Забрав копии снимков, предусмотрительно оставленные на автовокзале, Николь спустя полтора часа уже оказалась в клубе «Инди-Крик», или, точнее, перед постом охранника, контролировавшего въезд на остров.
      Охранника она без труда узнала – старый знакомый Пол Коффи. Красные глаза, осунувшееся лицо – сегодня он выглядел не лучшим образом.
      – Я приехала повидать миссис Симпсон, – пояснила Николь.
      – О, миссис Эйвон, как ваши дела? Удивительно, он ее узнал.
      – Спасибо, хорошо, а ваши?
      – Очень хорошо, спасибо.
      Однако это прозвучало настолько неубедительно, что Николь решила расспросить его, хоть на самом деле ее это не касалось и оттягивало встречу с Глорией Симпсон.
      – Что-то вы неважно выглядите. Что-нибудь случилось?
      – Нет, – ответил он, – ничего… малость перебрал скотча накануне. Похоже, нужно будет притормозить с этим. Печень, знаете ли.
      И, изображая виноватую улыбку, он сокрушенно вскинул брови, словно перед лицом неизбежности, и похлопал себя по животу, который и впрямь слегка вздулся, – свидетельство того, что печени действительно пришлось несладко.
      – Да, вы уж поосторожнее, – поддержала его Николь.
      – Постараюсь, мэм! – пообещал тот.
      И поднял перед ней шлагбаум, даже не спросив, назначена ли у нее встреча с миссис Симпсон. «Симпатяга, – решила Николь. – Такое ощущение, будто меня теперь воспринимают как друга миссис Симпсон».
      Несколько минут спустя Николь втиснула свою «хонду» между «бентли», принадлежащим миссис Симпсон, и сверкающим черным «лексусом». На наклейке на лобовом стекле она заметила буквы «ДМ» – доктор медицины и сразу подумала: «Будем надеяться, что Глория Симпсон не заболела!»
      Слегка неуверенным шагом, словно колеблясь, достаточно ли у нее оснований для демарша, журналистка пошла к дому. Осмотрев собственное отражение в безупречно чистом стекле «бентли», она убедилась, что костюм выбран правильно, блузка удачно подобрана, а волосы хорошо уложены. Она позвонила.
      Через пару секунд дверь открыл слуга: семидесятилетний мужчина с красивой, совершенно белой шевелюрой, он выглядел на редкость достойно в своей черной униформе, подчеркивавшей его худобу. Она уже видела его во время своего первого визита, но он, в отличие от Пола Коффи, похоже, не узнал ее и вовсе не скрывал своего удивления. Наверное, редко случается, чтобы в доме Симпсонов возникали посетители, приехавшие без предварительной договоренности.
      – Вы миссис?…
      – Николь Эйвон.
      – Вне всяких сомнений, миссис Симпсон не предупреждена о вашем визите.
      – Нет, но она меня знает. Мне нужно сообщить ей чрезвычайно важные вещи.
      – Важные вещи? – повторил слуга с некоторой иронией, его тон неприятно напомнил Николь обращение Снайдера.
      – Да.
      – Что ж, если вы изволите подождать, я посмотрю, что можно сделать.
      И вместо того чтобы дать ей войти, он закрыл Дверь перед ее носом, словно она была ничтожнейшей из всех живущих на земле. Но Николь утешилась мыслью о том, что, по крайней мере, миссис Симпсон дома. Она преспокойно могла уехать куда-нибудь развеяться…
      «Необходимо, чтобы она меня приняла, – произнесла Николь мысленное заклинание, – просто необходимо…»
      Во время их первого разговора миссис Симпсон казалась настроенной по отношению к ней скорее дружески. Но с богатыми людьми никогда не знаешь наверняка: их любезность иногда всего лишь способ обозначить дистанцию в общении с теми, кто не принадлежит к их обществу.
      Как бы то ни было, Николь скрестила пальцы.
      Мгновения нервного ожидания, и все тот же достопочтенный слуга вновь распахнул дверь:
      – Соблаговолите следовать за мной, миссис Эйвон.
      В холле она снова изумилась огромному портрету покойной дочери миссис Симпсон. Слуга проводил ее в просторную комнату (во время первого визита Николь ее не видела); на самом деле это был кабинет, где любил работать мистер Симпсон.
