Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Лесной бродяга

ModernLib.Net / Приключения: Индейцы / Ферри Габриэль / Лесной бродяга - Чтение (стр. 39)
Автор: Ферри Габриэль
Жанр: Приключения: Индейцы

 

 


Канадец готовился уже спустить курок, но теперь и думать нечего было об этом, так как среди этой рукопашной свалки невозможно было прицелиться в апача. Таким образом, трое охотников принуждены были оставаться праздными зрителями отчаянных попыток борющихся сбросить своего противника в реку.

Впрочем, борьба была непродолжительна: вода расступилась, приняв сцепившихся врагов, после чего тотчас сомкнулась над их головами.

К счастью, влекомый течением плавник сгрудился у входа в Тесный Проход, оказавшийся на какое-то время свободным от древесных стволов, иначе команч и апач неминуемо разбились бы о них.

XII. НОВЫЙ ДРУГ И СТАРЫЙ ВРАГ

Охотники стояли неподвижно, не будучи в состоянии опомниться от разыгравшейся на их глазах сцены. Не зная, откуда ожидать опасность, тревожно оглядывались и в это время увидели, как с полдюжины черных фигур кинулись с разных мест берега в реку.

Внезапное появление этих воинов, раньше скрывавшихся в темноте ночи, заставило их встревожиться за судьбу их юного союзника, но пустить в дело свои карабины они не решались, боясь попасть в него самого.

Тем временем противники вновь показались на воде, продолжая начатую на берегу схватку. Держа карабины наготове, оба охотника с замирающим сердцем смотрели на молчаливые тени пловцов, спешивших к тому месту, где бились два врага, с остервенением сжимая друг друга в смертельном объятии и то исчезая в воде, то вновь показываясь на ее поверхности. Но канадца и Хосе ждал новый сюрприз. Внезапно на берег выбежал какой-то человек и закричал на чистом испанском языке:

— Смелее, ребята! Он там! Вон опять показался из воды!

Говоря это, незнакомец указывал концом обнаженной шпаги на то место, где противники, исчезнув на минуту в кипящей воде, вновь поднялись наверх, по-прежнему сцепившись между собою.

— Э, черт! Да ведь это сеньор Диас! — радостно закричал Хосе.

— Слава Богу! Мы среди друзей! — прибавил канадец со вздохом облегчения. — Дон Педро!

— Кто меня зовет? — откликнулся Диас, не оборачиваясь и продолжая сохранять прежнюю позу. Охотники не ответили, всецело поглощенные тем, что происходило на реке.

Трое из пловцов достигли наконец боровшихся, и в ту же минуту три ножа разом опустились на одного из противников. Последний раскинул руки и скрылся в воде, между тем как второй испустил слабый крик, после чего, неподвижный, как труп, был вытащен на берег.

Помощь подоспела весьма кстати: распростертый на земле команч подавал лишь слабые признаки жизни; его конечности слегка вздрагивали. Склонившись над телом, окружающие с нетерпением следили за постепенным возвращением к жизни молодого индейца. К счастью, Сверкающий Луч отделался лишь небольшой раной в грудь и вскоре вполне оправился.

Только теперь вновь прибывшие обратили внимание на охотников.

— А, это вы, сеньор Розбуа, сеньор Хосе! — искренне обрадовался Педро Диас. — Так вы ускользнули от этих разбойников! И вы также, Гайферос? Ну, рад за вас. Но, — продолжал мексиканец, оглядываясь кругом, — среди нас я не вижу…

— Десница Божия простерлась надо мною, — отвечал старый охотник, — и разлучила отца с сыном!

— Неужели погиб?

— Он в плену! — горестно ответил канадец.

— Но, благодаря Богу, мы напали на след Фабиана, — вмешался испанский охотник, — и теперь, когда силы этих негодяев значительно ослабели, мы вырвем его из их когтей!

Эти слова, полные энергии и уверенности, проливали целительный бальзам на душевную рану канадца, вдохнув в него новые силы.

