтым брюшком. Над их головами покачивались, шелестя листвой, деревья, ветер доносил сладкий аромат лилий и водосбора.
      Ройс наблюдал за стремительными движениями яркой пятнистой форели в прозрачной воде горной речки. Ее золотистые и голубые чешуйки ослепительно сверкали в лучах солнца. Только шум водопада – вечный и неизменный – нарушал тишину. В душе Ройса царили мир и покой. Аннабель лежала так тихо, будто спала. Ройс так и подумал, но тут же заметил, что взгляд ее больших темных глаз устремлен на него. Аннабель протянула руку и коснулась губ мужа.
      – Я люблю тебя, но боюсь этого чувства, – тихо произнесла она.
      – Ты боишься потерять меня, Энни, но я не могу обещать тебе, что выживу в этой войне. И что не умру на следующий день после окончания войны. Никто не может предсказать будущего.
      Глаза Аннабель вновь наполнились слезами. Ройс поцеловал ее, выпустил из объятий, встал и помог девушке подняться.
      – Я хочу показать тебе кое-что, детка.

* * *

      – Проснись, спящая красавица.
      Аннабель вздрогнула и проснулась, ощутив, как рука мужа плотнее обхватила ее. Рядом с Ройсом она чувствовала себя в полной безопасности. Аннабель хотелось быть смелой и независимой, но она отчаянно нуждалась в нем.
      – Где мы?
      – Мы проехали несколько миль вдоль ручья, – ответил Ройс.
      Спешившись, он обнял Аннабель за талию, а она положила руки ему на плечи.
      Ноги девушки коснулись земли, и перед глазами у нее все поплыло. Аннабель уткнулась лбом в руку Ройса, а когда пришла в себя, увидела озабоченное лицо мужа.
      – Закружилась голова, – пояснила Аннабель. – Но все уже прошло.
      Губы Ройса вытянулись в тонкую линию.
      – Ты так много заботишься о других, что забываешь позаботиться о себе самой, – сказал Ройс, проводя пальцем по носу жены. – Держу пари, ты целый день ничего не ела.
      Аннабель округлила глаза, задумавшись над его словами, а потом пожала плечами. Порывшись в седельной сумке, Ройс одарил жену одной из своих ослепительных улыбок, протянул ей галету и старый вещмешок.
      – Это то, что тебе нужно, дорогая, только не пытайся жевать ее, иначе зубы сломаешь. Подержи во рту, чтобы размякла.
      Ройс смеялся, и Аннабель захлестнула такая мощная волна любви, что у нее чуть было вновь не закружилась голова. Она с сомнением посмотрела на галету.
      – А для чего мешок?
      – Для ежевики. Собери немного, пока я подготовлю сюрприз.
      Тяжелые спелые ягоды гроздьями свисали с кустов, растущих вокруг. Аннабель наполнила мешок и поела немного ягод, пока Ройс мыл коня. Поев, девушка почувствовала себя гораздо лучше. И, набравшись смелости, спросила:
      – А Калеб?.. Он… его…
      Ройс прищурился, долго смотрел на жену, потом лицо его просветлело и нежная улыбка тронула губы.
      – Джон был прав, а с Калебом все в порядке. Сказал, что хочет навестить мать, а сам отправился на свидание с девушкой.
      Ройс зачерпнул горсть ежевики из мешка и отправил ее в рот. Он медленно жевал, вглядываясь в лицо жены.
      – Я вернусь через несколько минут. Надеюсь, ты не уйдешь, дождешься меня?
      – Думаю, да, – ответила Аннабель и улыбнулась. – Я просто не знаю дороги отсюда.
      Ройс фыркнул и повел коня прочь, исчезнув из виду за нагромождением камней и густыми зарослями кустарника. Аннабель села на землю и принялась есть ягоды.
      Стайка бабочек кружилась над берегом ручья. Одна из них порхала меж оранжевыми лепестками, собирая нектар. Аннабель наблюдала за бабочкой, необыкновенно красивой, с черными, похожими на глаза пятнами на хрупких крылышках. Казалось, бабочка растворялась в лепестках цветов. Аннабель ощущала себя такой же легкой и свободной, как эта прекрасная бабочка. И такой же хрупкой.
      Ройс все не возвращался. Аннабель растянулась на земле, подложив руки под голову, и смотрела в бездонное голубое небо. Лучи солнца падали на лицо, и она закрыла глаза, мечтая о том, чтобы мир и спокойствие были явью, а война – дурным сном. Услышав шаги Ройса, Аннабель с неохотой поднялась.