      Глория Симпсон, как всегда элегантная, в черном платье (казалось, она по-прежнему в трауре), сидя на канапе, пила чай в компании пожилого мужчины, облаченного в деловой костюм с красным атласным галстуком. Он был практически лыс, за исключением почти незаметного нимба седых волос. Впрочем, это его нисколько не портило, напротив, даже подчеркивало присущий ему строгий шарм. Глубокие синие глаза с острыми зрачками сразу же приковывали к себе внимание.
      – О, Николь, какой приятный сюрприз! – воскликнула миссис Симпсон, привстав.
      Ее компаньон поднялся и подошел к журналистке, изобразив легкую улыбку, обнажившую великолепные зубы. Присущая ему несокрушимая уверенность в себе скорее внушала окружающим робость. В любом случае Николь испытала некоторую неловкость, которая не прошла, даже когда он протянул ей руку.
      – Николь Эйвон. Доктор Алан Гринберг.
      Должно быть, это владелец красивого черного «лексуса»…
      Алан Гринберг…
      Николь показалось, что она где-то уже слышала это имя.
      Но поскольку ее нервы в последние дни были на пределе, то, возможно, ей это просто показалось.
      – Чем обязана вашему визиту, Николь? – спросила элегантная вдова.
      – Мне необходимо поговорить с вами о вашем муже. Но дело в том, что это очень… как бы это выразиться… конфиденциально, по крайней мере на данный момент, и я не знаю…
      Она повернулась с нерешительной улыбкой к доктору Гринбергу.
      – О! Вы можете говорить свободно, Николь. Доктор Гринберг не только был личным врачом моего мужа на протяжении тридцати лет, но он к тому же является другом семьи.
      Доктор Гринберг ограничился безмолвным кивком.
      – Но я совершенно забыла об обязанностях хозяйки дома. Могу я предложить вам что-нибудь выпить? – Светскую любезность Глории Симпсон было трудно поколебать.
      – Нет, благодарю.
      Повисла пауза, затем Николь продолжила:
      – Я осмелилась нанести вам визит, так как у меня есть веские причины полагать, что ваш муж был убит!
      Это по меньшей мере шокирующее заявление взволновало миссис Симпсон, глаза которой мгновенно увлажнились. Мало того что Николь напомнила ей о смерти ее горячо любимого мужа, весть о том, что он, возможно, был убит, лишь обострила боль. Реакция доктора Гринберга была несколько иной: его глаза сузились, он впился пронизывающим взглядом в журналистку, словно она только что произнесла нечто чудовищное. Данное заявление вызвало в нем скорее скептическую реакцию, чем удивление.
      – Николь, но как вы можете утверждать подобные вещи? Мой муж скончался от сердечного приступа, спокойно завтракая в «Рице». Если бы его убили, то остались бы следы, ну я не знаю… И потом, вокруг были люди, они бы заметили убийцу.
      – Вот именно, один из свидетелей передал мне очень серьезную улику.
      – Вы меня интригуете, – проговорила миссис Симпсон, поворачиваясь к доктору Гринбергу.
      Тот ничего не сказал, но его лицо едва заметно побледнело. А прищуренные глаза, казалось, буквально сверлили Николь.
      – Именно, – подтвердила молодая женщина, – я разговаривала с главным свидетелем, с Эмилио.
      – Эмилио… вы говорите об официанте? – переспросила миссис Симпсон, которая, казалось, совершенно не понимала, куда клонит Николь.
      – Да.
      – Но я тоже говорила с ним. И он мне все рассказал: как с моим мужем случился приступ во время еды, как он упал. Эмилио первым пришел к нему на помощь, но было слишком поздно, и врачи не смогли вернуть его к жизни.
      – Я все это знаю, миссис Симпсон, но во время нашей беседы всплыли новые факты. Эмилио отдал мне пузырек с таблетками, которые принимал ваш муж, – моноприл.
      – Да, мужу прописали этот препарат еще несколько лет назад, так как у него было высокое давление.
      – Дело в том, что при внимательном изучении я пришла к выводу, что таблетки были подделаны. Во флаконе содержалась лишь одна подлинная таблетка, на ней было вытиснено название лекарства. Остальные – идентичные по форме и цвету – являлись плацебо.
      – Вы уверены? – спросила вдова.
      – Да, это означает, что ваш муж считал, что принимает лекарство, в то время как принимал бог весть что. Как вам известно, данное лекарство было чрезвычайно важным для поддержания его здоровья, а повышение давления, вероятно, и вызвало сердечный приступ. Отсюда мое утверждение, что ваш муж, скорее всего, был убит.