Молодой команч был теперь вне всякой опасности, хотя чувствовал еще себя настолько слабым, что не мог продолжать путь. Из десяти приведенных им с собою воинов трое пали, а остальные вновь собрались под его начальством. Таким образом, включая четырех белых охотников, налицо имелся отряд, состоявший из двенадцати закаленных духом воинов.

Через час, посвященный путниками сну, первые признаки рассвета начали прояснять лес. Так как Сверкающий Луч уже вполне оправился, то решили немедленно тронуться в дальнейший путь.

Спасшиеся бегством апачи вполне могли засесть где-нибудь поблизости, чтобы отомстить за свое поражение. Во избежание нечаянного нападения с их стороны, канадец решил всем отрядом идти к месту, где была оставлена пирога.

Конечно, пирога не могла вместить двенадцать пассажиров, но все же, за неимением лошадей, давала самый быстрый способ передвижения, имеющий к тому же несомненное преимущество, что плывущие могут, не теряя драгоценного времени, спать попеременно.

Благодаря этому неоцененному качеству, канадец мог двигаться и день и ночь по следам Фабиана и таким образом наверстать потерянное время.

По всей вероятности, погоне предстояло завершиться к следующему заходу солнца. Вот почему Розбуа с глубокой радостью и в то же время с невольной тревогой приветствовал восход дневного светила, которое, при своем заходе, должно было осветить продолжительную и, несомненно, кровавую борьбу, ценою которой предстояло спасти жизнь Фабиана.

Следуя вдоль реки, блестевшей на утреннем солнце, маленький отряд в полчаса прошел расстояние, которое ночью потребовало добрых двух часов.

В спущенную на воду пирогу поместились восемь пассажиров, а четверо индейцев должны были следовать пешком по обоим берегам реки в качестве разведчиков. Хосе и канадец сели на весла, и лодка опять понеслась по реке. Не доходя до Тесного Прохода, пассажиры принуждены были высадиться на берег и пронести пирогу около этого места сухим путем, так как русло реки здесь было совершенно загромождено плавником, около завала яростно бурлила вода.

Достигнув Тесного Прохода, путешественники могли судить о величине той опасности, которой они избежали лишь благодаря опытности канадца.

В самом деле, отрезанные сзади плавучим лесом, а спереди — целой баррикадой перекинутых поперек прохода деревьев, путники неминуемо были бы перебиты пулями и стрелами апачей, спрятавшихся по обеим сторонам прохода, против которых они не могли бы даже защищаться.

— Видишь? — сказал канадец Хосе, кивая головой на деревья, заграждавшие течение реки. — Индейцы воспользовались бурей, которая свирепствовала третьего дня, и, собрав массу поваленных ею деревьев, сбросили их в реку. Надо отдать им справедливость, удар был задуман верно!

Сверкающий Луч рассказал, как он соединился со своими воинами, и апачи сами попали в ловушку, которую расставили для других. Найдя следы своих воинов, он пошел по ним шаг за шагом. По мере того как он подвигался вперед, следы эти, время происхождения которых индейцы и белые охотники умеют определять с поразительной точностью, становились все более свежими и явственными.

Недалеко от того места, где апачи находились в засаде, команч обнаружил сухие листья, еще трепетавшие, так сказать, под тяжестью ног, которые только что ступали по ним.

Тогда он несколько раз прокричал совой; в этих криках слышались ноты, поразившие чуткий слух канадца и вполне верно понятые теми, внимание которых они имели целью привлечь.

Сверкающий Луч не ошибся, предполагая близость своих воинов. Команчи уже следовали по следам апачей, когда ночная тишь донесла до их слуха сигналы вождя. Ответ не замедлил последовать, и через несколько минут шестеро соплеменников присоединилось к нему. Сверкающий Луч разделил воинов на три части. Два воина спрятались под одно из плывших по реке деревьев и бесстрашно отдались течению, которое понесло их к теснине.

