 |
|
Популярные авторы:: Кларк Артур Чарльз :: Чехов Антон Павлович :: Горький Максим :: Joyce James :: Борхес Хорхе Луис :: Толстой Лев Николаевич :: Фармер Филип Хосе :: БСЭ :: Лондон Джек :: Азимов Айзек Популярные книги:: The Boarding House :: Единственный способ :: Подземная Москва :: Чужое :: Бурый волк :: Справочник по реестру Windows XP :: Движущая сила :: Алчность и слава Уолл-Стрит :: Легенды о звездных капитанах :: Операция «Мэйфлауэр» |
Днем и ночью хорошая погода (сборник)ModernLib.Net / Франсуаза Саган / Днем и ночью хорошая погода (сборник) - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Пастор: Я уверен. Его имя Комбург. Мне думается, его и ваши родители должны были знать друг друга. Анаэ: Комбурги из Пруссии… Да, это правда, Комбурги очень богаты! Нет, но этому-то что нужно? Клянусь святым Варнавой, рог ему в бок, мы это узнаем! Ганс Альберт, чем заранее строить постную мину относительно этого загульного кота, лучше помогите мне снять сапоги! Она выходит с Гансом Альбертом, а пастор тем временем идет к двери и впускает Фридриха, при галстуке, перчатках, нарядного, с косым пробором и благочестивым видом. Фридрих ошалело смотрит на развешанные по стенам головы зверей… Фридрих: Бог мой! Интересно, здесь все еще говорят на человеческом языке? Или трубят по-оленьи? Пастор: Что? (Оглядывается по сторонам.) Ах да, правда! А я больше и не замечаю этих бедных зверушек. Фридрих (с удрученным видом): Боже правый! Жить в окружении всей этой шерсти и стеклянных глаз! Тут и улан начал бы страдать удушьем и кошмарами, а что говорить о бедной юной девушке!.. Пастор (покашливая): Хм… Знаете ли, это скорее юная дама… Фридрих: Но она же девица? Пастор: Да! Да-да-да! Но, видите ли, уже довольно давно… Фройляйн фон Вайбург так же далеко за тридцать, как вам за двадцать… Вот! Фридрих: Что ж, хорошо! Очень неплохо иметь что-то общее в возрасте, пусть даже речь идет о разных десятилетиях. А что, фройляйн фон Вайбург нет дома? Пастор: Нет-нет, она дома! Однако, узнав о вашем приходе и заранее придя в восхищение от вашей особы, она пожелала пере… переменить прическу! Ну, вы же знаете, женщины, они такие… Фридрих: В восхищение от моей особы? Пастор: От вашего поведения. Я рассказал ей о вашем поступке по отношению к святому Варнаве, к моему витражу, и это весьма тронуло ее, она ведь очень благочестива… Она потому и решила принять вас. Фридрих: Клянусь, святой отец, святой Варнава узнает, что такое настоящая благодарность… Бедное создание! Жить в этой комнате среди трофеев, добытых предками, и молиться святому Варнаве! Бедняжка! Я счастлив узнать, что она так набожна. Пастор: Ну-у-у… Конечно, она очень набожна, по-своему, так сказать! Фридрих (расчувствовавшись): Она вышивает? Играет на фортепьяно? Я обожаю Шопена и Шумана. И Черни тоже. Пастор: Нет… Э-э-э… Она больше увлекается охотой… И особенно любит… Как это? Трубить в рог, вот… Фридрих: Бедняжка! Она бежит от жизни, чтобы в лесах обрести свои девичьи мечты… Пастор: Хм… Вы… Хм… Мне кажется, господин Комбург, ваше представление о ней несколько романтично… Фридрих: Да, я в самом деле плохо представляю ее себе. Она видится мне высокой, хрупкой, почти прозрачной, с томным взглядом, в поблекших, чуть старомодных одеждах, сдержанна, набожна, много читает, возможно… Я видел ее