      Миссис Симпсон была слишком поражена этими разоблачениями, чтобы говорить. Вмешался доктор Гринберг:
      – Вы отдаете себе отчет в серьезности своего заявления?
      – Да, доктор, – спокойно признала Николь, державшаяся на редкость уверенно.
      – Вы не могли бы мне показать эти якобы подделанные таблетки? Мне как медику было бы очень интересно взглянуть на них.
      – Нет…
      – То есть вы отказываетесь мне их показать? – воскликнул доктор с озадаченным видом.
      – Право, Николь, нам следует сотрудничать, – принялась уговаривать миссис Симпсон.
      – Дело не в том, что я отказываюсь вам их показать, а в том, что у меня их больше нет.
      – Как это? – спросил доктор.
      – В общем, я отнесла их фармацевту, чтобы проанализировать состав, а в аптеке заявили, что они потерялись. Но я уверена, что это произошло не случайно.
      У доктора Гринберга при этих словах сделалось скептическое выражение лица, словно он усомнился в нормальности Николь.
      – Послушайте, мисс Эйвон…
      – Миссис.
      – Да, простите меня. Чем конкретно вы занимаетесь?
      – Журналистикой.
      – Да, хорошо, возможно, вы великолепная журналистка, полная благих намерений, но я полагаю, что у вас слишком буйное воображение. Неужели вам кажется, что мы сможем убедить полицию начать расследование на основе якобы подделанных таблеток, которых у вас больше нет?
      – Разумеется, имей мы их на руках, было бы куда проще, но я считаю, что полицию крайне заинтересуют вот эти фотографии, – сказала Николь.
      Она показала конверт, держа его обеими руками, словно боялась, что его украдут.
      – Впрочем, миссис Симпсон, я должна вас предупредить: эти снимки, по крайней мере на первый взгляд, носят шокирующий характер. На них – Мария Лопес и ваш муж. Но я вам докажу, что, как и моноприл, они были фальсифицированы. В ходе съемок ваш муж был без сознания, он вообще не осознавал, что происходит. – Пытаясь смягчить удар, Николь добавила: – К тому же я узнала, что Мария Лопес является, так сказать, рецидивисткой. Невероятно, но за последние шесть лет она побывала замужем трижды.
      – Трижды? В это трудно поверить! – откликнулась миссис Симпсон.
      – Да, за шесть лет. И каждый раз она сочеталась законным браком с пожилым и отнюдь не бедным мужчиной. Ее мужья умирали вскоре после свадьбы и оставляли ей в наследство десятки миллионов!
      – Десятки миллионов долларов? – Доктор Гринберг был явно поражен.
      – Боже мой, – обронила миссис Симпсон с некоторой растерянностью, – мы имеем дело с настоящей профессионалкой.
      – У меня есть основания полагать, что она работает не одна, – добавила Николь.
      – Вообще-то, – иронически заметил доктор Гринберг, – для женитьбы обычно достаточно двух человек. Я плохо представляю, зачем этой интриганке могла бы понадобиться посторонняя помощь, чтобы соблазнять стариков: скорее это им требовалась помощь, если хотите знать мое мнение.
      Было ли это сказано в шутку? В любом случае язвительный комментарий доктора Гринберга не развеселил ни миссис Симпсон, ни Николь, которая поспешила объяснить:
      – Я хочу сказать, похоже, нашей красотке от этих экстраординарных заработков достались сущие крохи, и даже те десять миллионов, которые она выманила у вас, утекли с ее счета.
      – Однако ей их выплатили, это совершенно точно. – В голосе миссис Симпсон звучала ярость.
      Стиснув зубы, она отвернулась, погрузившись в болезненные воспоминания об этой истории с завещанием.
      – Она действительно их получила, но в тот же день перевела большую часть на счет организации под названием Сенон-фонд.
      – Сенон-фонд? – переспросил доктор Гринберг.
      – Вы знаете, о чем идет речь? – заинтересовалась Николь.
      – Понятия не имею.
      – Как бы там ни было, – заключила Николь, – но я склоняюсь к мысли, что Мария Лопес действует не одна. Иначе почему, несмотря на унаследованные от трех мужей миллионы, она все еще живет в убогой квартире на севере Майами и работает официанткой в баре отеля «Суэц», третьеразрядном заведении.
