— Больно? — спросил Хаим, осторожно погружая пальцы в одеревеневшие мышцы кратовской спины.
      — Нет, — сказал Кратов сквозь зубы. — Уже нет.
      — Не надо вставать. Подождите, когда стимулятор подействует. Время пока терпит.
      Кратов хотел было узнать, что же именно вынуждено терпеть время, но в этот момент стало по-настоящему больно. Не сдержавшись, он зашипел. Джед, черной горой громоздившийся в углу каюты, против воли скорчил зверскую рожу. Хаим немедленно убрал руку с его спины и присел рядышком, участливо и печально моргая.
      Кратов лежал на животе, голый и слабый, как дитя, уткнув лицо в белоснежную, чистую подушку, о самом существовании которых он уже успел позабыть. Он отчетливо ощущал, как внутри него волнами распространяется воскрешающее тепло.
      — Это и в самом деле Очищение? — спросил он глухо.
      — В самом деле, — откликнулся откуда-то сбоку Биссонет. — Аафемт снова устали жить и вспоминать.
      — Он меня не понял, — пробормотал Кратов.
      — Кто — он?
      — Мерцальник.
      — Было бы странно!.. — начал возмущенно возвышать голос Биссонет. И тут же оборвал себя на полуслове.
      — Что для них сделать… — проваливаясь в забытье, шептал Кратов. Они же как маньяки… каждый одержим одной мыслью… наобум, напролом, к единственной цели…
      — Сейчас мы можем только одно: оставить их в покое, — сказал Элул, прикладывая к его шее очередную капсулу стимулятора. — Мы не понимаем их, а они — нас. Вдобавок, мы не понимаем и Мерцальников. Зато Аафемт и Мерцальники отлично уживаются. Глупо им мешать. И нелепо внушать свои представления о разумном, навязываться им на шею со своим, в общем-то, праздным любопытством. Каждый сам хозяин своей смерти.
      — Возможно, Мерцальники тоже не в своем уме, — вставил Биссонет.
      — Об Аксютине что-нибудь слышно? — вдруг встрепенулся Кратов, приподнимая голову над подушкой.
      — Связи с базой нет, — кашлянув, промолвил Джед. — Мы накрыты непроницаемым колпаком. Очищение…
      — Где Эл?
      — За пультом.
      — А командор?
      Хаим и Биссонет быстро переглянулись. Джед снова гулко откашлялся.
      — Командора нет, — наконец ответил Элул.
      — Это я вижу. Где же он?
      — Командор умер.
      Кратов стряхнул с себя усыпляющую руку Хаима. Поднатужившись, скрипнув зубами, сел. Невероятно тяжелая, налитая расплавленным свинцом голова тянула его вперед, и он вынужден был, уступая слабости, припасть к стене.
      — Как это произошло? — спросил он.
      — Нас освободили сразу после вашего ухода, — сказал Элул. — Проводили с помпой, с музыкой. Надарили всякой ерунды. Даже вернули браслеты… Дилайт тут же связался с кораблем — Татор ждал нас на прежнем месте. После уточнения координат он выслал нам навстречу «туатару» с автоводителем. Так что с возвращением у нас сложностей не было. Но в ста метрах от корабля Дилайт внезапно приказал избавиться от подарков. Мы с Бертом запротестовали…
      — Там было много интересного, — извиняющимся голосом заметил Биссонет. — Одни манускрипты чего стоили. И хрустальные глобусы. Дело в том, что Аафемт отчетливо понимают, что их мир шарообразен.
      — Отчего бы им этого не понимать, — проворчал Кратов. — За их плечами культура подревнее нашей…
      — Тогда Дилайт послал нас на корабль за «галахадом», а сам остался у сваленных в кучу подарков, — сказал Элул. — Мы ума не могли приложить, зачем ему скафандр высшей защиты, а он отчего-то не захотел объяснить. Потом-то мы поняли… Мы вернулись на корабль. Берт прямиком направился в душ, Джед скорей-скорей полез к пищеблоку — по мясу истосковался. Мы вдвоем с Татором потащили «галахад»… — Хаим помолчал, кивая головой. Мы опоздали.
      — Древний огонь, — сказал Кратов ровным голосом.