Тем временем Сверкающий Луч, в сопровождении двух других индейцев, перешел реку выше Тесного Прохода и засел на левом берегу, у подошвы одного из высоких откосов, служивших как бы устоями той сломанной арке, которую образовали здесь оба берега. Наконец, последние четверо команчей заняли подобную же позицию на правом берегу реки.

По истечении некоторого времени, когда по его расчетам первая партия должна была находиться в самом проходе или недалеко от него, храбрый команч взобрался на откос, соблюдая полнейшую тишину, то же сделали и два воина, находившиеся на противоположном берегу. На вершине этих откосов затаились апачи, спокойно дожидаясь прибытия пироги.

Несколько выстрелов в упор, поразивших каждый по одному врагу, оглушительный клич нападающих, словно их было двадцать человек, внесли смятение в ряды апачей, и большинство их бросилось в реку, ища спасения в воде.

Здесь их встретили двое команчей, стоявших на стволе дерева, уже застрявшего в проходе. Двух апачей они убили, доведя смятение оставшихся в живых до высшего предела. Пока Сверкающий Луч оставался на месте, покинутый своими воинами, которые ввязались в бесполезную погоню за беглецами, с противоположного берега его увидел Антилопа, также оставшийся в одиночестве. Сосчитав, наконец, число врагов, с которыми он имел дело, апач решил, по крайней мере, отомстить отщепенцу своего племени, который причинил уже столько зла своим родичам. И он, как мы видели, преуспел бы в этом намерении, если бы команчи, поняв бесполезность погони, не вернулись назад и не поспешили так вовремя на помощь своему вождю.

Еще раз поздравив юного вождя с победой, канадец обратился к Педро Диасу, интересуясь, каким образом он оказался среди воинов Сверкающего Луча. Диас рассказал. Известив охотников о грозившем им нападении пиратов, он направился к Развилке Красной реки. Предоставленный собственным силам, авантюрист, лихой наездник и воин, но неважный охотник он вскоре стал испытывать приступы голода. В конце второго дня пути он едва не загнал свою лошадь, гоняясь безуспешно за бизонами и оленями. Вечером этого дня авантюрист, страдая от голода, лежал недалеко от Красной реки, истинное направление которой он уже потерял. Недалеко от него мирно щипал траву его конь, более счастливый, чем хозяин, тщетно искавший каких-нибудь диких плодов или съедобных корней, чтобы обмануть желудок.

Муки голода становились нестерпимыми. Наконец, при заходе солнца он заметил вдали дым от костра и направился к нему, несмотря на то что рисковал наткнуться на неприятелей. В самом деле, вокруг огня сидели шестеро индейцев, но никаких признаков еды вокруг них не имелось. Диас хотел было скрыться, но рысьи глаза индейцев уже заметили авантюриста, и грозный оклик заставил последнего остановиться.

То были шесть воинов Сверкающего Луча. Так как в данное время команчи были союзниками белых, то они приняли своего невольного гостя мирно, расспрашивали его, куда он направляется, на что Диас назвал Бизонье озеро. Оказалось, что как раз туда же направлялись и сами команчи. Присев к костру, он, вместо обеда, должен был удовольствоваться трубкой табаку, смешанного с листьями сумаха.

Однако был ли то обман его голодного желудка, или это была действительность, но только вокруг мексиканца разливался в воздухе аромат жареного мяса. Едва он кончил курить, как один из индейцев поднялся и, отойдя на несколько шагов в сторону, встал на колени у того места, где земля была, по-видимому, недавно взрыта.

Диас следил за его движениями с живейшим интересом, в котором, однако, и сам себе не мог отдать ясного отчета. Он видел, как индеец своим ножом разрыл землю.

Это был уже не обман зрения: ароматный запах, аппетитный и раздражающий, вырвался из-под разрытой земли. Авантюрист испустил рев голодного зверя в ту минуту, когда индеец вытащил кусок как бы обугленной кожи, в котором и сделал широкий надрез. Диас чуть не упал в обморок при виде целой груды благоухающего розового и сочного мяса, похожего на алую и нежную мякоть арбуза, которое дикий повар подал в его черноватой оболочке.