лишь мельком в церкви, лицо ее было скрыто вуалью… Готов признать, что все это весьма смутно и неопределенно. Пастор: Хм! Очень неопределенно! Боюсь, вы чуточку ошибаетесь, сын мой. На самом деле… Фридрих (перебивая его): Только не говорите, что эта одинокая, целомудренная сирота, любящая Господа и святого Варнаву, не видящая никого, кроме ланей, эта невинная душа, ставшая предметом вожделения алчных, гнусных проходимцев, не говорите, святой отец, что ее образ не благороден и не печален! Пастор: Ну-у-у-у… Знаете ли, она скорее весела, чем печальна… Фридрих (решительно): И в этом я вижу лишь еще одно ее достоинство! Пастор: Но послушайте, господин Комбург, вы такой молодой, богатый, красивый, жизнелюбивый, зачем вам надо покорять женщину вдвое старше вас, которую вы почти не видели и которая не даст вам ничего, чего не было бы у вас самого, я имею в виду в материальном отношении? Фридрих (с достоинством): Господин пастор, мне двадцать шесть лет, и вот уже пять лет я тщетно ищу по свету преданную, нежную душу, благочестивую и трепетную. Я знаю жизнь, господин пастор, и не видел в ней ничего, кроме грязи. Скажите, вы можете назвать сотню, тысячу созданий, подобных тому, о котором мы сейчас говорим? Пастор энергично мотает головой. Простите меня, но если я буду иметь счастье понравиться фройляйн фон Вайбург, я заживу с ней здесь, в деревне, тихой уединенной жизнью. У меня будет супруга, о которой я смогу сказать, что уверен в том, что она верна мне так же, как и я ей. И что в этом такого удивительного, господин пастор? Я уверен, что святой Варнава даст мне на это свое согласие! Пастор: Но мы оба согласны, оба – и я, и святой Варнава, оба, уверяю вас! Просто, мне… Входит Анаэ, еще более рыжая и румяная, чем обычно. Анаэ (обращаясь к Фридриху): Так это вы, сударь, желали познакомиться со мной? Фридрих склоняется к ее руке. Рог мне в бок, вот дело и сделано! Вы сразу уйдете или выпьете стаканчик греффа? Фридрих (удивленно): Стаканчик чего? Анаэ: Греффа! Это можжевеловка, я сама ее готовлю. Малость крепковата, но для улана, думаю… А вам, господин пастор, как обычно, протвейну? (Расхаживает по комнате, открывает шкафы, достает два стакана и наполняет их.) Держите! Фридрих (пьет): У, ччччерт! (Кашляет, едва не задохнувшись.) Анаэ: Ну да, я же сказала, что это крепко! Однако, сударь, нельзя говорить «У, ччччерт!» в присутствии священника – человека, вся жизнь, все помыслы, все речи которого направлены на славу Господа нашего, именно так! Кстати, господин Комбург, вы знаете, я ведь знавала вашего дядюшку, и тетушку тоже, мы познакомились на охоте в Лентце, в одна тысяча восемьсот… Ах, я уж и не вспомню каком году!.. А вы не припоминаете? Вы были во-о-от такой маленький! (Опускает руку к самому полу.) Фридрих (в замешательстве): И правда. Хм, я только что в восхищении разглядывал ваши замечательные трофеи… Это ваш батюшка их… всех?.. Анаэ (возмущенно): Никоим образом! Да вы что?! Батюшка? Я сама! Всех! Я хожу на волка и на медведя, пешком, с охотничьим ножом, господин Комбург! По крайней мере, здесь. Потому что только это и есть настоящая, благородная охота! Фридрих: Хм, и правда, это единственно достойная… достойное дело, я совершенно с вами согласен. Анаэ: Совершенно согласны со мной?.. Не будь вы Комбург, это выглядело бы