— Хорошо.

Это как раз согласовалось с планами Тэмсин. К тому времени, когда Джулиан вернется, у нее все будет готово, чтобы принять его. Она направилась вверх по лестнице.

— Пусть эти свертки принесут в апартаменты его лордства. Белтон, не могли бы вы еще прислать два винных стакана и штопор?

Дюжий юноша затрусил за нею с полными руками пакетов.

— Положите их на диван, — скомандовала она, бросая свою ношу на покрывало. — Благодарю вас. И не будете ли вы так добры зажечь огонь в камине? День такой скверный.

Она подождала, пока малый разворошил золу, положил растопку и высек искру из огнива. Дрова загорелись, поднялся клуб ароматного дыма, и пламя заревело, а дым рванулся в трубу.

Молодой человек осторожно уложил в камин поленья, потом встал, вытирая руки о штаны. В этот момент в комнату вошла краснощекая девочка лет тринадцати со стаканами и штопором. Она тоже не могла скрыть своего любопытства и исподтишка разглядывала необычную гостью его лордства.

«Настоящая маленькая шлюха, иначе и не скажешь», — так сказала на кухне старая миссис Клоп. Мэйзи никогда, прежде не встречала никого, кто бы лучше подходил к данной характеристике, чем эта особа.

— Чудесно. — Тэмсин несколько рассеянно улыбнулась, когда верзила отвесил ей судорожный поклон, а девочка вышла вслед за ним. Наконец она осталась одна! Тэмсин вихрем пролетела через комнату и заперла за ними дверь. Она стояла, барабаня кончиками пальцев по столу. Сколько времени у нее уйдет на подготовку?

Пятнадцать минут у нее заняла сервировка стола. Яства и вина были тщательно подобраны для этой изысканной трапезы. Выдержанный кларет, нежные креветки, копченые устрицы, крабы в соусе, клубничный торт и свежие винные ягоды. Ничего, что нельзя было бы есть руками. Теперь огонь разгорелся и весело потрескивал, свечи были зажжены, и комната, несмотря на удручающего вида темную мебель, казалась вполне уютной. Она сбросила платье и запихнула его в угол гардероба вместе с сапогами, бельем и мешком, в котором покоились штаны для верховой езды. Потом встряхнула купленное платье, выбор которого отнял у нее несколько часов. Светлые шелковые кружева нежно поблескивали в свете свечей. Она скользнула в него, ощутив тонкую ткань творения дюжины кружевниц Шантийи[32], на славу потрудившихся над ним. Кружева ласкали ее обнаженное тело, навевая чувственные воспоминания, подобные весеннему бризу.

Она подошла к псише и осмотрела себя. Платье, стоившее небольшого состояния, давало именно тот эффект, на который она рассчитывала. Оно было столь же скромным и целомудренным, как неглиже новобрачной. Широкое, с изысканной отделкой на рукавах, оно приковывало внимание к округлости рук и крошечным запястьям. Ее стройная и грациозная, как у лебедя, шея выступала из трех ярусов кружевных оборок, а миндалевидные глаза казались огромными и сияющими, и их темно-фиалковый цвет создавал ошеломляющий контраст с кремовой бледностью лица и золотистым сиянием волос.

Экспериментируя, она прикрепила к волосам белую бархатную ленту. Это дало удивительный эффект. Лента подчеркивала в ее облике детскую невинность и каким-то образом намекала на противоречие этой невинности с истинной сущностью своей хозяйки.

Тэмсин медленно поворачивалась, все еще глядя на себя в зеркало.

Маленькие голые ступни интригующе выглядывали из-под кружевной каймы, ткань струилась вдоль тела. Кружево было столь тонким, что под ним светилась кожа.

Она чувствовала себя так же, как в тот вечер, когда сотворила «пещеру Аладдина», и эта игра так же увлекала ее. Она была уверена, что сюжет захватит и Джулиана. Она почувствовала, как тело ее уже заныло в предвкушении…

Тэмсин отперла дверь, бросила последний оценивающий взгляд на соблазнительный стол и свернулась калачиком в массивном, обитом черной кожей кресле возле камина.