Это был бизоний горб, только что вырытый индейцем из подземного очага, где он жарился в собственном соку и сохранил весь свой аромат, благодаря его кожаной оболочке и земляному слою.

С наслаждением утолив голод, Диас узнал от команчей, что целью их похода являлось нападение на двух пиратов пустыни. С этого времени он оставался в их компании вплоть до схватки, которая только что имела место.

Едва Диас закончил рассказ, как команч сделал знак канадцу и испанцу прекратить греблю, указав при этом на столб дыма, поднимавшийся впереди них из-за леса.

— Хотя виден дым лишь одного костра, — заметил канадец, — все-таки не мешает узнать число тех, кто находится около него!

Сверкающий Луч отдал соответствующее приказание тем двум воинам, которые следовали пешком по правому берегу, между тем как охотники приготовили ружья. Вдруг близ того места, откуда поднимался дым, раздался громкий голос, обладатель которого оставался пока невидимым для наших путников.

— Вильсон!

— Сэр! — отозвался второй голос недалеко от первого.

Охотники с изумлением взглянули друг на друга, между тем как первый голос продолжал:

— Что там, Вильсон? Шлюпка?

— Пирога, сэр! Я смотрю на нее уже четверть часа.

— Очень хорошо. Теперь уж это ваша забота!

Эксцентричный английский аристократ, которого читатель, несомненно, узнал, еще не кончил говорить, как пирога направилась прямо к небольшой лужайке, среди которой расположились англичанин и его телохранитель. Недалеко от них висела на дереве передняя часть козули, а над огнем с треском жарилась ляжка того же животного. На краю лужайки паслись три лошади, пощипывая густую сочную траву. Сэр Фредерик спокойно рисовал, пока американец присматривал за жарким. Вся эта картина носила такой мирный характер, как будто дело происходило во дворе какой-нибудь доброй английской хозяйки, а не в стране, окруженной всякого рода опасностями. Идиллический характер ее нарушал лишь вид великолепного мустанга, белоснежная шерсть которого была забрызгана кровью. Крепко привязанный к дереву и со спутанными ногами, жеребец прилагал отчаянные усилия к тому, чтобы возвратить себе свободу.

XIII. ПЛЕННИК

Путешественники остановились ненадолго, чтобы полюбоваться этой мирной картиной.

— Сэр! — закричал Вильсон, узнавший молодого команча, с которым он уже раз встречался. — Здесь находится один храбрый воин, с которым вы знакомы!

— Сейчас иду, — отвечал сэр Фредерик Вандерер, не поднимая головы. — А кто это такой? Конечно, друг, так как я, благодаря вам, никогда не встречаю врага, что, по правде сказать становится уже скучным!

— Эх, сэр, — возразил американец, — я хорошо знаю, что написанного не вычеркнешь, но если вашей милости угодно, чтобы я обеспечил вам серьезную опасность, то следует вписать дополнительный пункт в контракт, иначе… вы понимаете, сэр Фредерик, я не могу, не подвергаясь риску судебного процесса или упрекам моей совести, снизойти…

— Увидим, увидим! — перебил англичанин, вставая. — А, это мой юный команч! — прибавил он с живостью. — Очень рад видеть его!

Сверкающий Луч обменялся рукопожатием с англичанином, между тем как канадец, испанец и оба мексиканца не без изумления смотрели на оригинальную парочку путешественников, с которыми свела их прихоть судьбы.

— Давно ваша милость на берегах Красной реки? — спросил канадец.

— Около недели, — отвечал сэр Фредерик. — Я охотился вот за этой лошадью. Теперь я готовлюсь распроститься с этими берегами, где, право, чувствуешь себя в такой же безопасности, как на берегах Темзы.

— Ну, с этим я совсем не согласен, — перебил Хосе. — Спросите у Красного Карабина.