подозрительно. Представьте себе, господин аббат вот уже десять лет как взял в привычку приводить ко мне разных докучливых искателей приданого! Рог им в бок! Если солдаты его высочества принца гоняются за врагом с такой же прытью, как за добром старых дев, император не знал бы поражений в войне, попомните мое слово! Ха! Ха! Бедные мальчики! Я их быстро отвадила! Короче говоря, я не слишком доверяю протеже нашего пастора, я и к вам отнеслась с подозрением! Уж извините. Впрочем, а что вы сами, господин Комбург, делаете в Баден-Бадене среди этих жалких развалин во главе с их пастырем? Вообразите, я единственная живу в Баден-Бадене и при этом не помираю от скуки и не пью ни капли воды… Пастор: Кстати, фройляйн Вайбург, если уж зашел такой разговор, вам пора умерить ваш пыл! Курортники вне себя, и даже господин мэр. Когда вы гоните кабана по главной улице, когда спускаете собак в Казино, когда трубите в рог спозаранку – это еще полбеды! Но ведь вы взяли моду прямо на променаде перескакивать через целые семьи, словно это барьеры на скачках! Это уже никуда не годится! Это опасно, это нехорошо, люди пугаются до смерти! Анаэ (смеясь): Особенно большие семьи! Мне однажды привелось взять пять детей да еще и их тетушку: та и так была бледненькая, а тут, когда я пошла на второй заход, бедняжка буквально брякнулась в обморок! Ах! Ну что я могу поделать, господин пастор? Меня тошнит от этих людишек, которые приезжают сюда заранее лечить болячки, которыми будут страдать в старости! Пока пастор говорил, Фридрих несколько сменил манеру поведения: он выпрямился, чуть распустил галстук, приняв гораздо более мужественный вид. Фридрих (делая шаг вперед): Ну что ж! Коль скоро все мы пребываем в добром здравии, выпьем за здоровье друг друга! Анаэ: Ваше здоровье! Пастор: Ваше здоровье, дети мои, и за святого Варнаву! Анаэ: Глядите-ка, я совсем про него забыла! А что, это правда, будто вы собираетесь отреставрировать его витраж, господин Комбург? Фридрих: Чистая правда! Мне кажется, он славный малый. Анаэ: И вы рассчитываете вот так реставрировать витражи всем славным малым в Австрии? Ваши родители скоро окажутся на соломе! Фридрих: Нет, конечно, но я знаю, как он был близок вам в детстве, как вы его любите, как… Анаэ: Я? Святого Варнаву?! Да кто вам наплел все это? (Оборачивается к пастору, тот густо краснеет. Подходит к нему.) Господин пастор, скажу вам правду: я всегда подозревала, что вы не настоящий священнослужитель. Да! Тем не менее вы вот уже двадцать два года священствуете в Баден-Бадене. И несмотря на «женихов», которых вы мне водите, мои сомнения начали было рассеиваться, хотя вы и продолжали носить на лице хитроватое выражение апостола-злодея, которое меня беспокоило. И что же? Что это за новые козни и хитрости, что за лжетолки? Господин Комбург, взгляните на него и ответьте мне! Вы не находите, что этот человек напоминает лжесвященника? Фридрих (в замешательстве): Не знаю, сударыня, мне это неизвестно, признаюсь, я не часто… да, в сущности, никогда не встречал лжесвященников… Пастор (переполошившись): Но, сударыня! Позвольте! Как можно?! Что вы такое говорите? Я знаю, что некогда допускал ошибки с претендентами, но господин Комбург-то молод, богат и набожен. Он искренен, мне так сказали – епископ наводил справки о его имуществе, – и господин