      – Что ты делаешь? – спросила она, увидев, что Ройс обвязывает ее талию одним концом веревки, а другим – свою.
      – У тебя есть привычка идти туда, куда вздумается, а мне, черт возьми, очень не хочется лазать по пещерам в поисках своей пропавшей жены.
      Аннабель не смогла удержаться от смеха. Ройс взял ее за руку и повел в кромешную тьму.

      Казалось, они шли вниз по склону, далеко в глубь земли. Здесь было холодно и пахло сыростью. Аннабель хотелось кричать от страха.
      – С тобой все в порядке? – Ройс остановился, и по движению воздуха Аннабель поняла, что он повернулся, и почувствовала его руки на своих плечах. – Что случилось, Аннабель?
      – Я… я…
      Она никак не могла выразить свою мысль. В голове гудело. Девушку била дрожь. Даже зубы стучали.
      – Энни! Что случилось?
      – Не знаю.
      Ройс крепко прижал ее к себе. Аннабель даже услышала мерный стук его сердца.
      Аннабель прерывисто вздохнула.
      – Я как будто умираю… святые небеса. Ройс!
      – Мы уже пришли, дорогая. Не бойся. Я рядом.
      Ройс взял жену за руку и повел дальше по подземному коридору. Неожиданно стало светлее, и Аннабель отчетливо увидела силуэт мужа. Она замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. Ройс обернулся и пристально посмотрел на жену.
      – Энни, – окликнул он ее.
      Аннабель вспомнила, что уже была здесь однажды, пусть даже в лихорадочном сне, вспомнила темноту и появившуюся в круге яркого света маму.
      – Нет! – Аннабель попыталась высвободить руку. – Пожалуйста, Ройс, – попросила она, не в силах скрыть своих ощущений.
      – Я плакал еще один раз, – печально произнес Ройс. – Аннабель, ты действительно умерла от той раны. Инфекция и пневмония сделали свое дело. Ты перестала дышать, и я не знаю, как долго это продолжалось. Я сидел рядом с тобой, не в силах помочь. А ты умерла, пытаясь спасти мою никчемную шкуру. И я это знал. Я хотел умереть, потому что не знал, как буду жить без тебя.
      Аннабель это чувство было знакомо, она испытывала его каждый раз, когда он отправлялся на войну.
      – Я знаю, – прошептала Аннабель.
      Она наконец поняла, что именно хотел сказать Ройс. Умереть можно и в мирное время. Ведь и она могла уйти в мир иной и оставить его страдать в одиночестве.
      – Я действительно готов умереть за тебя, но это не смелость, родная. Смелостью было бы жить без тебя, – сказал Ройс, беря девушку за руку, и они пошли дальше.
      Ройс зажег еловые факелы, воткнутые в расселины в стенах, и огонь запылал, отражаясь в каменных образованиях, которые казались застывшими каплями, свисающими с пещеристого потолка. Они переливались всеми цветами радуги, начиная с драгоценных оттенков рубина, изумруда и топаза и кончая золотыми и серебряными огоньками, мерцающими в мягком свете.
      Ройс привлек жену к себе.
      – Красиво, не правда ли? – спросил он.
      Аннабель не могла оторвать глаз от открывшейся ее взору картины.
      – В моем доме много красивого…
      Ройс говорил так тихо, что Аннабель с трудом различала слова. Она залюбовалась его красивым лицом с высокими скулами, блестящими черными волосами. Аннабель погладила их, потом прижала ладонь к его щеке.
      – Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, Ройс?
      – Мне не за что тебя прощать. Ты моя жена, и я люблю тебя.
      Сердце Аннабель замерло.
      – Что ты сказал?
      – Я сказал, что люблю тебя, милая Энни. И всегда буду любить.
      – Есть еще кое-что, любимая. Хватит ли у тебя храбрости пройти немного дальше?
      – А ты будешь держать меня за руку?
      Ройс усмехнулся:
      – Я даже могу тебя туда отнести.
      Аннабель не хотела выглядеть в его глазах трусихой и сказала:
      – В этом нет необходимости.
      На этот раз коридор оказался короче, по обеим сторонам горели факелы. Они вошли в пещеру, и у Аннабель захватило дух. Ничего подобного она не могла себе вообразить.