— Спросите у Вильсона! — возразил сэр Фредерик.

Американец самодовольно улыбался.

— Быть может, вы и правы, — сказал он Хосе, — и сэр Фредерик немного ошибается.

— Если угодно сэру Фредерику, — прибавил Хосе, — то я сегодня вечером берусь заставить его переменить свое мнение!

Тут канадец прервал, к большой радости Вильсона, начавший уже разгораться спор.

— Вы, значит, не встречали, — спросил он англичанина, — двух бандитов, которые везут с собой одного молодого пленника, в сопровождении дюжины индейцев?

— Бандитов? Вы меня удивляете, мой друг, — отвечал Вандерер, — они существуют лишь в вашем воображении! Вильсон, видели мы бандитов?

Янки подмигнул и ответил таким образом:

— Сэр Фредерик, согласно заключенному между нами контракту, я обязан не только освобождать вас от какой бы то ни было опасности, разумеется, в пределах этой пустыни, но и предотвращать таковую. Ну-с, так не далее, как на рассвете…

Отчаянные усилия белого мустанга разорвать путы, которыми он был связан, заставили американца броситься к коню, с целью помешать ему поранить себя. Пока янки успокаивал пленника, Диас с восторгом и состраданием смотрел на благородное животное, белая шерсть которого была замарана кровью.

— Какой это варвар, — спросил авантюрист с плохо скрытым негодованием, — осмелился употребить кинжал или ружье против этого чудного животного, которому место лишь в королевской конюшне?

— Этот благородный конь, — ответил Вандерер, — тот самый, который у вакеро Техаса известен под именем Белого Скакуна Прерий. Мы с Вильсоном гнались за ним от самого Техаса. Наконец Вильсон, потеряв терпение, пустил в ход средство, которым пользуются в его отечестве, чтобы достать лошадь, ускользающую от лассо, говоря проще, он всадил лошади пулю в шею. Правда, средство это жестокое и рискованное, но оно, как видите, вполне достигло цели. Рана ее пустяшная, скоро залечится, и тогда этот конь составит мою гордость в Лондоне.

— Еще неизвестно, вернетесь ли вы туда! — пробормотал Диас.

— Ну-с, так не далее как вчера в пять утра, — продолжал Вильсон, присоединяясь к прочим, — в то время, как ваша честь изволили беззаботно почивать, я увидел лодку, спускавшуюся по реке. В ней были пассажиры, которые, вероятно, изменили бы ваше мнение насчет безопасности этих берегов, если бы я не принял некоторых предосторожностей с целью укрыть вас от их глаз.

Канадец весь превратился в слух.

— В этой лодке сидели известный бандит Эль-Метисо и другой, также знакомый мне бандит Кровавая Рука.

— Эль-Метисо и Кровавая Рука?! — переспросил канадец. — Вы видели их вчера, говорите?

— Да, на рассвете; они спускались вниз по реке!

— Они ехали одни? — поспешно спросил Хосе при виде побледневшего друга.

— О нет! Их сопровождала дюжина индейцев. Удивительно, как умудряются эти негодяи набирать в пустыне целую ораву подобных же себе головорезов.

— Не было ли с ним молодого человека с белой кожей? — спросил канадец, едва сдерживая ускоренное биение своего сердца.

— Не могу сказать ни да, ни нет! — отвечал янки.

Этот совершенно неопределенный ответ сразил бедного старика, вся фигура которого выразила тяжкую скорбь.

— Он был с ними, он должен быть! — яростно закричал Хосе.

— Его не было там! — горестно пробормотал канадец.

— Я говорю тебе, что был! — настаивал испанец. — Сеньор охотник просто не заметил его в сумерках!

— Очень возможно! — флегматично кивнул янки.

— Слышишь, команч? — продолжал с жаром Хосе. — Эти дьяволы вчера проходили здесь. Скорей в путь! Через несколько часов мы догоним их. Гром и молния! И подумать только, что они так близко от нас! Сэр Фредерик, — прибавил испанец, — если хотите, поезжайте с нами, и вы примете участие в кровавой битве!