Комбург желает на вас жениться, сударыня. Во всем этом нет ничего бесчестного, а я, даже если вас это удивляет, я – истинный служитель Господа, я был рукоположен в Риме, и его преосвященство может это подтвердить, я… Анаэ (перебивая его): А зачем вам жениться на мне, сударь? Что это на вас нашло? К чему это? Я вдвое старше вас, я могла бы быть вашей матерью! Зачем вам так рисковать? Фридрих: Рисковать? А в чем тут риск? Анаэ: Ну как же, мы будем жить вместе, будем любить друг друга, а потом один из нас умрет, и это буду я! И кто же останется горевать в одиночестве? Вы! Вы очень неосторожны, сударь! Фридрих: Я не подумал об этом… Анаэ: А надо было думать! Но прежде скажите, зачем вам сейчас-то жениться на мне? Вы что, без ума от рыжих женщин? Фридрих: Н-н-н-нет, не так чтобы, хотя мне нравится вообще-то… Анаэ: Тогда вам что, позарез нужна девственница? Ну да, я девственница. Вернее, была, но возможно, все эти лошади мне что-то там такое нечаянно повредили… Фридрих: Что повредили? Какие лошади? Ну, сударыня, какое это имеет значение, коль скоро вы чувствуете себя лучше? Пауза. Пастор и Анаэ смотрят на него. Анаэ: А вы, часом, не… не в своем уме? Вы уверены? Фридрих: Я… я не… Надеюсь, что нет, но я… Я никогда не был слишком умен, но я хорошо воспитан. Я добр, мягок, я… я услужлив, я почитаю женщин и детей, я люблю зверушек, ну-у-у… в седле неплохо держусь, умею выкурить сигару с мужчинами любого возраста, я… Анаэ (явно скучая): Кстати, о лошадях, это важно! Вы предпочитаете английскую езду? Фридрих: На скачках с препятствиями – да, только так. Анаэ: Браво! Не буду скрывать от вас, что лично я большие препятствия беру, сидя верхом. Пастор (в ужасе): Сударыня! Анаэ: Ну да! А вам как предпочтительнее меня видеть: мертвой в дамском седле или живой верхом? Пастор: В дамском седле и живой, разумеется! Анаэ: Так попробуйте сами! Возьмите на конюшне Султана, он такой покладистый, и дамское седло. Подсуньте свою сутану под единственное стремя, проскачите галопом по большой аллее и вернитесь назад без нимба! Святой Фирмен Баден-Баденский! Наш пастор ко всему прочему именуется Фирменом! (Разражается таким хохотом, что оба мужчины отшатываются.) Ха! Ха! Как я вижу, мой смех и вас взбодрил! Мой братец говорит, что от моего хохота вороны падают на лету и вянут ромашки! А еще он говорит, что от моего смеха жеребятся… Все, все, господин пастор! Больше не буду! Рог вам в бок, господин Комбург, когда разделаетесь с этими костылями, мы с вами отправимся травить волка, если вы к тому времени не оставите своих намерений ухаживать за мной. Ха! Ха! Не люблю я… Дверь открывается. Входит Ганс Альберт. Ганс Альберт: Ваша милость, серая кобыла начала жеребиться. Анаэ: Что я вам говорила?! Она услышала, как я смеюсь! Серая, значит! Бог мой, прошу простить, сударь, этот жеребенок может стать самым лучшим в ее потомстве. Тысячу извинений! Громко топая сапогами, она уходит вслед за Гансом Альбертом, оставив обоих мужчин с раскрытыми от удивления ртами. Фридрих (завороженно): Рог мне на бок! Какая женщина! Сколько жизненной силы! А какая порода! Ах, господин пастор, я покорен! Рог мне на бок! Пастор: «Рог в бок!» «В», а не «на». Фридрих: Рог в бок? Как вам будет угодно, господин пастор! Мне все равно! Ради вас я могу и «Шекспир» написать через «е»! Нет, ну