      — Да… Мы можем только гадать, что произошло. Эти изумительные хрустальные глобусы! То ли они снабжены были часовым механизмом, как старинные мины, то ли Дилайт допустил неосторожность, во что я поверить не могу. В него плеснуло этой дрянью. Он сгорел заживо. На наших глазах. Мы не знали, как ему помочь.
      — Он успел что-нибудь сказать?
      — Командор был в сознании минут пять. Он говорил не переставая, половину из его слов мы не поняли. Запретил нам приближаться. Вспомнил о каком-то корабле, где якобы стряслось то же самое. Несколько раз повторил, чтобы ни в коем случае не везли его на Землю, а зарыли здесь же и как можно глубже — потому что древний огонь может тлеть бесконечно долго. И непременно с маяком с «туатары». Там небольшой маяк, но очень мощный и с хорошим резервом… Мы сделали, как он просил.
      — Для чего ему понадобился маяк? — пожал плечами Биссонет.
      «Я знаю», — хотел было сказать вслух Кратов, но сдержался.
      — Для того, — пояснил Хаим, — чтобы впоследствии могилу можно было отыскать. Десятиметровая шахта, слой земли — есть слабый шанс уберечь от всяких там Очищений и тело, и маяк.
      — А потом я выгнал все зонды, какие были, чтобы они искали тебя, — в очередной раз откашлявшись, объявил Джед. — И они нашли.
      — Как вы умудрились выпутаться? — спросил Хаим. — Надеюсь, обошлось без смертоубийств?
      — Драконий Шип очень хотел убить меня, — неохотно ответил Кратов. Но не совладал с древним огнем… Я все расскажу вам. Только чуть после.
      — Хорошо, — согласился Хаим. — А теперь еще пару кубиков стимулятора — и вы подниметесь окончательно.
      — Ты устал, звездоход, — сочувственно промолвил Джед. — Но нам обязательно нужен второй навигатор. На корабль валит Очищение со всеми своими прелестями. Землетрясения, извержения, пожары… Конечно, мы можем спокойно запереться в корабле и ждать, чем все кончится. Если под нами не рассядется земля и не вскроется вулкан, на остальное можно наплевать. Эта посудина способна выдержать многое, но нам нельзя рисковать. Мы попытаемся взлететь.
      — Я займу свое кресло, — сказал Кратов. — Но вы должны знать следующее. Я паршивый второй навигатор. Особенно в нынешнем состоянии.
      — Замечательное плоддерское качество, — фыркнул Биссонет. — Сейчас он скрупулезно перечислит все свои недостатки, а потом пойдет и сделает все как надо.
      — Этот шарик сошел с ума, — сказал Джед. — Он вертится как очумелый. Воображаю изумленные рожи парней Дедекама, которые прибыли нас выручать. Они болтаются на орбите и не знают, с какого конца подступиться к планете. Ну, по нашим наблюдениям, под облачным слоем все относительно спокойно. Что творится выше границы облаков, сам дьявол не ведает. И поэтому я согласен на любого второго навигатора. Пусть даже на паршивого.
      — В конце концов, отнюдь не обязательно подниматься за облака, проговорил Элул, ни к кому специально не обращаясь. — Достаточно откочевать поглубже к западу от терминатора…
      — Я займу свое кресло, — повторил Кратов. — Только бы мне не дали уснуть.
      — Хрена ты нынче уснешь, — пообещал Джед.

      Угольно-черная волна, увенчанная ослепительным огненным гребнем, почти целиком закрывала собой горизонт. Ее подножие утопало в облаке дыма и пыли, изредка там вспучивались лавовые нарывы. Небеса затянуло непроницаемым пурпурным пологом, по которому заполошно метались ветвистые молнии.
      За пологом готовилась смена декораций. Восходило никогда и никем еще из людей невиданное солнце.
      — Красиво, — прошептал Татор зачарованно.
      — «И сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю», сказал Джед. — «И третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела».
      — Маленькие люди Аафемт тоже смотрят на эту красоту, — процедил Кратов сквозь зубы. — Помощи им ждать неоткуда. Поэтому они ждут смерти.
      — Они умирают счастливыми, — сказал Татор. — Мы так не умеем.
      — Вот я и хочу научить их жить счастливо, — упрямо проговорил Кратов. — А они пусть научат нас умирать счастливо.