— Помогите отцу вырвать своего сына из когтей ужасной смерти, — произнес, в свою очередь, канадец, успевший овладеть собою, — и Бог воздаст вам за это доброе дело!

— Это, собственно, против наших условий, — заметил янки, — и так как это касается лично вас, то вы, сэр, должны дать мне в этом собственноручную расписку!

— Согласен, — отвечал англичанин, тронутый горем старого охотника. — Пусть не говорят, что я не помог отцу в его несчастье!

Лошади обоих путешественников были немедленно оседланы и навьючены, а белый мустанг был привязан к хвосту лошади Вильсона, после чего все быстро тронулись вниз по реке: часть индейцев пешком по берегу, равно как и оба всадника, прочие — в пироге.

Итак, теперь двое охотников, некогда столь беспомощные и умиравшие с голоду, собрали для освобождения Фабиана отряд, состоявший из пятнадцати хорошо вооруженных и решительных духом борцов. Разительная перемена судьбы!

Возвратимся, однако, к тому пленнику, для спасения которого предпринимаются такие усилия.

Мы оставили Фабиана де Медиана в тот момент, когда он, сцепившись в смертельной борьбе с Вздохом Ветерка, скатился вместе со своим врагом к подножию крутого холма. Молодой испанец неподвижно лежал на земле, а рядом валялся его карабин. Убедившись в том, что ружья охотников бездействуют и их нечего бояться, осаждающие бросились к Фабиану. Лежавший возле него апач уже умер. Трое только что павших индейцев были сброшены в пропасть. Что касается Фабиана, то легко было видеть, что он остался жив.

Между тем метис, ободренный этим успехом, начал подсчитывать свои потери. Из одиннадцати индейцев, которых он привел сюда, шестеро погибли; Бараха составлял седьмую жертву. Неожиданно последний из засевших у озера четверых индейцев прибежал с известием о гибели трех. Разъяренный метис приказал Кровавой Руке немедленно перенести бесчувственного пленника в лодку, стоявшую в подземном канале. Старый пират при помощи Серны и ускользнувшего от канадца индейца перенес Фабиана на руках в пирогу и здесь стал ждать возвращения сына.

В ту минуту, как последний остался один, канадец, возвратившись с вылазки, вдруг появился на платформе пирамиды на виду у пирата. Глубокая скорбь, написанная на его лице, показывала, как тяжко поразило его исчезновение Фабиана.

Не довольствуясь этим, Эль-Метисо пытался было пустить в него пулю, чтобы утолить жажду крови, которая пожирала его. Убедившись, однако, в полном бездействии своего карабина, пират бросился вдогонку за сообщниками.

— За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь! — произнес ироническим тоном старый пират, берясь за весла. — У тебя всегда двадцать планов в голове, из которых ты, однако, еще ни одного не привел в исполнение!

Как бы протестуя против обвинения отца, метис молча кивнул на Фабиана, лежавшего на дне лодки и связанного по рукам и ногам.

Кровавая Рука продолжал:

— А два других, которых ты принужден был покинуть? А оставленное нами золото? Где оно? Между тем, благодаря темноте и оружию, нам представлялась возможность овладеть разом и тем и другим!

— Выслушай меня, отец! Если я сейчас намерен оправдать свое поведение, то для того, чтобы ты перестал наконец утомлять мои уши своими упреками. В такую погоду, как эта, карабин стоит не больше ножа. Ждать конца бури — значит, ждать следующего дня, а я не имею для того времени. Что касается тех людей, то одного из них, вот этого, я сдам через три дня Черной Птице, а остальных двух не стоит и считать: в прерии безоружный охотник — человек погибший; голод и медведи освободят нас от них раньше, чем мы приедем к Красным Вилам. Насчет золота не беспокойся, нет ни малейшей опасности, чтобы оно улетело, и мы вернемся к нему еще до окончания луны. Между тем одного дня достаточно, чтобы лишить меня случая схватить Белую Голубку Бизоньего озера, которая ведь имеет крылья, чтобы улететь. Что ты на это скажешь? Отвечай скорее, и потом этот вопрос будет считаться исчерпанным!