что за женщина! Пастор (возведя глаза к небу): Пути Господни неисповедимы! Занавес. Раннее утро. Анаэ и Ганс Альберт в охотничьих костюмах сидят над тарелками с паштетом и сосисками. Анаэ: Этот паштет из дроздов просто восхитителен! Может, перца многовато – для такой-то рани… Ганс Альберт (жуя): Есть немного, да. Анаэ (насмешливо): Но тебя это, похоже, не слишком смущает, мой верный доезжачий! Оставил бы хоть несколько крошек моему юному ухажеру: он такой худышка. Ганс Альберт (жуя): Есть немного, да. Анаэ (возмущенно): Что я делаю?! Куда лезу?! Ну, во всяком случае, он весьма сносно держится в седле. Ты его вчера видел? А позавчера? Хорошая посадка, спина прямая, ноги крепкие… Да, хорошие ноги, просто отличные. Ты не находишь? Ганс Альберт: Ммм… Анаэ (раздраженно): Я сказала, чтобы ты оставил ему паштета, рог тебе в бок! (Вырывает у него из рук тарелку.) Отлично держится в седле! Надо будет поздравить господина пастора. Его последний претендент сидел на лошади, как куль с мукой… Помнишь? Ну-ка, ну-ка, ну-ка… Входит Фридрих, очень элегантный, но немного сонный. Наконец-то… Я уже начала беспокоиться! Фридрих (целуя ей руку): Что значит «наконец-то»? На церковной колокольне еще не пробило пяти часов… Анаэ: А на нашей пробило! Фон Бельдтам сам Бог отзванивает время. Я шучу, Ганс Альберт, шучу: это не богохульство! (Обращаясь к Фридриху.) Зато он съел почти весь предназначавшийся вам паштет из дроздов… (Сует ему тарелку. Фридрих подскакивает.) Фридрих (рассеянно): Нет-нет-нет, я уже выпил чаю в гостинице. А если бы это было и богохульство, дорогая Анаэ, невелика важность! Анаэ: Что? Вы ни Бога, ни черта не боитесь?.. Фридрих: Я позже с ними познакомлюсь, тогда же, когда и со смертью… Анаэ: Вас и смерть не пугает? Фридрих: Смерть? Это неприятное односложное слово из шести букв? Нет! До встречи с вами она была единственным моим кумиром, единственной, за кем я волочился, однако… Анаэ: Что ж, мне нравятся бесстрашные молодые люди! Занятный вы человек, господин Комбург! Итак! Сегодня мы отправляемся охотиться на четвероногого, так что будьте довольны! Ради вашего третьего выхода вам даруется право на матерую волчицу. Ганс Альберт и Анаэ встают на цыпочки и хором воют. У-у-у-у-у-у-у-у! Фридрих отскакивает назад. Так-то, милостивый государь. (Щиплет его за ухо, отчего он снова подскакивает на месте.) Сегодня мы будем травить великую баден-баденскую волчицу. Фридрих (делано смеясь): Волчицу! Что за волчица такая? Анаэ (нацепляя на себя охотничью амуницию, назидательно): Обычно волчица – это не что иное, как самка волка, господин Комбург, но такой свирепой и матерой, как эта, здесь не видели последние полвека! Ну как? Хватит у вас духу сойтись с ней один на один или погнать ее? Фридрих (бледнея от возмущения): Рог ей на бок! Вы в этом сомневаетесь? Анаэ: Не злитесь! И кстати, не «на бок», а «в бок»! Рог ей в бок! Фридрих: Я не злюсь, но мне приходится сдерживаться, это верно. Анаэ: Тем более что я хотела попросить у вас иного мужества. Хватит ли у вас духу, господин Комбург, упустить ее? Фридрих (с возмущенным видом): Как? Что? Мне? Упустить волчицу? Мне, Фридриху фон Комбургу, лейтенанту саксонских гусар? Вы шутите? Анаэ: Не злитесь! Ганс Альберт, я так и знала, что он разозлится. Я прошу вас упустить ее только сегодня, но очень скоро