      — Ментор сыскался! — хохотнул Джед. — Уж ты научишь… Да ты сам-то умеешь ли это самое — жить счастливо?
      Кратов не ответил.
      Корабль вздрагивал, всем корпусом отзываясь на приближение катаклизма, и эта дрожь передавалась навигаторам за пультом.
      Джед вздохнул и быстро перекрестился ладонью.
      — Улетим? Не улетим? — спросил он с преувеличенной бодростью. — Орел или решка?
      Татор молча улыбнулся.
      «Я вернусь, — думал Кратов, глядя на подернутый пылевой завесой экран. — Вы все как знаете, а я вернусь непременно».

      — Я здесь, брат, — сказал тектон Горный Гребень. — Что с тобой происходит?
      Экран был затянут темной пеленой. Но крыло мертвящего холода все же задело Кратова, отзываясь невнятными страхами где-то под самым сердцем. Встрепенулся и напрягся Чудо-Юдо, тревожно спрашивая: «Что это?.. Что?..»
      — Я не могу здесь больше, — сказал Кратов. — Я устал. Позвольте мне вернуться на Сфазис.
      — Никто не может запретить тебе быть там, где ты хочешь.
      — Я слишком долго не был дома, это правда. Здесь многое изменилось. Люди больше не смотрят на Галактику с надеждой. Почему? Я до сих пор не понял. В какой-то миг мне показалось, что я возвращаюсь к ним. Но эта иллюзия скоро рассеялась. Все видят во мне пришельца, чужака, которого природа из каприза снабдила человеческим телом. Разговаривая со мной, люди на самом деле обращаются к Галактике. К вам…
      — Это удел всех нас, — терпеливо сказал тектон. — Потому что мы олицетворяем разумное начало мироздания. И ты тоже, брат.
      — Ну, какое же из меня разумное начало? — усмехнулся Кратов. — Я слаб и глуп. Я ошибаюсь без счета. И при этом наношу раны окружающим. Бросаю в одиночестве тех, кому нужна моя поддержка. Предаю тех, кому дорог. Вот и сейчас: всеми силами я желаю вернуться на Сфазис. А выходит, что тем самым я совершаю чуть ли не двойное предательство. По отношению к новым друзьям и любимой женщине. И по отношению к вам, которые доверились мне. Изменяю и Земле, и Галактике.
      — Мы поймем твой поступок. Перед нами ты свободен в своем выборе. Хотя, не скрою, наша задача осложнится. Что же касается Земли, ты должен рассудить сам.
      — Но я и так много вспомнил! — воскликнул Кратов. — Вот уже второй месяц я только тем и занят, что вспоминаю, вспоминаю… Разве этого мало? Неужели еще недостаточно, чтобы убедиться: никаких особенных космических процессов я не возбудил, не задел никаких сокровенных струн, а просто жил и работал в меру сил, и не так уж идеально работал?..
      — Если чего-то и было в твоих воспоминаниях в избытке, так это доказательств нашей гипотезы.
      — Я не понимаю… — сказал Кратов, растерявшись.
      — Неужели? — Поперек темного экрана пробежала вереница огоньков. Как если бы тектон вдруг широко распахнул все свои глаза от удивления. — Для нас уже давно стало очевидным, что в Галактике существуют и взаимодействуют две реальных силы. С одной стороны — это мы, объединенный разум тысяч цивилизаций, Галактическое Братство. Этот фактор можно контролировать и направлять. С другой стороны — это… Я не знаю, как это назвать. Например, Хаос. В самом деле, коль скоро мы полагаем себя силой, направленной на упорядочивание космических процессов, то противостоять нам должен именно Хаос… Так вот, Хаос не поддается обнаружению нашими органами чувств, сколько бы их ни было, до какой остроты мы их ни оттачивали бы. Только мы, тектоны, можем догадываться о присутствии Хаоса — в этом его понимании! — по отдельным проявлениям. Все остальные даже не замечают этого. Или наделяют Хаос сверхъестественными свойствами, облекают в религиозные одежды.
      — Бог? — с иронией осведомился Кратов. — Или Космиург?