      – Действительно, это любопытно, вы не находите, доктор? – произнесла миссис Симпсон, адресуясь к Гринбергу.
      – Это еще мягко сказано.
      Теперь Николь достала снимки:
      – Еще раз вас предупреждаю: помните, что это фальсификация.
      Наконец она разложила снимки на стеклянном столике.
      При виде фотографий – невзирая на бесконечные предупреждения, которыми Николь пересыпала преамбулу, – у миссис Симпсон вырвался крик. Ее муж, да, ее муж, которому она безгранично верила, который для нее был выше всяких подозрений, находился в номере отеля полуголый, в объятиях этой потаскушки Марии Лопес, разряженной как настоящая проститутка! Вдова восприняла эти снимки как ключ к необъяснимой загадке: как случилось, что ее муж отписал в своем завещании Марии Лопес десять миллионов! Она задыхалась от боли:
      – Я… я бы никогда не поверила, что Джордж мог так поступить… обмануть меня с подобным ничтожеством! Это…
      Она была слишком подавлена, чтобы закончить фразу. Алан Гринберг подошел к ней и нежно обнял за плечи, помогая превозмочь отчаяние. В сторону Николь он бросил неодобрительный взгляд: зачем теперь, когда Джордж Симпсон лежал в могиле, подвергать несчастную вдову подобному испытанию. Это слишком бесчеловечно и к тому же совершенно бесполезно. Николь прочла этот молчаливый упрек в глазах разгневанного врача.
      – Мне правда очень жаль, что эти снимки настолько вас потрясли, миссис Симпсон. Но я всего лишь пытаюсь вам объяснить, что на самом деле муж не обманывал вас.
      – Вы хотите сказать, что мой муж не спал в номере отеля с этой женщиной? – Она гневно указала на снимок с Марией Лопес в роли амазонки.
      Доктор Гринберг, и без того раздраженный появлением Николь, казалось, был готов положить конец этой сцене, оберегая женщину, которой и так пришлось немало выстрадать в последнее время. Однако, заинтригованный отрицанием очевидных фактов, он позволил Николь продолжить.
      – Речь идет не о том, был или не был ваш муж в номере отеля, для нас куда важнее то, что эти снимки были сфабрикованы. Посмотрите хорошенько.
      И она указала на видневшийся из-под одеяла ботинок Симпсона, а затем продемонстрировала этот фрагмент в увеличении, чтобы уничтожить последние сомнения.
      Миссис Симпсон и доктор Гринберг были вынуждены признать правоту Николь. Глория Симпсон бросила в сторону доктора Гринберга ошеломленный взгляд. Николь, желая опередить возражения, добавила:
      – Я хорошо понимаю, что у всех людей есть свои маленькие чудачества, что некоторые, например, спят в носках, но вы ведь не станете утверждать, что ваш муж имел обыкновение спать в ботинках, точнее, в одном!
      – Действительно, – согласилась вдова, ей удалось взять себя в руки, во взгляде ее засветилась надежда, – у моего мужа были свои причуды, но не такие.
      – И потом, посмотрите, – добавила Николь, – ни на одной фотографии мы не видим вашего мужа с открытыми глазами. Согласитесь, что это несколько странно.
      Глория Симпсон и доктор снова склонились над снимками.
      – Вы правы, – почти сразу согласилась вдова.
      – Дело в том, что в момент съемки ваш муж находился без сознания. Его чем-то накачали, затем перенесли в этот номер, впрочем, возможно, это был его собственный номер. Но, похоже, его раздели на скорую руку, забыв или не посчитав нужным снять второй ботинок. Они, без сомнения, не учли, что ботинок может предательски высунуться из-под одеяла.
      Глория Симпсон и доктор Гринберг кивнули, явно убежденные доводами молодой журналистки.
      – Но скажите, – спохватился доктор, – откуда взялись эти снимки?
      – Мне дал их Эмилио.
      – Эмилио? – с подозрением спросила миссис Симпсон. – Но отчего он мне ничего о них не сказал?
      – По одной простой и очевидной причине – он хотел уберечь вас от удара.
      – А как эти снимки попали к нему? – спросил доктор.
      Николь ответила на его вопрос, но при этом она предпочла смотреть на Глорию Симпсон, поскольку реакция Алана Гринберга ее смущала: от него исходила смутная угроза.
      – Они лежали на столике в «Рице», где обедал ваш муж, когда у него начался роковой приступ.