мы ее прикончим, обещаю вам. Фридрих (с облегчением): Так, значит, все же упустить? Бедная волчица! Ха-ха-ха! Да как же так?! Анаэ: Мы как-нибудь пойдем на нее пешком, мой друг, с большим тридцатисантиметровым охотничьим ножом. Ведь эта бедная зверушка имеет метр в холке и весит девяносто кило, представляете? Фридрих (потрясенный): Метр в холке! Ну уж! Вас обманули! Люди вечно преувеличивают! Анаэ: Это да, но тут я ее сама видела: я трижды наблюдала за ней в подзорную трубу. Что же до тех людей, которые видели ее собственными глазами, да еще и вблизи, увы, они больше никогда не смогут ее описать! (Осеняет себя крестным знамением, Ганс Альберт следует ее примеру.) Фридрих: А вообще-то… Вообще, это не так уж и много – метр в холке. Это будет… Это будет… Так… (Опускает руку к полу.) Анаэ (поднимая его руку повыше): Ах! Какой же вы пессимист! Это будет так. Фридрих отшатывается. Ну да! Вот, например, вы знаете, какой у Ганса Альберта рост в холке? Ну, то есть в загривке. Ганс Альберт покорно наклоняет голову. Анаэ кладет руку ему на загривок. Когда он стоит на задних лапах, его рост составляет метр шестьдесят семь! А на всех четырех – не больше метра! Ганс Альберт (обращаясь к Фридриху): На карачках, господин граф, во мне девяносто три сантиметра… На четвереньках то есть. Анаэ: Погоди! Откуда ты знаешь? Кто это тебя измерял на четвереньках-то? Хотя… чего только не бывает! Давай еще раз! Видите? Ганс Альберт встает на четвереньки, Анаэ измеряет его деревянным метром, показывает Фридриху. Видите? А теперь, мой любезный Фридрих, представьте себе Ганса Альберта, покрытого густой шерстью, между ужасных острых желтых зубов виднеется красный язык, из пасти вырывается зловонное дыхание, глаза налиты кровью и желчью! Представляете?! Фридрих (содрогаясь): Боже мой, сударыня, не слишком ли сейчас ранний час для таких видений? А вы, слышите, Ганс Альберт? Не пытайтесь меня напугать! Волосатый вы или нет, ничего у вас не выйдет! Ганс Альберт (в изумлении): А? Что? Как? Анаэ (хохочет): Ах, ну разве этот пригожий, богатый и любезный юноша еще и не забавен? Ганс Альберт (вставая с четверенек, обиженно): Не вижу ничего смешного! Анаэ: Ты никогда ничего не видишь… На четвереньках! Ну что? Мы идем на охоту, господа? Фридрих (встревоженно): Если я правильно понял… нам надо будет отказаться от этой великолепной добычи? Это будет первый раз, когда злодей, будь он четвероног или двуног… э-э-э… ускользнет по моей же воле от моего справедливого возмездия! Анаэ: Знаю, что вам это будет нелегко, сударь, но что уж тут поделать? Я пообещала моим подданным, простите, моим крестьянам, взять их с собой на эту волчицу. Эта дрянь сожрала у них в один присест троих самцов, потом одну самку, а потом еще и шестерых грудных детенышей. Я говорю о двуногих – о моих крестьянах! Эти люди ужасно злы на нее, на волчицу то есть, и это понятно. Сегодня наша единственная задача – найти ее и сделать так, чтобы она нас не заметила. Я поклялась, что разделю с ними радость победы! Фридрих (ободрившись): Значит, ату ее! Ату ее! Не будем ее трогать! И эту жертву я принесу вашим прекрасным глазам, сударыня! Они медленно выходят из комнаты. Слева слышится топот удаляющейся кавалькады, затем справа – приближающейся. На колокольне вдали звонят пять часов. Входят барон Корнелиус, его