Джулиан после относительно удачных переговоров с премьер-министром направился в казармы — разведать, не найдется ли там нужных ему людей. Потом двинулся в Адмиралтейство, чтобы выяснить, какие корабли отправляются на будущей неделе в Лиссабон. Он узнал, что в конце следующей недели из Портсмута должен отплыть фрегат, эскортирующий корабли торгового флота, под командой капитана Мариотта. Это была удивительная удача! Капитана следовало официально уведомить, что на его борту во время этого путешествия будет четверо пассажиров. Джулиану еще предстояло получить соответствующие бумаги у соответствующего адмирала, но, по его расчетам, на это не должно было уйти больше одного или двух дней.

Довольный прошедшим днем, Джулиан вышел на улицу под мелкий моросящий дождь, туда, где промокший уличный мальчишка держал его Сульта. Его лордство сел на лошадь, а парень с изумленной ухмылкой схватил свой шестипенсовик и убежал, пробуя монету на зуб, потому что не мог поверить в такую щедрость лорда.

Джулиан направился домой, оставил жеребца в конюшне и вошел в сад через калитку. Он поднял глаза на окно своей спальни. Оно было закрыто, чтобы в комнату не попадал дождь, но изнутри сиял теплый и приветливый свет.

Невольно губы его раздвинулись в улыбке, а сердце радостно подпрыгнуло. Мысль о том, что Тэмсин ждет его, была приятной.

Он вошел в дом через боковую дверь и поднялся наверх, не встретив по пути никого, и это его не удивило. Он никогда никого не принимал дома да и сам бывал здесь настолько редко, что Белтон и миссис Клоп ухитрялись самостоятельно вести хозяйство, прибегая только к помощи парня, выполнявшего тяжелые работы, и девочки, помогавшей на кухне. Большая часть комнат была закрыта, и с мебели не снимали холщовые чехлы.

Он вошел в спальню и остановился. Тэмсин утопала в глубине обитого черной кожей кресла: крошечная фигурка в мерцающих бледных кружевах. Улыбнувшись, она выпрямилась и встала.

— У вас был тяжелый день, милорд полковник? — спросила она тихо, приближаясь к нему. — Я приготовила для вас пир.

Он смотрел на нее, не в силах перевести дух. Боже милосердный, у нее в волосах была лента! А платье, столь скромное и столь невообразимо обольстительное! Она выглядела столь же девственной и невинной, как школьница, впервые вышедшая на панель, и кожа ее манила обещанием под тканью, ласкавшей бедра и обрисовывавшей нежные выпуклости груди и отвердевшие темные бутоны сосков.

Когда она подошла ближе и подняла к нему лицо, как бы прося о поцелуе, у него все поплыло перед глазами. Все еще не в силах сказать ни слова, он наклонился и поцеловал ее в губы.

— Ты не снимешь свою саблю? — спросила она, отступая назад, прежде чем он успел обнять ее. — Она такая большая, безобразная и с ней так беспокойно!

Беспокойно! Самым беспокойным из того, что ему когда-либо довелось встречать в жизни, была эта женщина! Ее руки уже расстегивали перевязь с саблей, и она с усилием сняла ее. Рядом с ее изяществом и хрупкостью он сам показался себе нелепо неповоротливым и огромным. Но она же не была ни слабой, ни хрупкой. Он с изумлением наблюдал за ней, а она бережно положила саблю в углу комнаты и повернулась к нему спиной.

— Я помогу снять тебе сапоги?

Все еще не в силах выйти из сомнамбулического состояния, он сел на стул. С гримаской, означавшей сосредоточенность, она села спиной к нему на его же колени и потянула громадный сапог.

Стаи ее соблазнительно изгибался, кожа переливалась, как перламутр, и этому искушению было невозможно противостоять. Он прикоснулся ладонями к этим обтянутым дамастом[33] округлостям и почувствовал, как жар ее кожи обжег его руки.