      — Это два имени для одного явления, но окрашенные в разные оттенки. Бог — сочувствие, совместное чувствование. Космиург — слепое безразличие. Хаос сочетает свойства Бога и Космиурга. Слепое неравнодушие… Может быть, мы и возникли как побочный эффект управляемых им процессов. Хаос не преследовал цели рассеять зерна разума по вселенной. Но это произошло, и теперь он, как и мы, пытается вернуть Галактику под свой контроль. Возможно, мы мешаем ему. Это как весы, чаши которых уравновешены двумя грузами. До какой-то поры баланс соблюдался. Но Галактическое Братство вошло в пору зрелости, и мощь его стала заметна в масштабах Вселенной. Баланс был нарушен, и сейчас Хаос старается его восстановить. Это не хорошо и не плохо. Это объективный факт, с которым следует примириться.
      — Но при чем здесь я?!
      — Ты — точка соприкосновения двух сил — Галактики и Хаоса.
      — Этого не может быть, — сказал Кратов убежденно. — Я никогда не сталкивался ни с каким Хаосом! — Он помолчал. — Впрочем, однажды, на планете Финрволинауэркаф, я угодил в очаг столкновения даже трех сил. Или четырех… Но там все было иначе и проще. Эти силы были реальны… Наверное, я не до конца понимаю твои слова, учитель? — спросил он с надеждой.
      — Но проявления Хаоса тоже реальны. Мы просто не знаем, откуда исходит противостояние, по каким законам оно развивается и какова конечная цель. И надеемся, что ты поможешь нам найти ответ хотя на один из вопросов. Ты ОТМЕЧЕН, брат.
      — Отмечен? — Кратов против своего желания улыбнулся. — Кто же я тогда? Подсадная утка в большой охоте?
      — Мне понятна твоя метафора. Она близка к истине, хотя неясно, кто охотник, а кто жертва. А особенно — кто первый решил использовать тебя в качестве приманки… Нет, ты отнюдь не глупая птица, звуками своего голоса подзывающая хищного зверя под прицел оружия. Никто ни на кого не охотится. Я думаю, что мы просто хотим обнаружить друг друга. Так случилось, что мы сосуществуем в одной вселенной, но не видим соседа. И ты — указатель. Слабый путеводный огонек в кромешной тьме.
      — Но я, как и вы, ни зги не вижу в этой тьме!
      — Это вполне объяснимо. Ты обитаешь в тех же координатах, что и породившая тебя пангалактическая культура. И ты действительно ничего не видишь СЕЙЧАС. Но был момент, когда ты увидел и то, что нам противостоит. И Хаос увидел тебя.
      — Та давняя встреча в экзометрии? — задумчиво спросил Кратов.
      — Мы можем лишь предполагать. Хотя вернее всего, что именно тогда это и случилось.
      — Но на «гиппогрифе» я был не один. Пазур, Ертаулов, Рашида…
      — Разве могли названные тобой люди впоследствии повлиять на галактические процессы? Ни один из них с тех пор не покидал Земли. Ни один, хотя ты этого не знаешь, ибо тебе не удалось встретиться с ними.
      — Олег Иванович Пазур умер три года назад, не дожив и до восьмидесяти. Ертаулов где-то скрывается, не отвечая ни на какие вызовы. О нем нет новостей все эти двадцать лет. Рашида… Видит Бог, я пытался встретиться с ней и не смог. Струсил, наверное.
      — Мы не видим в том большой беды. Судьбы Галактики вершатся среди звезд.
      — Значит, я был отмечен двадцать лет назад…
      — Слишком много вопросов возникает при изучении этого эпизода твоей биографии. Загадочный экзометральный артефакт. Неминуемая гибель корабля, которая так и не состоялась. Абсолютно невозможный выход твоего друга в экзометрию и еще более невозможное возвращение… И ни одного ответа.
      — Как же она выглядит, эта «черная метка»?
      — Ты употребил не слишком удачное обозначение. Оно мелковато для такой категории, как Хаос. В вашем языке существует термин «злой рок»…
      — Выходит, я отмечен печатью рока?!
      — Это так, брат.