жена Адель, за ними пастор. Пастор: Ау! Ау! Фройляйн Вайбург! Корнелиус: Это еще что за имя? Пастор: Фройляйн Вайбург приняла имя и титул вашей матушки полгода назад, господин граф[2]. После того как Корнелиус фон Бельдт получил рогатиной в морду. Корнелиус: Что? Что такое вы говорите? Пастор: Ах да, простите великодушно, господин граф, ваша сестрица последние месяцы звала Корнелиусом фон Бельдтом огромного медведя, который разорял ульи с пчелами и пожирал мед. Она говорила, что его храбрость, его упрямство, а также профиль неудержимо напоминают ей вас. (Пастор пояснительным жестом обводит рукой вокруг своего лица и снова извиняется.) Так вот, короче, когда она убила его рогатиной или рапирой, уж не знаю чем, она решила поменять имя на Вайбург, но я уверен, что это временно. Корнелиус: Бедная сестра! Вы слышали это, Адель? (Повторяет жест пастора.) Медвежья морда! У меня! Ну и ну, лестное сравнение! Вы не находите, что это не слишком лестно для нас, нет? Адель: Да, конечно. Но если среди родственников сходство встречается часто, оно совсем не обязательно для супругов, друг мой. Так что, следуя логике, у меня нет медвежьей морды! Впрочем, как я вижу, ваша сестрица по-прежнему погружена в охоту, купается в крови – во всей этой дикости, как обычно. Корнелиус: Охота бывает разная, дорогая женушка, и самая дикая не обязательно груба! Пастор: Тсс! Тсс! Тсс! Не начинайте, мои агнцы! Овечки Христовы… Адель (перебивая его): Кстати, об овечках. Странно, но, как только я сюда попадаю, мне сразу хочется блеять. Думаю, овечки недолго заживаются здесь – в этом краю и в этом имении… Корнелиус: Напротив! У Анаэ они доживают до глубоких седин. Да, а что это за новый ухажер у моей сестрицы, господин аббат? Это опять благодаря вам он путается у нее в юбках? Адель: В юбках? Вы хотите сказать, в сапогах, да? Корнелиус: Результат один и тот же. Ну так что же? Пастор: Нет-нет, господин граф, этот бросился туда сам! А ведь он богат, очень богат! Он из саксонских Комбургов! Корнелиус: Комбург? Мне это что-то напоминает… Комбург? Адель: Ну да, конечно, тот высокий юноша, брюнет, с матовой кожей, кудрявый, у него еще одна прядка… Корнелиус: Хватит! Забудьте все эти прелести, душа моя! Он был на костылях, господин пастор? Пастор: Да, действительно, когда только приехал. Корнелиус: Ага, значит, это он! Несчастный! Несчастный парень. Встретимся с ним через десять дней. Пастор: Встретимся? Но, господин граф, этот юноша еще не заплатил за витраж! То есть я хотел сказать… этот юноша хочет жениться на вашей сестре! Корнелиус: Зачем? Он ведь богат? Комбурги… Пастор: Очень богат! Мы проверяли. Корнелиус: Ну так что же? Может, этот бедняга не в своем уме? Адель: Не всегда! Корнелиус: А вот и нет! Напротив! Всегда, каждый раз он ведет себя как умалишенный! Адель: Невежа! Пастор: Но я ничего не понимаю в вашей перебранке, дети мои! Что мне… Корнелиус (перебивая его): В любом случае его стоит пожалеть. Из огня да в полымя! Откуда ему было знать, бедняге, что моя сестрица начнет перебирать и сортировать наши титулы и фамилии! Бедный мальчик: поехал укрепить свои косточки, чтобы почти сразу сложить их вперемешку в погребальную урну, а перед этим еще и отдал остатки здоровья и жизни моей же сестрице. Вот это не везет, так не везет! Ужасно не повезло этому