      Посреди пещеры находилось озеро, такое тихое и прозрачное, что казалось, будто замки из драгоценных камней поднимаются из самых его глубин. Однако это было всего лишь отражение окаменевших сталактитов, свисающих со сводчатого потолка.
      Ройс обогнул озеро. Пламя факелов отражалось в мокрых камнях, когда он повел Аннабель по выдолбленным водой ступенькам к широкой площадке. На этот раз девушка рассмеялась.
      – Неудивительно, что ты отсутствовал так долго, – сказала она. – Ты был занят.
      В дальнем углу площадки, у самой стены грота стояла кровать, пахнущая хвоей, а перед кроватью Ройс устроил импровизированную скатерть-самобранку. Здесь были свежие ягоды ежевики, каравай хлеба, соленая свинина и несколько маленьких кексов, которые Аннабель испекла для бойцов перед их последним походом. В центре этого стола стояли фляжка и две оловянных кружки.
      – Еще до того как ты стала моей, – начал Ройс, – я частенько приходил сюда и думал о тебе, мечтал о том, чтобы привести тебя сюда и любить тебя здесь.
      У Аннабель перехватило дыхание. Он никогда не говорил о тех годах, что они провели в разлуке, и ей даже в голову не приходило, что он когда-либо думал о ней. Ройс налил в кружки какой-то напиток.
      – Я не знала об этом, – сказала Аннабель, когда Ройс протянул ей кружку.
      – Потому что я не хотел, чтобы ты об этом знала. – В уголках его рта образовались складки. – Я боялся любить тебя, боялся, что я не тот мужчина, которого ты заслуживаешь, что ты разлюбишь меня.
      – Что же заставило тебя передумать?
      Ройс усмехнулся:
      – Да ничего, черт возьми! Я до сих пор боюсь, что ты разочаруешься во мне.
      – Глупый ты!
      – Да, глупый, – согласился Ройс. – Но теперь я не уйду из твоего сердца и не выпущу тебя из своего.
      Ройс понимал ее лучше, чем она сама себя понимала, и пытался сказать ей, что она больше не одинока.
      – Полковник Кинкейд, вы удивительный человек, – тихо произнесла Аннабель.
      – М-м…
      Ройс отпил из своей кружки и поставил ее на стол. Он выпрямился и обвел взглядом пещеру, словно видел ее в первый раз.
      – Почему ты никогда не приводил меня сюда?
      Ройс снова улыбнулся:
      – Тогда мне не о чем было мечтать.
      Он обнажал перед ней свою душу, на что раньше она не смела надеяться.
      Аннабель глотнула из кружки, закашлялась и стала ловить ртом воздух. Ройс рассмеялся и забрал у нее кружку.
      – Это настоящий кентуккийский бурбон, жидкое золото. Его нужно смаковать, а не глотать. – Ройс похлопал жену по спине.
      – Мог бы меня предупредить.
      – Мог бы.
      Их взгляды встретились. Ройс помрачнел и поджал губы.
      – Я не заслуживаю тебя, Энни, но не в силах отказаться от своей мечты.
      Ройс снял сапоги, отставил в сторону, стянул рубашку, сбросил брюки и предстал перед Аннабель во всей своей мужской красе.
      – А теперь мне хотелось бы раздеть тебя, – произнес он.
      Она кивнула, чувствуя, как горячая волна разливается по телу. Аннабель казалось, что прошла целая вечность, пока Ройс раздевал ее. И теперь оба они стояли обнаженные, дрожа от страсти.
      Наконец Ройс взял ее за руку и повел к озеру.
      – Посмотри на свое отражение в воде, и ты увидишь то, что вижу сейчас я, – произнес он. – Моя прекрасная Аннабель.
      Впервые в жизни девушка почувствовала себя красивой.
      Теплая вода коснулась тела девушки, когда Ройс понес ее на середину озера.
      Ройс приподнял бедра жены и вошел в нее. Они вместе достигли вершины блаженства.
      – Я люблю тебя, – прошептала девушка, уткнувшись лицом в блестящие мокрые волосы Ройса. – Но есть еще один человек, который любит тебя так же сильно. Любит таким, какой ты есть. Со всеми твоими недостатками.
      Ройс убрал с ее лица золотистый локон.
      – Кто же это?
      – Он очень на тебя похож, ты просто этого не замечаешь.
      – Пейтон?