— Что мне все голубки в мире, белые и красные! Я знаю только, что эти два охотника похитят золото, а мы, по возвращении, найдем лишь пустую яму!

Метис презрительно пожал плечами.

— Разве на золото можно выменять в пустыне пищу? — произнес он. — Разве придет на ум заботиться о богатстве, когда умираешь с голоду? Эти два безоружных бродяги так же мало ценят золото, как обглоданный волками скелет бизона. Я неоднократно встречал охотников, снабженных хорошим оружием, из которого они били без промаха. А между тем и они терпели в прериях голод. Что же эти-то сделают без ружей? В настоящую минуту они ищут наши следы и не находят, и смерть найдет их во время этих поисков! Что касается Белой Голубки, то она мне слишком дорога. Знай, что если бы мне пришлось переступить через твой труп для того, чтобы дойти до нее, — я и это сделал бы!

— О, если бы у тебя был сын, который заговорил с тобою таким языком! — вскричал старый пират, опуская глаза перед сверкающим взором метиса.

— Что еще скажешь? — спросил насмешливо последний.

Кровавая Рука не отвечал, и оба пирата продолжали молча грести. Но американцу надо было на ком-нибудь сорвать душивший его гнев.

— Куда ты закопал золото, собака? — сказал разбойник, пиная ногой Фабиана в ту минуту, когда последний наконец открыл глаза. — Ответишь ли ты, негодяй? — продолжал нетерпеливо старый пират.

— Кто ты? — спросил в свою очередь Фабиан, начинавший уже припоминать свое падение с пирамиды, но еще не вполне сознававший ужасную действительность.

— Он еще спрашивает, кто я! — воскликнул пират. — Сначала ты ответь на мой вопрос: куда ты закопал золото?

При этих словах Фабиан окончательно пришел в себя. Он искал глазами знакомые фигуры канадца и испанца, но его взгляд встречал лишь зверские лица двух разбойников и размалеванные красками физиономии апачей. Что же случилось с двумя его покровителями?

— Я никогда не слыхал о золоте, — сказал он, — так как Красный Карабин и Хосе не имели обыкновения доверять мне свои тайны. Спросите лучше у них!

— Спросить у этих разбойников? — вскричал Кровавая Рука. — Спроси у облака, которое мы видели вчера и которое больше не увидим; ответит оно тебе?

— Конечно, мертвые не говорят! — произнес Фабиан.

— Негодяи вовсе не мертвы, но не в лучшем положении. К чему им послужит свобода, раз у них нет оружия? К тому, чтобы сделаться добычей голода. К чему тебе самому послужит жизнь? К тому, чтобы сделаться добычей Черной Птицы, когти которого будут вырывать из твоего тела кусок за куском!

Презрительная улыбка скользнула при этих словах на губах Фабиана, когда он удостоверился, что оба охотника живы и свободны.

— Есть охотники, которые и безоружные способны заставить бежать перед собою пиратов прерий, хотя эти последние и кичатся, что презирают их! — сказал он, глядя бандитам прямо в лицо.

— Мы не бежим, слышишь ты, собака? — рявкнул, оскалив зубы, Кровавая Рука. — Ты видишь нахальство этого щенка, Эль-Метисо? Что касается меня, то я не знаю, что мешает мне воткнуть ему в глотку его оскорбительные слова! — закончил он, обнажая нож.

Фабиан знал, что его ожидала впереди ужасная казнь со всеми мучениями, которыми она сопровождается обыкновенно у индейцев, и это обстоятельство заставляло его предпочитать более легкую и скорую смерть от ножа старого разбойника.