юноше! А что же сестрица? Пастор: Что, простите? Ваша сестрица? Корнелиус: Ну… Она… довольна? Пастор: Счастлива, господин граф! Адель (поджав губы): Еще бы! Кто мог такого ожидать! Корнелиус: А вас это задевает, а? Только подумать – вы и моя сестра кормитесь из одной кормушки! Ха! Ха! Ха! Но куда же они оба подевались? Пастор: Они уехали вместе с Гансом Альбертом, доезжачим, выслеживать великую баден-баденскую волчицу. (Встает на цыпочки и воет.) У-у-у-у-у-у-у! У-у-у-у-у-у-у! У-у-у-у-у-у-у! (Потом внезапно замолкает, смутившись.) Корнелиус и Адель смотрят на него. Пастор (покашливая): Гм! Да, это она так воет… Волчица… Корнелиус: Я так и думал. Волки редко пищат! Черт! Ну и положеньице! Моя собственная сестра, не успев обвенчаться, станет вдовой! Пастор: Как? Почему? Корнелиус: Я вызвал этого юношу на дуэль: представьте себе, он согрешил. Пастор: Бог милостив к грешникам! Корнелиус: Сразу видно, что вы не женаты, господин пастор! Ведь так? Пастор: Нет, конечно! Что за странный вопрос, господин фон Бельдт? Католическая церковь и его святейшество Папа Римский для служителей… Корнелиус: Хорошо-хорошо! Вот и не женитесь! Храните свой целибат! Пастор: Разве у меня есть выбор, господин граф? Я настаиваю на том факте, что для нашего ордена безбрачие обязательно! Знайте, что… Корнелиус (в бешенстве): Не знаю и знать не хочу! Плевать мне на это! Идите спать. Адель, думаю, для нас в этом доме найдется охапка соломы и место на полу! Приличные условия здесь положены только четвероногим. Он быстро выходит. Адель остается в комнате. Адель: Господин аббат, а этот юноша говорил вам что-нибудь обо мне? Пастор (тихо): Нет, сударыня! Не тревожьтесь, он… Адель: Почему я должна тревожиться? Что бы там ни было, скажу вам, святой отец, это такая возвышенная душа! Пастор: Это несомненно, да, он очень славный! Святой Варнава… Адель (не слушая его): И поверьте мне, романтические чувства в наше время еще не умерли! Пастор (смущенно): Дитя мое, я вас не понимаю. Адель: Неважно. Неважно! Я завтра же приду исповедоваться! Пастор (в панике): Нет! Нет! Умоляю, госпожа графиня! В прошлый раз… Она выходит вон. Он бежит следом. Занавес. Те же декорации. Чуть более позднее утро. Супруги в ночных рубашках и халатах зевают и покашливают в той же гостиной. Он раскладывает пасьянс, она ходит взад-вперед. Адель: Бог мой, который час? Мы что, спали всего три часа? Вы когда-нибудь видели, Корнелиус, чтобы охота продолжалась так долго? Как вы думаете, не могло с ними приключиться какое-то несчастье из-за этой волчицы? Корнелиус: Как бы не так! Ганса Альберта одного хватит на прокорм трем волчицам! А он за мою сестру даст себя сожрать не задумываясь! Меня больше волнует вот это… (Смеется, показывая на карты.) Я боюсь, что у меня на этот раз не сойдется! Адель: Так передвиньте эту трефовую девятку вон туда… Вы даже пасьянс толком разложить не умеете! Корнелиус: Оставьте в покое мои карты! Зато вы все умеете разложить, и не только пасьянсы! Чего я боюсь, учитывая время и дождь, так это что им пришлось где-то спрятаться, укрыться и что… Адель: Что – «что»? Корнелиус: Что на этот раз между ног у моей сестры окажется нечто совсем иное, нежели охотничий конь! Вот чего я боюсь и на что, впрочем, надеюсь, ибо это должно благотворно сказаться на ее нраве! 1, 2, 3, 4 |
|||||||