      — Сбывается проклятие Рашиды…
      — Власть человеческой магии, даже проявляясь, не простирается за пределы Земли. Ты напрасно упомянул имя этой женщины. Но связь между ее проклятием и твоей дальнейшей судьбой и вправду наводит на подозрения. Хотя, конечно же, отнюдь не Рашида всему причиной. Всюду, где бы ты ни бывал, за тобой неотступно следовал рок. И хотя этот термин также страдает неточностью, мы вынуждены употреблять его за неимением более подходящего… Ты прибываешь на планету Псамма. И сразу оказываешься в очаге межрасового конфликта. Пусть он и угас в зародыше — не без твоего участия, но были жертвы… Ты уходишь за черту отчуждения, и беды преследуют тебя. Пожар на Магме-10. Вооруженная стычка на Нимфодоре. Экологический взрыв на Арнебе-3. Безумная цивилизация на Финрволинауэркаф… Но это НЕ ТВОИ беды. Они не задевают тебя, обрушиваясь по преимуществу на тех, кто или что тебя окружает, будь то коллеги по работе, будь то целые миры. И разве что-нибудь изменилось с того дня, когда ты возвратился, говоря плоддерским языком, во Внешний Мир?
      — Если так судить, то очень мало, — согласился Кратов.
      — Но ты еще ни слова не поведал нам о своей жизни после Плоддерского Круга. Мы можем лишь предполагать, что и на протяжении этих двенадцати лет имели место важные события. Так, мы знаем, что состоялась еще одна твоя встреча с рациогеном. Да и экзометральный артефакт тоже напомнил о себе, но там, где ты менее всего ожидал.
      — Это правда, учитель… Но если я действительно отмечен роком, встрепенулся он, — тогда мне лучше убраться подальше с Земли. Ни к чему тащить свое горе-злосчастье в родительский дом.
      — Но пока ты на Земле, с тобой не происходит ровным счетом ничего примечательного, не так ли?
      — Почти ничего не происходит… Кроме того, о чем я уже говорил.
      — Разве масштабы твоих личных переживаний сопоставимы с Галактикой?
      — Не знаю… На Земле тоже не все ладно. Зреет какая-то смутная тревога. Будто лавовый котел в недрах вулкана. Я боюсь извержения.
      — Ты невольно приблизился к объяснению собственного феномена сразу на несколько шагов.
      — Во всяком случае, я хотел бы с этим бороться.
      — А здесь ты допускаешь ошибку, брат. С Хаосом нельзя бороться. Это за пределами наших сил. С ним следует примириться и постараться впредь не тревожить.
      — Знать бы только, чем мы его растревожили…
      — Очевидно, ты никак не можешь отделаться от узкого, заземленного взгляда на происходящее. Пытаешься персонифицировать Хаос, отождествить его с какой-то могущественной сверхцивилизацией, которая распоряжается тобой против твоей воли, как марионеткой.
      — Не так просто отрешиться от естественного взгляда на вещи.
      — Мы тоже долго заблуждались. Все мы спутали причину со следствием. И злой рок, о котором мы говорим, действует нетрадиционно, не в классическом его понимании. Все же этот термин предельно условен… Не бедствия и катастрофы гонятся за тобой по Галактике, а наоборот. Это ты следуешь за ними. Это ты с фатальной неизбежностью оказываешься в самом эпицентре потенциального катаклизма, словно заранее предвещая его. Но будучи исключительно активной натурой, ты немедленно, всеми силами и наличными средствами — Кодекс плоддерской чести! — вступаешь с ним в сражение. И самое необыкновенное, что порой тебе удается свести последствия катастрофы к минимуму. Не везде, впрочем, и не всегда.
      — Но тогда что мешает вам использовать меня как своеобразный индикатор опасности?
      — А мы так и делали. Мы не первый год обращаем особое внимание на маршруты Галактического Консула, что дало нам возможность предотвратить несколько серьезных катастроф.
      — Вот как!
      — Конечно, мы могли бы и впредь ограничиться простым наблюдением за тобой. Но создавшееся положение стало унизительным как для тебя, так и для нас. Для тебя потому, что непозволительно рассматривать разумное существо как… как «подсадную утку». А для нас — потому что процессы, ведущие к твоему непременному появлению в районе бедствия реальны, но в то же время не поддаются нашему контролю. Нам подвластны лишь следствия. Но мы желали бы знать и причины.
      — А если это случайное совпадение?