— Я пытаюсь сосредоточиться, — сказала Тэмсин, стягивая с него сапог. — Вся хитрость в том, чтобы на мое платье не попала грязь.

— Можешь сосредоточиться, не возражаю, — пробормотал он, наконец обретя голос и продолжая разглаживать тонкий, как паутинка, материал на ее пояснице. — Уверен, под этим полагается что-то носить.

— Все зависит от того, куда надеваешь платье, — сказала она, вздыхая от напряжения, пока наконец и второй сапог не последовал за первым.

— Ну вот! — Она бросила его на пол и оглядела плоды своих трудов.

— А теперь я сниму с тебя мундир, а потом принесу стакан вина и копченую устрицу.

— Чуть-чуть попозже, — попросил он.

— Конечно, — послушно согласилась Тэмсин. — Все будет так, как ты скажешь.

— Теперь я все расслышал, — заметил Джулиан с улыбкой. Какую бы игру она ни затеяла, он был более чем счастлив играть вместе с ней. Он пошевелился, обнял ее за талию и, заставляя неподвижно сидеть на месте, другой рукой начал ее ласкать, и это продолжалось до тех пор, пока он не услышал слабый вздох. Наконец он отпустил ее.

— Мне не хотелось бы порвать это роскошное девственное одеяние, — сказал он. — По крайней мере пока, — добавил Джулиан, подумав. — Поэтому лучше тебе встать.

Тэмсин соскользнула с его колен и оправила платье:

— Как вам угодно, милорд.

Она приблизилась к столу и налила вино. Потом подала ему стакан вместе с блюдом копченых устриц и с застенчивой улыбкой снова уселась к нему на колени. Поднесла сосуд к его губам, потом стала класть в приоткрытый рот устрицы — одну за другой.

— Они тебе нравятся?

— М-м-м. — пробормотал он с полным ртом, не чувствуя вкуса, отвлекаемый от еды весом ее легкого тела, запахом кожи, этой невероятно застенчивой улыбкой, обманчивой чистотой светлых кружев.

— Думаю, эта игра мне понравится. Ее глаза широко раскрылись, будто он оскорбил ее невинность.

— Игра? Это не игра, милорд. Мне просто хочется доставить вам удовольствие. Я хочу делать все, что приятно вам.

Она снова поднесла вино к его губам. Потом, прежде чем поставить стакан на стол, отхлебнула глоток.

Она угнездилась на его коленях и уютно свернулась, прижавшись к его груди, тело ее было изогнуто и приняло такое же положение, как и его собственное.

Она походила на маленькую птичку: он слышал, как бьется ее сердце у его груди. Хрупкая, ранимая… И не важно, что на самом деле она совсем не такая. Не имело значения, что он знал ее злой и не идущей на компромиссы, бурной в гневе и необузданной в страстях. В эту минуту она являла собой образ сладостной невинности и сводила его этим с ума.

Он поцеловал бьющуюся на горле жилку, и ее тело чуть изменило положение. Это было едва заметное движение, которое, однако, вызвало бурю в его сердце. Ее голос казался музыкальным, когда она шептала ему на ухо нежные слова любви и страсти, и прошла целая минута, пока он понял, что шептало это невинное и хрупкое существо, обволакивающее его пеленой своего очарования. В ее словах не было ничего трогательного и целомудренного. Это были жадные и требовательные слова земной страсти и желания, которые на мгновение ошеломили его своей неприкрытой чувственностью и бесстыдством и смутили до глубины души еще и потому, что слетали с нежных уст этой застенчиво улыбавшейся девушки.

— Ты сирена, — прошептал он голосом, прерывающимся от желания.

Она куснула его за губу. Это было нежное покусывание, способное разбудить самые неистовые страсти. Глаза ее были закрыты. Она снова пошевелилась, все еще сидя у него на коленях, на этот раз намеренно.

— Подними юбку, — потребовал он. Теперь его голос был хриплым от желания.