— Я тебе скажу, что тебе мешает, — возразил он уверенно. — Боязнь Черной Птицы, который превратил вас обоих в гончих псов. Теперь он спустил вас на этих трех людей, успешно боровшихся с ним и его двадцатью воинами!

Вероятно, эти слова стали бы последними в устах Фабиана, поскольку ярость Кровавой Руки дошла до предела, если бы метис не удержал руку своего отца.

— Молодой воин юга боится казни, — проговорил он, — и оскорбляет своих победителей в надежде избавиться от столба пыток! Но он иначе заговорит через три дня!

— Белый может встретить смерть как индеец! — отвечал Фабиан.

С этими словами молодой граф закрыл глаза, чтобы не видеть отвратительных физиономий пиратов, которые оживленно беседовали между собою на непонятном для него английском языке.

Буря продолжала свирепствовать с прежней силой. Раскаты грома следовали без перерыва. Легкая лодка пиратов стрелой скользила по реке, увозя пленника все дальше и дальше от его покровителей.

Когда небо прояснилось, пираты остановились у берега в том месте, где среди густой травы поднималась группа высоких деревьев. Первые признаки рассвета начинали бросать неопределенный свет на окружающую местность. Один из индейцев отправился неподалеку на охоту, так как это был час, когда лани и козули спускаются к реке на водопой. Тем временем метис, его отец и оставшийся индеец начали разводить большой костер, чтобы обсушить промокшую одежду.

Фабиан продолжал лежать в лодке, погруженный в оцепенение, близкое к обмороку. Голод удваивал его страдания.

Вскоре возвратился и охотник, неся на плече убитую козулю. Пока он жарил наиболее жирные и нежные части дичи к утреннему завтраку, его товарищи спали вокруг огня. Когда жаркое поспело, спавшие проснулись и принялись за еду. Солнце взошло, сверкая на чистом небе, где не видно было ни малейших следов недавней грозы.

Кровавая Рука первый вспомнил о пленнике, и эта его заботливость, по-видимому, противоречила тому чувству ненависти, которое он затаил против Фабиана за его недавние слова.

Взяв кусок дичи, старый пират направился к лодке, стоявшей недалеко от костра.

— Пленник голоден? — спросил он.

— Да, — твердо сказал Фабиан, — но я есть не буду и к завтрашнему дню вам придется бросить в воду лишь труп вашего пленника!

— Пленник хвастун! — заметил озадаченный пират.

— А ты — трус. Молчи, мне противен даже твой голос!

— О! — вскричал Кровавая Рука. — Я буду пытать тебя собственными своими руками! Я вырву у тебя ложь твоих слов вместе с твоим мясом! Да, пленник — трус! Если бы он доверял своему мужеству, он подкрепил бы свои силы пищей!

— Я уличу тебя во лжи, — отвечал Фабиан. — Я приму пищу, тем более что по моим следам идут два охотника, которым дорога моя жизнь. Но я не буду есть точно собака на привязи!

— Вот как! Пленник диктует условия?

— Да, — холодно произнес Фабиан. — Я возьму пищу только свободными руками!

— Хорошо. Будет сделано согласно твоему желанию!

С этими словами сильный старик взял на руки пленника и, положив на траве близ костра, спустил до ног ремни, стягивавшие руки Фабиана.

Бедный молодой человек первый раз за все время своего плена мог свободно растянуть онемевшие руки, после чего, прислонившись спиною к дереву, взял из рук своего мучителя кусок мяса.

Впрочем, метис скоро дал знак к отъезду, и Фабиан был вторично отнесен в лодку на руках старого разбойника. Вот почему двое охотников, осматривая на следующий день почти в те же часы отпечатки, оставленные вокруг костра, не находили между ними следов Фабиана.

Метис намеревался продолжать путь водою лишь до Бизоньего острова, с целью убедиться в целости зарытой там добычи. Остальную дорогу он решил, ввиду сокращения времени, проделать сухим путем, так как многочисленные изгибы, которые делает Красная река, почти удваивали расстояние до Развилки Красной реки.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45