      На несколько секунд воцарилась тишина, затем Николь снова заговорила:
      – Мне кажется, что люди, подменившие таблетки во флаконе с моноприлом, и те, кто показал эти убийственные снимки вашему мужу, – связаны между собой.
      – Не понимаю вас… – сказала миссис Симпсон.
      – Вы и впрямь перескакиваете через ступеньки, – добавил доктор.
      – Однако это просто. Нанимают Марию Лопес; ее сообщники берут на заметку вашего мужа. Богатый мужчина в возрасте, единственная проблема в том, что он женат, поэтому Мария Лопес не может выйти за него замуж, как было в предыдущих случаях. Тогда она пытается стать его любовницей, но так как ваш муж увлечен своей работой и предан семье, то она терпит фиаско и вынуждена прибегнуть к плану Б. Каким-то образом они добывают флакон моноприла и заменяют лекарство, понижающее давление, на таблетки-пустышки.
      – Но откуда эти люди могли узнать о том, что Джордж страдал от повышенного давления? – возразил Гринберг.
      – В наши дни компьютерный пират может узнать почти все и о любом человеке: секреты частной жизни – это миф прошлого века.
      – Допустим, – сказал доктор. – Но объясните, как они смогли убедить Джорджа переписать завещание, с тем чтобы Марии Лопес досталась не безделица, а сумма в десять миллионов долларов, тем более что речь шла о совершенно незнакомой женщине, которую миссис Симпсон незамедлительно заподозрила бы?
      – Я как раз собиралась сказать об этом, дайте мне закончить. Как только они прознали о том, что у вашего мужа повышенное давление, и как только им удалось подменить лекарство на плацебо, Мария Лопес уговорила бармена отеля помочь ей.
      – Джордж много пил, – с досадой обронила вдова, – это был его единственный недостаток. На его плечах лежал такой груз, и это в его-то возрасте.
      – Вы, несомненно, слышали о пилюлях, которые мужчины принимают перед страстным свиданием, – продолжила Николь.
      – Ну да… – призналась Глория Симпсон.
      – Так вот, бармен добавил их в бокал вашего мужа, и того удалось перенести в номер, где его уже поджидала Мария Лопес. Там ваш муж впал в забытье, и фотограф поспешил запечатлеть эти псевдошалости с Марией Лопес. На следующее утро, когда ваш муж проснулся, он запаниковал, так как не помнил, что произошло, но обнаружил рядом с собой голую женщину, уверяющую, что провела с ним ночь. Он вспоминает, что много выпил, как это иногда случается, и, должно быть, потерял сознание. Он с тревогой сознает, что изменил своей обожаемой жене. Он объясняет Марии Лопес, что их ночное приключение не может иметь продолжения, что он не желает видеть ее, но та протестует и рассказывает, как он ее соблазнил накануне, что сказал, будто она ему нравится и что он хочет жениться, ну что-то в этом духе, чтобы еще больше его потрясти, а он объявляет, конечно же, что это невозможно, что он уже женат и любит свою супругу.
      Мария Лопес испускает громкие крики, разыгрывает святую невинность, говорит, что он попользовался ею, что он не имел права, она никогда не согласилась бы провести с ним ночь, если бы знала, что он женат, старый развратник, и тому подобное…
      Ни Гринберг, ни Глория Симпсон не произнесли ни слова, казалось, они застыли в оцепенении.
      – Тогда, – продолжила Николь, – ваш муж делает то, что наверняка сделал бы любой богатый мужчина в подобной ситуации: он предлагает деньги Марии Лопес, чтобы отделаться от нее. Он предлагает ей, ну я не знаю, несколько тысяч долларов. Однако та отказывается и ошеломляет его, говоря: «Я хочу десять миллионов!» Он, конечно, встает на дыбы, но тогда она угрожает все рассказать вам. Он ей поясняет, что в любом случае не располагает этой суммой, что деньги вложены в дело. Тогда она предлагает ему любопытный выход: она говорит, что ей не обязательно получить эти деньги немедленно, что она будет счастлива, даже если получит их только после его смерти, и что ему нужно только вписать ее в свое завещание и показать ей, чтобы ей было спокойнее. Он, естественно, находит это предложение неожиданным, странным, но в то же время думает: «Она – идиотка. Чтобы удовлетворить ее, мне достаточно изменить завещание, показать ей и на следующий день снова его переписать: ведь во внимание принимается только последний вариант».