Она послушно приподнялась и подтянула юбку. Тонкие пальцы расстегнули его пояс, и его мучительно напряженная плоть вырвалась на свободу. Он схватил Тэмсин за талию и посадил на колени, спиной к себе…

Тэмсин судорожно вздохнула, ощутив это властное вторжение. Все ее существо захлестнуло горячей волной наслаждения. Он с силой держал ее, его пальцы впивались в нежную плоть, и они оба закружились в вихре этого пожара, который разрешился таким взрывом внутри ее тела, что ей показалось — она распадается на части, и она услышала за спиной стон, и с ним было то же самое.

В камине потрескивал огонь, горела свеча. Джулиан медленно возвращался к реальной жизни, к этой комнате. Тэмсин лежала, прильнув к его груди, слабая и невесомая, как раненая птичка.

— Волшебница, — сказал он со слабым смешком, когда наконец обрел дар речи.

Тэмсин слабо улыбнулась.

— Я могу играть разные роли, милорд полковник.

— Разве я этого не знаю? — Он поцеловал ее в золотистую блестящую макушку.

— А теперь я хочу, чтобы ты еще покормила меня устрицами.

— Я здесь только для того, чтобы служить вам, милорд, — сказала она смиренно, соскальзывая с его колен. — Ваше слово — закон для меня.

Джулиан с наслаждением потянулся, и на его губах заиграла ленивая улыбка.

— Мне кажется, тебе придется выполнить много приказов, Лютик. Я предвкушаю долгую ночь.

Ночь и в самом деле оказалась очень длинной, и Тэмсин удалось урвать для сна не более получаса, когда ее внутренние природные часы разбудили ее как раз перед рассветом. Джулиан крепко спал, растянувшись на животе рядом с ней, на белой подушке выделялась ярким пятном густая копна его рыжевато-золотистых волос.

Она выскользнула из постели, слегка, чтобы не потревожить Джулиана, откинув одеяло. Бесшумно, не задев, миновала полог и оказалась в темной комнате. Тэмсин привыкла передвигаться ночью, и потому ее глаза быстро приспособились к темноте. Остатки пира все еще стояли на столе, а тяжелая мебель была сдвинута с мест. Торопливо натягивая бриджи, она улыбалась своим воспоминаниям. Приказы полковника подчас требовали изрядных гимнастических упражнений.

Через пять минут она уже была готова и сидела за секретером. Она писала Джулиану записку. Ел во что бы то ни стало требовалось придумать убедительную причину своего внезапного, безмолвного, ночного отъезда. Возможно, он не стал бы настаивать на том, чтобы вернуться с ними назад в Корнуолл… Но все-таки такая опасность существовала. А ей было совсем ни к чему, чтобы он оказался поблизости, когда она будет выяснять отношения с Седриком Пенхэлланом.

"Милорд полковник!

Нам необходимо вернуться в Корнуолл — за Хосефой и сокровищами. Кроме того, у Габриэля там остались кое-какие дела. Ждите нас через две недели, считая с сегодняшнего дня. Знаю, что в Лондоне у вас есть дела, и потому не хочу вас отвлекать, не хочу, чтобы вы нас сопровождали. Итак, через две недели, считая с этой минуты, я буду снова к вашим услугам и стану покорно выполнять все ваши приказы. Целую (Бесо)".

Она внимательно перечитала записку. Этого было достаточно, это должно было возыметь действие. Если он рассердится, что она исчезла так же быстро, как и появилась, то она сумеет с ним помириться, когда вернется. По крайней мере, пока они будут в разлуке, у него будет что вспомнить.

Она свернула бумагу и с легкой улыбкой перевязала ее бархатной лентой цвета слоновой кости, которую он в последний раз видел на ее волосах. Потом на цыпочках вернулась к постели и осторожно положила записку рядом с подушкой, у самой его головы.

Джулиан что-то пробормотал во сне и перевернулся на спину. Теперь он лежал, широко раскинув руки. Тэмсин боролась с искушением отвести с его лба непокорную прядь и прижаться губами к широкому лбу. Но он спал, как солдат, и она знала, что даже легчайшее прикосновение разбудит его.