      — Мы поверили бы в совпадение, будь оно отмечено, как и полагается совпадению, раз или два. Но когда явление происходит многократно, не имея ни малейшей тенденции к затуханию, то оно невольно приобретает статус закономерности. Кто способен рассчитать точную вероятность твоего совершенно случайного появления в местах хотя бы только тех событий, которые ты уже упомянул в своих воспоминаниях? Кто знал, что ты станешь плоддером, будучи полностью оправданным? Можно ли было ожидать, что ты нарушишь Кодекс чести, который так ревностно соблюдал, и призовешь на помощь Звездный Патруль? Предполагал ли кто-нибудь, что ты ввяжешься в дуэль с Драконьим Шипом?.. Но, помимо всего этого, существует еще по меньшей мере двадцать эпизодов, о каких ты не счел нужным и вспоминать!
      — Наверное, это за пределами человеческих сил. Никто не может воспроизвести в деталях всю свою жизнь. Хотя мне кажется, что я описал самое важное.
      — Ты настолько свыкся с постоянно возникающими вокруг тебя экстремальными ситуациями, что зачастую расцениваешь их как рутинную работу.
      — Хорошо. Пусть так… Но каким образом Хаосу удается управлять мной? Что бы ты ни говорил, учитель, но я не марионетка. Я человек и сам руковожу своими поступками.
      — Никто не посылает тебе подметных писем. Никто не внушает тебе противные твоей воле намерения. Это было бы так просто! Не составило бы большого труда обнаружить и субъект такого воздействия, и сам его источник. Да и ты сам легко бы справился с этой задачей. Иное дело, когда воздействие осуществляется на уровне объективных законов мироздания. Тобой управляет Хаос. А значит, тобой не управляет никто! Пойми: вероятность того, что судьба забросит Галактического Консула в очаг потенциальной опасности, чрезвычайно невелика. В знаменателе дроби, определяющей ее, множество всех возможных точек его маршрута. Вероятность же того, что он окажется последовательно в нескольких таких очагах в течение небольшого времени, практически нулевая… Но, однако же, ты сам, по своей воле, но одновременно и по своему неведению, появляешься именно там, где тебе нужно быть по мнению Хаоса. Следовательно, вероятность этого события искусственно увеличена.
      — Это невозможно!
      — Да, невозможно — по тем законам мироздания, что нам известны. Но мы имеем дело с силой, которая сама устанавливает себе законы.
      — Если все так, как ты говоришь, учитель… Что мы перед Хаосом, что перед ним вся наша Галактика? Пустяк, песчинка… И что перед ним неразличимый глазу атом — человек Константин Кратов?!
      — У Хаоса нет глаз, чтобы видеть атомы. Нам неизвестны его цели. Да и сам факт существования Хаоса в ТАКОМ виде еще не доказан. Возможно, Хаос просто предостерегает нас, изменив вероятностные характеристики для одного-единственного атома, вполне случайно угодившего в область его восприятия. Например, указывает нам при помощи тебя возможные горячие точки Галактики. Хотя в этом случае мы вынуждены допустить наличие у него доброй воли.
      — Часто ли мы проникаемся состраданием к эволюциям культуры микроорганизмов под объективом сканера? — промолвил Кратов с сомнением.
      — Остается уповать на то, что, если вдруг подтвердится наша гипотеза, Галактическое Братство не будет для Хаоса… культурой микроорганизмов. Но в то же время нет ни малейшего основания пренебрегать худшим вариантом. И мы обязаны опередить события и подготовиться.
      — Ответь мне на один вопрос, учитель. Я у вас один такой… меченый атом?
      — Ты единственный, брат.
      — Тогда разумно ли мое бездействие? Не следует ли, наоборот, возобновить мою активность, но подчинить ее какому-то плану?
      — Может быть, у нас еще есть время. Может быть, мы уже исчерпали его запасы. И сейчас, когда происходит наша беседа, чаша весов качнулась не в нашу сторону. Никто не знает будущего, даже мы, тектоны.
      — Но я не могу ждать сложа руки, когда творится такое! — вскричал Кратов.
      — Ты не бездействуешь, брат. Твои воспоминания несут бесценную информацию. Ничего более важного ты еще не делал в своей жизни. Да и все мы — тоже. Продолжай вспоминать, мы ждем…
      Экран погас.