Она неслышно удалилась из комнаты и поспешила вниз по лестнице, через погруженный в тишину и темноту дом, в библиотеку, располагавшуюся в тыльной его части. Она вспрыгнула на подоконник невысокого окна, перелезла через него и оказалась на мягкой и влажной земле, Габриэль ждал ее у конюшен, держа Цезаря за уздечку. Он приветствовал ее кивком головы.

— Все в порядке, малышка?

— Все хорошо.

Тэмсин вскочила в седло. Через пять дней они должны были добраться до Тригартана. Ее встреча с Седриком будет продолжаться не более часа или двух. Лошадям потребуется день передышки. После этого они вернутся, и она сосредоточит все свои силы на осаде бастиона по имени полковник лорд Джулиан Сент-Саймон.

Если же эта операция не увенчается успехом и ей не удастся его покорить, то она станет лагерем возле стен крепости и будет довольствоваться тем, что ей будет перепадать время от времени. И так будет продолжаться до тех пор, пока он не сдастся.

Когда Джулиан проснулся, был уже день. Он читал записку, еще не веря, что его опять провели, но уже начинал сердиться. Долгие часы она играла роль самой преданной, покорной, кроткой и трогательной в своей любви женщины, открывая перед ним такие стороны своей натуры, о существовании которых он и не подозревал. Но она все-таки оставалась проклятой бродяжкой и разбойницей! Почему бы ей не быть прямой и честной? Зачем ей понадобилось ускользать среди ночи, чтобы сделать нечто столь простое — привезти вещи и Хосефу. Он почувствовал, что ему не по себе. Беспокойство снедало его. Странная все-таки история! Даже такая сумасбродка, как Тэмсин, не прибегла бы к столь сложным уловкам ни с того ни с сего. Она не стала бы уезжать ночью без всякой разумной причины. Причину он мог придумать только одну: она не хотела, чтобы он сопровождал ее в этом путешествии. Она провела с ним ночь, которую он должен был вспоминать в ее отсутствие, уже зная, что дальше поступит именно так; тихонько выберется из его постели и уедет, пока он еще будет спать. Стоило ли действовать так хитроумно, если она собиралась всего-навсего проехаться в Тригартан и забрать Хосефу и свое имущество?

Хотя Тэмсин и сказала ему, что больше не будет разыскивать семью матери, она, по-видимому, собиралась сделать еще одну попытку разузнать что-то о своих родственниках. Может быть, она нашла какую-то зацепку, какую-то нить и решила все-таки попытаться размотать клубок до своего отъезда из Англии?

Насколько он знал характер Тэмсин, она скорее склонна довести задуманное до конца, чем бросить дело на полдороге. Приехать сюда ради этого и покорно согласиться все бросить только потому, что он просил об этом? Разумеется, он верил, что она собирается вернуться с ним в Испанию. Но до этого целеустремленная дочь Эль Барона хотела закончить свои дела.

Послать к черту свою такую женственную сущность и дать возобладать в себе упрямому, лукавому, склонному к интригам чертенку!

Сент-Саймон не мог поехать за ней, пока не договорится об их отплытии из Портсмута. Если бы он проявил достаточную настойчивость, околачивался часами в коридорах власти в надежде на аудиенцию, если бы мог безоглядно пробиваться сквозь бюрократические препоны, возможно, он получил бы уже к концу дня все необходимые документы. Но он не мог начать погоню ночью, поэтому терял двадцать четыре часа.

И почему, черт возьми, ему было так не по себе? Он нахмурился и оглядел в непонятной тревоге перевернутую вверх дном комнату. Даже если бы у нее были какие-нибудь мысли насчет Пенхэлланов, самое страшное, что могло бы произойти, — это ее встреча с Седриком, который бы ее унизил и с презрением отверг. Что могло случиться в Тригартане за двадцать четыре часа? И ведь с ней был Габриэль.